Послевкусие. Глава двенадцатая
Алёша шёл к тёще. Шёл по территории больницы номер три имени Фишера города Волжского мимо морга, что бы сократить путь. Аккуратно обогнул микроавтобус ритуальных услуг, покосился на стайку людей, жавшихся в тени забора. Никто не хотел стоять близко к стенам печального заведения. Опустил глаза, что бы ни встретиться, ни с чьим взглядом. Его окликнули. Он продолжал идти. Мало ли на свете Алёш! Чьи-то шаги догнали его, и его тронули за руку.
— Алеша, мы Наташку хороним. —
— Здравствуйте. —
Алёша назвал человека по имени и отчеству. Это был отец подруги его жены.
— Следовало ожидать…. —
— Твоя как? —
— Скоро за подружкой уйдёт. —
— Тоже совсем плохо? —
— Не встаёт уже…. —
— Как и не жили. Короткая жизнь у наркоманов. —
— Мне жизнь такой не показалась. —
— Понимаю. Держись. —
Ответил мужчина. И направился к толпе родственников. Из морга вынесли гроб. Родственники у забора зашевелились и гуськом потянулись к нему. У Алёши мелькнула мысль остаться, но он не стал этого делать и ускорил шаг в своём направлении. За спиной не слышалось, ни плача, ни причитаний. Только зной, да суховей шевелит рубашку. Алёша не старый, но выглядит, бут-то всю жизнь провёл под суховеем.
Тёща открыла дверь. Платочек свеженький на голове, румянец слабый играет на дряблых щёчках. Глазки мерцают в полумраке коридора.
— Ни как в гости кто приехал? —
Спросил тёщу Алёша, разглядывая вазу на столе полную фруктов и коробку конфет. Чашка тонкого фарфора, неведомо кем и когда даренная, красовалась душистым парком перед разглядывающим её мужчиной.
— Соседи заходили. —
Старушка бодренько прошла мимо него на кухню, за второй чашкой для зятя.
— Мне вас огорчить придется. Зою забрали в больницу, в отделение интенсивной терапии. Ничего не обещают. Давление падает и падает, гемоглобин ноль. —
Он тяжело сел на стул. С вазы на него таращился желтый банан, и мужчина почувствовал его запах. Рот наполнила слюной. Тёща принесла для него красивую чашку. Поставила перед ним на стол, наполнила чаем, насыпала сахару и ложечкой помешала.
— Бери блинчики. Конфеты, прямо тают во рту. —
— Я говорю вам, Зоя плохая, совсем…. —
— Слышала я. Хорошей она не была. Последняя её подружка померла, мать мне её звонила. —
— Знаю. Видел всех у морга. —
— Ну, вот. Скучно ей там не будет. —
— Что же вы так! —
Мужчину покоробило материнское равнодушие. Скрипнули зубы, заиграли желваки на щеках.
— А ты меня постыди ещё! Пора ей туда. Пора тебя освободить и в жизнь выпустить. Ты ещё родить сможешь, а то так, пустоцветом возле неё и прожил. И ей, нетерпёж уже на этом свете. Сгнила ведь вся. А меня суди не суди, только нет ничего у меня к ней за душой и на сердце. Тебя, как родного держу. За твёрдость духа, за терпение, за труд твой. Это ничего что не жил, ты ещё всё наверстаешь. Дай Бог и я порадуюсь этому. —
Старушка сердито прихлёбывала из блюдца, наклоняясь к самому столу лицом. Пить по старинушке, держа блюдце на растопыренных пальцах, она уже не могла. Подагра проклятая!
Захолодело в груди у мужчины, но тут, же и оттаяло. Прав старый человек. Алёша пил чай, откусывая от конфеты. Тягучая начинка растянулась от одной половинки конфеты, которая была в руке, к другой, которая была во рту. Мужчина замешкался. Старушка пальцев оборвала тянкую нить и облизала его.
— Ешь мой родной и не горюй. Скоро похороним, и начнёшь ты жить совсем по-другому. Долг свой отдал с лихвой. И человек найдётся тебе хороший. Ты сам, как считаешь?—
Зять отхлебнул чаю, свернул блинчик и положил в рот. В желудке согрелось. Когда он ел в последний раз, вот так с желанием? Кашки, супы, бульоны, даже это перестало усваиваться в желудке больной жены. Когда было готовить для себя? Доедал сам. А сейчас он наестся блинов. Узнав, что у тёщи есть окрошка, поест и её, добавив в неё горчицы и чеснока. По привычке отнесёт посуду со стола в мойку и всё перемоет. Тёща присев на табурет будет рассказывать ему, о какой-то соседке, наводившей в её квартире порядок. И кольца обручального у соседки на руке нет. И была бы за мужем, на кой ляд ей идти с пылесосом к чужой бабке, муж не пустил бы.
— Хорошо иметь добрых соседей. Я прилягу у тебя? Не хочу домой. —
— Заночуй родной. —
Звонит телефон. Мужчина достаёт его из кармана брюк. Слушает.
— Спасибо. —
— С больницы это. Зоя умерла. —
Старушка встала у стола по стойке смирно.
— Вот так всегда. Вроде ждёшь, а оно всегда неожиданно…. —
Идет мимо зятя в комнату. Подходит к шкафу, обвешанному всем, чем можно. Разглядывает вырезки из открыток, переводные картинки. Многие из них приклеены рукой, теперь уже покойной дочери. Открывает дверцу. Достаёт чёрный платочек. Она не ищет его, он лежал приготовленный с краю, на видном месте. Снимает с головы платочек весёленький, и надевает платочек чёрненький. Поворачивается к зятю лицом.
— Отмучилась, грешная. —
Креститься.
Дверца шкафа со скрежетом перекашивается, сорвавшись с нижней петли. Старушка не пугается, а вдумчиво смотрит на сломанный предмет мебели.
— Вот на дверцу и положим. Завернём простынею, и пусть полежит у матери. —
— Да что вы такое говорите. Сейчас никто так не хоронит, и в дом не заносят. Жара! Из морга заберём уже в гробу. Одежду, я знаю какую нести. Она приготовила. Всё сделаю, как положено. —
Старый человек задумался.
— Стыдно ей было перед матерью, вот и гнала меня от себя. Иди Алёша домой. Я горевать буду одна. —
— Нельзя одной. —
— Я разговаривать с ней буду. Мне много ей надо сказать. Иди. —
— Похороним, вынесем всё из квартиры, ремонт сделаем. На фабрику «Ермана» съезжу, мебель новенькую вам куплю. Там не так дорого. —
Посмотрели друг на друга. О чём он? О чем она? Тёща засеменила в его сторону и прижалась к зятю, как дитё малое.
— Спасибо тебе за всё, за всё…. Кто ж я теперь тебе? Никто…. —
— Я вас не брошу. Никогда. —
Мужчина уходит. Дел у мужчины теперь много. Грустных дел.
Московский гость оглядывает стол. Ну и стол! Свадьба! И почему мы русские, всегда хотим не порадовать, не восхитить, а обязательно поразить каждого иностранца. А те ещё снимать начинают на видео, что бы было чем подтвердить свои рассказы у себя на родине. Отходит от веранды и присаживается на поваленное дерево. К Сергею подходит Маша.
— За столом сегодня будут люди, к каждому из которых недавно пришла любовь. —
Девушка привалилась спиной к дереву, скользя по его стволу телом, присела. Обвила руками колени. Голову положила на колени.
— Какая я умная! Какие слова тебе говорю! Знаешь почему? —
— Почему? —
— Потому что я пьяная…. —
Девушка откинула резко голову и стукнулась ею о ствол дерева. Громко стукнулась.
— Точно пьяная! —
Удивился парень.
— Ты же не пила, а нюхала свою рюмочку. —
— Значит, этого было достаточно. —
Сверчки верещали, комары пронзали ночь возле уха игольчатым писком. Парень смотрел на пьяное своё сокровище, улыбался и верил ей. Верил её словам, верил себе.
За царским столом, никто не пытал его о цели приезда, не расспрашивали о родителях, планах на будущее. Всё были заняты Жераром и его предстоящим отъездом. Взволнованная Татьяна часто прихлёбывала из своего бокала и всё косилась на блюдо с раскромсанным поросёнком. Ей его было жалко.
— Это не твоя мама. —
— Нет. —
— А где твоя мама? —
— Дома. —
— Я увижу её? —
— Зачем? —
— Я должен быть знаком с мамой будущей жены, так положено. —
— Тогда конечно…. —
Не вникая особо в смысл сказанного, ответила Маша.
— Спать будешь со мной. В этом доме, только в моей кровати спит один человек. Сегодня будут спать по парам все. —
— Спать я буду в гостиной на диване. Борис Николаевич уже сказал мне об этом. —
— Хи-хи…. Какой хитрец! А ты не уедешь? —
— Нет. —
— А я маме сейчас позвоню, и расскажу всё…. —
Маша стала искать телефон, ощупывая себя. Сидит на земле пьяная девушка. Сидит в летнем сарафанчике, на тонких бретельках и ищет на себе телефон.
— Правда, пьяненькая. Надо уложить её спать. —
Думает парень и протягивает ей свой телефон. Маша смотрит в тёмное небо, вспоминает номер маминого телефона. Потом, так же старательно набирает номер и ждёт.
— Мамулечка, это я. А я не одна. Угадай с кем? —
Абонент вызываемого номера, вся напряглась, вслушиваясь в голос дочери. Это была она, но совсем не она.
— Что с тобой? —
— Я пьяная от любви. —
— С кем ты, где ты? Я немедленно звоню отцу! —
В это время, по дорожке в их сторону идёт Борис Николаевич.
— Пап, тебя зовёт мама…. —
Борис Николаевич оторопел на мгновение. Пришлось телефон взять и ответить.
— Боря! Ты? У Маши голос странный. Говорит, что она пьяная. Звонит с чужого телефона. Что с ней? —
— Опустила клювик в бокал пару, раз и этого ей хватило, что бы слегка опьянеть. Здравствуй Надежда! —
— Здравствуй Борис. —
— Был повод открыть бутылку хорошего вина, у нас все в порядке. —
— Она про любовь говорила. Маша имеет в виду твою новую любовь? —
— Маша имеет в виду, свою новую любовь. —
Борис говорит в телефон, а сам смотрит на Сергея.
— Поверь мне, с Машей все в порядке, но ей есть о чем тебе рассказать при встрече. Спокойной ночи! —
— Ты тоже с ней приедешь? —
Борис Николаевич напрягся.
— Да приеду. —
— Сергей с дороги, ему нужно отдохнуть. По количеству людей у нас, в каждой кровати по два человека получается. Можно разделиться по половой принадлежности, но я не хочу спать, ни с Сергеем, ни с Жераром. Спите вместе, но вольтом. —
— Так и будет. —
Отозвался на отцовское разрешение Московский Сергей.
Надежда большую часть дня лежала в кровати. И аномальная жара нынешнего лета и осени, в том не повинна - кондиционер в каждой комнате. Произошедшие события, будто вывернули женщину наизнанку, вытряхнули, как следует всё изнутри. Опустел человек. А сеанс встречи со старостью у зеркала, просто добил. Ночь на дворе, а сна нет. Женщина встаёт, надевает спортивные брюки и маячку. Выходит из квартиры, поднимается на этаж дневных событий. Лестничная площадка пуста, как и голова женщины пуста от мыслей. Она чувствует только одно, нельзя быть одной. Справа две квартиры и слева две. Справа живёт молодой мужчина, слева бабушка. Мужчина в это время, скорее всего не спит. Старики идут в постель вместе «с курями». Так куда пойдёт женщина? Надежда шагнула направо. За спиной раздался звук открываемой двери. На лестничную площадку выходит старушка с мусорным ведром и направляется к мусоропроводу. На ней чёрный платочек и она сгорбилась.
— Добрый вечер! У вас что-то случилось? —
Надежда, как к старой знакомой метнулась в сторону старушки, чем испугала её. Та смотрит на неё, угадывает.
— Дочь померла. —
Женщина стоит истуканом. Её поразил ответ. У неё дочь Маша. Невозможно представить такое! Старушка вытряхивает мусорное ведро. Скрюченными пальчиками выбирает что-то оставшееся в нём. Смотрит на соседку.
— Чего напугалась то вся? —
— Так дочь же…. Страшно! —
— Дело житейское. Ей надо было умереть, уж очень мучилась от болезней. Чего тут стоишь? —
— К вам шла. —
Ответ был на кончике языка.
Старушка выпрямилась. Оправила рукой узел платка под подбородком.
— Ступай впереди меня. Открыто там. —
Открывается дверь лифта. Из него выходит сосед справа. Он разговаривает по сотовому телефону.
— Так не скоро?! Возьми такси. —
Сосед справа громко уговаривает невидимую собеседницу, тянет разочарованно слова. Увидел Надежду и старушку.
— Ну, смотри сама. —
Кладёт в карман телефон.
— Помощь не нужна, свободного и сильного мужчины? —
Старушка оборачивается. Надежда скрывается в квартире старушки.
— Ночь на дворе. Ступай к себе мил человек. —
Пожилой человек закрывает за собой дверь.
— Сорвалась…. —
Мужчина достаёт ключи. Нервно вертит их в руке. Подходит к соседской двери, прислоняет ухо. Он хочет знать, нет там того высохшего мужика, что наведывается к старушке. Ничего не слышит. Уходит к себе, но отступать ненамерен. Мужчина проникся симпатией к старому человеку, его волнует соседка снизу, он обязательно что-то придумает.
В квартире старушки, женщины присели за стол. К графину с квасом прислонена фотография молодой женщины и мужчины. Их лица улыбаются.
— Рядом с дочерью Алёша, её муж, мой зять. —
— А что с дверцей у шкафа? —
— Так дочь умерла! —
— И что? —
Удивилась соседка.
— Среагировала. —
Немного картавя, старушка еле выговорила сложное в произношении слово.
— А-а-а…. —
Озадачилась ответом Надежда.
В дверь звонят. Старушка идёт открывать дверь, и словно подружке, бросает через плечо:
— Похоже, твой ухажёр шастает. —
— Скажите…. —
Пожимает плечами Надежда и не чувствует ни какой заинтересованности в этом.
За порогом стоит Алёша.
— Так поздно? —
Радуется старушка.
— Не могу один. —
Алёша заходит, разувается.
— Вот и хорошо! Вот и хорошо! —
— Добрый вечер. —
Навстречу гостю из-за стола встаёт женщина. Возникло ощущение того, что это уже было когда-то в её жизни, и вот точно так же она вставала из-за этого стола навстречу этому человеку.
— Мы знакомы? —
— В первый раз вас вижу. —
Мужчина растерян.
— Обмишурилась…. —
Подсказывает старушка.
— Я вам клюквы мороженной принёс, морса себе сделаете. —
— Толкушку…. Сейчас и сделаю. —
Старушка забирает пакет и уходит на кухню.
— Я Надя. —
— Алексей. —
— Мама ваша, ласково так, называет вас, Алёшей. —
— Вы рядом живёте? —
— Да. —
— Иметь хорошего соседа, всегда большая удача. —
— У вас горе…. —
— Столько дел переделал сегодня! Набегался! Ноги гудят…. —
— Успели. —
— Всё, кажется. —
Из кухни доносятся металлические звуки. Это старушка толчёт в кастрюльке клюкву с сахаром.
Давно замечено, что сам момент смерти, как бы отпускает горе. Заботы, связанные с похоронами оттесняют горе на второй план. Горе по-настоящему обрушивается потом, когда твой дом покинет в последний путь тело покойного, вместе с провожающими его людьми. Когда человек умирает в старости в своём доме, и есть, кому совершить последний обряд над ним, это горькая неизбежность. Когда умирает человек, прервав свой жизненный путь, по какой либо другой причине, это горе горькое. Надежда понимает, что её визит некстати. Но все мы, по большому счёту эгоисты и она не хочет встать, сказать слова благодарности и уйти и не сделает этого. У неё тоже горе, пусть совсем из другой оперы. Не может она сейчас быть одна. Лишь бы слышать чей-то голос, шаги, звуки. Как было бы здорово, если перенести их в её квартиру. Тогда бы звуки чужих людей убаюкали её.
Сосед справа весь в раздумьях. Ему не сидится на месте, он меряет шагами квартиру. Когда ходишь, мысли яснее. Если ему собрать вкусности на поднос, думает он и пойти в гости – это нормально в такое время суток? Была, не была! Мужчина ставит на поднос открытую, но не начатую бутылку красного вина. Режет сыр, веером укладывает его по тарелочке. Долго смотрит на баночку с красной икрой. К ней нужен хлеб с маслом. Это лишнее! Рвёт упаковку на пачке с печеньем «Юбилейное». Высыпает печенье в вазочку. Красиво, но она не полная. Достаёт из холодильника финики. Горкой укладывает их на печенье. Совсем другое дело! Надо заметить, что наш герой, большой специалист по ухаживанию за женщинами. Холодильник вновь нараспашку. Что бы ещё? Помела! Замечательно! Чиститься сей фрукт сложно. Это не останавливает мужчину и он тщательно, отделяя дольку от дольки, разделывает фрукт. Укладывает его в неглубокую вазочку. Можно задаться вопросом, откуда у молодого мужчины столько вазочек? От родителей. Родительская это квартира. Мама его, хлебосольный человек и рос он в доме наполненный гостями, соседями и мамиными подружками чуть ли не ежедневно. Почти каждый вечер, таскал он вот такие же, наполненные чем-то вазочки из кухни на стол в комнату. Укладывал сыры и колбасы по тарелочкам. Мама была рада. Был рад он. Из всего этого можно сделать вывод, что мамино хлебосольство поддерживалось материальным достатком и вечным отсутствием кормильца. Родители теперь живут в другой квартире, где мама продолжает вести «светский образ жизни», а сын продолжает вести его в бывшем родительском доме.
Последний взгляд на поднос. Салфетки забыл. Кладёт салфетки. Ставит три пузатых хрустальных стакана. Всё! Теперь сменить рубашку на футболку. Так будет по-домашнему, будет располагать людей к нему. Перекрестился и вышел из квартиры.
— Не вставай Алёша. Я открою. —
Алёша удивлён. Кто может так поздно придти к его тёще?
— Не кисло? —
Обращается он к женщине, та пробует на вкус приготовленный старушкой клюквенный морс.
— Нет. Терпко, немного язык вяжет. —
Надежда в доме, где у людей горе, покойник лежит в морге, но ничего этого ею не ощущается. Как в родительском? Нет! Как в собственном? Нет! Она чувствует себя умиротворённо, как в церкви, когда в ней нет прихожан. Только ты, твои шаги и мысли.
— И чего это?! —
Старушка вновь перевоплотилась в ребёнка, и оглядывает нагруженный поднос в руках соседа справа. Опять гостинчик. Сосед неприятно удивлён чёрным платочком на голове старушки.
— У вас беда, какая? —
— Да какая она беда, конечно чёрная. Тебе чего? —
— К вам в гости. Две женщины и без мужской заботы! —
Старый человек задумался. Секунды тикали, старушка молчала.
— Так горе у меня. —
— Тем более, нельзя одной быть. —
— Да….? —
Опять задумался, старый человек.
— Добрый вечер. Вы к кому? —
За спиной старушки появился тот самый, побитый молью мужик, так говорил о нём сосед справа. Как на автомате, сосед справа выпалил ответ:
— Не к вам. —
— И это очевидно. —
Ответил побитый молью мужчина.
— Алёш, что делать будем…. —
Растерялся и огорчился старый человек, ведь гостинцы могли уйти.
— Приглашать, мама…. Входите. —
Алексей, не знамо почему, сразу связал появление соседа с подносом и появление тёплой уютной незнакомки в квартире его тёщи воедино. Заметьте! Он воспринял, нашу героиню, как тёплого и уютного человека, каким она отродясь не была. Видимо, жизненная передряга, вытрясла из неё стрекозиный способ прожигания жизни, а она об этом ещё не догадывается. Со стороны, да свежему взгляду, всегда виднее. Хозяева отступили вглубь коридора квартиры, и соседу справа пришлось заходить. Он уже не хотел этого, но озлившись на себя, на неуловимую незнакомку, на мужика, побитого молью, вспомнил, что и сам мужик. Так с подносом, он появился перед соседкой снизу.
— Вы думали, я забыл о вас?! —
Сосед справа храбро поставил поднос на стол. Хотел сказать, это для вас, но передумал.
— От нашего стола, вашему столу. —
Старушка расторопно, переставила с подноса угощения на стол. Сам поднос отнесла в коридор и, сдвинув флакон духов на комоде в сторону, оставила его там. Вернулась. Спохватилась. Заспешила на кухню. Вынесла вазу на высокой ножке ту, на которой лежали дарёные соседом фрукты, и отнесла в коридорчик. Поставила на поднос. Будет гость уходить, заберёт с собой. Задержала взгляд на флакончике. Это не просто флакон из-под духов. И это был не просто взгляд. Во флаконе хранился запах. Запах прошлого. Всё радостное, да счастливое, сопровождалось им - запахом. И если покрытый пылью альбом с фотографиями хранит лица, детали, то запах вобрал в себя всю мощь чувств и ощущений. Они настолько живы, что от них кожа старого человека покрылась мурашками, кровь забилась в жилах так, что в доли секунды, в старом человеке вспыхнула и прогорела вся его жизнь. Вот родная мать, склонилась к её руке и зубами выгрызает занозу из пальчика. Вот деревянная школьная парта, и за ней сидит девочка с заплаканными глазами. Весь класс пишет ручками с перьями, осторожно макая их в чернильницы непроливайки, а ей ручка не положена, она ещё плохо выводит крючки и палочки карандашом. У правого плеча сидит мальчик. Ему жаль девочку. Он забирает из её рук карандаш и ставит перед ней свою, только что полученную чернильницу и ручку. И указ строгой учительницы, ему не указ. У него своя, правда. Вот эта же повзрослевшая девочка, выносит из родильного дома свёрток с крохотной девочкой в байковом одеяле. Вот она своим языком, вынимает соринку из её глаза на улице. А вот, эта крохотная девочка, уже повзрослев, корчиться который раз на больничной койке под капельницами. А вот, она лежит в морге. Там холодно, грязно и сыро! Старушка тихо опускается на пол, придерживая себя руками о комод. Ваза на ножке начинает качаться и падает на пол. И не разбивается. Это хорошо. Пожилой человек, мог пораниться об её осколки на полу. Вместе они приземляются. Ваза делает два полукруга, взад и вперёд по полу и останавливается.
— Целёхонькая! —
Отмечает сознание старого человека и тухнет.
На звук упавшего предмета, сидящие за столом люди, устремляются в коридор. Мужчины склоняются над старым человеком. Рисунок её морщин на лице, напоминает растрескавшийся запах на дне флакона. Кружевная салфеточка, забитая пылью времени сливается с цветом седых волос старого человека.
Потом был вызов скорой, затем её приезд. Была оказана медицинская помощь, сделана кардиограмма сердца. Прозвучало предложение о госпитализации и отказ от неё. В комнате запахло лекарствами. Уходя, врач или фельдшер, неодобрительно покосился на бутылку вина на столе и покачал головой.
Старушке явно стало легче. Соседка снизу и сосед справа решили уходить и стали прощаться.
— Плесните в мой бокал глоток вина, а то я и запах его забыла. —
— Себе тоже налейте. Бог всё видит, и не зря вас всех прислал ко мне сегодня. Помянем!—
— Кого? —
Подумал про себя сосед справа, но спросить не решился. Фотография на столе рассказала ему об этом. Улыбающийся на ней мужчина здесь, значит отсутствующая сейчас женщина с фотографии и есть человек, которого предлагает помянуть старушка. Не смотря на все негативные события в доме, соседу справа было хорошо в этой компании. Участие в чьей-то беде, любая помощь немощному человеку, делает нас в собственных глазах добрыми и благородными. А сидящая рядом женщина притягивает как магнитом, не смотря на явную разницу в возрасте и неуместную ситуацию чьей-то смерти.
Алексей занят мыслями о завтрашнем дне, но краем глаза видит манипуляции соседа справа. Тот несколько раз вставал, что-то подать старушке и забрать. Каждый раз он придвигал свой стул ближе и ближе к стулу, на котором сидела соседка с низау. Старушке понравились финики с сыром. Лёжа в кровати, она только нюхала, да мочила губы в вине. Сам факт того, что дом полон гостей, что стол не пуст, заставил сердечный приступ передумать и отпустить свою жертву. Когда сосед справа, положил руку на спинку стула соседки с низу, она встала и стала прощаться.
— Твоя, правда, соседка. Идите с Богом! Порадовали меня вниманием, спасибо. —
— Выспаться нам надо с Алёшей. День, то какой, завтра…. —
— Надя, ты сложи ейновы вазочки на поднос. —
Надежда исполнила. Алексей наблюдал, как соседка снизу выходила вместе с соседом справа.
— Надя, откройте мою дверь? Руки у меня заняты. Ключи в кармане. —
Женщина недоумённо смотрит на брючный карман соседа, но вместо её руки, в брюки мужчины скользнула рука Алёши.
— Я открою вашу дверь. —
Зять старушки шел и дышал в затылок соседа справа. Открыл его дверь и пропустил в квартиру.
— Наденька, подождите меня! Я отнесу поднос и провожу вас. —
Скороговоркой протараторил сосед с подносом в руках, оглядываясь на соседку с низу.
— И это я сделаю. Спокойной ночи. —
Мужик, побитый молью, плотно прикрыл соседскую дверь.
— Горе у него! Ловелас! Ещё жену не схоронил, а уже хвост распушил. —
Сосед справа вспомнил фотографию на столе. Сорок пять лет, как мало! Выходит и мужику столько же или чуть больше. Симпатия к старушке не прошла и при мысли о ней, он улыбнулся. Права поговорка, старый, что малый. Как она радовалась, что первому, что второму его гостинцу! Мужчина потеплел душой и мыслями. Он был сердит на себя, на мужика, но нисколько не жалел о гостинцах отнесённых в соседскую квартиру старушке. Надо будет проведывать иногда старого человека.
Отнёс поднос на кухонный стол. Протёр вазы и расставил по своим местам. Всё делал, как делала его мать каждый день и почти каждый вечер. Ему всегда было намного интереснее в кругу подружек матери, соседок, бывших её одноклассниц, чем в кругу своих сверстников. Дворовые мальчишки, кликали его маменькин сынком. Было обидно, но он тут, же забывал об этом, потому как в доме его встречали положительные возгласы в его адрес от присутствующих гостей, и он ещё старательнее ухаживал за ними. Прошли годы, и маменькин сынок вырос, и вырос довольно привлекательным парнем. Привлекательность, плюс нежное отношение к женскому полу, стала притягивать к нему внимание девочек. Сменилась кличка. Его стали называть бабским угодником. Правда вслух и вслед ему, никто не кричал эти слова. Они произносились за его спиной или в его отсутствие. Парню было всё равно, ему нравилось им быть. В двадцать пять лет он сделал предложение девушке, которую выделял из всех. Избранница вела точно такой образ жизни, что и его мама. Была из благополучной семьи, где много жарилось и выпекалось, где мама и дочь выглядели точно так же, как их кулинарные произведения. Девушка устраивала его всем, даже пахла как сдоба. Уморительные ямочки на щёчках, заливчатый смех, отсутствие плохого настроения всегда его устраивали. Папа девушки полковник, после смелого заявления о женитьбе долго глядел на жениха мокрыми и красными от натуги глазами. Папа поперхнулся в момент коленопреклонения жениха у ног дочери. Затем, как отару овечек, он загнал своих женщин в соседнюю комнату, закрыл дверь. И тогда только, перечислил жениху его качества не подобающие настоящему мужчине. Говорил командным голосом, не позволяющим, каких либо возражений. Что было с бабским угодником!! Не сказать, не описать словами. Он поделился с мамой. Та поделилась со всеми подругами. Её жалобы впитала в себя, находившаяся в этот вечер в их доме сердобольная подруга подружки. Она была младше мамы и соответственно, старше бабского угодника. Как она возмущалась! Как она потом жалела его в своей кровати! Как он был благодарен ей за это! И так ему это всё понравилось, что по сей день, он рассказывает про себя скромные и грустные басни собственного сочинения, после которых женщины постарше, проникаются к нему сыновей симпатией в его кровати. Сегодня жалеть его некому. Осталась басня не рассказанной. Мужчины охотники, он будет ждать в засаде. Сосед справа спешит к входной двери. Прижимается к дверному глазку. Ага! Скачет обратно сайгак бесцветный через ступеньку, как молоденький. Лифтом не пользовался, значит, через этаж или два живёт незнакомка.
В квартире старушки тихо. Лицо старого человека в чёрном платочке на белой подушке, напоминает старую чёрно белую фотографию.
— Алёша, что это я прямо закатываюсь…. Всё внутри спит, а сама ещё нет. —
Старушка разглядывает темноту собственной квартиры.
— Лекарство так действует. Спокойной ночи. —
Отвечает ей Алёша.
— Боюсь завтра. —
— Я тоже. —
— Переживём родной? —
— А куда деваться…. —
Вот и наступило завтра. Отдыхающих на турбазе уменьшилось. Борис Николаевич и Татьяна уехали в аэропорт провожать Жерара. Хельгу не взяли, так решил Жерар. Татьяна не возмущалась по этому поводу, и не настаивала. Молодёжь сидит в одиночестве за столом на веранде. Животные, словно чувствуя настроение Хельги, все возле неё. Котёнок на коленях и тянет лапку к коту, сидящему рядом. Тот делает вид, что принимает участие в игре, подёргивая ухом, да лениво помахивает хвостом, вокруг хвоста на полу скачет Джеки, прядая на передние лапы. Кот терпит эти приставания ради грустной девочки. Стрый кот, мудрый кот.
Одна пара рассталась, другая, воссоединилась. Сергей постоянно тянет руки к Маше. Маша как бы сторониться его, ведь у подруги плохое настроение. Незачем выставлять свою радость на показ.
— Наверное, когда меня не было здесь, Жерар не сидел, сложа руки? —
Обиделся Сергей.
Еды в холодильнике столько, что не видно света от лампочек внутреннего освещения. Но никто есть не хочет. Сказывается вчерашнее вечернее изобилие.
— Так реально зацепил тебя? —
Сергей разглядывает поникшую Хельгу.
— Выходит. Буду рада, если пройдёт…. Не пара я ему. —
— Любовь не спрашивается, когда заселяется в нас и начинает хозяйничать. Хорошо, что уехал. Найдёт ответ на вот такие вопросы, и ты без него разберёшься в себе. —
Своей рассудительностью, Сергей сейчас напоминал Маше отца.
— Ты как папа…. —
— Я и есть папа. В один день стал им. А сказала мне об этом первая Маша. —
Маша о Мишке не говорит. Она помнит, тема эта может привести к неприятностям. Молчит, да крепче прижимается к парню, молчит и улыбается.
— Чего обещал? —
— Обещал вернуться. Карлесон, тоже обещал. —
— Но он, же вернулся. —
— У него пропеллер за спиной был. —
Старый кот ушёл, его не видно нигде. Котёнок прижал лапой осенний лист. Рядом опустился ёщё один. Стремительно прихлопывает и второй лист другой лапой. Перед его глазами плавно опускается третий лист. Прыжок ему на встречу, а тут порыв ветра наметает множество листьев, и все они буквально сыплются на котёнка. Котёнок шипит на ветер, на листья, на шорох от них, и пятиться под лавочку. Лавочка прибита к полу у самой стены веранды. С неё свисает одним углом тяжёлый плед и образует убежище, куда котёнок и прячется. Со стороны видна одна половинка усов и кончик носа. Котёнку страшно, но он намерен держать ситуацию с листьями под контролем.
— Котёнок всё, что осталось от Жерара…. —
Хельга с грустью наблюдает за Мистером Икс.
— Не говори глупостей! И иди к столу. —
Это Маша. Она сердито размешивает сахар в своём бокале с чаем.
— Евгений больше не звонит тебе? —
— Нет. У меня всегда так. Стоит только мне оставить парня без своего внимания и заботы, ему тут же откроют на меня глаза его друзья на то, что он не видит во мне и не замечает. И становиться человеку стыдно за меня, за свои отношения со мной. Я привыкла уже. —
Хельга накручивала себя, и голос её становился тоньше и острее. Она как бы втыкала, каждое слово в невидимую ткань, словно иголку, растягивала до дребезжания в голосе нить жалости к себе. Не следует в таких случаях успокаивать людей своей правотой видения ситуации якобы со стороны виднее. Пусть пройдёт время, хотя бы день и ночь и человек начнёт смиряться со своим положением.
Жерар молчит в машине. Татьяна тоже. У парня перед глазами удаляющаяся, и уменьшающаяся в размерах неказистая фигурка Хельги. Парень тяжело вздыхает. Мать начеку:
— Что сынок? —
— Волнуюсь. Хельге жить без меня. —
— Она жила и до тебя. Она не одна. Ты мой сын, значит, она моя невестка и только от тебя зависит, останется ли она ею. —
— Если бы только от меня…. Право не знаю, хватит ли у меня смелости дома произнести слово «лилипут» рассказывая о ней, ведь она не лилипут. —
Мать отвернула лицо к боковому стеклу.
— Она моя невестка. Я буду о ней заботиться в твоё отсутствие. —
— Буду высылать деньги. —
— Мы будем ждать тебя! —
Целуя сына в аэропорту, твердит Татьяна.
Сыну искренне не хочется расставаться с матерью, но вернуться домой, хочется больше. Перила трапа тёплые, руки холодные. Совсем не слышно сердца в груди. Может это из-за нарастающего звука двигателей? Самолет взлетел. Всё, Жерара нет на Волгоградской земле, он в воздухе. Вместе с ним летят сомнения парня. Вот бы заснуть и не о чём не думать.
— Вам удобно? —
Женское лицо с явными признаками восточного происхождения, улыбалось ему. Вообще стюардессам положено улыбаться.
— Казахстан? Узбекистан? —
Сосед Жерара задал вопрос стюардессе и бесцеремонно обвёл рукой вокруг своего лица. Жерару стало интересно, и он ждал ответа.
— Татарка я. —
Простодушно ответила стюардесса.
— Лилипутка…. —
Отозвалось в сердце молодого человека. Сердечная боль видимо отразилась на его лице.
— Как вы себя чувствуете? —
Обратилась к Жерару стюардесса.
— С вами чувствую себя замечательно. —
Ответил за Жерара сосед и весь устремился к стройной фигурке стюардессы в красивой униформе. Ничуть не смущаясь, он почти лёг на колени Жерара, это послужило толчком для выхода его плохого настроения.
— Мне пересесть, что бы вы были ближе к даме? —
Ласково и почти зловеще произнёс Жерар.
— Ревнуешь? —
Не испугался сосед.
— У меня есть невеста. —
— И что с того? —
Искренне удивился мужчина.
— Выглядишь клёво, а рассуждаешь как динозавр. Самому не противно? Где ты, а где твоя невеста? Ты в воздухе, парень…. —
— И что? —
Теперь удивился Жерар.
— Пользуйся…. —
— Чем? —
Сосед внимательно смотрит на него.
— Иностранец? —
— Француз. —
— И ты спрашиваешь? Ну, всё! И во Франции мужики перевились…. —
— Невеста где? В России или во Франции? —
— В России. —
— Вот всех красивых баб от нас вывозят. Я слышал, француженки, ну ни какие, а? —
— Никакие, какие?! —
Переспросил Жерар.
Сосед заржал.
— Вот Бог послал соседа! —
— Что не так? —
— Ты всю дорогу будешь ядом плеваться? —
— Я не плевал! —
Жерар беспомощно оглядел пол под ногами.
Сосед хлопнул себя по коленкам и согнулся от смеха пополам. Смех дело заразительное. Жерар смотрел, смотрел на развеселившегося соседа и сам стал смеяться.
Дальше их беседа полилась в добром русле. Проходящей стюардессе, они вместе «делали ручкой» и сворачивали головы ей вслед по проходу. Попутчик! Великое дело попутчик. Если каждому из нас доведётся путешествовать одному, хороший попутчик как бальзам на душу. Где как не здесь, в тесном купе, или в креслах самолёта, которые ещё теснее сближают людей из-за скудности пространства, пролить дождём накопившиеся душевные эмоции?! Только здесь! Их беседа лилась и лилась.
— Ну не верю! —
Звучит знаменитая в театральном мире фраза.
— Ты и лилипут. Не верю! —
Жерар достаёт камеру, включает её и доверительно передаёт соседу. Тот берёт её с лёгким опасением, осторожно. Смотрит в неё, Жерар на него. Передаёт обратно. Откидывается всем телом на спинку кресла. Думает. Лицо его проясняется.
— Может тебя забрало! Маленькая она, всё маленькое у неё. —
Вопрос сопровождается красноречивым жестом рукой.
— Мы не были близки физически. —
— Ты чокнутый француз! —
— Что значит это? —
— Можно вас на минутку. —
Ухватил сосед рукав стюардессы и опять, чуть ли не лёг Жерару на колени.
— Слушаю. —
Девушка улыбается общительному пассажиру.
— Вот скажите мне! Вы бы влюбились в лилипута? Мог вам понравиться лилипут мужчина? —
— Вы это серьёзно? —
— Вопрос жизни и смерти! —
Стюардесса подумала. Видимо что-то вспомнила и улыбнулась воспоминанию.
— Я бы его не чувствовала. Лилипут маленький, почти невесомый. —
— Вот слышал. Хочешь знать моё мнение? Блажь всё это. —
В глазах француза немой вопрос.
— И что нам на сей раз непонятно? Блажь? Так это ж дурь. —
— Одним словом, не дури парень! Тебе нужны дети лилипуты, или внуки лилипуты? —
От слова «лилипут» разболелась голова. Два часа как Жерар уехал от Хельги. Два часа! А слово это звучит и звучит, и заменить его ни чем нельзя. Принесли обед. Сосед кропотливо снимал фольгу, нюхал каждую коробочку с едой и поглядывал на Жерара.
— Ты прости меня, если что сказал обидное. —
— Всё правильно. Если все так будут правильно рассуждать, то кто тогда будет с ней?—
Еда из коробочек напоминала папье-маше. Вкус пище придавали усилители вкуса.
— С кем? —
Потерял нить разговора сосед.
— С лилипутом. —
— Да кому она нужна! —
— Мне. —
Сосед с расстройства бросил не доеденный кусок рыбы обратно в коробочку.
— Мочало, начинай сначала! Буду биться до конца…. —
— Не надо. Всё знаю и рассуждаю, как вы. Только ей без меня будет плохо. —
— С чего ты взял? Женщины как кошки…. —
Жерару снова непонятно.
— Проживёт как, ни будь! В нашей стране, основная масса так, и живёт как, ни будь. —
— Я не хочу, что бы Хельга так жила. —
— Нехочуха! Мы все живём как, ни будь. И только пастухи, те, что пасут всех нас вокруг нефтяных и газовых скважин, живут, как должен жить человек в двадцать первом веке. Что-то я разговорился…. Давай помолчим и подремлем. —
Сосед с досадой бросил салфетку на поднос и отвернулся к окну, о чём-то своём переживая.
— Русские, такие импульсивные. —
Отметил про себя Жерар.
— Всегда начинают во здравие, а заканчивают за упокой. Сопереживают всем и всему, да так ярко, и себя жалеть не забывают при этом. Тоже, ярко. —
Стюард чинно, почти не наклоняясь, забрал подносы с остатками обеда. Привёл в вертикальное положение столики.
— У вас нет пива? Расстроился я…. —
Обратился к стюарду сосед.
— Что ни будь, придумаю. —
Пообещал стюард и удалился.
— Чем они стирают свои рубашки?! Белые как в рекламе. —
Жерар не ответил. Он думал. Тяжело жить на свете Хельге. Маленький изгой. Жерар всё изменит, обязательно изменит. Сосед громко и ровно задышал. Заснул, значит. Может, повезёт и Жерару.
— Мне страшно. —
Текст такой СМС был отправлен на номер телефона Жерара Хельгой.
— Мне страшно. —
Доверительно произнесла Хельга вслух, и так же доверительно заглянула подруге в лицо.
— Каким бы не был результат ваших отношений, у тебя есть я и моя семья. Вон папа мой, за тебя горой. Татьяна жить вам предлагала в её квартире. —
Маша собирала посуду со стола на веранде и ставила на поднос.
— Жерар уже в воздухе. Папа звонил. —
Хельга задрала кудлатую голову в небо. На небо смотреть приятно. Особенно тёплой и созревшей осенью. Синь такая, будто прольётся она на тебя сейчас, великим счастьем, добром человеческим и вечной верой в торжество любви. Как сладко поёт душа, как тревожно бьётся сердце.
— Жерар перевернул все мои представления о жизни. Да что там! Я собой перестала быть. Я новая, во всём новая, только теперь мне страшно жить без него. —
— Если хочешь плакать, поплачь…. —
Раздалось из открытой двери домика.
— Не хочу я плакать. Мне страшно жить, но я страшно счастливая! —
Сергей, не принимавший до этих слов участие в разговоре, встал и взял на руки котёнка.
— Когда я потерял брата, было страшно. Когда я осознал, что Мишка может оказаться на моём попечении, ведь родители мои уже в годах, стало ещё страшнее. Ехал я сюда к Маше, страшно счастливым человеком. Ты на правильном пути и я тоже. —
Они пожали друг другу руки. По-мужски получилось как-то, но искренне.
Продолжение: Глава 13 - http://www.proza.ru/2016/06/09/1971