Одна немолодая женщина (хотя сама она не считала себя такой) приехала в гости к своей маме, разумеется, ещё более немолодой, но, которая тоже не считала себя старой.
Каждый день они общались в скайпе, но встречались лишь раз в году, потому что жили в разных странах.
Обе они были одиноки. Но жить вместе и не собирались даже. Конечно, дочь предлагала (и не раз, и даже настаивала) чтобы мать к ней переселилась. Но та говорила, что родители и дети должны жить раздельно. И что жаркий климат ей не подходит.
И каждый раз, приезжая к дочери в гости покупаться в море, удивлялась, как люди в таком климате живут.
-Температура, как под мышкой, - сама того не ведая, цитировала она поэта Бродского.
А немолодая дочь её, пресытившись круизами по Европе, сама в августовскую жару предпочитала приезжать в Россию. Там на даче с кустов свисали кисти красной смородины, а в лесу стояли подберёзовики.
К тому же из России можно было сесть на паром, и вместе со старенькой мамой совсем недорого попутешествовать по прохладной Скандинавии.
У этих женщин могла бы сложиться судьба иначе. И летом они ходили бы в лес по грибы, пололи бы грядки на дачных шести сотках, варили бы варенье из смородины, ходили бы с внуками и правнуками на речку и устраивали бы по выходным обеды для всего семейства.
«Все счастливые семьи счастливы одинаково».
И в молодые годы всё это и было у наших героинь. Были они благополучны, любимы и счастливы.
Но судьба - особа изобретательная, любящая разнообразия. И почему то именно этих милых дам (когда-то любимых жён и матерей) она выбрала для своих фантазий. Надоело, видно, ей их счастливое и успешное пребывание на этой грешной Земле. И она принялась их испытывать, посылая всяческие несчастья.
Дочь она отправила в эмиграцию. А там отняла у несчастной женщины сына и мужа.
Взамен дала ей относительное благополучие (небольшую вдовью пенсию и трёхкомнатную квартиру с видом на море). Вот только жизнь без обожаемого сына и любимого мужа для этой несчастной женщины утратила всякий смысл. Жила она как во сне. Словно сторож при любимых могилах.
Пять долгих лет эта женщина сгорала в пламени своих потерь: и от депрессии лечилась, и алкоголь пробовала употреблять с угрюмыми своими подругами.
Но одна настоящая подруга пришла к ней не с бутылкой сухого вина, а в спортивном костюме и с твёрдым намереньем вытащить несчастную из депрессии.
Каждый день они по многу километров ходили по берегу моря и плавали.
Наша героиня даже и зимой делала заплывы и ещё стала ходить на занятия йогой и в фитнес клуб.
Хоть и говорили древние греки, что в здоровом теле здоровый дух, душа нашей вдовушки страдала.
И стала она в длинном мятом платье изо льна ездить по святым местам.
Куда только судьба её не забрасывала: Иерусалим и Вифлеем, Оптина пустынь и Дивеевская обитель, Ферапонтово и Соловки. И по северным рекам плавала комаров кормила и в скитах на полу под иконами ночевала. Но никак не могла найти покой и умиротворение для души своей. И никак печаль не утолялась. Ведь человеку нужен человек. И каждому необходимо чтоб его кто-то любил. В любом возрасте, а уж в немолодом и подавно.
Надо сказать, что вдова наша сохранила остатки былой привлекательности. Да и материальная самостоятельность, и наличие недвижимости у одиноких мужчин интерес вызывали.
Ненадолго случился у неё роман с одним вдовцом. Но тот был затюкан бытом и, несмотря на верхнее образование, говорил звОнят и ихние. К тому же в нём напрочь отсутствовала внутренняя свобода.
Да и никто не шёл в сравнение с её ушедшим мужем, который с годами утраты становился для неё все святее и любимее.
С мужчинами вдова предпочитала только дружить. Был у неё старый добрый друг - вдовец, который приходил чинить ей розетки и утюг, да вывозить на шашлыки приезжающих к ней из России, Канады и Америки подруг.
Но они так давно были знакомы, что им даже и в голову не приходило взглянуть друг на друга как на особь противоположного пола.
Был у неё и виртуальный друг. Когда то в студенчестве они очень дружили, потом потерялись на годы и нашлись лишь в эпоху интернета. Связывало их душевное родство, ведь в юности одни книги читали и одни песни пели. Он очень помогал вдове обрести душевный покой и поднять жизненный тонус. Вечерами они подолгу болтали в скайпе. Он делал правильные ударения в словах, а в его монологах присутствовала философская доминанта. Читал стихи под музыку Баха или Шнитке. И раз в году, когда вдова прилетала в Россию, он встречал её в аэропорту, привозил к себе домой на обед, а затем провожал на электричку, которая увозила её в город, где жила её мама.
Но в этот год друг из юности сказал, что поедет вместе с ней к её маме, которую он помнил ещё со студенческих времён. Ему хочется побродить по городу своей юности, погостить у них, пожить на даче. Ведь у него отпуск. До начала учебного года (а он преподавал в колледже) ещё целый месяц… Вдова согласилась, но предложила приехать ему через несколько дней.
Ей хотелось хорошенько убрать квартиру, в которой проживала мама с двумя йоркширскими терьерами. Квартира была старой ещё сталинской архитектуры. Собачонки, игнорируя лоток, который стоял в ванной, частенько гадили в просторной прихожей, да и просто под диванами в салоне.
Собачонки хоть и крошечные, но продукты их жизнедеятельности «воздух не озонировали». Пожилая их хозяйка тонким обонянием не отличалась, а приходящей помощнице по хозяйству было всё до лампочки. Хотя и лампочки она не вворачивала, ссылаясь на то, что потолки высокие, а на стремянке у неё голова кружится.
Так что нашей вдовушке было чем заняться по приезде.
А когда в доме прибрано и светло, то и в голове и душе тоже возникает порядок и ясность. И вдова уже всерьёз задумалась о предложении старого друга жить с ним на две страны.
Хотя, работа с ним предстояла огромная: был он весь как запущенный сад. Высокий ,худой. Следуя современной моде, он брился наголо, что ему совершенно не шло. И вдове было стыдно за свои ассоциации: ей казалось, что он похож на отмытого бомжа. Одевался, как ему казалось, по-молодёжному. Но выглядело это нелепо. Вот и в этот раз он встречал её в аэропорту в белых хлопчатобумажных шортах и белой льняной кофте с застиранными пятнами. Ей тогда подумалось: аки Иван Бездомный после купания на Москве - реке.
Нет, нет читатель, для нашей вдовы главное было не внешняя оболочка, а внутреннее содержание. Но как то ещё с юности сидели в голове слова Антона Павловича, что « в человеке всё должно быть прекрасно и …..». Поэтому и попросила его одеться для визита к ним поскромнее.
И вот, наготовив всяких вкусностей, вдова отправилась на вокзал встречать своего друга юности. Он вышел из вагона в бермудах изумрудного цвета, бурой футболке и подшофе.
Был он в настроении приподнятом, подхватил свою старую подругу, расцеловал. Громко шутил, посматривая, как на них реагируют окружающие. Словом вёл себя, как плохой актёр в дурной пьесе.
Подруга его, желая смикшировать градус встречи, предложила пройтись пешком (всего то две остановки). Да куда там. Старый друг совсем захмелел от воздуха города своей юности, громко театрально восклицал, видя знакомые места. Подражая огромной горилле смешно, перебегал улицу на зелёный свет светофора. То и дело чмокал в щёку свою подругу молодости.
Когда они подошли к её дому, матушка нашей вдовицы в модной шляпке и подкрашенными губками сидела на лавочке со своими интеллигентными старушками - соседками. Рядом бегали её прехорошенькие собачки.
Московский гость устремился к ней, на ходу весёлым матерком хваля собачек.
Поцеловал ручку даме, сказал, что почти сорок лет прошло, а она всё та же ягодка и ничуть не изменилась. И подружки у неё тоже ядрёные бабёночки.
Женщины поспешили увести уж совсем распоясавшегося гостя в квартиру, где был накрыт стол.
Гость вручил матушке подарок: красивый набор для десерта.
Его умершая жена, будучи репетитором английского языка, получала от учеников подарки к праздникам. И у нашего вдовца скопилась масса презентов, которые в коробках заполняли шкафы его запущенной квартиры. И он их потихонечку раздаривал.
Пока матушка нашей вдовицы охала над блюдом для торта лопаточками и салфетницами, якобы авторской росписи, (правда made in china) он деловито доставал напитки из её бара. Хвалил матушку за хороший вкус и кулинарное совершенство.
Лет двадцать тому назад он работал режиссёром на телевиденье. И в той среде все женщины до шестидесяти назывались девушками. А после шестидесяти – молодухами. Посему матушка нашей вдовы после трёх тостов стала Иришкой, а вдовица просто Аськой.
Видя, что матушка в тихом шоке, вдова предложила гостю прогуляться.
- Аська, пойдём к твоей альма-матер, откуда меня выперли с третьего курса.
И они пошли гулять по вечернему городу.
Но гость « не проветривался».
Он купил бутылку шампанского, и они пошли к Волге.
На набережной под музыкальные фонтаны они танцевали и пили шампанское из пластиковых стаканчиков. У какой - то пьяной тётки он купил цветы (уж, где их она нарвала?) Ещё тот букет!
Но тётка радостно кричала вслед, что ах, какой мужчина, цветы дарит, а не чекушку покупает.
А потом, возвращаясь, домой он, бегал отлить и на альма-матер, и на первый русский театр, и даже на детский театр, в котором она когда-то служила.
Вдова наша, замуж вышла рано, ещё в студенчестве. Прожила тридцать три года со статусным, интеллигентным и обожавшем её мужем, который был на десять лет старше её.
К своим сверстникам она относилась снисходительно, но с пониманием.
А сейчас она была в каком - то ступоре. Как реагировать на друга своей юности, который в виртуале (скайпе) и в короткие их встречи был тонко понимающим и мудрым человеком. А в реале оказался пошляком, претендующим на внутреннюю свободу и оригинальность.
Она довела его до дома и уложила в столовой. Он, было, заикнулся про интим. Но осёкся, видя её холодный взгляд.
- Дура, ты Полякова. Ничего от тебя не осталось.
А Ирина Павловна, матушка нашей вдовицы, горько переживала за дочь свою: Аська - лакомый кусок для прохиндеев. Две пенсии и две недвижимости в двух странах. Доверчивая и неприспособленная к жизни. Неужели этот московский матерщинник имеет над ней власть. Да не… Секса у них нет. А я то? Всю жизнь начальница и секретарь парторганизации? Почему не могу матерщинника на место поставить? Дочь боюсь обидеть. Это её гость. Мерзопакостный.
На другой день они поехали на дачу.
Для читателя из прошлого века понятие дачи очень отличается от сегодняшних понятий.
Так вот, наши герои отправились на дачу прошлого века.
Привозной газ в баллонах, вода с 6 до 9, туалет отдельный в будочке. Домик в две комнатки, ещё комнатка на чердаке, и терраса с кухонькой, сарай для орудий сельского труда и домик для гостей (сараюшка на отшибе).
В домике для гостей и разместился московский гость. Разлёгся на тюфяке, пахнущим сеном, посмотрел на иконки на стенах и на зреющий терновник за окном. Хорошо. Только вот тётки зовут костёр разжигать да шашлыки делать.
Пока Аська собирала мангал, что – то там винтила да прикручивала. Ирка, мамашка её, велела дров нарубить. Вон поленница у сарая.
А как их рубить? Раз-Два и мимо. Изматерился весь, топор бросил, ногами затопал: Я не дровосек, я преподаватель.
- Не дровосек. А ведёшь себя как старый гомосек? – рассердилась Аська. Шашлыков хочешь?
Она с тоской посмотрела на московского гостя. Вспомнила своего старого друга - бакинца, который виртуозно жарил шашлыки и отгонял женщин от костра, чтоб не мешали. Вспомнила и унылого вдовца Олега Ивановича, который тоже мастерски разводил костёр. Ну???
-Иди сюда, Петя, Я тебя научу рубить дрова, - позвала восьмидесятилетняя матушка нашей вдовы.
Она взяла маленький чурбанчик аккуратненько прицелилась топориком, тихонечко тюкнула, топорик вошел в дерево, а потом вместе с чурбанчиком она, не вынимая топора, тюкнула ещё и ещё раз. Чурбан раскололся.
-Ну, так то и я смогу.
_ Смоги.
А шашлыки, вопреки всему, получились.
Они сидели за домиком, где, когда то была оборудованная площадка под шашлыки. А ныне всё заросло кустами сирени, шиповника и калины, смотрели на огонь, попивали сухое винцо.
С неба смотрели звёзды на людей у костра, угомонившихся собачонок, на чахленькие георгины и старые яблони.
Было тихо и покойно, только кузнечики стрекотали. Вдова вспоминала, что когда-то много лет назад они всей семьёй делали здесь шашлыки, и всё было по-другому. А сейчас вот запустение и грусть. А её любимые сын и муж лежат в земле совсем другой страны.
Московский гость вдруг угомонился и притих.
-Знаешь, Аська, ты их хоть по-человечески похоронила. А я свою Таньку…
Ну, ты знаешь, что папаша у неё был зам зам зам, но министра. И похоронен на кладбище престижном. Я её хотел к нему подхоронить. Думаю, со временем и я на нормальном кладбище покоиться буду. Ну, а они мне говорят, что фамилии разные, денег запросили.
Я тогда говорю - Х.. с вами, она себя завещала сжечь и прах развеять. И чего мне взбрендило так сказать… Ну, сожгли они её, урну мне выдали... Помню дождь, я пьяный, Танька в сетке…
Ну, поехал на кладбище к её папаше и закопал… под анютины глазки… Она их ему сажала.
Давайте выпьем что ли, помянем всех умерших.
- Как под анютины глазки? - хором вскрикнули обе женщины.
-Ты что совсем сдурел? Так домашних животных подкапывают. Ты хоть бы выгравировал на отцовской плите, что здесь покоится и прах его дочери.
- Так ведь денег стоит.
-А она что не заслужила? Всей своей жизнью с тобой. Ну ладно, ты неадекват, а сын то, что думает?
-Да он только бицепсы качает. Любит только себя. У него даже бабы нет. Жадный.
-А чем он занимается?
-Да хрен его знает. На компе своём перебрасывает деньги со счёта на счёт. А деньги у него есть. Жадный. Хотя сам то в Турцию, то в Египет мотается.
-Да ладно, Аська. Давайте выпьем. Бери сявок и пошли к источнику за водой питьевой.
По дороге гость рассказывал, о том, что жена вечно давила и шпыняла его.
И как ему спокойно у них на даче. И он с удовольствием здесь погостит. Вон лес… вон звёзды… Хорошо то как. Речь свою он сдабривал восторженными матюгами.
Ещё в юности, читая любимого Чехова, вдовица наша негодовала. Как это так: три умные, образованные женщины не могут одной нахалке противостоять. А теперь она чувствовала себя всеми тремя сёстрами Прозоровыми сразу.
Еле угомонила и отправила спать гостя, который хотел ещё выпить и костёр снова зажечь.
На следующее утро московский гость, выпив сухого винца на опохмелку, пошёл делать шашлыки. На тёпленьком утреннем солнышке его развезло. Он так и пересыпал скабрёзными своими шуточками. И чем веселее он становился, тем мрачнее становились наши дамы.
_ Ириша, твоя доця замуж за меня не хочет. Мы с тобой поженимся. А ты, доця, иди самовар ставь.
Его надо эвакуировать в город, а то он маму до инфаркта доведёт,- решила вдовица.
Вечером она уговорила его вернуться в город, для того чтобы на следующее утро поехать в Толгский монастырь. Через два дня празднование иконы Толгской Божией Матери. Будет множество людей, и поэтому лучше поехать завтра. Икона уже выставлена, а людей ещё немного. Гость неохотно согласился. Матушка вдовицы, узнав, что дочь и её гость уезжают, обрадовалась и воодушевилась. Сообщила, что она останется на даче на пару деньков, и, вероятно уже не застанет гостя, когда вернётся. Поэтому им стоит попрощаться сейчас.
На последнем автобусе они вернулись в город.
_Аська, мы будто из Уганды в Париж приехали. Зае….! унитаз, ванна, газ, микроволновка.
Ты чего какая смурная? Пошли гулять. Только сначала в Иринин бар загляну.
Он достал коньяк из бара. И стал наливать себе и выпивать.
Вдова еле сдерживала себя, чтобы не сказать, что это матушкин бар, и не они его заполняли. Но ей стало стыдно за себя: вдруг подумает, что она жадина. Хотя и мясо для шашлыков, и вино и даже билеты на дачный автобус она покупала. Но гость - есть гость.
И гулять идти с ним не хотелось. Но они пошли на прогулку по вечернему городу.
Он рассказывал о том как долго сидел без работы, пока не нашёл колледж в Подмосковье, куда и мотается три раза на неделе. Встаёт в пять утра, как доярка на утреннюю дойку. Трясётся в электричке. И как было бы хорошо, если бы они с вдовой купили коттедж там и преподавали бы вместе.
- Чему ты научить их можешь? У тебя через слово мат. Допускаю ненормативную лексику, как острую приправу к основному блюду. Но ведь основного блюда нет. Только хрен с горчицей.
Вразумить и проветрить гостя опять не получилось. Он заскочил в ночной магазин, купил бутылку шампанского и пластиковые стаканы. Вдова пыталась объяснить, что завтра в монастырь надо ехать , а потому не стоит столько ему пить. Ибо душу свою надо настроить.
Но потом махнула рукой.
Они сидели в скверике у фонтанов, пили брют и вяло переругивались.
Ночью она слышала, как он в столовой, где ночевал, что-то стукал, брякал, наливал и опять матерился.
Речной трамвайчик весело скользил по синей воде. Издалека на левом берегу виден белокаменный монастырь и кедровая роща.
С древнего языка меря название Толга – притока Волги (в месте их слияния и находится действующий женский монастырь), переводится как « птичье пёрышко».
Лучше и не скажешь. Лёгкий, стройный, нарядный - лежит белым пёрышком на зелёном берегу Волги. Труженицы - монахини цветники разбили по всей территории, чёрные лебеди в пруду плавают. Тишина, Благодать и умиротворение.
Только гость московский бегает по монастырю в своих зелёных штанах по колено, пальцами рамки строит (вспомнил телевизионную свою деятельность).
- С коня - то слезь, в Божьем месте находишься Охолонись.
Но успокоился москвич лишь после того, как купил и выпил в лавочке монастырской берёзового лимонада. Он, конечно, про пиво спрашивал, но пива не оказалось.
Икону Толгской Богоматери искусствоведы считают одной из самых эмоциональных русских икон 13 века. Завораживает душевная теплота и выражение скорби.
Вдова смотрела на икону, вспоминала своего погибшего сына. И так вдруг сердцем поняла эту икону Умиления. Что любовь выражается не обниманиями - целованиями, к себе прижиманиями, а умением отдать своё дитя людям … на растерзание. И сила русских икон в том, что знает Богородица о судьбе сына своего. И скорбит и любит и отдаёт. Посему на неё молиться хочется.
Много портретов Девы Марии в лучших картинных галереях мира видела наша вдовица. Воспринимаются они как куртуазная живопись. Молиться на них не хочется.
А здесь только наша героиня на икону посмотрела, взглядом с Богородицей встретилась.
Тотчас почувствовала понимание и сострадание, хотя не была вдова наша воцерковленным человеком.
Стояла, смотрела на скорбный строгий лик, и думала о бренности земной жизни, о том, что мы только гости в этом мире. Откуда пришли, куда уйдём?
Рассуждения её прервало поведение московского гостя. Он, опять строил рамки из пальцев, затем достал свой мобильник (кстати, прошлогодний подарок вдовы) и начал фотографировать икону. О том, что это запрещено, информировали многочисленные объявления.
Но он, игнорируя их, крутился и искал разные ракурсы. Смиренная монахиня подошла к нему и тихо сказала, что здесь нельзя фотографировать.
- Ладно. Ладно, матушка. Я один раз. А один раз – не пидарас.
Трамвайчик отчаливал от берега, на котором птичьим пёрышком лежал белокаменный монастырь.
- Ты уезжай сегодня.
Она смотрела, как удаляется из вида монастырь. Думала о том, что и эти последние события и встречи станут прошлым и быть может, забудутся. Смотрела на воду за бортом. Синюю, прозрачную, в которую нельзя войти дважды.