Ветка сирени на мокром асфальте повесть Гл. 3

Борис Бем
  Продолжение следует.

      Глава третья.
                3.
   
      Шел уже второй час ночи, но  Анне не спалось. Она пыталась,  было,  взять в руки книгу, но не могла понять,  что читает. Тревожные думы  как пчелы жужжали  в голове. Одни события сменяли другие  словно узоры в детском калейдоскопе.  Недавно умерла мать, и девушка не знала,  плакать ей по этому поводу или радоваться.  С одной стороны,  она   ведь не видела простой человеческой ласки от самого близкого ей человека. Светлым пятном в жизни Анны остались  те самые три года жизни, когда у матери после лечения вышла долгая трезвая пауза.  С другой стороны,  какая-никакая, а все же мать. Покойница была верующей, и в перерывах между запоями даже посещала местную  церковь. Аннушка похоронила свою маму по всем правилам, поставив  на могилке алюминиевый крест.
     В жизни у девушки особых перемен не произошло. С консервного завода ей пришлось уйти,  — поругалась из-за пустяков с шефом.  Один из  очередных ухажеров купил две путевки на юг,  а шеф категорически   отказался отпустить  работницу в отпуск. На  заводе в это время был аврал;   машины с овощами и фруктами денно и нощно подруливали к разгрузочной эстакаде.  Рук  не хватало,  работать приходилось в несколько смен.  Но  Анна обиделась  на своего начальника  и бросила на стол заявление об уходе. На юг она с любовником съездила,  но вернулась  полная  обиды  и разочарования.  Уже на третий день отдыха ее ухажер, оказавшийся  Дон Жуаном,  стал ухлестывать за другой отдыхающей,  и Анне ничего не оставалось, как по ночам от досады плакать  в подушку. Надо признаться,  девушке  мало везло с парнями. Она была очень влюбчивой и не умела держать дистанцию.  Если парень  нравился Анне,  она тянулась к нему вся, без остатка…  Однако, как известно, мужики не очень-то жалуют шибко доступных женщин,  поэтому у Анны с ними постоянно  возникали проблемы…
     К этому времени девушка  уже  работала   на швейной фабрике инспектором отдела кадров и заочно училась в техникуме легкой промышленности. Жила  она все в той же комнатке  убого деревянного домика.  Но  родное   жилье  Анне нравилось.  После смерти матери девушка сменила на окнах занавески, на пол постелила яркий палас,  купила журнальный столик, на который водрузила хрустальную вазу  с веточками искусственных роз.  Получилось очень даже красиво.  По весне в эту же  вазу девушка  ставила срезанные ветки  душистой сирени,  по привычке   выискивая в   пышных гроздьях  цветки с пятью лепестками.  Она помнила слова матери о счастье и надеялась,  что примета сбудется.  Анна любила свое домашнее гнездо и в перерывах подготовки к сессии,  когда от учебников трещала голова,  садилась в кресло  со спицами в руках.  Она  вязала кружевные салфеточки,  от которых в ее доме становилось еще уютнее,  а также  разноцветные  детские шапочки и шарфики.  Это занятие  иногда приносило  ей доход, но, зачастую,  вязаные вещички  безо всякой жалости ею просто раздаривались…    Анна любила вязать.  Это ремесло она переняла от матери и очень этим гордилась. Как ни странно,  но когда Анна брала в руки спицы,  перед ее глазами всплывал родной образ покойной матери. Нет,  не той матери,  что в пьяном угаре  выгоняла ее из дома,  а доброй и домовитой хозяйки: очень ласковой и сердечной на трезвую голову…
     …С Валерием  Анна познакомилась на танцевальной площадке Парка культуры и отдыха.  Симпатичный парень ей сразу приглянулся.  Одет был Валерий  в светлый  летний костюм,  на ногах блестели лакированные штиблеты.  Он  подошел к Анне, сделал легкий реверанс и,  не дав девушке опомниться, увлек ее в  центр танцплощадки, закружив в вихре вальса. Молодой человек оказался и начитанным, он рассказывал Анне  о  Маяковском и  Гумилеве,  Пастернаке и Ахматовой.  Анна о творчестве таких  поэтов мало что знала. Правда,  в школе  на уроках литературы проходили  творчество Маяковского,  учитель заставлял учить наизусть  стихотворение  о советском паспорте,  но это было  так давно, что девушка  напрочь забыла и стихотворение и самого поэта. Но, чтобы  не прослыть  круглой невежей,  Аннушка все время поддакивала Валерию.
     — Аня, а как Вы относитесь к музыке Аркадия Островского? — однажды поинтересовался парень.
      Анне нечего было сказать. Она практически ничего  не знала об этом композиторе, но и в молчанку играть было неприлично.
     — Хорошая музыка,  за душу берет, — краснея, ответила девушка.
      — Вот и я говорю,  лирический композитор этот Островский, —  кивнул  Валерий. — Особенно мне нравится его  песня про черного кота.  Веселая мелодия, слова  с юмором и так легко поется! — парень стал насвистывать знакомую мелодию…
     С танцев молодые  ушли вместе. Валерий проводил Анну до дома,   и собирался было попрощаться с ней, как у девушки вновь, как и прежде, появилось желание и она,  не в силах его погасить,  бросилась  парню в объятия…
     Прошло несколько дней, Валерий свободно поселился в доме Анны на правах любовника.  Девушке молодой человек представился агентом по снабжению,  работающим  на  большом машиностроительном заводе.  Теперь каждый вечер  Аннушка  торопилась домой с тяжелыми продуктовыми авоськами.   Валерий  не был  жадным,  и девушке   на хозяйство он давал хорошие деньги.  За свои канцелярские хлопоты на работе  Анна  получала всего  сто двадцать целковых в месяц, а молодой человек отваливал ей каждый понедельник по полтиннику.  И это только на питание.  В ресторанах или на концертах парень вел себя вообще по-купечески, он   открыто сорил деньгами, словно семечки  лузгал.      
     — И откуда у тебя столько «капусты»? — однажды поинтересовалась  Анна. — Не иначе, как банк приступом взял?
     — Много будешь знать —   быстро состаришься!  — ухмылялся Валерий, щелкая пальцем по ее носу. —   Быть может, и банк…
     Их любовная история как началась стремительно,  примерно также стремительно    и оборвалась.  Своим женским чутьем Анна догадывалась, что в делах у Валерия не все в порядке, но  она настолько прикипела душой к  парню,  что старалась  пропускать все свои тревожные мысли  мимо ушей  и   внешне была  довольна жизнью.
     Однажды Валерий явился в хату заполночь в состоянии  слегка «подшофе»,  голос  его звучал нервно и возбужденно, а глаза  были воспалены и налиты кровью.
     — Ты, девочка, слушай меня внимательно. О том, что я  у тебя живу, никто кроме тебя  не знает.  И  в этом есть положительный момент.
     — Что случилось? — перепугалась Аннушка.
     —  Да пока ничего, просто дела  фиговые. Мне на хвост сели менты.  Ты сейчас меня  ни о чем не спрашивай,  я все равно ничего тебе не скажу.
     —  Почему?
     — Потом все узнаешь сама.  Если захочешь, конечно. А сейчас, — Валерий  полез в портфель и вынул оттуда газетный сверток.
     — Здесь,  Аннушка,  «зелень»… Да не пугайся ты так!  Сохрани ее до лучших времен.
     Парень нервно рванул упаковку,   на стол высыпались денежные пачки.  Много пачек...
     — Тут будет  ровно пятнадцать тысяч баксов.  Разрешаю тебе взять на расходы одну тысячу, только будь осторожна с ними. Не маленькая, понимаешь, что   за это  статья есть в уголовном кодексе.
     На глазах у Анны выступили слезы. Она нервно заморгала глазами и, положив руку на плечо Валерия, крепко сжала его.
    — Что же мы теперь будем делать?
    — Жить, моя девочка, жить!  И жить счастливо!  Но для начала я должен на время исчезнуть. Через пару-тройку месяцев я дам  знать о себе, а сейчас сваргань-ка  что-нибудь на зуб, да  и в теплую кроватку пора…
     Утром  Валерий  встал, наскоро выпил  кружку чая,  вышел на крыльцо и будто бы  растворился в тумане. Неделя прошла, другая... Обеспокоенная Анна обернула пакет с деньгами двойной полиэтиленовой пленкой и спустилась в подвал.  В подвале на полках  стояли банки с соленьями,  маринадами и вареньем, а в темном углу —  кадушка с кислой капустой.  Хозяйка выгребла из кадки  часть содержимого,  положила в углубление  сверток,  сверху  заложила его капустой, присыпав еще и  клюквой.
     — Думаю, тут будет надежней, — прошептала она. — А если  же менты и придут ненароком в хату, то вряд ли догадаются сюда спуститься…
     …Прошел  месяц, другой…  Валерий так и не давал о себе знать. Анна пропустила много  занятий; зимнюю сессию  она завалила, и теперь частенько засиживалась допоздна, листая  учебники и конспекты.
     …С приходом весны ничего не изменилось.  Аннушкин любовник как в воду канул. «Наверное, в тюрьме «парится», — выразила предположение Анна, — иначе давно бы дал о себе знать, ведь  деньги то оставил нешуточные».  Хозяйка  квартиры заглянула в комод, там тоненькой  пачкой лежали десять хрустящих стодолларовых банкнот. Девушке очень хотелось купить себе  какую-нибудь обновку, хотя бы новое демисезонное пальто, ведь ее старое  пальто совсем износилось…
     — Все! —  однажды решилась она. — В эту субботу обязательно пойду в гостиницу «Интурист»  и обменяю валюту у тамошних проституток.  Валерка говорил,  что курсом один за три надо менять.  Значит,   за эту пачку мне дадут целых три тысячи рублей, а ведь это  сумасшедшие «бабки»!
     Анна с трудом дождалась выходного дня и,  отсчитав от тысячи только триста долларов,  убрала их в сумочку.
     —  Не дай бог, если заметут, пусть при мне будет как можно меньше денег, — резонно рассуждала она, прихорашиваясь  у зеркала.
     На центральной площади города у стоянки такси девушка заметила двух смазливых девчушек, весело щебечущих с таксистами. Клиентов у таксистов  не было,   и на площадке скопилось несколько  машин с шашечками на борту. Анна подошла поближе  и поманила к себе одну из девиц. Та  неторопливой походкой выскользнула на тротуар.
     — Чего тебе, пигалица, надо?
     У Анны никогда не было  опыта общения с проститутками,  да и дело ее было довольно деликатное с одной стороны, и рискованное с другой. Анна  чуть замялась, потом все же собралась с духом…
      — Дело есть. Помоги  мне,  подруга, от баксов избавиться. Я тебе их по любому курсу скину, только без «кидалова» и ментов.  Разумеешь?
     — А баксы-то не левые? —  девица с ярко намалеванными губами и густо накрашенными ресницами засомневалась. — Сейчас ведь  «формазонят» часто, поэтому,  зачем искать на свою жопу приключений?  Да и не знаю я тебя…
     Анна стояла на обочине дороги и нервно переминалась с ноги на ногу. Разговор с наглой девицей ей явно не нравился. Девушка уже собралась было прервать этот диалог и уйти восвояси, как девчонка перевела разговор на мирный лад.
     —   Да ладно, не трясись ты так. Видишь небольшой сквер на той стороне?  Иди туда и жди. Первая скамейка слева…  Через десять минут я к тебе подойду с  «мамкой», она посмотрит товар и,  если он ей понравится, примет  по своему курсу. А сейчас иди, — двигай ножками…
     …Анна сидела на скамейке уже битых двадцать минут, однако к ней никто не спешил. Девушка взглянула на часы:  было четверть двенадцатого дня.  Она собралась было уже уходить,  как за спиной услышала  властный голос: «Сидеть»!
     Анна обернулась. На нее смотрели  две пары любопытных глаз. Рядом с  раскрашенной  девчонкой стояла прилично упакованная дама сорока  – сорока пяти лет.
     — Ну, показывай  свой товар! — приказала она.
     Анна  разложила в руке  веером три бумажки, внимательно дав их разглядеть женщине. Дама пощупала купюры за края.
     — Гут, — одобрительно сказала она. —  Хорошо, я возьму у тебя «зелень», но только по полтора рубля за бакс, — это две курсовые стоимости.
     — Но ведь они  дороже стоят, — пыталась  возразить владелица валюты.
     — Никаких  «но»,  —  отрезала женщина. — За триста баксов — четыреста пятьдесят рублей и ни цента больше…
     Анна оказалась в замешательстве. Дешево отдавать валюту ей не хотелось, а задорого —  ищи-свищи потом клиента. Она лихорадочно искала решение и не находила его.  Наконец, девушка собралась  с мыслями, и убрала  деньги в сумочку.
     — Хорошо, я подумаю.  Но если решу, то где я могу разыскать вас?
      — Вольному — воля, — зло ответила дама. — «Мамка» здесь одна, девочки покажут, только не вздумай в следующий раз крутить «яйца»…
     Анна вышла из сквера и поспешила к трамваю. Ей было все равно,  куда ехать,  лишь бы поскорее уйти отсюда. Она очень боялась, что за ней следят. Не дай, Бог,  высмотрят до дома, а там и  по башке врежут…
     Девушка проехала две остановки и вышла.  Осторожно огляделась —  хвоста за ней не было. Анна еще раз осмотрелась по сторонам и, увидев на противоположной стороне улицы подъезжающий автобус,  который шел по нужному ей маршруту,  побежала к остановке…
     В следующую субботу девушка немного  изменила свою тактику. В нескольких кварталах от интуристовской гостиницы она назначила встречу с бывшей подругой,  у которой  были свои связи с  миром «путан».  Знакомая пообещала ей содействие за небольшие комиссионные. С собой Анна  взяла те же триста баксов.
     «Если сделка окажется  выгодной, скину и остальные»,  — от предвкушения удачи у Анны заблестели  глаза.
     Встретились девушки  у входа в городскую баню,  на первом этаже которой был небольшой пивной бар. Подруга привела с собой невысокого роста парня  с крупным бугристым шрамом через всю щеку. Анна показала ему свои  баксы.  Молодой человек повертел валюту в руках, проверил на ощупь и положил себе в карман.
    — Беру, — миролюбиво  заключил сделку покупатель, — по два рубля. Лады?
     Анна согласно кивнула головой.
     — А  у тебя еще  есть «зелень»?  Я бы смог   взять  чуть дороже. — Парень пронзил Анну  острым взглядом.
     — Есть немного дома, но они чужие… — спохватившись, что сморозила глупость, девушка попыталась исправиться:
     — У меня любовник живет в Рубцовске, он часто  приезжает ко мне. Мужик не без «бабок»… — смущенно, как бы оправдываясь, пролепетала она.
     Парень с бывшей Аниной подругой переглянулись между собой.
     — Ладно, держи свои шестьсот, да скорее валим отсюда.
     Отсчитав деньги, парень  сунул пачку в руки  молодой дурехи. Он не дал ей возможности даже пересчитать деньги.     С тихим воплем: «Нас пасут», —  парень выбежал из зала.  За ним бросилась  и его напарница.   Анна сунула кредитки в сумку и тоже поспешила ретироваться…   
     Уже дома, скинув с себя пальто, девушка полезла в сумочку, ей очень хотелось подержать в руках  советские кредитные бумажки, много бумажек, за которые не светит срок. Каково же было ее удивление, когда вместо толстой пачки денег она обнаружила на дне сумочки «куклу» — аккуратно нарезанные листы чистой бумаги, прикрытые сверху и снизу желтыми пятидесятками.
     Анна схватилась за голову и тихо заплакала. Ей было так горько за этот подлый обман, что слезы ручьем покатились из глаз. У девушки началась настоящая истерика. Тушь грязными струйками стекала  по щекам, но она,  обессиленная,  не замечала этого. Анна  сидела на тахте и,  растирая кулачками глаза,  горько проклиная свою судьбу…

 Продолжение следует.