Вертикальная радуга. Глава 4

Николай Владимирович Зайцев
Глава 4.

 Удивительные настали дни. Никогда не думал, что лето на севере может быть столь жарким. Казалось, солнце палит даже ночью. Город взбунтовался, но без всяких шансов на победу плавился, как пластилин, дымился асфальтом и медленно чах в клубах пыли, тоннами оседавшей на зелени деревьев, кустов и травы. Даже собаки ходили непривычно вяло, с тоской в глазах ища тень. Ожиревшие голуби, карликовыми курицами лежали в пыли и сонно смотрели на редких прохожих. Люди одурели от жары и мели с прилавков всё, что булькало, пенилось и как-то являлось пригодным для питья. Оборот увеличился. Руся психовал, не справляясь один в поездках по оптовым магазинам.  Незаметно в ларь-ке появился продавец (очередной мой бывший одноклассник, ныне студент в отпуске). Поначалу мы делили с ним смены, потом, с получением долгожданного свидетельства о моём частном предпринимательстве, вынуждены были пригласить и второго продавца. Дни завертелись быстрее. Подыскали второй ларек и оформили на меня. Находилась тор-говая точка в другом конце города, но Руся не унывал, хлопал меня по плечу и грустно смотрел на ларек через дорогу – за его аренду хозяин просил нереальные деньги. Это по-нимал даже я.
Кажется, у нас появилась лишняя наличка. Факт немного меня волновал, потому что Руся начинал задумываться об оптовой торговле. Благодаря своим старым связям он находил какой-то нелегальный товар по смешным ценам, и мы благополучно его рассо-вывали по ларькам. Иногда объем покупаемого оптом шоколада или водки меня пугал, но только так (по объяснению Руслана) нас могли заметить и взять на заметку «тени».
Не думал, что их такое количество. Они буквально сплели целую паутину, плотно сваляв город в кокон. За «тенями» стояли люди из маленьких фирм или из фирм, которые существовали только на кустарных печатях или такие же молодые парни, как мы или … непонятно кто, в общем «тени» и всё тут. Этот тесный мирок пах деньгами и мы, затаив дыхание, высунув языки, как молодые щенки, смотрели на него сквозь приоткрытую дверь, готовые войти стадом баранов и разметать его голодными акулами, жадно клацающих пастями, в надежде отхватить кусок пожирнее.
Я тогда ничего не знал о пастухах, которые пасут стада баранов и о рыбаках, кото-рые занимаются ловлей акул. При чем, исключительно ловлей акул.
Сейчас меня больше забавляла моя длинная кожаная куртка, которую я одевал на ко-стюм-тройку и таким парился под знойным солнцем. Даже Руся сменил резиновые сапоги на легкие домашние тапочки, и частенько мы не злобно переругивались, намекая, друг другу о нарядах: я предлагал вместо домашних тапочек надеть сланцы, на что неизменно получал ответ – скоро осень, а это сезон дождей, а значит и сезон резиновых сапог; мне же друг советовал надеть футболку, но я считал, лето завтра закончится, что никакой осени у нас на севере не будет, а к теплой зиме мой наряд как нельзя лучше подходит. Наверное, со стороны мы выглядели забавно и странно.
Помимо куртки я обзавелся кошельком - коробкой из-под печенья в карамели «твикс». Пробовал другие коробки, но они быстро изнашивались и рвались. Беда.
Часто Руслан говорил мне (как самый страстный тихий водитель) про зеленую поло-су, в которую мы попали. Иногда после этого он молчал, выдерживая паузу и уходя в себя, теребил четки (черный янтарь – я купил и сделал подарок), с шумом выдыхал из себя воздух и говорил что-то о трагичном конце, с катастрофой в красном. Но разве слушал я его? По моим расчетам мы приближались к первым пяти тысячам долларов. При чем зеленький кусочек должен был получить каждый. Я исходил из операций, которые мы проворачивали с «тенями» расплачиваясь с ними за товар деньгами, которые находились не в дипломатах (как принято в кино), а в коробках из-под телевизоров.
Удивительные дни…
Я летал, и душа моя пела. Я начал улыбаться и радоваться жизни, хотя после завода, думал о ней по-другому. Я стал замечать природу и людей вокруг себя.
Самое главное – скоро должна была приехать Оля. Я уже видел её изумление в гла-зах, при виде моей куртки. Слезы радости и влажные губы у уха. Долгожданные слова любви. Потом я покажу ей кучу денег и сделаю предложение. Вот оно счастье. Нескончаемая полоса зеленого света.
Как я был рад, когда увидел в почтовом ящике письмо от Оли. Наконец-то!! Под са-мый конец отпуска, но я всё-таки дождался первой и последней весточки – не сегодня, так завтра телеграмма с номером поезда и вагона. Бесконечно люблю. Господи. А может и к лучшему, что не писала? Больше эмоций при личной встречи. Я прижал письмо к лицу, заряжаясь энергетикой. Закрыл глаза, представляя, что в пламенных строках и очнулся от голоса соседки по подъезду:
- Что? Зуб болит?
Почему они всегда меня видят, когда не надо? Я с непониманием осмотрелся по сторонам и, покинув площадку с красными почтовыми ящиками, побежал, скорее, домой, перепрыгивая через ступеньки.
В квартире пахло котом и чем-то нежилым – прошло время, а ничего не измени-лось... Я присел на пуфики под вешалкой, покосился на пакет рядом, с трудом припоминая, что в нем и бережно стал разрывать конверт. Три исписанных листа! Мелкий почерк в каждой клетке! Я возбужденно сглотнул, прикрывая глаза и стараясь, хоть как-то успокоить разбушевавшееся сердце.
Первым лист был полностью отведен погоде. Мне показалось, что я читаю свой дневник по Природоведению за второй класс. Именно столько данных я записывал в нем о меняющейся температуре, осадках и ветре. Полстраницы было отведено состоянию воды в реке Волга.
На втором листе я узнал о том, что рыбу есть нельзя, так как её сжирает изнутри червь. Остальные полтора листа – обзор цен на трех рынках. Одежда от вьетнамских кутюрье, рамочки со стеком и без, сколько стоит чага и поделки из древесины, молоко и сыр – всё промелькнуло у меня перед глазами, выстраиваясь в стройные ряды.
Третий лист начинался со здоровья будущих родственников, которых я пока не знал. Их список занял чуть больше страницы. Я ничего не пропустил, внимательно, вчитываясь в каждую строчку, надеясь узреть великие слова любви.
И узрел. Почти в самом конце. Настроение у меня портилось, я хмурился, ожидая чего-то непонятного и необъяснимого.
И нашел.
Фраза прочиталась легко. А когда я её понял, письмо выпало из рук, разлетаясь по коридору. Я откинулся назад и попытался глотнуть воздуха. Стало жарко. Я снял куртку. Затем пиджак и рубашку, и всё ещё продолжал потеть. Потом покатились слезы. Я не пытался их остановить, ибо так жалко себя, мне никогда не было. Какой там завод, первая зарплата, ругань мастера и отбитые льдом напрочь пальцы! Какой там ларек, опт и пять тысяч долларов – состояние за пару месяцев!
Оля вышла замуж. Она просто вышла замуж. Тупо вышла замуж, пока находилась в отпуске. И нет, уверяла меня, что такие чувства, которые она сейчас испытывает, никак нельзя назвать летним романом. Это настоящая любовь, в которой девичья свежесть сгорела, как сухая головешка. А я… А со мной. Это было почти по-детски и несерьезно. Да и кто я такой, ведь у меня даже нет длинной кожаной куртки. В общем, прощай, парень. Ты был настоящим хорошим другом. Таким и останешься. Она надеялась и верила, что навсегда.
Я добрел до кровати. Посхлипывал пару раз и лег спать. Уснул моментально.
Проснувшись, я понял очевидное – это злая шутка. Точно. Юмор такой. Я ещё раз прочитал с виду серьёзное письмо несколько раз и нашел в нем дополнительную информацию для веселья. Оля никогда больше не вернется. Зачем? Спрашивала она саму себя. Теперь у неё есть новый дом, больше похожий на усадьбу, с видом на Волгу.
Я посмеялся. Складно. Обязательно расскажу Руслану, как меня разыграли. Тоже по-смеётся. Уверен. А сейчас я поеду к маме Оли и выясню, осторожно намекая на волнующий меня вопрос, правду. Руки сами потянулись к пакету с автоматом, но я погасил движение и даже решил не брать с собой кошелек – коробку из-под шоколадных батончиков. Две привычные вещи, которые сопровождали меня неразрывно друг от друга, если не в жизни, то в голове точно, остались дома, привыкая к одиночеству.
Примерно через час я звонил в нужную дверь. Будущая теща, увидев меня на пороге, не много растерялась и побелела лицом. И тогда я понял, что никакого розыгрыша нет, и усиленно потер лоб. Наверное, выглядел я намного хуже, чем она, потому что на предложение:
- Воды? – ответил благодарным кивком. – Ну, входи.
Мы сидели на кухне и слушали тишину. Я вертел в руках пустую кружку.
- Ещё?
- Хватит. Третью не осилю. Давно?..
- Да дней десять назад! Я сама не ожидала. Мы только приехали, а молодые оста-лись… Я ей о тебе говорила. Мол, нехорошо так с парнем поступать, но в неё словно бес вселился.
- Это любовь.
- Чего? А. Может и любовь. Только нехорошо это. Фотографии показать?
Я сильно затряс голос. Нет! Не надо! А потом неожиданно сдался и снова согласил-ся. Спустя время я десять раз жалел о своём опрометчивом поступке (особенно ночами), а тогда жадно рассматривал фотографии и удивлялся, почему Оля с папой жениха на всех снимках в обнимку. «Теща» выжидающе молчала, пытливо всматриваясь мне в лицо, ловя дыхание.
- А, где жених то? – как можно мягче спросил я, но от моего злого бурчания женщи-на съежилась.
- Да вот же он. Вот. – И она показала пальцем, куда надо смотреть. Оказывается, седой бородатый мужчина с теплой искоркой в добрых лучезарных глазах – это и есть избранник. Муж моей Оли.
Я почесал бровь.
- Очень интересно.
- Ох, и умный мужик! Доцент! О! – Я посмотрел на указательный палец перед носом. – Дом у него от родителей остался. Ест вилкой и ножом. Но не нравится он мне! Нутром чую беду: и пьяница и бабник и денег у него нет. Наплел что–то моей Оленьки, а она уши и развесила. – Женщина неожиданно заплакала. Я встал и налил воды из кувшина. Попила. Немного успокоилась. – Не будет у них житья. Вернется она. Посмотришь.
- Не вернется.
- Это почему же?!
- Упрямая. Будет тянуть свою лямку, всем назло.
- Вернется. Никуда не денется. Я свою дочку знаю.
- Ладно. – Я встал. Я тоже хорошо знал её дочку. И потом, когда сердце немного склеится и снова заработает – в нем она останется навсегда. – Спасибо за воду.
- Уже уходишь?
- А чего сидеть?
- Ну да, ну да. Вижу куртка у тебя новая. Бросил пить, прибарахляешься?
- Не пил я никогда. Да и куртка не моя. У товарища взял поносить. До свидания.
- А что Оли в письме то написать? Что?
- Что? Ничего. А впрочем… Скажите заходил поздравить.
Женщина горестно вздохнула и посмотрела на меня полными сострадания глазами. Потом меня долго преследовал этот взгляд, заставляя что-то бубнить вполголоса и многообещающе сжимать кулаки, чтобы лишний раз погрозить невидимому врагу, скрывающемуся в темноте – совести что ли?
Не помню, как добрался до ларька. Кажется, я ехал в троллейбусе и долго шел пешком по неизвестным улицам и тротуарам. Время остановилось. Реальность становилась зыбкой. Я снова погружался в мир уныния и тупого однообразия. В мир врагов. Да. Кругом были одни враги.
- Не надо так на меня смотреть, - предупредил меня злобный прохожий и растворился в тумане моей боли. Что он знал о боли? Ведома ли была ему огромная жалость к самому себе?
Я скрипел зубами и шел, шел дальше. Мой путь тянулся на бесконечное расстояние, измеримое только мукой.
И когда мне показалось, что смерть милостиво предложила присесть возле пыльного забора, я с трудом осознал, что нахожусь возле нашего основного ларька, с которого началось превращение грез в реальность. В трех метрах от вагончика стояла машина Руслана. Черный цвет «восьмерки» был похоронен под толстым слоем пыли – у хозяина, как всегда не хватало денег на мойку.
Друг увидел меня в окошко и, когда я подходил к двери, уже встречал меня на поро-ге.
- Ты поздно. Я снял кассу один. Э, да на тебе лица нет. Нарвался на контролера в автобусе? Что случилось?
- Я умер.
Руслан впустил меня и закрыл дверь на засов. Я машинально сел на стул напротив форточки. Зря. Покупатель – симпатичная девчушка, бодро кинула мне деньги в лицо и прокричала:
- Пачку «Мальборо».
Я поднял деньги с полу. Отсчитал сдачу из кассы, взял пачку и вышвырнул в фор-точку.
Девушка обиженно взвизгнула и залилась трелью детского мата, очень часто накло-няясь к земле. Я, не мигая, смотрел на её согнутую спину. Глаза стекленели, готовые вот-вот лопнуть
- Что ты делаешь?! – вскричал Руслан. – Мы потеряем клиентов! 
И глаза лопнули. Только вместо стекла из них покатились слезы. Руся засуетился. Выхватил из ящика банку лимонада, вскрыл, сунул мне.
- Ты что? Ты что?! Она тебя обидела? Сейчас… - Руслан выглянул в форточку. – Эй! А ну живо сюда! Куда побежала?! Вернись! Ну вот. Мы потеряли клиента. Жаль. Васек! Ну, ты что? Ты на покойника похож.
Я попил лимонада. Пламя внутри улеглось. Слезы продолжали литься.
- Я и есть покойник.
-  Что ты такое говоришь! Мы ведь только жить начинаем. Скоро вместо кошельков чемоданы таскать будем! Ты, что, браток! Посмотри за окно. Видишь город? А знаешь, чей он? Знаешь?
- Уж вся ко не наш.
- Зато нас все знают. И чем дальше, тем больше будут с нами считаться.
- Так вот какая у тебя мечта…
- Что?! – Руслан замер. Я видел, как он потупил глаза. Потом с вызовом поднял их. Сказал зло:
- Да. Я мечтаю масштабно. Меня кожаной курткой не удивишь. Я хочу, чтобы меня узнавали. Чтобы мы с тобой встретились на улице у светофора, остановили свои крутые тачки, высунулись в окно и спросили друг друга о жизни. А все бы нам сигналили…
- Я ездить на машине не умею.
- Пускай у тебя будет водитель.
- От меня Оля ушла.
- Пускай у тебя… Что? Как ушла? Она что с отпуска уже приехала?
- Нет. Не приехала. И не приедет. Она вышла замуж. Понимаешь?!
Руслан поёжился и нерешительно предложил:
- У настоящего мужчины первая любовь всегда катастрофа.
- Нет. Ты не понял. – Я затряс головой. – Не понял. – Руслан вскинул голову, ожидая продолжения. Я видел, как за его спиной к форточке склонился покупатель. Он спросил:
- Будем работать или не будем?!
- Не будем, - отрезал Руслан и закрыл форточку перед ошарашенным «князьком». Кажется, сегодня день потери клиентов.
- Не понимаю, что?
Я замялся.
- На самом деле. Я ведь для неё старался. Мне – это предпринимательство даром не нужно. Меня моя работа на заводе вполне устраивала. Да, там не платили денег, да, там относились, как к рабу, но в глубине души меня устраивал такой порядок жизни. Внешне – нет, а внутри пульсировала огнем мысль, что всё вернется, и завод опять станет функ-ционировать в полную силу.
- Идиот, - устало сказал Руслан.
- Работаете или нет?! – кричал за стеклом покупатель.
- Завтра вытащим деньги и разделим «пенку». Да ты по колено обложишься пачками денег! Да такое количество твой отец даже представить не мог!
- Не трогай папу! Он – святой. Он – коммунист. Его Родина предала.
- Вот видишь! Какой масштаб! А у тебя? Что? Разве твоя катастрофа может срав-ниться?..  Да у тебя будет сто таких Оль! Да ты только помани её одной из пачек. Да, ра-дуйся! Теперь все Оли твои. И не только Оли. Спроси у Симы, если мне не веришь.
Я слушал его тираду, обхватив голову ладонями. Сквозь пальцы струился пот.
- Слушай? Точно. – Я просиял. – А давай я к ней слетаю?
- Ты что?! У нас дело.
- На день. Что может случиться за день? Я быстро.
Руслан замотал головой. Отвел глаза в сторону.
- Никак нельзя. Ты мне нужен. Мы ведь партнеры. Сначала самолеты, а девушки по-том. Так даже в песни поется. Ты теперь взрослый.
- Работаете или нет?! – не унимался покупатель, настойчиво барабаня в стекло.
- Сегодня у тебя выходной. Возьми водки. Напейся. Выпей всё до капли и ложись спать. А завтра… Завтра у тебя начинается новая жизнь.
- Я же умру после бутылки водки.
- Надо.
Я нерешительно взял «литрушку» из первого попавшегося ящика. Посмотрел на черную этикетку. Водка называлась просто – «Черная смерть» - череп в котелке, скалясь, предлагал мне забвение и покой. То, что надо.
Выйдя из ларька, я увидел, как Руслан открывает форточку и покупатель, очень назойливый мужчина неопределенных лет и блеклой внешностью, зло бормочет и суёт красные корочки под нос другу.
- Работаете или нет?! Налоговая инспекция! Открывай…
Я передернул плечом – всё равно, устало посмотрел в растерянное лицо за стеклом ларька и нетвердой походкой направился домой. Как никогда ощущался пыльный воздух. Свежего воздуха не хватало и грудь, тяжело поднимаясь, причиняла сердцу боль. Пропал звук. Мимо проносились беззвучные автомобили. В луже барахтались взъерошенные во-робьи, которые часто и безрезультатно открывали клювики. Меня обогнали смеющиеся подростки. В тишине, без какого-то либо звука, они казались скалящимися вампирами.
Только кровь, пульсируя, стучала в висках – тух-тух, контролируя каждый мой шаг и ленивые взмахи. Я шел сквозь мед: медленно и тягучи, давались шаги, долго и сонно, но верно и правильно, с конечной остановкой у родного подъезда. Остановил меня, конечно же, сосед, живущий подо мной. Именно такие соседи всегда считают, что ты что-то им должен: за то, что ходишь не так, шумишь не так, топишь не так, живешь не так…
- Привет, Толик! – радостно сказал сосед и облизнулся. Я посмотрел в мутные глаза, оценил выжидающую позу и вдруг спросил:
- Стакан есть?
- С-стакан? К-конечно!
Наши движения стали едины: один доставал бутылку, второй пластмассовый стакан. Чпок: стакан разложился, крышка с бутылки улетела прочь в траву.  Сосед выжидающе поднял брови, и я налил до краев. Он жадно выпил и снова протянул стакан. Со второй порцией не стал торопиться. Блаженно зажмурил глаза и сквозь щелочки сначала посмот-рел на небо, потом на меня. Секунд через пять он меня узнал.
- Толян…
Я отхлебнул из горла и тоже стал смотреть в небо. Пик северного лета. Короткого. Знойный день перед началом быстрой осени и затяжной зимы.
- Хорошо то как, Толян.
Я мотнул головой, соглашаясь, и снова отхлебнул. Посмотрел на этикетку – череп пока был с нами и никуда не ушел.
- Рано ты стал пить. – Сосед сокрушенно мотал вихрями седых немытых волос. – Но ничего. Скоро в школу и вся дурь сразу пройдет.
- Не пойду в школу… - начал я, но меня тут же прервали:
- Правильно! Не ходи! Устраивайся сразу на завод. Как я, например. Я тоже не до-учился. Завод меня выучил. Из ученика я превратился в первоклассного токаря! Таких умельцев, как я в городе по пальцам можно посчитать. Сорок лет отдал заводу! Сорок! На пенсию знаешь, как провожали? Знаешь?
- И как?
- А, никак.
Мы снова выпили, глуша в себе злобу и ненависть. Девиз «Всех убью!» - транспа-рантом маячил над нашими головами, изредка натягиваясь под слабым ветром.
- Знаешь, что самое страшное?
- Знаю.
- Знаешь?! – вскричал сосед и уставился на меня, готовый признать меня человеком. - Откуда ты можешь знать? Ты молод и зелен. У тебя все знания впереди. Давай Леньку с первого этажа позовем? Мировой мужик. Инженер бывший.
- Зови.
Сосед вышел из-под козырька и звонко закричал в окна на первом этаже.
- Ленька! Ленька!
Залаяла собака. Закричали бабки с соседнего крыльца. Упала стеклянная банка свер-ху - заботливая рука приветливого жильца родного подъезда.
- Э! Убить мог! Вот люди… - Сосед вернулся ко мне. Подставил стакан, дрыгая но-гой и стряхивая осколки стекла. – Спит Ленька. Чудак. Проспит счастье. Знаешь, что та-кое боль?
- Знаю.
- Да откуда ты знаешь?! – не выдержал собутыльник.
- Познал радости любви…
- Не понял? – Мужик вытаращил мутные глаза. Стало неприятно.
- Забудь. Пей.
- «Пей», - заворчал сосед, - мал, меня учить. Я, между прочим, воспитал целую бри-гаду стахановцев. Двух орденоносцев. Да-да! Не смотри на меня! Двух! Мне самому мог-ли дать. Не веришь?! Я раньше знаешь, каким был?! Эх. – Он махнул рукой и пролил вод-ку. Я думал у него остановится сердце. Лицо соседа исказилось восемнадцать раз и пре-вратилось в пластилиновую маску. Я поспешил налить и он отмер. Подобрел.
- А, самое страшное, что никто из них не пришел ко мне. А раньше бывало, дядя Петро, а как это, а это. А то и Петр Иванович. Вот я стою, умираю с тобой, жду северного сияния, и никто из них не вспоминает обо мне. Страшно - забвение.
- Какое же северное сияние летом? В жару?
- И даже ты мне не веришь. - Прежде чем махать руками стакан опрокинулся в рот. – А я так умереть не могу. Никак не могу. – Сосед отчаянно затряс головой. – Я должен увидеть северное сияние перед кончиной. Иначе, зачем я жил?
- Да вы ещё… поживете. – Мой отец выглядел лет на десять старше и полностью вымученный жизнью. – Зачем грустные мысли?
- Это не мысли. Это смерть. – Сосед протянул стакан. – Умираю я, Вася. Рак легких что ли… Будь он не ладен. Одного не пойму – я же всегда пил и никогда не курил. Поче-му рак легких? У меня и сейчас кашля нет. Или … почти нет. Почему я? Почему я… Я же бригаду стахановцев… Лето!! И что?!! Думаешь, моя болезнь ждать зимы станет? Увидеть северное сияние и умереть – вот о чем я мечтаю. Что бы знак какой-то был, что меня небо принимает.
- Пускай - это будет гроза, - тихо сказал я. Сосед зыркнул на меня глазом.
- Что «гроза»? За бригаду стахановцев, какая-то гроза? Нет, парень. Я явления при-роды хочу.
- Гроза тоже явление. Тем более лето.
- Заладил. – Мужик ударил себя по ноге. - Заладил. – Он заплакал. – Гроза. – Перво-классный токарь зарыдал. – Умереть, не увидев никакого чуда…
Я осторожно поставил бутылку возле его ног и незаметно растворился в тени подъ-езда. Вскоре я открывал дверь квартиры. Устало разделся и кое-как добрался до кровати.
Хуже дня у меня ещё не было. Жизнь, начинаясь, закончилась. Наступила тьма.
И пришел сон.