Глава 3.
Навязчивая мысль о том, что надо купить оружие в ларек, преследовала меня с первых дней работы. За месяц через мои руки прошел такой арсенал, начиная с тупых кухонных ножей и заканчивая беретами, что можно было бы вооружить не одну дивизию морских котиков или свиней (кому, как нравиться). Люди пытались всучить мне всякий хлам и при этом содрать три шкуры, думая, что я сижу на денежном мешке. Руся моего увлечения не понимал. Он даже высказывал страх и был явно напуган, видя во мне тайную угрозу.
Но, как он меня не отговаривал, что только я не услышал из его лживых уст, оружие, после долгого отбора, наконец-то приятной тяжестью легло на дно пакета. Я несколько раз заглядывал в него, любуясь дивными линиями, и, не веря долгожданному чуду. При-знаться, о таком я и не мечтал.
Руся приехал не один. Я видел, как вслед за ними прикатила ржавая «тройка», заботливо перебинтованная в нескольких местах пеньковой веревкой. Я поспешил открыть дверь, догадываясь, что прибыл товар. Под чутким руководством Руси, парни, выпрыгнувшие из мертвой «коросты», стали носить ящики с водкой. Тот, что был старшим, хит-ро успел мне подмигнуть и сообщил следующее:
- Отличный товар! У нас самые низкие цены в городе. Меня зовут Дима. Но все зовут меня «прапор». Морская авиация, сынок!
«Папаша» мне не понравился. Ловеласы и пустомели всегда меня настораживали – такие на заводе мало работали, но всегда много говорили. Часто и ни о чем. Оплетая словами с нулевым значением. Тем более папа всегда говорил, что в армии хуже ефрейтора, может быть только прапорщик. А папе я верил.
- Знаешь, что такое морская авиация, сынок?! Это тебе не пехота. Это вертолеты, парень! Масса вертолетов. Массированный удар с воздуха и бац!
Я достал одну из бутылок привезенной водки. На дне плавал мутный осадок и пару тараканов. Достал вторую – тоже. Посмотрел на Русю. «Прапор» перехватил мой взгляд.
- Что надо водка! Супер! Ядреная и убойная! Как морская авиация!
Я протянул ему бутылку с тараканами. Он вытаращил глаза.
- Осечка в барабане! Пустой патрон, рядовой! Такие промашки позорят морскую авиацию! Сразу их в сторону! Меняем с извинениями!
- Как такое продавать? – спросил я у Руси. – Это же смерть. Нас просто взорвут бичи.
- Тогда на помощь придет морская авиация… - начал, было «прапор» Дима.
- У бичей гранат нет, - важно сказал Руся, - принимай товар.
- Хватай снаряды, сынок! – завопил тут же «прапор», отдавая мне обратно бутылку с тараканами. «Нет гранат,» - вертелось у меня в голове. Как же! Я то знал, что есть.
Руслану нравилось, когда давали товар на реализацию. Мне, признаться, всё меньше и меньше. Возможно оттого, что я проводил дни напролет в ларьке и многих постоянных клиентов знал в лицо. Остальные знали меня. Я, привыкший доверять людям и верить в то, что говорят, потому что сам врал только по необходимости и то, всегда краснея, сей-час имел в ящике у кассы десятка два разных документов в надежде на выкуп. А сколько товара отдано под честное слово за первые недели работы! Сейчас у меня снега зимой не выпросишь. Я стал строже к людям. К себе, кстати, тоже. И водку с тараканами продавать мне претило.
Я смотрел, как Руся разговаривает с директором спиртзавода. «Прапор» извивался, словно его уже жарили черти на сковородке, глупо смеялся и стучал друга по плечу. Где он его нашел? Где он всегда таких славных парней находит? Наконец они расстались. «Тройка» кашляя, как старый дед-инвалид, уползла за пределы видимости окошка. Руся, насвистывая, вошел в ларек и остолбенел.
- Ты продал три ящика водки? – воскликнул он, глядя в заветный угол, где мы обычно хранили «паленку».
Моя злость улетучилась. Я потупился и неопределенно промычал:
- Ну…
- Молодец! С таким оборотом мы завтра откроем вторую точку.
- Я продал её за раз.
- Круто, Вася. Круто! Чувствуется моя школа. Потравим свадьбу? Или кто-то поехал на рыбалку?
Руся сел на драный стул. Машинально взял банку лимонада и, хотя раньше себе та-кого не позволял, открыл её.
- Да. Что-то типа рыбалки. А ещё у меня есть это, - пробормотал я, перехватывая пакет удобнее и вытаскивая на суд содержимое. Счастье меня переполняло так, что слезились глаза. Руся громко подавился, брызгая лимонадом вокруг.
- Что это?!!
- Немецкий автомат. Шмайсер!
- Купил? Очень похож на настоящий. Очень!
- Он и есть настоящий! – я обиделся. – Сам проверял – стреляли за ларьком.
- Что?!
- Да ты не бойся! Никого не было! Никто ничего не видел.
- Да зачем тебе автомат?!
- Зачем? – Я опешил. – Зачем? Странный вопрос. Затем чтобы был. У всех есть, а у меня нет.
- Надеюсь, ты не взял деньги из кассы? - настороженно спросил Руся, не добро, щуря глаза.
- Нет, конечно. Хватило трех ящиков водки.
- Что?!
- Это дешево! – поспешно заверил я его. – Очень дешево.
- Идиот! Мы же сядем! К нам уже едет милиция! Тебя заложили в первом же отделении.
- Исключено. Парни из черных следопытов на такое не способны: мину в кострище - пожалуйста, а стучать… Никогда. Расслабься, Руся. Мне дали в придачу полведра патронов. Удачная сделка. А водку я выкуплю. С первой зарплаты.
- Я тебя сам сдам, - вдруг сказал Руся, обдавая меня холодом и незнакомыми нотками в голосе.
- Как сдашь? – не поверил я.
- А, вот так! Я не хочу из-за тебя сидеть.
- Автомат только мой! Я и стану за него отвечать. Стучи.
- Тогда я не стану носить тебе передачи, - устало сказал Руся. – И никто не станет. И Оля тебя ждать не будет. И выйдешь ты из тюрьмы старым, больным и никому не нужным. А сейчас выбирай или ты пойдешь в милицию и сдашь автомат – скажешь - подкинули или уходи из ларька.
- Как так? Что значит «уходи из ларька»?
- А, зачем ты мне нужен? Стопроцентный зек. Ты же меня подведешь! Вот посмотришь!
Я задумался. Короткая жизнь пролетела перед глазами. И в ней ничего не было. Да-же длинной куртки из мягкой кожи. Только автомат. И полведра патронов. Я представил недовольное лицо Ольги. Разочарование в её глазах, когда я стану показывать ей автомат, объясняя, почему я ушел от Руслана, из ларька, где всегда было много «сникерсов» и «марсов». Потом я вспомнил завод и старших мастеров и совсем погрустнел. Руся истолковал мою мимику по-своему и решил меня добить:
- Зек.
- Ладно. Сдам. Поедешь со мной?
- С ума сошел?? – ужаснулся друг. Руки его затряслись. – Нет. Иди один. И немедленно.
- Хорошо. – Я поднялся. Тщательно завернул оружие. Придирчиво осмотрел пакет. Ничего не торчало. – Я пошел?
- Иди. Да. И возьми выходной. Побудь один дома. Подумай. Поскучай. Поплачь.
Я промолчал, потом печально вздохнул и вышел на улицу. Постоял возле ларька. Люди точно знали, что у меня в пакете автомат и откровенно глазели. Наверное, я долго простоял, опираясь спиной о раскаленную жесть, пока Руся требовательно не застучал в стекло и замахал на меня рукой. «Пошел вон», - шептали его губы.
Я обиделся и пошел. На светофоре со мной заговорила бабушка. Удивительный народ – эти бабушки.
- Вот купила рыбы. Такая большая! – Она распахнула перед моим носом пакет, показывая мне треску. Я содержимым своего пластика не стал хвастаться. Загорелся зеленый. Мы тронулись. Странно, вокруг столько народу, а она почему-то выбрала именно меня. Мы перешли дорогу. Я по-прежнему на неё не смотрел, а она семенила рядом со мной и рассказывала про церковь и веру. Люди плавно обтекали нас со всех сторон. Я любовался листвой деревьев. Смотрел на пыль на дороге. На грязные машины, проезжающие мимо. На чистое небо. Дивился всему. И тут увидел веревку с красными флажками перед собой. Работники ЖЕУ огородили возможный аварийный участок, и ушли куда-то. Может обедать? Или ждать в теньке и прохладе дальнейших инструкций? Участок перекрывал весь тротуар. Люди просто поднимали веревку над головой и шагали дальше по своим делам. Мы с бабушкой замерли. Обоим не понравился не порядок. Переглянулись. Только сейчас я заметил, что моя собеседница миловидная пожилая женщина с очень интеллигентным лицом и мне стало стыдно.
- Нет слов, - сказала она.
- Бывает хуже. – Я поднял веревку над её головой и галантно склонил голову, про-пуская вперед даму. Почему-то я был уверен, что ей шагать прямо, не сворачивая в переулки, до следующего светофора и спутником её буду я. Я усмехнулся и взял из её рук пакет с рыбиной. Она протестовала только для вида.
- После смерти Пети, жизнь стала такой дорогой, - сказала она мне шагов через десять. – Но меня спасает вера в Бога. Бог присматривает за мной. Он добр и щедр. Вот послал мне рыбину и тебя. Думаешь совпадение? Сегодня у меня будет сытный обед. Так давно не ела рыбки. Слишком дорого. Ты, наверное, тоже ничего не ешь? Такой тощий!
Мне хотелось её многое рассказать, но я промолчал, половчее перехватил пакеты в одну руку и достал из кармана шоколадку «фрут энд нат». Мою любимую. Протянул бабушке.
- Нет, нет, - испугалась она. – Думаете, что я нищая?
- Это всего лишь шоколад, - попытался успокоить её я, - сегодня Бог особенно к вам внимателен.
- Вера Степановна, - представилась бабушка, принимая гостинец. Слова о Боге её успокоили. И я видел радость в её глазах. Удивительно. Если бы я немедленно получил злополучную куртку, испытал бы я те же чувства?
- Вася.
- Учишься в педагогическом институте, Вася? – спросила Вера Степановна. А может, скорее утверждала. Не хотелось разочаровать, но я сказал правду.
- Нет. Не вышло. Четыре раза поступал.
- Будешь ещё поступать?
- Сомневаюсь. Надоело.
- Потерял веру. – Вера Степановна покачала головой. Но она меня не осуждала, скорее жалела. - Работаешь где?
- Официально безработный, а так, подрабатываю в ларьке. Скоро стану предпринимателем. Получу бумагу.
- Я помолюсь за тебя, Вася. Расскажу Богу про тебя, и ты станешь настоящим предпринимателем. У тебя всё получится и у тебя будет много денег. Посмотришь. Только будь осторожен – стреляют в вас, как в зайцев. Ты не знаешь, где можно взять черного кота?
Я даже остановился.
- А зачем вам, Вера Степановна?..
- Говорят они лечебные. И очень любознательные. Самые добрые. Если к ним с лаской. Только я бы взрослого взяла. Сил нет приучать котенка к туалету.
- Знаю, где взять. Я вам отдам своего кота. Он – лапочка и сразу вам понравится.
- У тебя есть кот? А как же ты будешь без него? Он же твой друг, наверно?
- Наверно.
- Вот повезло, - тихо сказала Вера Степановна. – Какой прекрасный и удачный день. Как ярко светит солнце.
- Я живу недалеко. В двух кварталах.
- Чудесно.
Мы перескакивали с одной темы на другую и вскользь поговорили обо всем. Через пять минут мне казалось, что я знаю всё о Вере Степановне и, думаю, наши души нашли друг в друге некоторое родство. Удивительный человек. Питу она тоже сразу понравилась. Кот потерся о ноги. И привстал на задние лапы, с любопытством постукивая новую хозяйку по коленки и требовательно заглядывая в глаза. Не иначе хотел, есть, сорванец. Я быстро прошел на кухню. Достал из холодильника старую пачку крабовых палочек (последняя память с завода), открыл и высыпал содержимое под ноги Веры Степановны, не замечая её округлившихся глаз.
- Ешь, Пит. Ешь.
Кот утробно заурчал.
- Пит?
- Его имя. Пит от имени Питер– это по-английски. По-русски значит Петя.
- Петя? – охнула Вера Степановна и облокотилась о стену, подпирая спиной бетонную поверхность. Я посмотрел на её лицо и увидел дрожащие губы. «Петя!» - я мучительно вспоминал, в голове вертелось что-то важное.
Вера Степановна склонилась над котом, который рвал крабовые палочки в лохмотья, нервно прижимая уши, и, тараща глаза; и погладила зверя по голове, приговаривая:
- Ну, вот мы и встретились, милый.
Бьюсь об заклад, если бы я погладил, Пита, когда он насыщается, то он бы порвал меня как эту крабовую палочку, только мои лохмотья бывшей кожи выглядели кошмар-нее. Ничего не произошло. Кот замурлыкал. Со мной он даже не мяукал.
Не думал, что расставание будет столь мучительным. Вера Степановна тоже что-то чувствовала, и тоже спешила откланяться. Пит, подмигивал мне из сумки, норовя вслед за головой вытащить тело. Он ещё верил, что мы увидимся.
- Прощай, друг. Возникнут трудности - приносите назад.
- Какие трудности. Петя – лапочка.
И я остался один. Я долго стоял на одном месте, слушая тишину. Мне казалось, что я слышу шаги на улице. Потом я очнулся. Положил пакет с автоматом на сиденья вешалки под куртки и вспомнил, что Петей звали мужа Веры Степановны. Иногда происходят удивительные вещи в мире. Особенно, когда веришь в подобную чепуху. Я решил сдать автомат завтра, в глубине душе зная, что никогда с ним не расстанусь. А пока: не сварить ли мне супа? Овощной рынок находился внизу, в двух домах я быстро спустился и надолго замер возле открытого стола заваленного дарами юга. Не то, чтобы они меня удивили и поразили, просто я не знал, имеет ли смысл покупать продукты килограммами. Продавец мной заинтересовался: обслуживая других покупателей, старался не упустить меня из виду. По раздутым ноздрям я понял, что напрашиваюсь на неприятности, и решился:
- Здравствуйте. Свешайте мне, пожалуйста, одну луковицу … - Молодой парень презрительно хмыкнул, обернулся к соседу, спрашивая у него:
- Сколько взять?
- Возьми рублей сто.
- Пять картошин, - продолжил я и снова был перебит.
- Пускай даст рублей двести.
- Морковку.
- Две?
- Одну. И банку тушенки. Всё. – Я полез в карман за деньгами и вытащил … пачку крупных купюр – случайно забыл дневную выручку в коробочку под кассой положить –отвлекли мысли об возврате автомата. Молодой продавец «зеленого» стола улыбаться перестал и сразу погрустнел, и сник.
Из трех картошек и банки тушенки я сварил суп. От предвкушения горячей пищи у меня сводило живот. Но стоило мне поднести первую ложку к губам, как раздался звонок в дверь. «Пит вернулся», - подумал и, улыбаясь, пошел открывать. На пороге стоял мой одноклассник Серега Коростылев. Мы переписывались. У него была странная судьба: он приехал, будучи сыном военного, на Север из Питера, поступал в сельскохозяйственный институт в Орле, проучился год – не понравилось – перевел в лесную академию в Питер – не понравилось – уехал на Камчатку и вот сейчас, стоял на пороге моего дома.
- Привет, - сказал Сергей, невинно улыбаясь. Детское лицо, короткая стрижка, вечная футболка серого цвета, штаны хаки, истертые кроссовки, руки в карманах – ничего в парне не изменилось. За детской невинностью скрывался мастер спорта по боксу и чемпион Ленинграда по легкой атлетике. Как-то в старших классах мы занимались в бассейне( я отчетливо помню два эпизода из занятий по физкультуре на воде) и на нас наехали ребята из секции. Мы немножко припухли, потеряв инициативу и задор. Сергей захотел всё исправить. Он предложил: «Давайте, я как самый маленький подойду к ним. Они на меня ещё раз наедут и тут вы…» Мы с сомнением посмотрели на Сергея. Под рельефным торсом перекатывались жгуты мышц, какие-то узлы канатов. Это в футболке его можно принять за пятнадцатилетнего мальчика, а в бассейне – нет. Задор и веселье вернулись. Парни из секции обиделись и чуть меня не утопили. Я сидел крайним на скамейке, и никому и в голову не могло прийти, что парень, который не умеет плавать, что-то может делать на глубоководных дорожках. Потом спасали все вместе. Первым в воду прыгнул Сергей.
- Привет. Проходи.
Мы поели суп. Мне он показался необыкновенно вкусным. Давно забытый вкус, плюс горячая еда, всколыхнули воспоминания о семье.
- Приехал навестить папу и маму?
- И из-за этого тоже. – Сергей сморщил гримасу. – Папа сказал, что будет платить за моё обучение. Пойду в пед. Снова на второй курс.
Мы посмеялись. Действительно – забавно. Сергей пояснил, раскрывая суть:
- Был на Дне Открытых Дверей. Препод спрашивает: «Кто на второй курс идет повторно?» Трое подняло руку.
- И ты?..
- Нет. Зачем? Я в третий. Чем занимаешься?
- В доле. Ларек. Ты чем будешь заниматься?
- Не знаю. А надо?
- Иди в бандиты. У тебя все данные.
- Да меня уже звали. – Сергей смущенно отвел глаза в стороны чего-то, стесняясь, и неожиданно спросил с большой надеждой в голосе. - Тебя никто не обижает?
- Нет.
- Если что, говори. Мне нужны деньги. А это хорошая тема. Не люблю, когда обижают друзей. Я у тебя поживу пару деньков? – просто спросил меня Серега.
- Живи.
- Не переживай. Два-три дня. Я познакомился с девушкой. Нам нужно, где-нибудь оторваться, а места нет. И денег нет, чтобы снять хату.
- Живи. Правда, у меня нечего есть. Нет смыла покупать продукты: начинают портиться, прежде, чем я до них добираюсь.
- А, суп?
- Не думаю, что он понравится девушке.
- Да я шучу. Вечером, когда дома?
- После десяти.
- Подойдет. Если кто станет наезжать – только скажи. Я понимаю, у тебя не легкий бизнес. Но он верный. Я ценю людей, которые сами зарабатывают копейку. Все мои друзья ценят.
- Ты ещё дружишь с вьетнамцами? - Спросил я перескакивая на другую тему – такой уж я, нечего поделать с собой не мог, хотя видел – многим не нравится, не успевают сосредоточиться. Сергей успел. Боксер ведь.
- Нет. Здесь нет их диаспоры. А почему ты спросил?
Я замешкался с ответом и неопределенно мотнул головой. Сергей всегда находил необычных друзей и способы добычи денег. Вьетнамские диаспоры он очень полюбил. Я захотел похвастаться автоматом и может отдать его в хорошие руки, но в последний момент передумал. Пускай лежит под вешалкой для курток – кушать не просит. Придет время – сдам. Не придет… Я пожал плечами – значит так надо. Сергей, видя это, улыбнулся. Каждый думал о своём, но в чем-то наши интересы пересекались: ему нужна была хата, мне мастер спорта по боксу.
Мы договорились о встречи вечером, и друг вьетнамского народа проводил меня до ларька. Расстались быстро. Тень одноклассника мелькала на тротуаре и домах, но я, через минуту, почему-то сравнивал его с фантомом, посетившего меня из прошлого и не мог понять, где правда, а где вымысел. Потом я собрался с мыслями, подготавливая себя к разговору с Русланом. Однако он не стал играть роль отца и выглядел как-то слишком бледно и неуверенно. Когда я вошел в ларек, посмотрел на меня вскользь и снова тупо уставился в коробки с кариесными конфетами. Я вздохнул свободно. Ясно: парню не до меня.
- Что случилось? Предварительные роды?..
- Что? Типун тебе на язык.
- Но ведь что-то случилось.
- Меня нашли, - сказал Руся, и губы его мелко задрожали. Я присел рядом. Машинально продал две пачки камэла и шмыгнул носом, предвкушая войну.
- Кто?
Руся не ответил. Иногда я думал какой артист в нем гибнет – умел, паршивец, тянуть драматические паузы, нагонять тоску и неопределенность. Я заёрзал на ящике. Бутылки литровой водки тревожно зазвенели.
- Меня нашла налоговая полиция. Это конец. Надо сматываться из города. Господи, куда я с беременной женой. На кого я кину товар. Всё пропадет.
Я немножко обиделся, но виду не показал.
- Нашла. И что дальше?
- Мне пришла повестка в налоговую полицию! В ларек пришли люди, которые меня вычислили непонятным образом и всучили мне вот это!
Я смотрел на «это» и не видел опасности, хотя в голове у меня мотался счетчик, где за каждый ящик паленки давали год отсидки.
- Надо идти сдаваться. Говорил тебе: давай не будем брать всё подряд.
- Да при чем здесь?.. Ты думаешь?.. Да нет же!! Это эхо из прошлого. Я работал у хозяина. Помогал, чем мог. Выполнял основную работу. Но потом на хозяйский ларек навесили штраф. Баснословную сумму! Хозяин умотал, а меня через столько времени нашли. Нашли! Кто бы мог подумать. Теперь штраф повесят на меня.
- И всё?
- Этого мало?!! Бежать из города немедленно! Надо было раньше! Знал. Чувствовал, что этим обернется. Отберут квартиру, машину. Посадят. Им всегда нужен крайний.
- Глупости.
- Ты не понимаешь!
- Кому ты нужен? Поехали. Внесем ясность в дело. Удрать из города всегда успеешь.
- Меня посадят! ! Ты, что ли станешь заботиться о моем ребенке?! О моей семье?! Да ты о себе не можешь позаботиться! Да кто ты такой?!
- Я твой друг.
Руся примолк. Грудь его тяжело вздымалась. Никогда не видел его таким напуганным. Белое лицо пятном выделялось в полумраке ларька.
- Немедленно бежать…
- Обрубаешь концы. Если считали тебя виновным, то я пришел бы к заколоченному ларьку или бы в окошке увидел лицо в черной маске и форме камуфляже. Это просто повестка.
- Ты думаешь?
- Уверен. Поехали. Поговорим с налоговиками.
- Тебе легко говорить! Для тебя – это кино, а на меня могут повесить долг, за который двумя квартирами не расплатимся.
- Есть только один способ всё узнать.
Я тепло улыбнулся, но внутри у меня предательски поднимался холод к горлу: папа не переживет, когда узнает, куда девалась наша квартира. В принципе, мама тоже.
Мы непривычно рано закрылись. Когда надевали ржавые ставни, подошло несколько вокзальных бичей, и тупо стали смотреть на наши действия.
- Что Толик? Сворачиваетесь?
Почему меня звали «Толиком»?
- Читал про ваш ларек в газете, - не унимался сильно испитый мужик, - так там не рекомендовали пользоваться товаром вашего ларька. В газете целый список прилагался. Я вырезал. Хочешь почитать?
- Спасибо. Не стоит.
- Не обижайся! Думаешь, я им поверил? Вы же о нас заботитесь! Сынки, продайте водки! Не заставляйте идти к конкурентам.
- Закончилась водка, - хмуро сказал Руслан и пошел к машине, кивая мне головой. Мужичок засуетился, подтягивая грязные штаны неопределенного цвета.
- Не обижай начальник – спалим.
- Палите, - отрешенно сказал Руся, обреченно махая рукой.
- Продайте водки, - заплакал постоянный клиент.
Я уже хотел сесть, но остановился. Сжалился. Попробовал уговорить. Навести на мысль.
- Купите через дорогу. У них же открыто.
- У них на сто рублей дороже! Где мы возьмем сто рублей?! – озлобился мужик. Я незаметно прощупал тонкую пачку купюр в кармане и не хотя, принялся снова открывать ларек. Пришлось отоварить мужиков.
- Только к тебе, Толик! Ты нас знаешь. Мы твой ларек поднимем. Мы…
- Да садись, - не терпеливо схватил меня за рукав Руся, втягивая в салон.
Бичи приветливо помахали нам на прощание, когда мы разворачивались и отвернулись, теряя к действительности всякий интерес, целиком и полностью сосредотачиваясь на заветной бутылке. Я чуть не сломал шею, пытаясь понять, о чем они стали оживленно говорить. Или, может, о ком? Обо мне?.. Губы беззвучно открывались. У одного мимика ожесточилась. У другого, напротив, выражение лица стало слезно плаксивое, и губы за-дрожали.
Молния. Должна ударить молния.
У третьего губы превратились в узкую щель, глаза расширились, резкий взмах рукой - слишком профессионально для бича – явно бывший спортсмен – «плаксивый» на тротуаре.
Дальше мне обзор загородил бок троллейбуса и я некоторое время читал рекламу, мало понимая о чем она и, что собственно рекламируют... Я перевел взгляд на Русю - хотел спросить у него, но передумал и промолчал. Друг нервничал и кусал губы.
Погода не соответствовала моменту. Как назло, светило солнце. Прохожие улыбались, радовались редким теплым лучам, подставляли лица, щурясь небу. Их яркие одежды глушили северную серость лета и, при сильном желании, могло показаться, что ты наконец-то выехал на юг или где-то живешь в средней полосе, в типичном городке-призраке без названия и своей истории.
Руся всегда ездил очень медленно и тихо. Это он называл осторожностью. Сегодня мы побили все рекорды осторожности. Нас обгоняли даже троллейбусы и некоторые при этом громко сигналили.
Весь город можно проехать за полчаса, если попасть в зеленый светофор. Мы добрались до полиции спустя час, установив новый рекорд города.
Как и положено такому заведению, новенькое двенадцати этажное здание находи-лось в конце тихой улочке в старом районе, где в изобилии теснились убогие двухэтажные деревяшки, предназначенные ещё в конце хрущевской «оттепели» под снос. Мы при-тормозили возле такого исторического чуда. Руся кусал ногти, не глуша мотор. Я разглядывал ватагу детишек, упоенно ковыряющихся в песочнице и бегающих друг за другом, гадая, кем бы из них мог быть я. Здание налоговой полиции нависало над детской песочницей, откидывало тень и крало кусочек лета вместе с «безвыездным» детством. Суровым мечом справедливости оно протыкало голубое небо и напоминало стелу кому-то из погибших.
- Пора, - сказал я Руслану. Он послушно заглушил мотор и посмотрел на меня, прощаясь.
- Пойти с тобой?
Он помахал отрицательно головой, резко отворачиваясь, смаргивая слезу, и, открывая дверь.
Я смотрел в след понурой фигуре, стараясь навсегда запомнить опущенные плечи и кривой позвоночник. Такая фигура у старика, который сорок лет просидел в тюрьме за налоговые преступления. Я пошевелился, устраиваясь поудобнее. Ждать – долго. Это точно. Надо было ему сказать, что б не упорствовал и не молчал, а сразу всех и себя сдавал – говорят, помогает … первые три минуты, а потом всю жизнь мучает совесть и тени бывших друзей. Однако Руся вышел из мрачного здания минут через пятнадцать. В при-прыжку и широко улыбаясь. Небрежно крутя ключи от машины на пальце.
Шумно сел. Величаво посмотрел на меня. Театрально по хмыкал, выдерживая паузу. Не нужную и томительную для меня.
- Что? Будем продавать только мою квартиру? – Сегодня я шутил как никогда.
- Ой. – Руся состроил гримасу закурившей в первый раз пятиклассницы и рассказывающей об этом грандиозном событии своим подружкам. – Вот вы все надо мной смеетесь. А ведь придурки – это вы, но никак не я. Нет не я! Далеко не я. Я – умный. Знаешь, что он мне сказал?
- Застрелись? - предложил я. Ради хорошего дела я мог пожертвовать своим автоматом, а кто не знает, что немецкая техника самая лучшая во всём мире.
- Остряк. Да меня… могли посадить, если бы у них была подходящая статья. Мы должны на полмиллиона штрафов.
- Это же два месяца работать на заводе. Мы в ларьке делаем эту сумму за полдня. К чему разговоры?
- Сейчас! Буду я платить за кого-то. Мне там поверили. Я отмазался. И всё, благодаря, моей находчивости. Моим резиновым сапогам. «Следак» посмотрел на мои резиновые сапоги и на этом, дело закончилось, не начинаясь. Он сказал: «Что с тебя взять, парень. У тебя даже денег нет на обувь». Вот, что он сказал. Разве я не гений?
- И ты собираешься проходить всё лето в сапогах? – осторожно спросил я, вспоминая, что он мне плел про ремонт обуви, про некачественную резину у бытовиков и старый клей.
- А, что? – в голосе Руси, читался вызов. Он завел машину и лихо развернулся, пугая детей в песочнице. – Может и прохожу. Лето у нас дождливое.
У друга было хорошее настроение, и он почти отвез меня домой, выбрасывая на главной дороге рядом с домом. Я радовался – впереди длинный выходной – целый свободный вечер. Руслан тоже радовался – его понять можно. Тепло улыбнулись на прощание.
Я стоял у края дороги и не торопился переходить улицу в неположенном месте, (друг высадил меня по пути удобном ему). Солнце уже не грело, да и раньше, наверное, тоже, но яркий свет окутывал душу в кокон тепла, наполняя её чистым серебром. Кажется, я долго стоял на одном месте. Ко мне нырнул частник с затаенной надеждой в уголках рта, я кивнул ему и махнул рукой, показывая, как я собираюсь пересечь дорогу. Водитель огорчился, уезжая. Я поспешно перешел дорогу и неторопливо направился к дому. Палисадники с редкой рябиной, гнулись от робкого ветерка и перелетов суетящихся птиц. Воробьи дразнились и смеялись меж собой, явно обсуждая наш поход в полицию. Я погрозил им пальцем и тут же смущенно обернулся – никто не видел?
Уже в лифте мне стало неспокойно. Что-то накатило на меня и сжало сердце. Клаустрофобия? Нет. Непристойные надписи на стенах? Привык. Своеобразный запах? После кота меня трудно чем-то удивить. Посторонний шум – вот, что меня насторожило и, чем выше я поднимался, тем отчетливее слышались звонкие возгласы и трели смеха. Двери открылись и, я понял, что не ошибся – на моем этаже. Спиной ко мне стоял Серега, а рядом с ним возвышалась башней высокая девушка. Она ещё продолжала смеяться над его веселой шуткой, а настороженные глаза уже щупали меня, стараясь вспомнить, выхватить из вереницы образов, проносящихся в голове.
Я натянуто улыбнулся.
Сергей резко обернулся – старый боксер.
- А вот и он. Знакомьтесь. Это Вася.
- Вася, - представился я.
- Аня, - представилась Аня, хмуря бровки в томительном напряжении мозгов и мечтательно трогая свои бесконечные золотые цепочки на шеи. – Аня, - снова сказала она и улыбнулась – она честно старалась, но у неё ничего не вышло, и память подвела, как на экзамене по матанализу. Ничего. Может она вспомнит мой травяной чай?