Страсти вокруг рукомойника. История поговорки

Фима Жиганец
Опубликовано в альманахе "Неволя", №49, май 2016
.....................

БЕС - ЭТО НЕ УЖАС, А СРЕДСТВО ПЕРЕДВИЖЕНИЯ
Не раз мне приходилось писать, что многие так называемые блатные поговорки на самом деле берут свое начало в русском фольклоре. В числе ярких примеров можно привести и «Попал, как хрен в рукомойник» (естественно, вместо хрена зачастую используется матерное обозначение фаллоса), что значит: попал в безвыходную ситуацию, впросак; аналогично народным «Попал, как кур в ощип», «Попал, как сом в вершу» и т.д.

Для современного российского обывателя - странная идиома? Вроде анекдота о квадратном трехчлене, который не то что написать на доске – представить невозможно. Что делать пенису в рукомойнике и в чем здесь трагедия?

Перед нами – одна из интереснейших поговорок уголовно-арестантского мира. Ее прообраз отмечен еще у Владимира Ивановича Даля в «Пословицах и поговорках русского народа». Там мы встречаем вариант «Попал, как черт в рукомойник» с пометкой в скобках: (Из сказания «Инок в лесу»). Действительно, среди народа российского несколько веков было очень популярно сказание об искушении отшельника бесом. В сборнике «Народная проза» под названием «Монах и нечистый» оно излагается так:

«Монах утром проспал – поторопился, не благословясь налил воды умываться, а нечистый в умывальник и прыг – затаился. Монах взял да умывальник и переградил крестом. Запросил нечистый выпустить его. “Свези меня в Иерусалим к заутрене – сниму крест”. Свозил тот – к ранней обедне домой поспели...»

Притча сия есть краткая переделка средневекового русского сказания «Повесть о путешествии Иоанна Новгородского на бесе в Иерусалим», в центре которого популярная фигура новгородского архиепископа Иоанна, жившего в XII веке. В повести Иоанн умывался из святого сосуда с водою «и слыша в сосуде оном никотораго борюща в воде». Поняв, что этот «некоторый» есть нечистая сила, архиепископ «сотвори молитву, и ограде сосуд, лукавому запрети бесу». Бес попытался было вырваться, однако не смог преодолеть силы твердого адаманта (алмаза). Далее Иоанн потребовал от беса перенести его в Иерусалим на поклон святым местам и вернуть его в тот же день к заутренней молитве. Что лукавый искуситель и вынужден был исполнить. Подобного рода сказание существует и об Авраамии Ростовском, есть похожие легенды в Западной Европе, в сказаниях Востока. Все они восходят в еврейской талмудической традиции, повествующей о власти царя Соломона над бесами.

Простой народ был знаком в основном с короткой притчей, посему в фольклор вошел не священный сосуд Иоанна, а именно рукомойник инока. Кстати, противоборство инока и нечистого отражено и в другой русской поговорке: «Радостен бес, что отпущен инок в лес». Кроме того, «узилищем» беса в фольклоре оказывается не только рукомойник. Есть и другая схожая поговорка: «Попался, как бес в перевес», где «перевес» – «сеть больших размеров, на птицу, на дичь, а особ. на уток, которая развешивается, подымаясь как парус, на просеке, где пролет. птицы; в перевес попадают целые стаи, и его вдруг роняют, покрывая сетью улов» (В.И. Даль. «Толковый словарь...»). Короче, не повезло порхающему нечистому.

Как легко заметит даже читатель, повесть о полете Иоанна на бесе очень напоминает знаменитый полет кузнеца Вакулы на черте в Петербург, описанный Гоголем в своей «Ночи перед Рождеством» (несомненно, писатель использовал народное сказание). Позднее, уже в ХХ веке, Михаил Булгаков иронически переосмыслил Гоголя: бес уже без всяких знамений и угроз, по своей воле отправляет директора Варьете Степу Лиходеева в Ялту и обратно, сам же при этом остается в Москве.

Собратом беса народных сказаний и беса гоголевского можно назвать и Хромого Беса из одноименного плутовского романа Луиса Велеса де Гевары (1641). Вообще-то Хромой Бес – персонаж испанской народной демонологии, и поговорки о нем тоже имеются: например, «Хромой бес проворней прочих». Однако в романе проворность его не спасает: испанский дьяволенок тоже оказывается заточен – правда, не в умывальнике, а в колбе астролога, откуда его освобождает студент дон Клеофас Самбульо. Так же, как его «коллеги», Хромой Бес становится спутником и помощником человека, перенося его в разные места и помогая во всяческих проделках.

Но вернемся в Россию. Поговорка о бесе в рукомойнике отразилась и в ряде произведений русской литературы прямо или опосредованно. Например, у Даниила Мордовцева в историческом романе «Тень Ирода (Идеалисты и реалисты)» (1876): «И уж как начнет вычитывать, начнет, – инда волосы дыбом станут, особливо об антихристе о десяторожном звере, а то о бесе, как бес в рукомойник попал и креста испужался...».

В историческом романе Алексея Чапыгина «Гулящие люди» (1930–1937) прямо упомянуто сказание об Иоанне Новгородском, хотя изложенное человеком толпы на свой лад:

«– У пaтриaрхa, брaты, бес из Иверского привезен!
– Ну-у?!
– Прaвду скaзывaю! Никон его в рукомойнике зaкрестил.
– То Иоанн Новгороцкой!
– Никон тоже, сказываю...»

Но все это в контексте давно прошедшего: у Мордовцева – эпоха Петра Великого, у Чапыгина – события Смутного времени. Однако не утратила популярности поговорка и позднее. Упоминает о ней, например, дед Щукарь во второй книге «Поднятой целины» (1959), когда рассказывает о запертой им в хате жене: «Вот она и сидит тепереча дома, сидит, миленькая, как черт в старое время, ишо до революции, в рукомойнике сидел, а из хаты выйти не может! Кому охота – пущай идет, высвобождает ее из плену».

И сегодня в казачьих станицах да русских деревнях нередко вворачивают присказку о бесе в рукомойнике. 

ГОЛОВА ТЫ МОЯ УДАЛАЯ...
Ну хорошо, с чертом в рукомойнике мы разобрались. Но вот вопрос: как и почему этот бесенок в фольклоре уголовно-арестантском вдруг обратился... в фаллос?! Смысл поговорки вроде теряется: трудно представить, чтобы инок или епископ мужской член в рукомойнике крестили. И чей он, этот член: свой личный, зачем-то сунутый в умывальник, или случайно «припорхавший» невесть откуда?

А вот тут, дражайший читатель, мы имеем дело с тем, что в языкознании называется контаминацией. Контаминация [ Сontaminatio – смешение (лат.). ] – это возникновение новой языковой конструкции (пословица, поговорка, каламбур и проч.) при объединении элементов двух в чем-либо сходных выражений. Докладываю: народная русская поговорка о перекрещенном чертике подверглась изменению в результате смешения с известным в свое время уголовно-каторжанским фразеологизмом, который звучит как «голову на рукомойник».

Впервые с этой идиомой мы встречаемся в известном романе Всеволода Крестовского «Петербургские трущобы» (1864), где ее использует уголовник по кличке Гречка (глава так и называется «Голову на рукомойник»):

«– А чем полагаешь решить-то? – полюбопытствовал блаженный.
– На храпок. Взять его за горлец да дослать штуку под душец, чтобы он, значит, не кричал “к покрову!” [ Как пояснял в примечании сам Крестовский: «Взять его за горло да пырнуть ножом (в горло, под сердце, под ложечку – все это называется душец), чтобы он не кричал “караул”». ]. Голову на рукомойник – самое вольготное будет, – завершил Гречка, очень выразительно махнув себя поперек горла указательным пальцем».

В примечании автор пишет: «Голову на рукомойник – зарезать; выражение, принадлежащее собственно к тюремному языку, употребляется преимущественно мошенниками опытными, прошедшими универсальный курс высшей школы в камерах “Литовского замка“».

Надо специально отметить, что роман «Петербургские трущобы» можно считать в части описаний столичного «дна» и криминала того времени фактически документальным. Писатель собирал материалы, в течение девяти месяцев выдавая себя за беспаспортного бродягу и проникая в самые злачные места Петербурга, общаясь с ворами, проститутками, нищими... Его «гидом» был Иван Дмитриевич Путилин – позднее знаменитый сыщик, а тогда 19-летний помощник полицейского надзирателя Сенного рынка. Крестовский стал блестящим знатоком воровского и нищенского жаргона, в этом смысле его не смог превзойти даже Владимир Иванович Даль. Так что информации, полученной от Крестовского, можно доверять безоговорочно.

В толковании выражения «голову на рукомойник» Крестовский, однако, предельно лаконичен. Остается в подвешенном состоянии вопрос: почему именно «на рукомойник»? Ответ, впрочем, достаточно очевиден. Судя по реалиям, так говорили о жертве разбойного нападения, которой перерезали горло (не случаен поэтому отмеченный в романе жест Гречки). Не желая испачкать себя кровью, убийцы голову несчастного клали на открытый сверху рукомойник, чтобы кровь стекала внутрь.

 Помните комедию Алексея Балабанова «Жмурки»? Там криминальный авторитет Михалыч в исполнении Никиты Михалкова с подручными и сынишкой, школьником Владиком, прибывает в морг, где работает его подручный Палыч, и видит кучу свежих трупов (Палыча в том числе) – последствие бандитской перестрелки. Владик начинает бегать среди трупов, и Михалыч укоризненно ему то и дело повторяет: «Владик, не испачкайся – мамка заругает!» Вот с головой на рукомойнике – случай примерно из той же серии.

Что касается замены беса на фаллос, так это такой уголовный юмор. «Шутют» они так. К тому же все вполне логично. Правильнее было бы «Попал, как хрен на рукомойник». Тот же смысл, что у народной поговорки: безвыходная ситуация, кирдык. Однако уркаганский мир решил, видимо, сохранить связь с фольклором как можно более отчетливо и не стал менять предлог. Тем более хрен и впрямь можно одним движением отчекрыжить - он в рукомойник и бултыхнется. Причуды русской контаминации...