Синдром питера пэна

Евгения Райнеш
Трагикомедия в четырех действиях

Действующие лица

АДАМ
ИНГА
ВЕРА
Всем чуть за 30.

ЛИЛЯ
ДАВИД
Ближе к 50-ти


Действие первое

На авансцене скамейка, на которой сидят Инга и Вера. На скамейке около них фирменные пакеты с покупками. Пакетов много. Девушки пьют кофе из картонных стаканчиков «на вынос».

ВЕРА (устало вытягивает ноги, любуется на лодыжки). Шопинг – лучший тренинг.
ИНГА. А так же тюнинг и дриблинг.
ВЕРА. Что такое дриблинг?
ИНГА. Не знаю. Просто как-то подходит. По настроению.
(смеются)
ИНГА (в нетерпении сует нос в один из пакетов). Ты действительно думаешь, что в красном мне будет хорошо?
ВЕРА. Сидит платье на тебе идеально. Все остальное зависит от выражения твоего лица.
ИНГА. А что не так с моим лицом?
ВЕРА. Для красного платья нужен «вамп». А не это твое вечное выражение «Злые люди бедной киске не дают украсть сосиски….».
ИНГА. Вот ты специально, да? Знаешь же, что я и так нервничаю….
ВЕРА. А зачем? Зачем ты нервничаешь?
ИНГА. Я не знаю, идти мне или нет.
ВЕРА. Ты же решилась уже. Чего тебе нервничать?
ИНГА. Одиннадцать лет прошло….
ВЕРА. Тем более. Удовлетвори любопытство, только и всего. Тебе же интересно, каким он стал? И что хочет тебе сказать. Если не узнаешь, потом всю жизнь будешь мучиться от неведения.
ИНГА (задумчиво). Это странный звонок. Он ночью позвонил. И голос такой был…. Вер, я боюсь.
ВЕРА. Тогда забудь. 
ИНГА. А платье?
ВЕРА. А в платье с Давидом в ресторан пойдешь. У вас же годовщина?
ИНГА (с досадой). У тебя всегда все так просто.
ВЕРА. А чего тут такого сложного? Позвонил тебе бывший бойфренд, наговорил странных слов, ты раскисла, размякла и решилась броситься навстречу приключениям, наплевав на долгие отношения с солидным, надежным человеком. Так или иди уже дальше, или дай задний ход. Ещё ничего не поздно. В конце концов, ты можешь просто поговорить с ним и уйти. Тебя же никто не заставляет ложиться с бывшим любовником в постель.
ИНГА. Все, что происходит не с тобой, кажется простым. Вот зачем, зачем ты сказала про постель? Я теперь ещё и про это буду думать.
ВЕРА. А то ты до этого не думала…..
ИНГА. Не думала.
ВЕРА (кивает на один из пакетов из бутика женского белья). А это что тогда?
ИНГА. Подготовка к летнему сезону. Обновление гардероба. Годовщина.
ВЕРА. Ой, ли?!
ИНГА. Не ой, Вера, не ой.
(опять задумывается)
И зачем он объявился?
ВЕРА. Ты хочешь услышать, что он любил тебя одну всю жизнь? Я могу так сказать. Но скорее всего, для него запахло жаренным, и ему от тебя что-то нужно. И прямо вот чую, что это не твои прекрасные глазки.
ИНГА. Оставь мои глазки в покое. А что ему может быть нужно?
ВЕРА. Версий у меня много. Деньги. Связи. Жилье. Возможность отсидеться и зализать душевные раны. Или просто весело провести время. Ты же у нас девушка веселая?
ИНГА. Наверное….
ВЕРА. Вот видишь. Все загадочное при ближайшем рассмотрении оказывается до банальности простым. Так что просто пойди и спроси его: «Парень, а чего тебе от меня нужно?». Прямо в лоб и спроси. Уверена, что истина в одном из пунктов, которые я перечислила.
ИНГА. Он не такой….
ВЕРА. Ага. Был. Одиннадцать лет назад.
ИНГА. Он, знаешь, таким был…. Неистовым. Глаза горели, его прямо изнутри огонь сжигал, напор эмоций зашкаливал. Много в нем чего-то такого было, мужского, еле сдерживаемого. Он приходил и брал, словно имел на это право. Эгоизм самца – мне надо, и все тут. Я от него тоже загоралась. Только посмотрит, только дотронется и все – пожар во всем теле. А ещё он непредсказуемым всегда был. Это тоже будоражило. Говорил, что все получается только, когда внезапно решение приходит.
ВЕРА. Остынь. И чего же у него, в конце концов, получилось? На сегодняшний момент?
ИНГА (сникает). Не знаю….
ВЕРА (обвиняюще). Ты не спросила!
ИНГА (немного виновато). Я растерялась. Так внезапно все…. И как ты вообще себе это представляешь? Он такой: «Здравствуй, это я!», а я ему в ответ: «Ты стал богатым и знаменитым?». Он такой «Нет», а я ему: «Тогда, прощай!». Так что ли?
ВЕРА. Не утрируй. Ты же с ним не секунду говорила. Можно было выяснить в разговоре.
ИНГА. Да говорю же тебе, растерялась. Он радостный такой был. На меня юностью сразу повеяло, дальними странствиями и приключениями. Чем-то новым, другим. Все внутри словно ожило. Мир сразу какими-то красками заиграл. Стал ярче, сочнее. Смысл в мире какой-то появился. У меня давно такого чувства не было.
ВЕРА. Это-то меня и пугает…..
ИНГА. Брось. Неужели тебе никогда не хотелось, что-то изменить? Не ремонт в квартире сделать, не новый холодильник купить, а что-то глобальное, в себе? В том, как чувствуешь мир?
ВЕРА. Диван.
ИНГА. Что диван?
ВЕРА. Мне хочется не холодильник купить, а диван. Я мечтаю о новом диване. Уже даже присмотрела, и хожу периодически, навещаю его.
ИНГА. Кого?
ВЕРА. Так диван же.
ИНГА. Навещаешь диван?
ВЕРА. Да. Прихожу в салон, иду в секцию диванов, и здороваюсь со своим. Сажусь, и рассказываю, как ему хорошо у меня будет.
ИНГА. А он что?
ВЕРА. Слушает и молчит. Идеальная мечта.
ИНГА (заинтересовано). А какого цвета?
ВЕРА. Бежевый. С тугими подушками и обтекаемыми подлокотниками.
ИНГА. Раскладывается?
ВЕРА. Да. Но я его не буду раскладывать. Никогда.
ИНГА. А если гости с ночевкой?
ВЕРА. Нет, нет и нет! Пусть спят на полу или идут в хотель. Он только мой! Я уже сейчас ревную свой диван ко всем, кто ходит мимо него в салоне. Они же ещё и трогают его, наверняка. А кто-то садится. На мой диван. Но ничего. Мне осталось немного ещё подкопить, и мы воссоединимся. Попе мягко, пахнет новой мебелью, глаза сами закрываются.
ИНГА (опомнившись). Вера, о чем ты вообще?
ВЕРА. О диване. О мечте. О желании что-то изменить.
ИНГА. Вот, вот. Я о чем и говорю! Мы живем, словно в каком-то ватном коконе. Словно…. На старом диване. Каждый день одно и то же. Попе мягко, на душе пусто.
ВЕРА. На душе уютно. Ты же недавно в Египет отдыхать летала? И, между прочим, поездку тебе твой старый диван и оплатил.
ИНГА (отмахиваясь). Это обычно. Внешняя оболочка. В душе ничего не затрагивает. Еще один диван. Ещё одна поездка в Египет. А потом что?
ВЕРА. О, у нас ещё впереди много открытий чудных. Первый приступ радикулита, первая пенсия, первая палочка для ходьбы, кажется, она опорной тростью называется. Продолжить?
ИНГА. Перестань! Мне страшно становится. Нам до этого ещё….. Я, может, и не доживу.
ВЕРА. Не надейся. Ты-то как раз и доживешь.
ИНГА. Почему «я-то как раз и доживу»?
ВЕРА. У тебя питание хорошее. И здоровый образ жизни. Тебе даже в офисе бумажки перебирать не нужно.
ИНГА. Завидуешь?
ВЕРА. Немного. Ты можешь позволить себе быть мечтательной и романтичной. И думать не о новом диване, а о высоких материях.
ИНГА. Ты не понимаешь….

Инга встает, собирает пакеты со скамейки. На скамейке остается один маленький пакетик. Собирается уходить.

ИНГА. Мне пора. Пойдем?
ВЕРА. Ты иди, а мне ещё в одно место забежать нужно.
(декламирует) «Ох, напрасно мы решили покатать кота в машине…»
ИНГА. Ты это к чему?
ВЕРА. Как ты говоришь, твоего загадочного ночного абонента зовут?
ИНГА. Красиво его зовут. Адам.
ВЕРА. О-о-о. Значит, это я к твоему первочеловеку. Адаму. «Кот кататься не привык, опрокинул грузовик».
ИНГА. Это Адам-то кот? А грузовик – это я, что ли?
ВЕРА (загадочно улыбается). Как хочешь, так и понимай. А сходить к нему, так сходи. Такое мое мнение.
ИНГА. Я тебе позвоню.

Целует Веру в щеку, уходит.

ВЕРА (декламирует тихо, сама себе). «Лида, Лида, ты мала! Зря ты прыгалку взяла! Лида прыгать не умеет, Не доскачет до угла!». Вот же! Душевных перемен ей захотелось. Смешная. Глупая.

Вздыхает, забирает единственный оставшийся на скамейке маленький пакетик. Уходит.

Занавес раздвигается, и мы видим  захламленную комнату в коммуналке. На столе пакеты из-под сока, пустые бутылки, какие-то обглоданные кости, упаковки из «МакДональса» и «KFC», запыленный, явно давно не работающий блок питания от компьютера. Разложенный диван с мятыми простынями и скомканным одеялом. В ногах – шерстяной клетчатый плед, который служит так же покрывалом. На диване так же валяется смятая одежда, вперемешку куча носков, футболки, джинсы. Очевидно, уже несколько месяцев в углу на пылесосе лежит зимняя куртка, брошенная когда-то.
 Заходят Адам и Инга. Инга в красном платье, о котором они разговаривали с Верой. Она ярким пятном выделяется на фоне запущенности комнаты, несколько брезгливо оглядывает беспорядок, смотрит, куда бы присесть. Адам начинает радостно суетиться, хватает то одно, то другое, тут же бросает. В пылу попыток прибрать бардак, набрасывает плед на лавочку, на которой до этого сидели Инга и Вера. Лавочка включается в интерьер комнаты. Адам хватает со стола открытую пачку печенья, протягивает Инге.

АДАМ. Вот, это я тебе оставил. Чуть все не съел, они такие вкусные оказались. Но тебе оставил. Попробуй.

Инга рассеянно берет пачку с печеньем, вертит в руках, незаметно откладывает опять на стол. Она явно разочарована.

АДАМ. Я как увидел тебя, у меня сердце остановилось! Вот остановилось, а потом понеслось вскачь. Подумал, что умру сейчас. На месте. Так часто представлял себе эту нашу встречу, что не знаю, о чем сейчас говорить. Думал, что это будет так: ты выходишь из такси, я подаю тебе одну руку, а другой протягиваю цветы. Представлял, что это будет огромный букет роз. Вот пятьдесят роз, ярко бордовых. Это бы было так красиво, представляешь?
ИНГА. А почему тогда не подарил?
АДАМ. (смущается) Я не нашел розы. Не было во всем городе цветов, достойных тебя. Нет, не то говорю. Не успел. Так мчался, чтобы встретить тебя….. Что я несу! Если честно сказать, очень волновался, совсем забыл про розы.
ИНГА (пытается сгладить неловкость). Да, ладно. Все равно, куда бы я сейчас дела этот огромный ярко-бордовый букет? Таскалась бы как дура с розами в руках….
АДАМ (радостно подхватывает). Ну, да, ну, да. Я тоже подумал: куда она денет этот огромный букет? Они же ещё и колючие. Ты бы исколола руки, это испортило бы нам радость встречи.
ИНГА. А у нас радость?
АДАМ. Так конечно! Без всякого сомнения. Я ж говорю: так часто представлял нашу встречу. Думал о тебе каждую минуту. Всегда думал: «А что бы на это сказала Инга?».
ИНГА. И что?
АДАМ. Что – что?
ИНГА. Чтобы я сказала на это?
АДАМ. На что?
ИНГА. На это.
АДАМ. Ты издеваешься надо мной?
ИНГА. И не думала. Так чтобы я сказала?
АДАМ (резко меняет тему разговора). У тебя вид благополучной женщины. Женщины, которую любят. Я это чувствую. Волны от тебя такие исходят.
ИНГА. Да, у меня все в порядке.
АДАМ. Тогда почему ты сердишься на меня? Я так рад тебя видеть.
ИНГА (озирается в поисках зеркала, поправляет волосы). Не сильно лохматая? Такой ветер на улице.
АДАМ. Я вижу тебя глазами влюбленного мужчины. Ты прекрасна!
ИНГА. А зеркала у тебя нет?
АДАМ. Разбил все зеркала. И выбросил телевизор.
ИНГА. Зачем?
АДАМ. Я ненавижу это все. Весь этот гламур. Он такой мерзкий….
ИНГА. Кто?
АДАМ. Гламур.
ИНГА. Почему ты его ненавидишь? Он сделал тебе что-то плохое? И вообще, разве смотреть на себя в зеркало, это гламур?
АДАМ. Да.
ИНГА. Это нормально. Смотреть на себя в зеркало – это нормально. Все люди смотрят на себя в зеркало.
АДАМ. Только не я.
ИНГА (смеется). Боишься, что не увидишь свое отражение?
АДАМ. Ты о чем?
ИНГА. Вообще-то о вампирах. Но, ладно, проехали.
АДАМ. Вампиров я тоже ненавижу.
ИНГА. Потому что они мерзкие?
АДАМ. Да.
ИНГА. А есть что-нибудь, что ты не ненавидишь?
АДАМ. Конечно. Вот тебя, например, я люблю.

Смахивает с небольшого, симпатичного диванчика какие-то тряпки, жестом приглашает  садиться. Инга пятится, вежливо садится на край лавочки, он рядом с ней.

АДАМ. И вообще, мы говорим не о том. Несем всякую чушь. Давай говорить о том, что мы очень рады друг друга видеть.
ИНГА. Ты не находишь это странным?
АДАМ. Что именно? Что я соскучился по тебе, нашел твой номер телефон и очень волновался, когда его набирал?
ИНГА. То, что пропал неожиданно на 11 лет, а потом вдруг объявился, как ни в чем не бывало. И ещё ведешь себя так, будто имеешь на меня какие-то права.
АДАМ (игриво, пытается её обнять) А я не имею?
ИНГА (сбрасывает его руку). Абсолютно никаких.
АДАМ (грустнеет). Ин, почему ты так? Я скучал по тебе. И все это время помнил тебя. Весь вечер говорю тебе об этом.
ИНГА. Так скучал, что не дал знать о себе ни разу? Ты же просто пропал и все. Без объяснений, без упреков, вообще без всего. Все было замечательно, а потом – раз, и тебя нет. Нигде. Я волновалась, места себе не находила, а потом наши общие знакомые сказали, что ты жив-здоров, и, по всей видимости, счастлив. И куда-то собираешься.
АДАМ. Инчик, я не мог… Ты не представляешь.… В общем, я получил тогда предложение, от которого не мог отказаться. И уехал за границу.
ИНГА. Почему ты мне ничего не сказал? Я бы последовала за тобой на край света. Ты это знал.
АДАМ. Я не мог, пойми, не мог…

Неожиданно.

АДАМ. Можно я тебя поцелую?

Инга отрицательно вертит головой.

ИНГА. Нельзя.

Адам, не обращая внимания на её сопротивление, страстно обнимает её и долго целует. Инга сначала сопротивляется, но все менее решительно.
Целуются. Страстно.

АДАМ (горячо шепчет на ухо Инге). Только тебя.… Только ты.… Все это время….

Увлекает на диван.

ЗТМ.

Адам и Инга лежат на диване.
ИНГА. Как ты жил все эти годы? Расскажи….
АДАМ. Я играл в казино. Ты не представляешь, какие деньги были в моих руках! Хочешь знать, какие?
ИНГА. Нет.
АДАМ. Не хочешь знать?
ИНГА. Нет, не хочу. Расскажи лучше, что у тебя в жизни было хорошего?
АДАМ. Так я же и говорю: играл в казино.
ИНГА. Все эти годы?
АДАМ. Нет, конечно. Были ещё всякие дела….
ИНГА. Я помню,  ты мечтал заняться фотографией, выставки свои делать. У тебя были замечательные снимки.  Я удивлялась, как можно так снять обыкновенный булыжник? Или искру над троллейбусными усами? Так, что за этими обыкновенными предметами простиралось ещё что-то необъяснимое. Пространство, которое не ограничивалось горизонтом, за ним угадывалось ещё пространство - до бесконечности, до непостижимости. От этого наслоения пространств, которое так внятно передать умел только ты, простые предметы неожиданно приобретали какое-то совершенно иное значение. Словно за зрительным образом было что-то ещё. Твои снимки дарили надежду. Что все очевидное имеет ещё какой-то тайный смысл, что за явным есть нечто, не видимое простым глазом. А это, обнадеживая, говорило, что в любом человеке, включая меня, есть не просто ленивое существование, а ещё и неразгаданная красота, стремление, какой-то второй план, смысл, в конце концов. Что ничему нет предела. Возможно, и жизни тоже.
АДАМ (задумчиво). И в жизни тоже….
 ИНГА. Так у тебя получилось? Были выставки?
АДАМ. Ну, там некоторые…. Были выставки. Конечно! Хотя, наверное, это не совсем выставки были…. Не в привычном смысле. Скажи, ты меня любишь?
ИНГА. Люблю.
АДАМ. Не люби меня, не надо.
ИНГА. Почему? У тебя….

(напряженная пауза)

ИНГА. У тебя кто-то есть?
АДАМ. С тех пор, как я тебя увидел, это не имеет никакого значения.
ИНГА. Извини, но мне хочется конкретики. Так есть или нет?
АДАМ. У меня есть только ты.
ИНГА. Ты был женат?
АДАМ. Собирался. Но всегда помнил о тебе. Так что учти: из-за тебя у меня не сложилась семейная жизнь. Потому что все остальные женщины не идут ни в какое сравнение с тобой. Ты идеальна. А, кстати, почему спрашиваешь?
ИНГА. По-моему, это нормальные вопросы. В данной ситуации.
АДАМ. Не нормальные. Ты чего-то боишься? Я чувствую.
ИНГА. Боюсь, что ты опять исчезнешь, и мир рухнет. Мой тщательно выстроенный мир, в котором нет места страданию. А ты уже исчез один раз. Значит, можешь снова….
АДАМ. С какой стати? С чего ты взяла, что я могу опять исчезнуть?
ИНГА. Об этом говорит мой опыт. Люди не меняются.
АДАМ. Люди меняются. Между прочим, я  много думал, как мы будем жить. И знаешь, что придумал? Мы уедем ….
ИНГА ( с надеждой). В Венецию?
АДАМ. Почему в Венецию? Нет, я там был. Не надо в Венецию. В Новую Зеландию.
ИНГА. Зачем?
АДАМ. Будем разводить овец. Это выгодно, я читал где-то. На каждого жителя Новой Зеландии приходится примерно по восемь овец, две коровы и четвертушка оленя.
ИНГА. Я ничего не понимаю в сельском хозяйстве.
АДАМ (зевает). Научишься. Другие же как-то занимаются.
ИНГА. А ты?
АДАМ. Что я?
ИНГА. Ты когда-нибудь занимался разведением овец?
АДАМ (опять зевает). Да дались тебе эти овцы! Зачем мне этим заниматься?
ИНГА. Хорошенькое дело! Ты же сам только что сказал…
АДАМ. Я сказал про овец? Ах, да…
(бормочет)
Двадцать пятая овца, двадцать шестая….

Адам засыпает.

ИНГА (тихо, сама себе). Хоть бы это не я страдала, когда мы расстанемся, хоть бы это ты страдал. Господи, сделай так, что бы страдал Адам, когда мы расстанемся, а не я. Или хотя бы, чтобы он больше, чем я, страдал. Я не переживу ещё раз этого…. Пусть на этот раз для разнообразия плохо будет ему.

ЗТМ.

Утро в мастерской. Инга просыпается, какое-то время смотрит на спящего Адама, потом тихонечко встает, чтобы привести себя в порядок. Ей хочется, чтобы он утром увидел её свежей и не заспанной. Достает из сумочки косметичку, быстро подкрашивает глаза, пшикает в рот освежителем, опять ложится рядом с ним. Ворочается, пытаясь найти наиболее выигрышную позу. Адам вздыхает, просыпаясь, Инга притворяется спящей.
АДАМ (не открывая глаз). Я тебе сегодня ключ  сделаю. Как со своими делами управишься, позвони, чтобы я дома был. Это не сон, правда? Это ты рядом….

Не открывая глаз, обнимает её. Инга притворяется, что проснулась от его объятий.

ИНГА (удивленно). Со своими делами? Ах, да, конечно, у меня куча дел.
АДАМ (сладко и самодовольно подтягивается). А разве нет? Тебе не нужно на работу?
ИНГА (немного недоуменно). Вообще-то, нет. А тебе?
АДАМ (долго и глубоко зевает). Я же только что приехал. У меня нет никакой работы. Разве что заскочить в пару мест, восстановить старые связи.
 ИНГА (радостно). Значит, мы весь день можем оставаться здесь? И никуда не выходить.
АДАМ. Вообще-то у меня в холодильнике пусто. Образно говоря. У меня тут, вообще-то и холодильника нет.
ИНГА. Значит, выберемся позавтракать? И выпить кофе. Можно во французскую кофейню. Там всегда свежие круассаны. А потом вернемся. Возьмем с собой что-нибудь перекусить, а вечером пойдем в грузинский ресторанчик. Здесь есть недалеко один, с верандой и балкончиками. Он очень уютный и там вкусно готовят. Тебе понравится. Я помню, ты очень любил грузинскую кухню. Только мы были очень молоды и не могли себе это позволить.
АДАМ. Хорошая мысль. Только…. Я немного на мели. Прямо, как тогда. Если ты сможешь угостить меня….
(обнимает её страстно и с обещанием)
Тогда ты на весь день моя.
ИНГА (растерянно). Да, конечно. Ты на мели. Надо же, действительно,  как раньше. Словно в юность вернулись….
АДАМ. Вот и чудненько. Ты первая в ванную. Только посмотри сначала, чтобы соседей в коридоре не было. У меня с ними не очень отношения складываются.
ИНГА. Почему?
АДАМ. Да уроды они моральные. Сама понимаешь, кто может жить в коммуналке….
ИНГА. Ну, ты же…
АДАМ. Я временно. Поверь мне.

Инга собирается выходить, вдруг неожиданно даже для самой себя спрашивает.

ИНГА. Адам, я недавно где-то читала, что сейчас, вроде, на земле происходит репетиция Апокалипсиса. Ну, вроде как, у людей деление на темные и светлые стороны обостряется. И знаешь, о чем я думаю?
АДАМ (удивленно). Тема, конечно, странная, но о чем?
ИНГА. Если это репетиция Апокалипсиса, то значит и ангелы, и демоны неожиданно должны появиться на земле? Предварительно, так сказать…
АДАМ. Ты хочешь, чтобы я тебе это объяснил? Я – пас.
ИНГА. Хорошо. Спрошу прямо. Адам, а ты ангел или демон?
АДАМ (лениво переваливается на другой бок). С чего ты вообще взяла, что я тот или другой?
ИНГА. А все-таки?
АДАМ (смеется) Я человек. Первочеловек. Адам. После грехопадения, как ты, наверное, помнишь. В меру несчастный, в меру счастливый. Как и все остальные люди. Сегодня утром – очень счастливый.
ИНГА. А демоны – они счастливые или несчастные?
АДАМ. Думаю, что несчастные. Так же, как и ангелы. Слушай, спроси что-нибудь полегче…. А ещё лучше, давай, целоваться….

Адам заманивающим жестом тянет к Инге с постели руки. Она твердо и отрицательно качает головой.

ИНГА (задумчиво) Почему бы это? Они же – существа без страстей. Без чувств, значит…. Я бы хотела ничего не чувствовать.

Выглядывает за дверь, оглядывается, уходит. Адам ещё лежит какое-то время.

АДАМ. Я буду твоим хрустальным шаром, любимая, чтобы светить тебе маяком во мраке ночи. Буду твоим крылом, чтобы ты не упала в бездну бытия. Буду твоим зайчиком, котиком, солнышком, чтобы тебе не было так тоскливо в этой печальной жизни, полной падений и разочарований…..

Сладко подтягивается. Звонит мобильный телефон.

АДАМ (смотрит на телефон). И даже, может, смогу заплатить за булочку и кофе.
(отвечает)
АДАМ  Да.… И что? Ты сама так решила. А проще говоря – ты меня выгнала. И я просто подчинился твоему решению. Тебя не должно волновать, что со мной будет теперь. Между прочим,  раздавлен и унижен, валяюсь, несчастный и голодный в той самой дыре, которую ты соизволила мне купить. Но знаешь, что? Не смотря на все это, со мной все будет отлично. Пока есть Новая Зеландия и овцы, я не пропаду. А ты ещё пожалеешь…..

Смотрит на экран замолчавшего телефона, где идут гудки отбоя.

АДАМ. Фея ты моя, бочкообразная….

Действие второе

На авансцене скамейка, на которой сидят Инга и Вера.

ИНГА. Он предлагает поехать в Новую Зеландию.
ВЕРА. Зачем?
ИНГА. Разводить овец.
ВЕРА. А ты соглашайся.
ИНГА. Почему?
ВЕРА. Он сразу сникнет. Неужели ты не видишь? Он никуда не поедет. И разводить овец не будет.
ИНГА. Но я тоже очень хочу изменить свою жизнь. Свободы хочу! Он тоже говорит, что со мной чувствует себя свободным. Словно весь мир открыт перед нами. Только мне как-то тревожно. Свобода – это же реально?
ВЕРА. Нет. Ин, тебе уже за тридцать….
ИНГА. Ну и что? На Западе женщина в этом возрасте считается ещё совсем девочкой.
ВЕРА. Это, смотря какая женщина…. За все нужно платить. Ты удивишься, но за свободу тоже. Такая вот мелочь, на которую ты, видимо, не обратила внимания: на что вы будете жить?
ИНГА. Но он придумает что-нибудь…
ВЕРА. «Говорить нетрудно речь, Трудно блинчиков напечь!». Овец в Новой Зеландии? Ин, это утопия. Извини, но мне вообще говорить об этом смешно. Идет дальше. Где вы будете жить?
ИНГА. У меня. У него…. Какая разница?
ВЕРА. Абсолютно никакой, если не считать того, что квартира не совсем твоя, а в его коммуналке ты продвигаешься в ванную с риском для жизни. «Как у Тыквы старика, в кухне правая рука, в спальне – левая рука. Если ноги на пороге, нос – в окошке чердака».
ИНГА. Это временно. Все непременно устроится. Главное, нам быть вместе. Тогда мы все преодолеем.
ВЕРА. Ну, ну…
ИНГА. Не нужно твоего скептицизма, пожалуйста. Ты хоть раз ощущала на себе дыхание судьбы?
ВЕРА. Дыхание судьбы? Точно нет.
ИНГА. Это когда понимаешь, хочешь ты или нет, а все равно будет так, как будет. Все уже решено на небе. Можно трепыхаться, сколько хочешь, но все равно, будет так, а не по-другому.
ВЕРА. Романтика!
ИНГА. Фатум.
ВЕРА. Фатум, это когда ты много лет горбатишься, как проклятый, откладывая на новый диван. И вот, сжав в потной от волнения ладони пачку купюр, идешь за вымечтанной покупкой. А тебя сбивает какой-нибудь долбанутый идиот на иномарке. Впрочем, для твоего фатума не важно, кто тебя собьет. Пусть это будет старый дребезжащий пригородный автобус. Суть в том, что твоя душа будет отлетать с грязного пыльного асфальта в совершенно не небесном настроении. А грязно ругаясь и плюясь в разные стороны призрачной слюной,  потому что какая-нибудь толстая потная тетка, оглядываясь и торопясь, будет собирать твою мечту с асфальта. Сколько сможет этих купюр унести, пока её не остановили. Это я понимаю – фатум. А ситуация «я переспала с бывшим любовником», никоим образом к фатуму никакого отношения не имеет. Кстати, к свободе тоже.
ИНГА. Блин, блин, блин….. Вера!
ВЕРА. А теперь подтверди, что я на самом деле говорю то, о чем ты думаешь, но боишься самой себе признаться.
ИНГА. А вот и нет. Мне просто надоело выслушивать про твой будущий диван.
ВЕРА. У каждого свой диван.
ИНГА. Я вас обязательно познакомлю.
ВЕРА. С диваном? Или с Адамом? О, ты посмотри, они так хорошо рифмуются….

Вера задумывается на мгновение

ВЕРА. Наш прекраснейший Адам продавил во сне диван…. Ну, как тебе?
ИНГА. Никак. Глупо. Не смешно.
ВЕРА. Это трагическое стихотворение, здесь и не нужно смеяться. Продавленный диван - метафорически разбитые мечты.
ИНГА. Прекрати паясничать. И знаешь…. Посмотри на него моими глазами. И оставь предубеждения.
ВЕРА. Понятно.
ИНГА. Ну, вот опять эта твоя загадочная многозначительность. Что тебе понятно?
ВЕРА. Ты любишь своего Адама, но он тебе не нравится.
ИНГА. Это как?
ВЕРА. Стыдишься его.
ИНГА (задумывается). Он такой…. Как ребенок. Бесхитростный. Открытый. За детей ведь тоже бывает стыдно?
ВЕРА. Ещё как бывает!
ИНГА. Ну, вот. А ещё ему хочется верить.
ВЕРА. В этом-то я как раз нисколько не сомневаюсь.
ИНГА. Если бы все оставались на всю жизнь такими, как дети…. Мир был бы другим.
ВЕРА. Это только кажется. Я встречалась с людьми, которые на всю жизнь оставались как дети. Они милы, очаровательны, но никаких долгих дел иметь с ними невозможно.
ИНГА (ошарашено). Почему?
ВЕРА. Нет чувства ответственности. Того, что делает нас взрослыми. Сначала все очень весело и интересно, а потом начинает напрягать.
ИНГА. Вообще-то, да…. Но в остальном….
ВЕРА. Поверь мне, остальное не важно, когда тебя пару раз мило кинут с детской непосредственностью. Не со зла. А просто потому что. Особенно, когда ты этого не ожидаешь. Ладно, целую тебя.

Уходит.

Занавес раздвигается, и мы видим зал небольшого кафе. Инга встает с лавочки, заходит в кафе. Фоном бубнит радио.

РАДИО «Сразу два убийства на почве ревности произошли в Москве за сутки. Во вторник сотрудники ОВД задержали 47-летнего Юрия Т., который  убил свою 43-летнюю супругу Светлану. Он нанес ей несколько ранений в спину, грудь, шею и живот. Нападение произошло прямо за столом. Безработные супруги пили всю ночь, а под утро подрались. Светлана вышла замуж за москвича недавно, приехав в столицу из Мордовии. На пьяную голову женщина разоткровенничалась о своей прежней жизни перед мужем.
А в пять часов утра в любовный треугольник угодил 27-летний офицер. Он сцепился с ухажером своей 25-летней возлюбленной из Кировской области. Женщина то ли перепутала на почве алкоголя любимых мужчин, то ли намеренно засадила одному из них нож в грудь. Мужчину доставили с ножевыми ранениями в больницу».

Видно, что Инга злится. Смотрит на мобильный телефон. Набирает номер. Никто не отвечает.

ИНГА  (зло, молчащему телефону). Ну и где ты шляешься, Адам? Только не говори потом, что лежал сбитый машиной на окровавленном перекрестке…. Или что пал жертвой в любовном треугольнике….

Садится за столик, не отрываясь, смотрит на свой телефон. Сначала не замечает, что напротив неё  нарисовывается толстая тетка, одетая очень дорого, накрашена сверх меры, золото и бриллианты везде, где только можно. Это Лиля. Инга поднимает глаза на неё в недоумении.

ЛИЛЯ. Ну, соперница, дай-ка на тебя посмотреть.
ИНГА. Вы о чем?
ЛИЛЯ.  Да вот любопытно мне стало, кто нашего мальчика подобрал, когда я ему ногой под зад дала.
ИНГА (растеряно). Какого мальчика? Почему вы ему под зад?
ЛИЛЯ. Да Адамчика нашего, кого ж еще. Потому что много о себе понимать стал. Оборзел, говоря по-русски. Ну, теперь ты будешь его кормить-обувать, по бьенналям итальянским возить?
ИНГА. Вы ошибаетесь. Я не….
ЛИЛЯ. Вот ещё, чтобы я, да ошибалась?! Хочешь совет? Бесплатный, я сегодня добрая. Гуляю я сегодня. А вот ты зря вмешалась. Не хочу сказать, что в идиллию, до идиллии нашим отношениям, как до Москвы раком, а вот против Библии не попрешь.
ИНГА. Вы вообще в своем уме? Какая Библия? При чем тут Библия?
ЛИЛЯ. А такая, что первой женщиной у Адама все равно была Лилит. Сечешь? Лилит, то есть я – Лилия. А ты даже и не Ева. Ведь ты не Ева?
ИНГА (растерянно). Нет, я Инга.
ЛИЛЯ (торжествующе). Так я и думала!
ИНГА. Вы думали, что я – Инга?
ЛИЛЯ. Нет, думала, что ты даже не Ева. А Инга ты, или Шминга, поверь, мне без разницы.
ИНГА. Почему вы так со мной разговариваете?
ЛИЛЯ. Со всеми так разговариваю. Это право, которое я сама себе взяла. Не нравится, не слушай.
ИНГА. Мне не нравится. И я не хочу вас слушать.
ЛИЛЯ. Хочешь. Тебе интересно. И, наверное, немного больно. Или не немного.
ИНГА. Мне совсем не больно.
ЛИЛЯ. У тебя лицо все шрамами пошло. Как у куклы Евы.
ИНГА. Какой куклы? При чем здесь кукла?
ЛИЛЯ. У меня в детстве кукла была. Как раз Евой её и звали. Как папину новую жену. Очень на тебя похожа. Или ты на неё, потому что выходит, моя кукла тебя старше. Суть в том, что глазки у неё такие же были –   бесхитростные, безмозглые, широко открытые. Очень красивая кукла была, папа, когда от нас уходил, подарил мне. А я на отца рассердилась и папиной бритвой ей лицо покромсала. У неё всю красоту перекосило, а глаза все такие же бестолковые остались. Я ей лицо бритвой кромсаю, а она на меня доверчиво и тупо смотрит….. Ева её звали, я говорила?
ИНГА. И что с куклой?
ЛИЛЯ. Да ничего. Я её под кровать спрятала, чтобы она там жила. Ненавидела и  жалела, прямо плакала от того, как мне её жалко было. Ни видеть, ни выбросить не могла. Ночью в холодном поту просыпалась от того, что она под кроватью у меня живет. Психолог мне все объяснил потом про мою жизнь. И про самый страшный мой детский страх: изуродованная мной же кукла под моей кроватью. Жизнь, как бесконечная месть. Такой, знаешь ли, замкнутый круг.
ИНГА. Зачем вы это мне рассказываете? Это как-то… неуместно.
ЛИЛЯ. Мы же получаемся почти родственники, а про такое близким людям нужно знать. Может, у меня после этого случая сдвиг в психике случился?
ИНГА. Вы и Адаму? Рассказали?
ЛИЛЯ. Ещё нет. Но обязательно расскажу. Только знаешь, красотуля  моя.  Вот  я тут всяческие глупости болтаю, наблюдаю за тобой и уже понимаю: не потянешь ты его. Зачем тебе это нужно? Запросы у него растут, а вот привлекательность.… Не молодеет Адамчик, не молодеет.… Когда тебе надоест, свистни мне,  тебе по старой памяти кое-что подгоню. К тому времени и он мне насточертеет уже. И он гораздо интереснее Адама. В некотором смысле ….

Лиля похабно помигивает Инге, разворачивается и уходит. Инга остается в глубочайшей растерянности. Хотя пытается сделать приличное лицо. Берет себя в руки, отстраняет меню.

ИНГА. Только аппетит испортила….

Инга достает мобильный, набирает номер.

ИНГА. Верочка, тут такое произошло! Я даже не знаю, что делать. Наверное, прямо сейчас начну плакать. Пришла какая-то омерзительная тетка, которая знает Адама, и наговорила мне таких гадостей про него. Не знаю точно, я поняла только, что он спал с ней за деньги. Ну, что ты говорила? Что говорила? Ты всегда много чего говоришь. А его все нет и нет…. Назначил встречу в этом кафе, а его нет…. Верунчик, мне так плохо, так плохо…. Да хватит тебе о том, что ты говорила…. Я сочувствия хотела, а ты….

Инга со злостью выключает телефон. Она с трудом сдерживает слезы, в этот момент в кафе появляется Адам. Он бодр, весел и настроен романтично. В руках у него цветок белой лилии. Он видит Ингу, устремляется к ней, потом передумывает, незаметно подходит сзади и кладет из-за плеча цветок на стол перед ней. Инга в ужасе вскакивает, смотрит на лилию с неприкрытым отвращением.

ИНГА. О Боже! Что это?!

Оборачивается, видит улыбающегося Адама.

АДАМ (удивленно). Лилия. Белая. Ты когда-то очень любила.
ИНГА. Убери это! Убери немедленно!!!!

Адам растерян и расстроен.

АДАМ. Ты что? Я тебе принес прекрасный цветок. Ты только вдохни его аромат….
ИНГА (успокаивается, садится, брезгливо убирает локтем цветок от себя). Только не это. Только не лилия. Только не этот цветок.
АДАМ. Инга, ты в порядке?
ИНГА. Буду, когда ты уберешь ЭТО.

Адам перекладывает цветок на другой столик, за спиной у Инги.

АДАМ (обиженно). Ну, теперь все в порядке?
ИНГА. Нет. Совсем не в порядке. Я бы сказала даже, что все просто ужасно.
АДАМ. Ну, что с моей любимой? Кто мое солнышко обидел? Кто мою сексуальную маньячку расстроил?
ИНГА. Убери руки, придурок! Ещё и обниматься лезет. Ты где был? Почему опоздал?
АДАМ. Тебя какая муха укусила?
ИНГА (еле скрывает раздражение). И вообще, вот расскажи мне, пожалуйста, милый друг, как ты жил эти 11 лет? Вернее, с кем?
АДАМ.  Родная, ты же знаешь, что я всю жизнь любил только тебя. Все остальное было как бы просто не со мной. Ничего не помню из того, что было без тебя.
ИНГА. Но оно же было? Вот и расскажи, как оно было…
АДАМ. Тоскливо. Без жизни. Без любви.
ИНГА. А так же без божества и вдохновенья? Боже, я слышу запах этого цветка даже с соседнего столика. Это невыносимо! Адам, прошу только быть честным. Я не буду тебе закатывать истерики по поводу прошлого. Обещаю. Нет, даже клянусь.
АДАМ. Инга, милая, о чем ты? Просто будь со мной, ладно? Ты же меня любишь? Если бы ты знала, что происходило со мной все это время. В Венеции….
ИНГА. Ну, конечно. С тобой. Что-то. Произошло. В Венеции. С кем же и где же ещё? А в Венецию, случайно, тебя не такая пухлая тетка вся в бриллиантах возила?
АДАМ (без всяких эмоций). А, ты виделась с Лилей…. Это мой деловой партнер.
ИНГА. Адам, какой деловой партнер? Ты о чем? Так она?
АДАМ. Я не помню. Это не имеет никакого отношения к тому, что со мной случилось.
ИНГА. А что имеет?
АДАМ (погружаясь в себя, не слушает её). Мне было очень плохо тогда. Я бежал от самого себя. Это был какой-то ирреальный страх предчувствия. Он терзал меня, выжигал изнутри  все мои благородные стремления и начинания, сковывал по рукам и ногам.  Не давал жить, радоваться, творить. Алкоголь помогал ненадолго, но он не мог уничтожить это ощущение неотвратимости. Только заглушал на время его остроту, чтобы чувство это с удвоенной силой принималось терзать, когда оставляла похмельная тупость. Я уходил из гостиницы, бросив все, и бродил без времени и имени сутками. Заблудиться в городе, который знаешь, как свои пять пальцев, - я играл в эту игру снова и снова.
ИНГА (попадает под обаяние его романтичной речи). Уходил из гостиницы? Один? Куда?
АДАМ. Район Каннареджо. Мрачный город в городе, где когда-то на ночь запирали массивные ворота. Я проходил через этот мистический вход, пробирался в церковь Мадонна дель Орто, чтобы снова и снова смотреть на «Страшный суд» Тинторетто. Только это давало мне ощущение покоя. Часами сидел напротив «Страшного суда». Я не всматривался, не любовался, не изучал, а просто наслаждался покоем, который шел в мое сердце теплым потоком от этого полотна. Наверное, я желал наказания за свою бестолковую, эгоистичную, где-то даже подленькую жизнь.

 Инга поражена его самобичеванием и протестующе машет руками.

ИНГА. Нет, ты не такой! Может, эгоист, но не подлый. И разве ты бестолковый? Тебе просто не везет…
АДАМ. Суть не в этом даже. Просто Тинторетто мне непременно обещал, что наказание – будет. Значит, все не так беспросветно и бесцельно, как мне казалось. Я жаждал этого наказания. В эти моменты уходила пустота, и мне становилось как-то высоко и невесомо. «Ты же есть, ты же, правда, есть?», - пытал я кого-то в глубине себя, а кто-то извне строго и печально отвечал: «Был, есть и буду».
ИНГА. Боже мой, сколько в тебе боли и страдания!
АДАМ. А потом церковь закрывалась, и я  блуждал по городу-призраку. По узким темным щелям-улицам, по необитаемому кварталу с пустыми глазницами оконных и дверных проемов. И там я не мог отделаться от мысли, что именно здесь где-то за поворотом ждет меня что-то страшное и неотвратимое….
ИНГА. И что же? Что страшное и неотвратимое с тобой случилось?
АДАМ. Шел дождь. Я точно и не помню, утро это было или вечер. Только отблески серого неба на мокрых, темных стенах остались в памяти. Я бродил по улицам узким настолько, что стены домов грозились сплющить любого, попавшего между ними. Края моего зонта задевали за них сразу с двух сторон.
ИНГА. Боже мой! Какая жуть!
АДАМ. Несмотря на зонт, я промок насквозь, но в очередном приступе нереальной тоски не замечал и этого. Иногда в голове мелькала мысль о чашке горячего кофе с молоком, но сразу же растворялась на периферии сознания. Колодцы высоких домов с недосягаемыми проемами окон где-то совсем далеко, как дикие голодные звери поглощали все чувства. И я питал их добровольно, получая странное наслаждение от усталой опустошенности. И вдруг в одном из редких проемов между домами мелькнул светлый капюшон серебристого дождевика.
ИНГА (ревниво). Конечно, это была девушка? Красивая, юная и таинственная?
АДАМ. Мне показалось сначала, что это галлюцинация, но капюшон мелькнул ещё раз, как светлый отблеск теплых мыслей. Я, почувствовав знак судьбы, пошел за этим серебристым пятном, особо не задумываясь, куда и зачем. Шел я, как загипнотизированный, какое-то время, тонкий силуэт то мелькал впереди, то пропадал. Пока вдруг на одном из изгибов улочки  практически не налетел на прозрачную фигуру в серебристом дождевике. Она обернулась, и….

Пауза. Инга вся подалась вперед, смотрит на Адама, чуть дыша от волнения.

ИНГА. Кто?! Что это было?!
АДАМ. Это была ты. Я увидел твое лицо, прозрачное, мерцающее в пелене дождя. Меня охватило чувство нереальной радости и света, я попытался схватить тебя за руку, но фигура в светлом капюшоне растворилась, как облако во влажном мареве. Одиночество и беспросветность охватили меня с новой, ещё неведомой мне силой. Тогда я понял, что если не найду тебя и не буду с тобой, меня ждут невыносимые муки. Только ты сможешь избавить меня от страданий. Научить жить по-новому. Без всего этого безумия, что творилось со мной все эти годы.

Адам двигает стул к Инге, берет её за руку. Они держатся за руки.

АДАМ. Я расстался с Лилей со скандалом, она не хотела отпускать меня. И отправился тебя искать, чтобы начать новую жизнь.
ИНГА. Прости меня. Я же не знала…. Ты такой…. Такой…..
АДАМ. Ты научишь меня жить по-новому? Мы будем очень счастливы вместе.
ИНГА. О, да, да! Я думаю.… Нет, я уверена, что мы достойны счастья. А ты…. Ты точно расстался с Лилей?
АДАМ. Конечно! Все женщины меркнут рядом с тобой. Разве можно думать о ком-нибудь ещё, если есть ты? И они все всегда чувствовали, что я не свободен. Что сердце мое занято. И твой призрак явно дал мне это понять в Каннареджо.
ИНГА. Это так странно….
АДАМ. Почему, родная моя?
ИНГА. Так не бывает в реальности. И лилия так пахнет навязчиво. Моя подруга Вера говорит ….
АДАМ. Да к черту твою подругу! У твоих подруг – своя жизнь, у нас – своя. Совсем другая, не похожая ни на что. И знаешь что? Я тебя сейчас просто невероятно хочу. Опрокинуть на постель и целовать, целовать….
ИНГА (уже кокетливо). Меня?
АДАМ. Только тебя….

Не сговариваясь, резко встают и уходят. Адам, проходя мимо соседнего стола, незаметно накрывает лилию картой меню.

Действие третье

На авансцене скамейка, на которой сидят Инга и Вера.

ИНГА. И он говорит: «Я увидел твое лицо, прозрачное, мерцающее в пелене дождя». Вер, ведь никто так не может сказать, правда? Вот тебе кто-нибудь подобное говорил?
ВЕРА. « Девочки и мальчики
Прыгают от радости:
В каждом чемоданчике
Яблоки и сладости».
ИНГА. Тебе жалко, что я первый раз в жизни так счастлива?
ВЕРА. А Лиля?
ИНГА. Ну, что ты опять про Лилю? Кто твоя подруга – я или Лиля?
ВЕРА. Подруга – ты, а думаю я о Лиле. Она же не просто так перед тобой появилась. Ин, серьезно, делай ноги от своего Адама.
ИНГА. Он не сможет без меня. Пропадет.
ВЕРА. Откуда ты это знаешь?
ИНГА. Он же сам это все время повторяет. Я его надежда на новую жизнь. И знаешь, верю, что смогу сделать этого человека счастливым.
ВЕРА. Как жертва маньяка.
ИНГА. Что?
ВЕРА. Маньяк, когда издевается над своей жертвой, становится очень счастливым. Это единственно счастливые моменты в его тоскливой маньячной жизни.
ИНГА. При чем тут это? Вера, ты не умеешь верить в чудо, поэтому оно с тобой никогда не случается. Это замкнутый круг. Ты – не веришь, потому что оно не случается, чудо не случается потому, что ты в него не веришь. Посмотри на нашу с Адамом историю, и разорви этот замкнутый круг.
ВЕРА. Ин, послушай меня, если ты в состоянии вообще что-либо слышать сейчас. У твоего Адама-дивана явный синдром Питера Пена. Извини, но ты у нас особа тоже чрезмерно чувствительная для своего возраста.
ИНГА. Я слышала про этот синдром. Ничего общего. Это про взрослых мужчин, которые не хотят расти. Остаются мальчиками на всю жизнь. До старости.
ВЕРА. И?
ИНГА. Что «и»?
ВЕРА. Адаму уже за тридцать, верно?
ИНГА. Верно.
ВЕРА. В чем он состоялся? Чего добился? Как и кого он может обеспечить? В чем ты на него можешь положиться?
ИНГА. Почему ты все меряешь своим меркантильным взглядом? Ты опять про средства к существованию? Боже, какое ужасно унылое словосочетание «средства к существованию»!
ВЕРА. Да, слова «любовь» и «счастье» более жизнеутверждающие. Только они ….
(вертит в воздухе руками, словно пытается осязать эти слова)
Не окончательные, что ли. За ними всегда следуют какие-нибудь другие. «Болезнь», «необеспеченная старость», «нищета». Вот эти уже прямо точку ставят.
ИНГА (не слушает её). В конце концов, я устроюсь на работу. И Адам устроится.
ВЕРА. Куда? Вот ты – куда?
ИНГА (неопределенно вертит в воздухе рукой). Секретаршей.
ВЕРА. Нет.
ИНГА. Вот ты же поможешь? Можешь в свою фирму секретаршей устроить?
ВЕРА. У нашего генерального подрастают три племянницы, которые учиться не хотят, а хотят непыльную работу, за которую хорошо платят. Младшей – 16 лет, так что очередь ещё лет на десять, а там у тебя возраст уже совершенно не тот для секретарского дебюта будет.
ИНГА. А зачем племянницам генерального работать секретаршами? Разве нет других должностей, более престижных?
ВЕРА. Есть. Но для одних нужно действительно хорошее образование и большой опыт, а для других…. У генерального самого две дочери. Тоже подросли уже. И ты, и твой новый диван все еще балуетесь, играете в жизнь. Вот любовь себе придумали, в неё поиграть решили. Ин, это может закончиться довольно плохо. Даже трагично.
ИНГА. В общем, ты тут истекай слюной от зависти, а я пошла к своему вечному влюбленному мальчику. И я его люблю именно таким.
ВЕРА. Ну, ну… Беги, Инга, беги!

Инга покровительственно треплет Веру по щеке и уходит.

ВЕРА (кричит вслед)
«Волк ответил:— Я не трушу,
Нападу на вас сейчас.
Я доем сначала грушу,
А потом примусь за вас!»

Вера встает и уходит.

Занавес открывается. Знакомая нам комната в коммуналке. Обстановка все та же, бардак и запустение. В комнате Адам и Лиля. Адам нервно ходит из угла в угол, Лиля сидит на диване.

АДАМ. Я бы попросил тебя, все-таки относиться ко мне уважительнее. Мы связаны с тобой годами совместной жизни. И я не позволю….
ЛИЛЯ (перебивает). У тебя ПМС, дорогуша?
АДАМ. Избавь меня от этой твоей вульгарщины, я уже сыт ей по горло.
ЛИЛЯ. И чего так?
АДАМ. Ты меня никогда не любила. Я тебе отдал все, что у меня было. Молодость, красоту и здоровье. Ты выкинула меня, как выжатый мандарин, в этот гадюшник.
ЛИЛЯ. Ой, ли? Как ты о себе лихо завернул! Уверен, что мандарин? А не лимон? Не сморщенный такой, кислый лимон, не? И ещё - ты в комнате убраться не пробовал?
АДАМ. Пробовал. Смысла в этом никакого. Да, ешкин кот, вообще ни в чем нет никакого смысла! Кроме любви. Лиля, я нашел свою любовь. Оставь меня теперь в покое. Я же тебе уже не нужен?
ЛИЛЯ. А, поняла. Ты ждешь Еву, чтобы она убрала завалы в твоей комнате и в твоей жизни?
АДАМ. Ты не поняла главного. И никогда не поймешь. Ты не способна на высокие чувства.
(патетически)
Что тебе от меня нужно?
ЛИЛЯ. Ключ от сейфа.
АДАМ. От какого сейфа?
ЛИЛЯ. Не притворяйся. Ты унес с собой ключ от сейфа.
АДАМ. Как ты могла об этом только подумать?!
ЛИЛЯ. Вот не строй из себя сейчас невинную добродетель. Стихи при луне закончились. Отдай ключ. Это, в конце концов, просто глупо. Если ты проникнешь в сейф, я заявлю в полицию. Это будешь только ты, кроме тебя, это сделать больше некому.
АДАМ. И как ты докажешь?
ЛИЛЯ. Я найду, как….

Лиля поднимается с дивана, медленно и угрожающе движется на Адама. Адам, видно, что-то видит в её лице, потому что пугается уже серьезно.

АДАМ. Не подходи ко мне, Лилька, дура….
ЛИЛЯ. Мелкий ты паскудник, гадкий воришка! Отдай мне ключ сейчас же!
АДАМ (начинает кричать). Не подходи ко мне! Если ты сделаешь ещё шаг….
ЛИЛЯ (угрожающе). То что?
АДАМ. Я буду кричать.
ЛИЛЯ (останавливается ненадолго). Кричи, кричи. О том, что ты веру мою в чистую любовь испоганил, о том, что доверие мое в близость между людьми начисто стер. Думаешь, я не знаю, что ты таскал у меня все, что плохо лежало?
АДАМ. Я думал, что у нас все общее. Между любящими людьми не может быть никаких дележек «мое-твое».
ЛИЛЯ. Я тоже так думала, пока не поняла, что ты мои платиновые серьги какой-то шлюхе подарил.
АДАМ. Тебе показалось, а ты меня сразу и выгнала!
ЛИЛЯ. Ага! Показалось! Серьги, сделанные на заказ - платина с бриллиантами, я вдруг вижу в мерзких ушах уличной немытой девки! Это ж кому такое может показаться!
АДАМ. Тебе показалось. А ты устроила скандал, за который мне до сих пор стыдно. В публичном месте, в приличном ресторане!
ЛИЛЯ. Куда ты со своей девкой приперся!
АДАМ. Это подруга детства! Мы встретились случайно на улице.
ЛИЛЯ. За мой счет выпендриться решил перед друзьями детства? Как у тебя все в шоколаде? Только это мой шоколад, дорогой! Своей нынешней НеЕве ты тоже сказки рассказываешь?
АДАМ. Это уже не твое дело. Мы расстались. Неужели мне нельзя строить свою жизнь, так как я хочу?
ЛИЛЯ. Можно, голубчик, все теперь можно. Только ключ отдай!
АДАМ. А ещё о какой-то вере в любовь говоришь, которую я, якобы, в тебе испоганил.… На себя посмотри. Я вообще не хочу с тобой разговаривать.
ЛИЛЯ. Теперь ты, обчистив мой сейф, собираешься начать новую светлую жизнь, так?
АДАМ. Мне не нужен твой сейф. А жизнь – да. Я собираюсь начать новую жизнь. С тобой не будет света, вульгарная ты торгашка!

Лиля начинает снова двигаться на Адама.

ЛИЛЯ. Значит, я вульгарная?! Торговка я, значит?! Отдай ключ, козел безрогий!
АДАМ. Не трогай меня своими грязными лапами!

Лиля кидается на Адама, завязывается потасовка, Адам толкает Лилю. Она, не удержавшись, летит в угол, задевает головой об угол подоконника, падает и остается лежать без движения. Адам сначала не понимает, что произошло, кричит:

АДАМ. Ты мне противна! Стару….

Осекается,  остолбенело застывает на месте.

АДАМ. Лиля, Лиль, ты что? Тебе больно?

Двигается в её сторону, но отскакивает, видя, что с ней явно что-то не в порядке. Опять застывает на месте, затем начинает ходить по комнате. Бормочет.

АДАМ. Ну что же ты так…. Мы же просто говорили. Ты сама полезла драться, я испугался. Наговорили тут друг другу всякой ерунды. Лиля! Лиль?! У тебя, что кровь?
(взвизгивает)
Лиля…

Лиля молчит. До Адама доходит, что случилось что-то очень нехорошее.

АДАМ. Лиль, вставай уже! Хватит притворяться! Из тебя артистка так себе…. Лиль! Лилечка, что с тобой? Я пошутил, Лиля. И ты пошутила? Вставай! Не лежи на полу, там холодно! Простынешь….

Он пытается подойти к ней, но не может себя пересилить. Ему страшно и противно. Адам ещё какое-то время ходит по комнате, затем срывает покрывало с дивана и набрасывает, отворачиваясь, на неподвижно лежащую Лилю. Достает телефон.

АДАМ. Инга, солнышко мое, любимая! Приезжай прямо сейчас ко мне, а? Очень нужно. Пожалуйста…. Сюрприз? Можно сказать и так…. А, так ты уже рядом? Как вовремя! Жду, конечно.

Адам выходит из комнаты. Со стороны Лили раздается тихий стон, смолкает. Адам и Инга заходят в комнату.

ИНГА (в радостном возбуждении). Я как чувствовала, что ты мне сюрприз подготовил. Ну, где он, где? Я так люблю подарки, ты даже не представляешь! Любой мелочи радуюсь, как ребенок! Мне закрыть глаза? Давай, я закрою глаза.

Демонстративно закрывает глаза, застывает в середине комнаты, протягивает руки.

ИНГА. Все, я не подсматриваю. Давай!
АДАМ. Это…. Это не совсем то, чего ты ожидаешь.

Инга недоуменно открывает глаза. Адам кивает в сторону Лили.

АДАМ. Вон там. И я не знаю, что делать.
ИНГА. Что там?

Присматривается.

ИНГА. Там кровь? Там… человек?!
(начинает кричать)
Адам, что это? Что ты сделал?
АДАМ (начинает говорить очень быстро, несвязно и растеряно). Она пришла, кричала на меня, угрожала.
ИНГА. Кто?!
АДАМ. Так Лиля же! Что тут непонятного? Это потому что я от неё к тебе ушел. Она сама, честное слово, сама. Упала. Ударилась. И вот.
ИНГА. Что значит упала? Ударилась? Что значит «И вот»?! Она …. Умерла?!
АДАМ. Не знаю.
ИНГА. Ты даже не проверил?
АДАМ.  Как?
ИНГА. Я в кино видела. Нужно пульс на шее пощупать.
АДАМ. А ты можешь?
ИНГА. С какой стати?
АДАМ. Ты же видела в кино!
ИНГА. О, нет…. Я вообще тут случайно оказалась. Меня здесь вообще не было, и не знаю, что произошло. Знаешь, я лучше пойду. У меня дел много.
АДАМ. Как? Ты меня бросишь одного в этой ситуации?!
ИНГА. Сам натворил, сам и расхлебывай. Это вообще твоя … Кто она тебе? Жена? Любовница?
АДАМ. Деловой партнер. Я же говорил.
ИНГА. А ещё ты только что сказал, что она набросилась из-за того, что вы расстались…. Из-за меня.
АДАМ. Она боится, что я тебе секреты фирмы передам.
ИНГА. Ты в своем уме? Убил свою….. своего делового партнера и заливаешь мне тут невообразимую чушь….
АДАМ. Да не убивал я её! Не убивал.
ИНГА. А чего она тогда мертвая у тебя в комнате лежит?
АДАМ. Это вообще её комната. Была. Она мне дарственную обещала. Не знаю, успела ли оформить….. И ещё. Она мне денег должна. Много. У меня ключ от сейфа есть. Она там большую часть средств хранила.
ИНГА. Ты собираешься ограбить свою пристукнутую старушку? Ну, ты и Раскольников…..
АДАМ. Не ругайся. Что случилось, то случилось. Ей сейчас хорошо. А нам ещё жить да жить. Там такие деньги, Инга, тебе и не снилось…..
ИНГА. Интересные подробности. Только для них не место и не время. Что ты теперь делать будешь?
АДАМ. Мы, Инга, что мы делать будем. Я её не убивал, но это никому не докажешь.
ИНГА. А может уйти, и сделать вид, что все так и было?
АДАМ. Соседи, сволочи, каждый скрип двери слышат. Они знают, что я тут живу. И что она ко мне приходила.
ИНГА. Так тогда какая разница, если они все равно полиции это расскажут? Главное, что меня тут не было.
АДАМ. Нет, милая, они слышали, что ты тут была. А если их никто не спросит, они никому и не расскажут. Если труп в другом месте обнаружат, то какое я к нему отношение имею? Мы поругались, расстались, я её больше не видел. А что пришла, так и ушла. Мало ли кто к кому приходит. Ты же меня любишь? Ты же со мной?
ИНГА. Люблю. Но чем я тебе могу помочь?
АДАМ. Нужно избавиться от тела.
ИНГА. Вот-вот. Так всегда в кино говорят: «Нужно избавиться от тела».
АДАМ. Да какая разница, кто как говорит. Суть в том, что нужно как-то убрать её отсюда. И я, кажется, даже подойти к ней не могу.
ИНГА. Ты подразумеваешь, что я могу и должна это сделать?
АДАМ. Давай вместе? На «раз-два-три»?
ИНГА. Я ни на пять, ни на десять, ни на сто к ней не подойду. Любовь не включает в себя совместное вытаскивание трупов.
АДАМ. Ингуша, любимая моя, это вот сейчас чуть-чуть побояться, чуть-чуть потерпеть, а потом зато – весь мир перед нами. У тебя загранпаспорт есть?
ИНГА. Есть.
АДАМ. Вот как все, на самом деле, замечательно складывается. Вот что бы мы с тобой делали? Сидели бы на скучной работе, получали гроши, ютились в твоей квартирке. А сейчас мы можем любить друг друга на вулканическом пляже в бухте Бандерас в Мексике. Или на зеленом песке Папаколеа на Гавайях. Или на колоритном греческом острове Санторини. Наша любовь не зачахнет в душном городе юности, она расцветет вечным цветом на всем земном шаре.
ИНГА. Папаколеа…. И тебе совсем её не жаль? Вы же, наверное, долгое время близки были?
АДАМ (пожимает плечами). Жалко, конечно. Но что теперь поделаешь? Я же не могу время повернуть вспять. А впрочем, это она на меня бросилась. Что я мог сделать? Позволить ей меня убить? Я защищался. Это правильно. Я первый не лез, а просто дал сдачи. Так ведь?
ИНГА. Наверное. Только мне её все равно жалко.
(вздыхает)
Человек. Женщина. С мечтами, планами…. Серьги на ней такие красивые были.
АДАМ. С деньгами…
ИНГА. Да что тебя на деньгах переклинило? Или ты…. Ты опять о казино мечтаешь?
АДАМ. Нет, нет, Ингусь, что ты! Я завязал с казино. Причем, сам. Сказал - все, значит, все. Только нам нужно торопиться. Потому что спохватится кто-нибудь, и все. Доступ в дом будет закрыт.

Инга озирается.

ИНГА. Но как мы её отсюда вытащим? Даже если сможем к ЭТОМУ подойти?
(передергивается)
АДАМ. Нужен большой мешок. За углом строительный магазин есть, я сейчас сбегаю, куплю. Упакуем, за деньгами сбегаем, а ночью и вытащим. Подожди, я скоро.
ИНГА. Вот уж нет. Я тут с этим
(показывает на угол, где лежит тело) ни за что не останусь.
АДАМ. Тогда пойдем.
ИНГА (останавливается на пороге). А в Венецию мы поедем? В Италию? Я всю жизнь мечтала в Италию.
АДАМ. Ну, конечно, горлица моя. Куда скажешь. Куда захочешь.

Уходят.

Действие четвертое

На авансцене скамейка. На ней сидят Лиля и Давид. Лиля с перевязанной головой. Выглядит она не очень.

ДАВИД. И ты встала и вышла? Вот так просто? Ничего им не сказала?
ЛИЛЯ. Это, к твоему сведению, было совсем не просто. Я очнулась от дикой боли в голове. Словно кто-то бьет молотками изнутри. Ничего не чувствовала – ни рук, ни ног. А первая мысль: «Ничего страшного, здесь же Адам. Он, наверное, и Скорую уже вызвал». И тут слышу, как он и эта его пассия Не Ева переговариваются. Обсуждают, где у меня деньги лежат. Понимаю, что никто помогать не собирается. И мне так обидно стало. Нет, я даже не разозлилась. Наверное, первый раз за много-много лет пожалела себя. Лежу, ни рукой, ни ногой пошевелить не могу, только слезы из глаз катятся.
ДАВИД. Боже, бедная ты моя!
ЛИЛЯ. Но это быстро прошло. Как только немного в себя пришла, сразу подумала: «Я вам, голубчики мои, устрою Кузькину мать!».
ДАВИД (машинально). Покажу.
ЛИЛЯ. Что покажу?
ДАВИД. Так говорят «Покажу Кузькину мать». Кузькой называли жука, который портит пшеницу. Крестьяне не знали, как он на свет появляется, отсюда и пошло. Показать его мать, означает разрыть землю и найти что-то невероятное.
ЛИЛЯ. Вот ты это сейчас к чему?
ДАВИД. Извини, привычка. Не нарочно, само вырвалось. Лиль, я тебе очень сочувствую. Ты же знаешь, сразу прилетел, как только позвонила.
ЛИЛЯ. Вот и оказалось, что у меня, кроме тебя, старинного друга, никого на свете и не осталось, чтобы обратиться за помощью.
ДАВИД. Я же всегда говорил: по первому зову.
ЛИЛЯ. У меня в голове не укладывается, как так можно! Оставить человека умирать, не проверив даже, жив он или нет.
ДАВИД. Я тоже не понимаю. Они, наверное, очень испугались.
ЛИЛЯ. Испугались. Каждый бы испугался. И я тоже. Это нормально. Но то, что они сделали потом…. Никакой страх их не оправдывает.
ДАВИД. Так. И что ты натворила, Лиль?
ЛИЛЯ. Натворила….
ДАВИД. Что?
ЛИЛЯ (с плохо скрываемым удовольствием). Кобеля я натворила.
ДАВИД. Какого кобеля?
ЛИЛЯ. Очевидно, породистого.
ДАВИД. Ты себя хорошо чувствуешь? Извини, но ты странные какие-то вещи говоришь.
ЛИЛЯ. Да нет, все логично. Когда эти двое из комнаты выскочили, я вышла, сама вся плачу от обиды и слабости, в машину села и поехала. Плохо соображала, перед глазами все двоилось. Бежал кобель по дороге. Я его сбила. Насмерть. Выскочила, гляжу, пес - всё.  И тут меня осенило. Загрузила его в багажник и обратно поехала.
ДАВИД. Лиля, ты меня пугаешь.
ЛИЛЯ. Я его на то место, где упала, подложила. И тем же покрывалом закрыла.
ДАВИД. Как ты его дотащила, да ещё в таком состоянии?
ЛИЛЯ. Сама не понимаю. Ты про состояние эффекта слышал?
ДАВИД. Ты, наверное, состояние аффекта имеешь в виду. Но, Лиля, зачем?
ЛИЛЯ. Они к нему все равно не притронутся. Сейчас ещё посомневаются, побоятся, а потом пойдут в мой дом. А когда придут сейф мой опустошать, думая, что я бездыханная в этом гадюшнике лежу, я из-за занавески и выскочу.
ДАВИД (он все ещё не понимает). Зачем из-за занавески?
ЛИЛЯ (машет рукой). Или из-за шкафа. Все равно посажу их, голубчиков.

Лиля смеется, начинает заливаться уже истерически.

ЛИЛЯ. Такая вот бабайка, представляешь? Они размечтались себе, Лазурный берег нафантазировали, а тут я из-за шкафа руками машу: «У-у-У, проказники! Попались!». А следом - менты с наручниками. Это ж у нас какая статья? Грабеж со взломом? Сгною, паршивцев, на нарах.
ДАВИД. «Бабайка» по словарю Даля – это весло из целого бревна….. Они, конечно, не ангелы, но с твоей стороны это не слишком ли изощренная жестокость?
ЛИЛЯ. Я их разве подставляю? Вовсе нет. Они своими ножками к сейфу придут. Это их идея.  А если все-таки найдут в себе силы подойти к моему кобелю, то сюрприз их ждет тоже нехилый! А я повеселюсь в любом случае.
ДАВИД. Мне это все равно кажется чем-то ненормальным.
ЛИЛЯ (задумавшись). Ты считаешь, что я шизанулась? А, может, мне нравится играть с этими детишками? Теперь моя очередь водить. Посмотри, какие котики….

Занавес открывается. Мы видим комнату в коммуналке. В углу все так же лежит тело, прикрытое пледом, на углу дивана тесно прижались друг к другу Адам и Инга. Они о чем-то тихо переговариваются, в руках у них большой черный строительный мешок. Давид и Лиля смотрят на них.

ДАВИД. Одного котика, вернее, кошечку, я точно знаю. Буквально накануне эта кошечка мне сказала, что встретила любовь всей своей жизни. Но все же…. Это живые души. Разве можно играть с живыми людьми?
ЛИЛЯ. Какие души? Ты посмотри ещё раз, разве у них есть душа? Душа – это когда страдает, болит, сопротивляется, борется, живет во имя чего-то, детей растит, о ком-то заботится. Вперед движется, несмотря на боль, грязь, кровь.  А здесь что? Куклы. Новый костюм.  Губки уточкой. Казино, а утром: «Прости, любимая, я опять проигрался». Многолетней выдержки ром. Как его профиль выглядит в лунном свете, когда он выходит из спальни.
ДАВИД. Эрмес,  Фенди, Луи Виттон, Сальваторе Феррагамо…. Я это уже, как отче наш наизусть прочитать могу.
ЛИЛЯ. Ты ей все покупал?
ДАВИД. Нет, конечно. Откуда такие средства на эту ерунду? Просто слушал каждый вечер. Вот и заучил.
ЛИЛЯ. Меня вот тоже злость берет. Помнишь, как мы карабкались, царапались, ногтями и зубами средства к жизни вырывали? Сколько хороших людей, сколько наших друзей погибло тогда? Кто от конкурентов, у кого сердце не выдержало….
ДАВИД. Кто от некачественного алкоголя, дурного юношеского азарта и шальных денег.
ЛИЛЯ. Что ж, было и такое. Каждого оплакали, каждого помним. А эти….  Нет, Давидик, здесь Господь на душе сэкономил. Кончились у него, видать, души на нашем поколении. Дальше – тишина. Это кто сказал, Давидик?
ДАВИД (рассеянно, думая о своем). Это в конце семидесятых годах прошлого века Анатолий Эфрос спектакль с таким названием поставил. По пьесе  Вины Дельмар «Уступите место завтрашнему дню».
ЛИЛЯ. Уступите место, говоришь? Завтрашнему дню? А вот вам.

Показывает фигу в сторону своих «убийц». Мы начинаем слышать, о чем говорят Инга и Адам.

ИНГА. Адам, Адам….

Смотрит в сторону, где лежит «труп». Показывает на него рукой.

ИНГА. Адам, кажется, там что-то шевелится….
АДАМ. Тебе кажется. Мы так хорошо все придумали.
ИНГА. Шевелится, Адам. И там…. Боже мой, там – хвост! Это точно мохнатый хвост, Адам. И он шевелится!
АДАМ. Не смотри туда. Ты просто испугана. Если не смотреть, то будто ничего этого и нет, правда?
ИНГА (все ещё в оцепенении от ужаса). Наверное, ты прав. Я не буду смотреть туда. Потому что, если там хвост, то я совсем не знаю, что и думать. Давай уйдем отсюда.
АДАМ. Да, конечно, мы сейчас уйдем. Вот только спрячем это в мешок и уйдем.

Остается на месте, сидит, безвольно опустив руки с мешком.

ИНГА. А если твоя эта – оборотень? Если она сейчас в своем втором обличье оживет? Там хвост дергается.
(истерично взвизгивает)
Точно дергается, Адам!
АДАМ. Тебе кажется. Это от нервов. Ты думай лучше о том, что нас ждет. Какое чудесное будущее у нас впереди! Я тебя так люблю! Как я люблю тебя! А когда я понял, что мы можем осуществить все свои мечты, у меня словно крылья выросли.
ИНГА. Ты так говоришь, что у меня словно тоже. Я вижу уже, как мы полетим…. Полетим над городами, реками и лесами. Полетим над улицами и домами, в которых спят женщины, мужчины и дети. В облаках и над ними. Будет едва заметно покачиваться крыло…. Мы полетим в Италию, Адам? И ты сфотографируешь меня на фоне Пизанской башни? В таком свободном комбинезоне, темно синем? Я видела у одной девочки в Инстаграмме фотки в таком комбинезоне. Ты меня сфотографируешь, и я фотки сразу выложу.
АДАМ. Полетим. Обязательно. И сфотографирую. Только труп спрячем и деньги найдем. Как же мы полетим без денег? Без денег летать невозможно.
ЛИЛЯ (Давиду). Ну, не пупсики ли? И они уже знают, что без денег летать невозможно. Детки подросли, да? А мы, дураки, в свое время этого не знали. Поэтому летали. Без денег. Мы и сейчас можем, правда, Давид?
(начинает петь)
«Ты далеко от меня,
За пеленой дpyгого дня,
Hо даже время мне
Не сможет помешать
Перелететь океан
И, разогнав крылом туман,
Упав с ночных небес,
Скорей тебя обнять»

ДАВИД. Ты сошла с ума, Лиля….

ИНГА. Адам, я чувствую, что там что-то шевелится…. Все равно я чувствую…. Посмотри, там хвост. Мне не кажется, Адам. Там хвост.
АДАМ. Сейчас мы подойдем и все посмотрим. Ты увидишь, что тебе кажется. Вот сейчас. Ещё минутку передохнем. И все сделаем.

Постепенно нарастает музыка, Лиля утягивает Давида, который поддается её истерике, они танцуют уже вдвоем под песню Сюткина. Адам  и Инга усиленно стараются не смотреть в сторону «трупа», который все сильнее машет хвостом из-под накидки.  Заходит Вера, садится на опустевшую лавочку.

ВЕРА (тихо). Где же ты, Инга? Я тебе звоню-звоню. У меня же радость! Я новый диван купила!

КОНЕЦ.