Весна нестерпимо медленно сушила лесные дороги. С апреля, как все больше и больше начало пригревать весеннее солнце, я с надеждой поглядывал на подсыхающие лужи. Нет, не проехать на Красную Горку! Знал, что добраться до старого кладбища можно только после длительного периода теплых дней.
Вспоминаться стало мне старое, полузаброшенное кладбище , с непроезжей к ней дорогой почти каждый день. И, ворочаясь в постели, давал себе зарок – завтра, ну, в крайнем случае, в ближайшие выходные, если не будет дождя, - поеду. После майских праздников наконец решился – пора.
Поехал… На душе было тревожно. Доеду ли, вспомню ли дорогу ? Пятнадцать, нет - двадцать лет! не был у деда с бабулей на кладбище. Дорога до Поддубья знакома с детства, не раз и не два с братишкой на рейсовом автобусе ездили сюда, а затем 7 километров пешком к бабушке в деревню. Автобусом тогда, 60 лет назад, назывался грузовик с фанерной будкой и деревянными лавками в кузове.
Проехав Поддубье, по лесной, не наезженной дороге углубился в лес. Странные, противоречивые чувства охватывали меня. Трудно было осознавать, что дорога эта ведет в никуда. Деревни исчезли. Некому ездить в деревню моего детства. Ушли люди с земли, где от века жили мои предки, растили детей, пахали землю, ходили в гости по престольным праздникам и, отмерив свой век, ложились в Красную Горку под вековые сосны.
С детства помнился их сдержанный, ровный шум, не прекращавшийся и в безветренную погоду. Казалось мне, охраняли они своим тихим шептаньем вечный покой усопших . В Троицын день, здесь же, по косогорам, в высокой траве спали, изрядно помянувшие родных, мужчины со всех окрестных деревень. Все как один - в белых рубахах и черных костюмах, забывшиеся в тяжком, хмельном сне.
К вечеру их - протрезвевших, выпивших, как водится на посошок, собирал в кузов грузовой автомашины мой отец. По тряской грунтовой дороге, не снижая скорости на неровностях, вез людей в Город. Я сидел в кузове на полу, держась рукой за борт. Мне было страшно – боялся, что выпаду из кузова. Мой бесшабашный отец гнал напропалую, наверное хмель не полностью выветрился у него из головы.
Было это полвека назад, удивительно плавно и кажется незаметно течет время, не находим мы и минуты оглянуться и вспомнить былое. Но пришло мое время – пробираюсь по лесной дороге в прошлое. Доехал до развилки. Поколебавшись, покопавшись в воспоминаниях детства , взял левее. Метров через пятьсот уткнулся в непроезжую грязь, форсировать которую можно лишь на тракторе. Собственно, трактора и разбили в этом месте дорогу, следы тяжелых колес четко отпечатывались на мокрой глине.
С трудом развернувшись на узкой дороге, поехал назад. Ошибся – надо брать правее.
Медленно, осторожно объезжая выбитые тяжелой техникой глубокие колеи, приближался я к местам своего детства. Вот и деревянный мосточек через маленькую лесную речушку, название которой позабыто. Еще чуть – чуть по едва угадывающейся, зарастающей дороге, ветки деревьев противно скребут по автомашине, и справа, неожиданно, до боли знакомая, сохранившаяся до мельчайших подробностей в памяти, – Красная Горка.
Ничто не изменилось за прошедшие годы. Все та же пологая крутизна склона, камни фундамента бывшей здесь когда - то часовни, вековые сосны, их неповторимый, ровный, шум. Сердце учащенно бьется. Подхожу к кладбищу. Продираюсь сквозь разросшиеся кусты сирени. Помню в какой части кладбища надо искать родные могилы, но, конечно, сразу не нахожу.
Наконец открываю калитку железной оградки, давным-давно сделанной еще моим отцом.
-Ну, здравствуй, бабуля!
Бабушка укоризненно смотрит с потемневшей от времени фотографии:
- Припозднился ты что-то, внучек.
- Прости, бабуль, обещаю - буду навещать почаще. Времени у меня теперь достаточно, - распрощался я со своими морскими странствиями.
А сосны тихо шумят, навевая грусть и напоминая о том, что ничто не вечно. Лишь сама природа, голубое небо, солнце и луна, высокие облака и эти могучие сосны будут все так же охранять вековой сон живших когда – то здесь людей.