Лиловый раскол на небе, полный "крови" надрез с сочащимся, белоснежным, пенящимся фонтаном пузырчатых облаков. Где-то наверху вскипело молоко и теперь, проливаясь, бурлит сквозь трещину в нижний этаж, заселённый снующими жильцами. Кто-то кинет редкий взгляд на эту размалёванную лубочную картинку-панораму, отыскивая в ней больше эфемерности, нежели в фанерном листе, повращает головой туда-сюда на это снежное безумие и пойдёт дальше, приохивая и потирая прихватившее бедро, опираясь на тоненькую палку. Другой зло глянет вверх, торопясь из "Стратегического пункта №1 - Работа" в не менее важный "Стратегический пункт №2 - Дом", насупится, злясь на себя за такое несвоевременное отвлечение и поспешит дальше, отдавливая мостовой ноги, пнёт подвернувшийся ненароком камень так, что тот покатится, скрежеща зубами на подобную несправедливость. Третий и вовсе - на секунду поднимет взор, встревожась от угасающего света, отвернётся да и плюнет на лазоревые зеркала, посчитав неприличным небосводу покрываться разводами тучек, так праздно разошедшихся по его полотну. И побежит поскорее cкрыться от его глаз, с чистыми, брызнувшими из-под густых бровей каплями. Скатываются они по прекрасным щекам его и опускаются поцелуями на разгорячённый лоб дороги.
Нет у тебя дома, небушко! Бежишь ты по крышам, по изгибам, по домам, по долам, по рекам, по дубравам и не найдёшь своего пристанища. И громыхаешь ты, и завываешь, и льёшь едкие щетинистые слёзы на злую землю, и треплешь, порываясь, жестокосердную. И ласкает ветер твой горящие щёки ребёнка. И тянется он к тебе, желая объять, приютить тебя в своём мягком сердце. Весь мир тебе дом, глубокое. Весь мир тебе раздолье, голубое.