Холодно. Холодно. Холодно, чёрт его дери!
Даже если повторять эти мысли постоянно, легче не станет. Проверено. Но и замолчать - значит, сдохнуть.
Замерзнуть в ледышку посреди полей, покрытым сероватым, плотным, как кора, настом. Где-то там, внизу, под слоем спрессованного снега, черная земля... Но докопаться до нее, а уж тем более отрыть иглу — невозможно.
Они все предусмотрели. Сволочи. Ублюдки со снежного экспресса Куев-Хааскало.
Мне оставили теплую одежду, и даже, издевательски хохоча, бросили с саней последней платформы потрепанную доху. Вместе с напутствием: «медленной смерти»! Уроды.
Меховая шуба оказалась с добрым десятком дырок, судя по размерам, от пуль и дроби. Кое-где заскорузла кровь, склеив длинный мех, но, в целом, одежка пришлась впору. И ко двору, как говорится...
Я не замерзает в первые часы только потому, что двигался. Повернулся на юг, стараясь держаться поближе к заледеневшим огрызкам стволов деревьев, дававших хоть какую-то защиту от ветра, и пошел. Почти побежал.
Недолго, правда. Слишком холодно. Адски...
Чтобы отвлечься от невеселых перспектив, я пробовал вспоминать начало этой истории, мерно шевеля нижними конечностями.
Цивилизация, получившая «удар милосердия» от Длинной Зимы и времен Падения, медленно догнивала. От идеалов гуманизма и терпимости сползая в сумерки выживания и племенного строя, когда в одиночку не получается, а вместе выживают самые жестокие.
«Нам осталось немного, — говорил мой шеф, посылая меня в эту поездку, — двадцать, может, тридцать лет, и край. Последние атомные встанут, и все. Но это не повод отказываться от идеалов».
А я и не отказывался, между прочим. Увидев записи, в которых люди, оставленные в ледяных пустошах, пытаются бороться за жизнь, цепляясь даже за тень шанса, но неизменно гибнут, мало кто из сохранивших классическое воспитание, останется безучастным. Тем более, что съемка велась с беспилотных аппаратов и, при крупных планах, совершенно непонятной техникой. Либо армейской, либо вообще экспериментальной - неясно.
Но канал нужно было выявить, и, по возможности, пресечь. Как всегда. Хорошо, что эти выродки енотовидной собаки и гусеницы снегоходы отобрали мои документы, личные вещи и багаж, их ждет приятный сюрприз. Не одни они владеют хай-теком...
Хотя, между нами, репортерского удостоверения в толстой коричневой коже с надписью потускневшим золотом "Фёлькишер Беобахтер" на обложке было жаль. Новое будет из дрянного пластика, и любоваться им не получится.
Идиот. Жалеешь о корочках, замерзая в полях. Хотел отвлечься, ага. Ну, получается, да.
В низких тучах, из которых на землю сыпется мелкая крупа снежинок, мне слышится стрёкот. Скорее всего, это тот самый БПЛА, который ведет панорамную съемку. Я пытался прикинуть, как часто нужно заряжать его батареи, вымерзающие в полете, и только потряс головой. Или птичка летает на драгоценном горючем, или аккумуляторы взяты прямиком из фантастического романа, и им наплевать на мороз.
Но фантастику уже не пишут. Она наступила вокруг, и как-то стало не до вымысла. Особенно тем, кто пытается не просто выжить, а еще и удержать человечество, хотя бы малую его часть, от падения в пропасть дикости. Есть, конечно, пример, когда люди построили сообщество на идеалах, почерпнутых из воображаемых миров, но эксперимент в Долине Ветров только начат... Посмотрим.
Почему я не чувствую холода? А, да я и не иду никуда... Странно. Смотрю в небо, вижу мелькающую серебристую черточку беспилотника на фоне туч, и мне так хорошо... Не хочется шевелиться. И сил нет. Я не ел уже... Не помню. Неважно.
Нужно встать. В кармашке ремня желтые капсулы. Чёрт, как руки замёрзли-то, пальцы деревянные. А, бля...
Нет, всё-таки, мне хана. Поездатые киноманы меня сделали. Их, разумеется, возьмут за нежные части тела, но, увы, без участия скромного репортера последней газеты павшего мира Стенли Герольда... И фамилия же подходящая, а все равно сдох, как последний дурак.
Говорил мне доктор, не связывался со стратегической разведкой... Да уж.
Замерзать не страшно. Это как уснуть. Страшнее, когда тебя перед смертью едят, а ты ничего не чувствуешь. Надеюсь, мне почудился этот вой...
— Слышишь, мужик, не засыпай… — мужчина в легкой штормовке с разводами камуфляжной раскраски отвесил пару пощечин скорчившемуся человеку в заледеневшей дохе. — Слышишь?! Не спи, мудак! Замерзнешь! Вот же сука…
«И на кой черт мне сдалась эта благотворительность? — думал он, расстегивая задубевшие от морозного ветра ремни на небольших санях, удерживавшие чехол палатки. Пока руки занимались привычной работой, вбивая колышки в наст и крепя к ним надутую аварийным патроном белую полусферу, он размышлял над ситуацией. — Его сбросили со снежного поезда, в небе висит БПЛА, поблизости шныряют какие-то твари… Один я, как идиот, не смог пройти мимо. И в кого я такой добрый-то?»
— Сейчас, сейчас согреемся… — проворчал он, затаскивая непослушное тело в палатку. Сердце еще билось, значит, выживет. Внутри уже теплился красноватый куб походной печки, в которую пришлось бросить пару плиток сухого горючего— Ну, то есть, ты согреешься, а я снаружи посижу. Мало ли кто заглянет на огонек. Слышишь, мужик? А, отморозко ты эдакое… Хрен с тобой, только не спи.
2016.05.12