Я уже не помню, когда мы приехали в этот город. Может, несколько дней назад, а, может, целую вечность. Те, кто говорил мне, что отпуск тянется долго, а проходит быстро — как вы ошибались!
Этот сезон не закончится никогда...
Здесь было хорошо. Провинциально, немного лениво, с обязательной сиестой в середине дня, и непременными курортными отметками - загорелыми до черноты отдыхающими, обсыпанными песком пляжей детьми, обилием фруктов... И скукой.
В прошлый раз мы останавливались в небольшом отеле вдали от моря и суеты. Но там было много зелени, спокойствия и кошек.
Сейчас пришлось выбирать место ещё дальше. Впрочем, этот раз отличался многим. Низкие тучи. Прохладный дождь. Город, словно настороженный зверь, припал к горам, и затаился. Замер.
В ожидании чего-то.
На улицах почти не видно людей. Те, кто отваживается выбираться за пределы надежных стен, двигаются быстро, дергано, и стараются держаться поближе к домам. Их заботит пропитание больше, чем прочие радости жизни. Сиесты нет. Нет ощущения праздности и него, словно город лишили сути.
Мы гуляем по скользкой от капель дождя брусчатке улиц, так непохожих на себя прежних, и беседуем о литературе, жизни и всем остальном, сбиваясь на метафизику и паранормальное. Как всегда. Два островка покоя в стране подступающей тьмы. Мы связаны мостом из слов и чувств, эмоций и переживаний. Действительность обтекает нас, как вода в реке — блестящие отполированными боками камни, замершие на перекате.
Для нас дни здесь — это возможность быть вместе, говорить на одном языке, и делить жизнь. Время расслаивается, как копченый окорок под острием широкого ножа — слои то прозрачны, как слюда, то падают шматами чувственных воспоминаний. На блюде дней остаётся нарезка из того, что было.
Мне не страшно. Мы ходим к набережной, где собирается толпа, напряженно гудящая и жужжащая. Люди всматриваются в нарисованную белой светящейся краской шкалу прилива, и расходятся, словно тени, теряясь среди проникших растений большого парка. Волны лениво лижут плиты облицовки, перехлестывая через парапет, и оставляя тёмные следы на камне.
Море больше не пахнет солью. В мутной серой воде колышутся нити водорослей, снулые рыбешки и какой-то мусор. Вода наступает. Еще вчера уровень был ниже.
Горизонта не видно в тумане, и невозможно сказать, есть он, или уже исчез вместе с остальным миром. Кажется, что кроме этого городка, железнодорожной ветки и пары шоссе, нет ничего. Только медленно подступающее море.
Мы возвращаемся назад, и я впервые начинаю чувствовать беспокойство. Если до этого мига я был спокоен, то созерцание мутной влаги, взбирающейся по ступенькам, словно открыло внутри меня плотину. И эмоции устремились в меня — извне. Страх сотен людей, предчувствие ими какой-то огромной, непреодолимой беды, и желание спастись неприятно царапают сознание. Хочется что-то делать. Нет, не «что-то», а вполне конкретное — спасти своего близкого и единственного человека. Женщину, которая рядом со мной…
Железнодорожное сообщение прервано. Вокзал не принимает поезда, да они и не ходят. Аэропорт замер десятком белых птиц-самолетов, и толпы людей, осаждающих терминалы, остаются прикованными к земле — рейсы отменены. Телевидение прекратило вещание. Только радио что-то хрипит на коротких волнах, но кому они нужны, эти приемники?
Город замер на грани между цивилизацией и дикостью. Достаточно одного толчка, и все обрушится в тартарары. Люди начнут выживать, и заботиться только о себе, и самых близких людях. Соответственно, бороться с такими же стремлениями у людей, им дальних.
Анархия.
Пока ничего не говорит об этом нарушении равновесия, но он близко. Очень близко.
Ты не хочешь уезжать. Еще можно найти рейсовый автобус, машину… Покинуть город, уйти в туман, или направиться через горы к равнинным землям. Ты рассказываешь мне о чем угодно, не объясняя, почему отказываешься покинуть это место. Я понимаю, что не могу повлиять на твой выбор.
Людей стало меньше. Ощутимо меньше. Сегодня я вышел на улицы один, с увесистой арматурой за поясом. На улицах тусклое солнце освещало кучи листьев, и я понял, что не слышу пения птиц. Животные покинули город, и следоам потянулись люди. Те, кто поумнее, ушли сразу. Остальные… Я не хочу думать, что будет дальше, но обязан предвидеть развитие событий. Оно плачевно.
Спуститься к морю не получается — улицы, нисходящие к набережной, медленно исчезают под водой, которая поднимается вверх с неотвратимостью самой Смерти, поглощая камни, асфальт, припаркованные машины. Незаметно, по миллиметру, но уровень моря растет.
Я возвращаюсь. На небольшой площади недалеко от нашего отеля сгрудились желтые маршрутки, угловатые и странно не подходящие этому городу. Угрюмые люди рядом курят, сидят на баулах и рюкзаках, или флегматично слоняются у машин, не отходя, впрочем, далеко.
«Эвакуация», — слышу я знакомее слово, и человек отшатывается в сторону от моего взгляда. Кто? Зачем? Почему только сейчас? Куда вывозят людей? Эти вопросы останутся без ответа.
Удается достать еды и воды, в обмен на арматуру. Ничего странного — оставшиеся вооружаются, кто чем. Кое-где уже в открытую носят ружья и автоматы. Один дед притащился с трехлинейкой, которая выглядит так, будто он ей воевал в Первую мировую. Может, так и было, но я этого не знаю.
Возвращаюсь. Рассказываю об эвакуации, маршрутках, людях. Ты качаешь головой, и говоришь: «я остаюсь. Уезжай, если хочешь…» Теперь моя очередь отказаться — я не хочу оставлять тебя здесь одну. «Как знаешь», — говоришь ты, и я ставлю кофе.
Вода взобралась еще выше. От нашего дома, стоящего чуть выше других, до нее — меньше минуты спокойным шагом. Сколько метров над уровнем моря — пятьдесят, семьдесят? Не важно, натиск моря не остановить. Никто даже не думает, почему случился потоп — но и паники нет. Эвакуационные машины отправляются одна за одной, в последние из них народ вбивается с трудом. В городе сумерки, влажно, слышен плеск воды по мостовой, и какой-то гул.
Мы с тобой сидим на застекленной веранде, окна занавешены, тусклая лампочка едва светит. За окнами ночь. Неспокойная, наполненная страхом и библейским ощущением всеобщей гибели. Изредка сухо трещат выстрелы. Мы беседуем о литературе. Кофе остывает в кружках. До утра остается несколько часов…
Свет гаснет. Слышится отдаленный басовитый рокот, словно где-то вдали громыхнул гром. Выстрелы сливаются в крещендо, слышен визг шин, вопли. На полнеба встает зарево.
Я откидываю занавеси, и настежь распахиваю окно. Деревья повалены, забора нет, и за ним вдаль уходит мутная гладь воды. У горизонта вверх, во тьму, встает гигантская волна…
2015.08.10