ОТЫВОК ИЗ РОМАНА "ПО КРАЮ"
...На следующий день Николай разбудил меня в шесть утра. Одевшись я вышел вслед за ним на крыльцо. Мороз снаружи стоял, наверное, градусов под тридцать, никак не меньше.
Поёживаясь от холода я зачерпнул ладонью рассыпчатый, хрупчатый снег с деревянных перил крыльца и протёр им заспанное лицо.
Запряжённая в розвальни лошадь стояла уже посреди двора. Спустившись и бросив взгляд на тёмное, усыпанное яркими звёздами небо я не спеша подошёл к розвальням.
-Ну что?-достав из кармана полушубка зелёную, солдатскую фляжку и отвинчивая пробку вопросительно посмотрел на меня Николай,-На дорожку по сто грамм... и двинули.
-Не. Я не буду,-отказался я.
-Зря,-отвинтив пробку и сделав несколько крупных глотков, сказал он.-На таком морозе без спирту околеть можно. Ты это, сапожки-то свои городские скинь. Валенки обуй. Они на розвальнях под тулупом лежат.
Я вытащил из под тулупа валенки и молча обул их. Валенки оказались немного великоватыми.
-Это ничего. Ноги в валенках должны быть свободными. Так им теплее будет. Теперь остаётся только надеть тулуп и будешь похоже на настоящего вятского мужика,-улыбнулся Николай.
Я послушно надел тулуп остро отдающий запахом овчины и под его критическим взглядом неловко плюхнулся на сено в розвальнях. Чувствовал я себя в валенках и тулупе довольно неуклюже. Это понял и Николай, но ничего не сказал. Со двора на улицу мы выехали около двадцати минут седьмого, а ещё приблизительно через десять минут и за пределы Слободского.
Я лежал на сене вдыхая густой, колючий от мороза воздух, вслушивался в монотонный скрип снега под полозьями розвальней и глядя в небо на мерцающие звёзды думал о том как всё-таки хороша жизнь. Жизнь которую нам подарил его величество случай и которой мы распоряжаемся, часто, не очень разумно. Интересно каким будет человек через сто тысяч лет? Таким же эгоистом как и сейчас? А может через сто тысяч лет его вовсе не будет,-подумалось мне.-Сто тысяч срок немаленький. Это для вселенной сто тысяч всего лишь короткий миг, а для человека целая вечность. Я попробовал представить себе землю на которой не было ни одного человека и не смог. А может просто не захотел, потому что слишком уж страшной была бы эта картина земли без единого человека на ней. Конечно, я понимал что рано или поздно это всё равно произойдёт. Произойдёт потому что человек бессилен против законов вселенной.
Человек может многое, но не больше того чем ему отмеряно. Он может приспособить для своих нужд луну, может поселиться на марсе, но вырваться за пределы солнечной системы ему не удасться никогда. Интересно что думал Армстронг когда глядел с луны на землю? Говорят что о боге. Стоять на луне и думать о боге. Странно. А может ничего странного в этом нет?
Так,-оторвав меня от моих размышлений, вернул меня на землю голос Николая.-Вот здесь повернём направо. Этой дорогой короче. Но сначала надо бы подкрепиться.,-натянул он вожжи, остановив лошадь.-Вы не против?
-Это смотря чем подкрепиться,-усмехнулся я.
-Если думаете что я буду предлагать вам выпить, то ошибаетесь,-ловко, несмотря на сковывающий его движения полушубок, соскочил он с розвальней и засунув руку под сено, рядом с тем местом где я сидел, извлёк оттуда небольшой мешочек с овсом, потом подойдя к лошади и освободив её от удил стал привязывать мешочек к её голове так чтобы она могла дотянуться мордой до овса.
Всё это длилось довольно долго. Лошадь, почуяв запах овса, раздувыя ноздри всё время тыкала мордой то по мешочку, то по его рукам мешая привязать его как следует. Я уже хотел было слезть с розвальней и помочь ему. Но он справился сам.
-Ну вот,-приладив мешочек как надо и прислушиваясь к равномерному хрусту издаваемому начавшей жевать овёс лошадью, довольно произнёс он.-Теперь можно и нам червячка заморить.
-Интересно, откуда взялось это дурацкое выражение: Заморить червячка? Может его рыбаки придумали? Впрочем какая разница кто его придумал?- молча наблюдая за Николаем, который опять пошарив рукой под сеном вытащил оттуда аккуратно перевязанный накрест холщёвый свёрток,подумал я, почувствовав вдруг зверский голод.
-Давай татарва налетай!-развязав и развернув свёрток в котором лежал порезанный ломтиками хлеб, копчёная рыба и два шмотка сала,-весело пробубнил он, доставая из кармана свою солдатскую фляжку.
-Между прочим, татары свиное сало не едят,-заметил я.-И спиртное им Мухаммед запретил.
Дык это когда было?-засмеялся Николай.-Почитай ещё при ихнем царе Горохе. У нас в роте, когда я служил два татарина было, так они сало трескали аж уши ходуном ходили и водку жрали похлеще нас, русаков. Как-то один из них в самоволке до того напился что в уборной на автостанции в говно упал и заснул. Всю ночь проспал. Утром, говорит, проснулся гляжу рядом два мужика голожопых сидят, оправляются. Ну, думает допился. Белая горячка началась. Потом целый месяц от него все шарахались. Говном несло как от параши. А ты говоришь Мухаммед запретил.
-Целый месяц?! Как от параши?!-грохнул я заливаясь от хохота.
-И чего здесь смешного?-недоумённо глядя на меня пожал он плечами.-Со всяким может случиться.
От этих слов я захохотал ещё громче.
-Тише. Мерина напугаешь,-повёл он глазами в сторону жующей овёс лошади.
-А ты где служил?-кое как успокоившись полюбопытствовал я.
-В стройбате. Недалеко от Волгограда. В Чёрном яру.,-открутив пробку и поднеся фляжку ко рту, сказал он.
-В Чёрном яру?-вскинул я на него глаза.
-Ну да,-сделав пару глотков из фляжки, потвердил он.-В нём самом.
-Слушай, а ведь я в тех местах бывал,-взяв шматок сала с хлебом, сказал я.-На рыбалке. С друзьями туда ездили, сазанов таскать. Помню там я впервые "шугундай" попробовал. Ты ел "шугундай"?
-Нет. А что это такое?-тоже взяв хлеб и сало, спросил он.
-Блюдо такое, рыбацкое. Его готовят из молодого сомёнка. Нарезают кусочки мяса,-стал подробно объяснять я.-Потом кладут его в кастрюлю и нарезают кольцами как можно больше луку, примерно столько сколько было нарезано мяса. Нарезанный лук тоже бухают в кастрюлю. Затем выжимают туда сок двух лимонов. Один из выжатых лимонов режут на мелкие кусочки и опять в кастрюлю. Кастрюлю закрывают крышкой и трясут примерно полтора часа. И всё. Можно приниматься за еду.
-Надо как-нибудь летом словить сомёнка, да приготовить этот самый "мухундай", жуя хлеб с салом не очень внятно признёс он.
-Не "мухундай", а "шугундай,-тоже налегая на сало, поправил я его.
-Ну да,"шугундай",-на этот раз внятно повторил он и глядя мимо меня на покрытый лёгким инеем круп лошади, добавил тоскливо вздохнув,-Жаль только лето ещё не скоро. Не люблю я зиму.
-Я тоже не люблю. По мне так самое лучшее время года это весна,- представляя яркие краски мая, тоже тоскливо вздохнул я.
-А чё ж весной не приехали?-спросил он.
-Не знаю,-задумчиво проговорил я.-Боялся наверно.
Боялись?! Весны?!-вытаращил он на меня глаза.
-Нет,-отрицательно мотнул я головой.-Не весны боялся. Боялся другого. Понимаешь, Николай, есть люди которые всю свою жизнь боятся встречи с прошлым. Их мало. Но они есть. Так вот я принадлежу как раз к таким людям. Вот еду туда сейчас, а внутри страх. Это трудно объяснить и тем более понять. Есть вещи которые не поддаются понятию со стороны. Для того чтобы это понять надо от начала до сегодняшнего дня прожить мою жизнь. А это невозможно. Может я бы никогда и не приехал, но уж больно душа изболелась. Не мог больше выдержать. Ни одного дня. Понимаешь?
-Честно говоря не всё. Про то что душа изболелась по тем местам где родились, понять ещё можно. А вот про остальное..,-округлил он глаза. Хотя не важно. Важно другое.
-И что же?-прищурившись с интересом поглядел я на него.
-Важно то что вы умный и хороший человек. Это видно сразу,-сказал он.
-Как же ты глубоко ошибаешься. Хорошим я никогда не был и уже никогда не стану,-подумал я, но ничего не сказал. Да и что было говорить? Не переубеждать же его в обратном. Интересно, как бы он поступил если бы узнал с кем сейчас сидит здесь и делится хлебом? Наверное грохнул бы чем нибудь по башке и связав отвёз в милицию? Или нет?
-О чём задумались?-видя что я молчу, спросил Николай.
-Да так,-сказал я.-О разном.
-Н-да,-зябко передёрнул он плечами.-Всё-таки малость холодновато. Даже первак не помогает. Не догадался вот термос с горячим чаем захватить. Недотёпа. Знал ведь что на дворе не лето.
-Горяченького, конечно, не помешало бы. Но ничего,-успокоил я его.-Перебьёмся. Ехать то ещё долго?
-Часа три ещё,-спрыгнул он с розвальней и распахнув полы полушубка, скрипя снегом под валенками, пошёл в сторону растёгивая на ходу ширинку своих ватных штанов, а я тем временем завернув остатки сала, хлеба и рыбы в холщёвую ткань вытащил из кармана трубку с табаком.
Забив трубку я долго щёлкал зажигалкой которая никак не хотела загораться. Щёлкал до тех пор пока не окоченели от мороза пальцы.
-Что не получается?-спросил подошедший Николай и вытащив из кармана коробку спичек протянул мне.
-Спасибо,- поблагодарил я его взяв коробку.
-Да не за что. Курите на здоровье,-сказал он и взяв завёрнутые в холст остатки еды сунул их под сено.
-Никак не пойму. Почему ты меня всё время на вы называешь?-сказал я, тщетно пытаясь извлечь окоченевшими пальцами спичку из коробки.
-А как мне вас называть? Я ведь даже вашего имени не знаю. Давайте я вам помогу,-он взял из моих непослушных пальцев коробку и чиркнул спичкой.
-Чёрт! А ведь он прав,-раскуривая трубку, подумал я.- Я ведь, действительно, ни разу не назвал ни своего имени, ни фамилии. Не назвал ни Сергею, ни жене Николая, ни ему самому. Всё осторожничал. А зачем? Что плохого мне могут сделать эти люди? Может сказать ему моё настоящее имя? Хотя зачем?
-Ну что ж, после того как трубка была раскурена, шутливо протянув ему руку улыбнулся я.-Тогда давай знакомиться что ли? Павел Васильевич Горенков, собственной персоной.
-Павел значит?-переспросил он и тоже улыбнувшись крепко пожал мою руку.
-Ага,-кивнул я.-Можно и просто Паша.
-Тогда это.., Паша. С куревом поаккуратней. Сено сухое. Горит как порох.
-Ну, дымить, положим не обязательно на сене,-путаясь в длинных полах тулупа слез я с розвальней.
-Это правильно,-одобрительно кивнул головой Николай подойдя к лошади и сняв полупустой мешочек с остатками овса, ласково потрепал её по покрытой инеем гриве.
Я курил, стоя рядом с розвальнями, трубку, смотрел на лошадь, на него и думал: Как всё-таки нелегко живётся простым людям. Ведь все они, как правило, всю свою жизнь гнут спину за гроши. Гроши на которые можно только существовать, а не вести нормальную, достойную человека жизнь. Печально это. Очень печально. И всё же куда печальнее тот факт что многие из них воспринимают эту, свою нищенскую, жизнь вполне нормальной и даже гордятся тем что они простые колхозники и рабочие.
Если бы они только знали как презирают их те кто командует ими заставляя их наполнять ту, якобы общую "кормушку", из которой затем, без всякого зазрения совести, выхватывают самые жирные, лакомые куски. Интересно, наступит ли когда-нибудь такое время когда всё будет по справедливости? Хотя, что такое справедливость? Обыкновенное слово и не больше того. Мне вспомнились рассуждения на эту тему отправленного мною к пиявкам, на дно Малинского болота, Виктора Прокопьевича.
-Справедливость-выдумана особями обиженными и убогими,-говорил он.-Поэтому и слово это убогое, мешающее прогрессу. В моём лексиконе этому слову места нет и никогда не будет, потому что сильным особям-это слово ни к чему.
-Тоже мне, сильная особь,-презрительно усмехнулся я.-Теперь лежит там, среди пиявок, гниёт. Хотя говорят что трупы в болоте не гниют. Могут пролежать более ста лет и остаться невредимыми. Интересно правда это или нет? Если правда то ему ещё повезло. Повезло в том смысле что когда-нибудь в далёком будущем его могут и найти. Найдут и положат под стекло в музее, а рядом приделают табличку на которой будет написано: Мужская особь, обитавшая приблизительно в конце 20 века на территории Московской области. А что? Вполне возможно что так оно и будет. Так что он меня ещё благодарить должен что я не зарыл его труп где нибудь в лесу.
Хотя не меня, а Александра. Ведь это была его идея-утопить труп в болоте. Интересно, а какая смерть ждёт меня? Может тоже утопят в каком-нибудь болоте? И не труп, а живого. Я представил как погружаюсь в гнилостную трясину. Как в моё тело впиваются пиявки высасывая кровь и содрогнулся от отвращения.
-Нет. Лучше умереть от пули. Мгновенно и без мучений. А ещё лучше от старости Хотя кто знает что лучше? Смерть от старости тоже не мёд. Лучше всего, наверное, было бы жить если не вечно то хотя бы,на худой конец, несколько десятков тысяч лет. Жаль что на сегодняшний день нет средств от смерти. Может когда-нибудь и выдумают такое средство. Только меня к этому времени уже не будет, докурив трубку и забравшись в розвальни, подумал я.
-Коля как ты думаешь, что будет через сто тысяч лет,-после того как Николай тоже усевшись в розвальни взял в руки вожжи, спросил я.
-Через сто тысяч не знаю, а вот что будет через полчаса сказать могу, -бросил он через плечо.
-И что же?
-Через полчаса подъедем к небольшому оврагу,-обернулся он ко мне.-Обычно он всегда засыпан снегом. Края у него больно уж крутые, оттого снег сползает вниз. Лошадке там не пройти. Так что придётся потрудиться. Очистить его от снежка то.
-Это можно. Только чем? Руками что ли?-подул я на свои синеватые от мороза пальцы.
-Почему руками?-засмеялся он. Для этого лопаты есть. Они на дне розвальней под сеном лежат. Да ты не беспокойся. Овражек длинный, но не широкий. Метров десять всего шириной будет. Минут за сорок, думаю, справимся.
Николай оказался прав. Через полчаса мы, действительно, подъехали к оврагу. Хотя оврагом, эту узкую засыпанную почти до половины снегом щель пересекающую поперёк дорогу, я бы не назвал. Скорее эта была обыкновенная канава.
Раздевшись и вытащив из под сена две широкие, деревянные лопаты, мы ни слова не говоря, сразу дружно принялись за работу и через полчаса расчистили не широкий, но по которому, вполне, могли проехать розвальни, проезд.
-Так,-спрятав лопаты и поглядев сначала на расчищенный проезд, а потом на небо, сказал Николай.-Часа через полтора светать начнёт. Мороз к тому времени совсем озвереет. Сейчас то уже градусов под тридцать пять будет. Надо двигать. Поехали что ли?
-Давай,-соглашаясь с ним, накинул я тулуп.-Поехали.
К окраине Рычажного резвая лошадка Николая подкатила нас к половине десятого.
-Ну вот и добрались. Вот оно твоё родное село Паша,-натянув вожжи повернулся ко мне Николай.-Теперь надо бы у кого-нибудь на постой определиться. Как думаешь?
-Думаю ты прав,-кивнул я головой с любопытством всматриваясь в близлежащие дома с заснеженными крышами, чувствуя как часто и громко застучало в груди сердце.
-Вот здесь,-думал я.-Почему то именно здесь, в этом затерянном посреди лесов крошечном посёлке, я впервые увидел свет. Мне казалось что я даже помнил, хотя это было невозможно, как дед, отец и наши соседи праздновали восседая на плоской крыше барака,окружённые со всех строн водой разлившейся Вятки, моё появление на свет. Именно здесь, в этом посёлке, я пошёл в школу. И именно здесь я познакомился со своенравной, зеленоглазой девочкой по имени Вера. Девочкой, светлый образ которой мне не забыть никогда. Где она сейчас? Что делает? Счастлива ли? Вопросы на которые нет ответа. Или всё-таки есть? Ведь если не кривить душой, при сегодняшних моих возможностях, я вполне мог бы отыскать её.
Почему же я до сих пор этого не сделал? Может быть я просто боюсь разрушить этот светлый детский образ живущий в моей душе? Вернее всего это так и есть. Предположим я найду её и что? А если у неё муж которго она любит и дети которых она обожает? Я попробовал представить её в кругу семьи и не смог. Не смог, наверное, потому что никогда не видел её не девушкой, не взрослой жещиной.
Паша,-заставив меня вздрогнуть отвлёк меня, от этих разбередивших мою душу мыслей, голос Николая.-Это.., может в ихний сельмаг заскочим? Он тут неподалёку от нас. Там и узнаем у кого на постой остановиться можно.
-В сельмаг так в сельмаг,-безразлично махнул я рукой.
Удивительно, но Рычажного я не узнал. В этот день, как только мы нашли место для ночлега, я сразу отправился в поход по селу и с горечью обнаружил что это было совершенно другое Рычажное не похожее на то в котором я родился. Во первых-оно стало намного меньше. Во вторых-появились дома из жжёного кирпича. И в третьих-бараки в которых когда то ютились ссыльные исчезли неизвестно куда, как будто их никогда и не было. Единственное что ещё напоминало мне о том Рычажном, в котором я появился на свет, был сосновый бор на холме, за селом. Он почти не изменился, только стал, пожалуй ещё гуще чем в моём детстве.
Изменились и люди. Все с кем я не заговаривал, узнав что я родился в этом селе и приехал из Москвы, сразу замыкадись в себе. Почему? Сказать трудно. Хотя может быть потому что сельские жители, из российской глубинки, всегда относились с недоверием к незнакомым. А если этот незнакомый из Москвы к тому же ещё расспрашивает о каких то давно живших тут ссыльных, то лучше помолчать или обойти его стороной. Ведь кто знает для чего ему это нужно?-наверно, приблизительно, так думали они хмуро поглядывая на меня и не желая отвечать на мои вопросы.
Своих друзей из детства я тоже не нашёл. Тех жалких бревенчатых изб, в которых они жили со своими родителями, не было и в помине, а в кирпичных домах которые стояли на их месте жили совсем другие люди, которые даже понятия не имели что раньше на месте их добротных домов стояли деревянные срубы.
-Правильно говорят: В одну и ту же речку дважды не войти. Напрасно я сюда приехал. Не получилось у меня встречи с детством.,-думал я, не спеша обойдя всё село и повернув в ту сторону где должна была быть Вятка.
Выйдя на её берег и окинув взглядом закованную в лёд речку мне пришлось удивиться за сегодняшний день ещё раз. Это была совсем не та Вятка которую я помнил. Раньше она была намного шире. Да и русло она заметно изменила. Постояв так немного и поразмышляв о том что время не жалеет ничего и никого, я осторожно спустился со скользкого крутого склона берега, вниз, на припорошенный снегом лёд речки и добравшись до середины зашагал вдоль русла, вспоминая как незадолго до отъезда из Рычажного гулял здесь с дедом.
-Хорошо что он не дожил до этого времени и никогда не узнает кем стал его внук,-думал я прислушиваясь к равномерному скрипу снега под ногами.-А может если бы он был жив то всё сложилось по другому? Хотя что толку гадать о том что могло бы быть. Я преступник и это факт. Да, это плохо и даже ужасно, но не для меня. Мне моя наполненная риском жизнь нравится. У меня есть всё: Верные друзья, деньги, власть, и не только в преступном мире. Да, моя жизнь может оборваться в любую секунду, но как сказал Емельян Пугачёв: Лучше раз напиться свежей крови, чем всю жизнь питаться падалью! Умер он, конечно, смертью страшной и жуткой. Интересно, что он думал в последние минуты своей жизни? Сожалел ли о том что ступил на ту дорожку которая привела его на эшафот? Судя по всему-нет. Нет- потому что он знал на что шёл.
Я ещё долго, до самого вечера, бродил в одиночестве по реке вспоминая своё далёкое детство. Детство в котором мне было так хорошо. Детство, даже если оно нелёгкое, наверное, никогда не бывает плохим. Это только так говорят что детство быват плохим. На самом же деле для каждого человека детство это самая счастливая пора его жизни, каким бы трудным оно не было,-думал я, подходя к уже покрытому фиолетовыми зимними сумерками, селу.
-Ну-у, ты Паша даёшь!-как только я переступил порог дома, в котором мы остановились на ночлег, встретил меня взволнованный моим долгим отсутствием, Николай.-Ты где так долго пропадал? Я уж думал случилось что...
-Ничего не случилось. Я ведь не ребёнок. Что со мной может случиться?-успокоил я его.
-Ладно,-немного помолчав мотнул он головой.-Пошли ужинать. Голодный небось?
-Ужин это хорошо. Честно говоря я и от ста грамм бы не отказался,-принюхиваясь к свежему запаху щей доносившемуся из кухни проглотив слюну, сказал я.
Будет и сто грамм,-улыбнулся он.-Только это... Ну... Того.., неплохо бы хозяевам прямо сейчас за ночлег заплатить.
-Какой разговор? Сколько?-вытащил я из кармана бумажник.
-Пятёрки. думаю, хватит. Всё-таки хозяйка специально для нас щи сварганила. Да и лошадке опять же не сена дала, а полведра настоящей пшеницы запарила,-явно стесняясь, стараясь не глядеть на меня, тихо промямлил он переступая с ноги на ногу.
Есть такой сорт людей которые когда дело заходит о деньгах, даже честно заработанных ими, начинают стесняться. Именно к такому сорту относился и Николай. Если дело шло о деньгах он начинал краснеть, отводить глаза, нести околесицу и вести себя так как будто просит милостыню. Главное таких людей уже не переделать. Стеснительность, можно сказать, у них в крови. Хорошо это или плохо? Я думаю плохо, потому что на свете живёт немало нахальных типов пользующихся этой чертой их характера.
-Бери десятку,-вытащил я из бумажника червонец и протянул ему.
-Нет. Это много,-отвёл он мою руку.
-Бери. Пятёрку за нас, а другую пятёрку за то что лошадку пшеницей накормила,-чуть ли не насильно сунул я ему десять рублей в карман.
-Хорошо. Пускай будет по твоему,-всё ещё красный от стеснения, сдался он.
Ужинали мы в кухне. Щи, которые приготовила хозяйка, были настолько вкусными что каждый из нас навернул по три тарелки.
Спать мы легли рано. Постелили нам на полу около печи. Николай сразу заснул как убитый, а я ещё долго никак не мог уснуть. Наконец, часа через два, заснул и я. Спал я тяжело. Часто просыпался, ворочался с боку на бок завистливо прислушиваясь к безмятежному сопению Николая, потом забывался на короткий миг вновь. Так продолжалось до самого рассвета.
На рассвете, когда Николай ещё спал, я осторожно чтобы не потревожить его встал, оделся и вышел во двор. Мороз на дворе стоял такой что пробирал до самых костей.
-Зря я сюда приехал,-поёживаясь от холода и вглядываясь в медленно светлеющее небо,- думал я. Не получилось у меня встречи с детством, да и не могло получиться. Что прошло то прошло и не вернётся никогда. Назад дороги в детство не бывает. Надо уезжать и чем быстрее тем лучше. Зачем бередить себе душу несбыточными надеждами? Странно, но сейчас когда я стоял именно здесь, в том селе где родился, мне казалось что всего этого не было, и то что отпечаталось в моей памяти происходило не со мной, а с кем то другим, не имеющим ко мне никакого отношения.
Даже светлый образ Веры который я все эти годы бережно хранил в своей душе, как-то отдалился став туманно-расплывчатым и пугающе чужим.
Ещё вчера утром, когда я ехал сюда, то думал что навещу могилу Константина Исааковича Шеина и попытаюсь хоть что-то разузнать про Мишку Соколова и Ваську Зарубина с которыми дружил в детстве, а теперь решил-нет! Не буду я никого разыскивать и на могиле Константина Исааковича мне делать нечего. Пускай остаётся всё так как есть.
В это же утро, даже не позавтракав, мы отправились в обратный путь. Николай меня ни о чём не спрашивал и только когда мы выехали за околицу села, сказал, искоса поглядев на меня: Чёй-то быстро. Как будто от кого убегаешь? Не от себя ли?
-Ах, не знаю Коля,-махнул я рукой.-Может и от себя. Чёртова жизнь! Ну почему всё как-то не так.., как надо!
-А как надо?-свернув на дорогу по которой мы приехали вчера, спросил он.
-Если бы я знал,-тяжело вздохнул я и обернувшись назад в последний раз окинул взглядом сосновый бор на холме, за селом.
Больше я никогда в Рычажном не был.
Продолжение следует