ИНАЯ ЗВЁЗДНАЯ ДОРОГА
В детстве парнишка и представить себе не может, какой будет его жизненная дорога. Так было и с Петькой.
Бывает, какая-нибудь мелочь - как ненароком сказанное слово, встреча с другим человеком может непредсказуемо круто изменить жизнь.
Но любому человеку нельзя надеяться только на предназначение судьбы. Не всё что тебе было предначертано, может сбыться. Деяния других людей, плохих и хороших, тоже всегда надо учитывать. Их действия, бывает, сильно влияют на жизненный путь.
В этом убедился Петька на своей "шкуре".
С самого детства он боролся с трудностями и не безропотно поклоняться указаниям и советам других, а сам осмысливал происходящее и искал пути выхода из тупиков, в которые его иногда загоняла жизнь.
Как известно из глубокой древности пришли обряды и обычаи, проявление которых в искажённом виде встречается и ныне.
В стародавние времена некоторые племена поклонялись волку или медведю.
Шкуры зверей, набитые травой или соломой, выставлялись в особых местах. Эти чучела становились объектом поклонения. К этим чучелам, как к живым, приходил народ и поклонялся им.
Ныне тоже приходится в жизни сталкиваться с поклонением людей какому-нибудь неодушевлённому предмету.
В одном селе в местах боёв на Курской дуге сохранился рассказ местных жителей о случае с чучелом-пугалом.
Когда огненный смерч войны прокатился по России, много солдат из этих краёв полегло на полях сражений.
Муж Веры, жившей по соседству с Петькой, не вернулся войны. В конце сорок четвёртого получила она похоронку. Она долго убивалась, голосила в крик, не знала, как жить дальше.
Но с течением времени боль несколько поутихла. Да и надо было поднимать на ноги троих ребятишек. Душой почернела от горя, но дети об этом почти не догадывались.
Неистово работала в поле. В войну были угнаны на восток все коровы и лошади. А когда наступила весна, то пахать было не на чем.
По три-четыре женщины впрягались в плуг и тащили его на себе, распахивая заросшие бурьяном за войну поля, а кто послабее,- шёл за плугом.
Вот кому надо ставить памятники! Людям, своими жилами вытянувшим страну из разрухи и голода, а не брюхатым мужикам с поднятыми руками. «Махорукими» называли их в народе. Их последователи на местах, как правило, обычно ни к какому труду, кроме "говорильни", не были приспособлены.
Зачем были поставлены бесчисленные истуканы, изображающие партийных деятелей, в каждом городе, городке, рабочем посёлке, в селе, в деревне, на хуторе было не совсем понятно.
Из-за небывалого холуизма и желания угодить начальству, некоторые статуи были очень высокими.
На берегу одной из рек памятник, говорят, достигал высоты около ста метров.
Сколько денег угробили! Могли бы людям дома на эти деньги построить, хотя бы тем, у кого в войну сгорело жильё? А то ведь люди выкапывали землянки и жили в этих сооружениях, но земля мало согревала.
Запряженные вместо лошадей солдатки весь день, хрипя и спотыкаясь, таскали на себе плуги по полю.
Им была установлена норма, сколько земли вспахать за день каждому, выжившему после войны.
Злость на свою долю, ярость от своего бессилия помогали дотащить плуги до конца поля.
Домой они не шли, а брели, сгибаясь к земле. А дома голодные ребятишки просили есть….
Кусты смородины, вишни, яблони в довоенное время и послевоенное время облагались большим налогом.
Платить налог было нечем. И их просто ночами выкапывали и вырубали, чтобы не платить.
Правда было не понятно, как в не пострадавшей от войны Грузии вообще не платят налогов. И там живут по-другому, зажиточно и хорошо..
Здесь же в центре России люди умирали от голода. Особенно в засушливые сорок шестой и сорок седьмой годы, после войны.
Не выдавая хлеба умиравшим в «своей» стране, его бесплатно отправляли «братьям» европейских стран для поддержания имиджа есесесеровского руководства. В сожженных войной городах и сёлах России люди бедствовали.
Замысел руководства страны после Великой Победы удержать людей по-прежнему в военной узде явно сохранялся.
Неужели хотели коренное население уменьшить на российской земле? Никто из начальства на местах не поднимал голоса в защиту простых людей. Своё благополучие дороже! Народ же продолжал нищенствовать и голодать.
Вера-солдатка-вдова весной посеяла, как могла, огород и, чтобы отпугнуть налетавших птиц, посреди огорода поставила страшное чучело.
Вместо головы она набила соломой рукав от рубахи и углём нарисовала рот, уши и брови. Вместо носа воткнула в «голову» корявый, с горбом, старый трухлявый сучок. А вместо глаз ввернула в набитую соломой голову тёмные камешки-гальки.
Для устрашения под нос привязала проволокой большие чёрные усы. Фигуру одела в мундир соседа и для завершения на голову нахлобучила военную фуражку.
Пьяный сосед чуть от страха не обмочился и на всякий случай тому отдал честь, приложив руку к пустой голове. Сильно смахивало пугало на «вождя».
Простояло оно мирно всего две недели. В районе каким-то образом узнали о «пугале- вожде», и в село приехала тройка из НКВД.
В сельсовете работала Таська, племянница Веры. Узнав, по какому делу приехали из района эти люди, она задворками, прячась, побежала к дому тети Веры.
Открыв калитку на огород, пробежала по меже к пугалу.
Мигом выдернула из чучела усы, сорвала с него военную фуражку и далеко забросила в бурьян. Затем начала выдёргивать «волосы», разбрасывая их по грядкам. Потом вонзила красный пук моркови с зеленой ботвой в навершие, и чучело стало похоже на лысого разбойника с зелёно-красным бантом.
Увидев на соседском огороде парнишку Петьку, замахала ему руками и крикнула,
чтобы бежал на помощь.
Через несколько мгновений тот по просьбе Таськи сдёрнул с "пугала" китель и побежал прятать его в овраг, заросший лозой.
Она же торопливо побежала в дом. Там быстро нашла в сундуке белую старую холщовую рубаху и побежала с неё назад. Мигом одела рубаху на чучело и подвязала чёрным кушаком.
Теперь даже намёка не было на то «чучело вождя», как утверждалось в доносе, присланным в район. А написал тот донос скользкий гнусный мужичок по прозвищу Талабон.
Энкаведисты чинной цепочкой подошли к огороду, где стояло пугало. Они начали педантично оценивать то, что было в доносе, и то что видели.
- Даже никакого внешнего сходства с Осипом Висарионыщем не наблюдается, -высказал своё мнение старший из них.- Явно наговаривает Талабон, - кивнул он приехавшим с ним.
Услышав такое, Талабон бочком приблизился к Таське и начал гнусавя выспрашивать, как найти её тетю Веру.
- Сама ищу! Не видала с утра! – отмахнулась она от него, как от назойливой мухи, стараясь быть как можно более убедительной.
- Надо найти Верку, и она непременно всё расскажет, -обратился Талабон к старшему энкаведисту.
К подошедших на огород прибывшим людям начали подходить люди с соседних огородов и домов, чтобы узнать причину. Они стайкой стали около огорода Веры.
Пожилая соседка Надежда услышал от Талобона такое, выступила в защиту Веры.
- Ты в войну для немцев сало и куриные яйца собирал с дворов, а теперь же чего добиваешься? - обратилась она к нему.
Соседи понимали, что тот явно хотел отомстить соседке Вере за что- то, им неведомое..
- Я видел пугало на огороде в мундире!- продолжал упорствовать тот.
- Сам ты! …Чучело! Огородное! -со злостью пояснила в низко повязанном, почти по самые глаза, платке, другая соседка Дарья, которая часто вместе с Верой таскала по полю плуг.
- Он немцам помогал, когда её муж геройски сражался и погиб за Родину! А теперь кому служишь? - поддержала соседей подошедшая и слышавшая разговор бабушка Марфа.
Видя такой поворот событий, прибывшие начали переговариваться между собой и уже как-то недружелюбно посматривать на Талабона.
- Кто был приспешником при немцах, такой любого может ни за што, ни про што подставить, - пояснил стоявший в стороне дед Алдоха, глубокий старик с седой длинной бородой,- может, у него неприязнь с войны к ней осталась? Она же его предательством попрекала!
Новые сведения начали менять ситуацию.
Уполномоченные продолжали кругами ходить вокруг чучела : сравнивали описание доноса и то, что видели.
- Никакого сходства, - пришли к общему заключению, -«хозяин» никогда не ходил в простой народной белой рубахе. Вся его одежда была серого или тёмного цвета.
Затем по узенькой тропинке среди грядок прошли в дом Веры. Её самой теперь дома не было. Таська заставила её скрыться в лесу, хотя та сначала не соглашалась.
- Уходи! Иначе детишки круглыми сиротами останутся, - доходчиво объяснила ситуацию и рассказала ей про приезд тройки из НКВД.
Такой весомый аргумент перевесил все сомнения. Приехавшие ходили по дворам и расспрашивали, кто и что может сказать по этому вопросу. Но оказалось, никто ничего похожего не видел. Попробуй, скажи, что видел чучело, похожее на «хозяина», - сразу по этапу пойдёт соседка. И трое маленьких детишек останутся без матери.
Тогда сажали по малейшему поводу: даже за то что газету с портретом Джугашвили скомкаешь или сожжешь при свидетелях, разжигая костёр.
Поэтому наученные горьким опытом люди либо отнекивались, либо молчали.
Затем приехавшие уполномоченные сели писать отчёты, каждый свой. При этом они задавали Талабону кое-какие вопросы по ходу дела.
Яша этого не ожидал. Он явно видел подмену и несоответствие, но доказать ничего не удавалось. Пришлось и ему написать в объяснительной, как подсказал ему старший из приехавших, что это показалось ему ночью.
Комиссия уехала, ничего не отыскав. Но написавший донос Талабон болезненно воспринимал всё происходившее. Выходит как бы не он, а его подставили.
И теперь ему самому придётся выкручиваться, чтобы не угодить за решётку.
Конечно, его козырем были доносы, написанные ранее либо по злому умыслу или либо по намёкам сверху. За этими людьми приезжал ночью «чёрный воронок», и их отправляли в тюрьмы и лагеря.
А ведь часто доносы были ложными. Либо «дела» «фабриковались» по ничтожному поводу.
Тогда, выходит, начальство, «фабриковавшее дела» и преступившее закон, тоже было преступным?
Только почему за эти преступления правленцы получали только поощрения и награды? Значит, они тоже только выполняли указания сверху?
Какую же ненависть надо иметь к своему народу, чтобы такое творить?
А может, они просто хотели извести коренной народ?
Народ «своим» для тех правящих политических холуёв никогда не был. В народе в то время говорили: « Пробовали строить коммунизм, а построили «централизованный холуизм».
Тюрьмы и лагеря были переполнены.
Значительная часть населения страны находилась в лагерях с колючей проволокой, часовыми на вышках, с собаками по периметру. В них содержались миллионы и миллионы россиян, которых стали называть заключёнными.
Десять лет тюрьмы или лагерей давали за мелкие проступки, даже совершенные ненароком или по ложному доносу.
В семью Петьки беда пришла неожиданно. Летом отец с мужиками косил сено. Солнце жгло немилосердно. Когда оно поднялось ещё выше, в тени деревьев сели обедать. Выложили на газету принесённую с собой нехитрую снедь: соль, варёные яйца и картошку, сало, хлеб, помидоры и огурцы.
После того, как поели, один из косцов Сергей попил воды и сказал:
- Пойду схожу до ветра, и оторвав кусок газеты, пошёл в кусты. Через три дня
за ним приехали и забрали. Осудили на десять лет. Оказывается, в газете был портрет «хозяина».
Тут два варианта: или кто-то сидел в лесу и следил, либо один из четырёх косарей оказался с гнильцой. А может, кто с юмором рассказал какому-нибудь соседу, ничего не предполагая плохого.
И вот отца Петьки осудили на десять лет. Жена и трое детей остались без кормильца. Тогда пенсии в колхозах не платили, и таким семьям становилось невыносимо тяжко жить. Ели крапиву и лебеду. Бывали случаи, что умирали с голоду.
И таких по стране было немало, особенно в страшную засуху сразу после войны, когда даже колодцы пересыхали.
Дети сами просились на любую тяжёлую непосильную работу. Лишь бы выжить! И настолько боялись её потерять, что становились бесправными и безропотными. На них можно было кричать, их можно было унижать, а они всё терпели и не пререкались. Даже сказанное что-нибудь в своё оправдание воспринималось начальством как вызов и как попытка обрести равноправие. В семье Петька остался за старшего, а ему не исполнилось и пятнадцати.
После ареста отца он бросил школу, последний класс, хотя учился почти на одни пятёрки. Надо было зарабатывать на пропитание и помогать матери.
Сестренки были ещё малы.
Ходили слухи, что донос на Петькиного отца написал, вроде бы, пред. районной потребительской кооперации, большой друг всего районного начальства.
Это произошло после того случая, когда Сергей отказался брать «в нагрузку» два килограмма тухлой селёдки.
Селёдку давали в так называемую «нагрузку». Когда привозился нужный ходовой товар, то «довеском» к нему каждому покупателю добавляли испортившийся товар.
От селёдки исходил тошнотворный запах. И чтобы не нести эту тухлятину домой, он сказал что заплатит,- но брать не будет.- «Оставьте это себе», - сказал он продавцу.
А это был явный протест. Другие, видя это,- могли сделать то же самое. А если бы это дошло наверх? Это же неповиновение...!
Такие проявления были опасны для спекулянтов сверху. Известно, никто из начальства не хочет упустить свой жирный кусок.
Сергей работал шофёром в РайПО (районном потребительском обществе) и хорошо знал про то, и что тухлый товар давно списан.
Семьи зампредрайпо и шофёра Сергея жили по соседству.
Когда Петька остался без отца, он как-то закаменел и даже почернел лицом от горя.
Сын зампредарайпо Лаврик, которого назвали в честь Лаврентия Берии, должен был идти в школу. Отец принёс ему книжку и велел выучить стих про двух птиц.
Это была баллада о двух птицах, её в хвалебных тонах написал тонкий, гибкий восточный поэт. Поэт умело прославлял стоящих у власти, предполагая получить от неё кое-какие льготы. В том стихе было непонятно, о чём идёт речь, и Лаврик попросил отца объяснить суть.
Абрам Семёнович доходчиво объяснил, что в Москве живут два хороших дяди - дядя Вова и дядя Йося. Дядя Вова тяжело болен и собирается помирать, и к нему приходит дядя Йося и успокаивает его.
После пояснения Лаврик отнёсся к поручению ещё ответственнее, и на лавочке под ракитою монотонно и нараспев учил и учил этот треклятый стих.
Сверху, с ракиты, срываясь вниз, падали какие-то белые ошмётки, похожие на слюну, и ему казалось, что кто-то свыше пытается плюнуть ему в книгу чем-то белым.
Петька, работавший после ареста отца подпаском, идя жарким днем на обед, подошёл и устало спросил: - «Что тут бубнишь днями? Дай посмотреть?»
- А тебе зачем? Ты ведь школу бросил ? – огрызнулся Лаврик, и продолжал монотонно «На дубу зелёном…». -«Две птицы сидели»- передразнил его Петька.
- А зачем ты именно этот стишок учишь, что, тебе других мало? – снова поинтересовался он у соседа.
- Папа меня именно это заставил учить!
- Слушай!- Дай мне на обеде книжку почитать! А завтра отдам! – неожиданно попросил Петька.
Лаврику пришлось одолжить ему книгу, Петька был авторитетным парнем. Дома, на обеде, прочитав стишок про птиц, который учил Лаврик, Петька горько заплакал. Из-за такой одной птицы отца нет рядом, и вернётся ли он домой живым – неизвестно. От него давно не было вестей из колымского лагеря.
И с яростью и отчаянием он начал на чистом листе бумаге переписывать стих по-другому. Он заново переписал стих этого восточного восхвалителя, одного из тех, кто, чтобы получить славу и деньги и пробиться наверх, напишет и не такое. Боль и обида за отца, безвинно посаженного на десять лет, жгли душу.
Строки сами легли на бумагу:
Сколько вы убили?
Скольких расстреляли,
Кровью Русь залили,
А народ распяли…
Прочитал и другие, восхваляющие "отца народов" стихи и рассказы.
Придя вечером с работы, читал книгу до глубокой ночи. Когда совсем стемнело и на небе появились звёзды, он вышел из дома на улицу. На небе еще не взошла луна и потому россыпи звезд были хорошо видны.
Отец как-то привёз ему из поездки в город интересную книгу о тайнах неба. И он теперь уверенно находил на небе многие созвездия. Петька стал долго и напряженно вглядываться в созвездие Плеяды, в народе называемое Стожарами.
И ему показалось, что от них к нему пришло что-то неведомое, как будто луч. И он сам по этому лучу соединился с этим созвездием. И затем мысленно обратился к кому-то неведомому помочь преодолеть трудности, которые навалились на семью.
Затем, переведя взгляд на Млечный путь, как он знал - ребро диска нашей Галактики, стал там искать созвездие Кассиопеи, в виде разлапистого W.
Невольно ему вспомнились ломоносовские строки: "Открылась бездна, звезд полна, им нет числа, как Бездне дна..."
Дня через два, увидев Лаврика, шедшего в школу, Петька подозвал его и спросил:
- Ну как, ты стих выучил?-
-Как от зубов отскакивает! – горделиво повторил мальчик бабушкину похвалу.
Посмотрев искоса на исписанные листки бумаги в руках Петьки, понял, что это тоже стихи.
Они заинтересовали его и он попросил:
- Дай почитать!
Петька начал отнекиваться, что там ничего интересного. Но Лаврик был смышлёным пацаном и сразу по интонации почувствовал, что там скрыта какая - то тайна. Он немного задумался и снова попросил:
- Дай почитать, что жалко? Я же тебе книжку давал!
Петька после некоторых сомнений протянул ему листки.
- На, возьми! Только отцу не показывай,- и передал листки просящему.
Лаврик, быстро развернув один из протянутых бумажных листов, начал беззвучно читать и вдруг неожиданно засмеялся.
- Ну, ты про птиц здорово написал, а они у тебя по-другому научились разговаривать.
- А что им делать, они ведь не работают. Они свои разговоры за тяжёлый труд почитают, а других почти бесплатно работать заставляют.
Он сильно изменился после того, как забрали отца, стал критически осмысливать те радужные перспективы, которые им рисовали в школе.
И вот пришёл праздник для детишек - 1 сентября.
На первое сентября в школе собралось много народу, пришли школьники с цветами и родители с малыми детьми. Особенно много было родителей, чьи дети шли в школу первый раз.
Начался утренник. Дети читали короткие стишки и под аплодисменты родителей кланялись, закончив выступления.
И вот дошла очередь до Лаврика. Он был в новеньком костюме.
Важно подняв руку, как поэт или оратор, явно копируя кого-то из начальства, он начал читать стихи о руководящих птицах. Но после первого четверостишия сбился и замолчал. При выступлении на публике такое бывает со всяким. Иногда и опытные выступающие сбиваются. Он помолчал некоторое время, судорожно пытаясь вспомнить строки стишка.
Но, видно, строчки не вспоминались.
Петька в этот день тоже пришёл в школу. Его сестрёнка пошла в первый класс. И видя, как Лаврик полез в карман и стал вытаскивать из кармана листки бумаги с «переделанными» стихами, он пытался протиснуться к чтецу, чтобы отобрать шпаргалку у этого «гаврика». Но не получилось. Люди стояли плотной стеной.
Чтец, держа перед собой белые листки, начал декламировать. Зал выжидающе замер, людям непривычно было такое слышать. Многие замерли от страха - это же была критика. А Лаврик, видя повышенное внимание, разошелся вовсю и продолжал читать:
Скольких вы убили?
Скольких расстреляли,
Кровью Русь залили,
А народ распяли…
...............
Без числа убили,
В лагеря согнали,
И над всей страною
Стон стоит стеною.
Все понимали правоту и справедливость строк. Но в конце выступления повисла гнетущая тишина, и раздались очень редкие хлопки.
Внутренний страх почти парализовал многих. Они понимали, что теперь написавшему несдобровать. При генсеке с Кавказа Джугашвили (парткличка - псевдоним Закаленный -Сталин) и не за такое расстреливали.
Лаврик долго и признательно кланялся.
Но Петька почувствовал открывшуюся перед собой какую-то пропасть, вернее, край пропасти. И его чувство не обмануло. На следующий день после выступления Лаврика в село приехали тройка энкаведистов.
И к вечеру Петьку забрали в район,- в милицию. Там его долго допрашивали несколько следователей, постоянно записывая что-то на бумаге. Особенно интересовались, не по указанию ли отца написал он это. Не настраивал ли его отец против нынешней власти? Не просил ли отомстить?
На все вопросы смышлёный парнишка давал отрицательные ответы. Но его судили и отправили в Сибирь.
А там пришлось на практике, на стройке научился работать с металлом.
Приходилось работать за колючей проволокой.
Только после прихода к власти в стране Хрущева Н.С., многих выпустили из лагеря, из-за колючей проволоки.
По новому набору послали на большую стройку в Казахстане.
Петька всегда проявлял сноровку и смекалку. Один раз даже пытался доказать прорабу на строительстве свою идею, что опору для направляющей надо усиливать.
Его поддержали двое инженеров, тоже отбывавших срок как политические и отсидевших в других лагерях. Придя в барак, они засели за расчёты и пытались обосновать суть идеи, используя чертежи.
Через неделю уверенный в своей точке зрения Петька снова напомнил прорабу об усилении конструкции.
Тот вышел из себя и начал кричать, что засадит его, как и отца, на десять лет за саботаж работы. Случайно невдалеке проходила группа людей. В центре шёл плотный коренастый человек в тёмной шляпе в окружении свиты. Видно, он услышал крики, велел позвать прораба и хлопца и объяснить, что там происходит.
Петька начал доказывать, что если сварку проводить, используя наклонные поперечины, тогда конструкция будет более устойчивой.
И не будет слабее вибрировать при старте ракеты, при этом сослался на двух инженеров, согласных с ним.
К этой уверенности он пришел в результате размышлений и споров с теми двумя, отсидевшими по политической статье инженерами.
Позвали и тех двух рабочих, на которых ссылался Петька, и те технически грамотно пояснили замысел конструкции.
Главный распорядился сделать чертёж, дав им в помощь одного из свиты. Срок дал всего два дня.
В назначенный срок за ними, тремя, приехала чёрная машина начальника, и их повезли в администрацию секретного объекта.
Там, войдя в кабинет начальства, они увидели за высоким массивным столом нескольких человек. Видно, до этого проходило какое-то важное совещание. В торце стола сидел тот коренастый крепкий человек, набычившись, выставив вперёд крупную с залысинами голову.
Когда он поднял голову, Петьку поразили его глаза: тёплые и пронзительные. В них угадывались громадная сила воли и решимость.
Петька почувствовал силу и обаяние этого человека.
Как потом выяснилось, это был сам Главный конструктор космических кораблей Королёв Сергей Павлович.
- Ну! В чём вы не согласны с начальством? - сразу задал он им конкретный вопрос.
Инженеры, пришедшие с Петькой, положили на стол листы ватмана с чертежами несущей опоры стартового стола ракетной установки. Чертежи были исполнены грамотно. Чувствовался высокий технический уровень исполнителей.
Главный конструктор с интересом склонился над одним из чертежей и углубившись, начал листать пояснительную записку.
Как позже узнал Петька, сам Главный конструктор тоже ранее сидел в лагере по доносу.
После началось горячее обсуждение прочности несущей конструкции. Главный попросил быстро вызвать ответственного за строительство на этом участке.
Тот прибыл немедленно и вдруг из такого нагловатого и хамовитого стал ласковым, заискивающим и понимающим.
- Ты, за что обещал сгноить его в лагерях? - в лоб задал Главный вопрос таким тоном, что прораба прошиб холодный пот. Он понял, что может сам загреметь или на Колыму, или на лесоповал. Стал вдруг бесхребетным, суетливым и завихлялся всем телом, отвечая на вопросы.
- Я попугать его хотел, чтобы глупые вопросы руководству не задавал!
- А в чём глупость его вопросов?- дотошно выяснял суть проблемы Главный.
- Я не вникал в его рассуждения. Пусть работают, как им указали. Им надо не думать и рассуждать, а надо выполнять задание.
- Ну, не думают только животные! И то не все,- улыбнулся Главный. Да не забудьте записать фамилии сделавших расчёт несущей опоры на стартовой площадке. Толковые люди нам ох как нужны!- кивнул он человеку, сидевшему справа от него.
- Хорошо, уже записал, а этого оставить там же?- помощник указал на Петьку.
- А этот пусть поучится у толковых людей. Переведите его на другой участок,- обратился он к одному из своего окружения.
После этого Петька был переведён в другой отдел строительства, на более творческую работу.
Трудиться он стал истово, чтобы оправдать доверие Главного конструктора космических кораблей.
Он дневал и ночевал на объекте, всегда стараясь с блеском исполнить порученное. После двух лет такой работы его заметили и послали на учёбу.
Три года учёбы пролетели мигом. Тем более на практику он всякий раз просился на засекреченный объект. А так как по направлению он был прислан оттуда, его просьбы всегда находили понимание.
После он перевёлся на заочное и вернулся на полигон. Здесь снова попросился на настоящую работу. Его охотно взяли, такие фанатичные работники в каждом деле нужны.
После окончания учёбы Пётр сам начал работать в конструкторском отделе. Проектировал новую технику и доводил её до ума на производстве.
Каждая сборка новой ракеты для него было праздником.
Конечно, были и взрывы, и катастрофы, и неудачные пуски ракет. Но устранялись неисправности, и ракетная гонка продолжалась.
А вот когда в космос запустили первого человека, Петька уже стал Петром Сергеевичем и возглавил один из отделов.
Позже он познакомился с первым космонавтом Земли - Юрием Алексеевичем Гагариным, который 12 апреля 1961 пронёсся над Землёй.
Приходилось участвовать в разработке ракетной стратегии страны и принимать участие в создании некоторых, как их именовали, "изделий".
Домой к матери приезжал всего один раз. Но деньги брату и сестрёнкам высылал часто, хотя мать писала, что не надо,- хватает.
Когда удавалось, писал домой матери письма, но фотографий никогда не присылал. Это было под запретом.
После одного важного совещания в Москве решил заехать домой. Приехал на чёрной служебной «Волге». И с ним четверо сопровождающих на другой машине.
Мать, стоя у калитки, с замиранием сердца смотрела на подъехавшие машины. Она не сразу признала в одном из мужчин сына Петьку.
А узнав, кинулась к нему и заголосила. Сколько слёз она выплакала, дожидаясь его из Сибири?
Не могла поверить, что это её сын, живой и здоровый. Сначала она подумала, что сына привезли под конвоем.
И видя, что она как-то затравленно озирается на прибывших с ним, одетых в темные костюмы, охранников, Петька повернулся к охране и распорядился:
-Идите к машине. Там ждите! Я позову!
Приехавшего с ним инженера из технического отдела он сразу позвал в дом.
- Степан Иваныч! -обратился он к нему,- пошли!
-Мам, ты нас покормишь? – кивнул он на Иваныча.
-Ой, что вы, что вы, проходите, проходите! Угостим, конечно!
-Мам, ты не волнуйся,- не хлопочи! Ты думаешь у нас с собой ничего нет?- с тёплой улыбкой посмотрел он на мать.
Сын подозвал одного из охранников и попросил принести два ящика с продуктами.
По всему чувствовалось, что он главный среди прибывших.
Его распоряжений слушались и спрашивали, как поступить в том или ином случае.
Наблюдавший издалека из-за плетня сосед, увидев приехавших, изрядно занервничал и задворками трусцой побежал к правлению колхоза.
Это был Талабон.
Там он начал звонить по телефону в район.
- Алло! НКВД? - обратился он по-старому. На том конце провода его поправили, указав, что, ныне обращаться надо по-другому.
- Докладываю! Да, это Яша Талабон. Слушайте прибыл опасный человек! Приезжайте! Что? На машинах какие номера? - переспросил он по телефону. -Щас! У меня всё записано, - успокоил он кого-то на том конце провода.
- Диктуй! Диктуй медленнее,- там произошла какая-то заминка.
- Сколько раз повторять! Вы что, мне не верите?- выдохнул он в трубку полувопросительно.
- Слушай, Талабон! Этого не может быть! Это специальные номера! Министерские!
- Это подделка! Какие министерские? Его отец на Колыме сидел. Да и сам он под статью попал. В Сибири работал.
- То давно было, теперь времена -то другие, - пытались определиться в районе.
- Но вы приезжайте, проверьте. Это ваша работа. Тут с ним ещё четыре «кореша». Хорошо одетые, и все в шляпах. Сразу видно, тоже бывшие босяки или зеки. А держатся, как хозяева, нагло и самоуверенно.
- Жди дома, через час будем!
Но приехавший милицейский газик не был даже допущен до дома Петра Сергеевича.
Двое в штатском сразу побежали наперерез милицейской машине, на ходу вынимая оружие.
-Э-э! Да, тут люди серьезные! - буркнул начальник райотдела милиции своим подчинённым, приехавшим с ним.
Подбежав, те предъявили какие-то удостоверения. Зачем попросили старшего милиционера к себе в машину. Через некоторое время его отпустили. После этого одна из приехавших машин и милицейский "газик" развернулись, и проехав две сотни метров, свернули к домику в низине, где жил Талабон.
Двое в штатском быстро зашли в дом, а затем помогли погрузиться в «газик» звонившему Яше Талабону.
И повезли того в район разбираться. Там его почему-то задержали.
Утром следующего дня Петька, теперь Пётр Сергеевич, начал говорить матери, что скоро уезжать, а надо бы на могилку отца сходить.
-Да я сама хотела тебе об этом спросить. Но думала, ты недельку ещё побудешь. Вон смотри, сестрёнки совсем невестами стали. Без тебя выросли, хоть побыл бы ещё!
-Нет! Не могу, по работе на завод надо ехать!А завтра сходим на могилки перед обедом, цветы из Москвы я привёз,- он подошёл к матери и полуобнял её за плечи.
Когда на следующий день пришли на погост, мать горестно начала плакать-причитать на могилке: «Что ж ты не встанешь, не посмотришь, как дети твои выросли. Посмотри, сын каким большим стал. Безвинно тебя осудили, в рудниках сгноили, рано ты ушёл от нас».
-Ладно, мам, хватит! – и Пётр стал отводить её от могилки.
- А после лагеря отец сильно болел? -спросил он, сам вытирая слёзы.
-Уже в лагере он смертельно заболел, сынок. Условия, говорил, как в концлагере: колючая проволока, собаки, часовые на вышках, баланда. От цинги спасались, кору с деревьев соскабливали, и, отварив, жевали.
А концлагеря он в Польше в войну видел, рассказывал,-пояснила мать,-только полтора года после Колымы и протянул. И за какие грехи жизнь человека загубили? Он ведь воевал за Родину, Отчизну защищал! У кого теперь спросишь?- со слезами в голосе продолжала она причитать.
Петр Сергеевич подошел к железной оградке, открыв её, подошел к памятнику. Прикоснувшись к звёздочке из нержавеющей стали, горестно склонил голову.
Тяжкие мысли приходили в голову.
Через два дня кортеж снова отбыл в столицу.
В округе стали поговаривать, что Сергеев сын Петька стал большим человеком. Жаль только, отец этого не увидел.
В столице у Петра Сергеевича неожиданно появилось несколько часов свободного времени. И какое-то необъяснимое чувство заставило пойти к Кремлю.
Сияющие в лучах иногда появлявшегося из-за туч солнца темно-рубиновые звезды на башнях напомнили ему звёздочки на могилах погибших.
И он решил посетить мавзолей. С опаской спустился в могилу того человека, кто управлял страной после октябрьского переворота.
Второго, тридцать лет тиранившего страну, из склепа теперь вынесли.
Сумрак могильных плит склепа давил угнетающе.
- И кто додумался сделать из трупа объект поклонения? - сама собой мелькнула мысль, - мозг вынули, другие органы вынули, но по сути оставили от человека только кожу и кости? Зачем, как чучело, выставили напоказ?
Это ведь приближённые холуи старались сделать из управленцев страной как бы мощи святых. Для чего это делалось, было ясно.
Что святыми те никогда не были, современники и работавшие с ними рядом, знали твёрдо. И после смерти святыми мощами они бы сами по себе не стали. А тогда зачем из руководства принудительно начали делать подобие чучел-пугал было непонятно. Это была, наверное, очень большая партийная тайна. Даже царей на
Руси хоронили по христианскому обряду.
Почему бы не похоронить правителя, как положено по обычаям народа, которым он когда-то руководил и управлял? - приходили печальные размышления.
« И может его душа неприкаянная до сих пор мается?» -приходили и такие мысли.
«Неужели вернутся те времена, когда вновь будут поклоняться портретам правителей как шкурам волка и медведя? -Неужели над Родиной вновь нависнут тьма и мракобесие?- продолжал размышлять Пётр, уходя от мавзолея.
Лужицы от прошедшего недавно дождя блестели на брусчатке в лучах появившегося из-за туч солнца.
Петр Сергеевич поднял взгляд на начавшие бить часы-куранты на Спасской башне и улыбнулся светлому дню.
В нём появилась уверенность, что тёмное время надолго ушло в прошлое, и что, возможно, для народа откроется новая светлая дорога.