Моя жена (Царство ей небесное) была польского происхождения. Жили они в западной Украине. Отец ее был мастером, как говорят, «на все руки». Работал механиком на местном сахарном заводе. Он смастерил для себя маленький радиоприемник, и по ночам слушал зарубежные радиостанции, и в первую очередь польские.
Однажды кто-то подслушал и донес органам, что человек слушает зарубежные новости.
Этого оказалось достаточным, чтобы его арестовали с обвинением в « буржуазном национализме»
Очень скоро арестовали и мать за «недоносительство на врага народа».
Отцу дали 15 лет, но как выяснилось во время реабилитации, вскоре расстреляли.
Матери дали 7 лет. И она весь срок, даже еще с добавкой, пробыла в системе ГУЛАГ.
Однажды я приехал навестить тещу, в связи с ее болезнью.
Мы тогда жили в разных городах. Поскольку мы были вдвоем, никуда не спешили, говорили обо всем.
Зашел разговор и о тех проклятых годах. Она стала рассказывать, я не перебивал, и эта исповедь затянулась более, чем на 4 часа.
Вот тогда я и подумал, что ничего из того, что я читал, или видел по телевизору, или от кого-то слышал, даже приблизиться не могло к тому, о чем мне поведала уже не молодая женщина.
Это был простой, бесхитростный рассказ человека о себе, и о своем пути , который ей довелось пройти.
Думаю, что если бы какой либо способный человек, выслушав ее, смог бы тогда изложить все это на бумаге, то даже Солженицын, может быть, уступил бы этому повествованию дорогу.
Прошло уже не менее 45 лет с тех пор, как я слушал эту горестную повесть. Не мудрено, если я что-то забыл. Да к тому же, я и не обладаю даром истинного писателя, чтобы по-настоящему писать на такие тяжкие темы.
Я уже не помню, где и как проходили ее первые годы заключения. Надо сказать, что Янина Ивановна (так звали тещу) отличалась необыкновенной физической силой. Это и до ее ареста служило поводом многочисленных анекдотов о ней.
Если надо было открыть какой-то вентиль, и ни один мужчина этого сделать не мог, звали Янину Ивановну, и вопрос был решен. Что-то поднять, переставить и т. д. –зовут ее же.
На заводе была бригада грузчиков.Тогда никаких средств механизации не было. Все «на своем горбу». Грузчики были только мужчины. Причем не слабые. Когда кто-то из них заболел, его легко заменила Янина Ивановна.
Рассказывали, (не знаю, это правда, или вымысел), что когда ее муж однажды на свадьбе выпил лишнего и затруднялся идти, она, не долго думая, взвалила его себе на плечи, и спокойно отнесла домой.
Эта физическая мощь помогла ей не только выжить в нечеловеческих условиях лагерей, но даже сохранить свое достоинство.
Их арестовали в 1937 году. Так что, к началу войны она отбыла только половину срока.
Когда началась война, ее, вместе с другими заключенными, этапировали далеко в Сибирь.
Там создавался огромный животноводческий комплекс. Причем в пожарном темпе. Фронту требовались не только снаряды и патроны, но и еда. Причем нередко даже больше, чем боеприпасы.
В гигантском цехе по оnкорму молодняка работали только женщины. Там одновременно находилось много тысяч поросят. В год должны были вырастить на первом этапе до 50 тыс. голов, с последующим удвоением объема. Для интенсивного откорма требовалась калорийная пища. Для этого в состав комплекса входила большая ферма крупного рогатого скота. Молоко являлось одним из компонентов откормочного рациона.
За каждой скотницей закреплялся определенный участок с нормативным количеством поросят.
Их надо было кормить, чистить и мыть места их пребывания и кормушки, если надо, лечить. Санитарный досмотр был жесточайший, и по нескольку раз в день. Ветеринаров боялись больше, чем начальства лагеря.
Не дай Бог, если поросенок околеет, могли и свинарку расстрелять за контрреволюционную деятельность. Поэтому нередко были случаи, что когда какой-то поросенок заболевал, то свинарка всю ночь держала его у себя за пазухой, отогревая его, давая лекарства, и готова была отдать жизнь за жизнь.
Поскольку животных было много, все надо было делать очень быстро. Большинство не успевало, получали наказания. Нередко бедные женщины надрывались от непосильного труда, заболевали и умирали.
Процесс кормления осуществлялся так. На тачку ставился мешок с кормом, и подкатывая ее к каждой кормушке, скотница набирала определенное количество корма и загружала его туда. Все это отнимало много времени.
Янина Ивановна, используя свою силу, брала мешок с кормом под мышку, быстро передвигалась с ним, и прямо из него другой рукой набирала корм и засыпала в кормушку. Это позволяло ей почти вдвое сократить время на кормление, и создавало больше возможностей для других операций.
Но, так, или иначе, ее участок был самым образцовым. Ее заметили. Стали поощрять. Она стала получать 1 кг. хлеба, что фактически избавляло ее от голода. Через какое то время ей первой в лагере предоставили вольное хождение.
Вывесили ее портрет, как стахановки.
Выше уже отмечалось, что для убыстрения откорма свиней лагерное начальство старалось максимально использовать высококалорийную пищу. Для поросят на чистом молоке отваривали, какую нибудь крупу и рассыпчатую кашу загружали в кормушки. В лагере был и мужской корпус.
Этих людей использовали на строительстве и частично на лесоповале для своих нужд. Они всегда были голодны. Выделяемой пищи им явно не хватало. Однажды, когда их вели на работу, один из них заскочил в откормочный корпус и из свиной кормушки набрал ладонью щепотку еды и сунул ее в рот.
Дежурный охранник тут же из автомата застрелил его. Как потом объясняли, дело не только в том, что он украл корм у животного. Свиньи очень легко заболевают, и входить в откормочный корпус, лицам не прошедшим санитарную обработку, категорически запрещалось.
Через какое-то время в составе животноводческого комплекса создали убойное производство. Там забивали не только тех животных, которых сами вырастили, но и тех, которые заготовлялись во всей округе.
В числе лиц, рекрутированных на новое производство, оказалась и Янина Ивановна. Ее поставили на салотопенный участок.
В забойном цехе после раздела туши, оставались внутренности и некоторые обрезки. Женщины снимали с этих частей внутренний жир, который передавался для производства топленого сала.
Янина Ивановна вместе с напарницей должны были целый день топить печь под огромным котлом, в который загружался жир, снятый в соседнем цехе с внутренностей забитых животных. По мере того, как жир растапливался, его ведрами надо было набирать и переливать в бочки.
Вообще вся продукция комплекса загружалась в деревянные бочки. И мясо, и субпродукты, и жир, и готовые изделия . По мере готовности к отправке, подходил состав, в него все загружалось, и на фронт. Во время пиковых нагрузок, составы уходили, практически, ежедневно.
Условия труда на салотопенном участке были очень трудные. Весь день надо с улицы таскать дрова. Температура во дворе -40 градусов. А у женщин юбки, да и кофты всегда мокрые, потому что сырье они получают еще мокрым после мытья, иногда вода еще течет.
Пока наберет дрова и вернется, юбка и кофта, становятся, как парус.
Здесь не простудиться и не заболеть было просто чудом.
Не знаю, их кто-то научил, или сами придумали, но они прямо, как бы узаконили такую меру. Каждое утро из первой партии растопленного жира, они набирали две солдатские алюминиевые кружки (400-500 гр.)и выпивали их.
Сначала это было невыносимо трудно, а потом привыкли. Янина Ивановна высказала твердое убеждение, что эта мера спасла им не только здоровье, но и жизнь.
Начальник производства очень ценил Янину Ивановну. Иногда, после завершения смены, он мог подозвать ее и, не портя общего вида туши, срезал немного мяса и давал ей
Это была высшая форма награды, и по форме, и по существу.
Когда наступило лето, большую партию заключенных отправили в тайгу, для заготовки леса, и корма для скота.
Поскольку от лагеря было далеко, весь этот отряд должен был быть полностью автономным. Муку для выпечки хлеба выдали с учетом минуса на припек. Какие-то крупы были.
А еще руководство расщедрилось, и стали присылать в лагерь легкие от забитых животных. Их почему-то, какое то время перестали гнать на фронт. Вероятно много места занимали в бочках, да и управляться с ними в фронтовой обстановке было не легко.
Заключенные пару дней поели эти раздувшиеся во время варки легкие, а потом, несмотря на голод, многие не могли это есть.
Однажды, когда заболел повар, его заменяла Янина Ивановна. Она договорилась с пекарями, они дали ей немного муки, (За счет уменьшения нормы хлеба), затем где-то нашли мясорубку и, перемолов варенные легкие, она сделала пирожки.
Там многих ингредиентов не хватало, но голодные арестанты смели эти пирожки, как манну небесную. После этого ее с поста повара уже не отпустили, и она из этих скудных ресурсов умудрялась делать такую еду, что все были, не просто довольны, а даже счастливы.
Она придумала не раздавать пирожки поштучно, а выкладывать их на стол горкой, пусть каждый ест, сколько хочет.
На случай, если не хватит, она немного одалживала за счет завтрашнего пайка. Она справедливо полагала, что если удастся сбить въевшееся в плоть и кровь чувство постоянного голода, люди станут, меньше есть, и она сможет помещаться в норму.
Заключенные выделили двух женщин, которые знали лес, и собирали его дары, передавая потом все это Янине Ивановне.(Естественно их норму выполняли оставшиеся) Это позволяло ей не только делать еду вкуснее, но и увеличивать количество. Некоторые из зеков заявляли, что впервые за долгие годы, не испытывают чувства голода.
К моменту возвращения из леса, у Янины Ивановны закончился срок заключения. Но война еще продолжалась, и никого никуда не отпускали.
Однажды во время работы лопнул паровой котел. Ведь все надо было делать очень быстро, и оборудование работало на предельных нагрузках. Во время взрыва два оператора погибли на месте. Остальных сразу же увели, и больше их никто не видел. Раненные, которых было немало, тщательно скрывали свои раны.
Все знали, что с больными и раненными, потерявшими трудоспособность, никто возиться не будет. Поэтому их участь предрешена. Одну раненную, которую хорошо знала Янина Ивановна, она у начальника производства выпросила к себе в помощницы.
Та работать не могла, для вида крутилась вокруг топки, а всю работу за двоих она делала сама. Когда раненная немного оправилась, она стала делать посильную работу. Одним словом, осталась в строю.
Много лет спустя, сын этой женщины как-то разыскал Янину Ивановну и очень трогательно благодарил, что спасла жизнь его матери.
Между тем героиня нашего повествования оставалась на своем рабочем месте, но сейчас ей уже полагалась какая-то зарплата, и жить она могла уже вне барака для зеков.
Ей предоставили отдельное жилище, небольшой полубарак, полуземлянка, в которых жили вольнонаемные лица.
Около домика был небольшой участок земли. Янина Ивановна в свое время дома имела хороший огород, любила, и хорошо умела ухаживать за землей.
Она тщательно обработала свой участок, но сажать то нечего. Семян никаких. Она пошла в офицерскую столовую.
Туда завозили хорошую продукцию. И обратилась к тамошней поварихе, чтобы та ей отдала картофельные очистки, которые все равно выбрасывались.
Участок у нее был там, где раньше стоял скот и насквозь был пропитан перегноем. Посадив картофельные очистки, она получила такой урожай, что всех поразила. Для нее голодная пора уже давно кончилась, но своим картофелем она поддержала жизнь многих своих товарок.
Права переписки у заключенных не было. Поэтому никто из них ничего не знал о судьбе своих родных и близких. Но Война уже близилась к концу. Однажды, придя на работу, они не услышали привычного гула и шума машин.
Их всех собрали и объявили, что Война кончилась. Сегодня День Победы, который объявляется нерабочим днем.
Стала Янина Ивановна искать своих членов семьи. Жизнь у нее сложилась так, что в школу она не ходила. Самоучкой научилась читать и не без труда писать.
Поэтому она много писем не писала, подолгу дожидаясь ответа на свои запросы.
Наконец, она выяснила, что старшая дочь в Армии, в военном госпитале. О муже никаких известий.
А младшая дочь с теткой, сестрой матери, вернулись на старое место жительства. После Войны были какие-то ограничения на право перемещения лиц, вышедших недавно из лагерей и тюрем.
Короче говоря, она еще год промаялась в Сибири. В 1946 году вернулась домой. Когда она вернулась в свой городок, и пошла по адресу, который ей сообщили, она во дворе увидела девочку, подростка 13-14 лет. Присмотревшись к ней, она узнала в ней свою младшую дочь.
Она обратилась к ней «Здравствуй, доченька!» и захотела ее обнять. Девчонка отшатнулась от нее: «Тетя, что Вам от меня надо? Идите своей дорогой». Янина Ивановна горько заплакала: «Господи, за что такое наказание? Родная дочь не узнает» Пока она утирала слезы, девочка юркнула в дверь. Тут же из нее вышла женщина. Взглянув на пришедшую, она сразу узнала ее. Сестры обнялись и стали плакать вместе. Так, плачущие женщины и вошли в дом. Девочке объяснили, что это действительно ее мать. Но она ее совсем не помнила. И воспринимать ее, как мать, очень долго не могла, считая матерью свою тетку, с которой пробыла эти незабываемые 9 лет.
Для Янины Ивановны это оказалось очень мучительным состоянием. Ее мучила обида на дочь, ревность к сестре, с которой до конца ее жизни Лена оставалась очень близка.
Прошло несколько дней, надо думать о работе. Во многие места не берут. Арестантка. Взяли на животноводческую ферму.
Слава Богу школа такая пройдена, что с нею ничего сравниться не может. Работала она за двоих. Накопила немного денег и послала дочь учиться в Ленинград. Во время учебы, как могла, поддерживала ее. И хотя ей было очень трудно, но до прямого голода дело все же не доходило.
После окончания учебы Лену распределили в Батуми. Через несколько лет к ней переехала и Янина Ивановна. Когда я познакомился с ними, Лена получала зарплату в 100 рублей. 20 рублей платили за съемное жилье. Пенсии тогда мама не получала. И вот 2 человека как-то укладывались в 80руб. Это же масса проблем. Коммуналка. Какая то одежда и обувь. Еда. А еще иногда в кино сходить охота. Иногда книжку, или цветы купить. А денег было чуть больше, чем стипендия студента.
При всем при том, они не жаловались, не плакались, даже иногда застолья организовывали, когда было нужно.
Я никак не мог понять, как им удается выживать, сохраняя при этом оптимистический настрой. К нам приезжали родичи, получавшие в 4-5 раз больше, но они начинали плакаться, едва открыв дверь.
С годами я понял, что как бы велики не были проблемы, по сравнению с ГУЛАГом, это были детские игрушки. Этот подход очень помогал Янине Ивановне в последние 30 лет ее жизни.
Более того. Ей даже дочь удалось воспитать в таком же духе. Она никогда не жаловалась на трудности, и даже других поддерживала.
Янина Ивановна прожила 90 лет. И почти до конца сама за собой смотрела. Светлая память ей, и низкий поклон за дочку, с которой в любви и согласии мы пробыли вместе без малого 40лет
Аминь!