Не успел Наумов как следует уснуть, вдруг, сквозь дрёму, услышал неясные, посторонние звуки. Чувство самосохранения оказалось сильнее объятий Морфея. Аркадий Ильич приоткрыл глаза и превратился весь во внимание. "Померещилось, наверное...",- успокоил себя писатель. Лениво зевнув, он поудобнее устроился в кресле и только...
- Понаставили тут, ноги положить некуда, — недовольно проворчал кто — то.
Наумов насторожился. Замер. Прислушиваясь, машинально взглянул на камин.
Огонь в топке уже погас, и только тлеющие угольки светились оранжево — жёлтыми звёздочками в темноте. Но буквально всем своим естеством писатель почувствовал, что в комнате он не один.
Аркадий Ильич медленно потянулся рукой к журнальному столику, стоящему рядом с креслом и включил настольную лампу. Чуть повернув голову влево, скользнул взглядом через плечо. И обалдел. Другим словом не возможно выразить его удивление.
Возле стола, свободно откинувшись на спинку стула, сидел мужчина. Вернее, даже не сидел, а полулежал, скрестив ноги, вытянул их на столе.
- Поворачивай кресло, садись и смотри мне в глаза, - с металлическими нотками в голосе приказал незнакомец.
Наумов подчинился. Некоторое время молча разглядывал незваного гостя. "Да это же...".
- Надеюсь, представляться не надо? - нахмурив брови, строго спросил Фрол Вулканов.
- Не надо, - вглядываясь в знакомые черты, дрогнувшим голосом прошептал Аркадий Ильич.
- У меня к тебе есть вопрос, писатель. Всего один....
Наумов съёжился под пристальным взглядом Вулканова. Неведомая сила буквально пригвоздила его к креслу, не давая возможности пошевелиться. Заикаясь, он робко поинтересовался:
- Как вы вошли в мой дом? Я точно помню, что закрывал дверь на засов?
- Что значит закрытая дверь для такого человека как я? - засмеялся Вулканов.
- Верно, - вздохнув, согласился Наумов, - позвольте полюбопытствовать. Чем обязан визиту вашей персоны, в столь позднее время?
- Подумаешь! "В столь позднее время". А какое мне дело до тебя и до времени? Я сам по себе! Что хочу - то и делаю. Куда захочу — туда и смотаюсь.
- Как это — "смотаюсь"? - изумился Аркадий Ильич. Я ничего подобного вам не приписывал.
- Приписывал, не приписывал...Какая теперь разница? Спрашиваю, когда ты наконец определишься? Душа праздника требует, свободы!
- Откуда я знаю? Я не Господь Бог.., - медленно растягивая слова, философски заметил Аркадий Ильич.
- Не юли! - вспылил Вулканов, - я задал конкретный вопрос и жду ответа.
- Ну хорошо, хорошо, вы только не волнуйтесь, - затараторил Наумов, - я, обязательно что - нибудь придумаю.
- Смотри у меня, - пригрозил Вулканов, - иначе я из тебя всю душонку вытрясу. За мной не заржавеет, ты знаешь. Кстати, у тебя выпить не найдётся?...
Наумов всё ещё никак не мог сообразить, что происходит. Он машинально зажмурился, сосредоточился, мысленно успокаиваясь. Медленно приоткрыл глаза и ещё больше удивился. В комнате он был совершенно один. И только кресло стояло спинкой к камину, но Аркадий Ильич хорошо помнил, что засыпая, сидел и смотрел на огонь.
- Чертовщина какая — то! Надо же такому присниться... Наверное, я слишком много о нём думаю, - вслух произнёс Наумов, - надо быстрее заканчивать эту работу.
Сон бесследно улетучился. Писатель сел за письменный стол, включил компьютер и открыл последнюю главу романа. Перечитал написанное. Задумался. Добавил несколько строк в конце произведения и остался собой доволен.
Утром Наумов позвонил Чечёткину. Телефон редактора был "вне зоны обслуживания". В редакции ему объяснили, что Николай Михайлович, два дня назад, уехал в санаторий. Вернётся через месяц.
Чтобы не терять время зря, Наумов решил написать короткий рассказ о Петровиче. Мог ли он тогда предположить, насколько знаковой для него окажется эта затея.
Продолжение следует.