Русские гончие собаки высокие. Однако этот лис уродился крупнее любого гончака. Многие из опытных охотников усмехнутся: лисы - звери небольшие, и с гончими тягаться могут только в проворности, но не в силе. Верно. Это животное выглядело необычно. Когда за столом случалось встретиться охотникам, разговор о нем редко обходился без спора. В большинстве случаев исход словесной перепалки зависел от количества выпитого и участия в посиделках местного громилы-ветеринара.
В любой застольной компании найдется умник, требующий к себе повышенного внимания. Ни с того ни с сего встревает он в доверительный разговор друзей и, требуя уважения к своему мнению, начинает давить советами и насмешками. Его игнорируют, потом успокаивают, а потом в ход идут кулаки.
Так разгорались ссоры из-за лиса, незаметно ставшие дурной традицией. Мужики лезли на рожон, требуя признать доставшего всех лиса сыном волчицы или волка. Кто-то клялся, что видел его с родной матерью - огромной жирной гончей, и что лис наплодил десятки себе подобных, которые вскоре передушат кур, скотину и лаек вместе с их брехливыми хозяевами. Засевшие в стороне, по причине сильного опьянения или абсолютной трезвости, с удовольствием подливали масло в огонь, развлекаясь кипящими репликами обеих сторон.
Только ветеринарный врач Саша - красавец хорошего роста, не пропускавший ни одного застолья, ни одной рюмки и ни одной юбки, не вмешивался и наблюдал молча. Но когда распаленные мужики хватались за грудки или чья-нибудь ладонь, ощупью, находила горлышко бутыли и взлетала вверх, или в сутолоке, мельком, вспыхивало лезвие охотничьего ножа, он без разбора, срывался на воюющих спорщиков, вполсилы постукивал огромным кулаком по лбам и носам ретивых, крутил пальцем у виска и зло плевался. Бедняги разлетались по углам, матерились в ответ, прикладывали к синякам донышки кружек и стопок и, как ни странно, успокаивались, а потом, не спеша, рассаживались вокруг стола, смущенные и притихшие. И каждый удивленно думал: «Чего это я опять сцепился из-за этого лиса? Какая мне разница кто его отец или мать?».
Они переглядывались исподлобья, глуповато улыбались, как нашкодившие дети. Особо задетые хмурились и курили. А Саша, удовлетворенный наведением порядка, упершись бычьей спиной в стену, смотрел на них свысока, чередовал научные термины с бранью, и пьяно, мудрено разъяснял, что лисы не могут давать потомства от волков и собак так, как относятся к разным родам семейства псовых и имеют всего 38 хромосом.
- А у волков и собак их 78. Семьдесят восемь и тридцать восемь - это значит, что?! - Руки ветеринара описывали дугу и требовательно взлетали вверх, словно он дирижировал. И недружный хор басов отвечал заученной фразой:
- Генетически несовместимы.
После чего наступало окончательное примирение. Оценивающе взбалтывалось содержимое бутылок, заново расставлялись стопки, рюмки и стаканы. Всеобщее помутнение рассудка испарялось. Лицо ветеринара озаряла добрейшая, глуповатая улыбка, и поднимался тост.
- За генную совместимость у мужиков и баб!
- За баб! - поддерживали с разных концов стола.
- За сиси!
Начинался обычный треп и хохот, сдобренный простыми и пошлыми шутками.
А ветеринар, падал тяжелым задом на скамью, упирался локтями в стол, подпирая щеку, и бубнил в никуда, надоевшую всем историю об академике Беляеве*, сумевшем от диких лисиц вывести лисо-существ с закрученными, как у лаек, хвостами. Для большей убедительности, он бил себя в грудь и клялся, что лично был в Новосибирском институте во время проведения секретного эксперимента, когда в яйцеклетки лисицы вводили хитрую конструкцию, в результате чего родились лисята с человеческим геном. Зверей выкупил арабский шейх за миллион долларов, но вывезти из страны не успел. В аэропорту Новосибирска они усыпили взглядом рабочих, открыли клетки и бесследно исчезли, преодолев двухметровую ограду взлетного поля.
Единственному в округе врачу, превосходящего молоденькую фельдшерицу знанием и опытом в лечении кого бы то ни было, многое сходило с рук - тем более прощалось регулярное сочинительство, забавляющее односельчан.
Но выдумка ветеринара была не так безобидна.
Однажды допустив предположение, что знаменитый лис и есть звереныш с человеческим нечто, всякий охотник, рано или поздно, ловил себя на мысли, что со смутной тревогой вглядывается в каждую добытую лисицу или волка.
Одинокому охотнику, задержавшемуся из-за непогоды в проходном зимовье, отстроенном в отдаленном, труднодоступном участке леса, однажды, за дверью или под окном ветхого строения, в ночном завывании ветра слышался странный звук или голос, превращавшийся то в быструю речь, то в лисье тявканье. Человек невольно затаивался на полатях, вслушивался, не выдержав, хватался за ружье и вскрикивал: «Эй! Кто здесь?». Но вместо ответа, слышал или сильный удар, или шарканье, сползающее по корявым, нетесаным бревнам сверху вниз, словно огромный медведь, царапнул жесткими когтями стену. Ладонь, сжимающая ружье, становилась влажной, удары сердца отдавались в барабанных перепонках, но звуки за стеной больше не повторялись. Все стихало, если только ветер не трепал и не стонал в макушках деревьев. Человек закрывал глаза, слабо улыбаясь своему испугу, поминая недобрым словом выдумщика-ветеринара и его бредовые сказки. Он отставлял ружье, поворачивался на бок и пытался заснуть, не ведая о бледности своего лица под густой щетиной, о запахе страха, заполонившего крохотное темное помещение и о том, что еще много ночей, приглушенные слова, нераспознанные в эту ночь, будут всплывать в памяти, обретать смысл и вести за собой в неизведанное.
Отрывок из повести.
Иллюстрация автора