Глава 2. Венера:
http://www.proza.ru/2016/02/09/1021
Соглашусь – меня мало беспокоит чувство, что не даёт расслабиться или хотя бы успокоится; вернее мне кажется, что оно не просто так меня тревожит. Всё же не единственный случай, когда я не мог разобраться в непонятной ситуации.
В крайнем случае, у меня есть сомнение, которое не отпустит, пока что-то не изменится; это точно не случайность.
Венера спала, и весь детдом окунулся в звёздный диктаторский сон, где почти у всех могут быть приятные воспоминания, оставленные за весь день. Кроме меня, разумеется, не спала только нянечка, которая всматривалась в лица детей и застав ребёнка в непокойном состоянии она отправляла его в угол. Честно сказать я один из многих кто уже жалел об этом. Стоять в углу не хочется тем более, если придётся стоять до самого утра, пока нянечка не решит: отвести взгляд и самой прилечь.
Это – довольно трудно сделать ведь няня приходила к восьми после ужина, а это означало, что она днём точно спала. И ей нравился такой график работы. Ещё с первого прихода на эту должность я понял, что ночная деятельность окончательно меня зажмёт. Был один плюс, но очень небольшой и крохотный. Если меня ставили в угол, то через час мой метод расслабления работал без всякой посторонней помощи. Но всё работало только благодаря моему вдохновению, а если такой главной вещи в этот момент у меня не было, то ждала ночь с бессонным мучением.
Утром на смену приходила воспитательница и будила всех своим фирменным криком. Если я просыпался под этот крик день проходил неудачно. К счастью я был на ногах ещё до прихода этой женщины. Подъём был в семь.
– Эй! Меркурий! – спохватилась женщина, имя которой я и впредь не желаю помнить.
– Я здесь! – отвечал, выкрикивая из умывальной комнаты, где чистил зубы.
– Ну, как, нарисуешь стенгазету? – неожиданно услышал я.
– Сегодня?
– А как же! Конечно сегодня. Мы до последнего тянули, а тут, оказывается, есть, кому брать эту ответственность на себя.
– Но в планы сегодня не входило рисовать. Может на следующей неделе?
– До следующей недели ещё три дня. К тому же… ты вчера согласился!
– И вы тоже рисуете. Зачем тянули до последнего, будто знали, что я вместо вас буду возиться с плакатом?!
– Меркурий, какой у тебя скверный характер! – возмущёно пробубнила женщина.
– Не ссылайте всё на мой характер! Вы бы знали, почему я против, – не вынимая зубную щётку изо рта прожёвывая слова, сказал я.
– Ну! И почему?
– Вас это не обрадует.
– Меня твоё отношение не радует! Ты нарисуешь и точка! – с растерянным видом она удалилась.
Там по пути ещё на кого-то накричала со зла. Досталось же им ни за что. Я опустил руки и медленно направился к выходу в игровую комнату.
Пришло время завтрака. Все уселись за стол и принялись читать молитву. Каким-то образом сменилась напряжённая атмосфера, и внезапно прошёлся свежий приятный ветерок. Нам всем пожелала приятного аппетита Анастасия Александровна. Затем подошла к воспитательнице и попросила что-то у неё, а та с расстроенным видом кивнула. Я недовольно покачал головой и попробовал геркулес, откусывая белый хлебушек.
Венера беспокойно смотрела на окна, настораживаясь, поднимала ложку с кашей и тихонько дула, хоть геркулес давно остыл ещё до нашей молитвы. Признаком её поведения являлась неуверенность в чём-то или всё же с ней что-то творится, и она не может справиться, а помощь просить трудно.
– Венера, – улыбнулась Анастасия Александровна. – А, что не ешь? Так не вырастешь и не будешь большой…
Анастасия Александровна была фигуристкой, но в мае водила экскурсии, рассказывая об истории каждого знаменитого здания. Она собирается в этом году удочерить Венеру и забрать её к себе домой. Меня усыновлять никто не хотел. Я не давался. Если и говорила со мной Анастасия Александровна о том, что хочет нас взять под свою опеку, то я наотрез сопротивлялся и просил не трогать итак нормальную жизнь.
– Не хочется, – ответила Венера и положила на стол ложку.
– Живот болит или аппетит пропал? – наклонилась к ней ближе Анастасия Александровна.
– Живот, – Венера за него ухватилась. – И… аппетит пропал.
– Сильно болит?
– Колит и немного воротит.
– В больницу сходим?
В больницу? У Венеры живот болит? Это что-то серьёзное или как-то связанно с картиной? С моим рисунком. Но у неё уже был аппендицит. Что же она опять ухватилась за правый бок? Ей больно. Как она себя чувствует? А вчера было всё нормально! Просто сейчас стало необратимо хуже.
– Хорошо… – поправилась Венера.
Нет же. В больнице ей помогут. Узнают в чём причина боли. Где затруднения. Ей станет легче. Слава Богу! Она будет в безопасности, если окажется в больнице. И избежит всю выдуманную нарисованной мной картину. Я этого не хотел, но живот это же не серьёзно?
Анастасия Александровна взяла за руки Венеру и направилась к прихожей, чтобы надеть на неё кофту и обуть. Венера странно шевельнулась. Руки у неё задрожали, а ноги медленно опускали её к полу. Она прижалась к нему, словно хотела избежать духоты и, пытаясь дышать, заплакала. Анастасия Александровна сделала то же самое, прижалась к Венере и приподняла. У моей сестры ноги не слушались, её переполняла боль. С охрипшим голосом она просила чуть-чуть подождать. И снова расположилась на полу. Женщина попросила всех продолжить кушать и не обращать внимание.
– Сейчас всё решиться! Кушайте молча.
Я прикованный к стулу даже не дёрнулся с места. У неё что-то серьёзное. Я должен был вчера расспросить её. Геркулес, который я только хотел проглотить, не глотался. Венера больше ничего не сделала, она замерла лёжа на полу.
– Приведите врача! Вызовите скорую! – обыскивая свою сумку, кричала Анастасия Александровна. – Марта Васильевна, Венеру нужно в больницу. Займитесь детьми.
– Не волнуйтесь, я вызову. – Набирая номер, женщина позволила себе быть мягче.
– Она чем-то отравилась? – спросил меня рядом сидящий Андрей.
Я и представить не мог, что говорить не смогу. А двигаться, теперь не смел. Венера сегодня снова почувствовала себя беспомощной. А меня ждала вина и угрызения совести. Пошли секунды. Через тринадцать минут приехала скорая. Смотреть, как уносят её на руках, было тошно. Я не хотел этого видеть и не хотел сводить с неё глаз.
Как странно. Третий день ничего реального не снилось. Господь отнял дар после ошибки? Я не справился. Вероятно, по моей глупости и невнимательности Венера лежит в больнице. Она была последней, кто пострадал из-за меня. Я бесполезен, поэтому Господь оставил эту обязанность другому, а меня отпустил плыть, разгадывая в какую сторону. Справедливо ли? Учитывая то, как я обходился даром ныне, да, справедливо. Стоило наказать меня за содеянное. За безразличие прибить к стенке. И постучать по голове. Есть и плюсы. Например, сегодня выспался и почувствовал себя свободным человеком; а вчера вечером рисовал наш двор по памяти и ни разу не усомнился в руке. Смотреть в глаза детям, подросткам, взрослым было не больно, это приятное тёплое ощущение меня только радовало. Но вспоминал прошлое и злился на себя. Какой ужас. За что корю себя?
– Меркурий, поди, сюда! – воспитатель, имени которой я и знать не хочу, помешала моим нервам, ещё больше воспламенится.
– Иду… – лаконично ответил я.
– Хочешь проведать Венеру? – неожиданно услышал я. Это мои уши или нет?
– Конечно, хочу, но не с вами!
– Ну, зачем ты так? Я же от чистого сердца! Между прочим, не разрешали её навещать, но я уговорила их, и они согласились...
– Ом. А вы оказывается…
– Только ты навестишь её поздно, разумеется, если примешь участие в конкурсе…
– Вот ради чего этот разговор! Подумать только…
– Разве не хочешь узнать как дела у сестрёнки твоей?
– Да Господи! Вы шантажистка!
– Между прочим, так с воспитателями не разговаривают!
– Ага!
– Я взрослая! С таким тоном не дерзи!
– А с каким можно?
– Меркурий, ты совсем с катушек слетел! Будешь участвовать в конкурсе или нет, всё равно навестишь Венеру!
– Раз всё равно навещу, ответ мой будет прежним! Сами рисуйте! – я уже развернулся и хотел бежать.
– Нахал! – она схватила мою правую руку и не дала удрать.
– Ну и ну, ладно. – Дадут мне время разобраться? Постоянно меня нагружают, что бы ни случилось. В этот раз не хорошо поступил я. Надо найти момент и извинится. Но извинится правильно. Чтобы никто из посторонних не повлиял на моё решение, изменится. Пусть и долго я затеял себя учить этому, но практика куда важнее теории. – Когда конкурс то?
– Сегодня, но ты давно записан был как участник.
Вот жжешь. Ещё и без моего ведома моё имя внесла. Что всю жизнь она так делала? Её предки должно быть такие же. Сначала шантажируют, потом заставляют. И неизвестно, в каком разделе записана статья: о праве шантажировать и принудительно заставлять без согласия? Есть же законное право на неприкосновенность и свободу. Причём тут конкурс? Чего эта женщина добивается?
Ну, пришёл я на конкурс. Ну, дали выбрать несколько вариантов письма на холсте. Ну, выбрал карандаши, нарисовал что вижу. Ни капли не обрадовался. Ни разу не удовлетворился. Я остался недовольным. Остальные по своему интересу здесь. Они старались. Они готовились. И как могу выиграть, если не был выигрыш собственным интересом?
– Я могу лучше!
– Так делай лучше! Зачем жалуешься?
– Думал, что укажете на ошибки…
– Зачем мне на них указывать? Сам всё видишь.
– Но может вам виднее!
– Допустим. И что с того? А если не вижу? Тогда что ты себе надумал?
– Но они есть, иначе картина имела б успех!
– Меркурий, не тем твоя головушка забита!
– Головушка?
– Да, чтоб мягче звучало! Послушай, рисуй для себя, как раньше, не для других. И тогда твои картины оживут.
– Прекрасно. А что тогда вы делаете? Не рисуете?
– Да… что ты прицепился как пиявка? Больше не рисую.
– Вы ждёте, что я у вас спрошу, почему?
– А что рисовать? Всё уже нарисовано.
– С вами всё понятно. Испугались конкуренции! А как же рисовать для себя? Вы не тот, кто должен мне об этом говорить. Мне отлично всё известно.
– Не умеешь убеждать. Разговор закончен.
– Воспитанием заниматься легче? Неуверен, что это ваше призвание! Вас все боятся. Ваш голос, ваш суровый взгляд…
– Не стыдно мне такое говорить? – здорово приковала глазами моё внимание эта женщина, ныне которую я терпеть не мог.
– Нет. Я чист. Но сейчас мне было приятно беседовать с вами, Марта Васильевна.