ДЖЕЙСОН. ВСТРЕЧА С КОРАБЛЁМ - ПРИЗРАКОМ
– Так я проплавал три года, затем был переведён палубным матросом, и в моём кармане уже позванивали монеты. Это позволяло мне гордо сходить на берег, чувствуя себя совершенно взрослым. В один из рейсов наше судно направлялось из Калькутты в Новый свет, имея в трюмах груз джутовых канатов и какао.
Ночью, как только пробили склянки, я заступил на вахту у штурвала. Море было спокойно, ветер ровный, и мерное покачивание судна убаюкивало меня. Вдруг я заметил слабые очертания судна; мы шли по ветру, и то, что судно шло нам навстречу, не меняя галс, меня удивило. Я силился рассмотреть его очертания, но видел лишь силуэт, очерченный зеленоватыми, слабо светящимися линиями, почти сливающимися с фосфоресцирующим морем; вокруг бушприта словно летала стая светлячков. Судя по обводам и рангоуту, это было старинное судно, очень схожее с испанским галеоном.
Я переложил руль вправо, но судно тоже поменяло курс, так, что казалось, столкновение неизбежно. Я обернулся, в надежде увидеть вахтенного офицера, но кроме меня, на палубе никого не было. Корабль между тем подошёл вплотную, и неземной холод обдал меня. В полной тишине сверкнула молния, и я явственно увидел громадный деревянный корпус корабля, источенный червями; якорей на нём не было, название судна совершенно стёрлось; на полубаке, возвышающимся над нашим кораблём, виднелся одинокий человеческий силуэт. Между тем паруса на таинственном корабле были в полном порядке, и, казалось, что корабль должен пройти мимо, но, каким-то непостижимым образом он остановился, поравнявшись с нашим кораблём.
На палубу, спрыгнул незнакомец, при этом его чёрный плащ распахнулся, словно крылья летучей мыши, и я с ужасом заметил под ним остатки плоти. Незнакомец подошёл ко мне, и, сняв шляпу, отвесил низкий поклон. Затем протянул мне руку, которую я невольно пожал. Словно тысячи иголок впились в мою ладонь, но страшный гость продолжал удерживать мою руку в своей. Когда он разжал свою кисть, я был почти без сознания, и только вид брошенного штурвала, которым я должен был управлять, не позволял мне перейти на другую грань бытия.
Незнакомец улыбнулся, показав беззубую пасть, и протянув мне какой-то предмет, невообразимым способом вновь очутился на палубе своего адского судна. Кисть моей руки была словно в огне, и, поднеся её к глазам, я увидел, что на ней остались обугленные отпечатки ужасного рукопожатия незнакомца. Затем я перевёл глаза на предмет, который он дал. Это был сундучок, в котором, как оказалось впоследствии, лежали компас, небольшой портрет, и карта. Галеон медленно растворился в сумраке ночи.
Я находился в том состоянии, когда сон кажется реальностью, а реальность – сном. Корабль продолжал двигаться заданным курсом, и ничего не напоминало о ночном событии. С трудом отстояв вахту, я бросился к койке, и проспал до тех пор, пока мои товарищи не разбудили меня. Мне хотелось чтобы ночной случай оказался сном, однако больная рука, и странный подарок говорил об обратном. Капитан иногда бросал на меня пронзительные взгляды, под которыми мне становилось неуютно; мне казалось, что он догадывается обо всём; в моей голове постоянно проносились образы ужасных видений. Во сне я часто вскакивал со своей матросской кровати, и отправлялся на палубу, чтобы освежить голову под прохладными потоками ветра.
Рассказчик перевёл дух, для чего ему понадобилось глотнуть рому, и раскурил погасшую трубку. Я напрасно ждал продолжения; мысли моего товарища были в далёком прошлом.
ТОМАС. КОНТРАБАНДИСТЫ
Я проводил довольно много времени со своим другом, однако нужно было подумать о своём пропитании. Я распрощался с ним, и некоторое время находился в плавании, нанявшись на небольшое каботажное судно, промышлявшее перевозкой угля, смолы, и прочими малозначимыми грузами. Это был быстроходный трёхмачтовый люггер, оснащённый, кроме основных парусов, марселями, брамселями, а так же двумя стакселями, подходивший по своим мореходным качествам более для контрабанды, нежели каботажа. Похоже, что перевозка грузов на этом судне – занятие, прикрывающее истинную цель, поскольку контрабанда была наиболее прибыльным, хотя и опасным ремеслом. Наконец, моя служба на судне закончилась, и я возвратился домой целым и невредимым. Капитан, отсчитывая моё жалование, недовольно ворчал, однако на прощанье пожелал мне удачи, а так же добавил, что всегда готов взять меня в плавание.
Вернувшись домой, я отправился в таверну, надеясь встретить своего друга – старого шкипера, однако на своём обычном месте его не оказалось. Поинтересовавшись у хозяина таверны, я узнал, что мой товарищ занемог, и на следующий день отправился навестить его. Я застал старого шкипера на топчане, укрытого ветхим матросским одеялом; в комнате было сыро и холодно, в жестяной кружке возле койки стоял давно остывший чай. В углу, в клетке, сидел, нахохлившись, попугай, который был так же болен и голоден, как и его хозяин. Он недовольно смотрел на меня, из клетки, прикрывая один глаз, словно хотел сказать: Что же ты, братец, бросаешь приятелей в беде?
Так вот как приходится проводить свои дни бравому моряку, исколесившему все моря и океаны! Нет, я не дам костлявой так просто забрать с собой моего друга! Вскоре в камине пылал огонь, на столе дымились свиные котлеты, а старый шкипер с удовольствием прихлёбывал горячий чай с доброй порцией настоящего пуэрториканского рома. За окном бушевало ненастье, но в каморке старого моряка было тепло, и промозглый ветер напрасно бросал в окно опавшие осенние листья, вместе с крупными каплями дождя.
Попугай, получив порцию овощей и фруктов, приободрился, и стал важно расхаживать по клетке, время от времени выкрикивая несвязные фразы. Наконец, Джейсон окреп, и уже без посторонней помощи мог вставать с постели, однако на улицу ему было выходить ещё рано. В один из дней, шкипер, раскурив свою трубку, потребовал, чтобы я подал ему лежащий под кроватью старый матросский сундук. На самом дне сундука лежал кожаный кошелёк, открыв который старик отсчитал мне горсть серебряных монет, и, несмотря на мои протесты, всыпал их мне в карман.
– Деньги у меня есть, – заявил шкипер, – но дело не в этом; когда человеку трудно, ему нужна помощь, а деньги – старик махнул рукой, - что толку в них, если я не мог встать с постели!
Зима приближалась; дни становились короче, и за окном быстро темнело. Слабый свет газовых фонарей, подёрнутый туманной дымкой, превращал фигуры людей в призрачные тени, бесшумно скользящие в сумраке ночи. Бесконечно долгими вечерами мы сидели за столом со старым моряком, и я видел, как удручает его болезнь.
– Мужчина, – говорил он мне, – не должен быть слабым. И горе тому, кого настигнет болезнь в самое неподходящее время.
Он потянулся к бутылке, и наполнил две кружки, стоящие перед нами. Мне хотелось услышать продолжение его рассказа, и словно почувствовав это, он проговорил: – Ты помнишь, на чём я остановился?
– На том, что подарки незнакомца с корабля – призрака остались у тебя.
– Молчать! – вдруг послышалось у меня над головой. – Повешу на рее!
Это было произнесено так яростно и чётко, что я испугался. Обернувшись, я увидел попугая, раскачивающегося на подвешенной перекладине.
– Однако, презабавная птица! – заметил я. – Вероятно, спутник долгих скитаний?
Шкипер, кивнув головой, подошёл к остывающему камину, и, взяв в руки тяжёлую кованую кочергу, помешал угли. Закинув ещё одно полено, он уселся за стол, и долго молча барабанил по нему своими корявыми пальцами. Наконец, старик прервал молчание:
– Да, – протянул он, – действительно, всё было так; не иначе, как вмешался сам морской дьявол! Конечно, он вмешался, – горько улыбнулся старик, – и я сам тому виной! И всё же, если бы не этот мерзавец, датчанин, моя жизнь обернулась бы по-другому!
При этом он ударил по столу кулаком, но дубовый стол оказался крепким, как и кулак шкипера. Мне были понятны чувства старого моряка, оставшегося на берегу не у дел. Возможно, ему следовало, по примеру его собратьев по ремеслу, оставивших плавание, открыть табачную лавку где-нибудь на углу улицы, или торговать игрушечными шлюпками, каравеллами и фрегатами? Кто знает!
http://www.proza.ru/2016/04/30/528