В детстве меня удивляли названия некоторых картин, удивляло и восхищало то, что художник может САМ давать названия СВОИМ картинам. Удивляло и восхищало то, что таким вот образом в мире появляется что-то НОВОЕ и ТВОЁ – если ты - художник, и это «твоё» не только появляется, но и продолжает уже СВОЮ, независимую от художника жизнь. И это было круто, и это остается таковым крутым и сегодня.
На самом деле в демиургической триаде «художник – картина – название» все элементы космически переплетены и на разных этапах «делания – существования картины» способны по-разному взаимовлиять как друг на друга, так и на зрителя.
С названиями, как и с картинами вообще часто связаны какие-то мистические, постепенно раскрывающиеся события, нередко художники (особенно позднего средневековья) зашифровывали в свои работы целые потоки не сразу выявляемой информации. Такие картины, как «Портрет четы Арнольфини» Яна ван Эйка, или сверхзнаментая «Джоконда» («Мона Лиза») Леонардо да Винчи, или практически все работы Иеронимуса Босха до сих пор будоражат умы искусствоведов и историков появлением всё новых и новых гипотез их интерпретаций.
Бывает, что вполне вроде «понятной» картине художник дает «непонятное» название, или, часто случается наоборот, зритель, глядя на нечто абстрактное, читает вдруг под ней вполне конкретную надпись, например «Чайная чашка» (картина Джексона Поллока). Часто бывает, что название картины частично связано с «прямым» содержанием увиденного, но в то же время какой-нибудь мелкий или наоборот нарочито диссонирующий элемент вводит зрителя в замешательство (и таким образом гарантированно оставляет её в памяти), как, например, крупноформатное фактурное сине-белое полотно «Море», Джулиана Шнабеля из которого торчит настоящее обугленно-обгоревшее бревно. Иногда случается, что название картины полностью соответствует содержанию (то есть: что вижу, так оно и есть), например полотно Люсьена Фрейда "Социальный смотритель спит", (где действительно изображена спящая на кушетке тучная голая женщина), но на самом деле художник представляет объект не совсем "как он есть", а таким, каким он бы мог быть -гиперфактурным и фундаментальным, созданным в контексте аутентичной техники автора.
Существуют картины или объекты, представляющие из себя готовые, немного странные, но в принципе понятные высказывания. Например картина Ива Кляйна «Expression de l’univers de la couleur mine orange» примерный перевод которой может выглядеть как «Выражение вселенной цветом оранжевой шахты». Или выставка-инсталляция Алёны Мартыновой «Моя личная жизнь меня не касается», или формалиново - акуловый объект Дэмьена Херста «Физическая невозможность смерти в сознании живущего».
Весьма часто в названиях картин присутствует нумерация или цифры (нередко какие-то внутренние, понятные только самому художнику, или обозначающие номер в серии, или просто порядковый номер картины), или номер, вместе с названием. Таковы работы например Марка Ротко ("№61"), или «Женщина III» Виллема де Кунинга.
Существуют картины с одинаковым названием, но разных авторов. Например "Даная", первая по времени написания из полотен с таким названием принадлежит кисти Мабюза, есть свои более известные Дании у Тициана, у Рембрандта, Густава Климта. Или ещё пример: проходит всего два года после появления достаточно провокационной для своего времени картины Эдуард Мане "Завтрак на траве", как свой, значительно более "буржуазный" вариант картины с аналогичным названием представляет Клод Моне.
Иногда картины переименовываются, - чаще самим художником, менее допустимый вариант – другими людьми. Понятно, что в случае с художником такое переименование «более правомочно». В других случаях появление «переименованного» варианта чаще всего связано с введением в обиход более сокращенного, удобного или всем понятного (знакомого) названия, но в этом случае при официальной репрезентации, как правило, указывается и первоначальное аутентичное название работы. Так случилось, например, с известной картиной Рембрандта «Ночной дозор», полное название которой звучит как «Выступление стрелковой роты капитана Франса Баннинга Кока и лейтенанта Виллема ван Рёйтенбюрга». Или традиционное название холста Поля Гогена «Видение после проповеди» в более академическом варианте идет с уточняющем продолжением: «Борьба Иакова с ангелом».
Название картины априори несет как минимум какой-то поэтический смысл, обладает поистине магической силой и способно впечатываться в мозг как в связке с самой картиной, так и само по себе. Например, мало кто запомнил автора да и саму картину на одной из выставок перестроечного периода, но вот её название «Стальной оргазм на оранжевом фоне» (работа Айдан Салаховой), вполне, думаю, существовало и может существовать уже само по себе.
Завершая этот небольшой наш обзор необходимо сказать и об очевидном, о том, что весьма часто многие современные художники никак не называли и не называют свои картины (т.е. это когда вместо названия мы можем видеть странную аббревиатуру «б/н»), и в этом случае, для того, чтобы понять, о какой именно работе идет речь, чаще всего приходится ориентироваться на год написания, или другие уточняющие подробности, а рядом с «б/н» иногда в скобках пишут то название, на которое больше всего похоже изображенное, например "Untitled (Head)" Жан-Мишеля Баскья. Таким образом, как бы то ни было, мы видим, что даже работы с названием "без названия" вполне укладываются в представляемую гипотезу о демиургической триаде.