Предыдущая страница: http://www.proza.ru/2016/03/23/2150
Войдя в съезжую избу, Казимир-Козьма отряхнул тулуп от снега и небрежно сбросил его на руки подбежавшему человечку.
Оставшись в кафтане, он, не обращая внимания на притихших посетителей, прошел к столу и, столкнув со скамьи спящего за столом пьяного постояльца, присел на его место.
– Кто жаждет вкусно пить и есть, прошу тогды напротив сесть, – весело рявкнул ряженый в стрельца польский лазутчик, кинув на столешницу серебряный рубль, который, завертевшись волчком, привязал взоры всех обитателей.
– Чтой-то мягко стелешь, служивый. Коли ты прибор выслужил, так добер стал? А когды при пути был, поди, гордыня тя распирала? На простой народ благим оком и не вел?
– Не век же служить мне, мил человек, пора и на покой, непутячьим побыть по окончанию веку свово, – усмехнулся в ответ Козьма подошедшему к столу верзиле.
– В наши края, служивай, не за покоем, а за упокоем чаще приходють, – присаживаясь рядом, в ответ улыбнулся детина и протянул руку: – Мартыном меня кличут, а величают Мартином. Давно род наш тут. Дед мой саам из лоплян, мореходец потомственный. Отец тожа кочи водил по студеным морям, и я ихней стежкой пошел. Меня тут каждый знает.
– А меня Козьмой зови, – представлся Казимир.
– Ну, Козьма, так Козьма.
Мартын, рявкнув, помахал рукой подавальщику:
– Эй! Чайка! Ну-кась снесть тащи сюды, вишь, мил человек угощает! – И повернувшись к Козьме, продолжил беседу: – Куды, сердешный, путь держишь? Мож, чем подсобить тебе смогу? Тут редкость великая, когда аж цельный рубль на потчевание выставляют!
– На волок песчаный, к морю Мангазейскому, надобно по весне идтить моей боярыне. Мужа она ищет. Ушел три года тому из Тобольска и как в воду канул.
– Слухи поперед вас идут, Козьма. Слыхали мы, что дочь боярская к нам пробирается из остяцких краев. Но не думал, что такие у нее дерзкие планы.
– Чем же оне дерзки, Мартын? В чем тут соль, что мужа баба ищет? Обыденное дело вроде, – усмехнулся поляк.
– Дерзость сия, Козьма, в том, что боярыня твоя государева указа ослушаться вознамерилась.
– Чтой-то не слыхивал я таких указов, чтоб мужей искать воспрещалось, – схитрил Козьма. – Напротив, ведаю я, будто грамотой вас еще государь Борис жаловал на беспошлинное хождение морем студеным?
– Жаловал-то жаловал, да отменена грамота ужо сия. Ныне под страхом смерти заповедано нам ходить на Мангазею, а в особливости водить туды чужеземцев, как ты.
– Какой же я тобе чужеземец, Мартын? Спятил, что ли? Иль не зреешь по мне?
– Зрею, зрею, что ручки у тебя холеные, ноготки стрижены, заусенцы не зубами грызены. Поверь, глаз у поморов ой как наметан!
К столу подсели еще несколько людишек. Козьма с Мартыном прервали разговор.
– Налетай, халеи! Ныне пост не пост, коль выстав прост! – хлопнув мужичка-подонщика по плечу, рассмеялся помор.
Лишь под конец веселья Мартын шепнул лже-стрельцу на ухо:
– Когды пойдешь до избы, крути башкой на все четыре стороны. Доглядели тебя ужо лиходеи. Провожать тебя не пойду, я в разбойные дела не вмешиваюсь, а вот к боярыне твоей намедни зайду, ожидай. Если же, конечно, сегодня тебя в овраг не сбросят без шубы и кафтана.
– Не сбросят, буду начеку. Благодарствую тебе, Мартын, что упредил.
– Деньгой сверкать у нас в Холмогороде, а особливо в кабаках, тут опасно. Тут и тяти могут быть, или дьяка людишки, что подонщину тут для отвода глаз попивают да беседы подслушивают, – добавил мореход.
– А дьяку-то чем я не угодил?
– У тебя Годунов на монетке отчеканен, а это крамола, Козьма. Захарьевы повсеместно блюдут казну свою. Уж три лета как все деньги с ликом Бориса по высочайшему указу в казне меняны.
– Слыш, Мартын, а тебе какая печаль обо мне?
– Так готовь сани летом, а кочи зимой. Мореходы, как ямщики, загодя себе работу приглядывают. А ты ведь, как погляжу, не лыком шит. А значит, и для меня работенка на лето найдется.
Мартын ушел.
Козьма еще посидел четверть часа и тоже встал, похлопав по спине уже пьяного в стельку соседа:
– Пойду я, утомился с дороги. Гуляй, народ.
И народ гулял. Уже появился будто из-под земли гусляр с переломанными и криво сросшимися пальцами.
– Видать, поет былины неблагопристойные, – усмехнулся пан Казимир, вспомнив, как и сам отрубал кисти рук гуслярам на Запорожье.
А гусляр действительно затянул песню про разбойника Хлопка и его ватагу.
– Во лесу зеленом, во дубравушке,
Жил да был коренаст добрый молодец,
На царевых слуг руку поднявший,
За черной народ весьма страждущий…
Казимир постоял малость на крыльце, привыкая к темноте, поежился, приподнял воротник тулупа.
– Ну, коль про Хлопка поют, знамо, гилевщики, которые с Хлопком на Москву ходили, тут есть. Только вот как бы нашу лжебоярыню не признал кто из них. А может, и к лучшему, что заведет она дружбу с ворами да татями. Ворон ворону-то глаз не выклюет.
Казимир сегодня подал знак, запустив юлой по столешнице серебряный рубль с изображением государя Бориса. То был условный знак человеку пана Сапеги, который должен объявиться на днях. Ведь про щедрого стрельца-отставника молва завтра же пойдет гулять по городищу. Людей дьяка он не боялся, у него была охранная грамота от дьяка Тобольского о том, что человек он зело полезный и исполняет государственное дело важности особливой.
Шляхтич ступил во тьму и, легонько придерживаясь одной рукой за плетень, осторожно пошел в сторону постоялой избы.
– Ну што, касатик, пригорюнился? Скидавай-ка тулупчик по-хорошему, может, в исподнем и до хаты жив-здоров добежишь! – раздалось из темноты.
Впереди, слева и справа по проулкам, стояли громилы, держащие в руках кто рогатины, кто дубинки. Сквозь свист ветра Казимир почувствовал присутствие и позади его.
«Обложили, злыдни», – сжимая под полой тулупа рукоять сабли и взвешивая ситуацию, прикинул лях.
Рогатина уперлась ему меж лопаток.
– Не шали, не шали, служивый. Два удара – четыре дырки, и пикнуть не успеешь. Вот токмо тулупчик портить жалко. Скидавай-ка манатки, может, живым и отпустим.
***
Мамарка со снежным вихрем ввалился чуть ли не кубарем в убежище.
– Тебя иде нелегкая носит? Уж воды отошли! – заорал на друга Ваня. – Где повитуха?
– Тащу я ее! Тащу! – отозвался молодой шаман, действительно затаскивая маутом толстую бабу в ледяную пещеру.
В это время благим матом завопила Полина:
– Ой! Ой-е-ей!
И повитуха, скинув шаль и тулуп, оттолкнув Мамара и Ваню с князем, бросилась к роженице:
– Отвернитесь, бесстыдники, а то наружу выгоню!
А снаружи шалаша разыгравшаяся стихия заметала обоз. И горе тому, кто опрометчиво поленился соорудить убежище, рассчитывая просто отсидеться на санях. Несколько тягловых лошадей, отвязавшись с привязей, разбежались, исчезнув в белой круговерти.
А стая полярных волков, сопровождавшая в отдалении обоз до самой Кызым-реки, наоборот, сплотилась вокруг вожака. Пришел и на их долю праздник…
***
ХОЛМОГОРЫ. (НЫНЕ АРХАНГЕЛЬСК)
Козьма, отдышавшись, выдернул из плетня толстый ивовый прут, укоротил его окровавленной саблей.
Заблудиться в метели он не мог, так как тропинка шла между двух плетеных заборов прямо к постоялой избе.
Упершись на палку, он, морщась от боли, перешагнул через труп разбойника, небрежно отпнул по пути ногой руку другого поверженного татя.
– Пся крев! – выругался пан Казимир, чувствуя, как теплая кровь из-под шапки по шее ручейком стекает за ворот, – и ногу еще рогатиной пробили, свиньи! Кабы кровью не изойти до избы!..
Утром дьяку доложили, что найдено шесть убитых разбойных людей, на четверых из которых давно сыск объявлен. Но не это заинтересовало слугу государя. Все шесть были убиты боковым ударом сабли в шею. Снизу вверх, под жабру. А такими приемами сабельной рубки владели немногие, и в основном это были чужеземцы.
– Уложил, как цыплят беспомощных, а ведь злыдни с дубинами да с рогатинами были, вдобавок в тулупы да зипуны одеты. В темноте? По шее? Это же как рука поставлена должна быть? – удивился приказной дьяк.
***
– Сын у тебя, княже! Сын! – закричала повитуха, утирая новорожденного рушником и заворачивая его в приготовленные шкуры.
– Да еще и в рубашке родился! Хвала северному ветру Борею! – перестав стучать в бубен, улыбнулся Мамарка.
– Ну, знамо, Борисом, то бишь Борей, и наречем! – беря в руки сверток с кричащим младенцем, объявил воевода.
Продолжение: http://www.proza.ru/2016/07/22/856
*-Путь – должность. (не путевый, беспутный) Человек не при должности.
**-гилевщики – бунтовщики.
*-Холмогород - Архангельск.