Порхающая бабочка

Порхающая бабочка.
Эротические эссе.


Человек с термосом.

 «Глас-чат». Тут никогда не было много народа. Тут вообще не было народа. Народ этот вообще не считался желанным гостем у хозяина чата. Здесь бывали только избранные. По приглашению. Не было никого случайного. Никто не ругался матом. Все были милые. Во всяком случае все были милы друг с другом. Поле чата было оттенка старой бирюзы.
Днем так и вовсе это поле почти всегда пустовало. Лишь поздно вечером, когда по законам сказочного жанра на небе появлялись все медведицы, чат оживал и начинался неторопливый разговор ни о чем. О погоде, об ужине, о фильме, о стихах.
Меня сюда привел Муромец. Так он себя называл. Интернет, конечно, штука анонимная, но, когда долго общаешься, детали жизни попадают в бегущую строку экрана. Хотя. Иногда человек придумывает себе такого персонажа, так вживается в роль, что уже не может оторвать себя от маски, и только случай может определить кто же находится по ту сторону экрана. Но все по порядку.
Муромец был старый забулдыга, поклонник Раневской, цитировавший ее всегда и всюду, к месту и без всякого повода.
Нет, сначала-то он привел меня на форум Доренко. Там, после нескольких заметок меня забанили без права передачи. Не помню уж конкретику мессаг, но наверняка что-то по поводу текущего момента, потому что текущий момент всегда меня немного интересовал и волок некоторое время силой спускаемого потока.
Вообще, привычка банить- с позиции силы, с позиции всевластья – это пагубная привычка – совершенно неоправданна и вызывает удивление по всем параметрам. Более того. Забанивание без видимой причины напоминает драку профессионального боксера и маленькой девочки с косичками. К тому же это говорит о психическом здоровье – зачем открывать форум или чат – если ты банишь всех непонятно по какому поводу, уничтожая потенциальных собеседников?
К примеру, на форуме первого канала меня забанили в 2009 году до 2041года. Хорошо бы узнать кто из нас доживет. Помню шло обсуждение Евровидения в Москве. Я высказала сомнение по поводу звука спросив « а почему наше Евровидение идет под фанеру а не как обычно вживую?
Этого оказалось достаточно, чтобы стать аутсайдером для сообщества форумчан первого канала.
Ну что поделать, любопытная я.
Да все женщины любопытны.
Говорят, что 90 процентов мужчин остались бы девственниками если бы не женское любопытство. А если бы среди женщин было бы в порядке вещей делиться подробностями любовных похождений – то каждая вторая бы знала на что она идет. И что ее ждет.
К сожалению животные инстинкты преобладают, и зачастую внутривидовая ненависть к однополой особи побеждает. Да и имидж скромной целомудренной самки опять же еще никто не отменял.
Имидж во всем виноват.
Много раз меня банили на Рамблере во время «фабрики звезд 7». Но там было просто – делаешь новое имя, новый аватар и снова в деле. Аватаров у меня было полно. Считаю и своей заслугой что «фабрики звезд» больше не существует. Мы дружно там обсмеяли саму идею музыкальной передачи без музыки и музыкантов. И до подрастающего поколения наконец дошло, что не стоит ради пяти минут славы становиться посмешищем для интернет толпы.
Меня банили на историческом форуме и на масонском. Банили на форуме альтернативной истории и форуме археологов.
Меня закрывали на Прозе.ру, или просто убирали статьи.
Мы тонем в словах, и при этом однако так чувствительны к чужому мнению.
А сколько раз меня банили на «Спрашивалке». Ах это забавное время розовых грез и мечтаний. Спросили –я ответила – почему бан?
Может у меня имидж не тот?
В «Глас чате» меня никто не банил. В то время меня интересовала Атлантида, я обсуждала ее везде и всюду и загадки возникновения блондинов поглощали меня с головы до ног.
Саба. Он был главный, он был в авторитете. Он был пахан. Он был паханом в авторитете. Он многое знал, много говорил, часто объявлял перекур. Он был солиден. Я представляла его себе старушкой. Не знаю почему… Часто его реплики расплывались, буквы путались, либо он хотел спать, либо принял снотворного коньяка. Он много подсказал мне в моих изысканиях –я действительно благодарна ему за это.
И вдруг однажды, на мою реплику – «никто меня не любит, кроме моей собаки», он возразил.
- А я! А как же я! Я же тебя люблю…Я плакал весь вчерашний вечер…
Это было так неожиданно, так странно…
Это было так не в тему…эти слова от человека, которого ни разу не видела…даже фотографии… Ни разу не встречались… Вообще ни разу не говорили о любви. Ни разу не говорили о чувствах.
В чате есть ники.
- Саба, а ты кто? Я думала – ты женщина.
Я правда лукавила. Я была уверена, что он – женщина - настолько асексуальные были наши разговоры. Впрочем, так казалось мне одной.
- Саба, а какой ты?
- Я седой.
- А глаза?
- Белые…
- Саба, а сколько тебе лет?
- 78.
- Саба, ладно, я займусь собой, запишусь в спортзал и бассейн и весной встретимся.
И после этих слов чат сломался. Там поселились боты, спам, нагромождения лишних ников и слов. Чат исчез, как место для разговоров. Все поле было занято абракадаброй, несвязным текстом, набором цитат, списками каких-то имен.
Может это была азбука Морзе? Как в той песне – «распознай мои сигналы эс-о эс».
Я не понимала ничего, лишь недоумевала, а на фик в любви объясняться, чтобы пропасть? Нет, я пыталась распознать. Честно!
Я стала ходить в бассейн, возобновила тренировки. Комплекс золушки, которой нужно быть достойной принца вдруг всплыл из моего подсознания.
Черт его знает кто любит. Но не каждый же день вам объясняются в любви незнакомцы. Хотя и это было. Однажды в Барселоне передо мной упал на колени немец и сказал, что любит меня. Может он был пьян. Солнечный день, теплый ветер, сверкание моря располагает к экзистенциальной экстравагантности.
Я брала термос, купальник, полотенца, шапочку. Термос и полотенце я оставляла прямо на скамье у бассейна, чтобы во время перерыва сделать пару глотков горячего чая. И вот, плыву я как-то раз, плыву, поворачиваюсь, а он – сидит! Мало того, что сидит на моей скамье – спокойненько открыл мой термос и наливает из него, как будто то там в моем термосе термосовый бар – открытый для всех и каждого, севшего на эту скамейку!
Я остановилась и погрозила ему пальчиком. Он удивленно уставился на меня и продолжил это злое дело по выдавливанию моего ароматного чая из моего домашнего термоса.
Это вывело меня из себя и повело на берег, я шла по дну бассейна и грозила ему пальцем, не спуская с него грозного взгляда.
Человек сгорбился. И тут я увидела. Я увидела, что ошибалась. Он пил не мой чай. В руках у него был не мой термос. Мой стоял преспокойненько рядом с ним и был закрыт, как я его и оставила. А у него в руках был двойник моего термоса. И к этому двойнику прибавлялась еще и баночка с вареньем.
Я как подрезанная на взлете – остановилась. Я остановилась резко и по воде пошли волны.
Я все еще смотрела на него. Он все так же испуганно и удивленно смотрел на меня.
Осознав свою ошибку, я развернулась и пошла в другую сторону. Представляю, какое лицо у него было у меня за спиной.
Однажды появившись с клоном моего термоса, он уже не отступал. Четко установив наблюдения с побережья, он никогда не плавал. Он никогда не заходил в бассейн в плавках. Он вообще был не в плавках. Он всегда был в белом махровом халате. Всегда с баночкой варенья, всегда в компании мужчин.
Он суетливо разговаривал, иногда махая руками, иногда торопливо поглощая джем.
Он всегда садился на ту скамью, где я оставила свои полотенца и термос. Он следил за мной. Он наблюдал как тренер. Он наблюдал как шпион. Он наблюдал как врач, которому поручили вести медицинскую карту моего самочувствия.
Один словом я приобрела тренера, который следил. Врача, который следил. Шпиона, который следил. Но вся эта группа лиц никогда не докладывала мне о результатах своего наблюдения.
И наблюдал не он один. С ним приходили молодые и не очень люди. Но больше было молодежи, по виду студенты. Они садились перед ним на корточки и что-то упорно рассказывали, он кивал и улыбался.
Горбатый.
Не то чтобы это был горб.
И не то чтобы он горбился.
Это был дефект внутриутробного развития. Да, это реально. Вогнутая грудная клетка. То есть это и не горб, и в то же время невозможность выпрямиться до конца, даже если он начнет заниматься гимнастикой олимпийского порядка.
Обычно, он вставал со скамьи и наклоняясь вперед, как будто вес его собственного термоса не давал ему принять вертикальное положение, уходил, оглядываясь на меня. Уходил вместе со всеми, или уже один.
И однажды мысль в виде обычной молнии пронзила мои мозги. Даже, я бы сказала, как НЛО.
- Саба?- смело обратилась я к нему в один из вечеров. Я стояла у своего термоса, наливала себе чай, он сидел передо мной на скамье и поглаживал голову рукой. Ногти были аккуратно подстрижены. Это я заметила сразу. Так же, как и на ногах.
Я уверенно назвала горбуна знакомым чатовским ником и надеялась, что у него нет оружия под банным халатом.
 - Ну да, - ответил человек с термосом. Он откинулся и прислонился головой к стенке. Поднял руку и провел ладонью по черепу.
 - Ты разве седой?
- Лысый, ну да, лысый я…
Блестящая после бани макушка, седая короткая бородка, почти щетина. контрастировала с небольшой бородкой. Длинный, изогнутый утиный нос смешно нависал над испачканной сладостью верхней губой.
- Саба, а сколько же тебе лет?
Издалека, из воды он действительно был похож на старика 78 лет. Но вблизи возраст уменьшался.
- 56.
- А зачем ты пришел в бассейн, за мной подглядывать?
Я вдруг вспомнила, что стою перед потенциальным кавалером раздетая, мокрая, непричесанная, с мокрыми прилипшими волосами, в белом спортивном купальнике, сквозь который видно все.
- Да нет же, - он еще больше вжался в стену и прикрыл глаза пальцами.
- И как же зовут Сабу? – видя его испуг от моего вторжения в его интимную термосовую жизнь я перешла на язык воспитательницы детского садика.
- Сережа,-  тихо ответил он.
Глаза были выцветшие голубые, практически белые. Он был похож одновременно на Гитлера и Ленина. Вблизи на Гитлера, а издалека на Ильича.
Казалось вжаться в стенку было уже невозможно. Однако он умудрился сымитировать и это – иллюзия что лишь одно лицо находится на поверхности стены и уже это не 3D объект, а фреска древнего Рафаэля, который неярко, осторожно, в пастельных тонах чуть, намёком дал черты вечернего Анонима.
Испугавшись, что своей догадкой сотру его реальность совсем, я отошла.
Уже внизу, после бассейна, надевая шубу, я заметила его на кресле. Играла музыка. Он притоптывал ногой незамысловатому шлягеру в такт. Голубая байковая куртка с джинсами выглядели странно, но делали его моложе. Голубая байковая куртка. Он явно сидел и ждал. Он был один. Он был одет.
- А почему ты сам не плаваешь?
- Я боюсь воды!
- Это фобии? Ты прям как Гитлер.
- Да нет, студенты зовут меня Ильичом.
Я прищурилась.
- Тогда, может быть, в кино-кафе сходим? Поболтаем вживую?
 - Нет, никогда, - его руки затряслись, взгляд белых глаз ушел под веки, потом зрачки вернулись, незряче уставившись в невидимую мне точку.
Он встал, сгорбившись, и испуганно оглядываясь на меня, пошел к выходу.
Вечером я зашла в чат. Он был там.
- Сереж, а чего приходил-то? Столько времени сидел в бассейне? Зачем?
- Я не обещал тебе секса.
О боже! Женщин он тоже боится, подумала я и перестала ходить в бассейн.
Саба, с голубыми глазами…С бело- голубыми глазами…С таким носом…С таким носом трудно смешиваться с кем-то… «Я себя не на помойке нашел» - это рефрен его чатовских излияний. Ещё бы…Такой нос… А когда с ним заговаривала женщина, дыхание у него перехватывало, и он отвечал шепотом. Как женщина. Почти шепотом.
Его называли – человек-кремень.
Он не менял своих решений.
Он их не принимал.
Он просто плыл по течению.
«Фатализьм – это наше всё!», - тоже из его любимых.



Голубые креветки, или благородные доны.

Эх, саба, саба. Что значит саба? Откуда ник?
Паутина инета – как она формируется?
Кто те люди, что сидят на сайтах и форумах, пишут блоги и распространяют правдивую инфу. В кавычках.
Тролли.
Интернетовские тролли - это тема.
Сейчас уже ни для кого не секрет их стиль, их манера письма, их варианты разговора.
Не секрет и их цели.
Цензура инета? В значительной степени это и есть система троллей.
Трудно ли затроллить обычного человека на просторах инета? Да пара пустяков. Ники множатся, раскладываются, отпочковываются и вас уже обсмеивают – и это толпа…
Только что он был один. Но вот уже зовет на помощь другого.
Им не важно, о чем разговор – им важно, чтобы человек замолчал. Приемы отработаны. Они прозрачны.
Паутина троллей опутала виртуальное пространство как шпионская сеть вражеской разведки ближайшего окружения Джеймса Бонда.
Внутренности паука. Вы их видели?
Саба – админ всея Руси, один из начальников этих троллей. Он преподает им даже науку- заглушку слов обычных пользователей инета. Раньше я не понимала, думала саба выпил коньяка перед сном. Но он часто повторял – «я бог - мне даже трахать никого не надо –я скажу- и всё будет сделано».
Кому они служат?
Наверное, их жизнь значительно интереснее, чем кажется первоначально. Ведь они служат отчеству. Пишут Лукоморье. Сочиняют новости и форумы.
Интересно они делают это ради денег или ради призвания? Ради бабла или ради Искусства?
 Паранойя.
Паранойя- это когда что? Это когда ранним утром, часов в 6 ты включаешь ноут и начинаешь шерстить блоги. Обычно у него на столе не один комп, а шесть. Хорошее совпадение – шесть компьютеров и шесть часов утра.
Отличное начало дня.
Блоги настоящие - что там пишут?
Известные блогеры. Все ли они просто люди? Или это люди на службе. Кому они служат? Истине?
Что мы можем выбрать? Истину или Ложь? А есть ли у нас подобный выбор? Может мы все время мечемся между одной ложью и другой?
Между ложью и ложью. Были ли американцы на Луне?
Если частичка истины просачивается – блог или сайт, или текст – сразу уходит в небытие.
Я снова пришла к сабе в чат.
- Ну раз ты не хочешь со мной встречаться, - я буду встречаться со всем в твоем чате. Мне нужен секс. Обещаю секс на первом свидании.
Мне не было жалко комиссарского тела. Возраст и его осознание делало имидж ненужной игрушкой, к тому же еще и сломанной
Первый ждал меня у метро.
Карлик. 155 см.
Я была на каблуках. Не в лабутенах, но на шпильках.
Он с ненавистью посмотрел на меня.
Его звали Саша.
Выглядел подростком. Строение подростка. Голова маленькая. Очки.
Я не стала спрашивать зачем он врал мне про рост, я бы надела кроссовки.
Каждое слово давалось ему с трудом. Он говорил что-то о больной спине, о приступах боли. Что надеется, что сегодня боли не будет. Он буквально шипел от злобы.
- Саша, ты столько лет сидел со мной в чате.
- Ну и что?
- Откуда злость? Нет, это злоба.
Квартира была маленькой. Крохотной. Как клетка для моли. Можно было только войти и уже не повернуться. Казалось, вся она просматривается из одной точки. Или это была точка зрения?
Первый этаж.
Темно от уличных деревьев и кустов. Его комната – диван и стол с компьютером.
Все окно заставлено громадными горшками с пальмами, и домашними растениями. Пол у окна тоже весь в емкостях питания растений.
- Удобно ночью - не надо бежать до туалета.
- Это мама.
Ему не терпелось. Он сразу стал меня раздевать. Молча. Я сняла с него очки. Огромный член не вязался с его маленькой головой. Я взяла его за уши, голова казалась высушенным трофеем индейцев.
- Надеюсь, сегодня не будет болеть спина, - еще раз повторил он и полулег на разложенном диване. Поверх одеяла. Бельё в цветочек, исстиранный почти до прозрачности ситец.
Прямо на нас смотрела камера компьютера.
Я не знала, как его трогать, чтобы не сломать.
Его член казался продолжением его туловища.
- Что это за трусы? «Прощай молодость»?- недовольно буркнул он.
Обычные чёрные непрозрачные трусики.
- А надо было кружево? Или «здравствуй старость»?- усмехнулась я.
Он лег на меня, я ввела часть его в себя. Он сразу же остановился.
- Я слишком перевозбудился.
- И что?
- Сейчас.
Я закрыла глаза. Чтобы не видеть носителя. Всё-таки это ужасно, секс на первом свидании. Пусть даже ты трепалась с этим носителем пять лет в чате. Трёп – одно, секс - другое. Мне было неловко. А этому было всё равно, он, знай себе, останавливался и останавливался. Я погладила его по спине, открыла глаза, хотела поймать губы. Странно, лица я не увидела. Надо мной была шея. Лишь одна шея… Или же это было тело? Вот ведь…Незадача…Я поцеловала его. Вроде маленький парень, а шею так вытянул, что голова оказалась где-то у меня в волосах. Я сделала резкое движение бедрами навстречу его телу. Он кончил. Это был сильный приём- его никто не выдерживал… Всё закончилось. Наконец-то.
Старый, старый способ увидеть врага – приём Юдифи. Разве они – эти чатовские собеседники, были врагами? Для меня – нет. Но почему-то я была для них олицетворением врага. Почему? Настоящая, живая, без маски, такая, какая есть. Я не была персонажем. Я была лишь частью реальности, с которой они вели войну. Без легенды и нагромождений фальши.
Вот. значит, кто столько лет разговаривал со мной. Почему столько злобы.
Я лежала и чувствовала, как его сперма течет в меня.
- Вставай скорее, сейчас всё запачкаешь.
Он тащил меня за руку.
- Что запачкаю?
- Одеяло.
- Да чем я могу запачкать твое одеяло?
- Сперма же из тебя вытекает.
- Это же не грязь.
Спорить было бесполезно. Он был на грани нервного срыва. Сразу видно было, что стирать он не умел.
Крохотная ванна, дверь открыта, полотенца свисали сверху.
- А вытираться чем?
Новое чистое он мне не принёс.
- Как ты можешь тут жить и работать?
Этот вопрос все же вырвался у меня.
- Мне нравится, что я могу складывать слова, мне нравится, что я хорошо пишу, что у меня получается писать. Мне нравится эта работа.
- Троллить?
- Не грузчиком же мне идти.
- А что писать – уже не важно?
- Сейчас родители придут.
- Это что значит?
- Уходим.
Я молча одевалась. Он уже был одет. Вышли.
- Ты знаешь, я помню дорогу к метро.
- Нет, я провожу.
Он перешагнул через штакетник газона. Шёл впереди, не оглядывался. Шпильки без восторга восприняли отсутствие асфальта.
 - Впрочем, - он сделал еще пару шагов.
- Да, да, я найду дорогу.
- Вот видишь, большое здание, до него дойдёшь, там шоссе- повернёшь направо- дойдёшь до метро.
- Конечно.
Он старался не смотреть на меня. Я оглядывала его исподтишка. Злоба осталась во всём его облике, в глазах, в движениях.
Он резко развернулся и зашагал к подъезду, мы как раз шли у его окон. Можно было рассмотреть сквозь штору оставшуюся чистой кровать.
Я вздохнула. Идти с ним было пыткой. Говорить он мог только в чате. Множество… множество…составное множество. Объединённое тролличьей работой. Тролли инета собирались вечерком, чтобы поговорить со мной и друг с другом.
Теперь я увижу их всех, разложу по словечкам и выражениям, увижу их голыми и в постели, потому что только так я могла выманить их из тени экранов, из-за ширм ников. Заканчивался этап моей жизни. Жизни, которую я провела в паутине виртуальности и лжи…
Навстречу мне попались его родители. Странно, но я узнала их. Они держались за руку и чувствовалось очень торопились.
 Через две недели он попросил меня выслать фото моей вагины.

Муромец.

Он возник внезапно, на просеке. Маршрут моей обычной пробежки стал для него местом охоты. Он стоял чуть в стороне от тропинки, и упорно смотрел себе под ноги.
- Физкульт-привет!- крикнул он мне.
И побежал рядом.
-Побежим вместе?
Он пристроился рядом, усердно подравниваясь под мой темп, тем более, что это было явно ему не сложно.
Отчего я знала, что этот человек – один из чата, из троллей, один из множества сабовских персонажей? Не могу объяснить…Это знание было скорее трансцендентальной апперцепцией, чем результатом опыта и анализом фактов, сформировано под воздействием априорных форм созерцания пространства и времени и не подтверждалось ни одним прощупываемым, осязаемым, материальным доказательством.
Канцелинг, канцелинг – всё указывало, что срок пришел – и судно вошло в гавань, как и должно было быть.
- Почему не разговариваешь? Надо разговаривать, когда бежишь. Тогда дыхание лучше будет выравниваться.
Он был спортсмен. Мускулистые ноги, накаченные руки. Оттопыренная попа. Акцент выдавал в нем уроженца гор. Да и по виду он был оккупантом из бывших советских республик.
- Вы откуда?
- Из Дагестана.
Платок был по байкеровски повязан над ушами. Красный с надписью – «Адидас».
- Это для имиджа, - ответил он на мой удивленный взгляд.
Но надпись известной фирмы на платке не делала его белым. Русским. Голос его, громкий, тоже как-то не очень цивильно резал пространство.
- Ну, разговаривай же, тебе легче станет дышать.
Синие трикотажные шорты , обтягивали спортивный зад. Накаченный и вполне мышечный.
Майка…О, майка…Почему-то вспомнилась даже песня «Ямаааакаааа. Ямайкааа… небо голубое не насмотрится на море голубое…»
Такой эксклюзив в последний раз я видела в 97 году на одном английском парне, что таскал ее со времён своего пребывания в Индии. Это было оранжевое. Когда-то видимо…Сейчас пот проел ткань, и майка чудом держалась на его плечах, облепляя мокрые участки тела кружевом истлевшей ткани.
Я рассмеялась.
- Ты неправильно бежишь, - он не отреагировал на мой выпад.- Ты должна не делать остановок, а просто замедлять бег, пусть совсем медленно, но бежать, чем часть пути идти.
- Я не иду, а делаю упражнения, - его упорство в попытках стать моим тренером меня вдруг взбесило.
Я остановилась, посмотрела на него в упор. А он был довольно красив. Большой нос, глаза хитрые, как у лиса.
Шорты, майка, накаченные бицепсы, косынка на голове, борода, - все складывалось в общую картину, представляющую балаганного циркача.
Да это же Муромец, вдруг озарило меня. И как будто подтверждая мою догадку он согнул руку в локте и показал свою бицуху в полной красе.
- А тебе сколько лет?
- 59.
Мы бежали вдоль просеки. Солнце уже нещадно палило. Не спасала даже тень от кустарника и деревьев.
- Может по лесу?
- Ну, уж нет. Я бегала тут 20 лет. Вдоль дач. Мне интересно рассматривать чужие участки и сады.
- Да что тут интересного?
- Вот смотри, какой забор. Кованый! Ты знаешь, сколько этот забор стоит? Это не какая-то ковка ширпотреба, это индивидуальная художественная ковка. Спец заказ, авторская работа.
- Ну и что?
- Разве у тебя нет когнитивного диссонанса, глядя на этот забор?
- Нет, а что красивый забор. Пики, змеи, розы. Лестница с аистом.
- Ты считаешь, можно выжить в отдельно взятой стране? Построить коммунизм и не верить в перманентную революцию?
Я чувствовала что меня понесло. Но, кстати, ничуть не удивилась, что ажурный дагестанец вполне понимает о чем я говорю.
- Мы же живем?
- Кто мы? Ты разве не в Москве живешь?
- В Москве. Но в отпуск поеду к сестрам в Дагестан.
- Да что там делать в Дагестане?
- Там у них дома. Огромные. Со стеклянными верандами.
- Да лучше жить здесь в халупе. Чем во дворце на линии  войны.
- Каждый думает, что это его не коснётся..
Я снова посмотрела на дага. Он заметил мой взгляд и остановился.
- Подожди, сниму майку. Помоги мне.
Действительно, снять самостоятельно ажурный экземпляр майки от модельера по имени время, он не мог. Я осторожно подобрала концы и потянула по спине вверх этот кусок ткани. Он ловко подхватил её и стал отжимать - ручьи потекли с мокрой ветоши.
- Это жиииир, - он смешно тянул букву и, заменяя «ы» на множественное «и».- Видишь это жииир…сколько жира…
- Надеюсь, ты кинешь эту майку прямо тут?
- Нет, ты что, она мне очень дорога, как память…
Он побежал рядом, неся майку в руках. Его отформатированные мышцы ещё более выгодно смотрелись на покрытом загаром обнаженном теле. Да, он был красив.
- Заборы это не показатель.
- Показатель чего?
- Не показатель разума.
- Но, согласись, неадекватность затрат пугает.
- Почему неадекватность? Он хотел красоту - он создал ее и живет теперь внутри.
- Внутри помойки?
- Почему помойки?
- Вокруг сплошная помойка, он заплатил за этот эксклюзив бешенные бабки и думает, что помойка исчезла…да это низший вид солипсизма, мой дорогой, или же телеология.
- При чем здесь телеология?
- При том, что нельзя считать каждое действие дурака заранее согласованным и целесообразным.
- Но ведь красиво же.
- Да, красиво. А кругом помойка. А рядом твои же, между прочим, соплеменники живут на койках с клопами и тараканами, немытые и голодные.
- Тебе их жаль?
- А тебе?
- Да пусть работают. Тюбетейки никогда не кончатся…
- Ты хочешь сказать, что мы покроемся мечетями как старушка Европа?
- Сама бежишь почти голая, а нападаешь на красивый забор, который никому не мешает…Ещё и загораешь голая, пугая соседей.
- Я не голая, раз, во вторых – нельзя стесняться своего тела, это последнее, что можно себе позволить. И третье, ты мусульманин, и вряд ли привык разговаривать с женщиной.
- Да при мне моя невестка и пикнуть боится.
- Вот!
- Что - вот?
- Ты капотировал.
- А зачем ты бегаешь? Похудеть хочешь?- он решил сменить тему.
- Может быть, не знаю. Но сам процесс тоже очень приятен.
- А разве ради дела - ты не смогла бы похудеть?
Мне стало смешно.
- Нет такого дела - похудеть.
- Да это легко- просто не есть на ночь.
- Не важно, я худела и толстела, и это не проблема, просто не вижу смысла сейчас в изменениях.
- Зачем же тогда?
- Сам же бегаешь..
- Да я могу бегать целый день, до эйфории.
- Вот видишь, приятно же. Ты выходишь на беговую дорожку, где бы она не проходила, тут ли, по просеке, в городе - по улицам, включаешь наушники, и мир исчезает… Только ты, твое тело, твои мышцы и музыка в ушах…Ритм, танец, - это же удовольствие…
- А ради любви?
- А любовь - это дело?
- Но ведь ради любви…
- А меня никто не любит…
- А я, а как же я, - он обхватил меня за плечи и обнял так сильно, что казалось, кости хрустнут. Поцеловал в щеку. Все это произошло на бегу.
Просека заканчивалась. Мне пора было сворачивать в лес, чтобы дойти до дома и принять душ.
- Что ж, - обернулась я к нему. Мне было безумно приятно побегать с вами. Может, завтра снова пробежимся вместе?
- Да, встретимся у старой мечети.
Я растеряно оглянулась.
- А где тут старая мечеть?
- Как где? Вот тут, у начала леса.
Я обняла его и чмокнула в щеку. Свернула на дорожку вдоль оврага. Тут бежать было уже нельзя. Кочки и трава.
Я шла медленно. Музыка все еще звучала в наушниках.
- Смотри, что я нашел, вдруг из кустов вынырнул мой дагестанец.
- Что?
Лес только начался, и опушка не скрывала дачных домиков рядом.
- Тут турникет. Хочешь подтянуться?
- Вряд ли он действующий.
Зная наших соседей, я не помнила, что бы кто-то из них подтягивался и вообще спортсменстовал в этом лесу.
- У нас тут очень хилые спортсмены. Буквально - умирающие на бегу.
- Да брось ты свои оксюмороны.
Он показал мне на горизонтальную железную трубу, прибитую к двум соснам.
- Да это ландштурм какой-то, думаю - лучше эту штуку не трогать.
Мои слова прозвучали уже поздно. Спортсмен схватился за железяку и попытался подтянуться. Ржавое содержимое креплений не выдержало и вывернулось из живой плоти сосен, выплюнув заодно и перекладину желаний дагестанца.
- Ну, вот видишь, я же тебя предупреждала, ты слишком суетишься. Лезешь вперед батьки, ничего не проверяешь, хватаешь сразу все, что видишь, и от этого ломаешь себе все подряд.
- Откуда ты знаешь?
- А это что?
 Я провела по его плечу. Там была трансформирована мышца.
- А это да. Я мышцу порвал.
- А это?
Кончиками пальцев я дотронулась до его нижнего левого ребра. Оно неровно выпирало.
- Только не говори, что ты отдал его на создание бабы.
- Да, сломал. По случаю.
- Клейстогамией занимался?
- Нерелевантно… Давай я просто подниму тебя, и ты сможешь вытянуть позвоночник. Спина пройдет.
- Откуда ты знаешь?- мой черед был задать этот вопрос. Значит это Мурка, мелькнуло у меня в голове.
Мгновенно он подхватил меня сзади, поднял. Сдавив мне плечи и грудь. Не знаю, что именно он лечил, но сильное объятие меня возбудило.
Он поставил меня на землю, я повернулась к нему и обняла за шею. Уткнувшись ему в ухо, стала целовать мочку, потом под ней, не решаясь поднять на него глаза и посмотреть ему в лицо. Я целовала его теплую шею и водила по ней языком и губами, засасывала его кожу и нежно теребила её зубами. Наконец, он сам нагнулся к моему лицу и перехватил мои губы своими.
Его я зык был горячим. Нежным, трепетным. Губы подвижны и сухи. Он - то входил в мой рот языком, то гладил им губы, то встречался с моим языком, то уходил от него. Он трепетал, - его язык. Он был ласков и подвижен.
- Познакомься с ним, - вдруг пробормотал он, оторвавшись от моих губ.
Он потянул мою руку вниз. Мои пальцы оказалась на его члене. Его спортивные штаны не могли уже его скрыть. Ладонь наткнулась на железо. Член стоял, и стоял без всяких сомнений, он требовал, вопил, орал о своих потребностях.
Голова закружилась. Желание передавалось. Моя рука скользнула ему в трусы, чтобы ощутить это в теплом варианте. Без лишних тканей.
Горячий, даже очень.
Стоять я уже не могла. Идти куда-то или возвращаться к нему – тоже. Отпустить и оторваться от теплого, живого, жаждущего тела – даже в голову не приходило.
Я медленно стала опускаться прямо на землю, на траву.
- Давай же, - только и смогла прошептать я,- давай. Ну давай…
- Давай хоть с тропинки отойдем.
- Какой тропинки? Давай же, что ты, давай…
Я тянула его вниз, на траву. Стягивая с него шорты и трусы…
- Ну хоть немного, тут могут пойти.
- Кто? Тут не ходят, давай же…
Немного приподняв меня, он тянул меня куда-то в строну.
Я сделала несколько шагов. Сняла с себя спортивную куртку и кинула на землю.
Он вошел сразу. Я обхватила его коленками…
- Утром позвонишь? Пойдем бегать?
- Зачем? Просто приходи в 9 часов…
Когда я встала, земля качалась под моими ногами, как палуба корабля…



Капитан Немо.

- А где мы встретимся?
- Пойдем в гостиницу.
- А что за гостиница?
- Почасовые номера.
Мобильник зазвонил вместе с сигналом железнодорожного переезда. Я не сразу поняла, почему у звонка есть эхо.
- Солнышко, я уже на месте, а ты далеко?
Голос был приторный и нарочито ласковый.
- Но ведь ещё нет назначенного времени… Ты пришел раньше.
- Да, я уже на месте.
- А я в пути.
- А ты далеко?
- Буду, как обещала. Пришел раньше – значит ждёшь.
- А долго ждать?
- Ты можешь пойти мне навстречу.
- А куда?
И вот он - момент истины! Мимо помойки, между забором палисадника и группой дворников возле контейнеров с мусором, шел мужчина лет 47. Голубые глаза его были так откровенно усталы и настолько ничего не выражали, что, казалось, лишь небо светится сквозь дырочки в черепе. Голубая рубашка чётко свидетельствовала о том, что хозяин не забывал о цвете своих глаз. Седые волосы были коротко подстрижены. Седые волосы…Огромные уши. Худой. Нос, уплотняющийся к кончику, губы, сужающиеся к уголкам в ниточку. Ниточка…ниточка губ…
Он улыбался. Но улыбка выглядела дипломатичной и дежурной.
- Солнышко, вот мы и встретились.
Он обнял меня и поцеловал в губы.
Его всего ломало. Хрупкая фигура казалась соединенной шарнирами. Голова то наклонялась вбок, то вперед, выражение лица калейдоскопично менялось, подергивалось, как сломанная шарманка, с заевшей старой пластинкой.
Продолжая улыбаться, он взял меня за руку. Глаза, не меняя содержания, жеманно щурились.
Он был настолько нелеп, что я не знала, что сказать в качестве приветствия.
Седой.
Он был рад меня видеть?
Рад ли? Или это был выход по разнарядке?
Саба – не он ли командовал выходом своих марионеток?
У капитата Немо было явно женское тело.
Женское или женственное. Широкие бедра, узкая талия и грудная клетка. Абсолютно женственная фигура, в сочетании с нелепой щетиной и торчащими из шеи волосами…
Казалось, тело не выдерживало тяжести головы - настолько оно было слабо…И даже нет, не слабо, а как-то вяло…Оно подергивалось…
Как будто что-то резиновое и бесформенное наполнили желе и вот этот сосуд пустили на волю и теперь все это колышется, не зная какую именно форму принять и куда двигаться.
А глаза…Глаза были похожи на бокал мартини с плавающей там оливкой.
Я вспомнила глаза сабы в бассейне, с баночкой джема и термосом.
Глаза трупа, глядящего в пустоту.
Глаза зомби, пустые, смотрящие в никуда…
Пустота, высматривающая пустоту. Клиринговая работа, перекачка лжи, из пустого в порожнее.
Клиринг. Не путать с климаксом и кунилингусом.
Клиентела. Да, всё это было похоже на высылку рабов в стан противника. Лысый всё слал и слал мне своих людей, не испытывавших ни желания, ни радости видеть меня. Или иметь меня.
Клейноды. Знаки отличия и символы их званий отсутствовали. Хотя всё это были люди на службе.
Клеймс. Требования свои я не предъявляла лысому - пусть шлёт всех подряд. Ведь это была информация – он выдавал свою команду с головой…вернее с головками…
Клефы. Да, именно так я себя и ощутила, вдруг увидев это нелепое создание, идущее мне навстречу.
Клиницист. И ещё клиницистом…да да, именно клиницистом…
Клоака… в клоаке…
Клирик высылал мне службистов своего клироса, чередуясь по клиру…
Клинокефалии – они стали появляться передо мной, одна за другой, а всадником был всё тот же лысый в белом банном халате…
- Солнышко, я хочу, чтобы это стало нашим местом, - пробормотал он мне на ухо перед входом в номера.
- Нашим?
- Ну конечно…я хочу тебя надолго.
Он не вызывал желания…
Более того, при, казалось бы, правильных чертах лица, впечатление стремительно синусоидировалось к отвращению…
До бесконечной его величины.
Тусклые глаза.
Водянистые и тусклые.
Но дело было не тусклости, а лицемерности и фальшивости впечатления, которое он производил.
Он старался изобразить радость и внимание.
Но высматривалась лишь скука и абсолютная индифферентность ко всему.
Службист…
Не знала, что в спецотделах они должны делать всё…
Проститутки на службе…
Ложь в словах и действиях.
Докатились и до тела…
Продавать мозги…
Боже мой! Лгать и троллить - разве для этого нужен мозг?
Мы байкеры - гордо хвастались ребята в чате. Мы рассказываем байки для охлоса.
Разведка от слова развести. Развести на информацию. Развести на эмоции. Развести на бабло. Развести на действие.
- И много ли вам платят?
- Не хило. Нехилые бабки для нехилой работы…
Он сразу разделся. Голым он не стал выглядеть мужественнее. Худоба не уменьшала широкого таза и не увеличивала узких плеч. Было так странно, как будто передо мной девушка с бородой.
Хотя, собственно бороды-то и не было. Был гладко выбритый лобок.
И голый он все так же натянуто улыбался. Он встал на колени у меня между ног. Я с интересом за ним наблюдала. Что он собирается делать? О боже…Движения его были так сумбурны и рваны. Кончив, он завалился довольный рядом на подушки. Сколько прошло времени с тех пор как мы разделись? Минут 5?
- Одеваемся - уходим? – я приподнялась, он блаженно закинул руки за голову.
- Ты что, торопишься?
- А что, ты восстанавливаешься?
- Нет, я... ах в этом плане… нет…
- Тогда мыться?
Он пришел в душ и встал рядом под струю воды. Я дотронулась до его члена, погладила и намылила его. Женский таз, женская фигура, женское кокетство,- подумалось мне.
- Что, - улыбнулся он, - понравился мой мальчик?
- Ну ещё бы.
Я вышла из номера, он медленно шел следом.
- Как, уже уходите, - крикнул вслед портье и рассмеялся.
Тролли должны быть разные, тупые, весёлые, классные, главное,- их служба и опасна и трудна и на первый взгляд как будто не видна… Ан нет- инет полностью отформатирован и реальности, истины не просочится к быдлу, что верит всему, говорящемуся от имени власти с агрессивным напором в интонациях.
Главное в нашем деле что? Вовремя задать сакраментальный вопрос – а откуда у вас эта информация? Вы что, лично там были? Вы что, - не знаете? Так откройте гугл, откройте википедию, прочтите в новостях…
И пришли байкеры к власти… и рассказывают нам байки…
 Унылая работа - троллить живое слово, выметать все, что не вяжется с психикой своего начальника…
Унылая работа - унылые люди…


Аутист.

Его фотография исчезла сразу. Я сохранила ее на рабочем столе компьютера. На следующий день она исчезла. Она исчезла сразу, как я ее сохранила.
Помните, старые байки о заговоре кота и бутерброда? Что масоны правят миром через путиных и прочих подставных лиц?
Так вот. Всё это было неправдой. Сталин был сталиным, путин был тем, кем он был- верхушкой клана, пришедшего к власти.
Я шла на свидание впопыхах и в непонятках. Проблемой стала вдруг начавшаяся менструация.
Как же мне быть? Договаривались о встрече в чате. Номера мобильника я его не знала, позвонить не могла. Могла тупо не прийти, и ждать, когда он позвонит от места встречи, чтобы узнать, что случилось.
А могла…
Да, могла и так…Подойти и всё рассказать.
Посмотреть его реакцию. Вдруг – он не боится. Вдруг он окажется смелым парнем…
Я ехала с дачи на встречу, когда поняла, что началось. Ну да, вот так и получается…
Месячных он не испугался. А может и испугался, но вида не подал, и подумал- отступать некуда- за нами честь и престиж.
Честь и престиж чего?
Фотография этого парня исчезла с моего рабочего стола сразу же, как я её сохранила. Буквально на следующее утро, её уже там не было.
Чего же испугался наш доморощенный джеймс бонд?
Да именно этого и испугался - быть засвеченным.
Парню было 27 лет.
Он пришел в джинсах и футболке.
Высокий. Узнал сразу, как взглянул мне в глаза.
Я его не узнала. Ещё бы, по такому фото… Мелкое, невнятное фото. Там он сидел в жабо и кружевах стариной рубашки, за столом с увесистым подсвечником.
Надо же.
Он подошел, нагнулся. Почтительно, как будто я была его бабушкой. Или, как минимум тёткой Марьей Алексеевной, от слов которой зависела его репутация.
- Понимаешь, у меня начались месячные. Что скажешь?
Он молчал.
- Понимаешь, это я обнаружила по дороге с дачи только что. Ты хоть раз был с женщиной, в момент, когда  у неё месячные?
Я спрашивала. я требовала ответа.
- Нет.
- Понимаешь, я это говорю,- потому что вдруг ты упадешь в обморок при виде крови?
- Нет. Не думаю. Вряд ли. От вида чужой – нет. От вида своей – да. Но от вида чужой едка ли…
- То есть ты не отказываешься? Не боишься?
- Нет.
Он еще больше склонился ко мне.
 Какой воспитанный, какой милый мальчик.
В номер он шел сзади меня.
Сел на кровать, я подошла к нему, обняла за плечи.
Всё- таки странно… Месячных не испугался, а фотографию оставить испугался…
Он поцеловал меня в губы. Целовался он неплохо.
Я стащила с него футболку. Расстегнула джинсы.
Он завис надо мной ненадолго. Кончил.
- Извини, что так быстро.
Он прошептал мне это на ухо и тут же начал новые движения бёдрами.
Он восстановился сразу. Или почти сразу…
Начался длительный пробег.
Я пыталась поменять позы, но член падал и выскальзывал.
Оставив его веселиться сверху, я лишь поправляла то и дело выскальзывавший член.
Он не чувствовал - как и где находится его детородный орган.
 В какой-то момент он чуть не упал с кровати.
- Ты не устал?
- Нет ещё, нет…
Казалось, он боялся отпустить меня, выпустить из рук и объятий. Главное, я должна была быть под ним. И все остальное, как что и где - было уже неважно. Его губы не отрывались от моих…
- Мы сейчас упадём, - попыталась вернуть его к реальности я.
Он чуть- чуть отодвинулся от края, но в себя не пришел.
- Ты устал, погоди, -  решительно отодвинула, наконец, я его.
- Нет, нет.
- Вот, отдохни, полежи, смотри, как бьется твоё сердце, - я положила ладонь на его грудь и скользнула вниз, к его члену. Взяла его губами и стала приводить в чувство. Он замер.
Через какое-то время он возобновил мои страдания. Но довольно быстро замер.
- Ты не устал?
- Вот теперь устал немного, - сказал он мне, откинувшись на подушку.
- Ты второй раз кончаешь?
- Да, я как раз сейчас кончил.



Олежек.

«Умчи меня Олень в свою страну оленью,
Где сосны рвутся в небо,
Где быль живёт и небыль,
Умчи меня туда, Лесной Олень»…

В этот день я никого не ждала. Была жара. В сарафане на голое тело я замешивала цемент в старой садовой тележке. Необходимость сделать хоз.блок подвигла меня на подвиг Геракла - самой залить небольшую плиту фундамента и …А дальше, уж как пойдёт. Я ничего не планировала, просто месила состав, тележку за тележкой, и заливала в трапецию, которую решила превратить в крохотный сарайчик. Место у нас болотистое, и там уже уплыло не одно строение. Поэтому я решила лечь костьми, но соорудить прочное основание, не просто фундамент, а плиту, альпийскую горку. С тележкой, таская её туда - сюда по тропинке, я сама себе казалась древним строителем пирамид, допотопно сооружающим памятник очередному фараону. Не хватало только череды рабов-соплеменников… Впрочем, мой доберман, подобно ослику, следовал за мной след в след.
Телефон зазвонил внезапно, резко, и осязательно среди полуденного солнца и жары. Мобильник лежал на красном пластиковом столе – прямо перед домом.
- Алло, - мои руки были в цементной пыли.
- Это Олег, я уже еду к тебе, - голос в трубке был мягкий и спокойный.
- Олег, ты же обещал в чате выслать фото, я что, буду принимать гостя, даже не взглянув на его фотографию в газете? Вдруг ты левиафан какой-нибудь, и никакие верительные грамоты не смогут снять с меня потом стрессовый ледерин.
- Я попробую выслать.
Я бросила трубку. Вся в цементе… едет он…
Но мальчик был упрямый. Прошло полчаса. Звонок повторился.
- Давай. Ну что, пришло тебе фото?
Хм, его «пришло», вполне было созвучно – «дошло». Что именно должно было до меня дойти, я не знала. Вообще, мне иногда казалось, что я знаю важную тайную. И все вокруг это тоже знают. Все знают, что я знаю. Я тоже знаю, что знаю. Оставалось выяснить, что именно это за тайна.
Надо все-таки понять, кто едет-то.
- Ладно, опиши себя сам, - я стряхнула с пальцев цемент и вытерла руки о сарафан. – Гони словесный портрет.
- Глаза голубые.
- Да ты прям Шилов. Вижу, сразу начинаешь с достоинств.
- Я уже новый Иерусалим проехал. Куда дальше?
Я вся в цементе?
Да черт с этим. Вспомнился старый фильм – «Лекарство от любви», где девушка, наливая на свидании плохо заваренный чай, рассуждала про себя – «впрочем, облить его можно будет и этим».
- Я проехал Ядремино. Далеко?
- После Холщевиков, указатель 71 км.
- Я уже Лужки проехал, где поворот?
Парень никак не мог найти дорогу к лукоморью с котом.
- Возвращайся, Олег, тебе надо назад и перед остановкой автобуса – направо.
Пойдёт направо – песнь заводит, налево - сказку говорит.
- Вот я на  дачах, куда теперь?
- Седьмая линия.
- Да я уже на седьмой линии, тут лес передо мной.
Как была, в красном сарафане на лямках и цементе я с доберманом вышла за ворота. Трусы я всё же успела надеть, а то, что же он будет снимать?
- Слушай, тебе нужно немного назад, я стою прямо на линии. Мимо не проедешь.
Задом ко мне пятился танк. Серебристый.
Из него выскочил юркий, с быстрыми глазами худенький парень.
- Мне нужно помыть руки,- кинулся он к умывальнику.
Быстро, быстро, - говорили вечно голодные  русские в Париже известным французским кулинарам. И возникло «Бистро».
Быстро, быстро вышагивал он по тропинке по даче от калитки к дому. Он деловито осматривался и быстро говорил, неизвестно кому. Было похоже, что он делает звуковой отчет об увиденном в невидимый мне микрофон. Или прямо в мобильник.
- Какой фундамент хороший, - кинул он невидимому собеседнику, кивнув на старый домик.
- Почему у собаки бородавку не срезали?
- А это что?
- Это ты заливаешь?
- Почему тяпка в цемент уже вросла.
Я подняла только что брошенную мной тяпку, которой я мешала цемент с песком.
Он был по-хозяйски суетлив, как плантатор, приехавший на осмотр своих владений.
Заглянул даже в пасть моей собаке. Неожиданно даже для неё, для Медеи.
- О, какие хорошие зубы. А сколько ей?
- Десять.
- Десять лет? Отличные зубы. Даже камней нет. У моих друзей ротвейлер весь уже в камнях. Еле ходит. Они надеются его в этом году похоронить.
- Ждут окончания проклятья баскервиллей?
Его парфюм был известен.
Он напряжено косился на меня.
- Ты будешь что-нибудь? Чай? Сладости? Кофе?
- Нет, нет… Я у тебя самый выгодный, меня не нужно ничем угощать.
Мы поднялись в мансарду. Разделись. У него был бритый лобок. Он попытался сделать мне кунилингус. Потрогать пальцами.
Я отстранилась.
- Ну почему?
- Я хочу сразу, - прошептала ему на ухо и взяла его руки в свои. На пальце сверкнуло обручальное кольцо.
- А ты не боишься, что жена тебя просечёт?
- Нет, ты же не пахнешь духами. Ну, дай мне полизать, я люблю подразнить… давай…дай…
Я рассмеялась и ввела его в себя.
Кончил он мгновенно. Я бы сказала – в процессе ввода.
Шустро встал, оделся и обернулся ко мне:
- Мыться.
В мыльне он пытался подобрать подходящее мыло по запаху. Наконец, я взяла шампунь и плеснула ему на член.
- Ты что, это же шампунь, он даст запах!
- Тебя что, обнюхивают всего с ног до головы, как ты приезжаешь домой?
Олег всё-таки боялся жены.
- Молодец, что всё-таки приехал, - улыбнулась я ему вслед.
- Нет, нет. Мне так стыдно. Ты не дала мне тебя поласкать. Ты же не получила удовольствие.
 Два дня в моей мыльне пахло его духами.


Князь Игорь.

С Игорем я договаривалась долго. Разговор шел путано. Ему было 38 лет. Он был разведен.
- Ты когда сможешь? Я могу с субботы, - писала я ему.
- Могу с пятницы на субботу. Устроит?
- Можно подумать.
- А где встретимся?
- Если с пятницы на субботу то зови к себе.
- А ты сейчас на даче?
- Да. А если на следующей неделе, то можешь ко мне на дачу приехать.
- На самом деле я могу прямо сейчас.
- Нет, прямо сейчас я не могу. Смотри сам. В субботу я буду дома. Можно пойти в гостиницу.
- А что ты любишь?
- Абсолютно обычную нежность.
- Анал?
- Нет.
- А какой секс?
- Не бить меня, не писать на меня, не засовывать в меня всякую фигню, не делать из меня ни госпожу, ни рабыню.
- Я и не собирался.
- Ладно, нужно сначала встретиться.
- Безусловно.
- И потрахаться.
- Ну да, чего зря встречаться-то.
- Мы же взрослые, зачем тянуть.
- Может ко мне тогда?
Он назвал адрес.
- Нет, это далеко, мне лень.
- Ты без машины?
- Я автобусами.
- Может тогда к тебе?
- Нет, дома сейчас бардак. Не приглашаю. Давай ко мне и потом в гостиницу? Два часа ощущений в 3Д.
- Тогда в субботу я заеду за тобой.
- Во сколько?
- Пробки подрассосуться. Часов в 11. А потом завезу тебя домой.
- Хорошо.
И вдруг неожиданно.
- А с тобой фоткаться можно?
- Голой что ль? Как с английской королевой?
- Да, если ты не против.
- Коллекционер?
- Да просто так.
- Зачем тебе?
- Для себя.
- Мемуары будешь писать?
- Нет.
- Я же старая, нефотогеничная. Ты весь процесс будешь зафоткивать? Поэтапно?
- Да ладно тебе. Если ты не против.
- Значит все будет происходить с фотоаппаратом в руках?
- Да придумаем что-нибудь.
- То есть ты мне скажешь – раздвинь ноги – а теперь ласкай свою киску – вот так хорошо, продолжай…А сам будешь фоткать?
- Да брось ты.
- Да ладно, было уже такое, плавали.
- Ладно, решим на месте.
- А можно на улице. Время позднее. У нас тут такое случается. Сама наблюдала.
- Если на улице это ночью нужно встречаться. А где будем ночью-то?
- Можно прям в машине. А хочешь я тебе сама все нащелкаю и вышлю. Раз уж такое дело.
-Ну что за шутки?
Позвонил он около 12 часов.
- Машина у магазина.
- Почему не к подъезду? Ну ладно. Сейчас выйду.
Шлейф моего длинного белого платья пылился по асфальту. Я подобрала подол.
И правда, на углу дома, рядом с магазином, меня ждали. Я открыла дверцу:
- Ну здравствую, Игорь- «арт».
Усевшись рядом с ним попыталась разглядеть его лицо. Да, это было первое свидание, когда я почти не видела лица. Темнота в машине, темнота на улице, полумрак в гостинице.
¬ Признайся, сколько лет фотографии, которую мне высылал? Лет 10?
- Ну нет, меньше, - хмыкнул он.
С фото смотрел на меня рыжеволосый парень с лицом предка ария. Во всяком случае, так его представляла в учебниках истории научная реконструкция. Его лицо полностью накладывалось на эту скульптуру, составленную по косточкам далекого индоевропейца.
- Им всего-то года два, снова ухмыльнулся он.  - Неужели я так изменился?
Мы сделали крюк по Свободе. Улицу перегородили таджики. Они толкали автобус. Толпа приезжих окружила средство передвижения и как гирлянда, вися на нём, пытались сдвинуть его с места.
Игорь возмутился. Он взмахнул рукой. Его лицо выразило эмоциональное недовольство.
- Нет, ну ты посмотри, почему они по бокам-то его толкают, а не сзади?
- Знаешь, - продолжил он своё выступление, - я иногда еду и забываю куда. Очнешься, и думаешь, что я, где я, куда я еду?
Перед подъездом  гостиницы он аккуратно припарковался.
Он был плотный, невысокий.
В номере был полумрак. Первым делом он взял пульт от телевизора.
Это было так машинально сделано, настолько автоматически, что я даже не стала возражать. Человек был как на ладони.
Голубой экран осветил комнату. Голоса ведущих объявляли следующий номер.
Он обнял меня. Поднял подол платья. Снял трусики. Раздевать меня он явно не собирался. Прижал, поцеловал. Немного отстранившись, я села на кровать и расстегнула ему брюки. Достала гордость мужчины. Посмотрела на него. Он не смотрел на меня. Чувствуя его нетерпение, отпустила его, ожидая его действий.
Член его был толстым и коротким. Я удивилась. Точно такой же я видела недавно обрезанным у дагестанца. Как два брата. Близнецы.
С одной лишь разницей. Железным его инструмент назвать было трудно.
В платье так в платье. Лямки он спустил. И лямки платья и бюстгальтера. Потрогал грудь.
Он двигался быстро, стонал, придерживал меня за бедра.
Потом, когда все закончилось он закурил. Классика жанра. Закурил, откинувшись на подушку.
И тут его понесло. Он говорил и говорил. Как в чате. Я узнала, как он относится к приезжим, к своей бывшей жене, как он ездит проведывать ребенка.
- У меня же дочка. Я езжу к ним.
- А ты знаешь, что «Алые паруса» до сих пор свободны?
- Предполагала. Слишком дорого.
- Надо вывозить заводы на периферию. Надо развивать там производство.
Я рассмеялась.
- Производство не могут развить даже здесь. Всё уже умерло, а ты строишь нелепые фантастические планы.
- Куплю квартиру рядом с дочкой. Деньги уже есть. Буду чаще к ним захаживать.
Он пускал дым, телек орал голосами надоевших дикторов.
- Я езжу к ним на выходные.
- Я бы купил бы где-то домик, к примеру, в Болгарии, но чем там зарабатывать, на что жить?
Он посмотрел на меня требовательно, как будто именно я должна была предложить ему решение этой загадки.
-Ездил в Алушту , знакомая давала ключи - за просто так- только за коммунальные услуги плати. Если там жильё снимать- совсем уж дорого. дешевле съездить в Турцию.
- Когда был в Алуште, когда на машине не ездишь, столько всего  успеваешь. И в магазин сходил и в море искупался, и походил, и погулял.
- У нас надо быть специалистом во всём. Пришел масло поменять, так кто у нас в автосервисе работает? Приехал из Молдавии идиот, и объявил себя слесарем. Приезжают и работают. Я ему - что ты делаешь, ты же сейчас мне всё масло выльешь. Нужно быть всесторонним. Потому что врачи залечат, слесаря - сломают. У нас врачи работают строителями, повара - слесарями, слесари- поварами.
Я слушала его поток, не пытаясь его прервать, или перебить, или ответить, или высказать своё мнение. Видно было, что и говорит он это не потому, что хотел узнать, что я думаю по этому поводу, а просто релаксировал.
- Приезжал любовник жены из Америки. Он американский еврей. Так я ему джинсы себе заказал.
- Ты заказал у любовника бывшей жены- джинсы????!- не выдержала я.
- А ты знаешь во сколько бы они мне здесь обошлись бы??!Долларов на 100 дороже!!!А так вполне нормальные джинсы привез.
Он закурил снова.
 -Столкнулся с хачом - ты мне поцарапал машину, что мне валиком эту царапину замазывать? Стал с ним разбираться, а он неграмотный.
- Столько тут понаехало. Вот представь к себе в квартиру дага или чечена поселить...как так можно жить.
- Так сами же везём их.
- Таджиков везут, а даги и чечены едут сами.
- Стоматолог называл меня князем Игорем, - затянувшись новой сигаретой, неожиданно вспомнил он.
- Друг пьёт, я ему прекращай, а он мне давай тогда на героин перейдём.
- Я пью - я не могу мало выпить. Я много выпиваю. А потом вызываю врачей т ставлю капельницы.
- Зачем?
- Плохо мне.
- И ты лежишь часами под капельницами после попоек?
- Ну да, зато потом все отлично.
- А что ты пьёшь?
- Водку.
- Может надо переходить на вино?
- Мне много тогда надо.
Неожиданно он уронил пепельницу. Засуетился.
- Надо подмести, мы им тут устроили.
- Может нам уже пора?- приподнялась я на кровати.
Он побежал в душ.
После душа впрыснул себе в член хлоргексодин.
- Всё же у меня дочка…- сурово и серьезно пробормотал он, деловито мусоля орган.
Довез до дома
- Не жалеешь хоть, что с дачи приехала?  Я тебя не разочаровал?


Ктулху Кецалькоатль.

Сколько лет мы разговаривали в чате?
Много.
Он сидел перед вебкой в трениках и без футболки.
- Так ты что, не можешь сама себе сделать приятное?
Он встал и прошелся перед экраном.
- Вот смотри, видишь, я знаешь как хочу? Я хочу каждый день по три, четыре раза.
- Ну и что?
- А то, вот посмотри...
Он спустил треники.
- Вот, видишь, я сейчас опять возбудился. Теперь надо как-то разрядиться.
- И как ты это будешь делать?
Он достал член и начал кончиками пальцев тереть его.
- Вот смотри, у меня в член зашит шарик.
- Правда что ль? А зачем это тебе?
- Всё для вас! Для дам-с!
- А какой толк дамам от твоего зашитого под кожу шарика, если ты дрочишь тупо по ту сторону экрана.
- А ты смотри, возбуждайся, делай, как я.
Стыдно всё-таки дожить до стольких лет и не знать элементарных вещей.
- Вот в мае у нас начнутся дни рождения, - его речь текла медленно, в такт движениями его руки. - Будем праздновать на работе. Сразу у троих. Будет пикник, поедем в лес. шашлыки, и всё такое.
- Давай будем делать это вместе.
- Не проще ли встретиться?
- Встретиться? Зачем?
- Чтобы хоть раз попробовать вживую.
Ему было 36 лет. Высокий, худой. Длинные волосы собраны в хвост сзади. Зубы через раз. Банка пива на столе. На груди татуировка. Большая. Орёл.
Каждый раз, выпив чуть больше, он вновь и вновь появлялся в моем агенте, признаваясь, что он глава шотландского клана в стране, что его команда выращена им самим, что завтра он перевернет инет и мир.


Ник-олай-чик.

- Саба, есть ли у тебя бизнес план? Саба, что ты будешь делать с нулевой экономикой России?
- Конечно есть. Я уничтожу всё население на определённой территории. Свезу всё, что более или менее мыслит в единые центры. Всё, что есть шустрого, бойкого, энергичного и амбициозного.
- А что их будет объединять?
Это просто. Связкой будет идея избранности. Идея избранности и Ноева ковчега.
- Саба, хорошая идея для психбольного.
- Что ты понимаешь!!! Это будут вполне адекватные и умные парни! И главное! Все они будут мужского рода - баб мне не надо! Ненавижу баб с их пмс! Когда я уберу всё, что смогу убрать, я создам ядро управленцев!
- Саба, а чем они будут управлять?
- Поначалу, они будут тупо распределять общий доход от недр. Ядро управленцев, которое будет распределять общий доход от недр.
- По кому, саба, распределять? То есть это будут клещи, присосавшиеся к кормушке? А что тут нового?
- Да, придется раздать часть. Посадить кого-то на содержание. Кое кто слишком обнищал из тех,кто давно не был у власти. Им хватит даже небольших крох. Зато за эти крохи они будут нам преданы.
- Не обольщайся. Ещё никто не был предан за миску с похлёбкой.
- Что ты понимаешь?! Ядро будет состоять из бедных, но амбициозных! И они должны будут заняться распределением, потому что всё будет в развалинах. Вся промышленность, не считая двух десятков объектов пищевой...
- А территории заводов?
- Ерунда. Завезем землю, будем растить там коноплю. Прям в черте города.
- Брошенные заводы? Это огромные площади.
- Да кому нужны эти руины. Моё амбициозное ядро будет мне предано! Им важнее будет быть при мне, наверху, и они будут рады даже крохам со стола.
Если на что-то нам будет не хватать, - мы станем строить по купленным технологиям. Но это у себя в центрах.
Но не сразу, конечно.
Я шла на встречу с парнем, которого выслал мне саба. Это был молоденький мальчик. Звали его Николай. Я вышла из дома и, сделав пару шагов от подъезда, поняла, что забыла очки. Мой мобильник разрывался от сигнала пришедшей смски. Что же там такое? Прочесть - не прочесть. Слишком мелко.
Я просто набрала номер парня и, услышав его голос, спросила:
- Что -то случилось? Ты уже у метро?
- Нет, я только вошел. Скоро буду.
- Николай, не шли мне смски, я не смогу их прочесть, забыла дома очки.
Только дав отбой, я замедлила шаги. Он будет у назначенного места встречи нескоро.
И тут волна смсок обрушилась на мой бедный мобильник. Я, как обезьяна, крутила его в руках и так и этак. То приближая к глазам, то удаляя, жмурясь и хмурясь, не могла разглядеть ни буковки.
Наконец, я решила проблему просто и простолюдински.
Навстречу мне шел человек в очках. Шел явно с работы, неторопливо и вразвалку.
- Извините, я забыла дома очки. Что пишут тут, в моём мобильнике? Прочтите мне. Я забыла и алфавит.
- У тебя такой красивый голос, - глядя на меня, сказал мне человек в очках.
Я  с удивлением уставилась на него.
- Остальное читать?
Так это было в тексте...Я взяла свой телефон и мне стало тоскливо...
Через некоторое время снова сигнал текстового сообщения. Я снова набрала его номер.
- Что случилось?
- Я приехал.
- Хорошо. Скажи, ты в какую сторону в метро вышел?
- Я не знаю.
- А в какой ты вагон садился, если считать от центра? В первый или в последний?
- Я не знаю.
- Ответь тогда мне, что ты видишь перед собой?
- Автобусы и люди.
- Автобусы и люди тут повсюду. Выход из метро твой как выглядит?
- Я не знаю. Найди меня сама.
И тут я увидела молодую копию Николая второго, прижавшегося к колонне метро и говорящего со мной через трубку мобильника.
Я развернулась, и пошла домой.
Эх. саба, саба...Эту команду, ты говоришь, набирал сам?


Ктулха.

Никогда я так сладко не спала, как в этом ночном поезде - "Москва - Санкт-Петербург".
Стук колёс и мерное покачивание вагона действовали успокаивающе и умиротворяюще.
- Вы насколько в Питер?
Рядом со мной ехала молоденькая и хрупкая девушка.
- Да завтра же домой.
Я вытянулась на животе и подсматривала в окошко на мелькающие фонари и горящие окна.
- А зачем вы в Питер?
Я улыбнулась. Зачем я ехала в Питер? Посмотреть на Ктулха. Живая картинка это совсем другое. Реальность и только осязаемая реальность дает полное впечатление о человеке. Это не камера, это не фотография, это не телефон.
Гордый орел, расправивший крылья, вытатуированный на груди Ктулха, должен был рассказать мне всё о своём носителе.
Олег. Так его звали. На фотографии в чате он сидел в клетчатой рубахе поверх матроски. Длинные волосы были распущены и разбросаны по плечам. Ниточка губ.
Зачем я ехала в Питер? Уговаривать Ктулха встретиться я больше не стала - просто пошла и взяла билет. Написала ему в чат. Он согласился, потом попросил поменять билет на пятницу.
- Правда, зачем вы едете в Питер на один день?
- В гости еду, - просто ответила я.
- Какие-то короткие у вас гости. На один день, даже без ночевки. А вы знаете, что завтра в Питере будут награждать лучших кардиологов?
- Так вы кардиолог?
Девушка выглядела совсем юной. Белая толстовка служила и головным убором. Капюшон покрывал голову даже тут, в вагоне поезда.
- Нет, я организатор этого награждения, - она вертела в руках планшет.
- По какому же принципу выбирается лучший кардиолог страны?
- По отзывам больных. Вежливость, именно вежливость врачей это один из важных критериев.
Я удивилась. По мне врач может ругаться как угодно, но если он профессионал от бога, ему простительно всё.
- Разве жизнь пациента- не самый важный критерий? Зачем опрашивать больных, если есть карточки проведенных операций, статистика выживших. Спасённых. Живущих и умерших на столе.
Мне представился опрос мертвецов. Вспомнились "Мёртвые души" Гоголя.
Девушка не сдавалась:
- Ну если бабушка пришла к доктору, и он на неё ругается, у неё инфаркт. Так же тоже нельзя.
- Может инфаркт не от врача, а от сидения в очереди, от ранней побудки, чтобы записаться на приём к специалисту, от духоты в коридорах больницы.
- Да, очереди в больницах - это проблема, - неожиданно согласился белый капюшон.
- Слёт кардиологов - это странно. Как можно лечить хуже или лучше, если в больницах врачам спускают списки лекарств, которые они должны прописывать больным. Вот только по списку, и только это, хотя есть другие препараты, есть лучше. Но список спущен, и всё тут. Нужно для начала дать возможность врачам лечить, а больным лечиться. Вот вы можете себе представить такое? Это же не список литературы, это же не идейная, не идеологическая отрасль, не порнофильмы. Как можно было медицину превратить в бизнес? Да о каких хороших или плохих врачах говорить, если...
Внезапно мне стало скучно. Напрасно я говорю это. Абсолютно же ясно, что медицину надо сводить в единые большие центры, делать бесплатной, доступной, общей.
- У нас есть хорошие больницы и хорошие врачи, - девушка решила продолжить разговор. - В маленьких центрах есть очень хорошие специалисты.
Мне было тоскливо цеплять звуки в предложения. Вспомнился знакомый таксист, который 18 лет лечил дочь, а потом свозил ее в платный московский кардиологический центр, заплатил за минутную операцию и она теперь у него бегала и радовалась жизни как новорожденная.
Звонок Ктулха почти разбудил меня.
- Ты сейчас где?
- В поезде ещё. Выхожу. На вокзале.
- Ещё на вокзале? - удивлённо переспросил он. Голос его был совсем другим. Я бы не узнала его в агенте, когда он демонстрировал свой зашитый в пенис шарик.
- Ты сейчас выйдешь, и езжай до станции Автово. Я тебя у метро встречу. А метро ты найдёшь?
Он попытался мне объяснить, как я должна узнать и найти станцию метро. Я решительно прервала его.
- Олег, я найду, или спрошу, в конце концов, тут все говорят по-русски.
Почти на автомате я оказалась в метро. Просто шла с потоком людей с вокзала. Буковка М питерского метро загибалась кончиками внутрь, как эмблема Макдональдса. Биг мак подземки почти ничем не отличался от московского. Разве только вместо бумажной карточки мне сунули жетоны, ничем не отличающиеся от монеты в 10 рублей.
Станция Автово была совсем недалеко от площади восстания. Уже через несколько минут я выходила на уличную поверхность, рассматривая тех, кто стоял и ждал. Группа школьников, собравшихся на экскурсию, заполняла пространство возможного месторасположения Ктулха.
Так и есть. Он стоял за ними.
Волосы, собранные в хвостик, оказались совсем светлыми. Обычно, такие называют - льняные. В точности повторяя цвет волос, глаза были маленькими. Две бусинки. Он их ещё и щурил, пытаясь организовать умное выражение лица.
Белый. Бледный. Абсолютно бледный. Абсолютно белый. Впалые щеки. Ни одной морщинки. Кожаная куртка, джинсы на худой заднице болтались свободно.
Он не был похож ни на фотографию свою, ни на видео. Это был другой человек.
Губ практически не было. Забыли сделать рот.
- Мы вроде договаривались на субботу?
- Да ладно, Ктулх, у тебя в субботу, ты сказал, сестра приезжает.
- Я точно помню про субботу. Нам надо купить выпить что-нибудь. Тебя же кормить - поить надо.
- А что ты пьёшь?
- Коньяк.
Он повернул в гастроном. На кассе продавщица спросила, уныло глядя мне в глаза:
- Проверять будем?
- В смысле - пробовать?- не поняла я.
Женщина рассмеялась.
- Если я каждую бутылку пробовать буду, что со мной будет к концу дня?
Две бутылки коньяка, осетинский пирог и шоколадки, должны были решить проблему пустого холодильника Ктулха.
Подъезд был проходным. Двери лифта неохотно раскрылись перед нами. Седьмой этаж.
Из квартиры к нам выбежал пушистый пёс. Коричневый окрас, пёстрый с рыжиной, не делал эту небольшую собаку овчаркой. В небольшом коридоре величественно лежали три кучи и блестело озеро. Как собака успела столько навалить за короткое время отсутствия хозяина - загадка.
- Я же гулял с ней,- пробормотал Олег, подметая экскременты в совок. Пинок под зад животному вызвал скулёж и писк.
Было видно, что он ненавидит заведенную им самим собаку. Этот писк стал фоном моего пребывания у Ктулха. Он бил её каждый раз, когда она оказывалась рядом.
Компьютер был включен. Он постоянно подавал сигналы. Олег уселся у экрана. Показал мне свою любимую игру. Маленькая девочка уничтожает монстров.
- А ты любишь аниме?
- Это что?
- Как что? Вот смотри, мой любимый мультик идет."Наруто". Ты что, - не смотришь "Наруто"?
- Это и есть аниме?
- Ну да. Смотришь, сопереживаешь, это же захватывает, и ждешь следующую серию, как сумасшедший. Вот смотри, он сейчас ему глаз свой отдаст и этот станет крутым - крутым с его глазом.
Моя экскурсия в Питер обещала стать интересной. Даже начало было уже похоже на цирк шапито, который мы прошли по дороге к его дому.
36 лет, избиение вечно визжащей собаки, мультики, любимые игры. Это не преступление.
А может надо было вызвать людей из общества защиты животных? Вопрос- кому?
- Ты мог бы играть голубого Отрепеьева без грима, - почему-то сказала я. Тогда я ещё не знала, насколько близка была к истинному положению вещей.
Я погладила его по волосам. Он обернулся и снял резинку, поддерживающую его в хост. Густые волосы рассыпались по плечам. Они были тяжелыми и шелковистыми. Пахли шампунем. Всё показывало, что к встрече он готовился. Во всяком случае, волосы были чистыми.
Целовался он неплохо.
Я взяла его лицо в свои ладони. Из-за худобы, и впалых щёк лицо казалось с кулачок. Лицо маленького мальчика.
Член не стоял.
Под подушками лежало два вибратора. Один реального размера и цвета, второй был огромный, красный, прозрачный...
Я встала.
- Давай выпьем. Я пойду посмотрю Питер. Погуляю по невскому.
Он нарезал сыр и докторской. Налил стопки. Я открыла шоколад.
Собака вертелась у моих ног, прижимаясь ко мне и прячась за мной от хозяина. Я дала ей колбаски, сыра. Олег замахнулся на неё, пытаясь ударить. Псина прижалась ко мне мягкой шёрсткой.
- Нет, я могу, конечно, поводить тебя по злачным местам. Но может лучше посидим тут по стариковски?
- Можно, конечно, и по стариковски.
Время от времени он брал в руки гитару. Взяв пару аккордов, он смотрел на свои ногти и откладывал ее в сторону.
Достал из кармана заточку. Показал, похвастался. Потом снова взял гитару.
- Ты жалеешь что приехала?
- Ты лучше пей, не задавай глупых вопросов. Абсолютно не жалею. Ты замечательный, светлый мальчик.
Я снова погладила его по волосам.
Он улыбнулся.
Он быстро пил.
Ни глаза ни движения не выдавали, что он выпил почти бутылку коньяка.
- Оставайся, поедешь завтра, - вдруг проговорил он. - Оставайся. Посидим так всю ночь. Я - грёбанный интеллигент! А гребанный интеллигент не может не пить. Поэтому интеллигент и грёбанный.
Он снова встал и грубо схватил меня за плечи.
- Я тебя никуда не пущу.
- Олег, у нас же уже всё было. Не будем же мы повторять эксперименты.
- У Наташи ещё не было секса.
- Какой Наташи?
- У моей Наташки. А она тоже хочет.
- Наташка у нас кто?
- Это моя подружка. Я с ней живу.
Я оглянулась. В квартире ничто не говорило о женском присутствии.
- Если ты сейчас уйдёшь, тебя изнасилуют в ближайшей подворотне. А под окнами уменя кладбище.
Агрессия стала сочиться у него из пор.
Он схватил меня за руку и повел в спальню. Попытался толкнуть.
Ну что ж.
 Играть так играть.
Я быстро скинула с себя всю одежду. Схватила его руки, развела и прижала к одеялу. Он попытался высвободиться.
- Мальчик, ты не знаешь с кем связался. Я все лето строила на даче сарай сама. Таскала доски и мешала цемент. Тебе лучше даже не рыпаться. Вырваться не сможешь.
Он заулыбался. Я прижала его лицо своей большой грудью. И почувствовала как он совсем обмяк.
- Наташка хочет в попку,- слабым голосом протянул он.- Сделай мне в попу.
- Что сделать?- какая же я несообразительная.
От неожиданности я даже отпустила его руки. Он тут же достал свои вибраторы из под подушки.
- Я хочу в попу.
Он повернулся на бок и согнул ноги в коленях. Я сунула резиновый пенис ему в задницу. Он сладострастно и тихо застонал.
Голубой, подумала я.
Он лежал передо мной в позе внутриутробного эмбриона и постанывал. Его тело было немощным, бледным, белым. Тонкие ручки, тонкие ножки, костлявая задница. И лишь огромная татуировка на левой груди была ярким пятном этой картины. Гордый орёл, расправив крылья высокомерно задирал голову.
 Я вспомнила заточку, которую он мне только что показывал. Как-то надо было уходить. Может прирезать его? Интересно, смогла бы я задушить человека?
Он всё ещё стонал, когда повернул ко мне свою голову и томно попросил:
- Наташка хочет полизать.
- Что?- опять не сразу уловила я желания своего голубого питомца.
- Дай мне его в рот.
Ах вот что. Он хотел сосать вибратор.
Я не задумываясь перенесла сексшоповскую игрушку из его задницы ему в рот. Слюни потекли у него по подбородку. Он пускал слюни и сосал.
- Соси,соси, гад, - вдруг прорвалось из меня, - соси, гаденыш, это твой лучший чупа-чупс. Чавкай же, облизывай,- неожиданно я вспомнила популярные реплики из порнофильмов.
Он повернулся ко мне и плюнул мне в лицо. Я тут же вернула ему плевок. Он заулыбался.
- Понравилось, - томно простонал он.
Я повторила процедуру. Плевать в него было приятно.
- Ты злая, мне понравилось. Понравилось.
Как часто я слышала это слово в чате.
Голубизна обернулась безумием.
Раздвоение личности.
Почему-то давно забытый глупый напев затрезвонил в моей голове.
"Сам ты, сам ты, сам ты Наташаааа"...
- Хочу красным, - простонала Наташа- Олег- Ктулх и голова орла повернулась в сторону прозрачного красного вибратора.
Красным так красным.
Он снова застонал и пошевелился.
- Слишком хорошо. Надо сделать перерыв.
Голубизна на желтой подкладке безумия.
Он встал и закурил. Курил он постоянно.
Или сейчас, или уже не уйти, вдруг подумалось мне, и я быстро натянула на себя все что нашла.
- Ты куда?
- Я выйду с твоей собакой, ей надо погулять. Ты посиди, я сейчас приду.
- Сумку не бери.
- Ну куда же я без сумки-то?
Я шустро схватила сумку, пальто, собаку и ошейник.
Он замешкался на кухне, я открыла дверь, выскочила на лестницу.
Лифт дружественно пришел мгновенно.
Уже на улице я оглянулась и увидела, что он нас догоняет. Перекинув ему поводок, я просто побежала к проспекту, к машинам, к людям.
Он что-то кричал вслед.
Собака выла и рвалась за мной с поводка.

И снова Муромец или Человечек.

А бесплатный сыр бывает только в мышеловках.
Все об этом знают, и каждый раз, снова и снова бегут, забывая подцепить свои хвостики, чтобы их не прищемило.
Ох уж эти мыши.
Нет, сама-то я против издевательств над животными. Во Франции должны принять скоро закон, ставящий зверюшек на одну доску с нами, людьми. Типа- они как мы.
Ну хорошо, они- как мы. А мы- как кто?
Как я обожаю свои психологические изыскания, хотя, порой , они слишком на грани. Но, чем бы дитя не тешилось...
Почему - нет? Разве я не ребенок в этом зоопарке жизни?
Почему-то вспоминались тургеневские девушки? Именно Тургенев пытался сделать из русских женщин серое подобие женщин востока. Всё тоже самое, только без платков.
Любишь? Значит смотришь в рот и ждёшь приказаний. Он захочет - он позовёт. Нет - сиди чисти кастрюли в углу и не смотри, что делает мужчина.
Он- свободен. А ты- любишь.
Один глагол превратил женщин русской классической литературы в рабынь похлеще накрытых тряпьём магометанок. Не какой-то там закон какого-то там пророка, а внутренний закон любви, нравственное чувство внутри тебя...
Красота и духовная чистота - спасет мир.
Ох уж эта монголо- французская литература времен расцвета.
Восточная по смыслу и европейская по одежке. Всё впитало наше дворянство, даже бороды побрили, и декольте и шелковые туфельки в мороз натянули на девок, но стиль, дух и свободу, жизненные принципы и отношения, - куда там!
 Я вспомнила его рассуждения в чате.
- В общем, Рит, когда человек начинает подыхать, у него отмирает в черепе такой мааасенький мозг. Понимаешь? А сердце дурака ещё бьется.
- Да, Рит, мозгам капец. значит, и тут начинается судорога... Подтягивает мышцу, глазенки мотыляются, из рта выходит пена, синева покрывает тело, в лёгких булькает вода, из глотки вырывается храп, как пение глухаря. Потом уходит всё и остаётся только тело, безобразно брошенное жизнью. Я сегодня думал куда-то податься, но 13 число меня останавливает. И мне сейчас пофиг, сегодня снова ухожу в куда-нибудь, нет настроения, нет тяги никуда стремиться. Полная апатия, депрессия и дизентерия, последствия ужасных дней. Остается только весело ругаться и натягивать на печальное лицо зловещую улыбку.
Громкий голос и сильный кавказский акцент били по нервам. Через пять минут его разговора, я начинала ощущать себя на турецком рынке в моём представлении: все орут и никто никого не слышит.
- Я тебя отлично слышу, ты можешь не орать?
- Нет, ты понимаешь, он картинку не смог рассказать. Магомет. Оказалось, он цвета не различает.
- А сколько ему?
- 38 лет.
- И ты только вчера об этом узнал?
- Так это сын мой!- он опять орал во все горло и его грубый ворчливый голос заполнял все пространство улицы.
- Что, мальчик дожил до 38 лет и не знал, что он дальтоник? Дебил?
- Что ты можешь понимать!- его интонации не менялись. Он все так же разговаривал на повышенных тонах. - Его мать, её мне родители сосватали. Мне 20 лет было. Отыграли свадьбу, вот жена. А я потом в Москву уехал. А она сына родила.
- А сейчас куда мы идем?
- А тут у меня третья жена.
- Третья? А вторая кто?
- Вторая русская была. Она мне двоих сыновей родила.
- И где же она?
- Она не хотела с моим сыном жить.
- С каким сыном?
- Да что ты ничего не понимаешь что ль? Да вот с Магометом не захотела жить. Я его к себе взял, и она не захотела.
Он орал во всё горло, сурово сдвинув брови и насупив лицо.
- А Магомет кто?
- Да сказал же- сын от первой жены. На которой родители в Дагестане женили.
- Так ты что выгнал русскую с двумя твоими сыновьями?
- Да не выгнал я! Она сама ушла! Говорю же тебе. Ну сколько раз можно повторять!
- С двумя детьми ушла? Потому что ты еще сына привел?
- Ну да!
- То есть тебе был один дагестанский сын важнее двух от русской?
- Ну раз она сама ушла.
Мы входили в обычный блочный дом, каких много по окраинам Москвы. Обычный лифт. Обычная железная дверь на лестнице. Сразу за входной дверью стояла детская коляска.
- Проходи, проходи скорее, - толкнул он меня в спину.
В коридоре, несмотря на коляску и грязь на улице, было чисто. Розовый, под мрамор, плиточный пол от порога напоминал, что жилище принадлежит людям востока.
- Вот сюда, - он толкнул последнюю дверь и открылся неожиданный портал.
Входить было некуда. Обычная для московских квартир комната, вся была заставлена разобранной рухлядью. Когда-то она видимо была обставлена в соответствии с требовании давнишней моды: стенка и шкаф были одинаковы и глянцево блестели еще неутраченной полиролью. Но подойти к этим ёмкостям домашнего барахла было невозможно: все подступы занимали разобранные столы, кресло, полки, старые кастрюли, горки с устаревшими радиолами и магнитофонами. Примыкающая к комнате лоджия была сверху донизу завалена мусором. Тут были пустые коробки, старые кастрюли, железная кровать в разобранном виде, связки лыж старой конструкции гроздями свисали со стен, четыре велосипеда  лихо разметались по разным сторонам застекленного пространства. И снова коробки и мусор.
- Вот, я погоди, я дверь прижму, протискивайся.
Я бочком втиснулась в пространство и замерла.
- Чччч, сейчас тебе моя жена задаст! Она азербудка!
- Так ты что, серьезно привел меня к третьей жене?
Я помнила его отрывочные рассказы, но они были всегда так противоречивы, и так менялись от встречи к встречи, что я не верила даже слову и старалась не слушать, что он там плел под своё новое настроение.
- Ну я же говорю тебе. Сейчас под дверью будет подслушивать.
- Ты же говорил, что она у родителей живет.
- Сейчас я тебе мыло принесу, чтоб руки помыть.
Он тихонечко скрылся в коридоре. Я услышала тихий женский голос.
- Вот, - вошел он и тут же злобно зашептал, - вот, говорит, что в следующий раз чтоб водил в другое место, а тут дети.
Я бы выкинула его в окошко за такое,- подумала я.
- Тише говори, я сейчас музыку включу.
Он потянулся к одной из горок с радиоприёмниками. Повернул ручку выключателя. Звуки стали громкими, непонятно, как можно было вообще теперь разговаривать.
- А когда же ты развелся?
- В 91. Да я её из за сына терпел. Теперь вот сын женился. Внук.
- А почему ты все это не выкинешь?
- Столы же могут пригодиться, и вообще всё это работает!
Он взял графин с водой, подвинул мне тарелку и стал лить воду мне на руки.
- Мыль , мыль руки.
- Садись, давай покушаем.
Я посмотрела на диван. Он был без подушек, без матраса, без одеяла, без ничего. Старенькая ветошь прикрывала неровную подстилку.
Почему ты тут живешь? Этот вопрос я не стала задавать. Разговаривающий шепотом восточный дагестанец, наконец-то! производил гнетущее впечатление. Он орал всегда, везде, даже в постели, он орал на меня, командуя как и куда...
Это была его жизнь...
- Хорошо, покажи мне твои фотографии.
Со старых карточек на меня смотрел старательно, по моде, одетый парень: брюки клёш, длинные до плеч волосы, шляпа с полями на этой кучерявой голове.
Везде улыбался. На меня полетели горы фотографий его племянниц, сестер, братьев, жен.
Голое тело. старательно накаченные мышцы, рельефная фактура торса. Таких фоток с видом  на голого силача в позе циркового фокусника тоже было много. Похоже, тут дорожили своими бицепсами, и их содержанием.
Я встала и вышла из комнаты.
Сразу за дверью стоял высокий, взрослый парень, стоял тихо и прислушивался.
- Ааа, видимо это и есть Магомет - подумала я и быстро прошла  к входной двери. С замками я справилась легко.
- Ты же говорила, что любишь меня, - услышала я вслед голос Раджаба-Муромца.
Я лишь промолчала.


Юлий Цезарь.

Что такое выбор?
Что такое свобода?
Вот только не нужно вечно вспоминать школьное...
И так эта школа попортила все детство и потом ещё половину жизни навязанными и набившими оскомины в голове "истинами".
"Осознанная необходимость" - это?
Если это необходимость, то как она может быть свободой, вне зависимости - осознана она, или нет?
А где девиация?
Где возможность выбора?
Где тропинки - "пойдёшь направо, пойдёшь налево"?
Если  у меня нет другого транспорта, кроме холодного поезда РЖД - разве это свобода? Пусть даже и есть необходимость и потребность ехать.
Выбор - вот свобода. Если я могу поехать на машине, поезде, автобусе, или даже...
Да хоть лошади...
Вот это уже свобода.
Правда ещё не воли. Свобода воли - это плюс еще возможность не ехать.
Или ехать куда захочу.
- Ты поедешь на такси? - голос его был низким. - Давай прямо утром приезжай.
Неужто ему так не терпелось меня увидеть? Столько лет в чате и вдруг такой азарт и суета. Хотя...Хотя он пишет, что ему 77 лет. Кто бы мог подумать, что в моём чате сидят такие старики.
Впрочем, тем более. Столько лет лишь разговоры, и вдруг, - увидимся! С другой стороны... как я люблю это - "с другой стороны". Всегда можно найти оправдание, вариант получше, решение более надежное.
С другой стороны, может в этом возрасте он уже боится умереть и не увидеть своего давнего собеседника. И вообще. Возможно ему захотелось в последний раз подержаться за женское тело.
- К чему такая спешка?
- Я хочу прямо утром, - да, голос был почти бас, очень низкий, с небольшим провинциальным акцентом.
- Ты вообще слушаешь меня? Я на даче! Чтобы появиться в Москве, мне нужно время приехать.
- Возьми такси.
- Хорошо, я возьму такси, но собака...
- Что собака?
- Собаку я не могу оставить одну. Должна приехать дочь.
- Пусть приедет пораньше.
- Ладно, я с дороги тебе позвоню. И не забывай о пробках.
- А что пробки?
- Да, и ещё какие! В Красногорске, прямо под снежкомом.
- А что там?
- Стоят люди, прямо под снежкомом, вместо развязки построили снежком,- вот все там и переходят на лыжи, а на лыжах летом по асфальту - сам понимаешь.
Я колебалась, не следует мне называть его на "вы"...
- И возьми свой фотоаппарат.
- Хорошо, если не забуду.
Пока всё складывалось удачно, я пересела в дочкино такси и поехала на встречу со старым чатовским другом. С его фотографии из темноты смотрело на меня лицо без возраста и глаз: всё было наглухо закрыто тёмными солнечными очками.
Я позвонила уже подходя к месту встречи.
- Успела-таки, - необычайно низкий голос удивил меня в который раз.
Я рассматривала проходящих мимо мужчин, пытаясь сличить их с той невнятной фотографией. Один, уже седой мужчина, показался мне похожим и я уже сделал шаг в его сторону... И тут меня окликнули.
- Привет, красотка, - раздалось у меня прямо над самым ухом. - Не разочаровал?
Я обернулась. Передо мной стоял молодой парень в коротких штанишках. Это были джинсовые шорты. Поверх них была накинута беленькая майка, через плечо болталась матерчатая сумка. Рваные джинсы и матерчатая сумка создавали образ модного плейбоя. Черные очки завершали этот набор нехитрых средств создания впечатления.
Мягкие губы с чуть детской припухлостью были подвижны. Нос - длинный и правильный, с четко очерченными гранями и ноздрями давал ощущение некоторой женственности, что, впрочем, тут же разрушалось явным торжеством щетины.
Он снял очки.
- Ты фотоаппарат взяла?
Глаза были абсолютно чёрными. Я бы сказала - японский разрез глаз, но в сочетании с чисто гоголевским носом японское не звучало. Весь составленный из противоречивых кусков мозаики - он непрерывно тараторил.
- Ты фотоаппарат взяла? - наконец дошел до меня один из его вопросов.
- Ты сказал, что тебе 77 лет, - вдруг озвучила я то, что меня взбесило.
- Ну это я для стёба.
- Ты, мальчишка, командовал мной, когда приехать и как доехать! Я думала ты умираешь тут, и на последнем издыхании решил посмотреть и потрогать женщину, с которой так долго болтал в чатах!
- Ну ты что, серьезно думала, что мне 77 лет?
- Конечно! - возмутилась до глубины души.
- Ты что, думаешь, я мальчишка? Да мне 36 лет!
- Но не 77! С какого перепугу ты мной командовал?
Мы медленно шли вдоль улицы. Он, то обгонял меня и оборачивался, стараясь заглянуть мне в лицо, то отходил в сторону, давая мне пройти дальше.
- А ты фотоаппарат взяла?
Фотоаппарат лежал у меня в сумочке, но я ответила вопросом на вопрос:
- А зачем?
- Я хочу посмотреть твои семейные фото, и вообще, всё, что ты нащелкала.
- Зачем?
- А может быть пойдем покушаем?
- Ты голодный ещё? Ты можешь определиться, что ты хочешь, зачем ты приехал, и выделить главное. Приоритеты...
- Ты что, не хочешь кушать?
Разговор стал мне напоминать билабиальный согласный. Типа ни "тпру ни ну".
- Завершим, как начали. Ты мне не нравишься, я иду домой, ты в Макдональдс.
- Погоди, погоди, я же с работы убежал. Ты что, оставишь меня тут, посреди улицы?
 - Да, абсолютно так! Я сама не Юлий Цезарь и не могу тебя понять в твоих расплывшихся желаниях.
- Послушай, а нарисуй мне мой портрет, - видимо, до маленького Юлия не дошло еще, что я ухожу.
- Портрет? - я рассмеялась.
- Ну да, пишешь ты не очень, бред, а вот рисуешь хорошо. Напиши мне мой портрет.
- Голым?
- Хотелось бы.
На минуту я задумалась. Свобода, выбор, многоручье Шивы, мозг, расчленяющийся и множащийся желаниями, - похоже парень фонтанировал, мысленно отжимал из меня максимум пользы, а я камнем стояла на его пути, описывая варианты и призывая к их осознанию. И тут я вспомнила бедняжку Моисея с его скрижалями и словом бога. "Стоит ли таскать такие тяжести для тех, кто не ушел еще с холма идолов", - подумала я, - или идиотов».
- Я понимаю. ты пришел бабку трахнуть, думаешь, что будешь как Раскольников? Но почему-то, ты, как капля похож на Настасью Филипповну. Смотри, не кончи, как она, - бросила я ему. - А сейчас пока.
Я развернулась и, подобрав подол длинной юбки, тихо пошла прочь от ожившей героини Достоевского.


Вместо послесловия.
Наверное, такая моя наивность граничит с глупостью. Возможно, это глупость и есть. Но я больше не хочу разговаривать с никами. И пусть памятник Анонимусу в Будапеште станет напоминанием о моих смелых девиртуализациях чата.