Все на продажу Продолжение

Юрий Жук 2
Дядя Вася, как всегда, спускался к себе под сцену и, когда проходил через оркестровую яму, а ее надо было непременно миновать, чтобы попасть на свое рабочее место, внезапно остановился. В яме было темно. Лишь дежурная лампочка, тускло освещала проход. Но ее было так мало, что все углы оставались во мраке. Вот в одном из таких мрачных углов, дядя Вася и уловил некое шевеление. И не только, шевеление, но и едва слышное поскуливание.
- Это кто ж тут такой? – Дядя Вася вгляделся в темноту, стараясь разглядеть, кто там. - Или такая? – Задал он вопрос. - Или такое? На всякий случай добавил он. В углу притихли. – Эй, кто там?
- Нет тут никого. И никогда и не было. – Всхлипнули в темном углу.
- Вот теперь и я вижу, что нет никого. Померещилось. И все-таки, выходи. Тут нельзя мокреть разводить. – Строгим голосом произнес он.  -Видишь, инструменты. Рояль, рядом контрабас. Отсыреют, испортятся. Ты виновата будешь.  Контрабас, знаешь, какой дорогущий. Про рояль я уж и не говорю.
В углу хихикнули и зашмыгали носом.
- Не отсыреют. У меня и слез столько нет. – И через паузу. - Это я, дядя Вася. - Из угла нерешительно показалась нелепая фигура, одетая в какую-то хламиду. И остановилась на грани света и тени.
- Кто это, я. Ну-ка, выходи на свет.
- Да, я, Кира Щетинина.
- Ах, Кира Щетинина. Ну, и что же, Кира Щетинина, - Дядя Вася давно узнал ее, но виду не подал. – Ну, и что же, - вновь повторил он, – по какому поводу слезы? Заняться больше нечем? – Ответом были только всхлипы. – Э, да я вижу, тут дело серьезное. – Нахмурил он брови. – Пойдем-ка, голубушка, со мной. Пойдем, пойдем, - заметил он нерешительность девушки. - Нечего упрямиться. - И та, покорно, поплелась за ним.
Надо сказать, что Кира Щетинина пришла  в труппу в начале сезона, после училища. Ее единственную с курса пригласили в театр на работу. И, сразу, назначили на роль Герды в детском спектакле «Снежная Королева». Девчонка, на удивление легко, справилась с ролью и прошла первым номером на фоне всех остальных актеров, занятых в спектакле. Главный посмотрел. Оценил. Воодушевился. И, окрыленный надеждой, сходу назначил ее на роль Гретхен, в своем спектакле «Доктор Фауст» по пьесе Иоганна Вольфганга Гете, постановку, которой, как он сам говаривал, вынашивал много лет. Наверняка значительно меньше, чем сам Великий Гете творил свою бессмертную поэму, но, все-таки. Вечно ему что-то мешало, не Гете, режиссеру, чего-то недоставало, что-то не складывалось. И вот, наконец, случилось. Совпало. Созрел. Решился. И репетиции начались. Трудно. Со скрипом и топтанием на месте. С конфликтами и заморочками. Вроде, дескать, не понимают его исполнители. Слишком легко по жизни шагают. Да, и по ролям тоже. А нынешняя жизнь, ну ни как, не соответствует тому, что он, вместе с Гете задумал в этой постановке. И, ведь, не мудрено. Философию Великого Мыслителя надо было понять. А, поняв, желательно еще и, хоть как-то, осмыслить, а это было уж вовсе неподъемно для артистов за те два месяца, что были отпущены на постановку. Это Гете мог себе позволить шестьдесят лет писать и переписывать свое детище. В театре же был четкий план. И, хочешь, не хочешь, а к такому-то числу выдай «на гора  свою тонну руды». Отсюда, и все выше сказанное.
Вот после одной из таких репетиций, дядя Вася и обнаружил нашу Маргариту в самом темном уголочке оркестровой ямы. Всю в соплях и расстроенных чувствах.
Дядя Вася привычным движением отворил дверь в архивную комнату, нашарил выключатель, зажег свет.
- Ну, заходи, Кира Щетинина. – И пропустил ее вперед. – Дай-ка я на тебя посмотрю. – Та стояла и шмыгала носом. – Э, да ты совсем расклеилась. – Достал он из кармана необъятных размеров носовой платок. - Ну-ка,  сморкайся. – Приложил его к носу девушки.
- Я сама. – Кира попыталась забрать платок в свои руки.
- Сама, конечно сама. А пока, дуй воздух носом. – Строго произнес он. Кира послушно шмыгнула. – Вот и умница. А теперь, сама. -  Дядя Вася  свернул и передал ей платок. – Вытри слезы. Куда годится. Молодая красивая, а расслюнявилась, смотреть противно.
- Да, вам бы так. – Кира готова была вновь разрыдаться.
- Погоди, погоди, успеешь еще, наплачешься. А пока, давай-ка, я тебя чаем напою. Ты, ведь, небось, сразу после репетиции в яму прошмыгнула? - Кира закивала головой, размазывая платком по щекам, потеки от слез. – Ну, вот, - продолжил дядя Вася, - так я и знал. А репетиция уже два часа, как закончилась. Ты, девонька, утром-то, хоть что-то поклевала?
- Что-то поклевала. – Кивнула Кира.
- Вот, то-то и оно, «что-то». – Передразнил ее дядя Вася. А сейчас на дворе пятый час. На-ка, вот, - развернул он объемный сверток, - батон, сыр, колбаска. Делай себе бутерброд. А я пока чайку налью. -  Надо сказать, что за время разговора, дядя Вася успел налить в чайник воды, вскипятить, сполоснуть кипятком заварочник, насыпать в него заварки и приготовить свежий чай.
- Такой бокальчик для тебя сгодится? – Дядя Вася поставил перед Кирой полулитровую керамическую кружку. – Или, может, поменьше?
- Годится, - ответила с набитым ртом Кира. Потом увидела кружку. –  Ой, что вы, куда мне столько.
- Ну, ладно. Вот тебе поменьше. А эту я себе оставлю. – Поменял он посуду. – Вот ложка, варенье. Накладывай. Сахар, уж извините, не держу.
- Спасибо вам, дядя Вася. – Девчонка быстро управилась с бутербродом и с удовольствием прихлебывала чай, совсем по-детски надувая щеки, пытаясь охладить кипяток.
- Не спеши. Никто у тебя не отнимет. Ошпаришься, что делать будешь?
- Не ошпарюсь. Я ведь, дую. – Однако, отставила бокал в сторону.
- Вот и славно. – Дядя Вася тоже поставил свою, бадью на стол. – Ну, выкладывай, что там у тебя приключилось. Хотя, постой. – Он, жестом остановил девчонку. – Дай-ка, я сам угадаю. Значит, так, -  откинулся он на спинку кресла. – Что-то мне подсказывает, девонька, что ты огребла на сегодняшней репетиции от главного по полной программе.- Затем, прикрыл рукой, театральным жестом глаза и, неожиданно, заговорил чуть слышно, уставшим, бестелесным голосом, очень похожим на голос главного режиссера. Тот всегда так общался с актерами, если надо было сделать замечание, или, еще хуже, поставить на место, кого-то, показав всю его бесперспективность в данной ситуации.
- Это вам, Кира Михайловна, не «Снежная королева». Это Великий Гете. Что вы мне тут Герду изображаете. Вы, хоть понимаете, что Герда и Маргарита, вовсе не одно и то же. Отвечайте. – Кира оторопела. Она сегодня, почти слово в слово, все это уже слышала на репетиции. Из уст главного. И вот опять. – Отвечайте, говорю. Ах, понимаете. Нет, лучше, молчите. Я вам скажу, что ни черта вы не понимаете. А понимали бы, этого разговора не было. – Дядя Вася сделал паузу, глянул из-под ладошки на Киру. - Да, я и сам, не очень понимаю. – Прыснул он в ладошку.- Хотя, нет. – Вернулся он в образ. – Я-то все отлично понимаю. Мы, с ним, с Гете, на одной волне. Как бы, вам это понять. -  И, уже нормальным голосом. – Вот, где-то так. И не говори мне, что я ошибаюсь.
- Все верно.  – Кира окончательно успокоилась, и даже кое-где подхихикнула, слушая дядю Васю. Уж, больно, похоже, он изображал. – Кроме последней фразы. – Продолжила она. - Про то, что и сам он не очень понимает. Но, откуда вы… - дядя Вася не дал ей договорить:
- Еще не хватало, чтобы он расписался перед тобой в собственной беспомощности. Понятно, что это я от себя приплел. А все остальное, должно быть точно так.
- Точно так. – Кира недоуменно смотрела на старика. – Но, откуда вы все это знаете?
- Э, девонька, поживешь с мое, и ты про все, что творится в театре, знать будешь.
- Мистика, какая-то. – Кира, заметно, растерялась.
- Конечно, мистика. А где ей, мистике этой, быть, как не в театре.  – Дядя Вася искоса глянул на девчонку. – Погоди. Послужишь годик, другой, - Он так и сказал, « послужишь». Не поработаешь, а именно, «послужишь», на старинный манер. И Кире это понравилось. Так, вот:
- Послужишь годик, другой, еще не такие чудеса увидишь.
- Да, будет вам, дядя Вася, - девчонка, похоже, совсем успокоилась. – Какие чудеса?
- Ну, не скажи. Пройдет немного времени, сама убедишься. Театр, пожалуй, последнее место на земле, где чудеса еще, иногда возможны. – И добавил, через паузу, тяжело вздохнув. – Правда, и здесь все реже и реже  случаются. А жаль. Но, это, к сожалению, не от нас зависит.
- А. от кого же?
- От кого, от кого? Сама соображай. Не маленькая ведь.
- Я, что-то, не врублюсь, никак. – Кира виновато глянула на старика, будто извинялась, за свою бестолковость.
- Вот то-то и оно, что «не врублюсь». А ты не «врубайся», а подумай.  Кто в спектакле главный?
- Кто, кто? Актер, наверное.
- Правильно тебя учили  – актер. Но, это в результате. А, изначально?
- Режиссер? – Неуверенно произнесла Кира.
- Вот видишь, соображаешь, если постараешься.  Правильно. Он-то и помогает нам сотворить, что-то путное на сцене. Иногда, супротив нашей же воли. Если, конечно, сам понимает, чего хочет. Но, когда уж, случается такое, случается и счастье. И для актера, и для постановщика. Вот это и есть чудо театра. Теперь сообразила?
- Сообразила. – Кира глубоко вздохнула. – Но, только, где же они, чудеса эти?
- Ну, барышня, так нельзя. Я тебе уже все разжевал. Все по полочкам разложил, а ты, никак, как ты там говорила, «не врубишься».
- Да, врубилась я, врубилась. Но, только, не пойму, почему же я, не вижу, чудес этих.
- Тяжело мне с вами, - дядя Вася вздохнул и замолчал, подыскивая нужное слово, чтоб, ненароком, не обидеть девчонку. И ничего так и не придумав, сообщил, - с молодыми. Я тебе, о чем толкую. Хотя, что я к тебе привязался. Послужи, тогда, поговорим. Пройдет время, может, и поймешь , где ты, где театр.
- Я, вот она. – Кира ткнула пальцем себя в грудь, - Театр, он тоже, на месте. Стоит себе, вокруг нас с вами. А мы внутри. Чего ж тут понимать? – И глянула на старика снизу вверх. – А?
- Вот то-то и оно, что стоит на месте. Только то, что стоит на месте, это, далеко, не театр. А только здание, где он сегодня находится. Вернее должен находиться. И не всегда это одно и то же.
- А, вон вы о чем. – Кира вновь взяла со стола свою кружку с чаем. Отхлебнула осторожно. – Я поняла. Как нас учили, коврик на площади расстелили, два человека вышли, Арлекин, Коломбина, это уже - театр. – И замолчала. Поставила кружку на стол. – Нет, ничего я не поняла, если честно. Но, все равно, скажу, как умею. Вернее, как чувствую.
- Ты погоди, дитя, не говори ничего, пока. Не спеши. Вечером у тебя репетиция?
Кира кивнула.
- Вот и славно. Слезы твои, гляжу, высохли. Домой, пожалуй, тебе уже поздно бежать. Время, к шести. Ступай в свою гримерку. Посиди.  Роль полистай. Вспомни, что от тебя главный хотел. А лучше, подремли пол часика. И иди репетировать, с легким сердцем. Все у тебя получится. Непременно, получится. Я точно знаю. А хочешь, вот тут, у меня на диванчике устраивайся.
- Нет, я к себе. - На том и расстались.
А вечером, после репетиции, влетела в архивную комнату Кира  Щетинина:
- Дядя Васечка, миленький, любименький, - повисла на шее девчонка. – Случилось, случилось. Сейчас все расскажу.- Затараторила она, взахлеб. - Как вы и велели, прибежала к себе в гримерку, прилегла на банкетку. Я так и не поняла, что это было. То ли, задремала, то ли просто, привиделось, но знаю точно. Ко мне Маргарита приходила. Ну, та. Вы понимаете, по кого я говорю. Маргарита, Гетевская. И я с ней разговаривала, вот как сейчас с вами. И, знаете, она оказалась такой же девчонкой, как я. Не больше, не меньше. Мы посидели, поболтали, сейчас уже не упомню, о чем. Было это, или не было, на самом деле? Да, это и не важно, совсем. Но я, что-то поняла. И про нее, и про себя. А потом пошла на репетицию. Как вы и сказали, с легким сердцем. И, что вы думаете? Похвалил. Верно, говорит, суть ухватила. Утром еще ничего не было, а тут, откуда, что взялось. Наверное, это и есть – чудо.– И, давай, целовать старика в обе щеки. А сама и смеется, и плачет, и лепечет, что-то несуразное. По комнате прыгает. То ли танцует, то ли просто, остановиться не может.
- Чувствую, - рассказывал потом дядя Вася, - надо ее немножко остудить.
- Бывает, - говорю, - в театре и не такое бывает. Иногда, хвалят. Чаще ругают. Так что вы, барышня, должны быть готовы, что следующей похвалы долго можете не дождаться. Скорее, наоборот. В общем, готовьтесь. Возможно, что хороший кнут по вам уже плачет.
- И, пусть. Главное, я теперь знаю, что мне делать в этой роли. И, как жить дальше. – Увидела на столе изрядный кусок батона. – Ой, я такая годная. Можно откушу. - И, хвать сразу пол краюхи. Как у нее во рту поместилось. И с набитым ртом.
– Я побежала. - Только ее, егозу, и видели.