Он стоял торжественный, праздничный и блестящий как новый Титаник, и посему немного скорбноватый, отсвечивая в утреннем солнце глянцевыми атласными ленточками и свежей материей. Внутри он был отделан обманчиво-мягкой периной, возможно, где-то немного неряшливо были положены стежки, где-то неаккуратно скроена ткань, но это было простительно, благо сделан он был для господ и дам весьма невзыскательных, как бы не сказать, очень равнодушных не только к самой его отделке, но и вообще ко всему подлунному миру и всему в нем происходящему. Весьма буднично и как-то особняком окружали его мятые целлофановые мусорные пакеты, коробки, бутылки, неизвестные науке железяки, какие-то невзрачные одежды, банки с непонятным и уже непостижимым содержимым, аляповатые остатки пищи и прочие жизненные отбросы…
Кому пришло в бошку выбросить на помойку у подъезда гроб – было неясно. А главное – на хрена? Зачем он мог понадобиться – сомнений не возникало, а вот как мог он оказаться не нужным и остаться за бортом жизни? Сей вопрос быстро собрал всех любопытствующих и праздно шатающихся товарищей вокруг, даже бомж Кирюха приполз. Узбек-дворник Алмазбек, смешно тараща глаза только и пожимал плечами, не понимая, «аткуда эта взилася» и «сиводня ишо не была». Шастающие вокруг коты при виде конструкции шарахались в сторону и боялись его метить, не говоря уж о том, чтобы прилечь подремать там часок-другой или устроить себе в нем лежанку. Баба Дуня с бабой Тоней усердно плевали через левое плечо, потом через правое, что-то бормотали, искали что-нибудь деревянное, дабы постучать, но как назло, ничего деревянного поблизости, кроме этого самого гроба, ничего не валялось – вот вечно то какие-нибудь доски от ремонта, то дверь старую кто-нибудь выкинет, а кто и окна начнет менять, или кресла какие-нибудь, а щас ни одного предмета, ну как так!
Кирюха немного поежился от всеобщего шума-гама, кудахтанья, грозных восклицаний, несколько увернулся от всплескиванья рук, застенчиво помотал головой по сторонам, и взялся своими давно потерявшими брезгливость руками за обитый шелком гробовой бок.
- Ээ, Кирюх, ты чего? Ты куда? – раздались голоса вокруг. – Тебе –то…зачем?
- А че, - Кирюха довольно обвел всех глазами. – Удобный, новый. Красивый. Спать в нем, это, буду. У него вон и крышка еще есть… Пустите-ка… - И он потянул было гроб в свою сторону.
- Ну вот, что, Кирюш. Отдай-ка лучше мне. У тебя и так там есть где спать, вон я помню, холодильник кто-то недавно покупал. Я тебе лучше диван старый отдам, если надо, он без крышки правда, но тоже сойдет.
Все повернулись на голос. То была Марьандреевна: глаза и уши двора, героическая женщина, которой было лет под 90, но, несмотря на это она видела и слышала все, что творилось вокруг в радиусе километра от ее квартиры, знала в лицо и поименно всех соседей и тех, кто входил и выходил из их подъезда. Поговаривали, что она раньше служила в кагэбэ, но никто точно этого не мог сказать, возможно, что она просто была продавщицей из ларька. Дело в том, что она была единственной из коренных жителей их дома, остальные же все кто продал квартиру, кто помер, кто просто сдавал жилище, при этом проживая где-то еще – в общем, никто ничего уже не мог точно сказать про Марьандреевну.
- А Вам-то он зачем, Марьандреевна?
- Вы так хорошо еще выглядите!
- Да Вы что, мы еще повоюем, Марьандреевна!!! И пускай Кирюха забирает!
Марьандреевна, хитро косясь на трудящихся, беспокоящихся об ее здравии, нежно растолкав толпу своими короткими пухлыми ручками, подошла к гробу и ловко схватилась ими же за его край.
- Вы за меня-то, товарищи не волнуйтесь! А цены, цены-то видели? Кризис в стране! И вот это вот, - она похлопала по блестящей поверхности, - знаете сколько стоит? Тут надысь мне невестка рассказала – это же тыщ десять стоит, я те точно говорю! – Марьандреевна широко растопырила свои маленькие глазки, насколько могла. - А тут такие деньжищи на помойку вынесли! Вот надо будет мне когда – он у меня уже будет, вот ужо на поминки и сэкономлю, - по ее лицу пробежала довольная улыбка, как будто она на рынке выторговала отличный кусок мяса за полтинник дешевле. А Кирюхе – диван, пусть берет. Нечего.
- Десять тыщ??? – баба Дуня явно что-то пыталась соображать. – Ничего ж себе такие денежки! Во врачи-убийцы-то шо делають!..
- А врачи убийцы-то причем, - поинтересовалась Лена с третьего этажа. – Это ж не они гробами торгуют.
- А из-за них же мрут как мухи, - вздохнула баба Дуня. – Давление померять не могут по-человечески, не то, что…
К подъезду подошла девушка неопределенного возраста и пола, в бейсболке и какой-то растянутой хламиде, в руках у нее была сумка, из которой торчали рекламки пиццы: она явно намеревалась проникнуть в подъезд чтобы там расклеить эту лабуду на все подряд двери. Позвонила наугад в домофон в первую квартиру, во вторую, третью – безуспешно: все без исключения жители находились сейчас на улице и решали важнейшую задачу – что же делать с гробом.
- А ты чего, милая, хотела-то? – Марьандреевна ни на секунду не теряла бдительность. – Чего звонишь всем подряд?
- А я… кхмхмх…с почты…лифт чинить, - брякнуло создание.
- А и не ври-ка – с видом вдовствующей императрицы, гордо приподняв подбородок, заявила Марьандреевна. – Я почтальонш наших всех знаю, в лицо. И лифт у нас чинить нечего, на той недели починили, сломать не успели еще! Нечего тут по подъезду шастать! Чего надо, отвечай!
- Вот, открылась новая пицца и суши, - офигевшая барышня вытащила из сумки рекламку, протянула Марьандреевне. – Позвоните-попробуйте – скидка 15 процентов…
- Опять своим ховном весь подъезд загадють… - кагэбэшнице было явно не до пиццы. – Иди отсюда, никто не ест. Гляди, вон, чего у нас тут за дела творятся! А ты со своей едой все…
Увидев гроб, девушка-пицца чуть не бахнулась в обморок, но сильные руки Кирюхи-бомжа удержали ее, отчего она снова чуть не потеряла остатки сознания.
- А у вас чего, покойник пропал? – шепотом спросила она.
- Какой еще покойник, - сразу забеспокоилась баба Дуня. – А что, был покойник?
- А что, гроб отдельно был? Просто так валялся? – взвизгнула девушка.
- Алмаз! Алмаз! А покойника не было?
- Небала нисиво. Фсе как была. Ктота выкинула.
- Чего вы голову морочите? Идите в соседний дом 3 корпус 5, там вашу пиццу-шмицу едят наверно, - злобно сказала баба Тоня. Настька из двадцатой, прошмандовка, ух ее…
- У нас вона, кстати, уже неделю почти оно… это самое лежит! На первом этаже у мусоропровода кто-то отложил, - прошуршала баба Дуня.
- Алмазбек, слышишь? – вскинула свои огромные глазища Марьандреевна на дворника и, пока он отчаянно пытался понять, в чем она пытается его обвинить (а быть обвиненным самой гранд-дамой двора означало нечто худшее, чем смертельный приговор!), за него внезапно вступился дядя Боря с четвертого.
- Так это… вроде Фатима у нас каждую среду убирает. А Алмаз-то дворник, он на улице только.
- Марьандреевна, а чего это вам-то вдруг сразу? – встрепенулась баба Тоня. – Вы ж какого года-то?
- А ты какого? – Марьандреевна сразу смекнула, к чему клонится диалог.
- Сорок… третьего. – Баба Тоня страдальчески закатила глаза. – Ветеран труда, между прочим…
- Ой! Хах, - насмешила, - закрякала Марьандреевна. – А я тридцать пятого! На восемь лет тебя старше, - хихикая добавила она. – Так что не отдам, поняла?
- А у Вас дети зато богатые, они Вам купят.
- У кого? У меня? А у тебя, Тоня, Коля-внучок на этом… на Лёхусе вот приезжал вчера. Мне мой внук сказал, что дорогая машина. Ну я подумала, что раз на машину деньги есть, то и на эт самое хватит уж.
- Каком еще Лёхусе?
- На машине написано - Лёхус. Я из окна видела. Так что не спорь. Боря, Борь, не в службу, а в дружбу, донеси мне на 5-й этажик гробик?
- Марьандревна, донесу… только он тяжелый, я один-то не справлюсь…
- Ну, с Алмазиком договоритесь. Чего там нести, он же пустой…
- Говорила, тебе, дурила, надо было на дрова распилить.
- Чем я распилю? Ножницами маникюрными?
- Ну пилу бы у соседа попросили.
- Ага, и тогда бы весь дом сразу узнал.
- Ну у Ленчика бы попросили.
- Да его еще допроситься надо.
Не весь подъезд вышел в это утро к помойке.
Пока внизу происходили народные волнения, парочка молодоженов сидели на кухне в своей однушке на восьмом этаже и, пытаясь периодически высовываться в окно так, чтобы с улицы не заметили, глазели на картину происходящего.
Вчера они поженились, и теперь только начинали ловить кайф от совместной жизни. Одну свою совместную мечту они уже осуществили – провели свою первую брачную ночь в гробу. Ну а под утро, вдоволь нарезвившись и придя в себя, они поняли, что гроб (да еще и с крышкой!) слишком громоздок, занимает слишком много места в их однушке, даже балкончик будет маловат, а для роли брачного ложа вполне сойдет и раскладушка. Жить они, как и во всех сказках собирались долго и счастливо, посему решили гроб, помнящий их ночные похождения, выбросить. Все бы хорошо, да в мусоропровод он ни так, ни сяк не влазил. Даже если крышку отдельно запихивать в дырку. Ну что поделать, пришлось в первых солнечных лучах нехотя одеваться да сносить мебель к подъезду, к мусорным бачкам. Им повезло – спуститься удалось незамеченным, в выходной все еще спали.
- Может, в хозяйстве кому пригодится? – хитро прищурилась новоиспеченная мадам, - под рассаду может там… или носки в нем хранить?
- Еще ведь даром отдаем, - сокрушался ее супруг. – Недешевые они нынче!
- Ну не в секонд-хэнд же нести его, - рассмеялась девушка.
- Ну, может, объявление надо было написать? В газету там или на авито?
Марьандреевна, безумно довольная, повелела поставить запыхавшимся Алмазу, Боре и Эдуарду Петровичу свою обновку в коридор, достала из кладовки бутылку. Алмаз начал отказываться, мужики, известно, после такого стресса, потрясений, тяжести, трудов и затрат, конечно, взяли, откланялись и побежали разыскивать третьего, стаканы, закусон и прочую непременную прелесть.
Марьандреевна же подошла рассмотреть приобретение поближе. Сняла крышку, (ух, и правда, тяжелая какая!), поставила рядом, надо будет протереть как-нибудь, а то на помойке стоял, мало ли там бактерии какие… По телевизеру вон малышева что сказала сегодня…
Так! А это что? Пятно… и вот пятно… и вот еще разводы какие-то…
Марьандреевна мгновенно налилась гневом, аки гроздья вином… да как? Да кто? Почему это у нее грязный гроб? А это чего такое? Она ковырнула длинным белым ногтем складку блестящей материи. Что такое туда закатилось еще… Пробка? Марьандреевна вытаращила глаза. От шампанского… что-что написано… Абраудюрсо? А конфеты там не завалялось? А?
Вся старухина эйфория мгновенно сдулась как шарик. Как и не было. Чтобы ее, Марьандреевну, хоронили в гробу поганом, пятнами срамными заляпанном, пробками из-под шампанского захламленном, да там вообще кто лежал-то раньше? Там вообще какие оргии происходили? И после этого всего безобразия она, уважаемый человек…
Ничего. Не развалятся. Ауди купили. Инфинити купили. Тойоту купили. Бабке гроб тоже новый купят, а не это безобразие.
- Кирюша! Кирюююююша! – радостно закричала она, увидав под окнами знакомую задницу, копающуюся в мусорке.
- О! Марьандреевна! А диван-то мне когда отдадите? В коробке спать-то не ахти…
- Кирюш, миленький, диван не отдам, ты этот… гроб забирай. Заходи и уноси его.
- Эт я пожалуста. Это я хоть щас.
- Алмаааз! Алмазик, поднимись ко мне, помоги Кирюше гроб спустить!