Предисловие
Совпадение это?.. Или чудо?.. Как назвать тот миг, когда художник бросает взгляд на кальки, оказавшиеся перед ним, и видит, как два тонких полупрозрачных листа, две плоскости с начертанными рисунками вдруг, непредсказуемо наложившись друг на друга, обогащают друг друга, дополняют и являют взгляду иное – совершенно новое – изображение?.. То мгновение, когда, замирая от прикосновения к тайне рождения новой картины, художнику остаётся лишь аккуратно перенести её на новый лист, дорисовать недостающие штрихи, соединить робко тянущиеся друг к другу линии, дать одному рисунку прорасти сквозь другой, стать неотделимой его частью…
Непостижимая тайна творчества – вызвать из небытия линии и краски, вдохнуть в них жизнь, научить свободе и полёту – и, наконец, открыть окно, выпуская творение в мир…
И вот оно открыто – «окно» текстового файла, и птица повести сидит на подоконнике. А я пишу это предисловие – словно прощаюсь с ней, отпуская навсегда. Она больше не моя. Ваша…
И мне кажется, что птица захотела этого сама.
…С чего всё начиналось?.. Да как всегда: с малого и, как казалось тогда, совершенно несерьёзного. Сходили компанией на глуповатый фильм, посмеялись над наигранным сюжетом, нелогичными поступками персонажей. Посидели в кафе – и разошлись по домам. Но тепло от общения не исчезло – да и высказанные мысли, и яркие, ёмкие фразы остались висеть в тёплом облаке ощущений от встречи.
Так я села писать – как думалось вначале, очередную несамостоятельную, вторичную вещь – из тех, что пишутся «для друзей». Плоскостью, где происходят события, была избрана вселенная киносаги «Звёздные войны». И я искренне полагала, что не пишу – а значит, и не думаю – ничего серьёзного.
Однако довольно быстро стало ясно, что безалаберный полёт творческой фантазии в далёкую галактику, придуманную сорок лет тому назад другими людьми, раскрепостил меня, позволив вслух заговорить о том, что волнует на самом деле.
Безусловно, цель всех настоящих художников, создающих подобные миры – привлечь внимание к проблемам нашего, родного. Именно поэтому и ценности, и трагедии в них так схожи с нашими. Я не ставила перед собой такой задачи – однако по мере того, как осторожно переносила на чистый лист перетекающие и скрещивающиеся линии с двух своих «кАлек», двух разных миров – выдуманного и реального – я всё больше убеждалась, что произведение неудержимо стремится к автономности. Что повесть будет интересна и понятна не только внимательным «ценителям канона», влюблённым в «Звёздные войны». Она предназначена более широкому кругу читателей.
Эксперименты, впоследствии проведённые на близких друзьях, подтвердили, что это так. И нет ничего неестественного для читателя в том, что действие происходит на неведомой планете – всё понятно и так, без знания «матчасти». Ведь проблемы наши, родные. Да и мир, в сущности, наш.
Просто если читать и надеяться, что «не совсем наш» - не так страшно.
…Восемнадцать лет тому назад, когда Галактическая Республика пришла в окончательный упадок, погрязла в междоусобицах и находилась на грани распада, один из деятелей её Сената, совершив государственный переворот, захватил власть. Провозгласив себя Императором, он создал Галактическую Империю – и поначалу многим показалось, что хаос в Галактике наконец прекратится. Однако довольно скоро стало ясно, что Император преследует лишь своекорыстные цели, стремясь к абсолютной, неограниченной власти. Создав мощную армию и флот, он двинулся завоёвывать планеты, которые отказались добровольно вступать в состав Империи. Конечно, в ответ на это практически сразу был сформирован так называемый Повстанческий Альянс, (именуемый также Сопротивлением), который стал активно бороться за свержение власти Империи, за восстановление Республики, и отстаивать право свободных планет на независимость. Империя в ответ жестоко уничтожала повстанцев, нередко вырезая при этом и мирное население там, где было явное несогласие с её «правильным курсом». Последним преимущественно и занимались элитные войска и мощный флот Империи…
Это всё, что, по большому счёту, надо знать о вселенной «Звёздных войн», чтобы свободно прочесть повесть. Всё остальное ясно из контекста. Все герои придуманы мной. Но на всякий случай прилагаю краткий словарь, чтобы окончательно развеять тень неопределённости, витающую над реалиями другого мира.
АТ-СТ (он же – имперский шагоход) – военный вездеход, представляющий собой рубку на двух шагающих опорах. Визуально похож на гигантскую (высотой до 8 метров) механическую птицу без головы. Снабжён лазерными пушками и гранатомётом. (Аббревиатура расшифровывается как «all terrain scout transport».)
БЛАСТЕР – оружие, стреляющее сгустками энергии. Размеры бластеров колеблются от пистолетов до корабельных пушек. Распространённые бластерные винтовки - Е-11, Е-11s, А280, А295. Хотя звук выстрела из них существенно тише, чем из подобного огнестрельного оружия, он вполне может быть слышен на расстоянии до километра.
ГРАВИЦИКЛ – летающий мотоцикл.
ДЖЕДАЙ – рыцарь-миротворец, обладающий сверхъественными способностями. Джедаи, избравшие путь зла, назывались ситхами.
ДРОИД – робот; механическое существо, наделённое искусственным интеллектом и возможностью самостоятельно перемещаться в пространстве. Дроиды обыкновенно выполняют либо малопрестижную, либо опасную и сложную работу.
ИМПЕРСКИЙ ИСТРЕБИТЕЛЬ – единица боевого космического флота Империи. Отличается характерным видом: круглая кабина соединена с двумя крыльями шестигранной формы, расположенными не параллельно, а перпендикулярно земле. Пилоты таких истребителей носят чёрные комбинезоны, голову их скрывает чёрный шлем.
ИМПЕРСКИЙ КРЕЙСЕР – военный космический корабль клиновидной формы, достигающий в длину до 600 метров.
КВОРРЕНЫ – антропоморфные земноводные существа, голова которых напоминает осьминога.
КОМЛИНК – рация.
КРЕСТОКРЫЛЫ – истребители сил Сопротивления. Названы так за модификацию крыльев: в боевой позиции самолёт визуально напоминает положенную на бок букву «Х».
ЛЭНДСПИДЕР – летающий автомобиль. «Кар» - летающий гоночный болид.
МИДИХЛОРИАНЫ – микроскопические формы жизни, обитающие в любых живых клетках. Их количество способно повлиять на развитие особых способностей у разумного существа.
МОН-КАЛАМАРИ – антропоморфные существа с коричневато-бурой кожей, лицо которых напоминает рыбью голову, а затылок – мантию (тело) кальмара.
ТВИ’ЛЕКИ – антропоморфные существа, зачастую с синей или зелёной кожей; вместо волос из их головы растут два длинных мягких отростка, похожих на хвосты или щупальца.
ШТУРМОВИКИ – имперские военнослужащие элитных подразделений. Облачены в специальную броню белого цвета, надевающуюся поверх чёрного облегающего костюма и закрывающую почти всё тело; на голове носят специальные шлемы. За счёт такого снаряжения солдаты неотличимы друг от друга и внешне напоминают роботов. Все штурмовики безоговорочно преданы Империи и без колебаний исполняют любые, даже самые жестокие, приказы военачальников.
ШТУРМОВИКИ-РАЗВЕДЧИКИ – военнослужащие Империи, специально обученные вести разведку и бой в сложных условиях. Также носят шлемы и белую броню поверх чёрного костюма, но визуально и опционально их доспехи существенно отличаются от снаряжения обычных штурмовиков. Участвуя в разведывательных операциях, чаще всего передвигаются на гравициклах. Считаются лучшими снайперами в имперских войсках.
Вот и всё, что хотелось сказать, предваряя тот момент, когда птица повести впорхнёт в открытое вами окно…
Спасибо.
С уважением,
Елизавета Степанова (Вета Уран).
ЛЕСНЫМИ ТРОПАМИ НАДЗЕИ
Повесть
…Эта история с равной долей вероятности могла произойти как в одной далёкой галактике давным-давно, так и в наши дни в галактике, располагающейся где-нибудь поближе. Но, сдаётся мне, в действительности она произошла в том странном измерении, где два этих мира неожиданным образом накладываются друг на друга.
Впрочем, её суть нисколько от этого не меняется.
* * *
Путь до Деона предстоял ещё неблизкий; утрамбованная песчаная дорога вилась вдоль лесного массива, то и дело сворачивая в сторону, чтобы обогнуть крутые взгорки. Солнце стояло высоко, тени попрятались под камни и редкий придорожный кустарник. Пыльная трава полегла от зноя, и в ней громко и резко, точно маленькие свёрла, стрекотали обозлённые на жару насекомые. Небольшой дроид КФ-17, похожий на бело-синий шар с закруглённой башенкой головы, катился чуть впереди, подскакивая время от времени на выбитых из грунтовки побелевших камнях. Где-то очень далеко, за лесом, грохотали сухие раскаты бесполезного грома. И отвратительно было думать о том, что в город они все – она сама, её спутник и этот дроид – добредут в лучшем случае к самому вечеру.
- А представляешь, кое-где такая погода стоит вообще всегда, - буркнул ДалОр, поправляя белый платок, намотанный на голову. – Только деревьев там нет. Сплошной песок. На Татуине, например. Или на Джакку…
- А ты был? – без энтузиазма отозвалась Кэйна, вяло переставляя налитые усталостью ноги.
- Нет… Мне отец рассказывал… Правда, он там тоже не был.
Кэйна улыбнулась. Мальчишкой Далор одно время мечтал пуститься в путешествия и облететь столько планет, сколько может вместить самая большая звёздная карта. Ну, или хотя бы та, с бледными полосами помех, которую включал им учитель на уроках астрономии. Да ещё и отец старался, рассказывая сыну всякие были и небылицы… И Дал чуть было не рванул поступать в Имперскую Лётную Академию! Да, были детьми – ещё ни в чём не разбирались… Счастье, что он вовремя остановился и не связал судьбу с имперцами.
С Далором они дружили с самого детства. Она даже не помнила, сколько лет им было, когда они познакомились – то ли три, то ли четыре года. Росли по соседству, потом вместе пошли в школу, в один класс. В детстве Далор был похож на скромного ангела – и ресницами, и улыбкой, и ямочками на щеках. Только кудри и глаза у него были чёрные, и лишь кожа сияла белизной. На уроках он нередко подолгу думал о чём-то своём – а потом, возвратившись на землю, впопыхах, ежеминутно ошибаясь, списывал у Кэйны всё то, что он упустил, пока мысли его витали далеко за пределами Внешнего кольца. И даже как-то раз, насмотревшись фильмов о джедаях, сбежал с уроков для того, чтобы съездить в центр – в смешной детской надежде, что в центральной больнице можно сдать кровь на мидихлорианы... Хотя он и так, без всяких сверхспособностей, выделялся среди сверстников. Он никогда не страдал приверженностью ко всему приземлённому, примитивному, будь то обыкновенные юношеские желания или модные в среде однокашников пороки. С его внешностью легко было бы преуспеть на личном фронте, а девочки, бывало, теряли от него голову – однако простые, земные отношения нисколько его не интересовали. Он верил, что Женщина у него может быть только одна. И что это будет Любовь на всю жизнь – прекрасная, мудрая и неземная, предназначенная ему самой Судьбой... Конечно, Кэйна на эту роль не годилась. Но от этого лишь крепла их дружба. Они неизменно делились всеми идеями, всеми мыслями; вместе обсуждали их и строили планы на будущее… Мало кто понимал правильно, что в действительности связывает их, и Далора это сердило. Он смешно ругался и переживал, что недалёкие люди только и норовят всё опошлить. Хотя Кэйна отчасти понимала, откуда брались эти сплетни: подростками они с Далором действительно проводили вместе едва ли не каждый вечер. В доме её родителей был чудесный чердак; зимой там было ужасно холодно, поскольку он не отапливался, но весной, осенью и в особенности летом они с Далором буквально пропадали там, в этом чудесном мирке, пахнущем тёплыми тайнами старины, под скатом крыши с крохотным оконцем, из которого в летние ночи были видны мириады сияющих звёзд… Они не одну ночь подряд засматривались на эти звёзды. Да… О чём Далор только не мечтал… Ха, впрочем – разве она в ту пору мечтала меньше?..
Но время сказок минуло. Далор вырос в стройного, высокого юношу; состриг волосы, но мечты не состриг. И теперь оба они жадно мечтали о самом важном, самом необходимом: мире в Галактике. Далор так никуда и не полетел – но нисколько и не сожалел об этом. По окончании школы он поступил в Турвонскую Академию Иностранных Языков – в основном, потому, что именно её в своё время закончила его мама. Кэйна тоже отправилась учиться в Турвон, но поступила в Академию Менеджемента и Управления – у неё никогда не было способностей к языкам. Теперь учиться им обоим оставалось лишь год; пора было всерьёз задуматься о том, что дальше. Этой весной, вступив в ряды повстанческого движения, Кэйна сразу же записалась на курсы пилотирования лёгких космических катеров – но, к огромной её досаде, летом в занятиях зачем-то делали существенный перерыв. Однако конкретно эти летние каникулы они с Далором впервые посвятили действительно серьёзным делам. Далор примкнул к повстанческому движению одновременно с нею – и Кэйна очень ярко ощущала, что именно с этого момента их жизнь переменилась. И понимала: полетать им обоим ещё успеется. А сейчас все свои силы нужно отдать на то, чтобы Галактическая Империя была сломлена, и Альянсу удалось восстановить Республику. Важнее всего в жизни освободить тех, кого подмяла под себя Империя. Сломать ей хребет и заткнуть навсегда эту смердящую глотку, в жерло которой проваливаются целые народы… да что там! Целые планеты, целые миры! Разумеется, это будет нелегко. Но правое дело стоит того, чтобы…
Далор остановился и, оглянувшись, приложил ладонь козырьком ко лбу; вытянул шею:
- Погоди-ка… Там едет кто-то. Давай остановим, а то я больше не могу.
Кэйна кивнула; окликнув своего дроида, поманила его рукой. Стал отчётливо слышен низкий, ласковый рокот. Судя по звуку, это был лэндспидер – одна из тех неторопливых посудин, которые в этих краях с чьей-то лёгкой руки в шутку прозвали карами. На таких передвигались в основном селяне или жители периферийных городков.
И точно: вскоре из-за поворота показался зеленовато-рыжий удлинённый кузов спидера; молодые люди замахали машине рукой, и даже КФ-17 закачался у ног хозяйки, пища и посвистывая. Кар подплыл к ним по раскалённому воздуху и завис, остановившись рядом. Пилотировал его крупный буроголовый мон-каламари; рядом сидела девочка-подросток лет пятнадцати – её длинные, туго сплетённые косы тяжёлыми блестящими узлами лежали на затылке. Девочка растерянно улыбнулась и уставилась на них; пилот, не поворачивая рыбьей головы, взглянул на путников круглым правым глазом:
- Вам в Деон?
Лишь теперь, по голосу, они определили, что за рулём, по всей видимости, пожилая женщина. Жёлтый глаз её, огромный и подвижный, смотрел на истомившихся путников с тревогой и лаской.
- Именно туда! - с надеждой окидывая взглядом кабину кара, подтвердила Кэйна. Кар был полузакрытого типа, и над пилотом, пассажиром и задней скамьёй простиралась живительная тень выдвижного козырька. Женщина сняла со штурвала широкую перепончатую кисть, махнула ею, словно веером:
- Залезайте!
Далор запрыгнул на заднее сиденье, Кэйна, подсадив своего дроида, забралась следом; дверца захлопнулась с хриплым стуком, и кар поплыл над дорогой, постепенно набирая скорость. Воздух, который ещё минуту назад висел плотной жаркой глыбой, превратился в прохладный поток, и они с Далором, сняв с плеч рюкзаки, с наслаждением откинулись на вытертую спинку заднего сиденья. Кэйна провела тёплой рукой по коротким волосам, чувствуя, как ветер вплетается в чёлку и мягко вытирает влажный от пота лоб.
- Откуда же вы, такие отчаянные? – по-доброму поинтересовалась пилот.
Далор, опередив её, рассказал – впрочем, с ворохом подробностей. Но, к счастью, не забыл под конец монолога поблагодарить и хозяйку старого кара, и судьбу за эту встречу. Мон-каламари кивнула, качнув красно-коричневой шишкой скошенного голого темени.
- Да, это вам, ребятки, повезло. Я бы позже поехала, если б не Арис.
Девочка обернулась к ним – светлая кожа её лица и открытых рук была такой ровной и чистой, словно эту Арис, едва она родилась, уложили на постель из полупрозрачных лепестков, да так и растили, не снимая с царского ложа.
- Да, я вот… Ездила на выходные к подруге, и забыла у неё сумку… Но вот, видите, как хорошо получилось!..
Она задумалась на мгновение, не сводя с них добрых глаз с длинными детскими ресницами, и продолжила:
- И даже одно место осталось! Может, ещё кому-нибудь сегодня повезёт!
И засмеялась. Кэйна по инерции улыбнулась ей – но отчего-то ей тут же стало не по себе. Кольнуло предчувствие, что так оно и будет: старуха с девочкой подберут ещё одного пешехода. И, как водится, тот всё испортит – одним своим присутствием…
Дорога вильнула ещё дважды, огибая холмы – и, развернувшись вновь, открыла там, за вторым склоном, фигурку в серо-зелёном, которая, услыхав приближающийся кар, повернулась и замахала ему рукой. Кэйна выдохнула и опустила глаза, чтобы как можно дольше ещё не видеть фигуру на дороге. Этого человека она узнала с первого взгляда. Его в принципе трудно было с кем-либо перепутать. Кар стал плавно замедляться; КФ-17, уловив смену настроения хозяйки, тревожно мигнул лампой и вопросительно пикнул.
- Всё в порядке, КаЭф… - шепнула Кэйна, наклоняясь к дроиду. – Хотя… Чёрт побери, КаЭф, не всё. Просто… это Тэн.
Дроид присвистнул в ответ и качнулся, точно сочувствуя.
…Когда-то Тэн Лонгин жил на самой окраине города, практически на границе с лесом. Это был угрюмый рослый детина лет сорока с жёстким ртом и бесцветными, ничего не выражающими глазами. Жил он уединённо, а зарабатывал на жизнь охотой – до тех пор, пока Айфал Крубб, старый егерь этого леса, не предложил Тэну занять его место. Сам дед Айфал стал егерем, кажется, ещё задолго до того, как родилась Кэйна. Отец, который всерьёз увлекался охотой, очень ценил его – даже если ему случалось остаться без добычи, он никогда не возвращался из леса без новых захватывающих историй, рассказанных стариком. Приглашали Айфала и к ним, в школу, на уроки природоведения: он щедро делился тайнами, спрятанными от посторонних глаз под широким пологом леса. Весь класс слушал его, открыв рот, и Кэйна до сих пор помнила эти дивные рассказы... А рассказчиком дед Айфал был изумительным! Неудивительно, что буквально после первого же такого урока Далор заявил родителям: мол, решено, когда он вырастет – станет егерем. Родители, конечно, отговорили, пояснив: работа эта, во-первых, сложна физически, ведь егерь работает без выходных, с утра до самой ночи, невзирая на погоду, зачастую таская тяжести и проходя за день по многу километров. А во-вторых, она по-настоящему опасна, так как приходится бороться с вооружёнными бандитами и браконьерами – просто об этих тонкостях своей должности дед, конечно, не распространялся, общаясь с детворой. Да и, к тому же, егерю приходится регулярно вести отстрел животных, чтобы удалять больных или агрессивных, а также регулировать их численность. Вооружённые бандиты Далора не смутили нисколько, а вот отстреливать ни в чём не повинных зверушек ему было очень жаль: он с детства не мог равнодушно смотреть на страдания животных. Потому становиться егерем Далор раздумал.
Но года два тому назад старый Айфал попросился в отставку – мол, здоровье уже не то, больше не потянуть. Егерем стал неприветливый Лонгин; и горожане были совершенно убеждены, что промышляет он не столько егерством, сколько банальным разбоем. Хотя, возможно, причина такой неприязни крылась исключительно во внешности Тэна. Когда-то неопытному охотнику крупно не повезло: вырвавшийся из ловушки зверь бросился на него и мощным ударом длинного когтя рассёк ему наискось – от лба до нижней челюсти – всё лицо. Травма, очевидно, и подпортила ему характер, превратив и без того малосимпатичного мужика в откровенного урода. Впрочем, несмотря на это, дед Айфал – это Кэйна узнала уже потом, да и то случайно, и аж передёрнулась – аккуратно советовал родителям «присмотреться» к Лонгину. Старик отзывался о нём как о человеке исключительно благородном, надёжном и честном – и абсолютно недвусмысленно намекал отцу, что, несмотря на большую разницу в возрасте, из того выйдет хороший зять.
Должно быть, именно поэтому Кэйна заочно ненавидела Тэна, а заодно полностью разделяла опасения горожан. К тому же, она отлично помнила, что раньше, когда он был ещё простым охотником, то нередко, распродав на базаре дичь, отправлялся прямиком в винную лавку. И тогда жители южной окраины накрепко запирали двери и старались не выходить на улицу, чтобы не попадаться ему на глаза. Как правило, эти предосторожности оказывались лишними – но несколько раз, действительно, случилось так, что Тэн, вооружившись громадным колуном, вышел из дома и часа два подряд молча крушил всё, что попадалось ему под руку. Жители соседних домов в ужасе вызвали полицию, но прибывший наряд, не имея никакого повода стрелять на поражение и абсолютно никакого желания погибнуть от удара необъятного Тэнова топора, только и смог сделать, что дождаться вместе с горожанами, когда опьянение и усталость наконец свалят охотника с ног. Пьяный Лонгин был настолько страшен, что казалось – если бы вместо полицейского отряда был прислан отряд имперских штурмовиков, он превратил бы и их в кровавое крошево, ни на йоту не смутившись ни огнём из бластеров, ни прочной бронёй. И, хотя Тэн, протрезвев, извинился перед соседями и восстановил всё, что разрушил в припадках бешенства, Кэйна нисколько не переменила своего отношения к нему. Тэн был мерзок ей, и она ни за что не согласилась бы его подвезти.
Но кар был чужим. И за штурвалом сидела не она.
Прошла минута – и после непродолжительного диалога с пилотом егерь шагнул в кар и уселся рядом. Бахнула, как выстрел, разболтанная дверца; мон-каламари тронула машину. Кэйна и Далор сидели теперь уже далеко не так расслабленно, а девочка на переднем сиденье и вовсе затихла – даже косы её как будто плотнее прижались к голове. Воцарилась тишина – и длилась до тех пор, пока тяжёлый рюкзак Тэна, который тот снял с плеч и поставил в ноги, не повалился в повороте прямо на КФ-17. Дроид взвизгнул и обиженно застрекотал. Тэн молча поднял рюкзак и прижал его ногой.
- Бедный малыш! – посочувствовала мон-каламари.
Дроид в ответ выдал долгую переливчатую тираду на высоких тонах.
- Да, дорогой, нередко так и бывает, и не только у дроидов. Но ничего страшного...
КФ-17 утвердительно крякнул и мигнул лампой на макушке.
- Вы… понимаете язык дроидов?! – удивился Далор. – Вот здорово!
- Ну, далеко не всех… Но несколько наречий знаю. Это очень помогает, когда ты стара, живёшь уединённо, а вокруг зачастую нет никого, кроме дроидов. С ними всегда найдётся, о чём поболтать.
- Я тоже один. Но в голову бы не пришло разговаривать с дроидами, - грубовато вмешался Тэн. – Обслуживать и хранить информацию – вот на это они годятся.
При этих словах КФ-17 присвистнул, да так выразительно, что перевод совершенно не потребовался. Кэйна, Далор и Арис засмеялись. Девочка обернулась, улыбаясь:
- Да, наверное, дроиды про нас тоже много чего думают!
- Они не могут думать, - возразил Тэн. – Они просто запрограммированы, вот и всё.
- О, дорогой мой, - вздохнула мон-каламари, - знаете, сколько я встречала в своей жизни высокоразвитых существ, которые только тем и занимались, что выполняли заложенные в них программы, и не более того? Ну и, конечно, чванились своим мнимым превосходством над теми же дроидами…
- И совершенно, абсолютно не задумывались! – подавшись вперёд, подхватила Кэйна. – О, как знакомо!
- Бросьте, человека нельзя запрограммировать. Он сам принимает решения.
- Да, - поспешно поддержала егеря Арис, - я тоже не понимаю. Разве такое возможно?
- Ещё как! – заверил Далор. – Если так разобраться, жизнь большинства людей ничем не отличается от жизни дроидов. В ней всё удобно, просто и предсказуемо. Изо дня в день одни и те же события, действия, люди и разговоры. Один и тот же круг. И он замкнут! Выйти за пределы этого круга люди не могут – и даже не потому, что не хотят, а потому, что просто… не понимают, не задумываются о том, что может быть как-то иначе! Их устраивает то, как они живут, потому что им просто… внушают, что вот это – нужно и правильно, а вот то – нет… Внушают, что именно они должны делать, к чему стремиться, о чём мечтать и чего избегать… Всё очень просто! И они даже не подозревают, что являются лишь крошечными бесправными дроидами… Нет, даже не дроидами – деталями примитивных механизмов! Миллионы, миллиарды рабов, которые не осознают, что они рабы жестокой и бесчеловечной системы! Они не думают, не думают вовсе!.. А те, кто правит ими, лишь наживаются на их рабской покорности!
- А те… ну, кто задумывается?.. Что делают они? – спросила Арис.
Кэйна торопливо кинула на Далора острый, предостерегающий взгляд, но тот не понял. Маленькое розовое ушко Арис, наполовину закрытое блестящей волной волос, примет всё, что он скажет сейчас – но проведёт лишь до второго такого же ушка. А оттуда всё выдует налетающий ветер. Зато старуха за рулём и угрюмый охотник услышат то, что их совершенно не касается…
- Они идут против системы! – воскликнул юноша. – Они объясняют людям, что у них есть право на настоящую, свободную жизнь! Именно те, кто задумывается, и создали Повстанческий Альянс! Важно ведь не только думать, но и действовать… Притом действовать решительно! Думать не только о себе, а о миллионах угнетённых сородичей! Спасать их от вечного рабства! Потому-то Империя так ненавидит и боится повстанцев! Потому что те, кто там, наверху, отлично понимают, какую угрозу представляет Альянс… Если простые люди поймут наконец, что их попросту используют, и все, как один, поднимутся на борьбу с жестокой машиной – Империя падёт!
- Но ведь… Империя очень жестоко истребляет тех, кто высказывает любые… эм… недовольства…
- Конечно! Они держат в страхе всю вот эту не задумывающуюся массу, именно чтобы люди и не помышляли о том, чтобы…
- И в борьбе с ними повстанцы погибают… И ведь… Погибают и те, кто не задумывался!.. При военных операциях… Зачистках территорий… Или просто по ошибке… И это неизбежно…
Кэйна взглянула на Арис. Почему ей показалось сначала, что девочке лет шестнадцать от силы? Нет ведь… похоже, она постарше. Этот грустный, совсем не детский уголок губ, маленькая родинка на шее…
- К сожалению, да, - печально склоняя голову, признал Далор. - Но это война. В любой войне жертвы неизбежны. Иначе, увы, невозможно будет ничего изменить. Империя сильна и жестока, но она идёт ошибочным курсом. Курсом зла, уничтожения, порабощения и страха. Если не остановить её, невинных жертв будет в миллионы и миллиарды раз больше!..
Арис опустила глаза:
- Значит, ты… прости, не знаю, как тебя зовут… ты – из тех, кто задумывается?
- Далор, - представился тот. – Да! Ты угадала. Мы повстанцы. И я, и вот Кэйна.
Кэйна положила ладонь ему на руку, требовательно сжала:
- Далор… довольно.
Но юноша лишь отмахнулся. Чёрные глаза его сияли радостно и возбуждённо.
- Да ладно тебе! Конечно, я понимаю – говорить столь открыто… Но если бы мы были в самой гуще событий – тогда да. Если бы всё вокруг кишело имперцами, и на нас объявили бы охоту… А здесь, сейчас… Я тебя умоляю! Наше повстанческое движение только зародилось – и ещё, можно сказать, не вылезло из пелёнок! Никому вообще нет дела до нас, а Галактическая Империя и про планету Надзею, небось, не слыхала! Но это ведь вовсе не значит, что мы не должны заявлять о себе, правда? Открывать людям глаза – это тоже часть нашей миссии, если угодно…
- Ну… да, безусловно…
Спорить было бессмысленно. Кэйна перевела взгляд вперёд, на дорогу, и постаралась вновь насладиться ласковым ветром. Ладно, в конце концов… Далор прав. И это лишь мимолётная встреча в пути. Где-нибудь через полчаса – или нет, через час, бабуля всё-таки чертовски медленно водит – они будут на месте. Вылезут из кара, поблагодарят, попрощаются – и уже через минуту забудут и друг друга, и все пустые дорожные разговоры, и саму дорогу… Ну, они с Далором, пожалуй, ещё пару-тройку дней будут помнить, что им повезло встретить попутку. Вот и всё… Поэтому сейчас самое время расслабиться и просто радоваться поездке. Впрочем, присутствие Тэна, который сидит так близко, что почти касается её своим плечом, эту поездку однозначно не красит. С другой стороны – он не пьян и не размахивает топором. Так что жаловаться нечего. Часок можно и потерпеть, ведь потом... Родители, конечно, обрадуются… Они совсем не ожидают... А Далор, кстати, может остановиться у неё в доме, если захочет… Его-то родные в отъезде. И можно будет, как в детстве, заночевать на чердаке, под самой крышей – ночь-то явно будет тёплая! А что? Точно, надо будет ему предложить! Не спать почти до утра, ржать без причины, как в детстве, смотреть на звёзды и вместе мечтать о будущем – теперь уже о взрослом, реальном… И хорошо, что никуда не придётся переться после долгой дороги – карту можно будет сразу отдать отцу, а он уже позаботится о том, чтобы передать её комиссару. Карта, конечно, отнюдь не полная… но лучше такая, чем никакой. Информация будет на вес золота, если повстанцам придётся, например, срочно отступать… Но… Да что там говорить! Увы, Далор прав. «Смотрите все, мы повстанцы!» Глупая детская игра. Ещё бы встал на сиденье и помахал картонным мечом… Нет, разумеется, Империя должна пасть, и это не обсуждается. Этих ублюдков нужно остановить во что бы то ни стало. Да вот проблема вся именно в том, что их повстанческие отряды пока – одно название. Тем и занимаются, что стоят на стульях и весело машут картонными мечами. А, ну да, и ещё непременно сверяют, чей длиннее... И это тогда, когда надо действовать!.. О, как надо действовать!..
- Господи! - вдруг громко произнесла Арис. – Смотрите… Боже мой, что это?..
- Где? – не поняла Кэйна.
- Впереди… Над городом… Да, над городом!..
Голос её был полон самого искреннего детского испуга. Все затихли, напряжённо глядя вперёд. Ещё несколько мгновений спустя стало ясно, что зоркие молодые глаза не подвели Арис. Впрочем, Кэйна готова была поклясться после, что увидела всё, что творилось впереди, одновременно с нею. Просто мозг отказался принять то, что увидели глаза, за правду.
Но это была правда.
Над городом висело тёмное марево. Клубы чёрного дыма широкими столбами поднимались к небу, питая бескрайнее облако, клубившееся над землёй. Чуть выше, в побледневшем от ужаса небе, медленно разворачивался, указывая острым носом на город, имперский крейсер. Лёгкие истребители, казавшиеся издали чёрными точками, выпадали из него, словно икра из нерестящейся рыбы; а вслед за ними один за другим, точно белые личинки, вываливались из брюха крейсера боевые шаттлы, начинённые взводами штурмовиков. Раскалённый воздух над землёй то и дело вспарывали раскаты взрывов – то, что издалека показалось и ей, и Далору безобидным громом…
И ещё несколько мгновений потребовалось мозгу на то, чтобы осознать, что означает эта картина. И лишь тогда Кэйна закричала – и услышала, как одновременно с нею орёт Далор и пронзительно верещит КФ-17.
- О Господи!.. Нет!.. Не может быть! – захлёбываясь, выкрикнула она, ощущая, как лоб и ладони становятся мокрыми от ужаса, накатившего мутной горькой волной. – Пожалуйста!.. Туда!.. Скорее!..
- Ты с ума сошла? – спросил Тэн, поворачивая к ней изуродованное покрасневшее лицо. – Надо драть отсюда изо всех сил!
- Нет!! Я не могу!.. Там мои родители!..
Тэн наклонился к ней – так, что она невольно вжалась в спинку сиденья, отворачивая лицо, и проколол острым взглядом своих выцветших глаз:
- Если они тоже повстанцы, их там УЖЕ НЕТ. А если даже и есть – ты ничем не сможешь им помочь. Никто из нас уже ничем не сможет помочь…
Кэйна замолчала, и по её щекам полились слёзы.
- Боже мой, Боже мой… - бормотал Далор, слепо вглядываясь в горизонт, тонущий в чёрном дыму. – Как же так?.. Почему?.. Как… такое могло случиться?!
Арис плакала на переднем сидении, безуспешно пытаясь зажать всхлипы в ладонях. Пожилая мон-каламари сидела молча, тяжело и редко дыша.
Тэн тронул рукой спинку водительского сиденья:
- Слушайте… Надо убираться отсюда, и как можно скорее. Город наверняка уже в оцеплении. По всем дорогам скоро пустят отряды на зачистку. Не вижу смысла их ждать… Разворачивайте машину. Если не умеете ехать быстрее, я могу сесть за штурвал.
- Не беспокойтесь, молодой человек. Я умею водить быстро, – голос её звучал теперь хрипло, отрывисто и сухо. – Ну, ребятки, пристегнитесь. Я разворачиваюсь.
Острый тонкий палец коснулся кнопки на приборной панели, и из длинных углублений по бортам мигом выросли прозрачные щитки – кар стал полностью закрытым. На боках пассажирских сидений зажглись потускневшие от времени сигнальные лампы отстёгнутых ремней безопасности.
- Пристёгивайтесь, - строго произнесла пилот. – Я, в отличие от вас, прекрасно знаю, на что способен этот таз.
Она ни на йоту не солгала. Резко развернув кар, она пустила его в такой бешеный полёт, что Кэйну невольно бросило в дрожь. Далор застыл, скорчившись на скамье; посеревшие губы его затряслись. КФ-17, крепко зажатый между ногами Кэйны и Тэна, крутил головой и пронзительно пищал, когда кар кренился на поворотах.
- Откуда вы ехали? – стараясь не смотреть на лес, слипшийся в одну грязно-зелёную стену по правому борту, спросила Кэйна. – Из Турвона?
- Из Фота. Это восточнее.
- Да, я знаю…
- И Арис тоже. Она моя соседка.
- Мы ведь ещё успеем предупредить жителей… Наверное… Хотя бы кого-то… - с надеждой заметил Далор.
Кэйна кивнула.
- Да. Но нам по-любому придётся мотать, Дал. Задерживаться нельзя ни на минуту.
- Мотать, конечно, я понимаю… Но куда?
- Я имею в виду – вообще мотать. С планеты.
- К… как? – от волнения Далор даже запнулся.
- А ты думаешь, они нас не найдут, если мы останемся?.. Да и, к тому же… - она осеклась, вспомнив про карту, и лишь добавила с горечью:
– Да ты же сам всё понимаешь!
- Понимаю, ясное дело… Но как ты сбежишь?.. Нужен корабль… Грузовик? Но их всё равно прикроют… Своего нет… Да и пилота у нас нет…
- Пилот у нас есть... Пока нет ни лицензии, ни карточки. Но пилотировать я умею.
- И ты мне не сказала?!
- Я плохой пилот. Но в нынешней ситуации сойдёт и это.
- А нас… вы возьмёте? - тонко спросила Арис. Глаза её по-прежнему блестели лихорадочным блеском, и брови сами собой строили жалкую несчастную гримасу.
- Конечно! Это не обсуждается… Но нам понадобится ваша помощь… Надо как можно скорее попасть на Западный аэродром. Знаете, где это? Думаю, там мы сможем раздобыть корабль.
- Не знаем, но поможем, - коротко подытожила мон-каламари. – Мы теперь с вами в одной банке засолены… Как ни крути.
- У вас в Фоте кто-то остался, кроме дроидов?.. – внезапно спросил Тэн.
- Нет…
- У меня остались! – торопливо выдохнула Арис. – Знакомые... А из близких – никого…
- В таком случае я бы туда не ехал. Потеря времени. Лучше сразу прорываться на аэродром. Кстати, если имперцы знают о его существовании, мы уже опоздали. Если нет – могут накрыть раньше, чем мы туда доберёмся.
- Его или нас? – уточнила Кэйна.
- И то, и другое, - мрачно отозвался Тэн. – Потому и не стоит нарезать лишние петли по этой открытой дороге.
- Подожди, а как же наши друзья?.. Как же друзья девушки?.. – возмутился Далор. – Ты так просто распоряжаешься!.. А знаешь, почему? У тебя-то самого никого там нет! Вот поэтому тебе так легко решать за других!..
- Идиот!
- Так, мальчики, хорош, - на удивление спокойно прозвучало с водительского кресла. – Я за штурвалом, и последнее слово за мной. Летим в Фот. Но не задерживаемся там ни одной лишней секунды.
- Принято! – поспешно произнёс Далор.
…Кар нёсся над иссохшей дорогой. И точно так же, как запылённый кустарник по её краям, сливались в одну неровную и беспрерывную нитку мысли в голове у Кэйны. Сквозь них – суматошные, несвязные, как тревожный сон, пульсировала красным фонтаном боли одна, самая яркая: родители. Что с ними?.. Живы ли они?.. Если живы – где? Может, взяты в плен, и их пытают?.. Может, лежат беспомощные, тяжело раненные?.. А вокруг мечутся в огне и дыму другие люди, пытаясь спастись – и их, безоружных, кричащих от ужаса, безжалостно расстреливают имперские штурмовики, не щадя ни детей, ни женищин… Эти полуроботы, полузвери, символы мощи Империи, облачённые в белую пластоидную броню – бездушные, жестокие, живые только номинально – внушали Кэйне особую ненависть. Ведь они не были боевыми дроидами. Они были людьми! Но как, КАК они могли не осознавать, что стреляют по беззащитным, ни в чём не виновным существам?! Таким же, как они! Да, конечно, всегда находятся мерзавцы и кровавые диктаторы вроде Императора и его приспешников, и они пролезают во власть благодаря своему уму, хитрости и жестокости, но… Откуда берутся все те, кто безропотно исполняет их кровавые приказы? Живые люди, убивающие таких же, как они, живых людей – по сути, ни за что!.. Просто по приказу! Да, теперь у мирных народов лишь одна надежда – Альянс! Если он не прекратит эту беспощадную резню, то не прекратит никто… И тогда Император зальёт кровью всю Галактику – руками своих штурмовиков…
…Мама, папа… Увидится ли она с ними ещё когда-нибудь?.. Они даже не попрощались толком тогда… «Па-ап, пока, я к Далору!» - «А, ну, хорошо! А потом в Турвон?» - «Да!» - «Понял. Счастливо!» И даже не передала маме привет… Кажется, не передала… Господи! Кто же знал?.. Но если имперцы здесь, да ещё… Да ещё ВОТ ТАК – не значит ли это, что кто-то предал их повстанческое звено? Ну конечно, именно это и значит! Предал!.. Да ещё и приукрасил исходящую от них опасность… Кто мог оказаться предателем? О, она это выяснит! Если имперцы не уберут его, это сделает она сама. Вычислит, найдёт и уничтожит. Теперь отомстить за родителей и друзей – её священный долг. И она его исполнит!..
В этот миг кар резко клюнул носом; завыли тормозные тяги, всех пассажиров резко бросило вперёд. КФ-17 ударился о пассажирское кресло и засвистел – на этот раз ему действительно досталось. Арис громко, испуганно вскрикнула.
- Что? – движением головы убирая упавшие на глаза волосы, спросила Кэйна.
- Всё, - тяжело отозвалась мон-каламари и слабо махнула вперёд перепончатой кистью руки. Вдали, над обширной долиной, куда плавно спускалась с отлогого склона их дорога, плыл такой же густой чёрный дым, что они видели час тому назад. Белыми хлопьями падали с небес шаттлы вражеского десанта, и точно так же висела над изуродованной землёй остроносая громада имперского крейсера.
- Именно то, чего и следовало ожидать! - выругавшись, произнёс Тэн. – Говорил же я вам! Надо убираться с дороги в лес, и побыстрее. Иначе они нас заметят.
Кэйна скосилась на него. В этот миг всё в нём было гадко – и противно сжатые губы, и небритая щека, и белый рубец, похожий на червя, выгрызшего клок волос над виском. «Трус! Как же ты боишься за свою попорченную шкуру!» Кэйна прикусила губу, чтобы эта фраза ненароком не вылетела наружу.
Мон-каламари развернула кар, и они поспешно отъехали назад – туда, откуда не были видны ни разрушенные селения, ни клубы чёрного дыма, ни корабли имперцев. Выбрав место, где лес чуть отступал от дороги, взбираясь на пригорок, пилот опустила кар на опушку. Остановила его у самых корней старого дерева, посадила на траву и заглушила двигатель. Дальше предстояло идти пешком: сквозь густую лесную чащу можно было пролететь разве что на гравициклах, которых у них не было. А слишком крупный, широкий в корме кар не мог лавировать между деревьями.
Они вылезли из машины; Кэйна сразу ощутила в ногах тупую боль – от страха и бешеной скорости мышцы на долгое время сжались, и теперь ей с трудом давался каждый шаг.
- Что у вас в багажнике? – спросил пилота Тэн. – Если есть вода, инструменты, одежда, оружие, то это надо взять с собой.
- Оружие! – смеясь, повторила пожилая женщина, покачивая головой. – Погодите. Для начала нужно понять, куда мы вообще идём, и сколько времени займёт путешествие.
- КаЭф! – позвала Кэйна. – Покажи карту местности.
Дроид подкатился к ней; пискнул, поднял головку вверх – в воздухе перед ним появилась цветная голограмма. Кэйна ткнула в одну из мерцающих синих точек – и повела палец чуть правее, к огоньку, тревожно пульсирующему жёлтым:
- Это Фот... А мы с вами сейчас вот здесь. А Западный аэродром… - рука Кэйны взлетела вверх, к самому краю голограммы, - вот он.
- Далековато, - заметил Тэн; пальцы его щипали заросший подбородок. – Три дня пути, и не меньше. Но и не больше, это я вам обещаю. Считайте, что вам повезло, раз я с вами.
- Тэн – здешний егерь, - пояснила Кэйна.
- Верно. Знаю здесь каждую тропу.
- Тэн… - точно пробуя на вкус, произнесла мон-каламари, с любопытством глядя на мужчину желтовато-карим глазом, обрамлённым морщинистыми веками без ресниц. – Очень приятно. НимаИса.
- Кэйна, - распрямляясь, произнесла девушка, и добавила, указывая на дроида: – А это КФ-17. Или просто КаЭф.
- Я же уже представил тебя, - напомнил Далор, и повернулся к самой юной спутнице:
- А ты – Арис, так?
Та кивнула. Она тщетно пыталась сжаться и двигаться как можно меньше, чтобы скрыть так и не прошедшую дрожь. Щёки и пальцы её были бледны; дорожная сумочка, перекинутая через узкое плечо, висела на боку жалким увядшим лепестком.
- Отлично, теперь мы знакомы, - решительно кивнула Кэйна. – Тэн, мы очень надеемся на твою помощь… Кстати, а что у тебя самого в рюкзаке?
- Всё то, что я перечислил.
- Включая оружие? – с опаской уточнил Далор.
- Только охотничий нож.
- А оружие нам не помешало бы… - хмурясь, заметила Кэйна, внимательно разглядывая карту, развёрнутую дроидом. – Тэн, скажи, ты сможешь провести нас… приблизительно… вот в эту точку до наступления темноты?
- А что там?
Кэйна и Далор переглянулись. Нимаиса и Арис смотрели на них, ожидая ответа. Тэн молчал. Пауза затягивалась. Кэйна кашлянула, прочищая горло, и махнула рукой:
- Ладно. Всё равно мы теперь все вместе. В этой точке повстанческий схрон. Оружие и припасы. Система этих схронов рассредоточена по лесу. Наверное, это единственное, что успели сделать наши повстанцы…
- Да. Карта схронов только недавно была закончена. И не все повстанцы успели её получить, - продолжил Далор.
- Мы несли её в Деон, - тихо произнесла Кэйна. – Так что теперь… Уж если Империя узнала о существовании наших зарождающихся сил, то…
Тэн мотнул головой:
- В какое же дерьмо я влип!.. Чёрт побери!..
- То есть… из-за этой карты нас что, теперь всех… расстреляют?.. – с ужасом спросила Арис.
Тэн собирался ответить ей – судя по лицу, жёстко и совсем неласково, - но не успел. Над лесом, приближаясь со стороны горящего Фота, послышался воющий клёкот – такой громкий, что казалось, будто он сгибает деревья и давит траву. Ещё мгновение – и светлое, наивное небо распорол зловещий тёмный истребитель. Корабль, издали казавшийся лишь чёрной икринкой под брюхом крейсера, вблизи оказался сущим чудовищем. Он пронёсся чуть дальше дороги, над вырубкой – низко-низко, едва не цепляя землю растопыренными колёсами крыльев. Его появление обдало всех волной липкого, ледяного страха – так, что заставило молодых людей невольно присесть, а Арис вовсе повалило на землю, за кар, где она замерла, закрывая голову руками – и лежала до тех пор, пока сдвоенный рёв двигателей, похожий на трубный зов гигантского животного, совсем не растаял вдали.
- Имперский «глаз»! - с ненавистью прошептала Кэйна, глядя в небо.
КФ-17 покрутил башней, затрещал, стал взахлёб говорить что-то на своём наречии.
- Что он говорит? – волнуясь, спросил Далор у Нимаисы.
- Что такую хреновину видел впервые в жизни, и что она ему совсем не по душе, - неторопливо перевела старуха.
- Видела ли нас эта хреновина, вот в чём вопрос… - пробормотал Далор, обращаясь не то к мон-каламари, не то к дроиду.
Тэн постучал пальцем по крыше кара, и лежавшая ничком Арис вздрогнула от этого звука.
- Подъём, - сухо сказал егерь. – Нам пора.
Арис села, подняла лицо с прилипшей к щеке тонкой веточкой.
- Он улетел?.. Уже всё?..
- Как тебе сказать… Это только начало.
* * *
Небо наверху было ещё светлым, но здесь, в густой чаще, разлился прохладный синеватый сумрак. В нём уже растаяли стволы дальних деревьев и низкие кусты с широкими листьями, скрывавшие извилистую тропу. А вход, ведущий в схрон, совершенно слился с тёмной громадой укрепления. Они еле добрались сюда, пройдя по дикому, заросшему лесу, должно быть, не менее десяти километров. И Далор радовался: так далеко, так беспрерывно, да ещё с тяжёлым грузом, ему ходить пока не приходилось… но он отлично справился! Немного перетрудил плечо, но в остальном полный порядок. В машине у старухи много чего оказалось, и Тэн, который почему-то тут же стал распоряжаться, потребовал всё это переть с собой. Зачем?.. Ну вот, например, вода – здесь же полно ручейков и озёр… Или та же лопата – ведь в схроне их пара десятков! Непрактично… Под конец даже сбились с пути, никак не могли найти этот дурацкий холм, и Кэйне всё же пришлось достать карту – ту самую, настоящую. Но она правильно сделала. Не плутать же по лесу в темноте… Да ещё Тэн нагнал жути: сказал, что здесь и дикие звери водятся, и бандиты могут прятаться, что ещё хуже… Типа давайте-ка не шуметь лишнее и вести себя осмотрительно. В итоге шли и от каждого шороха чуть не какались. Постоянно в напряжении… А тут ещё такой груз на плечах!.. А вода, оказывается, ужасно тяжёлая. Особенно если пять часов кряду тащить её на горбу.
Кэйна и Арис сидели на поваленном дереве у самого схрона; Арис накинула на плечи какое-то грязное одеяло, которое дал ей егерь – её морозило. От дневной жары не осталось и следа; от земли веяло холодом. Холод тянулся к усталым путникам, посасывал их, всё настойчивее заявлял о себе. Тэн пообещал разжечь настоящий костёр, но так, что пламя не смогут увидеть издалека, а дыма почти не будет. О таком способе Далор ещё не слышал, и, ожидая, что будет дальше, с интересом наблюдал, как Тэн ловко снимает лопатой верхний слой земли. Из схрона вылезла Нимаиса – чтобы быть менее заметными, она предложила всем по возможности сменить светлую, особенно белую, одежду на что-то менее яркое. Сама она – тогда, на дороге, до всей этой катастрофы – была одета в просторный белый балахон. И теперь сменила его на какую-то зеленоватую фуфайку на застёжках и обвисшие штаны болотного цвета – всё это нашлось в необъятном багажнике её кара. Для Далора там, разумеется, ничего не нашлось; он лишь снял с головы свой светлый платок и затолкал в карман рюкзака – кто знает, может, ещё пригодится когда-нибудь на жаре.
- Ох и похолодало, - ёжась, заметила мон-каламари, направляясь к нему. – Надо же, а днём было такое пекло… Ты не замёрз, а, повстанец? Что-то ты бледноват. Или ты устал?
Кровь мгновенно прилила к щекам:
- Ничуть не замёрз! И не устал. Всё нормально.
Она подошла и обняла его за плечи корявой длиннопалой рукой:
- Ну, давай, пока совсем не стемнело, принесём хворост для костра. Мелочь наберём на растопку. А хочешь, можешь дровишек напилить. Пилы, правда, тут простые… но для мужчины это сущие пустяки.
- Это не схрон. Какой-то детский тайник… - проворчал Тэн, вынимая из ямы лопату песка. – Нет и трети того, что необходимо! Я-то надеялся найти укреплённый бункер, но никак не этот… земляной сарай.
- И всё же это лучше, чем ничего, - мягко заметила Нимаиса.
- Мы планировали улучшать их… расширять, комплектовать полнее, - отозвалась Кэйна. – Если честно… Я и раньше это понимала… но сейчас осознаю особенно остро: мы совершенно не были готовы к атаке имперцев. Тэн прав. Это всё казалось такой… детской игрой, что ли. И мы беспечно считали, что мы «в домике»…
- Что, и вашим командирам тоже так казалось? – нагибаясь за сухой веткой, со вздохом спросила Нимаиса.
- Угу… В этом вся и проблема.
- А имперцы не стали разбираться, опасны вы или не опасны, - грубо встрял Тэн. – Пришли и перестреляли всех к чёртовой матери… О чём вы думали, вообще? Не построили даже банального планетарного щита! Хернёй какой-то маялись… лопатки с ножовками в лесу прятали… - и Тэн без стеснения прибавил несколько нецензурных слов.
- Тем не менее, в этом схроне нашлись и пистолеты, и ножи, и бластеры, - сухо напомнил Далор.
- Малыш, из этих бластеров ты с десяти шагов без тренировки не попадёшь даже в корову. Это я тебе говорю как опытный охотник.
«Малыш»!.. Далор почувствовал, что щёки и уши его вновь начинают пылать.
- Думаешь, мы не тренировались? – понизив голос, спросил он.
- Думаю – нет, - просто ответил Тэн. – Дрова готовы? Сейчас сделаю отвод для дыма – и порядок. Скоро согреемся.
«Малыш»… Мерзкий зазнайка! Но это ничего… Всё ещё впереди. Этот грубиян очень скоро увидит, что его стоит уважать!
Он поднял глаза – и неожиданно заметил, что Кэйна беззвучно плачет, согнувшись, уперев локти в колени, и Арис, выпростав руку из-под ободранного одеяла, молча гладит её по спине и по плечам. Бросив собранный хворост на край ямы, он подошёл к ней, опустился на корточки, тронул рукой:
- Кэйна…
- Дал… - она всхлипнула. – Прости, не могу… Ты же тоже понимаешь, что… мои родители, скорее всего… убиты…
Последнее слово она едва прошептала – через силу, одними губами.
- Нет, нет… Я верю, они выкрутились… Как-нибудь… Обязательно! Да!.. Они живы… Не могло быть, чтобы… – надо было срочно найти какие-то слова, но слова не шли, и Далор бормотал бессвязную чушь, страстно желая помочь подруге – и теряясь от того, что ничем не может помочь.
- Кэйна, - тихо позвала Арис. – Кэйна, знаешь, у меня сердце разрывается сейчас… Ты даже не представляешь… Моих родителей тоже убили штурмовики.
Кэйна вздрогнула сразу всем телом, выпрямилась, взглянула на девочку:
- О Господи… Как?..
- Точно так же… Только они не были повстанцами… Они были простыми людьми. Ну, может быть, теми, кто не задумывается… Но они жили, и радовались, и мечтали… А теперь… Их нет больше. Осталась только я.
Кэйна смотрела на неё огромными, почерневшими в сумерках, зрачками; Далор был потрясён ничуть не меньше. Нимаиса поодаль перестала шуршать и хрустеть ветками, и даже Тэн на мгновение отвлёкся от костра и кинул взгляд на Арис.
- Когда это случилось? - помолчав, спросила Кэйна.
- Шесть лет тому назад.
- А сколько тебе сейчас?
- Восемнадцать…
- Значит, ты хорошо это помнишь… Стало быть, ты… ненавидишь имперцев так же сильно, как и мы? – негромко спросила Кэйна.
- Вовсе нет…
- Но… почему? Они же убили твоих родных!.. И тебе… до сих пор больно от этого!
- Больно, - кивнула Арис. – Но я не ненавижу… Ну, что же делать, если получилось так… Они случайно оказались там, где… Можно сказать, это судьба…
- Их, невинных и безоружных, зверски расстреляли штурмовики, а ты называешь это судьбой?! – поразилась Кэйна.
Арис растерялась – спорить она явно не умела. Впрочем, Далор сомневался в том, что она вообще что-либо умеет, кроме как пугаться и хныкать.
- Кэйна… Прости, мне трудно это объяснить… Мне кажется, ты не поймёшь меня. Но я не испытываю ненависти. Ни к Империи, ни к штурмовикам… Я… Ну, считайте, что я из тех, кто не задумывается. И ничего не может с этим поделать.
- Как это – ничего не может? – изумился Далор. – Значит, надо встряхнуться и задуматься! По-настоящему! Перестать бояться и открыто посмотреть в лицо своему страху… Ты так говоришь просто потому, что боишься Империю. А им только того и надо, чтобы ты боялась дать отпор!
- Но я… Вовсе не собираюсь давать отпор…
- То есть… тебя всё устраивает? Как оно есть? И пусть имперские штурмовики и дальше стирают с лица планет целые поселения?! Пусть себе маршируют ровным строем, оставляя за собой горящую пустыню? Пусть творят, что хотят, а мы… не будем им мешать? – Кэйна перестала плакать; её руки дрожали, но едва ли от холода. - Так, что ли? Так?
- Нет, не так… Меня не устраивает… - прерывающимся голосом произнесла Арис. – Но я… Я просто смотрю на это иначе…
- А как на это можно смотреть иначе? – выдохнул Далор. – Вот как? Я просто не понимаю.
Арис разрыдалась и закрылась одеялом с головой.
- Из шлема штурмовика на это можно смотреть иначе, Дал, - с холодным презрением заметила Кэйна. – А Арис ещё слишком мала, чтобы всё осознать.
Далор закивал в ответ.
…Потом, у догорающего костра, они остались с Кэйной вдвоём. Далор обнял её; Кэйна склонила голову ему на плечо. Ночь была тихой и звёздной; ни один звук, кроме потрескивания сверчков и редкого посвистывания ночных птиц, не нарушал тишину. КФ-17 изредка свистел, подражая им, а они отвечали. Тогда дроид подмигивал лампой и издавал лёгкий треск – должно быть, смеялся. Нимаиса с заплаканной Арис скрылись в земляном укреплении, Тэн лёг прямо у костра, накрывшись своим видавшим виды одеялом и положив под голову рюкзак. Они тоже не нарушали тишины – хотя им с Кэйной не спалось, и не хотелось даже ложиться. Далор чувствовал тепло её тела, её движения и дыхание, и старался убедить себя, что потом, когда всё закончится, так обязательно будет ещё и ещё – лес, догорающий костёр, сверчки и звёзды… Только им больше не будет грозить никакая опасность. Всё будет, как и раньше, когда они были детьми… Собственно, за это они и воюют сейчас. И они победят! Ведь правда за ними. И после он обязательно расскажет своим детям и внукам, как это важно: бороться с несправедливостью… Расскажет и о том, как ночевал в лесу, спасая от имперцев карту повстанческих схронов… Вот уж они будут слушать его – открыв рот!.. Да…
Жаль только, что вокруг даже сейчас оказались недалёкие и немощные люди… Вот та же Арис – казалось бы, милая девочка, красивая… А копнули глубже – пустая плакса. Такая, наверное, будет хорошо смотреться на пассажирском сидении шикарного турбокара. Но едва ли где-то ещё. Никаких убеждений, никаких умений – ведь ничего и не надо! Было бы тепло и сухо, вот и всё… Всё-таки женщины в большинстве своём устроены куда примитивнее, чем мужчины. Ну, не все, конечно… Есть такие, например, как Кэйна...
И ему вдруг живо, ярко вспомнился один из тех летних вечеров, когда они, набегавшись за день, сидели в сумерках на чердаке и ждали, когда горячее небо в окошке остынет, и из глубины его, как со дна огромной чаши, начнут подниматься белые крупинки звёзд. Он рассказывал ей тогда что-то, и сейчас уже даже не помнилось, что – а она вдруг, запрокинув голову, захохотала… И как-то особенно чётко хранила память, будто подвижную цветную голограмму, её смуглую шею, тонкие растрёпанные косички, добела выгоревшие на концах, крепкие, юные плечи… Она хохотала и хлопала в ладоши, и выражение искреннего счастья долго ещё не сходило с её круглого лица. А потом она посмотрела наверх, сквозь оконце, фыркнула и сказала, что небо похоже на отсыревший пряник с голубой глазурью…
Хотя вообще Кэйна была куда серьёзнее, чем сверстники, и это было здорово. Но ещё больше ему нравилось, что она никогда не строила из себя беззащитную жертву, как другие девчонки. О, она всегда могла постоять за себя! Да и не только за себя, а и за друзей – что и делала не раз, зачастую не колеблясь и не особенно раздумывая о последствиях. Далор отлично помнил тот дикий скандал – это случилось, когда, доведённая до крайности придирками дуры Севирры, Кэйна перепрограммировала служебного дроида. И тот, закончив мыть школьный туалет, посреди урока вломился в класс и слил грязную воду прямо туда, где сидела училка… Кэйна клялась потом, что вообще-то совсем не этого хотела. Мол, думала, что Севирра, как обычно, будет расхаживать взад-вперёд, топая своими уродскими ногами, похожими на серые сосиски, и ругать их всех своим визгливым голоском, как делала всегда. А дроид просто войдёт и обольёт её стул. Кто ж думал, что она будет сидеть на этом стуле и даже не подумает пошевелиться, увидев дроида! Хотя Кэйна втихаря радовалась, что всё вышло именно так, как вышло. Ибо это было вообще самое малое, что заслуживала Севирра, настолько она была злобной и с таким удовольствием унижала учеников. Её ненавидели все поголовно, а жаловаться, само собой, боялись: такие, как Севирра, не забывают и не прощают ничего и никогда. По счастью, Кэйну не вычислили тогда. Да и он её, конечно же, не выдал. Вместе со всеми сказал, что ничего не знает… Да его, честно говоря, не особо-то и спрашивали. Ведь они с Кэйной учились прилежно, а такие ученики обыкновенно не вызывают подозрений… А это ведь, кажется, и была их первая тайна – настоящая, серьёзная – в которую они были посвящены оба...
Почему-то он ни дня не сомневался в том, что Кэйна присоединится к повстанческому движению. Да, откровенно говоря, ему всегда представлялось, что девушка-повстанец и должна быть именно такой, как Кэйна. Высокая, статная, с крепкой грудью и уверенной линией губ, с дерзким взглядом, со светлой чёлкой, эффектно спадающей на загорелый лоб. Решительная, смелая и ловкая, с отчаянным огоньком в карих глазах… Сильная. И справедливая. Пожалуй… единственное, что портило её и с чем она не хотела бороться – вспыльчивость. Она запросто могла психануть и наорать, обозвать его, смертельно обидеться из-за какой-нибудь ерунды. Правда, вспышки злости бывали у неё непродолжительны, и потом, подувшись для вида часок-другой, она первая шла мириться. Нет, конечно, она далеко не идеал – да, впрочем, идеальных людей и не бывает… Она такая, какая есть. Но уж всяко лучше таких, как Арис…
Мысли его уже начали путаться, обволакиваться тёплой ватой полудрёмы – но в этот момент со стороны тёмного горбатого холма, скрывавшего схрон, послышался шорох, и Далор вздрогнул, ощущая, как рядом тотчас вздрогнула Кэйна. Поднял голову и Тэн, и рука его дёрнулась под одеялом. Но тревога оказалась ложной: это выбиралась из укрытия Нимаиса. Оглядевшись, неторопливо направилась к ним. В темноте голова и руки её были почти не видны, и казалось, что к ним, зависнув над землёй, движется расплывчатое серое привидение. Только огромные глаза, расположенные по бокам головы, слабо поблёскивали при скупом свете звёзд.
- Кэйна, дорогая, - скрипуче зашептала старуха, подсаживаясь на бревно, - у тебя случайно нет с собой… таких, знаешь… сугубо женских вещей, которые иногда бывают остро необходимы? В смысле гигиены… Ну, это не для меня, разумеется, это для Арис нужно… Такая вот оказия.
Кэйна отрицательно покачала головой:
- Увы… К сожалению, нет…
Далор вспомнил, что у него в кармане лежат несколько обрывков туалетной бумаги – но он понимал, что это нисколько не исправит ситуацию. Лучше будет использовать их по назначению, когда придёт нужда. Ведь неизвестно, сколько ещё времени им придётся путешествовать по лесу. Тем более что этих клочков даже при экономном использовании ему самому еле хватит на пару раз. И то, если желудок не расстроится… А если они все три дня будут питаться так же скудно и такой же мурой, как сегодня за «ужином», то это практически неизбежно!
Далор вздохнул и тоже покачал головой.
- Аптечка есть, конечно, мы ведь её забрали из кара… - Нимаиса стала размышлять вслух; видимо, это помогало ей сосредоточиться. – Но стерильные бинты расходовать очень не хочется… Ладно, моё модное платьице едва ли мне понадобится в ближайшее время, так что можно смело пустить его на тряпки. Оно должно неплохо впитывать. Во всяком случае, когда я его брала, продавец то ли плавник, то ли хвост готов был дать, что оно из натуральных волокон…
- Что там стряслось? – прервав поток хриплого старухиного шёпота, спросил Тэн.
- Ничего. У Арис месячные, - коротко пояснила Кэйна. – Ищем что-нибудь, что впитывает жидкость… и что не жалко.
- А…
Помедлив немного, Тэн приподнялся и стал молча перебирать содержимое своего рюкзака. Старуха подошла к нему, и наконец то ли упаковка, то ли какой-то свёрток, в темноте было не разглядеть, перекочевала в руки мон-каламари.
- Разве что это... Ну, отдайте ей. Там разберётесь. Может, сгодится, - и Тэн, завернувшись в одеяло, вновь положил голову на рюкзак.
- Господи, какая же тупая девочка… - выдохнув, сказала Кэйна, когда Нимаиса скрылась в холме. – Нет, конечно, нехорошо так говорить… В конце концов, у неё погибли родители… Наверное, воспитывать было некому… Но нет, я не могу!
- А что, женщина может угадать, когда это… ну, начнётся?
- Ну, если она не круглая дура – да. И у нормальной бабы всегда с собой есть всё, что нужно. Хотя бы на первое время. А не так... Прямо не представляю теперь, чего ещё от неё ждать…
- Да… - согласился Далор.
И пришла мысль: их друзей и близких несколько часов назад или жестоко казнили, или подвергли пыткам, а они… А они сидят в лесу на брёвнышке у костерка и обсуждают, простите, чужие месячные! Как это странно… и как нелепо! Какой в этом героизм? Какой в этом вообще высокий смысл? Удрали и спрятались, оставив друзей на растерзание проклятым имперцам… Нет, надо было всё-таки настоять тогда, чтобы старуха не разворачивала машину! Надо было ехать туда, в город! И если уж не спасти друзей, то хотя бы разделить с ними участь… Это было бы справедливо, честно по отношению к ним! А так… Нет, наверное, не случайно им всё же так повезло… Возможно, именно в этом и есть основной, главный смысл. Они выберутся из этой передряги, присоединятся к силам Сопротивления и сумеют отомстить за всех павших! И, быть может, даже раньше, чем думается…
Он зевнул, поёрзал на неровном бревне, чтобы мелкий сучок перестал упираться в бедро. Веки устали и чесались; хотелось спать, но едва он смыкал ресницы, глаза открывались вновь, будто сами собой. Он вздохнул, привалился плечом к Кэйне и стал смотреть на откатившегося за костёр КаЭф, еле различимого в темноте. Очень здорово, что с ними оказался этот дроид, который не устаёт, и которому не нужно спать – и его выставили часовым. Хотя он вот сейчас тоже не спит, и, в принципе, мог бы подежурить… Ну, хотя – он же и так начеку… В случае чего наверняка услышит, как подкрадываются враги, а то и заметит… Хотя вряд ли их тут найдут. Они ушли уже так далеко! Так что, скорее всего, они благополучно дойдут до этого самого аэродрома…
…Но вот интересно… Вот эта Арис – она ведь тоже выберется из леса вместе с ними… И наверняка будет считать потом, что уж она-то молодец. Через такое, мол, прошла!.. И даже не догадается, что с самого начала удобненько села им на шею – и поехала верхом. Ведь сколько от неё – уже – проблем… Да взять хотя бы ту же одежду. На ней были открытые сандалии и летнее платье, а в них оказалось трудно идти по лесу… Ну, само собой, никто же не ожидал, что им придётся уйти в лес. А днём стояло адское пекло, и вполне понятно, что она оделась именно так, а не иначе… Но зачем теперь устраивать из этого трагедию?.. Уж в чём оказалась – в том и шагай, не жалуйся. Здесь тебе не пикник… Но она разнылась: видите ли, у неё голые ноги… Пришлось остановиться и ждать, пока бабка шуровала в этих всех вещах, что они забрали из кара, чтоб выгрести наконец какие-то жуткие рваные штаны… Арис надела, а они падают… Даже поверх платья. Тэн ей достал тогда верёвку – такую же грязную, как это его жуткое одеяло… Она обвязала талию и лодыжки… А потом, в схроне, они ей вдвоём ещё что-то там напридумывали – какие-то носки, что ли… Да-а… Вот другое дело – они с Кэйной! Удобно оделись, практично, и никого не напрягали в результате… Кэйна, кстати, вообще не признаёт все эти дурацкие платьица, сандалики… Настоящий боец! Хоть по жаре, хоть по лесу – брюки, футболка, рубашка, на ногах что-то такое, тоже нормальное… Молодец Кэйна… Он тоже удачно оделся… Обидно только, что во всё светлое – быстро запачкается… Ну, кто же знал… Зато удобно. Потом, когда они будут рассказывать об этом приключении, непременно надо будет упомянуть, что если даже просто берёте с собой что-то – ну, вот как они взяли карту – и идёте из города в пригород, то… Всё равно надо заранее одеваться так, чтобы в случае чего можно было спокойно уйти в лес, вот как они сейчас… «Одежда повстанца всегда должна быть удобной и практичной». Да. Именно так и надо будет сформулировать. Непременно надо будет это передать… Можно сразу комиссару Парду… Если он жив, конечно… Или другому командиру повстанцев… Потому что это важно…
Он ещё долго прокручивал в голове события дня; спорил, боролся, доказывал, объяснял – пока усталость не взяла верх, и он не сполз вниз и не задремал, кое-как устроившись на неровной земле.
* * *
Утреннее солнце пронизывало лес; беспечный щебет птиц далеко летел в прохладном, чуть влажном воздухе. Косые лучи ложились на мох, широкие листья кустарника, окрашивали золотистой охрой стволы деревьев. Когда Арис вылезла из укрытия, Тэн, устроившись чуть поодаль, уже проверял оружие и боеприпасы, а Нимаиса, наклонившись, по очереди будила Кэйну и Далора – они спали по разные стороны бревна.
- Детки, подъём! Давайте, давайте, поживее…
- Ой… - Кэйна подняла встрёпанную голову – короткие волосы на правом виске торчали вверх и в стороны, чёлка съехала набок. Кинув взгляд через бревно, на завёрнутого с головой Далора, она удивлённо отметила:
- О, мы всё-таки заснули!..
- Мы всё-таки проснулись, - донеслось из складок одеяла.
- Вас всё-таки разбудили, - улыбаясь, поправила мон-каламари, и направилась к Арис.
- Ну, а ты у нас как?
Арис улыбнулась, чувствуя, что губы и рот сухие – верный признак того, что сегодня весь день придётся терпеть боль. В такие дни всё внутри, внизу, превращалось в один большой шар, со всех сторон окружённый иголками. Малейшее движение – и шар сдвигался с места, и в его голый слизистый бок тотчас втыкались злые иглы – тем больше и тем глубже, чем это движение было сильнее. Но пока что комочек боли не успел проснуться и лежал на дне живота, свернувшись крохотным ежонком. Поэтому Арис, продолжая улыбаться, сказала:
- Ничего. Более-менее… Помочь что-нибудь приготовить?
- Готовить ничего не будем, - отозвался Тэн. – По сухому пайку, по кружке воды – и вперёд.
Только тут Арис заметила, что костёр уже закопан – да так, что, не зная, даже не определишь, что он был вот здесь, на этом самом месте. Нимаиса разбудила её минут десять назад, и было около шести; выходит, Тэн встал ещё раньше. Что бы они делали без него! Как много он умеет, и как ловко управляется со всем!..
- Тэн… - позвала она, садясь у входа в схрон и от смущения обхватив себя руками.
Он повернул к ней хмурое, сосредоточенное лицо; вылезшая за ночь щетина была теперь заметна издалека. Левая щека и подбородок были густо покрыты ею, кое-где уже седеющей, но почти вся правая, изуродованная шрамом, щека была голой.
- Тэн, спасибо… Очень помогло вчера… То, что надо.
Он напрягся на мгновение, соображая, о чём она, и кивнул:
- А, отлично.
Далор подошёл к нему, жуя хлеб, и с интересом уставился на разложенное на земле оружие. Тэн уже выбрал для их отряда четыре винтовки; пятую он держал в руках и крутил, осматривая. Арис со своего места заметила, как Нимаиса, сидящая напротив, вдруг вытянула шею, следя за ними обоими – с явной тревогой. Но что именно не так, Арис догадалась только в тот миг, когда бабушка окликнула Далора:
- Эй, повстанец!..
Он оглянулся, продолжая жевать. Нимаиса подняла руку с остро оттопыренным указательным пальцем, и сделала плавный жест в сторону юноши, сопроводив его выразительным кивком:
- Вот где ты сейчас стоишь?
Далор посмотрел под ноги, и перевёл растерянный взгляд на мон-каламари в растянутых блёклых штанах:
- На земле…
- Нет, дорогой мой, уже почти на небе, - улыбаясь, сказала та. – Ты фактически стоишь на линии огня.
- Это как?
- А ты сам пораскинь мозгами. Вот соскользнёт у Тэна пальчик, к примеру, ну, или винтовка окажется не отлажена – и всё, ты труп, деточка. Это уж, прости, даже я, старуха, и то понимаю.
Далор покраснел и поспешно отошёл в сторону:
- Д-да… И действительно…
Арис уловила в его интонации нотки обиды. Да, это она знала тётю Нимаису давно, и уже как самое близкое, по-детски родное воспринимались все эти «пальчики» и «деточки», а человека, узнавшего её лишь вчера, конечно, глупо обвинять в обидчивости. Ничего страшного, скоро сам всё поймёт… и наверняка полюбит тётю Маю. Её просто невозможно не любить!
С Нимаисой Арис познакомилась два года назад, практически сразу после переезда в Фот. Переезд туда сам по себе стал для неё чем-то вроде выхода на свет после долгого блуждания в полутёмном лабиринте, пропитанном гнилым запахом безысходности. Ей едва исполнилось двенадцать, когда родителей не стало. После их гибели Арис сразу определили в интернат – оплачивать жильё и учёбу в школе стало некому. Из близкой родни у неё оставался только Реус-Тай, брат отца. Он немедленно предпринял попытку оформить опекунство – но ему отказали. Дядя не раскрывал подробностей отказа, и Арис тоже ни о чём его не расспрашивала, чтобы не ранить. Но отец в своё время, показывая ей прозрачные, голубоватые от времени голограммы, где его старший брат был запечатлён в странной длиннополой одежде и высоких сапогах, упомянул, что Реус-Тай ещё подростком всерьёз увлёкся, как сказал отец, «каким-то язычеством». А впоследствии, к огорчению матери, отыскал других последователей учения и вступил в эту секту. Кажется – но тут Арис могла уже путать – она называлась «Орденом», и членам её запрещалось почти всё, что позволялось обычным людям. Нельзя им было кроме прочего и заводить семью – потому Арис была уверена, что после гибели её родителей на пути папиного брата встал именно этот Орден. Так или иначе, дядя смог лишь пробыть с нею некоторое время, а потом вновь вернуться к себе – но зато это было самое важное и трудное время. Чему бы ни учили его в этой, как выражался папа, «секте», дядя Реус помог Арис принять то неизбежное, что обрушилось на неё, смириться с ним и жить дальше…
…Пять лет ей пришлось провести в интернате – среди таких же обездоленных, как она, замученных и забитых подростков. Директор интерната считала, что единственным условием, при котором из несчастных детей вырастут не воры и проститутки, а приличные граждане – их непременная принадлежность к одной из древних человеческих религий, последовательницей которой являлась она сама. Всех воспитанников своего интерната она насильно крестила и заставляла посещать богослужения, строго следя за их явкой и поведением. Формально всё это было как будто добровольно – но любой, оказавший малейшее неповиновение, немедленно лишался всех скупых радостей, которые можно было кое-как наскрести в их проживании, напоминавшем заключение. Тех, кто особенно упорствовал, наказывали – и даже, бывало, лишали еды. Арис, к счастью, наказывали крайне редко. Может, потому, что она старалась выполнять все распоряжения директрисы и воспитателей и никогда не перечила, как, случалось, делали другие. Даже занудные богослужения не были ненавидимы ею в той степени, в которой их ненавидели другие ребятишки, волею судеб оказавшиеся в этих неласковых стенах. После всего, что выпало на её долю, Арис невыносимо было думать, что мама и папа исчезли из этой Вселенной навсегда. И потому она верила в существование Бога и другого мира – где-то там, за чертой. Но бесконечные унылые проповеди, на которых нельзя было ни шевельнуться, ни чихнуть, чтобы не лишиться круглого хлебца или куска сахара, были всё же по эту сторону. Бога в них не было. Хотя скучный человечек на возвышении говорил и говорил о Нём постоянно.
Позапрошлой весной она закончила интернат – и, не имея ни одного кредита на то, чтобы обучиться какому-нибудь ремеслу, была отправлена по так называемому «распределению» в Фот. Распределение это заключалось в том, что девушкам и юношам, окончившим интернат, давали возможность устроиться в качестве мелкого обслуживающего персонала в казённые заведения какого-нибудь дальнего городка. Против такой судьбы нередко восставали даже привыкшие к лишениям воспитанники – особенно те, у кого оставались хотя бы дальние родственники или друзья родителей. Но у Арис выбора не было. Её распределили посудомойкой в дешёвую столовую. Поселилась она в общежитии на окраине; её привлекла не столько мизерная цена за комнатку, сколько возможность уходить в лес или спускаться через луг к ручью – находясь на природе, она ощущала себя так, словно стряхивает, как пыль, и отмершие мысли, и тревоги, и страхи. На одной из этих прогулок она и познакомилась с Нимаисой. Разговор, как всегда, начался с какого-то пустяка – а потом незаметно увлёк Арис. Оказалось, что они соседки, и белый домик, утопающий в цветах, которыми Арис не раз любовалась из окна своей комнатушки – как раз дом Нимаисы. В лес та ходила за травами – прекрасно разбираясь в них, готовила самые разные отвары. Она пригласила к себе Арис в тот же вечер, и Арис пошла – словно нитка за иголкой, так истосковалась она за эти годы по настоящему теплу… А тётя Мая, как никто, умел источать и дарить его всем – щедро, с избытком, не выбирая и не осуждая. Конечно, Арис не могла не влюбиться в эту бабушку буквально с первого разговора, с первого вечера, проведённого на веранде за вкуснейшим травяным чаем… Очень скоро тётя Мая – которая лишь в шутку называла себя старухой, ведь ей едва исполнилось пятьдесят шесть – стала ей почти как родная. И Арис благодарила Бога за то, что при переезде в Фот он послал ей такую чудесную соседку.
Собственно, обрести Бога ей помогла именно тётя Мая. Довольно скоро выяснилось, что она верует – но не той, несгибаемой и принудительной верой, парализующей тело и душу, а совершенно иначе. Тётя Мая много рассказывала ей о Боге – и Арис удивлялась, почему никогда ничего из этого она не слышала от скучного человечка в храме интерната. И однажды Арис – может быть, из любви к тёте Мае и желания ещё больше сблизиться с нею, а может быть, оттого, что уверенность в бытии Бога не покидала её сердца – спросила, можно ли будет ей как-нибудь прийти и помолиться там, куда ходила сама Нимаиса. Арис думалось, что она не увидит и не ощутит ничего нового – но богослужение в этом храме перевернуло её всю. Она поняла, чего ей не хватало раньше, и чего она так жаждала – это необъяснимого чувства присутствия Живого Бога: повсюду, и рядом с тобою, и в тебе… Она стояла и плакала, пронизанная лучом осознания, что наконец, спустя долгие и трудные месяцы лишений, она вернулась ДОМОЙ… Туда, где живы её родные; туда, где её примут – нищую, обездоленную и слабую; туда, где её сердце наполняется радостью от общения с Самим Господом, Который есть Любовь… Второй раз она крестилась уже осознанно. Её крёстной стала тётя Мая.
Как оказалось, в уединение на дальнюю планету Нимаиса отправила себя сама – после смерти мужа она продала их дом на Даке и улетела в те края, где они когда-то познакомились. Дети навещали её редко, но она совершенно не жаловалась, находя радости в самых простых житейских заботах. А какой колоссальный опыт был у неё за плечами! Арис не представляла, есть ли вообще на свете что-нибудь такое, чего тётя Мая не знала бы или не умела. Жизнь её до этого уединения была удивительной и бурной: там уместился и профессиональный спорт, и работа на космической верфи, и увлечение пилотированием, и изучение лекарственных растений… К тому же, тётя Мая любила читать, и относилась к этому так же ответственно, как, должно быть, в юные годы относилась к тренировкам. Выбирая книги, она заботилась о том, чтобы они не столько питали воображение, сколько давали пищу её проницательному уму и доброму сердцу. Память её была такой же чёткой, тренированной и ясной, как и разум. И Арис часами могла слушать её рассказы, приправленные то остроумной шуткой, то к месту вставленной цитатой; расспрашивать, удивляться, учиться… Как самое тёплое и дорогое хранило её собственное сердце залитый солнцем садик с огромным цветником, дорожку к двери тёти Маи, выложенную зеленоватыми камнями, запах её хлебцев – самых вкусных на свете; их разговоры за вечерним чаем…
…Вот и сейчас – ей объёмно, широко вспомнился тот восторг, что она испытывала от каждой встречи с тётей Маей; вспомнились величественные арки храма и прекрасный, ангельский распев хора, улетающий ввысь…
…И почти тут же картины эти взорвались в голове, больно ранили, толкнули сердце навзничь: ничего этого больше НЕТ.
…Но почему же – ничего?..
Есть самое главное: сама тётя Мая. Она осталась в живых, и это счастье. И она сейчас рядом. Точнее даже – именно она сейчас рядом. А это великая милость Божия – конкретно в этот момент, конкретно в этой ситуации. Слава Богу… Ведь кроме всего прочего тётя Нимаиса замечательно наблюдательна. Вот как сейчас... И очень мудра. И это непременно проявится – и наверняка поможет им. И, должно быть, не один раз…
И Арис вдруг поняла, что отчаянно хочет закрыть, защитить свою любимую бабушку от всех опасностей, от угрозы, нависшей над ними, как вчерашнее дымное облако, от… всего того, от чего ей не дано было защитить ни мать, ни отца.
- Слушайте, - вернув Арис из мира воспоминаний на лесную землю, засыпанную желтоватой хвоёй, где лежали винтовки, бронежилеты и рюкзаки, вдруг с воодушевлением сказала Кэйна. – Вчера Далор вспомнил кое-что очень важное. Наш штаб вёл переговоры с Альянсом по поводу присоединения. То есть они были в курсе существования наших отрядов. А это значит, нападение на наши города не останется для Сопротивления незамеченным. Альянс отправит на выручку свои силы! И это, скорее всего, вопрос даже не дней, а часов.
- С какой стати Альянс будет разбрасываться ресурсами, если вы – не члены Сопротивления? – холодно уточнил Тэн. – Ждёте, что прилетит сильный дядя и всё исправит? Нет, ребятки. Вы залезли в дерьмо по самые ушки, да ещё и гражданских туда затянули. Так что выгребать из него вам предстоит самостоятельно.
- Ты повстанцев считаешь дерьмом? – возмутился Далор.
Арис увидела, как в глазах Тэна на мгновение вспыхнуло настоящее бешенство – но он моментально подавил эмоцию и ответил парню довольно спокойным, сухим тоном:
- Далор, нет. Ситуацию в целом.
- А-а…
Вместо продолжения диалога Тэн протянул ему винтовку:
- Бери. Покажи мне, как ты обращаешься с этой штукой.
Далор сжал губы:
- Хорошо, сейчас… А ты не боишься, что выстрелы услышат?
- Блестяще, боец! – тяжело произнёс Тэн и сунул парню в лицо чёрный цилиндр, который держал за спиной в другой руке. - Ты даже не в состоянии понять, что винтовка не заряжена.
Нимаиса приблизилась к ним и легко положила свои длинные худые руки им на плечи:
- Мальчики, довольно... Тэн, дорогой, я вот тоже совершенно не умею стрелять, и в бою ни на что ровным счётом не гожусь. Ну, пока что, во всяком случае. Пожалуйста, покажи нам, в самом деле, как же обращаться с этими штуками.
Стрелять из винтовки оказалось гораздо сложнее, чем думала Арис. Она быстро сообразила, что в стрессовой ситуации – а наивно думать, что перестрелка будет восприниматься как-то иначе – очень трудно будет без навыка выполнить разом и быстро всю последовательность действий. А главное, одна простая ошибка – например, не снятый предохранитель – может стоить жизни или тебе, или товарищу. А держать его снятым вне боя тоже нельзя – по тем же самым причинам. Хорошо, что Тэн объяснял всё так лаконично, чётко и спокойно – и информация быстро укладывалась в голове. Но лёгкость информации, к сожалению, никак не могла повлиять на вес самой винтовки, и управляться с ней – в особенности с непривычки – Арис было довольно тяжело. В схроне были и бластерные пистолеты, но Тэн решительно отверг их:
- Этот пистолет, вероятнее всего, рассчитан на незащищённого противника. Броню имперского штурмовика он едва ли пробьёт. Во всяком случае, я не стал бы так рисковать. Надо брать самое мощное оружие из того, что есть.
- И надеяться, что оно пробьёт? – спросила Кэйна.
- Почему надеяться?.. – Тэн удивлённо поднял левую, рваную у переносицы, бровь. – Что, был смысл создавать систему схронов с оружием, которое абсолютно бесполезно в бою с имперцами?.. Какими бы наивными ни были ваши комиссары, или кто там они у вас, такого бы не допустили… Думаю, эти бластеры нас не подведут.
Тэн показал им, как следует правильно держать оружие, как целиться – ничего этого Арис не знала. Кэйна оказалась единственной из четверых, кто в самом деле умел неплохо обращаться с оружием, и Тэн похвалил её. Под его руководством каждый сделал по паре десятков холостых выстрелов. Это задержало их, но, разумеется, никто не считал это время потерянным. Кроме, разве что, Далора – «отстрелявшись», он заметно томился, с нетерпением ожидая, когда все сдадут «экзамен», и отряд наконец тронется в путь.
Арис, хотя очень волновалась и с трудом удерживала тяжёлую винтовку так, как требовалось, неожиданно для себя удостоилась скупой похвалы:
- Более-менее. Если не испугаешься, попадёшь.
В схроне нашлись бронежилеты и каски – вернее, скромное подобие того и другого. Все подобрали себе худо-бедно подходящие по размеру, и даже Нимаиса, выбрав себе каску, отрезала ремешок от другой и, удлинив с его помощью стандартный ремень своей, прикрыла темя и затылок. И только для Арис ничего не нашлось – проймы огромных, шириной с бочку, жилетов заканчивались где-то у талии, а каски свисали до кончика носа. Нимаиса, оглядев то, что получилось, когда Арис примерила самую маленькую защиту, предложила:
- А завяжи-ка ты косы на макушке.
Совет оказался точным: каска села как раз так, как следовало, и перестала съезжать. С жилетом же пришлось повозиться – да и то, опять же, ничего не получилось бы, если б не умелые руки Тэна. После одной неудачной попытки егерь смог, распоров жилет по верхнему шву, подогнуть и зафиксировать его с помощью ремней, срезанных с остатков предыдущего, так, чтобы жилет не болтался при ходьбе, не мешал стрелять и хоть как-то защищал. Стоя вплотную к девушке и затягивая наращенные ремни у неё на груди, он пробормотал:
- Какая же ты мелкая...
Арис стояла, вытянувшись, задрав подбородок – и всё равно этот подбородок был лишь на уровне груди Тэна, облачённой в такой же ребристый зелёный жилет. Руки мужчины бесцеремонно брали Арис за плечи и за пояс, прижимали жилет к её груди и спине, без единого звука требовали то развернуться, то наклониться. Пару раз пальцы Тэна даже задели её подбородок и шею, и Арис вздрогнула от неожиданности. И именно тогда внезапно поняла, что теперь воспринимает окружающую действительность не как женщина, а как солдат. Да, мелкий и почти беспомощный, похожий на только что вылупившегося птенца – но всё-таки солдат. Только она не сбросила скорлупу, а надела.... Но, как и для птенца, мир в одночасье стал другим. И мужчина, который бесцеремонно берёт её за плечи – лишь военный старшина.
…Хотя это первый в жизни чужой, не родной мужчина, который берёт её за плечи…
Но эта мысль так устарела, что казалась теперь абсолютно бессмысленной и дикой, как и вчерашние глупые, детские слёзы. Всё это сгинуло там, за чертой, которую провела по судьбе нитка вчерашней дороги, залитой светом – ещё таким беспечным и ярким…
Суждено ли вернуться этим светлым дням?.. Беззаботным мыслям?..
Тэн резко дёрнул ремень, и Арис едва не влетела ему в грудь.
- Вот теперь уже лучше, - сказал охотник. – Ну, всё! В дорогу.
- КаЭф! – подозвала дроида Кэйна, и тот поспешно подкатился к хозяйке. – Ты пойдёшь впереди. И смотри в оба!..
Дроид покатился по тропе, которую указал Тэн. Кэйна и Далор двинулись за ним; следом пошли Арис и Нимаиса. Тэн замыкал их маленький отряд.
Переход дался Арис тяжело. Как она и предполагала, вскоре подступила боль; ходьба по неровной, бугристой земле усилила её. В такие дни она обыкновенно отменяла все прогулки и встречи, зачастую принимала лекарство или просто ложилась и лежала неподвижно. Но всё это осталось там, далеко… А теперь нужно было шагать и шагать, спотыкаясь, ощущая кроме боли ещё и тяжесть рюкзака, и груз бластерной винтовки. Во рту пересохло, а в ушах иногда раздавался предательский звон. В эти секунды ей порой чудилось, что этот звон – далёкий отголосок того ужасного воя, с которым промчался вчера гигантский истребитель с крыльями, похожими на колёса, высотой с целый дом каждое… И тогда её бросало в холодный пот. Грубые тряпки, которые она примотала к паху, приспособив для этого резиновый жгут из аптечки, промокли, край их подсох и при каждом шаге резал ей ногу, ещё больше сковывая и без того неуклюжие движения. Но привал ожидался не раньше полудня, а пока надо было шагать, превозмогая усталость и боль.
В начале перехода двигались ещё довольно бодро; обменивались репликами, пошучивали, рассказывали истории из прошлого, строили предположения о будущем. Только Тэн молчал, шагая сзади. И Арис жалела его: если бы он не остановил их вчера, на дороге – нырнул бы в лес и исчез. Будь он один, ему едва ли грозила бы опасность. Особенно здесь, где он держится, как умелый и ловкий хозяин. Но теперь он связан с четырьмя беспомощными существами. Бросить не может – но, в общем, не слишком-то может и помочь...
Словно прочитав её мысли, Кэйна обернулась и спросила егеря:
- Тэн, слушай, а тебе когда-нибудь приходилось… ну, спасаться в лесу от кого-нибудь, или прятаться?
- Приходилось…
- От кого?
- Я же говорил вчера. Звери и бандиты. Один раз реально напоролся на шайку. Их было человек десять. Они поняли, что охотник. А это что? Оружие, патроны, еда и так далее. Нашли бы – убили. Один против десяти – без вариантов. Вот и пришлось удирать.
- Жу-уть! – восхитился Далор. – А… браконьеры? Они тебе попадались?
- Это вечная проблема… - хмуро ответил Тэн. – Они тоже бывают разные. Иным достаточно пары слов и штарфа. Но в большинстве случаев это отморозки.
- И что тогда?..
- Ну… по обстоятельствам, - Тэну явно не хотелось развёрнуто отвечать на этот вопрос. И Арис подумала: если браконьеры не хотят платить штраф, а попросту нападают в ответ, то… егерь в этой ситуации, наверное, имеет право и убить... От этой мысли стало очень неуютно, и она зябко передёрнула плечами.
- Тэн, а почему ты вообще решил стать охотником? – помолчав, вновь поинтересовался Далор. – Ну, то есть… Неужели тебе не жалко зверушек? Нет, понимаю, есть, конечно, опасные звери… но ведь полно и милых! Зайчиков, белок… Откуда берётся желание убивать их? Они же не сделали ничего плохого…
- Дал, так было испокон веков, - раздражённо перебила Кэйна. – Ничего противоестественного в этом нет. Противоестественно убивать себе подобных так, как это делают имперцы. А охота – самое обычное мужское занятие.
Она тяжело вздохнула и добавила низким, хриплым голосом:
- У меня и папа любил охоту…
- Охота была необходима в древности, потому что надо было добывать еду, - возразил Далор. – А теперь-то какой в этом смысл?
- Это же спорт, - вмешалась Нимаиса. – Это азарт, желание быть первым, оказаться сильнее, лучше. Насладиться даже своим превосходством… в какой-то мере. Знаешь, Далор, я ведь отдала – Боже мой, даже самой уже не верится! – отдала почти двадцать пять лет жизни профессиональному спорту. Я была – вот без скромности – лучшей пловчихой планеты, и лет семь подряд никто не мог оспорить мой титул. Хотя ох как пытались!.. У меня дома – ну, то есть, там, на Даке, у родителей – был целый такой стеллаж… такой прозрачный, похожий на витрину… от пола до самого потолка! И он весь был уставлен и увешан моими медалями, грамотами, кубками… и прочими бубенцами. Вот, говорят, спорт – это красиво, благородно, это для сильных духом, и так далее… Я, кстати, тоже тогда в это верила. Даже очень. А вот спроси меня сейчас: какой в этом был смысл? И я тебе честно скажу, мальчик: никакого. Да уж… Что было – то прошло.
- Ну, да, понимаю… - отмахнулся Далор. – Но вы же не убивали никого!
- Надо будет – убью, - спокойно ответила старуха, и Далор заткнулся. – А ты лучше… по сторонам смотри, а не на нас оглядывайся.
Какое-то время все они шли молча, только КФ-17 негромко крякнул пару раз – его что-то удивило или смутило.
- Тётя Мая, - тихонько спросила Арис. – А что было потом?.. Почему вы перестали плавать?.. Вы как-то не рассказывали… Травма?..
- Да, травма была… - отозвалась мон-каламари, - но ушла я из спорта не из-за этого. Вчера юноша очень хорошо сказал, помнишь – по поводу круга… Это был мой круг когда-то. А потом я вышла из него…
- Он был слишком узок?
- Ну, нет… Если круг узок тебе, ты делаешь шаг дальше, но ты не выходишь из круга. Ты просто расширяешь его, но в нём остаёшься. Выйти из круга – это совсем другое. Это… когда ты сама меняешься настолько, что к прошлому уже нет возврата.
- В силу обстоятельств? Вот… как сейчас?
- Никогда. Никакие обстоятельства не способны повлиять на твой круг. Меняешься только ты сама.
- Но… разве это происходит не под действием обстоятельств?
- Нет. Только изнутри. К тому же… круг не меняется в одночасье. Чаще всего на это уходят годы.
- А его обязательно менять?
- Зачем же?.. Просто так произошло в моей жизни... Но это не значит, что это правильно – или, наоборот, неправильно… У каждого свои и путь, и круг.
К концу первого часа разговоры стихли, а потом и вовсе наступила тяжёлая, насупленная тишина, наполненная усталым дыханием и подавленными, серьёзными мыслями. Арис размышляла о том, что сказала тётя Мая; ей всё-таки казалось, что обстоятельства вчерашнего дня настолько сильно отозвались во всём её существе, что она стала теперь другой, и смотрит на мир совершенно иначе, чем прежде. Оставалось лишь проверить это – но, что и говорить, такого развития событий, где в самом деле пришлось бы проверять, изменилось ли в ней хоть что-то, Арис страстно желала избежать.
Они молча шли гуськом по незаметной тропе; солнце поднималось всё выше над горизонтом, и среди густых, тёмных, как ливневые облака, мыслей начинала проскальзывать юркая, как золотистая ящерка, неуместно весёлая мысль о том, что уже скоро – не более, чем через час – их ждёт привал. И обед!
Арис видела, что не ей одной этот марш-бросок даётся тяжело: Далор выдохся уже через час, а к концу третьего часа приуныла и Кэйна. Тётя Нимаиса, шедшая рядом, тоже заметно устала. Не устал только Тэн – но это, конечно, никого не удивляло.
- А знаешь, так странно! Я вот сейчас шёл-шёл и вдруг подумал: а у меня зубы не чищены! - поделился с Кэйной Далор. – Представляешь, какая глупость!.. Зубы…
- Тихо, - сказал Тэн. – Видите, тропа спускается вниз, а потом снова поднимается на холм. Постараемся миновать этот участок молча и по возможности быстро. Обойти его, к сожалению, нельзя, там болота. Снимите предохранители и будьте начеку. Здесь не безопасно. Я пойду первым, за КаЭф.
Сердце Арис отозвалось глухим, гулким стуком – как будто уже вырвалось из груди и билось прямо в бронежилет. Она попыталась успокоить себя – ну, да, нам грозит опасность, но ведь она грозит теперь постоянно, чего волноваться? – но упрямое сердце от этого колотилось лишь сильнее. В полном молчании, стараясь даже ступать легче и тише, держа оружие наготове, они гуськом спустились с холма. Низина была широкой и совершенно лысой, точно дно продолговатой миски, и отлично просматривалась и с обоих холмов, и с зарослей по бокам. Тэн уверенно вёл их по тропе, глядя по сторонам; они, как могли, старались не отставать и тоже вертели головой, напряжённо вглядываясь в заросли. Но всё было тихо; ни один лист не шевельнулся на дереве, не хрустнула ни одна ветка. На подъёме Тэн на мгновение застыл – резко, прямо с шага – и поднял руку вверх. Они все замерли; мгновение тянулось невыносимо долго, у Арис начало звенеть в ушах, и она не могла понять, слышно ли что-нибудь вокруг. Она слышала только этот звон и стук собственного сердца. Перед глазами пролетело несколько чёрных точек, предвестников близкого обморока – если они сейчас не сдвинутся с места, она может упасть… Но рука Тэна описала в воздухе короткую дугу: всё в порядке, вперёд! – и они вновь двинулись с места.
Наконец вся низина осталась позади, они благополучно достигли вершины второго холма и начали спускаться в чащу по пологому склону, усеянному группами низких, заросших мхом валунов.
- А мы уже прошли, да? – прошептал Далор, догоняя Тэна. И, приняв его молчание за положительный ответ, с любопытством спросил:
- А почему ты считал, что там опасно?
Но вместо ответа в этот самый миг Тэн резко вскинул винтовку и заорал «Огонь!!» - а конец его крика потонул в звуке выстрелов и стрекочущем визге КФ-17.
Камни с обеих сторон дороги тотчас ожили: из-за них выскочили грязные люди в коричневом, чёрном, зелёном – и побежали прямо к ним, стреляя на бегу. Тишина, разлитая до этого вокруг, в одночасье сменилась грохотом выстрелов, воплями, хрустом веток и эхом. Арис испугалась так сильно, что застыла на месте, и только наблюдала – отрешённо и долго, как прямо на неё, медленно-медленно переставляя ноги, надолго зависая над землёй, бегут два человека в чёрных масках, держа в руках пистолеты. И Арис успела осознать, что они критически близко. Но следом пришло чёткое чувство, что она ещё как минимум дважды, а то и трижды, успеет нажать на спусковой крючок, как учил её Тэн. И тут же прямо над ухом у Арис раздался грохот выстрела, и один из людей, бежавших на неё, вздрогнул всем телом и начал оседать на землю – тоже медленно-медленно; и так же неторопливо, паря в воздухе, опускались огромные красные капли, вылетевшие из его груди. И Арис поняла, что если сейчас она спустит курок, то второй человек, всё ещё бегущий на неё, точно так же плавно взмахнёт руками, словно дирижёр, и ужасно долго будет падать вниз, вниз, на землю – для того, чтобы больше никогда не подняться с этой земли…
И побелевший палец её окаменел на крючке.
Она успела увидеть, как из дула чужого пистолета, направленного в неё, вылетел розовато-красный заряд – и почувствовала, как немного выше плеча, у самого уха, с ужасным шумом пронесся кипящий сгусток огня. Значит, последует другой такой же – который, возможно, достигнет цели. Но если тогда, много минут тому назад, когда на неё бежали двое, ещё можно было что-то изменить, то теперь – в самом деле слишком поздно.
Но второй заряд не успел вылететь из чёрного жала. Точно так же, как вечность назад, раздался громкий выстрел справа, и человек, бежавший на неё, споткнулся и упал ничком, выронив пистолет.
Арис не могла объяснить, почему именно тогда она вышла из оцепенения и кинулась вперёд. В два прыжка оказавшись у валунов, покрытых мелким бархатным мхом, она упала на колени и прижалась к самому крупному из них плечом. А потом, сообразив, откуда в неё будут стрелять, отползла за камень. Заметила краем глаза: вместе с ней за те же камни спряталась Нимаиса.
Теперь Арис снова видела перед собой двоих нападающих: один, упав за другую группу валунов, стрелял сильно левее их; второй, согнувшись, бежал к нему. Под обстрелом сейчас были Кэйна, Далор и Тэн, и Арис догадалась: разбойники ещё не успели определить, что и видны, и открыты им с тётей Маей. Она подняла винтовку и попыталась поймать в прицел того, что стрелял по её друзьям. Но он был далеко, а руки у неё дрожали от напряжения и неудобного положения тела. Она напряглась, задержала рвущееся из груди дыхание – и поймала тот миг, когда чётко-чётко, в самый центр её прицела, лёг коричневый, ничем не защищённый бок бандита. И маленький, желторотый, ещё не оперившийся солдатик со скорлупкой на макушке запищал внутри изо всех силёнок: «Нажимай! Нажимай!! Нажимай!!!» Арис сознавала, что должна сделать это. Но оцепеневший палец на спусковом крючке подчинялся не голове, а сердцу. А сердце, сжатое в горле, шептало: «Ты не имеешь права…»
Она оказалась сильнее застывшего каменного пальца. И всё-таки нажала. Но то краткое мгновение, когда ей удавалось удерживать и волю, и тело, было уже позади. Руки дёрнулись, и выстрел ушёл вниз: заряд бластера заставил взлететь лишь песок и куски дёрна.
В этот же самый момент сердце вырвалось из сжимающих его объятий разума, и закричало так больно и громко, что Арис поняла: второй раз нажать на крючок она себя уже не заставит. Ни сейчас, ни позже, ни завтра. НИКОГДА!!!
Она прижалась щекой к камню, покрытому влажным, холодным мхом, и обмякла; приклад винтовки просел в её руках, и дуло беспомощно уставилось в небо.
- Арис! – окликнула Нимаиса, и короткий окрик был полон и тревоги, и горечи, и негодования. Арис понимала, что не достойна ни тревоги, ни жалости, а достойна лишь презрения – но ни ответить, ни исправить ничего уже не могла.
Она увидела, будто сквозь дымку, как кувыркнулся и упал за камень один из бандитов, и как второй бросился бежать; как выстрелы Тэна настигли его, и как он упал лицом на землю. Упал – и больше уже не двигался…
А после этого подползла тишина – гуще и полнее, чем была прежде. Так же слегка шумели вверху кроны деревьев, но птицы уже не пели: они разлетелись кто куда, испуганные стрельбой. Но всё снова было, как до боя… Смущал лишь настойчивый, многоголосый звон. Он усиливался, напирая со всех сторон, и как будто в нём были различимы и вой истребителя, и переливчатый свист КФ-17, и стрельба, и крики... Мешанина звуков наполнила голову Арис. И почти сразу после того, как она осознала, что эти звуки лишь мерещатся ей, все они исчезли – вместе с тропой, замшелыми камнями, деревьями, небом, вместе с людьми – живыми и мёртвыми; вместе с нею самой…
Наступила темнота.
* * *
…Вот теперь действительно можно было надеяться, что опасность миновала.
Тэн опустил дуло винтовки и огляделся. На них, пятерых, напали семеро, притом сразу с двух сторон – четверо слева и трое справа, с достаточно близкого расстояния. Вероятнее всего, расчёт был на внезапность атаки. Иначе нечем объяснить такой идиотизм – кидаться голыми на вооружённый до зубов отряд. Скорее всего, начали выслеживать ещё задолго до этого холма, и даже до низины – и поняли, что отряд не обучен. И если бы он вовремя не заметил засаду, Кэйну бы сняли. И, кажется, второй бандит одновременно с этим стрелял в него. Во всяком случае, должен был стрелять. Очевидно, промазал – что, впрочем, не удивляет, среди этих отморозков крайне редко попадаются стоящие стрелки. Его как раз уложила Кэйна. Респект девочке. А первого ранил Далор, и это была невероятная удача – выиграть остро недостающие пару секунд! Пока Далор ползал под камнями, а Кэйна добивала второго, он сам успел изменить направление огня и расправиться с теми двумя, что нападали справа. Шикарные выстрелы!.. Да, азарт, адреналин… чёрт побери! Он сделал это!.. На хвост отряда напали трое, тоже с двух сторон. Их всех обезвредили бабка с Арис. Невероятно. Но вот же, валяются их трупы.
Что ж… В этот раз им просто повезло. Очень крупно повезло.
КаЭф, попискивая, крутился возле валунов, где лежала Арис, и где стояла, наклонившись к ней, Нимаиса – от пережитого стресса девочка выключилась на пару минут. Хорошо, что это случилось уже после боя.
Далор и Кэйна, всё ещё озираясь по сторонам, подошли к ним. У Кэйны дрожали руки – да, впрочем, её попросту била дрожь. Далор был бледен, глаза его расширились и стали совершенно черны, как два дупла на засыхающем сером дереве. Он крепко прижимал к себе винтовку и сутулился, уводя голову в плечи. Тэн подошёл к нему и грубо задёрнул предохранитель.
- А, да… да… - закивал Далор, зачем-то ещё ниже пригибаясь. Но тут же вытянул шею:
– Ты видел, Тэн?.. Да?.. Я попал в него!..
- Да. Пошли, обыщем их.
- З… зачем?..
- Пошли.
…Проблема была в том, что Далор стрелял всего один раз. Он в самом начале боя случайно нажал на крючок – не целясь, наугад, просто от того, что пересрался. Раздавшийся выстрел испугал его ещё больше, он шлёпнулся на брюхо за ближайшие валуны – да так и пролежал там до самого конца стычки, не поднимая головы и даже не пытаясь целиться. И уж тем более не заботясь о том, что будет с Тэном и Кэйной. Не говоря уже о хвосте отряда…
Всё это Тэн кратко, не вдаваясь в подробности, объяснил Далору, когда они отошли подальше.
- Ты бросил товарищей в бою. Ты это понимаешь?
- Ты с ума сошёл?.. Ничего подобного!
- Я же тебе только что объяснил.
- Ничего ты не понял!.. Всё было иначе!.. Ты просто не видел!.. Во-первых, я сразу выстрелил в нападавшего и убил его. И тогда, естественно, кинулся в укрытие. Не стоять же на дороге, как мишень! И когда я, это… ну, занял позицию за камнем и собрался стрелять, то оказалось, что уже всё... Вот что было на самом деле! - и он прибавил с укоризной:
- А ты насочинял…
Тэн промолчал. Кивнув головой на бандита, убитого Кэйной, односложно скомандовал юноше:
- Иди.
А сам занялся вторым. Склоняясь, ещё раз внимательно просканировал взглядом лес: камни, стволы деревьев, кочки, тропу. Всё было чисто. Он встал на одно колено, стал обыскивать убитого. В нос ударил характерный запах – едкий, кисловатый. Да, так он и думал. По пьяни ещё и не такое натворишь.
…Что ж тогда было-то? А, точно, имперский крейсер. И только наутро выяснилось, что соседский сарай... Ладно, хорош, не отвлекаться.
Так… Значит, по крайней мере некоторые из разбойников были пьяны, либо с похмелья. Это окончательно объясняет, почему бой прошёл так успешно и закончился столь быстро. Нет такого понятия, как удача. Есть такие понятия, как мастерство и дилетантство, статистика и тактика. Только и всего.
Тэн очень скоро уловил и другой запах – слабее и вкрадчивее. Он сразу узнал его. Его и не спутаешь ни с каким другим… Более цепкий, более тонкий, он с одного вдоха проникал глубоко внутрь – в глотку, в голову, в самый мозг. Запах медной монеты, которую долго сжимали в руке – но острее и слаще. Вдохнёшь разок – и после всё вокруг начинает источать этот запах. Лесной воздух, цветы на лужайке, краюха хлеба в рюкзаке, вода в ручье… Он берётся ниоткуда. Просто воспоминание. Просто… часть тебя самого. А главное – животные так не пахнут. Так пахнет только человеческая кровь.
…И им пятерым тоже предстоит так пахнуть вскоре. Если их накроют штурмовики. Отбиться от имперских штурмовиков таким, как они, не суждено ни при каких обстоятельствах. Может быть, и хорошо, что пока это осознают лишь он сам да умная старуха.
Тэн бросил быстрый взгляд на Далора – тот, стараясь не запачкаться в крови бандита, аккуратно, двумя пальцами приподнимал край жилета и заглядывал внутрь, точно в коробку с пауками.
…Безнадёжен.
…На привале готовить не пришлось: все, кроме него, отказались от обеда. Дети были перепуганы и подавлены; старуха, хоть и оказалась не робкого десятка, тоже осилила лишь пару сухарей. А ради себя самого устраивать целый костёр и готовить горячую пищу он посчитал неоправданной тратой времени. Сухпаёк вполне годился на то, чтобы поддержать силы. Нужно было ловить момент, пока все находились под действием адреналина, и уводить их подальше, чтобы успеть до темноты добраться до следующей точки.
Следующий привал сделали через два часа, потом – через полтора, потом – через час, когда ходу оставалось минут сорок. Но все они были измучены, и Тэн разрешил остановиться – вовсе не из жалости, а потому, что видел: в таком состоянии они не способны будут сопротивляться даже меньшим силам противника. Он знал: если карта Кэйны точна, они будут на месте ещё до наступления сумерек.
Наступил вечер. Небо подёрнулось какой-то сизой хмарью; но едва ли это были облака – скорее, смог от сожжённых поселений. Птицы примолкли; иногда вдалеке раздавался дробный стук дятла, иногда потрескивали и кряхтели деревья в вышине. И тогда молодые вздрагивали и начинали озираться, а старуха – невнятно бормотать. Должно быть – молитвы.
К концу перехода он и сам устал, как не уставал уже давно. Приятным сюрпризом оказалось то, что второй схрон был устроен куда более толково. Хорошо замаскированный, он был и вполне укреплён, и просторен. Но, увы, набор оружия был точно таким же: никуда не годные пистолеты и слабые винтовки. Хорошо, что у двоих убитых бандитов оказались А280; ещё у одного были при себе газовые картриджи от А295. Да, если бы кто-то из бывших владельцев не промахнулся при атаке, бронежилеты бы им не помогли. Одну из винтовок он взял себе, другую отдал Кэйне:
- Возьми. Как тебе? Справишься?
Кэйна взяла оружие в руки; Тэн легко прочёл по её лицу, что винтовка оказалась куда тяжелее, чем она предполагала.
- Из такой ещё не стреляла… Попробую.
- Да, тяжеловата, но штурмовика с нескольких сот метров она должна уложить на раз.
В глазах Кэйны зажглись хищные огоньки:
- Тогда это именно то, что надо!
- А удержишь?
- Теперь-то точно удержу, - ноздри её дрогнули. – Спасибо, Тэн!
Картридж этой винтовки был израсходован примерно наполовину – но выстрелов на двести его должно было хватить. Вторая винтовка была только-только заряжена, возможно, именно перед нападением на них; её Тэн определил себе.
Далор подошёл к Кэйне:
- Дай-ка подержать… Ух ты… Да не, не такая она тяжёлая! Для девушки, может, и тяжёлая, а мне в самый раз… Может, лучше я её возьму? Я до боя, конечно, сомневался, а теперь уже точно знаю, что в цель попаду!.. Ну, махнёмся, а? По рукам?
Кэйна вцепилась в винтовку; через твёрдо сжатые губы с трудом вылезла шипящая змея:
- Пусти!
Далор разжал руки, но, смерив подругу презрительным взглядом, заметил:
- Смотри, как бы твоя жадность не стала причиной нашего поражения. Это всё-таки мужское оружие.
- Мужское оружие, детка, это доблесть, стойкость и честь, - вмешалась Нимаиса. – А из какой хреновины ты при этом палишь, дело второе.
Кэйна винтовку не отдала и тащила её через лес, не жалуясь. Хотя Тэн отлично понимал, что к концу перехода она возненавидела и эту винтовку, и себя, и видимый лес, и невидимых врагов. Шутка ли – весь день переть на спине тяжёлый рюкзак, а в руках нести ещё почти семь килограмм веса!..
Оттого и сам он под конец подустал. Да, старик, обленился ты, что тут говорить. Пистолет на поясе, рюкзак да местная охотничья винтовка – вот к чему привык… Тяжелее члена в последнее время ничего не поднимал, можно сказать.
Эх!.. Вот бы им сейчас раздобыть лёгкие Е-11!.. Да на весь отряд!.. Но это фантастика, конечно.
…Подержать бы её в руках, просто подержать… Хоть разок…
…В сумерках, у схрона, первое время не было сил даже на разговоры. Кэйна и Далор просто повалились от усталости на землю. Впрочем, Кэйна минут через десять встала: увидела, что Нимаиса потихоньку копошится вокруг них, собирая хворост. Убедив старуху сесть и отдохнуть, она сама взялась за это дело. А Далор так и остался лежать. Его быстро облюбовал гнус, которого здесь, в низине, было значительно больше, чем на месте первой стоянки. Далор мычал, ворочался, сонно махал руками и хлопал мошкару. Издалека он походил на пьяного бродягу – не хватало разве что неряшливой бороды и мокрого пятна на штанах.
Арис полулежала, примостив голову на рюкзаке, подтянув коленки почти к самой груди. Она была бледна сероватой, нездоровой бледностью, обычно означавшей либо отравление, либо потерю крови. Прежде, чем развести огонь, Тэн подошёл к ней:
- Что с тобой?
Она разомкнула сухие губы, ответила тихим голосом, слегка заторможенно:
- Болит… Но это нормально… Оно само пройдёт…
- Когда?
- Да быстро… Через час или два должно отпустить… Полежать надо…
- Ты точно не ранена?
- Нет!.. Ну что ты…
- Её сейчас укрыть надо чем-нибудь, и поскорее накормить горячим ужином, - подсказала Нимаиса. – Пусть лежит. Завтра снова будет прыгать, как воробушек.
Тэн отнёс Арис своё одеяло и занялся костром.
Постепенно совсем стемнело. Мошкара, никак не реагируя на скупой дым костра, уходящий в ловко вырытый Тэном дымоход, толклась вокруг и донимала; высохшее дерево сердито скрипело неподалёку, задевая голыми ветками чужие стволы. Жёлто-красные язычки пламени прыгали в костре, коптя походный котелок, широкий, ребристый снаружи, ещё совершенно новый. Кэйна и Нимаиса готовили суп; усталые, сосредоточенные лица их склонялись над ямой, и пламя бросало на них подвижные, красные блики. Тэн лежал на земле у костра, ожидая, когда будет готов ужин, и разглядывал их снизу. Нос Кэйны становился в отсветах костра хищным, острым, подбородок и лоб – тяжёлыми, плоскими, а глаза и вовсе съедала тень. У мон-каламари, напротив, почти всё лицо сливалось с темнотой, и лишь блестели, как огромные жёлтые звёзды, влажные глаза. Иногда она подслеповато щурилась, натягивая то на один глаз, то на оба, дряблую кожу век, совершенно лишённую ресниц. Углы её рыбьего рта были чуть приподняты – видно, старуха даже сейчас думала о чём-то отвлечённом, философском. Когда закипел суп, и запах горячей еды поплыл над их крохотным лагерем, к костру подтянулись и остальные: выполз на свет Далор и села поближе Арис. Розовые лепестки света легли на её кожу, и Тэн удивился тому, что этот скупой, корявый свет не уродует её, подобно кривому зеркалу, а, напротив, делает почти совершенной, какой-то неземной.
А ведь ей всего восемнадцать… Зачем она так красива, если родилась на этот свет лишь для того, чтобы какой-то человек, одетый в белую имперскую броню, убил её, почти не целясь? С первого же выстрела – вот здесь, среди камней, деревьев и мха… не задумываясь ни о ней, ни о чём другом, тупо выполняя приказ. Застрелил раньше, чем она поймёт, что спустя мгновение её не станет…
Он вдруг почувствовал биение собственного сердца – и поспешно отвёл глаза. Да нет же, ты просто разволновался от этой мысли... Нет, нет, конечно, не может быть. Расслабься, старик, это не то, что ты подумал. Она вовсе не нравится тебе… Ну, вот ещё… Да и тебе уже – тридцать девять…
…А что впереди?..
А ведь ты, чёрт тебя дери, никогда прежде не задумывался об этом. Для тебя всегда существовало лишь сегодня – такое же, как вчера.
…Быть может, эта мысль – о том, есть ли будущее – только предвестник старости, или грядущей смерти? Кто знает… Одно правдиво: он задумался сейчас именно о том, что если ему суждено выжить в этой передряге, то… он, наверное, хотел бы завести семью.
Боже, какой бред… разве он сможет жить семейной жизнью?.. Он никогда этого не умел, да никогда и не стремился к этому... Должно быть, не решится и теперь… Впрочем – нет, не совсем… наверное, он рискнул бы, но если бы только… если бы... такая, как Арис…
Тэн поспешно сел, сжал ладонями виски, закрыл глаза, мучительно желая, чтобы образы и мысли, клубящиеся в голове, оставили его. Сердце стучало глухо и гулко, кровь приливала к щекам. Он медленно провёл ладонями по лицу – пальцы привычно ощутили грубый, выпуклый шрам.
Тэн тяжело, хрипло вздохнул и опустил голову.
- Не горюй! Выберемся! – истолковав этот вздох по-своему, заверила Кэйна. – А прямо сейчас мы с вами наконец поедим горячий суп!
- Ну да, в конце концов, надо же отметить сегодняшнюю победу! – подключился Далор. – Тем более, что все славно потрудились сегодня!
- Не все, - качая головой, печально отозвалась Арис.
- Почему? Ты же завалила бандита!
Арис отпрянула, подняла подбородок, глядя на Далора с испугом:
- Нет… Я… не смогла…
- Ну, как это – ты не смогла? – удивилась Нимаиса. – Я же всё время была рядом с тобой. И я отлично видела, как ты пристрелила одного из этих непочтительных джентльменов.
- Я… всё-таки убила его?..
- Да, детка. Это был отличный выстрел!
- А мне показалось, что я стреляла всего один раз, да и то промазала… - тихонько ответила Арис.
- Ты же находилась в состоянии аффекта. Восприятие искажается, и ничего удивительного нет в том, что ты не помнишь свой меткий выстрел. Но я-то всё запомнила, – Нимаиса подошла и, улыбаясь, опустилась рядом с девушкой на куцее толстое бревно. Крепко обняла её за плечи:
- И не сомневайся в себе больше.
- Боюсь, я… я больше никогда не смогу убить человека… Простите меня… Мне можно даже винтовку не давать, я больше не выстрелю… Я просто не смогу! Тётя Мая! – Арис ткнулась в плечо мон-каламари, и блёкло-багровые, зловещие отблески пламени легли на её белую шейку, крохотное ухо и краешек косы, торчащий из-под каски.
- Не психуй, - потребовала Кэйна. – Во-первых, ты сможешь. Во-вторых, это не люди, а мразь. Они гаже и ниже любого животного. В-третьих, если ты не убьёшь их, они убьют тебя. Надеюсь, это ты понимаешь?
- Понимаю, конечно! – Арис вновь подняла голову, и на этот раз, видно, решила сражаться до конца:
- Но и вы меня поймите. Просто выслушайте и поймите. Пожалуйста! Прежде всего… дело ведь в том, что это всё-таки ЛЮДИ. Да, я сама ещё утром думала, что теперь всё изменилось. Что я сама изменилась. Что я… смогу, если будет нужно. Я готова была стрелять, правда!.. Ну, то есть, думала, что готова… И я ведь знаю: когда грозит такая опасность, как нам, даже монахов благословляют на битву!.. Не то что простых людей... И все они идут – и сражаются… Но я… слишком хорошо поняла сегодня, что для меня это за гранью! Это как пройти по тонкой доске над пропастью, если боишься высоты... Не все же так могут! Вот – оказалось, что я тоже не могу… Ну – хотите, считайте меня слабачкой… Кем угодно считайте… Или что я нарочно, или что даже не пыталась, или ещё что… Но я не вру! Я честно НЕ МОГУ!.. Понимаете? Я не могу убить человека!.. Даже защищаясь! Даже видя, что вот – сейчас – он – меня – убьёт!! Понимаете?.. – под конец дыхание у неё сбилось, она наполовину плакала, наполовину стонала.
- Заткнись… не ори, нас же могут услышать, - с нескрываемым омерзением проговорила Кэйна. – Какая же ты… слизь! Прости, я больше не могу! И не смей мне больше ничего говорить!!
И Кэйна, швырнув ложку, которой мешала суп, быстрыми, злыми шагами отошла от костра в темноту. За ней, с минуту неуклюже потоптавшись на месте, молча последовал Далор.
Арис расплакалась и тихо добавила, сдерживая рыдания:
- Она права… Если бы вы знали, как мне горько… Я понимаю, что умру… себя мне не жалко… это мой выбор… но самое ужасное не это… самое плохое – что мои друзья… Что я не смогу вас защитить! – и она вновь упала головой на старухино плечо.
Тэн долго молчал – надо было дать ей время как следует отреветься. Когда рыдания стали реже и тише, он позвал её по имени. И сам испугался той уродской, неумелой нежности, с которой это имя сорвалось с его губ. Она подняла мокрое личико, с болью взглянула влажным, ещё затуманенным взглядом. Он кашлянул, чтобы скрыть своё смущение, и произнёс:
- Ты сможешь нас защитить. Просто… ты стреляй. Ты не обязана при этом попадать. Просто стреляй.
- Разве так… тоже можно?
- Можно, но рискованно. Тебя вернее всего убьют. Да и нас из-за твоих промахов тоже могут убить. Тем не менее… В некоторых случаях это может и помочь. Это единственное, что я тебе могу посоветовать.
- Спасибо, Тэн…
Нимаиса обняла девочку крепче и прижала к себе:
- А я от себя добавлю, дорогая, что женщина, вообще-то, совершенно не обязана убивать. Её самое глубинное и родное – как раз всё противоположное. Хранить, беречь, любить, растить, умножать… Но никак не уничтожать. Это противно всей её природе. Женщина – это жена, это мать, наполненная любовью, нежностью и прощением… Что будет, если все женщины обретут мужскую безжалостность и способность убивать легко, не задумываясь? Мир не проживёт и дня, он попросту рухнет…
- Тётя Мая… Спасибо… Я знаю, вы просто хотите меня утешить… Да, я думаю так же… И всё это, может быть, верно… Но не в той ситуации, в которой оказались мы все! Где нас всего пятеро, и каждый мой не сделанный выстрел может решить судьбу… всех нас!
- Не бери на себя слишком много, девочка. Это просто не твой круг. Помнишь, что я говорила? За один день нельзя добежать из центра своего круга даже до его края. Как бы кто этого ни хотел, и как бы ни пытался…
Арис вздохнула, вытерла рукой набегающие слёзы. Из темноты послышалось ласковое потрескивание и посвистывание – КаЭф, выкатившись из мрака, прижался головой к коленям девушки и что-то застрекотал на своём языке, подмигивая лампой.
- Он хочет тебе сказать, что он сам – простой дроид-механик. И его хозяйка ему очень дорога. Но он тоже никак не может защитить её в бою, хотя очень за неё переживает… - перевела Нимаиса. КФ-17 выдал возмущённую трель, и она поправилась:
- Да-да, он подчёркивает: переживает за всех нас! Но ничего не может сделать, кроме как быть для нас ночью часовым…
КаЭф смущённо добавил несколько фраз, и мон-каламари улыбнулась:
- А ещё он говорит, что давно понял для себя, что люди создали много разных дроидов именно потому, что сами разные. Одни умеют летать на самолётах, а другие умеют, к примеру, выращивать зерно... Вот-вот! Ну, это уже от себя добавлю – басня была такая, помнишь? «Беда, коль пироги начнёт пещи сапожник, а сапоги тачать пирожник…»
Арис обняла сперва дроида, потом Нимаису обеими руками:
- Спасибо… Спасибо вам всем!.. Мне и сказать больше нечего… Спасибо!.. Ладно… Пожалуй, я ненадолго отлучусь… КаЭф, проведёшь меня, чтобы не было страшно?
Дроид пискнул и согласно качнулся; Арис медленно, скованно поднялась – и они растворились в темноте. Нимаиса, вздохнув, какое-то время смотрела им вслед задумчивым взглядом.
Тэн, дождавшись, когда они отойдут подальше, и прислушавшись, нет ли рядом Кэйны с Далором, негромко произнёс, в упор глядя в левый старухин глаз, обращённый к нему:
- Вы уложили двоих. Знаете, я… не верю в случайности.
- А случайности тут и нет, - поворачиваясь к нему в фас, сказала Нимаиса, и поднесла свои тонкие корявые кисти к обеим вискам, указывая сверху на свои огромные глаза:
- Видишь, как устроена у нас голова? Это существенно удобнее, чем у вас. Мы видим всё, что творится слева и справа от нас, так же чётко, как то, что творится спереди. То есть… как это объяснить… можно сказать, я целилась разом в двоих – и, кажется, довольно долго. Я ведь и выстрелила только тогда, когда они подбежали поближе. Один бах налево, а второй бах направо, вот и всё. Никакого чуда здесь нет. Или… ты хочешь, чтоб было?..
Тэн качнул головой, усмехаясь:
- Выбраться отсюда живыми.
Мон-каламари наклонилась и подобрала брошенную Кэйной ложку, задумчиво осмотрела её, бережно вытерла краешком своей одежды. Потом потянулась вперёд, к котелку, и ложкой сдвинула его в сторону, чтобы суп не перекипал. Пламя засверкало в её жёлтых глазах, переливаясь дюжиной неожиданных оттенков и огней; отсветы костра рельефно вырезали её плоские ноздри над длинной верхней губой. Тэн молчал, ожидая ответ. Она моргнула и подняла на него пылающий огнями взгляд:
- Всё зависит только от нас…
* * *
Вечером, или вернее всего, ночью, его так сильно покусали эти мерзкие мошки, что к утру распухла левая щека. Укусы ужасно чесались, и Далор не знал, куда деваться от этого всепроникающего зуда. Хотя ночевали они в схроне, насекомые брезгливо зудели над ним всю ночь – наверное, они заползали сквозь щели и узкие бойницы. Но заснуть не получалось в основном потому, что стоило сомкнуть глаза, как на веках проступали в болезненном, радужном ореоле убитые, окровавленные люди. Далор вертелся, пытаясь отогнать эти картины – но они были ещё назойливее насекомых, их укусы были куда больнее, а яд проникал в самое сердце… Далор надеялся, что всё пройдёт, и эти мертвецы впредь не будут являться ему по ночам – но сейчас это казалось несбыточным. Он зябко кутался в одеяло, ожидая, что вот-вот вместе с тонкой струйкой синего ночного воздуха сквозь бойницу протечёт внутрь и встанет перед ним во весь рост призрак того самого, убитого именно им, человека. Криво ухмыльнётся, протянет свои грязные, мокрые от крови руки, схватит его за плечо, дохнёт вонью и холодом… Или жутко захохочет, или просто заговорит…
Далор прерывисто дышал, покрывался потом; его била дрожь, а временами подступала тошнота. Конечно, спал он отвратительно. Кое-как забылся только к утру – и буквально тут же его разбудила неугомонная старуха. Поднялся он с трудом. Голова походила на громадную чашу, полную воды, из-за которой глохли уши. Он вылез из схрона, мучительно стараясь не расплескать эту чашу и перетерпеть донимающий зуд. Снаружи было уже светло; Кэйна завтракала, сидя неподалёку, что-то говорила КФ-17, а он пищал в ответ. Он кое-как дополз к ней – после всего пережитого, после долгих переходов и двух почти бессонных ночей болело совершенно всё. Вдобавок, вчера, скрываясь от вражеского огня, он сильно ударился плечом о камень, и теперь оно болело. Подумал даже, что разбил; когда бой закончился, сразу полез проверять – но крови там не было. Ну что ж, хотя бы это...
- Ого, что это с тобой? – окинув его взглядом своих ореховых, почти рыжих, глаз, удивилась Кэйна.
- Они меня зажрали… Чешется невыносимо!
Кэйна в ответ немного приподняла штанину, и стали видны следы укусов, вспухшие, слившиеся в одно сплошное красное пятно.
- Ой, кошмар… - вяло отозвался Далор, заглядывая в кружку, которую Кэйна держала в руке. – А ещё мне бы попить… Вода есть у тебя?
Она протянула ему свою кружку. Пока он пил, отрешённо сообщила:
- Кстати, перед Арис я извинилась…
Далор пожал плечами:
- Ну, тебе виднее… Хотя ты была права.
- Может быть. Но ты же знаешь, я такая… Сначала вспыхну и нагрублю, а потом душа не на месте, иду и извиняюсь… Хотя Арис меня просто убила вчера, если честно. – Кэйна на мгновение замолчала. – Плоховато звучит теперь это выражение, правда?.. Убила…
- Ничего. Мы теперь уже опытные бойцы, и у нас с тобой всё получится. Самое трудное – это первый раз! А дальше уже не страшно. Прорвёмся, Кэйна!
- Конечно… Я вот всё про карту думаю… Ты знаешь, мне кажется, лучше всего будет её разделить и отдать каждому по фрагменту. Блок же разборный. И если что… уцелеет хотя бы часть.
- Зачем? Оставь лучше, как было. Это, по-моему, самый надёжный способ. Никому даже в голову не придёт, что информация хранится в дроиде… Да и потом, его труднее всего и поймать, и подстрелить…
- Да уж, бегает он быстро, - согласилась Кэйна, и КаЭф весело затрещал в ответ. – И всё же…
Она не послушала его совета и в самом деле разделила инфоблок на шесть фрагментов. Особенно этому обрадовалась Арис. Именно это её глупое выражение восторга на детском личике, такое неуместное на войне, рассердило Далора больше всего. Мол, вот, смотрите все, я тоже на что-то сгодилась! Кэйна, мол, меня простила, а теперь ещё и кусочек карты дала!
Он бы ей не доверил ни за что… Кстати, как и Тэну. Его вообще крайне насторожило вчера, как вёл себя Тэн. Почему-то он отнюдь не порадовался тому, что Далор метко стреляет, а наговорил такой ерунды, что впору всерьёз усомниться в том, понимает ли он вообще что-нибудь в военной тактике. Да и откуда ему понимать?.. Он же простой охотник! Они все доверились ему, а он повёл тропой, где на них напали… Да, конечно, он сослался на то, что вокруг болота – ну, а вдруг это была отмазка?.. А вдруг бандиты были его сообщниками?.. И он весь отряд тупо привёл в засаду?.. А в бою вдруг оказалось, что все они отлично отстреливаются, и ему ничего не оставалось, кроме как притвориться, что всё так и должно было быть... А это значит – что? Правильно: что сегодня он приведёт их в новую ловушку!.. Всё это вчера Далор очень подробно пересказал Кэйне. Но она лишь отмахнулась. Она вообще упрямая и редко прислушивается к умным советам. Ну, хорошо, набивай сама себе шишки… но не в этой же ситуации! Тут-то дело серьёзное, и касается всех…
Ладно, ничего страшного. Самое главное – он обо всём догадался, и будет начеку. Поэтому застать их врасплох уже не смогут!
Ушли от схрона позже, чем он рассчитывал: Тэн зачем-то снова заставил их подолгу стрелять холостыми, а занудная старуха ещё тормозила и задавала кучу вопросов – чего, куда, почему, и как лучше действовать в зарослях, а как на открытом месте. А всё из-за того, что Тэн обмолвился: скоро сухой сосновый лес кончится и начнётся полоса, поросшая низкими лиственными деревьями и кустами. Вот она и прицепилась… Какая разница? И тут, и там всё одинаково: надо брать и стрелять, а не рассуждать… Потом ещё вспомнили про оказание первой помощи. Кэйна изображала раненую, а Тэн со старухой показывали, что надо делать. Он всё это уже знал – когда четыре года назад сдавал на водительскую карточку, им читали этот курс. И Кэйна, если пилот, тоже знала… Получается, что спектакль устроили исключительно для беспомощной Арис. Интересно, они что, реально думают, что в этом есть какой-то смысл?.. Зачем её учить, если она всё равно ничего не сделает в итоге?..
Наконец тронулись в путь. Двигались, как и вчера, гуськом: впереди катился КаЭф, а Тэн шёл замыкающим. Разговаривали мало. Да и о чём тут поговоришь? Ясно же, все устали и задолбались уже тащить на себе и эти винтовки, и эти рюкзаки… Когда и так еле дышишь, уже не до разговоров! Даже старуха, и та не донимала их сегодня своими воспоминаниями – лишь пару раз начинала что-то рассеянно бормотать сзади, беседуя сама с собой. Да… Ничего, надо потерпеть… Но зато, когда они спасутся, первое, что он сделает – примет горячий душ, как следует отмоется и почистит зубы… А потом, конечно, съест нормальный, настоящий, горячий обед! Или ужин… И непременно хотя бы из двух полноценных блюд… Кусочек мяса, в меру прожаренный, но не сухой, или котлета с подливкой… Гарнир… И – да, обязательно огурчик!.. Прохладный, пряный… Как готовит мама… А потом он выспится. Он точно будет спать дня три без просыпу, настоящим богатырским сном! Отоспится за всё!.. И забудет весь этот ужас. Забудет это постоянное напряжение от ожидания, что их вот-вот найдут и застрелят. Забудет, как шёл по лесу, еле переставляя перетруждённые ноги, весь провонявший потом, искусанный мошками, с грязной ж…пой и грязными зубами… Фу-у, какой кошмар! Скорее бы это всё кончилось!.. И ещё – чтоб этот, окровавленный, с бритым затылком и выпученными глазами, больше никогда не приходил к нему ночью...
Постепенно лес стал редеть; начали попадаться пучки кустов с широкими листьями, овальными или резными. Вдалеке, за сомкнутым строем тонких янтарных стволов, просматривался насупленный и плотный, словно стена, лиственный лес. Как только он замаячил вдали, Тэн опять потребовал вести себя тихо. И Далор смекнул, что именно теперь надо смотреть в оба, потому что егерь, очевидно, ведёт их к новой засаде, гораздо серьёзнее предыдущей. Он осторожно, чтобы не заметил шагавший сзади Тэн, снял винтовку с предохранителя, и покрепче сжал цевьё левой рукой.
…И сердце упало, когда слева, между далёкими деревьями, вдруг шевельнулось что-то светлое. Испустив короткий крик, он выстрелил в негодяя, едва успев прицелиться. Светлое пятно взвилось над землёй, метнулось в сторону. Далор надавил на крючок ещё, ещё и ещё раз – и лишь тут заметил, как между стволов, удаляясь, мелькает зад насмерть перепуганной косули – узкий, песочно-оливковый в солнечном свете. И одновременно с этим услышал полный ярости голос Тэна:
- Ты что творишь?! Я же сказал – тихо!!
Далор нехотя опустил винтовку.
- Поставь на предохранитель, - распорядился Тэн. Выматерившись, пояснил:
– Вот теперь, если в зарослях кто-то засел хоть за километр отсюда, они нас услышали.
Кэйна, предварительно окинув Далора незнакомым, злым взглядом, спросила у егеря:
- А обойти нет возможности?
- Есть. Но смысла елозить туда-сюда я не вижу. Лучше как можно скорее уйти с открытого места.
Вот тут он и не выдержал:
- Нет! Если можно пойти другой дорогой, давайте лучше пойдём другой! Я убеждён, - он недвусмысленно выделил это слово, - что так будет лучше.
- Детка, Тэн знает этот лес куда лучше всех нас, вместе взятых. Лучше довериться ему.
«Лишь бы после вы не пожалели об этом! – спешно шагая со всеми в сторону зарослей, тревожно думал Далор. – Вы ещё убедитесь, что я был прав! Вы ещё, может быть, раскаетесь! Будете говорить себе – вот, он же нас предупреждал!..»
Лиственный лес оказался не таким мрачным, как виделось издалека; приняв их в свои объятья, он мягко сомкнулся у них за спиной. Земля здесь была тёмной, влажной на взгляд, без блёкло-жёлтой подстилки из опавшей хвои. Стволы деревьев были много толще, кора их была светло-серого или коричневатого оттенка. Повсюду, раскинувшись, росли широкие, высоченные папоротники; тропинка ловко нырнула в них – и исчезла бы для них навсегда, если бы не Тэн, уверенно направлявший отряд вперёд.
Постепенно сменился и рельеф местности: от равнины с её плавными, пологими подъёмами и спусками, тёплой цветовой гаммой хвойного леса, не осталось и следа. Здешний лес изобиловал холмами с резкими, обрывистыми земляными склонами, глубокими оврагами, поросшими кустарником, и труднопроходимым валежником. В таком лесу засаду было устроить во много раз проще, чем даже на вчерашних валунах. Зато появлялись и у них шансы скрыться от преследования. Поначалу Далор напряжённо и внимательно осматривал тропу и лес, ежесекундно ожидая нападения, но постепенно усталость и голод взяли верх, и он перестал жадно сканировать взглядом каждый стебель и куст. Успокоился и повеселел, и даже шёпотом спросил у Кэйны:
- Сколько там времени?
- Двенадцать двадцать.
- Отлично…
Значит, привал уже совсем скоро, через каких-нибудь сорок минут! В этот раз непременно надо будет поесть горячего, а то как подумаешь, что ещё до самого вечера вот так вот топать и топать, и переть на оттянутых плечах всю эту поклажу, становится тоскливо... А сейчас уже супчика хочется… Даже такой баланды, как вчера… Но горяченького!
Катившийся впереди КаЭф вдруг вздрогнул и остановился; его головка дёрнулась на круглом теле. Помедлив, он издал тихий низкий свист, и лампа на его круглом боку замигала часто-часто, словно предвещая замыкание.
- Стоп! – быстро перевела Нимаиса, хотя в этом не было необходимости: заметив странное поведение дроида, все они и так замедлили шаг.
КаЭф ринулся назад, издавая тревожные, отрывистые звуки – писк, треск, щелчки. И всё это лилось потоком на фоне одной уходившей ввысь паникующей ноты, похожей на «а-а-а!», и звучавшей, как безудержный крик страха.
- Что? – испуганно спросила Кэйна, но дроид пронёсся мимо хозяйки, продолжая кричать.
- Назад! – скомандовал сзади Тэн. – Прячемся, быстро!
- Бежим за КаЭф! – уверенно дополнила Нимаиса. – Он видел, где можно укрыться!
Винтовка, которую Далор сжимал в руках, моментально стала горячей и противно скользкой. Он побежал вместе со всеми, не оборачиваясь. Дроид метнулся влево, потом вправо, и, к огромному удивлению Далора, вдруг, резко подпрыгнув вверх, раскрыл боковины так, что стал похож на круглого жука с растопыренными надкрыльями. Из-под них ударили реактивные струи, и КаЭф, с жужжанием пролетев у них над головой, шлёпнулся за огромный, выпирающий горбом корень на самом краю одного из обрывистых холмов.
- Туда, скорее! – махнул рукой Тэн.
Они рванули вверх. Чёрная земля была неровной, скользкой, осыпалась и ехала при попытке лезть быстрее. Далор дважды упал, испачкался и ободрал локоть; при втором падении винтовка жутко ударила его по рёбрам. Далор охнул и остановился, чтобы переждать боль, но взбиравшийся сзади Тэн зло прошипел:
- Быстрее ты, тюфяк!
Он лез из последних сил и думал: Господи, пусть окажется, что КаЭф ошибся, что зря поднял тревогу… Что там тоже, может, был какой-нибудь зверь, и… и ничего по-настоящему ужасного!
Но, едва все они скинули рюкзаки и замерли на земле в неестественных позах, повалившись за корни, кочки и кусты – как вдали, там, куда уводила ещё не пройденная ими тропа, сперва ярко мелькнули среди зарослей, а потом отчётливо показались во весь рост белые имперские штурмовики.
- Господи, - прошептала Кэйна, прижавшаяся к земле рядом с ним, - вот они, мразота… какие же они…
Страшные.
Она не договорила, но Далор понял и без слов. Ужас потёк по всем его мышцам, по всем сухожилиям, впился свёрлами в кости, влился парализующим ядом в спинной мозг. Ему, как и Кэйне, никогда ещё не приходилось видеть штурмовиков. Может быть, он и не испугался бы так, если бы не знал точно, что эти бронированные полулюди, полуроботы посланы сюда именно для того, чтобы убить его. Безжалостно… и, должно быть, очень больно.
Господи… Нет… Это же будет… адская боль!
Далор заскрипел зубами – и почувствовал во рту привкус земли. Нет!..
А они всё приближались. Их было четверо, и они, полностью одетые в пластоидную броню, шли по тропе двумя парами, меряя её уверенными, ровными шагами. На груди у них покачивались короткие автоматы. Они никуда не спешили: шли, по-хозяйски осматриваясь по сторонам, поворачивая при этом голову – так, что даже сквозь стебли, листья и ветки хорошо можно было рассмотреть их белые шлемы со слитной полосой антенны под низким лбом. Их треугольные глазные щели, зияющие чёрной, смертельной пустотой, дыхательные фильтры, издали похожие на узкий, злобно оскаленный рот, пугали до смерти одним своим видом. И не оставалось сомнений в том, что ни одно существо, попавшее в прицел этих бронированных чудовищ, не сможет рассчитывать на пощаду.
Кэйна, осторожно повернув голову и посмотрев куда-то левее и выше плеча Далора, еле заметно шевельнула винтовкой в сторону дороги; вопросительный взгляд её был полон и омерзения, и ужаса, и решимости.
- Нет, - еле слышно прошелестело слева на этот взгляд. – Не вздумайте.
Кэйна чуть заметно кивнула и замерла на земле.
Штурмовики приближались. Они шли в абсолютном молчании, словно и впрямь были лишь боевыми дроидами, попросту запрограммированными на уничтожение. Но Далор знал – комиссар Пард как-то рассказывал им с Кэйной об этом – молчание штурмовиков обусловлено тем, что они разговаривают между собой по внутренней связи. И оттого, что не было видно выражения их лиц, оттого, что не было слышно, о чём они переговариваются, Далору мучительно казалось, что всё уже пропало: их увидели. Их давно уже засекли. И вот сейчас эти четверо молча, размеренно дойдут до того места, где все они притаились – и…
Его пробрала дрожь; потную спину рассёк, как хлыст, холодный порыв ветра.
- Прекрати дрожать, тебя слышно! – одними губами прошептала Кэйна; глаза её были расширены и безумны. От этого Далора буквально заколотило, и он точно так же, одними губами, сознался, выталкивая сквозь приступы дрожи:
- Н-н-не м… м-м-мог-гу!..
Теперь стали отчётливо слышны их шаги. И даже их голоса в шлемах, похожие на глухое, еле различимое радио, включённое где-то за стеной. Ни одного слова по-прежнему было не разобрать; да их и так заглушал ритмичный, шуршащий стук, который издавали при ходьбе доспехи.
…Они уже здесь. Они наверняка видят его. Они его убьют!
Он прижался лицом к земле, чтобы не выдать себя случайным стоном или вскриком, ухватился рукой за маленький корень, торчащий из земли, крепко сжал пальцы. Сердце бешено билось; правую ногу начинало сводить судорогой. Зачем… Ну почему всё так вышло?! Господи! Поверни всё назад! Измени всё! Сделай всё, как было!.. Ты же можешь, Господи!
Но он понимал, что ни на веках плотно зажмуренных глаз, ни на жирной чёрной земле, ни на корне дерева, который он так отчаянно сжимал, не появится спасительная кнопка «Прервать игру».
…Зато короткие очереди из имперских автоматов смогут это сделать без всякого труда…
Шаги штурмовиков звучали всё ближе.
И Далору стало невыносимо жалко, что он умрёт сейчас – просто так, ни за что! Умрёт, не успев осуществить ничего из того, о чём мечтал! Умрёт позорной, совсем не геройской смертью – будет пристрелен, как случайный зверёк, здесь, в незнакомом лесу, и останется гнить вот на этой земле, и никто никогда не придёт на его могилу, потому что даже могилы у него не будет…
…Зачем всё это было?!
…Господи, ну как же так?.. Почему именно его?.. За что?..
…Как же хочется ЖИТЬ! Господи, как же хочется ЖИТЬ!!!
* * *
Она видела их впервые в жизни. Да, именно так она их себе и представляла. И возможно, что именно они, именно ЭТИ из них – безликих, безымянных – жестоко убили позавчера её мать и отца… И вот теперь они идут по тропе. Они всё ближе. И Тэн сказал – не стрелять.
И ей было невыносимо, нечеловечески трудно выполнить этот приказ.
…Они должны быть убиты. Они заслужили той же участи, которую подарили невинным людям. Они должны заплатить за всё…
Кэйна видела, как рядом с нею трясётся Далор, опасаясь даже кинуть короткий взгляд на дорогу. А ей не было страшно. Ей хотелось, чтобы бластерные лучи вылетели сейчас прямо из её глаз точными, пробивающими любую броню, пучками, и уничтожили тех двуногих зверей, что шли чуть ниже, по тропе. А если придётся принять бой – она будет стрелять, даже умирая, она будет стрелять, даже если её убьют – до тех пор, пока хотя бы один из них не заплатит кровью за смерть её близких! За смерть друзей, за смерть родителей Арис… За всё!!
И в горло с горьким глотком слюны скользнула обида, когда закрытые белой бронёй штурмовики, не замедляя шага, не оглядываясь, размеренно и молча прошли мимо.
…Они лежали, затаившись, до тех пор, пока Тэн не дал команду по возможности бесшумно покинуть укрытие. И теперь он, быстро нащупав одному ему известное ответвление тропы, вёл их окружным путём. Тропы, по сути, и не было как таковой; они постоянно карабкались на склоны, оступались и падали, съезжая с них. Один раз пришлось сделать значительный крюк, чтобы обойти крупный участок валежника.
- Вот там, правее, - вдруг кивнул головой Тэн, - лёжка у лосей. Отсюда, конечно, не угадать… Отца твоего водил сюда. Помню.
И в светлых глазах его вдруг промелькнуло что-то, в чём Кэйна прежде начисто отказывала угрюмому егерю. Теперь-то она оценила, насколько прав был дед Айфал! Такие люди, как егерь Лонгин – в самом деле редкость…
- Тэн, - тревожно позвал Далор. – Тэн… Они точно не вернутся?.. Они ушли?
- Они пришли. На твои выстрелы, - безжалостно напомнил Тэн. – Конкретно эти могут и не вернуться. Но раз пришли, значит, неподалёку может быть их лагерь.
- А где?.. Мы обходим его стороной, да?..
Кэйне было противно слушать этот дрожащий голос. В нём не было ничего знакомого. Как будто тот, прежний, близкий ей Далор отступил назад и растворился в дыму сожжённого Деона… А они и не заметили, что рядом шагает лишь его оболочка. Бледное привидение с готовым вот-вот сорваться голосом, с неживыми от страха глазами.
- Слева от нас, километра за три, деревенька в пару домов, и ещё несколько заброшенных бараков для лесорубов... Теоретически, им выгоднее всего было засесть там. Поэтому мы, по идее, их обходим… Но я ничего не могу тебе обещать, Дал, - тяжело ответил егерь. – Мы сейчас идём, строго говоря, наудачу.
- А если… они появятся снова? – спросила Арис. – Нам стрелять?
…Интересно, зачем она спрашивает, если всё равно не сумеет?..
- Да, стрелять… Но если я вдруг крикну «бегите», то дайте мне честное слово, что побежите вперёд изо всех сил, не медля и ни в коем случае не оглядываясь. Запомнили?
- Почему не оглядываться? – глупо спросила Арис.
- Просто я задержу их, – с каким-то пугающим спокойствием пояснил Тэн, - а вы спасётесь. Но если остановитесь, то погибнете. Вот и вся арифметика. И… не возвращайтесь потом назад.
КФ-17 протестующе затрещал на этих словах.
- Мы пришлём КаЭф, - чувствуя, как пересыхает во рту, сказала Кэйна, и повернулась к Нимаисе, чтобы уточнить:
- Он же это имеет в виду?
- Да, именно так, - подтвердила мон-каламари. – Но пока что мы все вместе. И, если Бог благословит, благополучно все и выберемся. Я, например, абсолютно в этом уверена!
Кэйна чувствовала, что начинает волноваться – точь-в-точь как вчера, перед низиной. Ну, ничего… Получилось же там! Получится и здесь…
Между тем похолодало. Порывы колкого ветра, настигшие их впервые там, где они прятались, прижавшись к неласковой чёрной земле, теперь окрепли и обнаглели. Солнце пропало, небо заволокли облака: собирался дождь. Утром, внимательно посмотрев на карту, они обнаружили, что кратчайший путь к аэродрому будет пролегать как раз между двух схронов, и до каждого из них придётся делать крюк длиной в шесть-семь километров. Тэн предупредил, что эта часть леса значительно менее проходима, а значит, минимум треть дня потеряется только на путь к схрону. Решено было идти напрямик и заночевать под открытым небом – с тем расчётом, чтобы уже завтра выйти к аэродрому. Если повезёт, даже до полудня… Значит, до аэродрома осталось менее суток пути. Менее суток! Даже с учётом привалов и ночлега!.. Эта мысль на минуту даже согрела её, но тут же подумалось: а как ночевать в лесу в дождь? Где возможно будет укрыться всем пятерым от всепроникающего мокрого холода?.. Вот уж, должно быть, все они позавидуют КаЭф, если придётся устраиваться на такой ночлег…
А небо не обещало ничего хорошего. Деревья гнулись и шумели где-то в вышине. От наползающих из-за горизонта туч здесь, внизу, стремительно темнело. Тропы было не разглядеть; разросшиеся травы норовили схватить за ноги, ветки кустов цеплялись за одежду, иногда ухитрялись больно хлестнуть по рукам или по лицу. Кэйна упорно преодолевала этот неласковый лес, шаг за шагом, а сердце её стучало уже где-то там, у самого аэродрома. Он был крохотным, полузаброшенным и таким жалким, что едва ли просматривался с неба над обоими городами. Имперцы могли обнаружить его, только если высматривали специально. Да, да, шансы на то, что он не захвачен, шансы на то, что там уцелел хотя бы один корабль, способный унести их с этой планеты, были всё ещё высоки. Во всяком случае, Кэйне хотелось думать именно так, и именно в это хотелось верить.
К тому же, хотя Тэн и отверг тогда её предположение о том, что полковник Альянса послал им на выручку флот и людей, Кэйна продолжала всерьёз надеяться на это.
Нет-нет, офицеры Сопротивления не из тех, кто бросает друзей в беде только потому, что те формально не являются частью Альянса! И полковник Рикс…
В этот момент КФ-17 громко охнул – совсем как человек, хрипло и безнадёжно. И в ту же секунду сзади раздался выстрел и отчаянный крик:
- Бегите!!!
Дроид взвизгнул и рванулся вперёд – именно так, как того требовал Тэн. Кэйна бросилась за ним, ощущая, как всю её, с ног до головы, пронзают отчаяние и боль от осознания, что именно означает этот крик. Сзади послышалась пальба и вопли – серия одиночных выстрелов, а за нею очереди, нагнавшие друг друга, схлестнувшиеся и слившиеся воедино. По лесу покатилось эхо; сердце в груди Кэйны просело и покатилось вниз.
- Детки, бежим! – резко выкрикнула сзади старуха. И этот толчок подоспел вовремя: Кэйна не чувствовала ног, они стали ватными и не слушались больше – потому что всё её тело превратилось в огромный ком отчаяния, злости и боли. Этот ком не хотел подчиняться разуму, не хотел толкать тело вперёд, не хотел ни спастись, ни отомстить, ни даже просто выжить. Он весь, до самых кончиков пальцев, был сожжён единым и бесповоротным осознанием: Тэна с ними больше НЕТ.
И никогда не будет.
…Упасть бы сейчас на ледяную землю, обломав стебли трав, сбив листья; зайтись в крике, заплакать – а надо бежать, бежать, бежать изо всех сил, с тяжёлой винтовкой в руках, с рюкзаком, бежать как можно дальше отсюда!
КаЭф мчался впереди, подскакивая на корнях и кочках, не переставая визжать и трещать. Его грязные бока слились в один бурый шар; он не снижал скорость, и угнаться за ним было настолько же невозможно, насколько необходимо. Перескакивая через предательские корни и кусты, Кэйна споткнулась и упала; её обогнал Далор и догнала Арис. Выстрелы сзади прекратились – а это означало, что штурмовики, расправившись с егерем, бросились в погоню за ними.
- Быстрее, быстрее! – в ту же секунду вскочив на ноги, крикнула Кэйна, задыхаясь. – Не останавливаться! Они нас преследуют!
И вскоре она уже не могла сказать, сколько они бегут, куда они бегут, бегут ли они по прямой или вовсе по кругу. Дыхание хрипело, вырываясь из груди; ноги бежали и прыгали как будто сами по себе. Забылась уже и тяжесть винтовки, и рюкзак, бьющий по спине, забылись и земля, и небо, наконец разразившееся дождём. Ничего не было больше, кроме безумного узора этого бега, вытканного из горя, страха и ярости на кривом полотне незнакомого леса.
И ей показалось, будто слева и справа между стволов, кустов и кочек мелькают белые доспехи штурмовиков, будто их становится всё больше, будто они бегут рядом с ними и постепенно сходятся, как две волны, где-то на горизонте. Или это зрение, измученное бегом и болью, так гадко пошутило с ней в самый неподходящий момент?..
Но оно нисколько не шутило. И прямо перед ними из зарослей поднялась высокая белая стена с чёрными дулами пушек, нацеленными им в грудь. Кэйна страшно заорала и, сдёрнув предохранитель, не снижая скорости сумасшедшего бега, выпустила в эту стену один за другим пять или шесть зарядов. Увидела, что пробила брешь, что кусок стены рушится, оседая вниз осколком белого известняка, залитого чем-то красным. Подумала: ещё немного – и они уйдут, они минуют эту стену, они…
Ушей её коснулся искажённый, механический крик:
- Живыми бра-а-ать!! – и в ту же секунду она увидела, как ей в грудь ударил огромный, докрасна раскалённый железный прут. Ударил так, что немедленно прекратил безумный бег, так, что отбросил на несколько шагов назад – и, падая навзничь, она успела заметить, как КаЭф, раскрыв свои жёсткие надкрылья, в отчаянном прыжке подскочил высоко вверх – и в одно мгновение ушёл туда, за белую стену, в спасительный сумрак мокрого леса. Кэйна рухнула, понимая, что больше не чувствует тела. И ей померещилось, что кто-то сказал рядом усталым голосом Нимаисы, ласково и чуть-чуть отрешённо:
- Всё, окружили… До свидания, ребятки. Я вас всех люблю...
И настала тишина, в которой больше не было ни звуков, ни ощущений. На какое-то короткое время оставалось лишь сознание – и вместе с ним маленький, серовато-сизый клочок неба, гаснущий где-то там, в вышине.
* * *
Кэйна вздрогнула всем телом, открыла глаза – и тут же зажмурилась. Лицо было мокрым; вода немедленно влилась между век, стала резать глазные яблоки. Кэйна дёрнула головой, поняла, что каска слетела в момент падения. Попыталась повернуться набок, нащупать её. В тот же миг кто-то больно схватил её за руки, перевернул и бросил грудью на землю. Она попыталась сопротивляться, но в ответ получила сильный, болезненный удар по спине – а вскоре почувствовала на запястьях злые, ледяные кольца металла. Наручники защёлкнулись, её грубо подняли, едва не вывихнув плечо, и Кэйна, кое-как проморгавшись, отбросив с лица спутанные волосы, увидела, что стоит на том самом месте, куда толкнул её выстрел вражеского бластера. Что рядом с нею, тоже закованная в наручники, стоит и резко, часто дышит перепачканная землёй Нимаиса. Что Далор и Арис в беспомощных позах лежат на земле, а вокруг стоят, замкнув кольцо, семь или восемь имперских солдат в белой броне. Чуть дальше, за ними, она заметила валяющийся среди затоптанного кустарника труп в чёрном костюме. Остановив на нём взгляд, Кэйна разглядела, как двое штурмовиков, не торопясь, снимают с него оставшиеся доспехи – кусок за куском, словно скорлупу с яйца. Потом они повернули его, мёртвая голова свесилась в сторону, и Кэйне стало ненадолго видно лицо с закрытыми глазами, с кровью, размазанной вокруг приоткрытого рта.
Вид крови был ей противен. Но в этот раз сердце застучало не от испуга, а от жаркой, злой радости. Теперь, даже если ей суждено умереть – это будет уже не напрасно. Она сделала хоть малую толику того, о чём так остро мечтала. Да! По крайней мере один имперский штурмовик захлебнулся своей кровью и заплатил за всё, что творил на её родной земле. И этот выстрел сделала она!
Она долго не могла отвести взгляд от мёртвого солдата, и улыбалась ему злой, хищной улыбкой. Ничего, ничего. Я ещё выкручусь. Я выживу. Я сбегу. И вот увидишь, вас у меня – таких! – будет ещё много, очень много. Но тебя я запомню. Ведь ты у меня первый. Только первый, слышишь?..
Но он не слышал. Два других штурмовика, освободив мертвеца от доспехов, поддели под ноги и под руки и унесли.
И злая радость вскоре сменилась тяжёлым, жгущим изнутри отчаянием. Ну что с того, что она убила этого молодого солдата? Его смерть ничего не исправит. Она не вернёт ни друзей, ни родных, ни Тэна… И, сколько бы она ни убивала этих белых пластоидных монстров – тех, кто пал от их рук, уже никогда не вернёшь…
Но… можно ведь будет избежать новых жертв…
А может, это иллюзия?.. Ведь на место убитых штурмовиков встанут точно такие же новые, безликие и жестокие, как прежние. На место убитых повстанцев – такие же самоотверженные и благородные. И всё будет продолжаться…
…Но нет. Ни шагу назад – до тех пор, пока Альянс не одержит верх. Империя должна заплатить кровью за все свои бесчинства.
Штурмовик с оранжевым наплечником с развязной брезгливостью вышестоящего вызвал кого-то из бойцов по комлинку:
- Тридцать второй, доложите обстановку. Тридцать второй, приём! Слышите меня?
Он стоял при этом, не меняя позы, расслабленно и слегка нагло, обхватив короткий автомат руками в чёрных перчатках. Его поцарапанный, весь в зазубринах, шлем издавал потрескивание и лёгкий свист. Кэйна не знала, зачем он вывел звук на внешний динамик – специально или по ошибке, но поневоле приходилось слушать.
Почти тут же из динамиков искажённо, неестественно донеслось:
- Тридцать второй на связи! Мы на позиции. Всё спокойно.
- Ловите дроида, пошёл на вас. Предположительно тип Б2Б9 либо КФ-17. Не дезактивировать, брать рабочим. Остальные захвачены. Ждём вас в квадрате С4.
- Есть, сэр.
Кэйна с ненавистью взглянула в защитные линзы шлема офицера, но за ними ничего не было видно, кроме пустой черноты.
«Хрен тебе, а не дроид! КаЭф вы не поймаете никогда!» - и к своему мысленному воплю Кэйна с наслаждением прибавила беззвучные, страшные ругательства.
Офицер перенёс вес тела на другую ногу, немного опустил голову в шлеме, и звук из динамка пошёл более шершаво, колко.
- Тринадцатый, приём! Приём, приём, тринадцатый, приём…
В динамике затрещало.
- Не слышу вас, тринадцатый! Возьмите другой канал и доложите обстановку.
Сквозь треск отозвался нервный, искажённый передатчиком голос:
- Тринадцатый на связи! Докладываю обстановку. Объект оказал сопротивление. Пятнадцатый и шестьдесят первый убиты, я без повреждений.
- Объект взят? – равнодушно осведомился офицер.
«Нет… Нет, не взят… Ну пожалуйста! Пожалуйста, скажи, что вы его упустили… что он удрал… Он жив!! Он не мог просто так взять – и умереть!..»
- Оказывал яростное сопротивление. Взять живым не удалось.
Внутри у Кэйны всё оборвалось. Горячая волна слёз подступила к горлу и глазам. Нет же, нет… Она сейчас разревётся. «Яростное сопротивление»… Конечно… Как это похоже на Тэна… Боже мой, больше они никогда его не увидят!..
- Понял, тринадцатый.
- Что с трупом делать, забирать?
- Сапоги сними.
И офицер засмеялся. Ничего более гадкого и жуткого Кэйна ещё не слышала за всю свою жизнь, чем этот неживой, механический смех над смертью человека, который был им дорог…
- Обыщите его, тринадцатый, заберите всё и возвращайтесь. Ждём в квадрате С4. И да, вот что...
- Слушаю, сэр.
- У нас ускользнул дроид. Предположительно тип Б2Б9, либо КФ-17. Пошёл в сторону тридцать второго, но его, с…ку, ловить трудно. Будьте начеку.
- Понял, сэр.
- Конец связи, – и острое, невыносимое шипение динамика прекратилось.
Кэйна ощутила, как по лицу против её воли заструились слёзы.
- Бедняга Тэн, - с глубоким тяжёлым вздохом произнесла Нимаиса. Кэйна обернулась – из большущих глаз старухи тоже срывались капли. И ей показалось, будто дождь, шуршащий по листве, тоже идёт сейчас лишь потому, что оплакивает вместе с ними смерть хранителя леса.
В этот момент на земле очнулись и зашевелились Арис и Далор. Офицер молча ткнул на них дулом автомата, и два штурмовика бесцеремонно взялись заковывать обоих в наручники. Каска Арис съехала ей на глаза, девушка попыталась рассеянным жестом поправить её, но белый бронированный солдат заломил ей руку за спину настолько резко, что Арис вскрикнула от боли. С Далором обращались ничуть не лучше. Он не сразу очухался – шатаясь, встал на ноги, как только наручники замкнулись у него на запястьях, и, ещё ничего не понимая, попытался рассоединить скованные руки. На лице его отобразилось недоумение; Далор нагнулся вперёд, пытаясь освободиться, но штурмовик немедленно схватил его за плечи и грубо вернул в вертикальное положение. Осознание реальности и себя в ней наконец вернулось к Далору – и он немедленно испустил громкий крик ужаса, приправив его совсем уж неприятным звуком. Штурмовик, державший Далора, глухо засмеялся – этот смех еле проходил сквозь шлем – и что-то произнёс по внутренней связи. Солдаты оживились, переступили с ноги на ногу – но офицер чуть заметно склонил голову в их сторону – и они застыли, как прежде. Кэйна не сразу поняла, в чём дело – пока не почувствовала, что пятачок, на котором они стояли, понемногу заполняет резкая, невыносимая вонь человеческих испражнений. Далор стоял неподвижно, в неестественной, глупой позе, и на грязном лице его застыла беззвучная гримаса плача.
Второй штурмовик поднял с земли Арис, поставил и толкнул её спиной к остальным. Она задирала голову, как слепая, чтобы видеть хоть что-то из-под сползающей каски, но не видела почти ничего. Кэйна осторожно коснулась её плечом: я здесь! Арис, похоже, смогла заметить и её, и Далора; только мон-каламари увидеть не смогла. Тихо спросила:
- Тётя Мая… Вы здесь?
- Здесь, здесь, деточка, - отозвалась та.
- Вы не ранены?..
- Нет, дорогая... Не волнуйся.
Дождь всё не думал стихать; дальние деревья, однотонные и плоские, плыли по воздуху в его серых струях, отделившись от напитанной влагой тёмной земли. Штурмовики долго заставляли пленников стоять неподвижно – вспотевшие после бега, они мёрзли на мокром колком ветру, переступали с ноги на ногу и дрожали. Один из солдат, с чуть выступающим белым наплечником, что-то сказал офицеру, небрежно махнув рукой в их сторону, а потом указал в противоположную. Офицер, выслушав его, неторопливо кивнул.
…Что они обсуждали сейчас?..
Подобрался страх. Подкрался, прыгнул и впился в мозг, сжимая голову, больно путаясь коготками в мокрых волосах. Они попались… увы, они действительно попались. У них отобрали оружие, их сковали, их жизнь висит на тонком волоске – и неизвестно, от чего зависит… Ясно одно: волосок этот недолговечен. Но – что можно сделать сейчас?.. Как спастись, как вырваться из кольца?..
- Как холодно… - стуча зубами, произнёс Далор, - я замерзаю…
Кэйна не ответила. Они ждали ещё долго; наконец сквозь шум дождя до неё донесся слабый звук, похожий на писк КаЭф. Что это?.. Показалось?.. Его поймали?.. Или он спешит на помощь, ведя за собой кого-то ещё?..
Звуки становились отчётливей, раздавались всё ближе. Потом стал слышен хруст веток – и, наконец, она увидела, как двое штурмовиков тащат волоком по земле обмотанного тонкой прочной сетью дроида. Да, это был КаЭф... Он пытался освободиться, высовывал сквозь ячейки тонкие инструменты, старался разорвать сетку – но она злобно била его током, и тогда он вскрикивал – должно быть, от боли. Он был перепуган; крутил запутанной головой, свистел, трещал, гудел – но штурмовики, топча сапогами мокрые листья папоротников, бездушно волокли его к остальным.
…Как наивно надеяться, что откуда-то извне, как в сказке, придёт помощь! Влажный порыв ветра кинул ей в нос мерзкий запах, исходящий от Далора, и с горечью вспомнилось: «по самые ушки»…
Офицер дал команду двигаться в путь. Штурмовики перегруппировались; заложников поставили друг за другом, и так повели. Кэйна шла за Далором, ощущая вонь, испытывая отвращение и ярость. Шедшая сзади Арис постоянно цеплялась ногами за кочки и камни, тыкалась ей в спину, и Кэйна всякий раз вздрагивала от неожиданности. Наконец кто-то из солдат сообразил сдёрнуть с Арис каску, закрывавшую ей обзор, и девочка с кротким вздохом произнесла:
- Спасибо…
«Дура!.. Маленькая, наивная дурочка… Ему ничуть не жаль тебя!.. Ему просто надо, чтобы ты шевелилась быстрее…»
Сзади послышались грубые, быстрые шаги, сопровождаемые ритмичным шорохом доспехов. Всего на долю секунды кинув взгляд на размякшую от дождя тропу, Кэйна вздрогнула, угадав: это идёт тот, кого офицер называл по связи тринадцатым.
Это идёт убийца Тэна.
Он пронёс мимо них вывалянный в грязи, мокрый рюкзак и испачканную винтовку без заряда – всё, что осталось от самоотверженного егеря. Доспех его был забрызган грязью и кровью, и капли дождя смешивали их в одно, постепенно смывая с гладких пластин чужую прерванную жизнь.
Вот и всё, что осталось… Вот и всё, что останется вскоре от них самих.
Он беззвучно переговорил с офицером, передал оружие убитых штурмовиков; встал в строй и затерялся среди других таких же шлемоголовых солдат. Дождь скоро смоет кровь и потёки грязи с его живота и ног, и тогда уже Кэйна не сможет узнать его, когда придёт время отомстить за гибель Тэна… А оно придёт!.. Обязательно… Оно должно прийти…
Они брели и брели молча по мокрой тропе, оскользаясь, спотыкаясь, дрожа от холода. Слаженно шурша белыми доспехами, шагали штурмовики; пищал и покрякивал КаЭф, которого всё так же грубо волокли по земле. И эти звуки – равномерные, негромкие, как будто чуть отрешённые – напоминали монотонную вязь молитвы. Ерунда, разве дроиды могут молиться?..
…Но что ещё сейчас остаётся делать? Разве что это…
* * *
Забавно, но дождь вселил в неё какую-то особую уверенность в том, что всё получится. Ох уж эти де жа вю!..
Хорошо это помнилось – та особая лёгкость, невесомость ног, на самом деле напряжённых до предела; готовность изо всех сил оттолкнуться и лететь вперёд… И вложить все силы в этот рывок – судьбоносный рывок, единственный, которого никогда не было прежде и после никогда не будет… Мгновения, плотные и прозрачные, словно пресная вода… Ещё чуть-чуть… Сигнальный выстрел – и вот он, полёт вверх и вниз, уход в глубину – и ещё оттуда, сквозь толщу воды, режущий звук сирены.
Кто-то сделал фальстарт.
А тот рывок, последний и единственный в жизни, на который были положены все силы, вся энергия, все долгие часы тренировок, все мечты, все мысли – уже сделан. Уже позади. И нет никакой вины – но ничего невозможно и исправить.
И осталось лишь несколько жалких мгновений – на то, чтобы ВСЁ собрать с нуля.
Собрать по кускам жизнь, прожитую до этого. Срастись вновь в единое, непобедимое тело. Откуда хочешь, как угодно – но найти в себе силы на ещё один такой рывок – ценою в жизнь. Ценою во всё, что было до этого. Выполнить его ещё чище, ещё лучше, не оставляя соперникам ни единого шанса.
А кровь шумит в ушах, уже шумит так, что она теряет две десятых секунды на втором старте… Но он оказывается чистым. И теперь надо плыть до конца.
Две десятых секунды могли стать тогда роковыми, но не стали.
…Она победила даже тогда!..
И тренер строго сказала, тщательно скрывая восторг:
- Но имей в виду, я тебя после старта похоронила. Думала, как вылезешь из воды – так сразу и убью. Но раз уж вылезла с медалью, ладно, пока отложим…
Почти нереально отыграть две десятых секунды. Победить же, если ты потерял их, уже невозможно.
…Но она помнила, что подумала тогда, понимая, что соперники уже рассекли гладь воды, а она ещё парит над нею, не коснувшись даже пальцами вытянутых над головой рук…
Даже не подумала, нет… Она вдруг ощутила – всею собой, всей совокупностью мыслей, чувств, ощущений тела – близость к тому, Кого иные не признают, иные именуют Силой, иные познают, как Бога. Она относилась к последним. И ощутила в тот миг – вразрез с колоссальным напряжением плоти – необъяснимую лёгкость в душе, такое счастье, от которого хотелось смеяться, кричать и петь… Кому объяснишь?.. Как объяснишь?.. Но она чувствовала это… И, конечно, сказала о том, что острее и объёмнее всего волновало в тот миг: её скорый возможный проигрыш, её невозможная победа…
Она подумала тогда – напрямик, искренне и твёрдо:
«Господи, если надо – пусть будет».
И победила. Но не знала тогда, зачем это было нужно...
И лишь теперь, кажется, связались воедино эти нити.
…Их привели в пустующий барак на окраине деревни, и разделили. Нимаису затолкали в сырую, тёмную комнатушку с гнилым матрасом, брошенным на земляной пол. В дверях поставили конвоира; другой штурмовик грубо обыскал её – и, ничего не обнаружив, довольствовался кольцом, стоившим от силы три кредита. Стащил его; она изобразила растерянность – и он ушёл. Вероятно, довольный; под шлемом было не разглядеть.
Попытка спастись бегством, а потом долгий переход по лесу под дождём дались ей нелегко – нет, конечно, что ни говори, а возраст своё берёт… После обыска Нимаиса опустилась на отсыревший, грязный матрас, и, по старой привычке нащупав венку на запястье, стала считать удары. Секундомера не было, да он был и ни к чему – давно уже могла определить по ощущениям, сколько ударов в минуту делает сердце. Этот нехитрый приём всегда помогал ей успокоиться, собраться с мыслями и мужеством.
Сердце билось немного быстрее, чем нужно, и громче обычного: бам… бам…
…Ну, ещё бы… После всего, что произошло – и перед всем тем, что будет…
И всё-таки даже при самом плохом раскладе у неё ещё есть пара минут на то, чтобы повторить, что она будет говорить на допросе и как будет себя держать. Самое главное – случайно не выдать Кэйну и Далора. Сейчас у неё карту не нашли, но если будут обыскивать более тщательно, то обнаружат. К тому же, если долго не вынимать её из жаберной щели, к боли, которую вполне можно скрывать, прибавится и воспаление, и тогда заметят непременно… Отобрали ли фрагменты у ребят? Установили ли, что именно это за карта? Вызнали ли про то, что здешние повстанцы были связаны с силами Сопротивления? О чём её будут спрашивать в этом случае, и что им отвечать? Об этом стоило поразмышлять более детально.
Но сосредоточиться сразу не получилось. Память выкинула прямо перед лицом одну из своих свежих, объёмных, наполненных запахами и звуками, голограмм, и бесцеремонно макнула её лицом в этот образ. Ей внезапно вспомнился грязный, забрызганный кровью штурмовик, протащивший мимо неё сиротливо обвисший рюкзак и винтовку…
…Тэн, Тэн!.. Кто мог подумать, что он решится на такое?! Да, дорогая, даже если тебе кажется, что ты стара и повидала немало, просто держи в голове, что люди куда лучше, чем ты о них думаешь…
…Нимаиса, не меняя положения головы, внимательно осмотрела левым глазом узкое, кривое оконце в дальней части стены. Нет, не пролезть… Бесспорно, оконце можно легко расширить с помощью бластера, но одного выстрела из пистолета тут не хватит, а на пальбу из винтовки прибегут даже из соседних домов. Да ещё надо придумать, как обезвредить охранников, как освободить остальных… Нет, не вариант. Значит, всё верно: рассчитывать следует только на короткие моменты либо до допроса, либо после него.
Что ж, посмотрим.
Господи, если надо – пусть будет…
Но сейчас она действительно волнуется. Глупо это отрицать.
Она частенько читала в юности захватывающие романы о войне, о разведчиках, о нечеловеческой стойкости жителей осаждённых городов... Многие из них были правдивы и хороши, но нередко попадались и фантики. И приклеилась где-то там, в глубинах памяти, к пыльным полкам этих забытых томов, одна фраза, нелепая, будто цветная бумажка: «Ни один мускул не дрогнул на его лице»… Была ли она из романа?.. Или просто была подцеплена где-то?.. Вздор! Вот уж вздор… Во всяком случае – это не про неё. Да и как разумному существу не ощущать трепета перед лицом самого важного события в своей жизни – собственной смерти?
Герои тех романов не очень-то задумывались о ней, и вот это они как раз-таки зря… Надо думать об этом, и в мирное время даже больше, чем в неспокойное.
…Конечно, Господь терпеливо ждал… Ведь если бы Он забрал её, скажем, лет тридцать тому назад, от всего, что она сделала в этой жизни, осталась бы лишь горстка металлических безделушек…
Штурмовик, стоявший в дверях, вдруг стронулся с места и, обратив к ней лицевую часть маски с чёрными провалами глазниц, сказал противным механизированным голосом:
- Поднимайся! Пошли.
Нимаиса с достоинством встала; он защёлкнул наручники, вывел её из барака и, крепко ухватив за худое плечо, повёл по песчаной улице, влажной от прошедшего дождя.
- Не дёргайся, иначе застрелю.
Она и не собиралась. Её привели в крайний дом, пустующий, безжизненный, такой же обветшалый – едва ли штаб отряда находился здесь. Но, судя по тому, сколько штурмовиков ловило их, в заброшенной деревне обосновался минимум взвод имперцев. Нимаису втолкнули в комнату, которая, видимо, когда-то давно служила кухней. Сейчас в ней царило запустение – голые ободранные стены, паутина, пол, залитый какой-то липкой мерзостью. За грязным столом сидел в полной амуниции тот штурмовик в поцарапанной броне, с оранжевым наплечником – должно быть, лейтенант. Рядом с ним, держа оружие наготове, стояли ещё двое. Ну что ж, значит, допрос…
Часовой поставил её в центр комнаты, снял наручники и отступил на шаг.
- Ну что, начнём, – равнодушно прозвучало из маски офицера. – Советую говорить правду. Иначе будет так же, как с остальными.
Он махнул в воздухе рукой, и один из солдат вывел в воздух друг за другом голограммы трёх окровавленных трупов, в которых Нимаиса с первого взгляда узнала Далора, Кэйну и Арис. Она глубоко вдохнула, словно перед прыжком в воду, и прижала к груди кулак.
- Кто вы такие?
- Мирные жители…
- Откуда?
- Из Фота.
- Назовите своё имя.
- Нимаиса Халибут.
- Что вы делали в лесу?
- Прятались от вас…
- Откуда у вас оружие?
- Его дал нам егерь, которого вы убили.
«…Что ему известно, а что нет?.. Что сказали остальные?.. Допрашивали ли их?..»
- Когда вы примкнули к Сопротивлению?..
«…Так, вот это уже интереснее…»
- Я никому не сопротивляюсь…
- Кого из повстанцев знаете лично?
- Никого...
- Ещё раз спрашиваю, - голос офицера зазвенел, как металлическая пластина, - кого из повстанцев знаете лично?
- Я же ответила… Никого.
Офицер, не сводя с неё пустого взгляда, спрятанного где-то в глазных щелях шлема, щёлкнул пальцами и поднял руку вверх. Стоявший рядом штурмовик вложил ему в руку небольшой продолговатый предмет, упакованный в прозрачную оболочку. Офицер положил его на стол перед Нимаисой:
- Это – чьё?..
На столе лежал расколотый, сломанный пополам комлинк.
…Старый портативный комлинк сил Сопротивления.
«О, Боже… Но кто?! Кэйна?.. Едва ли… Неужели… Тэн?! Вот это поворот!..»
Она растерянно покачала головой:
- Не знаю…
Офицер устало напомнил:
- Я же сказал, с…ка старая, что с тобой будет. А ты врёшь! – и он тягуче, с наслаждением обругал её грязным матом.
- Молодой человек, я в самом деле не знаю ни что это, ни чьё оно…
Он встал во весь рост и подошёл к ней – из-за доспеха он казался внушительнее и страшнее.
- Значит, не знаешь, - вслед за новой порцией матерной брани прозвучало у самого её носа. – Зато мы знаем. Где полковник Рикс?! Говори!!
И он моментальным движением руки схватил её за дряблое горло. Нимаиса почувствовала, как неотвратимо эти стальные пальцы впиваются ей в шею – и, беспомощно открыв рот, инстинктивно вцепилась в руку офицера. Но ей не хватало воздуха, и руки неумолимо слабели.
- Где ваш полковник?! – сквозь остервенелый мат повторил штурмовик, и отшвырнул её так, что она упала на скользкий, залитый вонючими помоями, пол. – Отвечай!
- Деточки, ну правда, я ничего не знаю!..
Она попыталась сесть, отдышаться – но офицер, по-видимому, взбешённый этим обращением, ударил её ногой по груди, и она вновь оказалась в липкой грязи.
…Совсем как тогда: перевернулась в воде, оттолкнулась ногами от бортика бассейна и – из последних сил, на последнем дыхании – ушла в глубину. Сейчас вынырнуть – и плыть! Изо всех сил плыть! Как никогда прежде! Вон он, спасительный борт!.. Он уже виден, а соперники… Чуть-чуть, на долю секунды, но – отстали!..
- Кто из твоих сообщников связан с Сопротивлением? – нависая над ней, спросил штурмовик. – Ну?! Отвечай!
Она тяжело ловила ртом воздух, потом, кашляя, хрипло произнесла:
- Никто не связан… Мы простые жители… Детка, я в самом деле ничем не могу вам помочь!..
Офицер ещё какое-то время стоял над ней, словно статуя, и доспех отливал бледным, трупным цветом в рассеянном свете, сочащемся сквозь грязное окно. Наконец он зашевелился и вернулся за стол. Неспешно отдал солдату раздавленный комлинк и сделал брезгливый жест рукой в сторону Нимаисы:
- В накопитель. Если не передумает, расстрелять.
«Господи… Так… Спокойно…»
- За что?..
Она хотела прижать руки к груди – но штурмовик-конвоир грубо вцепился ей в запястья, заломил руки и вновь заковал в наручники. Её отвели в сырую, грязную комнату, толкнули в узкую дверь. В углу на земле сидела девушка, беспомощно скрючив руки за спиной, опираясь локтем на какой-то грязный шар. Вздрогнув, она повернулась на шум. На голове у неё, выше левого виска, волосы потемнели и слиплись, на лбу виднелись свежие порезы и ссадины, один глаз заплыл, закрытый распухшей щекой и сизыми веками.
- Кэйна!.. – охнула Нимаиса, опускаясь рядом с ней на колени.
Девушка открыла чуть шире здоровый глаз:
- Нимаиса!.. Вы живы… Слава Богу…
Шар, стоявший рядом, слабо качнулся и издал звук, похожий на предсмертный хрип. Это был КаЭф – из правого бока его было с мясом выдрано крыло, лампы на голове и туловище выколоты.
- Они даже его мучили! – удерживая рыдания, сказала Кэйна, и облизнула разбитую нижнюю губу.
- Запугивают, детка… - вздохнула Нимаиса, прикасаясь своим холодным плечом к плечу девушки. Кэйна произнесла – и голос её заметно дрогнул:
- Нас расстреляют…
- Едва ли, - усомнилась мон-каламари. – Думаю, пока мы нужны им живыми.
- Значит, будут… пытать?..
- Надеюсь, нет…
Кэйна тяжело вздохнула и замолчала.
Спустя полчаса в комнату втолкнули заплаканную, чуть живую от страха Арис. Едва увидев Нимаису и Кэйну, она издала тихий стон, в котором они с трудом угадали радостное восклицание, и слёзы обильно потекли по её щекам. Дотащившись до жидкой подстилки под стеной напротив двери, она упала в эту гнилую грязь и лежала, тяжело дыша, смаргивая слёзы. Нимаиса перебралась к ней. Арис время от времени открывала глаза, смотрела ей в лицо и силилась улыбнуться. Платье у неё на груди было разорвано, предплечья покрыты свежими синяками – вероятнее всего, офицер угрожал ей насилием. Нимаиса склонила голову к её маленькой головке, закрытым глазом прижалась к её щеке:
- Девочка моя!.. Родная, не плачь… Не плачь, дорогая моя… Всё позади. Всё уже позади. Потерпи немного, родная… Всё будет хорошо…
- Вы сами-то верите в это? – шёпотом спросила Кэйна, горько усмехаясь.
- Конечно.
- А, ну да… Вы же в Бога верите с ней, да?.. Вам проще…
- Верим, детка. Но самое главное – ОН в нас верит. Вот где настоящая сила…
Прошёл ещё час. За окном сгущались сырые сумерки, сквозь щели тянуло холодом, пахло влажной травой. В комнате было почти темно. Наконец узкая дверь клацнула и открылась вновь – и к ним впихнули Далора.
- Далор! – обрадовалась Кэйна.
Он вглядывался; глаза не могли сразу привыкнуть к темноте. Прошептал:
- Кэйна?..
- Да, да! Далор, это я… Это мы!
- Но… мне сказали, что вас уже нет… - он вдруг оглянулся на дверь, шатнулся к конвоиру – и закричал:
- Но вы же сказали, что расстреляли их!! Вы… вы их мне показали!! Вы обманули меня!! Обманули!!
- Угомонись, щенок, - вталкивая его обратно, произнёс штурмовик. – Расстреляем вас всех, не волнуйся!
Далор дёрнулся к нему:
- Не-ет!! Вы же обещали меня отпустить!! В-вы же… обещали!! Вы обещали, и я сказал!! Отпустите меня!! Вы обещали!!
Под конец голос его сорвался на дребезжащий визг. И он долго ещё выкрикивал, ползая под запертой дверью, как не доколотый поросёнок:
- Нет!.. Нет!.. Вы обещали!.. обещали!.. обещали!..
Наконец замолк; повернулся к ним спиной, опустился на корточки и сгорбился перед дверью, обхватив голову руками.
Нимаиса, повернув голову, поймала полный бешенства взгляд Кэйны – в нём явственно читалось, что та готова броситься на Далора, облить самой страшной бранью и избить – чудовищно, яростно, до смерти, не помня себя… Нимаиса чуть заметно качнула головой: не унижайся. В этом нет смысла. Лишь развлечение для конвоиров… Арис тоже смотрела на них – растерянно, в наивной надежде, что поняла всё не так, что Далор просто испуган, замучен, что его нужно поскорее успокоить, поддержать… Но, заглянув в лицо и ей, и Кэйне, поняла: всё правда. И подходить к нему не стоит.
Они застыли напротив него в гробовом молчании, прижавшись друг к другу; Кэйна обнимала ногами КФ-17. Никто из них не двинулся с места.
Уже совсем стемнело, когда дверь внезапно распахнулась. Далор с мычащим «а-а-а!» рванулся было наружу, но получил удар по лицу белым сапогом, и упал на пол, скорчившись от боли. За дверью угадывались силуэты штурмовиков; один из них, перешагнув через Далора, хмуро скомандовал, тыча винтовкой во всех тех, кто сидел под стеной:
- Подъём! Выходите по одному!
Сердце Нимаисы отозвалось гулким, тревожным стуком. Ну что ж… Вот сейчас всё и решится. Осталось немного. Осталось совсем чуть-чуть…
- Не-ет! – истошно завопил Далор. – Я не хочу!.. Вы не посмеете!.. Не надо!.. Нет!
- Двадцать второй, заткни его, - махнув рукой, равнодушно произнёс имперец.
Далора поставили на ноги; он сгибал колени, пытался упасть – но после нескольких грубых ударов замолчал, встал, и только тянул жалобно, на одной ноте, не то «ы-ы-ы», не то «у-у-у», дрожа всем телом.
Их поставили друг за другом – Далора, за ним Кэйну, потом Арис, и последней – Нимаису. Изуродованный КаЭф покатился рядом, но на него не обращали внимания. Он пристроился рядом с Кэйной и ни на шаг не отставал от хозяйки. Штурмовиков было четверо: один пошёл впереди, двое по бокам, и последний – след в след за Нимаисой.
И, когда они покидали тёмный грязный коридор, она на миг остановилась в дверях. Штурмовик наткнулся на неё; она ощутила прикосновение неживых гладких пластин, а затем – и пальцев в перчатках к своим рукам. Замерла, не дыша; он тоже молчал. Ещё миг – и Нимаиса почувствовала, как кольца наручников теряют свою стальную власть. Не издав ни единого лишнего звука, они словно испарились сами собой.
- Пошла, - негромко произнёс сзади искажённый вокодером голос.
Она двинулась вперёд, по-прежнему держа руки за спиной.
Спускались сумерки, но на улице было ещё довольно светло, и хорошо были различимы и дорога, и силуэты домов на самой окраине, и пустырь за ними, и лес за этим пустырём. Охраняемые с четырёх сторон, они брели молчаливой цепочкой на окраину деревни.
Теперь счёт пошёл на минуты.
- Не бойтесь, детки, только не бойтесь! – отчётливо и ласково произнесла она. – Что бы ни случилось! Всё примите спокойно, родные мои… Всё примите спокойно. Просто стойте спокойно и ждите. Это не страшно, детки. Это нисколько не страшно…
…И сложенные за спиной перепончатые кисти её рук ощутили долгожданную тяжесть штурмовой винтовки.
* * *
Конечно, Арис молилась. Сбивалась, путалась и забывала слова молитв, ругала себя, начинала сначала и осекалась вновь. Потом поняла: бесполезно, надо просить своими словами, надо кричать к Господу, чтобы помог пройти всё до конца. Она попросила прощения за всё, что делала в жизни не так; попросила по возможности спасти её друзей. Попросила упокоить душу Тэна – и сердце вмиг отозвалось горячим ударом на это мысленно произнесённое имя. Вслед за ним вспомнились и мама, и отец… Она помолилась и за них. И подумала: встретится ли она с ними – там, за чертой?.. Попросила своего Ангела не оставлять её в самую страшную минуту…
И, хотя сердце продолжало всё так же безумно биться, а мысли по-прежнему путались, хотя болели руки, которые чуть не вывихнул ей на допросе офицер штурмовиков, она вдруг начала ощущать мир невероятно остро, во всех мельчайших деталях, сознавать всё, что творится вокруг, словно бы чувствуя не только свои, но и чужие движения… И, когда тётя Мая стала говорить сзади – своим обычным, ласковым, чуть скрипучим голосом, Арис всеми клетками тела впитала каждое из этих слов:
- Просто. Стойте. Спокойно.
Она не строила иллюзий, будто сразу поняла их истинный смысл. Этого Ангел-Хранитель не открыл ей тогда, да это было и ненужно. Он просто дал понять, что это ВАЖНО. Что к этому необходимо прислушаться. Что от этого зависит теперь, быть может, абсолютно всё.
В тот момент они почти дошли до самого крайнего барака – покосившийся, чёрный, он торчал, точно одинокий гнилой зуб, а за ним начинался пустырь – затянувшаяся десна земли, из которой давно уже выдрали другие такие же зубы. Тётя Мая произнесла:
- Это нисколько не страшно!
И Арис окончательно поняла: даже если она смертельно испугается, шевелиться нельзя. Ни ей, ни Кэйне, ни Далору.
«Ничего не бойся. И не шевелись».
И едва пришла эта – уже оформленная – мысль, сзади грохнули, почти слившись в один, два выстрела. Арис вздрогнула от неожиданности – и увидела, как валятся на песчаную дорогу штурмовики, охранявшие их слева и справа.
…Стоять!! Двигаться нельзя!!
Она замерла; одновременно с ней застыли и Кэйна, и дроид. Но Далор – ещё в ту долю секунды, когда застреленные имперцы только начали оседать – испустив вой, рванулся вперёд…
И Арис увидела – точно так же медленно, подробно и густо, как прежде – как штурмовик, который вёл их, дёрнулся на эти звуки. Как, едва уловив движение рядом с собою, вскинул короткое дуло автомата и дал очередь в спину бегущему пленнику. И как мгновение спустя длинные огненные пули вошли в него самого, разбросали во все стороны пластоид и кровь – и штурмовик, выронив винтовку, упал вниз лицом.
Но уже никакая земная сила не в состоянии была вернуть заряды, вылетевшие из этой винтовки на долю секунды раньше. Один из них попал в лопатку, а второй – чётко в затылок Далору, и взорвался прямо у них на глазах, разнеся черепную коробку юноши на куски. Арис громко вскрикнула, не узнавая свой голос; такой же животный вопль вырвался из груди Кэйны. Мёртвое тело юноши повалилось в придорожную траву, и сизый туман съел раздробленную голову и кровавые простреленные плечи.
- Господи… - только и успела прошептать Арис.
- За сарай, быстро! – раздался сзади злой, искажённый вокодером приказ.
- Бегом, бегом, бегом! – совсем незнакомо, резко скомандовала Нимаиса. – Штурмовик с нами! Не бойтесь его.
Преодолев ещё несколько метров, они спрятались за угол сарая; штурмовик на миг задержался на дороге, а потом подбежал к ним. Бросил на землю рядом с Кэйной бластерный пистолет:
- Это тебе.
Ещё несколько секунд – и он освободил их с Кэйной от наручников. Двумя руками сжимая винтовку, выглянул за сарай; потом отрывисто сказал:
- Чисто. Бежим в лес, напрямик, через пустырь. Бежим очень быстро!.. Готовы?.. Всё, пошли!
Первой стартовала тётя Мая. Они с Кэйной бросились догонять её – и им даже не сразу удалось это сделать, настолько легко она удирала. Пустырь был весь изрыт, в сгущающихся сумерках уже толком не было видно, куда они наступают; КаЭф, катившийся за Кэйной, порой взлетал на кочках и падал, ударяясь головой, не успевая вовремя повернуть своё травмированное тельце. Он коротко, хрипло взвизгивал от боли, замирал на долю секунды – и снова катился вперёд, нагоняя хозяйку. Кэйна бежала, размахивая бластером, зажатым в руке, перепрыгивая через кочки и ямы. Косы Арис соскользнули с головы, растрепались от бега и мотались из стороны в сторону, мешая. А сзади отчётливо слышался глухой стук, от которого ноги Арис слабели сами собой – шорох доспеха штурмовика. Она понимала – это бежит тот, кого тётя Мая велела не бояться. Но после всего, что она пережила, поверить в это за несколько секунд было непосильной задачей. Кто он?.. Почему он помогает им сбежать?.. Неважно, всё потом; сейчас – только быстрее, как можно быстрее вперёд! Но тут же перед глазами всплыла гибель Далора, и сердце сжалось от необратимости и горя… Но потом же, потом! Не сейчас! Сейчас – бежать, бежать… И Арис вкладывала все силы в свой отчаянный бег – но видела, что начинает неумолимо отставать от Кэйны. Она попыталась поднажать – но тут же споткнулась и рухнула на землю. Штурмовик догнал её, нагнулся и, схватив за руку, помог моментально подняться. Она вновь рванулась вперёд, но он не выпустил её руки, и дальше они бежали вместе. Он сильно сжимал её ладонь; Арис доверчиво держалась за его крепкую руку, затянутую в чёрную перчатку – и ощущала, что теперь буквально летит над бугристой землёй.
Сзади не было слышно ни погони, ни выстрелов; тёмный, спасительный лес был всё ближе, и Арис казалось, что он похож на любящего отца, раскрывающего объятья навстречу крохотной бегущей дочке… Нет: сразу всем своим бегущим детям, растерянным, испуганным и измученным. И он постарается помочь, он постарается спрятать – только добегите…
Прошла ещё минута невыносимого, тяжёлого бега, сердце раздулось и затыкало горло при каждом движении, кровь стучала в ушах, острая боль клевала ключицу. Но вот пустырь кончился, и началась поросшая травой опушка. Они бежали, сшибая ногами закрытые на ночь цветы, мокрые от прошедшего дождя, топча стебли и листья, всё тяжелее и медленнее переставляя ноги – и наконец ворвались под тёмный полог леса. Он принял и укрыл их, избавляя от сумасшедшего бега. Но они продолжали идти вперёд, тяжело дыша и озираясь – нужно было как можно скорее удалиться от оголённого места. Штурмовик всё так же шагал рядом с Арис; она видела, как тяжело ходит закрытая доспехом грудь, и слышала, как хрипит искажённое динамиком дыхание.
- Я сейчас, кажется, сдохну… - просипела Кэйна, зажимая рукой левый бок.
- Ну уж нет, дорогая, - хватая воздух округлившимся ртом, отозвалась Нимаиса, - ещё поживёшь!..
Они вышли на крохотную поляну; рассеянный вечерний свет ещё не уступил здесь место ночному мраку. И почему-то все вдруг остановились – и разом взглянули на штурмовика, чёрно-белой громадой возвышавшегося рядом в сумерках. Он же, сняв с головы шлем и бросив его на траву, кинулся обнимать их всех по очереди.
Это был Тэн! В тот миг, когда снятый шлем открыл его лицо, Арис ощутила такой удар внутри, словно сердце её собралось совершить прыжок в гиперпространство – но, не сумев, лишь с невообразимой силой вытолкнуло кровь во все сосуды разом, а из горла – крик:
- Тэн!.. Ты жив!..
Он стиснул её в объятьях и прижал к закованной в пластоид груди. Арис так же крепко обняла его, вдыхая запах защитных пластин, горячего тела и пота. Тэн!.. Он был живым!.. Он снова был с ними!.. Они на мгновение отстранились, чтобы взглянуть друг другу в глаза – и обнялись снова. И Арис расплакалась, приникая головой к его белому доспеху.
- Ладно тебе… - неловко произнёс он, закрывая руками её вздрагивающие плечи – и тогда она вовсе разревелась.
Тэн обнялся и с Нимаисой, и с Кэйной – но та обхватила его обессиленно и небрежно. По щекам её текли тяжёлые слёзы утраты. Он молча погладил её по голове, но она осторожно отстранилась:
- Тэн, прости… не могу…
Он отпустил её. Взглянул вниз, на изувеченного дроида, спросил:
- КаЭф, ты как, ещё держишься?
Тот захрипел, будто закашлялся, и закивал головой.
- Хорошо… - Тэн поднял с земли свой шлем, оглянулся в ту сторону, откуда они только что прибежали. – Придётся ещё немного потерпеть. Надо уходить дальше, в лес.
- Сейчас, ночью? – спросила Арис. – А мы сумеем?
- Придётся, - Тэн перехватил шлем и развернул его лицевой частью к Арис; злобная маска уставилась на неё чёрными треугольниками визоров, и ей стало неуютно от этого мёртвого взгляда. – Эти штуки позволяют штурмовикам неплохо видеть в темноте. Если нас начнут разыскивать и прочёсывать ближние подступы к деревне, то найдут без особого труда. Но далеко они сейчас не сунутся, будут ждать рассвета. Потому и надо уходить сейчас…
- А куда? – сипло спросила Кэйна. – Карты схронов у нас больше нет…
- Неважно. Не так далеко, где-то около двух часов ходьбы отсюда, есть гостевой домик для охотников. Там и оружие, и припасы, и плащ-палатки. Если там нет засады, можно будет взять всё необходимое и уйти глубже. Оставаться там нельзя. Но воспользоваться можно. Едва ли мы сильно рискуем.
- Разве нас не будут искать?
- Если мы уйдём далеко, не будут. Не настолько мы важные птицы, чтобы ловить нас невзирая ни на что…
Арис, связывая узлом разорванную горловину платья, взглянула на егеря:
- Тэн… А нас бы… расстреляли?
- Вероятно, да… Но позже.
- То есть… нас вели не на расстрел? – поразилась Кэйна.
- Нет… - Тэн развернул шлем, собираясь надеть его – и задумался, глядя внутрь, в его пологую глубину, нашпигованную датчиками и проводами. – Разумеется, задание вывести вас строем к сараю дал я. Я зарезал ту тварь.
Он сделал паузу; выпрямился и, встряхнув головой, сухо скомандовал:
- Ладно. Пошли. Всё потом. Сейчас надо двигать отсюда.
Он надел шлем и углубился в лес; они двинулись следом. Стремительно темнело, над землёй растекался совсем не летний, промозглый холод. Все они долго молчали. Незаметные, словно тени или призраки, они двигались вперёд и вперёд – ни есть, ни спать никому не хотелось. Арис прокручивала в голове звенья стремительных событий ушедшего дня. Иное ей не хотелось и вспоминать, но это всплывало в голове помимо воли. И Арис понимала: теперь ей действительно не стать прежней уже никогда. Слишком глубокие раны оставил прожитый день…
Ей было безумно жалко Далора. Но радость от того, что в смертельной борьбе выжил Тэн, что он снова здесь, рядом с ними, была во много крат сильнее. И ей даже казалось, что плечи до сих пор хранят горячее прикосновение его рук. И хотелось, чтобы пальцы навсегда запомнили, как крепко их сжимала его ладонь…
- Тэн… - тихо позвала она, когда они скрылись в чаще. – А как тебе удалось нас вытащить?
- Ну… было непросто. Скажите спасибо КаЭф и Нимаисе.
Голос его звучал теперь снова через вокодер, и был изуродован до неузнаваемости. Кэйна даже шепнула Арис:
- Мороз по коже… Я прямо не могу спокойно слышать эти звуки… В них как будто сама смерть…
Арис коснулась в темноте её руки:
- Но это же наш Тэн!.. Что ты…
- А я всё равно не могу…
Тэн ещё какое-то время молчал, продолжая вести их сквозь подступающую ночную черноту, и они не прерывали этого молчания, ожидая, когда егерь заговорит сам.
- Меня атаковали трое. Я крикнул, чтоб вы бежали… Стал отстреливаться. Подумал даже, что всё, конец… Потом… не знаю, чудом каким-то положил их… Но другие не появились. Вот тогда я начал понимать, что нас окружили, а я уничтожил часть кольца… А вас послал в засаду… Стоял над трупами и не знал, что делать. Потом заметил, что у одного пробита грудная пластина, у другого – брюшная. Ну… меня и осенило.
- Как ты вообще… на такое решился?.. – спросила Кэйна.
- Не знаю, - механизировано ответили спереди, из мрака. – Распатронил их доспехи, стал переодеваться... Как раз тогда меня нашёл КаЭф. Сказал, что вы в плену, но ещё живы... Согласился помочь… Потом я надел шлем, доложил, что якобы всё в порядке... Заодно узнал, где вас искать… Придумал, как можно спасти... Объяснил КаЭф. Ну… он сдался в плен, передал Нимаисе. Штурмовики же обычные люди. Никто из них дроидов не понимает… Вот. Дальше вы знаете…
…Когда совсем стемнело, Тэн достал из пояса фонарь и закрепил его на шлеме; луч света позволил им кое-как продвигаться вперёд. Однако вскоре их насторожил далёкий рокочущий рёв, и фонарь немедленно был погашен. Они сгрудились на тропе, Арис шепнула:
- Что это?
- Похоже на истребитель, - тоже шёпотом ответила Кэйна. – Или даже несколько.
Рёв нарастал, обнимая небо. Но это не был тот адский, трубный вой имперского «глаза», который помнился им слишком хорошо. Но если это не имперцы, то…
Прямо над ними, рассекая ночной воздух, сотрясая лес, с оглушительным рёвом промчались два огромных стремительных силуэта. И Кэйна вскрикнула:
- Это крестокрылы!..
И почти сразу же с небес – примерно туда, откуда они сбежали полтора часа назад – с ужасным шумом рухнули огни, и земля начала содрогаться от взрывов. В небе загорелось пурпурное зарево, а вскоре раздался и знакомый, леденящий кровь звук имперских истребителей. Было похоже на то, что в небе над лесом завязался нешуточный бой.
- Да их же разбомбили! – восторженно вскрикнула Кэйна. – Всю ту деревню!..
- Вовремя же мы дали дёру… - ошарашенно заметил Тэн.
- Крестокрылы?.. Здесь?.. – удивилась Арис. – Значит, полковник Рикс и силы Альянса – не вымысел?
- Ну, похоже, что нет, - глядя на небо, подтвердил Тэн.
- Они так настойчиво интересовались этим полковником, когда нас допрашивали! – злорадно сказала Кэйна.
- Я знаю, - скупо ответил Тэн. – Я присутствовал на ваших допросах.
- Тэн… - её голос сразу стал низким и напряжённым, - а Далор… Что он рассказал?..
- Всё. Его даже не запугивали. Показали те голограммы, и довольно... Сказал, что сам он не повстанец. А тебя сдал. Всё рассказал – и про карту, и про все ваши отряды. И про полковника Рикса, конечно, тоже не забыл…
- Какая дрянь!.. - Кэйна оскалилась и резко взмахнула сжатым кулаком. – Да дебилу же ясно, что фальшивкой были эти картинки!..
- Нет, почему… Я поверила… - возразила Арис. – Страшно было, потому, наверное, и поверила…
- Нам всем было страшно… - глухо сказала Кэйна.
И в этот момент все они охнули и пригнулись: сверху раздался чудовищный, всё нарастающий вой, и прямо на них с небес стал пикировать громадный огненный метеорит. Вот он повернулся, и на фоне пламени стало заметно гигантское колесо крыла. Прямо на них стремительно падал, крутясь, подбитый имперский истребитель. На какую-то долю секунды всем показалось, что эта неуправляемая комета с огненным хвостом, разваливаясь на лету на части, сейчас упадет им на голову. Девушки взвизгнули от ужаса – но почти тут же из их груди вырвался стон облегчения: истребитель явно падал намного дальше. Их обдала волна жара, запахло дымом и гарью – и лишь тогда раздался громкий взрыв, и земля вздрогнула так, что Арис даже испугалась, что вся планета расколется от такого удара.
- Ба-ам!.. – хмуро прокомментировал Тэн.
Кэйна, услышав это, внезапно зашлась громким, истерическим смехом:
- Ха-ха-ха! Так ему и надо!.. Так вам и надо всем, ушлёпки!.. Альянс своих не бросает!.. Так и знайте!..
Под оглушительный рёв и свист ночного небесного боя, под грохот и яркие вспышки, озарявшие небо, они снова двинулись вперёд, прочь от зарева над горящей деревней. Кэйна шла теперь рядом с Арис, и болтала, громко болтала без умолку, перекрывая шум воздушных атак, хихикала, смеялась. Она то говорила отрывисто и чётко, то вдруг хватала Арис за плечи и начинала шептать ей в ухо, будто доверяла какие-то страшные тайны. Она кричала, что присоединится к Сопротивлению и будет отстреливать имперцев, как бешеных зверей, что будет стрелять им в рот, в глаза, в уши – до тех пор, пока не перебьёт всех, всех абсолютно, до последнего… Потом вцепилась в Арис и зашипела:
- А ты поняла, да, что это было – ну, чёрная штука на допросе?..
- Н-нет…
- О! Я тебе потом расскажу! - она больно подтолкнула Арис локтем в бок и, не сдержавшись, громко расхохоталась:
- Да!.. Теперь они у нас попляшут!.. Теперь они попрыгают! Теперь они у нас – сдохнут! Все!..
Но очень вскоре припадок нервной весёлости сменился угрюмым, тяжёлым отчаянием. Кэйна плакала, винила себя и в смерти родителей, и в смерти Далора, клялась жестоко отомстить врагам. Это было ужасное, безысходное, чёрное горе, точно так же до краёв полное ненавистью, как и припадок истерического смеха. Арис, как могла, утешала Кэйну; обнимала её, говорила что-то тихое, ласковое, ободряющее. И Кэйна механически соглашалась:
- Да… Да… Как же ты права… Да… - но тут же её, вынырнувшую на мгновение, бил пенным гребнем по голове и тащил на скалы новый вал бушующей злобы.
Нимаиса, слыша это, лишь тяжело вздыхала и время от времени произносила:
- Девочки мои… Бедные вы мои девочки…
Тэн молчал.
И Арис думала про себя: а ведь для того, чтобы Далор остался жив и шёл сейчас вместе с ними, не хватило, возможно, лишь каких-то жалких долей секунды. Всего каких-то пары десятых секунды! И всё было бы сейчас иначе… Но ведь ничего непоправимого не случилось бы, если б Далор тогда остался стоять, как все… Разве не слышал, что говорила тётя Мая?! Разве не понял?.. Но ведь она повторила трижды!.. Ну зачем, зачем же он побежал?..
…Он сам был виноват в своей смерти?.. Или так сложились обстоятельства, так определил Господь?..
…Что зависит от человека?...
…А что решает Бог?..
И именно в этот миг с Арис произошло нечто, чего никогда ещё не бывало прежде – настолько осязаемо, настолько подробно и ярко. Ей даже пришлось остановиться на мгновение: у неё перехватило дыхание. Всё, что было вокруг, вмиг исчезло, её закружила чернота, испещрённая мириадами звёзд, она полетела в этот бездонный космос. И оттуда, прямо из его глубин, на неё стала надвигаться картина сродни полупрозрачной голограмме. Она увидела имперский истребитель, висящий среди этой безвоздушной тьмы, вычерченный тонкими, еле заметными линиями. Он постепенно приближался, медленно вращаясь вокруг своей оси; крайние линии его всё заметнее, всё сильнее колебались – и, отрываясь, одна за другой исчезали в темноте. Бестелесный истребитель падал – бесшумно, необыкновенно плавно – прямо на неё. Но страха не было. Арис знала, что он не опасен: он ведь упадёт гораздо дальше… И вот уже ожидаемо и знакомо повернулся и встал перед её взглядом прозрачный шестигранник крыла, весь размытый потоками невидимого пламени. И в то же самое мгновение Арис заметила, как из круглой кабины, скрытой за этим горящим крылом, стремительно вылетела вверх крупная капсула – и затерялась на фоне звёздного пространства… И тут же истребитель, пригрезившийся ей, без следа растворился в космосе. Голограмма сменилась, и перед нею предстало существо с огромной головой, одетое во всё чёрное – лётный комбинезон, кожаные перчатки, сапоги. Голова его, блестящая и голая, с имперскими эмблемами на висках, была похожа на голову какого-то злого насекомого, прямо из жвал которого тянулись гибкие полосатые усы. Существо это полулежало в беспомощной позе – по-видимому, на земле. И Арис заметила расплывающееся вокруг него свечение, пульсирующее то красным – это была боль, то режуще-жёлтым – отчаянием, то блёкло-синим – растерянностью. Прозрачное существо шевельнулось среди звёзд, и ореол ярко полыхнул от этого красным; с трудом поднеся руки к голове, оно напряглось всем телом, стащило с себя эту голову – и упало, обессилев. И Арис увидела на месте той – громадной, неживой – человеческую голову. Тёмные, влажные от пота, волосы, молодое, смуглое лицо с закрытыми глазами... Он был жив, и он дышал… И сердце забилось от прикосновения к чему-то запредельному: ещё никогда, нигде в жизни ей не приходилось видеть такой совершенной, неземной красоты!.. И тогда внутри – не в мыслях, а в самом сердце Арис, само собою всплыло яркое, выпуклое слово: «прыгай». И как будто это слово было неразрывно связано с полуживым чёрным существом – но одновременно с этим ни в коем случае не являлось его собственной мыслью… «Значит, это слово произнёс Господь! – потрясённо подумала Арис, не понимая, откуда в ней взялась дерзость с уверенностью утверждать подобное. – А он… просто СУМЕЛ его услышать!..»
И тогда из бесконечной звёздной глубины, среди которой плыло сердце Арис, прозвучал тихий, спокойный голос:
- Потому что была надежда…
И видение тотчас исчезло.
Арис глотнула ртом холодный лесной воздух. Всё вернулось назад: ночь, лес, рёв истребителей, хруст веток, взрывы, её шаги и шаги её спутников, тяжесть измождённого тела, чувство голода и боль в руках…
- Арис? – тревожно спросил голос Кэйны. – Ты что? Всё в порядке?..
Она облизнула сухие губы:
- Да…
И перекрестилась в темноте: как бы там ни было, безрассудно доверять видениям не стоит.
- Внимание, ребята, мы на подходе, - сказал спереди металлически звенящий голос Тэна. – Теперь снова просьба вести себя тихо.
«Кто знает?.. Может быть, в самом деле мы живы до тех пор, пока у Господа есть надежда... Интересно, что тётя Мая думает об этом?..»
* * *
Засады в охотничьем домике не оказалось. Как, впрочем, не оказалось и самого домика: должно быть, имперцы наткнулись на него, когда шли к деревне; разграбили и спалили дотла. Отойдя чуть подальше в лес, они кое-как устроились на ночлег на берегу крохотного озера. Тэн разложил костёр; ужинать пришлось энергетическими концентратами, обнаруженными на поясе доспеха. Нимаиса с интересом заметила:
- Вот уж не думала, что когда-нибудь доведётся попробовать паёк имперского солдата!
Она осторожно откусила краешек прессованной пластинки. На вкус было похоже на какой-то недоваренный белок, притом пресный и как будто не первой свежести.
- Хм… Да. На любителя.
- Какая гадость, - поморщилась Кэйна, отрываясь от своего пакетика. – Интересно, на что они рассчитаны? Чтоб штурмовики тупо с голоду не передохли? Удовольствия никакого…
- Да и не надо нам удовольствий… - возразила Арис. – Зато мы теперь тоже с голоду не умрём…
- Вот это верно, - разрывая зубами упаковку, кивнул Тэн.
Прожевав, он поднялся и подкинул в огонь веток. С костром пришлось возиться очень долго: в темноте, без инструментов, найти годные дрова оказалось нелегко. Вдобавок после прошедшего дождя все они были отсыревшими. Тэн смог разжечь костёр только с третьего или с четвёртого раза, и все они успели хорошенько наглотаться едкого белого дыма. Гладь озера тускло поблёскивала вдалеке, за деревьями, светлый туман клубился над водой, размывая очертания берегов. Нимаиса вглядывалась в эти смутные тени, и видела в них то отряд штурмовиков, смыкающих строй, то исцарапанный шлем и кровавый наплечник лейтенанта, то струи дождя, скользящие по измазанной грязью броне… В мягкий, глухой туман вдали беззвучно погружались застреленные бандиты и падал убитый штурмовик; а вслед за ним – медленно и непоправимо – проваливался растерянно улыбающийся юноша с живыми чёрными глазами, вставший на линию огня… Нимаиса вздыхала. Берег озера, покрытый дымкой, отчего-то напомнил ей вдруг верфи Дака; причал, выдававшийся в море, безмолвный в утренние часы, окутанный тихим рассеянным светом. И сам собою всплыл в памяти тот кворрен, с которым они несколько лет работали бок о бок. Образ его давно стёрся от времени, от него и осталось только тёмное пигментное пятно на верхнем щупальце да синий взгляд, пристальный и немножко сумасшедший из-за голых надбровных дуг. Со стороны он казался пустым, неунывающим весельчаком, каких обыкновенно не воспринимают всерьёз – в особенности мон-каламари. Едва ли это было так… хотя она тоже знала его только таким. Он не пускал в свой внутренний мир посторонних вроде неё, и отчаянно нападал, если кто-то осмеливался подойти слишком близко, держа наперевес, будто копьё, мнение, которое было ему чуждо. Впрочем… они оба спорили тогда, как свойственно молодым – не слыша, не понимая друг друга; но дело было не в этом. Сейчас ей вспомнилось другое. Однажды в пылу одного из споров он бросил, как обычно, на повышенных тонах:
- Я, между прочим, не испытываю никакого восторга от того, что живу на этой планете!.. Я никогда не любил эти болота и не стану врать, что люблю. Но если Империя или кто-нибудь там ещё посмеет напасть на Дак, я пойду его защищать. Потому что это – логично и правильно! Потому что это – моя Родина. И твоя, кстати, тоже!..
…И ведь пойдёт, она знала.
…Забылось даже, о чём они спорили тогда с безбровым кворреном, а эта фраза врезалась в память. Разумеется, он не верил в Бога… А что делать тем, кто верит? Кто не хочет убивать?.. Как защитить себя и тех, кто дорог?.. Отвечать злом на зло, проливая кровь за кровь?..
В своё время она долго искала для себя ответ на эти вопросы. Исковерканная грехом природа разумных существ такова, что, сознавая на словах весь вред и ужас войн, они никогда не сумеют прекратить эти войны на деле. Да что там – в людской истории и вовсе были войны, в огне которых таяли целые народы; а тот, кто хладнокровно шёл уничтожать своих братьев, провозглашал эту резню угодной Богу… И не кровавому языческому богу войны, а тому самому Богу, Кто говорил: блаженны милостивые…
…Они убили этого Бога, чтобы Он не мешал им убивать.
Мир без Бога – тот мир, в котором всем им приходится жить… И в котором каждому приходится выбирать свою тропинку, и идти по ней на ощупь, спотыкаясь, как шли они все сейчас в глубине этого ночного леса…
Уснувшую гладь воды потревожила плеснувшая рыба; Нимаиса, очнувшись от размышлений, заметила, что всё так же сжимает в руке пластинку скупого ужина, сидя на заросшем берегу у потрескивающего костра. Озеро по-прежнему отражало свет ночного неба, и на его фоне блёкло колебались силуэты девочек и Тэна. От Тэна теперь была чётко видна лишь нижняя половина тела – когда они наконец выбрали место для стоянки, он снял и шлем, и всю верхнюю часть брони.
- Зачем? – заволновалась тогда Арис. – У тебя же теперь не будет бронежилета…
- Да… Но если уж тут рассекают крестокрылы, могут прийти и наземные части. Будет нереально глупо погибнуть от выстрела какого-нибудь повстанца.
Воздушный бой давно стих; лес был погружён в благоговейную, строгую тишину. Лишь где-то кричала время от времени ночная птица, да в зарослях тихонько пела мошкара. Они грелись у огня, грызли несъедобные галеты, и теперь в основном молчали. Кэйна рассеянно гладила своего израненного дроида. Пока они разводили костёр, он залез в озеро, чтобы помыться – и порядком напугал их своим громким плеском. Земля, в которой они испачкались днём, грязь, в которую толкнул Нимаису офицер штурмовиков, коркой засохли на одежде, но переодеться было не во что. Устраивать стирку она не рискнула. Лишь смыла пот и грязь с головы, то же сделал и Тэн. Кэйна умыла лицо, и Арис осторожно обработала ей ссадины на голове. Сама Арис была рада возможности постирать свои технические тряпки, долго возилась у берега в холодной воде, а потом, улыбаясь, грела над костром замёрзшие руки. Она была совсем спокойной теперь и слишком взрослой; на её земную оболочку, словно очищенную испытанием, легли отблески небесного. Нимаиса любовалась ею – и ощущала, как грустно отворачивается при этом сердце от сидящей рядом Кэйны. Было ли виной тому её разбитое, вспухшее лицо, синяки, мокрая, растрёпанная голова? Разумеется, нет…
- Арис, скажи… Вот теперь, после всего, что мы пережили – теперь ты понимаешь, какие звери эти имперцы, да? Понимаешь, что с ними надо покончить как можно скорее?..
- Кэйна… Не с ними, а с войной как таковой…
- Это одно и то же.
- Нет… И с одной, и с другой стороны сражаются разумные существа… Они жестоко убивают друг друга, и только в этом правда…
- То есть ты опять защищаешь Империю? После всего, что было?..
- Кэйна, прекрати, - вмешался Тэн, - это бессмысленный разговор. Сейчас опять перессоритесь.
- Да я уже вижу, что бессмысленный, - зло бросила Кэйна. – Конечно! Я же совсем забыла, что Арис у нас слепо верит в своего Всемогущего Боженьку, и не хочет даже задуматься о том, что происходит в жизни на самом деле!
- Кэй… - начала было Арис, но та вошла в раж, и громко, напористо перебила:
- Если твой Бог есть, то почему Он не прекращает войны?! Почему Он всё это допускает?! А я тебе скажу, почему! Потому что ему наплевать на нас, если даже Он и есть! И мы сами должны бороться со злом!
- Да, должны! Но только со злом внутри нас, Кэйна…
Она вскочила на ноги:
- Ага, давай, борись! Сиди, ковыряй в носу! Пока тебя не отведут на бойню и не застрелят, как скотину!
- Кэйна, хватит, - Тэн поднялся и сделал шаг к ней. Но она попятилась и оскалилась – это сложно было назвать улыбкой:
- А ты вообще не подходи ко мне близко, пока на тебе эта гадкая скорлупа!..
КаЭф тревожно захрипел и подкатился к ней, прижался к ногам изувеченным тельцем. Тэн остановился и опустил голову:
- Кэйна… Пойми, никто не виноват в смерти Далора, кроме него самого. Я бы вытащил вас всех, если бы…
- Да хватит! – крикнула Кэйна. – При чём тут это?!
Арис поднялась и, бесстрашно приблизившись к Кэйне, вдруг крепко-крепко обняла её обеими руками, приникла к плечу и всхлипнула. И Кэйна, словно очнувшись от тягучего кошмара, сперва замерла – а потом, точно так же крепко обхватив Арис обеими руками, заплакала навзрыд.
- Пойдём, Кэйна… Пошли, родная!.. Пошли, расскажешь мне всё-всё…
- Мы же росли вместе, Арис!.. А знаешь, как мы с ним мечтали?..
- Да, ты мне говорила!.. Пойдём!..
Арис увела рыдающую Кэйну вниз, к озеру, провела по кромке воды дальше, к зарослям тростника, туда, где их разговор не был слышен. Тэн, немного постояв на месте, вернулся и снова сел у костра. Оживление давно оставило его, он и до этого сидел молчаливо – а теперь на смену молчанию пришла тяжёлая, угрюмая мрачность. Нимаиса всё так же сидела, не шевелясь, глядя на огонь и следя левым глазом за Тэном. Он сперва тоже сидел неподвижно, расставив ноги в белой имперской броне. Потом обхватил голову руками и подался вперёд; дыхание его стало частым, неспокойным. Тогда она тихо позвала:
- Тэн… - и добавила, когда он поднял тяжёлый взгляд:
- Ты не мог его спасти. Не думай об этом.
Тэн мотнул головой:
- Да я не об этом...
И вновь застыл, неровно дыша, опустив руки, глядя в огонь. Блики скользили по его лицу, наискось разрубленному шрамом, прыгали в ладони и стекали с них бордовыми, алыми и розовыми каплями. Он молчал, склоняя голову всё ниже. Нимаисе тяжело было видеть его таким – и грустно было сознавать, что она ничем не сможет помочь ему сейчас. Он не выговорится ей, не сумеет быть до конца откровенным… Ей хотелось обнять его, как родного сына, постараться разделить с ним боль, разрывающую его изнутри. Она догадывалась, что так мучает Тэна, ведь комлинк выдал его, но… Как бы там ни было, это его прошлое. Они узнали его егерем этого леса, и для них он должен остаться таковым. Это его настоящее. Это его осознанный выбор – и вполне возможно, осознанный до конца именно теперь…
В этот момент Тэн поднял голову – и, убедившись, что она всё так же смотрит на него, не отводя глаз, выдохнул с хрипом, похожим на сдавленный стон. Помолчав ещё немного, глухо произнёс:
- Не могу… Какой это ад… Какая бессмыслица!.. Вы ведь тоже понимаете, я вижу… Возможно, Альянс действительно победит, восстановит Республику, и… тогда героям Сопротивления – таким, как Кэйна – дадут солдат… и отправят на дальние планеты подавлять мятежи против новой власти… Что изменится, Нимаиса?.. За что мы с вами умираем сейчас, чёрт возьми, бегая по этому лесу?! За что нас убивают?.. За что убиваем мы?.. Господи…
Он поспешно спрятал лицо в ладонях, зажимая крик. Вновь долго молчал, и лишь потом, окончательно совладав с собой, произнёс:
- Впервые в жизни мне по-настоящему страшно, Нимаиса.
Он встал, сделал несколько шагов; потом вернулся и сел снова, тяжело дыша. Она перебралась к нему и опустилась рядом, обняла за плечи:
- Дорогой мой… Ты же не случайно ушёл от мира сюда, в лес… Тебе просто не хватало смелости признаться самому себе в том, что это не было простым стечением обстоятельств... Только теперь это вышло на свет… В моменты испытаний всё, что таится глубоко в человеке, всегда выходит наружу. Не мучайся так… В этом мире бессмысленно всё, что творится без Бога и против Него. Не только война…
Тэн кивнул и молча уставился в огонь.
* * *
…К утру потеплело, хотя небо по-прежнему было пасмурным. В путь они тронулись не сразу: несмотря на то, что женщины спали у самого костра, тесно прижавшись друг к другу, все трое совершенно продрогли. Ночной холод не смог добраться до него самого, облачённого в термокомбинезон; не медля, он разжёг костёр, чтобы дать остальным возможность хоть как-то согреться. Рассчитывать на горячий завтрак не приходилось: хотя воды у них было целое озеро, подогреть её было не в чем. Нимаиса отыскала в зарослях какое-то растение с длинным кривым корнем, стебель которого был заполнен прозрачной массой, кисловатой, но приятной на вкус. Немного подержав эти стебли над языками пламени, они получили тёплую добавку к остаткам вчерашнего ужина. Имперский паёк был рассчитан на одного солдата, и, поделив его на восемь частей, они еле-еле утолили жгучий голод. Нимаиса разделила свою крохотную долю на три части и отдала им, а сама довольствовалась жижей из стеблей. Потом попросила у Тэна инструменты – теперь, при дневном свете, можно было попробовать хотя бы чем-то помочь пострадавшему дроиду. Увы, хотя пояса штурмовиков и были оснащены буквально всем, необходимым для выживания солдата, набор инструментов был плачевно скуден. Нимаисе взялась помогать Кэйна – но им удалось лишь наладить повреждённый динамик, очистить и соединить несколько оборванных проводов. Однако КаЭФ искренне обрадовался и этому, и вскоре вновь выдавал трели ничуть не хуже утренних птиц. Удалось дроиду прочесть и вывести для них голограммой уцелевшие фрагменты карты – так выяснилось, что один из схронов, о котором, по-видимому, не знали имперцы, находится всего в нескольких километрах на юго-запад. Это приятное совпадение избавило его от необходимости придумывать причину для изменения прямого маршрута. Он знал и про этот схрон, и про некоторые другие... Но дальше, за широкой просекой, его участок леса кончался, и ориентироваться в нём так же свободно ему было уже не под силу. Впрочем, Западный аэродром лежал неподалёку от этой черты – можно было надеяться на то, что они всё-таки до него доберутся.
Кое-как согревшись и перекусив, тронулись в путь. Тропа, уходившая от озера, была довольно широка, и вскоре они пошли двумя парами: впереди, за КаЭф, Нимаиса с Арис, следом они с Кэйной. Кэйну он сперва поставил во главе отряда, как и прежде, но она перебежала, зацепив его каким-то пустым вопросом. От её отчаяния теперь не осталось и следа; повеселевшая, она шла рядом, то время от времени кидая короткие реплики туда, где катился КаЭф, то зачем-то – взгляды искоса на него самого.
Нимаиса с Арис говорили вполголоса про садовые цветы, про плющ, который вился по стене какого-то дорогого им дома. Старуха, обволакивая девочку болтовнёй, хитро поворачивала при этом свой рыбий глаз и внимательно сканировала дорогу.
Он должен был делать то же самое – но взгляд не подчинялся ему, и постоянно задерживался на худенькой спине Арис. Сейчас, когда на ней не было бронежилета, она выглядела особенно хрупкой и беззащитной. Её всю можно было обнять одним взглядом – и, сколько он ни пытался заставить себя не ловить глазами лёгкие покачивания её лопаток, не следить за каждым поворотом её шеи, каждым движением плеч – сердце не слушалось приказов. И он раз за разом касался взглядом этой спины – и отводил глаза, обжёгшись.
- Тётя Мая, - негромко произнесла Арис, когда разговор о цветах был исчерпан, - а я вот что ещё хотела спросить…
- Да, детка?
- А вот как Господь определяет, кого забирать, а кого – ещё рано?.. Как вы считаете?..
- Ну-у… ох, вопросы у тебя! Как же я тебе за Бога буду отвечать?..
- Да, конечно, мы можем лишь предполагать… Вот и интересно, что вы думаете…
Что думала старуха, так и осталось неизвестным – почти сразу после этого вопроса Нимаиса, споткнувшись, громко охнула и осела на землю. Арис рванулась к ней с криком: «Тётя Мая!», КаЭф испуганно свистнул, а они с Кэйной одновременно присели, ожидая атаки.
Но тревога оказалась ложной: Нимаиса, не заметив ямы на тропе, попросту подвернула ногу. Это было более чем досадно: им оставалось не более километра до схрона!
- И на старуху бывает проруха, - горько посетовала мон-каламари, когда обнаружилась истинная причина падения. – Нет, ну это надо же! Удрать из плена, пройти наощупь ночью через лес – и вот, пожалуйста, нате вам!.. На ровной дороге!..
Он подал ей руку; она с усилием поднялась, опираясь на него, но идти из-за боли в лодыжке уже не смогла. Поддерживая, он помог ей кое-как доковылять до схрона. По пути они перекинулись лишь несколькими фразами, но во внимательных жёлтых глазах её он прочитал спокойную уверенность и полное понимание того, что теперь их маленькому отряду предстоит разделиться – возможно, навсегда.
Кэйна и Арис осознали это не сразу. Пытались протестовать; придумывали какие-то варианты носилок, предлагали переждать в бункере несколько дней…
Но старуха толково объяснила всё – легко и лаконично; так, что ему даже не пришлось вмешиваться.
- Детки, ни в коем случае. Носилки – это значит, что на весь отряд остаётся один стрелок, и убежать вы уже никуда не сможете… Или – даже если допустить такой вариант, что сможете – я останусь беспомощно валяться на дороге. Тут уж мне никакая винтовка не поможет! Сидеть же здесь всем вместе несколько дней – просто безумие. Ведь имперцы могут быть уже повсюду… Детки, уходите. Вы обязаны уйти.
И, повернувшись к Арис, она добавила, открывая плоскую длинную ладонь:
- По-моему, это как раз по теме твоего вопроса.
- Тётя Мая!..
Он вновь отметил про себя, как трогательно Арис сердилась. Это получалось у неё так же тихо и нежно, как и всё остальное. Вот опять взгляд её светлых глаз, цвет которых менялся в зависимости от цвета неба, изо всех сил попытался изобразить строгость – и не смог; и на чистых щеках проступил лёгкий румянец…
…Прекрати, Тэн… Сейчас же прекрати пялиться на неё…
…Было решено втроём продолжать путь в сторону Западного аэродрома – а далее действовать по обстоятельствам. Возможно, к тому моменту силы Сопротивления сумеют если не разгромить, то обратить в бегство имперские войска, и возьмут хотя бы часть поселений под свой контроль. Тогда и улетать не придётся… Нимаиса же, оправившись от травмы, пройдёт тем же путём – просто на несколько дней позже. Посовещавшись, ей решили оставить КаЭф – главным образом для того, чтобы ей не пришлось пробираться в одиночку сквозь этот неласковый лес. Он видел, что мон-каламари колебалась: ей явно не хотелось лишать их разведчика, чья зоркость и преданность уже дважды спасла им жизнь. Но последнее слово было за хозяйкой КФ-17, и та велела дроиду остаться. Тэн поддерживал это решение.
Они пообедали все вместе; сухие пайки схрона после вчерашних скудных галет показались им замечательно вкусными. Тэн проверил и отладил несколько винтовок, чтобы оставить их Нимаисе; сами они вооружились двумя штурмовыми Е-11, захваченными при побеге, и бластером. Укомплектовав рюкзаки, снова подобрали себе защиту. Для Арис и здесь ничего не нашлось, и ему опять пришлось повторить тот же фокус, что и прежде. Только теперь он позорно волновался, и не с первого раза сумел затянуть на ней ремни. Пальцы соскальзывали, не слушаясь, и била прямо в мозг гадкая мысль, что вот сейчас она обо всём догадается – по его неловким, скованным движениям, по его глазам, или по его неровному дыханию. И тогда лицо её наверняка исказит долгая гримаса отвращения. Она опустит глаза, и… всё будет кончено.
Она и так стояла, опустив глаза, почти не дыша. Ещё бы – от него, должно быть, воняет немытой скотиной…
Наконец ремень поддался и сошёлся так, как было нужно. И после его фразы:
- Ну вот, теперь получше… - Арис подняла голову и посмотрела ему в глаза – почти так же, как вчера, на поляне; только теперь глаза её были не лилово-синими, как в густеющих сумерках, а пронзительно-голубыми.
- Спасибо, Тэн...
И он не сумел отвести взгляда.
…Прощаясь с ним, старуха притянула его к своему морщинистому лицу и крепко поцеловала в щёку, а потом шепнула:
- Тэн… Помнишь наш разговор?.. Я, конечно, не всё сказала… Я немало людей повидала в своей жизни. Но такого, как ты, я встречаю впервые. Благодаря тебе я сама многое поняла… Тэн, дорогой мой, желаю тебе одно: найди свой круг и будь счастлив. И ещё… - она на мгновение замолчала; моргнула, и взгляд её громадных глаз стал грустным и влажным:
- Тэн, ещё я тебя прошу… это уже от старческой немощи… пожалуйста, сбереги её. Я очень её люблю… И – между нами – на самом деле, больше собственной жизни, боюсь потерять…
Он обнял её за худые бурые плечи и негромко сказал:
- Я знаю.
Она прижалась к его охваченной бронежилетом груди и закрыла глаза.
…Теперь они шли втроём – он впереди, следом Арис и замыкающей Кэйна – быстро, сосредоточенно, и в основном молчали, непреодолимо желая, чтобы всё завершилось благополучно, и как можно скорее. До аэродрома оставалось не более пяти часов хода. Ему-то он был не нужен; теперь, когда на планету высадились силы Альянса, не было никакого смысла бежать. Но его будущее зависело не от него одного. Если Арис решит покинуть планету, он улетит вместе с ней. Он не оставит её, пока она не будет в полной безопасности.
Слабое утешение, конечно…
Лес постепенно сменился вновь: более редкий, с низким и густым подлеском, с деревьями, либо стрелой уходящими ввысь, кроны которых терялись где-то в облаках, либо с толстенными великанами, простиравшими свои низкие, корявые ветви над самой тропой. Земля была изрыта кротами, поляны были сплошь покрыты коврами густых бархатных листьев: там, согретая летним теплом, зрела земляника. Хотя утро было пасмурным, часа через два после их выхода из схрона выглянуло солнце; лес, купающийся в нём, выглядел добрым и мирным – точно весь был составлен из голограмм, вырезанных со страниц детских книг. С ветки на ветку перепархивали, оживлённо треща, вертлявые сойки, в высоких, тощих зарослях кустарника нежно перекликались пеночки-теньковки. Проходя мимо крупной липы, кривой и посеревшей от старости, они ощутили сладкий медовый дух, льющийся прямо с неба – и одновременно с этим услышали гул и жужжание множества маленьких крыльев. Раскинув в вышине крону, липа цвела, широко и бурно распространяя вокруг волшебный аромат, и тысячи насекомых роились в ней – так, что дерево буквально звенело, светясь в ярких лучах солнца.
…И чем-то оно неуловимо напомнило ему Нимаису.
- Я так волнуюсь за тётю Маю, – внезапно в такт его мыслям поделилась Арис. – Что она сможет сделать, если к схрону придут штурмовики?
- Не бойся, - решительно успокоила Кэйна. – Если она или КаЭф вовремя их заметят, они успеют спрятаться.
Кэйна была оживлена, очевидно, предвкушая их скорое избавление, которое она видела исключительно в побеге с планеты. Тэн не разделял её нездоровой весёлости. Неизвестно ещё, сколько опасностей поджидает их на пути – особенно здесь, где густой высокий подлесок может надёжно укрыть от посторонних глаз хоть отдельных разведчиков, хоть целый взвод имперских солдат… Конечно, безрассудная девчонка будет сражаться отчаянно, до последнего – но от этой мысли ему становилось не радостно, а тяжело не душе. Его собственные силы были теперь на пределе; оставалось надеяться лишь на то, что им удастся дойти до аэродрома, не повстречавшись с врагом. Побег из плена сломил его, он не сможет больше защитить их так же хладнокровно, как делал прежде... Всё смешалось; его прежний круг разорван на куски, он разлетелся – так же чудовищно и необратимо, как разлетелась вчера у них на глазах голова Далора… Едва ли он теперь сумеет защитить даже себя, не то что других…
Но девочки рассчитывают на него, ничего не подозревая об этой ране.
Задумавшись, он упустил начало очередного спора, затеянного Кэйной; вынырнул из своих мыслей, когда она говорила уже напористо и сухо:
- Чтобы прекратить войну, надо добраться до тех, кто развязал её, и уничтожить. Срезать голову Империи. Тогда туловище рассыплется само… Нет, конечно, при этом уцелеют всякие там офицерики, мелкие гниды, каждый из которых тоже захочет стать головой… Тогда придётся бороться уже против них – пока не передавим всех до последнего. Во всяком случае, тех, кто отдавал приказы, надо будет расстрелять без всякого сожаления. А тех, кто приказы выполнял… Я думаю, Республика изолирует их от общества. Просто создадим для них гетто. Или лагеря. Пускай отрабатывают все свои преступления… Но я бы сама, если честно, расстреляла. По крайней мере, тех, кто уничтожал мирное население.
- Тогда у вас получится попросту вторая Империя… - растерянно возразила Арис. – Если не хуже…
- Ты опять за своё?!
- Кэйна, что ты! – голос Арис звучал умоляюще и жалко. - Я просто хочу донести до тебя, что… мир не чёрно-белый… Что проливать чужую кровь – преступление… А из мести – ещё более тяжкое преступление. Ведь все люди – братья…
- Знаешь, ты лучше молчи, - зло потребовала Кэйна. – Через три часа мы улетим отсюда, а потом я тебя уже никогда не увижу с твоими сопливыми рассуждениями. Будь добра, дай мне прожить эти несколько часов нормально! Не заставляй выслушивать бред, ладно?.. Я вступлю в ряды повстанческой Армии и буду защищать, между прочим, миллионы таких, как ты, ванильных пилоток – так хотя бы из уважения к этому факту заткнись! Поняла?..
- Поняла… Хорошо…
Они вновь зашагали молча. Тэн не оборачивался. Он слышал, что дыхание Арис сбилось на короткий вдох и долгий, осторожный выдох – так дышат, чтобы не выдать слёзы. И от этого у него самого жгло в груди, а руки крепче сжимали винтовку. То ли по старой привычке искали защиты в оружии, то ли боялись, что он не совладает с собой…
Неожиданно внимание его привлекло шевеление между двух крупных овальных листьев. Шевельнулось что-то значительно дальше их, просто попав в зазор низкой ветки – крупное, зеленовато-серое, как бок животного. На долю секунды показалось даже, что это лось – но тут это нечто с омерзительным искусственным жужжанием поднялось из зарослей и встало во весь рост, и Тэн ощутил, как холодный ужас волной катится сквозь всё тело, и как, заледенев, встают в груди лёгкие и сердце. Крикнув девочкам:
- Прячемся! – он бросился вперёд и влево, в разросшиеся кусты – и, пригнувшись, стал двигаться вдоль них; Арис и Кэйна кинулись следом.
Теперь оставалась одна надежда – что это чудовище их не заметило. Но почти сразу же раздались тяжёлые, сопровождаемые скрипом поршней, шаги, а вслед за ними – громкий свистящий звук сдвоенных лазерных выстрелов, вылетающих из мощных стволов. Ещё полмига – и лес чуть дальше и правее их взлетел вверх громадными кусками, словно разорванное полотно. Корни, кусты, комья земли, листья, ветки – всё это с оглушительным грохотом взметнула вверх бушующая огненная стена. И вслед, почти без промежутка, вновь раздался свист лазеров – а за ним треск и шум лопающегося рядом дерева.
- Назад! – перекрывая треск и грохот, заорал Тэн. – Бежим!
Они кинулись удирать со всех ног по тропе; Тэн, оглянувшись, увидел, как безголовое механическое чудище на кривых ногах, похожих на птичьи лапы, делает высокий шаг в их сторону, и как поворачивается передней пластиной к ним серо-зелёная рубка с двумя пушечными дулами, закреплёнными в самом низу.
- Что это за срань?! – остервенело, по-мужски, выругавшись, крикнула Кэйна, ускоряя бег – по всей видимости, они оглянулись одновременно.
- АТэ-ЭсТэ! – крикнул Тэн; но его вопль был съеден без остатка шквалом нового взрыва. Горячая волна докатилась до них и поддала в спину; сквозь неё отчётливо бухали тяжёлые шаги настигающего их вездехода.
…Да плевать, как он называется, это сейчас ничего не решает!.. Важно то, что они абсолютно бессильны против этого имперского шагохода.
Было похоже, что экипаж АТ-СТ заметил их куда раньше, чем они сами увидели спрятанную в зарослях машину. И теперь имперцы стреляли отнюдь не наугад: они преследовали их и вели прицельный огонь, явно стараясь уничтожить из лазерных пушек.
Ещё хуже было то, что АТ-СТ – Тэн знал это слишком хорошо – никогда не шатались по лесу в одиночку. Присутствие этого шагохода означало, что неподалёку находится ещё как минимум три таких же, как он, плюс один-два отряда разведчиков и взвод штурмовиков.
Они либо охраняют что-то, либо, наоборот, с какой-то целью прочёсывают лес.
Если охраняют – тогда, возможно, у них ещё есть надежда удрать – убедившись, что они не опасны, имперцы могут прекратить огонь и вернуться на позицию.
Но прежде надо было не дать им подстрелить себя. А это была задача не из лёгких, учитывая, что сдвоенные пушки били с такой силой, что экипажу даже толком не надо было прицеливаться, а кабина, вознесённая над землёй почти что на высоту двухэтажного дома, обеспечивала великолепный обзор.
Очень скоро стало ясно, что АТ-СТ охотится за ними с ошалелой, садистской радостью – и не отступит до тех пор, пока не превратит в кровавую смесь. Силы были неравны: трое маленьких перепуганных человечков не могли вечно спасаться бегством от бронированного чудовища, упорно и беспрерывно обстреливающего их из лазерных пушек. Любые выстрелы из их винтовок, любые попытки скрыться были ничем по сравнению с его уверенной и сокрушительной мощью.
…А ведь там, внутри – Тэн знал – сидели живые люди. Двое ребят, или двое мужиков, которые наслаждались своей властью над другими такими же людьми, и чья жизнь в их глазах имела, должно быть, не большую ценность, чем изрешеченная выстрелами тарелка на стрельбище…
И Тэну захотелось заорать во всю глотку – так, чтобы самому проснуться от этого кошмара, так, чтобы ад, жгуче бушующий внутри, отхлынул наконец от сердца; так, чтобы никому больше не пришлось совершать того, что выпало на его долю… И от осознания, что это – последнее – непоправимо, он испытал оглушительную, режущую боль.
…Единственное, что он ещё в силах сделать – это попытаться спасти Арис.
…Но ради того, чтобы она жила, придётся снова бесчеловечно убить – тех двоих, что сидят в зелёной бронированной кабине.
И кроме него совершить эту казнь некому.
Впереди мелькнула гладь воды – лес полого спускался вниз, к чаше озера; на самом верху спуска, наклонившись, росло искривлённое дерево с раскидистыми ветвями. Оценив его на взгляд, Тэн крикнул:
- За мной! Гоним его сюда!
Они помчались, ныряя сквозь кусты; АТ-СТ шагал следом, стреляя всякий раз, как только они показывались из зарослей. Сзади с шумом взлетала земля, трещали ветки, со стоном лопались стволы. Тэн на бегу готовил верёвку, прикидывая, сможет ли выполнить сейчас, без тренировки, этот непростой трюк, теперь жизненно необходимый. Земля начала уходить под уклон; важно было заманить шагоход в зазор между двумя деревьями – воспользовавшись верёвкой и длинными прочными ветвями дерева, Тэн рассчитывал прыгнуть тому на крышу. В то же время он понимал: если имперцы заметят его манёвр, то раскрошат дерево вместе с ним. Задыхаясь от бега, он крикнул, едва все они достигли намеченной точки:
- Я попробую остановить его! Бегите дальше!
Они помчались, зигзагами уходя от обстрела. Он же остановился, забежав за дерево, исчезая из поля зрения АТ-СТ, скинул рюкзак и винтовку, взглянул вверх. Да, всё было верно: одна из средних ветвей, простиравшаяся над склоном, росла как раз с этой стороны ствола. Размахнувшись, он швырнул маленькую, острую «кошку» поближе к основанию нижней ветки – и оказался наверху как раз в тот момент, когда шагоход почти добрался до дерева.
Теперь действовать можно было свободнее: через смотровые щели экипаж уже не должен был заметить его, он был слишком высоко. Тэн, не задумываясь, рванулся бежать прямо по ветке, ни за что не держась – и едва почувствовал, что начинает терять равновесие, упал грудью вперёд и обнял корявую ветку. Глубокие трещины коры оказались прямо перед взглядом; пахнуло родным ароматом живого, душистого леса. Но это был лишь краткий миг, и Тэн знал – всё теперь позади, всё ушло навеки. Взгляд его был прикован к шагоходу – и на какой-то момент Тэну показалось, что он непоправимо ошибся: ветка, на которой он висит, находится ниже крыши АТ-СТ – а это значит, что спустя мгновение шагоход поднимет смертоносные стволы и несколькими выстрелами срежет её, чтобы не мешала... Он уже хорошо видел крышу его рубки – небольшой прямоугольник, скошенный вперёд, в центре которого выпирала крышка люка, огороженная по периметру низким железным прутом перил. АТ-СТ механически, рвано пружинил при ходьбе: шаг – остановка, шаг – остановка… Тэн понимал: краткий момент, когда кабина замирает неподвижно, и будет самым лучшим для того, чтобы успеть спрыгнуть на крышу и ухватиться рукой за перила прежде, чем стальная лапа дёрнется для следующего шага.
Нет, он не ошибся с высотой. Слава Богу, расчёт был точен.
Но попытка у него только одна. Что же – нескользящие перчатки и ботинки с магнитными захватами должны сейчас сослужить ему неплохую службу. Главное – зацепиться за эту срань, а дальше… Дальше всё решится за несколько секунд.
Видно, не зря, организуя побег из плена, он догадался проверить личные данные убитого им штурмовика – того, КЛ – 92413… В них и обнаружились цифры для активации термального заряда. Он запомнил их твёрдо. Здесь ошибки не будет. Ошибка может быть только в том, что тогда, переодеваясь, и мало что ещё соображая, он мог присобачить на спину термальный заряд вовсе не тринадцатого, а другого убитого штурмовика. Вот тогда всё пойдёт прахом. Граната останется болтаться внутри шагохода безвредным белым цилиндром, а экипажу даже не нужно будет вылезать – стряхнут его с кабины и затопчут…
Но всё-таки он есть, этот единственный шанс.
Держась за ветку обеими ногами и левой рукой, правой он нащупал термальный детонатор и снял его со спины.
До прыжка оставалось два крупных рваных движения АТ-СТ.
Он сполз с ветки, обхватил её руками и поджал ноги, глядя на крышу шагохода – и, когда кабина, ещё вздрагивающая от инерции шага, оказалась прямо под ним, спрыгнул вниз.
Наивно было думать, что экипаж, заслышав такой грохот, не высунется из люка с бластером в руках. Медлить нельзя было ни секунды.
Сжимая в правой руке гранату, он упал на живот и схватился левой рукой за поручень. От АТ-СТ воняло смазкой и раскалённым металлом пушек; крыша шаталась от малейшего движения. Собрав все оставшиеся силы, Тэн, улучив момент между шагами АТ-СТ, вывернул левую руку локтем вперёд и перехватился за поручень спереди, по самому центру кабины. После чего, молясь, чтобы поручень выдержал вес его тела, весь подобрался – и, ловко перекинувшись вниз, повис на одной руке посередине передней бронепластины шагохода, между смотровых щелей. Он услышал, как стрелок, матерясь, потребовал, чтобы механик выяснил, что там происходит, и как щёлкнул изнутри замок верхнего люка.
…В голову ему зачем-то кинулась мысль, что, если код активации верен, то этим парням – таким же, как он, из плоти и крови – осталось жить всего семь или восемь мгновений…
Но он отогнал эту мысль. Орудия прямо под ним выстрелили – так громко, что их свист едва не оглушил его, и, болтаясь на одной руке, он краем глаза заметил, как две маленькие фигурки, отчаянно перебиравшие ножками там, вдалеке, споткнулись, упали – и сгинули в жёлтом облаке взрыва и взлетевшей вверх земли…
…Быстрее, чем за секунду, он ввёл код активации и, надавив кнопку детонатора, швырнул его в смотровую щель шагохода. Сверху раздался мат и слабый, писклявый звук бластера; Тэн разжал пальцы и спрыгнул вниз, прямо на раскалённые стволы пушек. Не удержавшись на ногах, упал на колени - пластоидная броня на ногах пошла пузырями и начала плавиться, источая едкую вонь; ткань бронежилета готова была вот-вот загореться. Оставалось последнее – найти опору ногам и, оттолкнувшись, спрыгнуть вниз.
Ему показалось, что прошло уже намного больше пяти секунд. Неужели код был неверен? Значит, взрыва не будет...
Но теперь уже поздно было размышлять.
Он оттолкнулся от шагохода и прыгнул, надеясь долететь до плотного низкого кустарника справа – но в этот момент весь мир вокруг превратился в тугое адское пламя и в нечеловеческую боль в животе и плечах. С треском и грохотом обрушилось сверху такое же пылающее небо, и куски его, почему-то чёрные и острые, теперь медленно плыли вместе с ним среди огненных волн.
«Я заслужил это, Господи… Пусть будет так. Пожалуйста, спаси её… »
Кипящая огненная боль, исходящая из тела, влилась в мозг – и Тэн подумал: ну что ж, вот и всё. Он ещё какое-то время чувствовал, как неторопливо парит по воздуху в волнах пламени – но очень скоро крышка гигантского небесного люка захлопнулась над ним, и наступила глухая темнота.
* * *
Взрывной волной Арис сбило с ног и оглушило; сверху упали ветки, комья земли – и сквозь заложенные уши просочился крик боли. Это, падая рядом, кричала Кэйна.
И почти сразу же сзади прозвучал второй взрыв – тугой, громоподобный, в десять раз страшнее и громче, чем разрывы выстрелов шагохода. Арис приподнялась на локтях и обернулась – там, где раньше виднелось сквозь кусты и ветки тело механического чудища, теперь оседало оранжево-жёлтое облако. Железные лапы беспомощно, несинхронно дёрнулись – и по очереди повалились в разные стороны, ломая низкие кусты.
- Он взорвал её! – закричала Арис, и горло перехватило от радости и волнения. Резко вдохнув, она закашлялась от пыли. – Кэйна! Ты видела?
Кэйна, распластанная на земле, повернула к Арис лицо; губы её, испачканные в песке, дрожали.
- Арис… Кажется, меня зацепило…
Арис приподнялась, стряхивая с себя мусор и землю, поправила съехавшую каску, с тревогой оглянулась по сторонам. Вокруг было тихо. Не было слышно ни тяжёлых шагов, ни хруста веток, ни стрельбы, и среди ветвей и пышно разросшегося подлеска не было видно никаких движений. Очевидно, шагоход был один; никто больше не гнался за ними. Надеясь, что теперь они в безопасности, Арис взглянула на Кэйну. Та, вся обсыпанная землёй, песком, клочьями разодранных листьев, лежала, прижимаясь щекой к распластанной траве. Она явно была перепугана; старалась не шевелиться и дышала через рот – неровно, тяжело, будто умирающая рыба. На левой ноге её, ниже ягодицы, засыпанная слоем осевшей пыли, темнела круглая, шириною почти с ладонь, обожжённая рана, к краям которой приварилась разодранная штанина.
- Что… там?.. Сильно?.. – морщась, спросила Кэйна.
- Обожгло… порядочно… - Арис никогда не умела врать; не удалось это сделать и теперь. Она попыталась успокоить:
– Ничего, это не так страшно… сейчас… Я сейчас…
Арис скинула свой рюкзак и стала копаться в нём дрожащими руками, пытаясь нащупать аптечку. Рана Кэйны, по счастью, была не смертельна – но, не взорви Тэн столь вовремя эту имперскую машину, всё завершилось бы, конечно, иначе… От этой мысли стало не по себе; Арис встряхнула головой, чтобы отогнать ненужный страх. Ничего, теперь всё уже позади… Надо только быстрее помочь Кэйне… Слава Богу, теперь в них больше не палят… Хорошо, что у Тэна всё получилось! Сейчас, пока она будет перевязывать Кэйну, Тэн как раз до них доберётся…
Арис извлекла аптечку, достала ножницы и упаковку бинтов, нагнулась к Кэйне.
- Потерпи, пожалуйста… Постарайся не дёргаться…
Она даже не знала, кому в большей степени адресовала эту фразу – недвижно замершей подруге или себе самой, своим позорно дрожащим рукам. Но, едва она поднесла ножницы к штанине Кэйны – дрожь в руках мгновенно унялась, словно её никогда и не было. Раньше – там, в прежней жизни – Арис, возможно, удивилась бы этому, и даже посчитала чудом... Но теперь не было времени на то, чтобы размышлять и удивляться. Она приняла неведомо откуда взявшееся спокойствие, как дар – взяла с благодарным кивком и пустила в ход, не медля ни секунды. Быстро и насколько могла аккуратно обрезав припёкшуюся к ране ткань, помогла Кэйне приподняться и осторожно выползти из штанов – так, чтобы оголилось бедро, и ногу можно было забинтовать.
- А смазать разве не надо ничем? – заметив, что Арис распаковывает бинты и примеряется, как лучше замотать рану, с тревогой спросила Кэйна.
- Нет, не надо… - надрывая белое полотно, ответила Арис. – У тебя ожог… Будет только хуже…
- А промыть? Там же песок…
- Нет… Сейчас промывать нельзя…
- Ты уверена?.. Точно?.. Ты всё запомнила?..
- В детстве книжка была… Любимая… Представляешь?..
- Ага… Ой, чёрт… Бывает же!.. Очень кстати…
- Ага…
Связывать мысли в слова, развёрнуто объяснять, что она делает и почему, было трудно. Тогда, после гибели родителей, Арис – быть может, от отчаяния, быть может, от детского желания избавить мир от жестоких, случайных трагедий – раздобыла в библиотеке интерната учебник по оказанию первой помощи. И читала его, как читают только подростки – вдоль и поперёк, медленно, по многу раз смакуя отдельные места – словно роман о платонической любви. Всё это врезалось тогда в память, и было острым и живым ещё очень, очень долго… И лишь недавно стало забываться – но для того, чтобы вновь вспомнилось ярко, во всех деталях, оказалось вполне достаточного того небольшого урока поутру возле схрона…
…Но как же отчаянно Арис надеялась, что её знания не пригодятся!..
- Господи… - втягивая воздух через сжатые зубы, повторяла Кэйна, - млять, как же больно!..
Арис знала: она нисколько не преувеличивает. Наоборот, держится изо всех сил, делает вид, что всё не так серьёзно… Видимо, в ногу ей напрямик угодил горящий ошмёток выстрела. И это слава Богу, что их тут же забросало землёй, и у Кэйны не загорелась одежда… Кэйна молодец, её ведь сильно ранило, а она терпит… Она бы сама так ни за что не смогла… Вон, из-за каких-то месячных целый день страдала… Стыдно вспомнить…
Арис крепко перевязала Кэйне пострадавшую ногу; дотянувшись до рюкзака, достала бутылку воды и аккуратно смочила поверхность бинтов:
- Вот так… Больше пока ничего не надо… Но обязательно нужно будет к врачу… Поскорее…
Кэйна невесело усмехнулась; натянула обратно рваные брюки и осторожно поднялась, глухо постанывая и опираясь на Арис. Арис же, подставляя ей плечо, вглядывалась в ту сторону, где валялись раздробленные взрывом останки шагохода. И ощущала, как её постепенно, словно лодку, мимо которой пронёсся чёрный катер под флагом беды, начинает раскачивать волна неприятного, тяжёлого предчувствия.
Время стремительно убегало, а Тэн всё не шёл. И никакого живого шевеления не было видно ни в зарослях, ни на тропе, ни в глубине леса; ни одна ветка не хрустнула за то время, пока она бинтовала рану пострадавшей подруге.
Кэйна кое-как обрела равновесие и отпустила руку Арис; постояла, осторожно осмотрела забинтованную ногу. Фыркнула, нарочито весело произнесла, стараясь перехитрить собственную боль:
- Девочка Дырявые Штаны, вот я теперь кто… Хи-хи…
Тэн не появлялся.
- Кэйна… - Арис постаралась скрыть свою тревогу, но голос всё-таки звучал неуверенно. – Ты как?.. Ты идти сможешь?..
Кэйна медленно, неверным движением руки вытерла нос и губы, по привычке запустила пальцы в длинную чёлку и подняла потемневший, измученный взгляд. Арис поняла, что она обо всём догадалась.
- Арис, ты… Беги тогда скорее… Я дойду, ты не волнуйся…
При той ране, что получила Кэйна, лучше всего было бы напоить её сейчас тёплым настоем трав, дать обезболивающее, укрыть, вызвать врача… Но даже тёплого питья у них не было. Была простая вода и «солдатские» капсулы, взятые из аптечки схрона – устаревшие, малоэффективные. Арис всё же вытащила из рюкзака две и протянула Кэйне вместе с бутылкой воды. Пусть примет хотя бы это… Ведь ей сейчас действительно адски больно.
Кэйна кивнула, опустила глаза и слабо махнула Арис рукой: давай же, быстрее… может быть, ещё не всё кончено… может быть, он жив, и его ещё можно спасти…
Забрав целую аптечку из рюкзака Кэйны, она бросилась вверх по склону. Мысли катались в голове, словно скомканный бумажный шар с мелким текстом – на мгновение вспыхивали, попав на свет, отдельные слова – и тут же гасли. Она не способна была даже молиться – ни по памяти, ни своими словами. Лишь повторяла, задыхаясь на бегу, то мысленно, то вслух: Господи, помилуй!.. Господи, помоги…
Но всё это вылетело из головы, рухнуло в один миг: когда, подбежав ближе, она заметила обгоревший труп, лежащий на искалеченной земле. Охнув от страха, отвела глаза – но тут же заставила себя вновь взглянуть на изуродованное тело. Взрывом ему оторвало обе ноги; пламя без остатка сожрало одежду и кожу, в одно мгновение превратив живого человека в кусок кровавого, обугленного мяса. Над ним уже кружились проворные, блестящие мухи; садились и взлетали снова, ссорились и дрались, выбирая место получше…
Арис пробрала крупная дрожь. Она остановилась и зажала рот рукой – и лишь спустя ещё несколько секунд смогла, переборов себя, шатнуться и побрести вперёд, с трудом переставляя задеревеневшие ноги. Земля и кусты вокруг пахли гарью, и чем ближе подходила Арис, тем отчётливей примешивался к дыму взорванного заряда и кабины горький, удушливый запах горелого мяса. И ей показалось, что сейчас она не выдержит и упадёт замертво прямо на эту растерзанную землю – но именно в этот момент затуманенный взгляд её наткнулся на обугленный искорёженный цилиндр, лежащий в нескольких шагах от трупа. Это была каска – продолговатая, с плоским верхом и длинным, низко спускающимся затылком.
А их отряд носил закруглённые, простые, в виде котелка…
Это был не Тэн!..
Сердце ожило. Слава Богу, это не он!.. Но где же он тогда? Что с ним?..
Арис оглянулась вокруг, позвала:
- Тэн!..
Но не получила ответа. Лес молчаливо простирался вокруг, как и прежде – ни одного чужого шевеления в зарослях, ни одного постороннего звука. Жёлтые лучи солнечного света, проникая в чащу, беззвучно стояли, вытянувшись во весь рост – словно прозрачные солдаты, охраняющие лесную жизнь. Но Арис чудилось, что они видят её растерянность, отчаяние, и понимают, что драгоценное время утекает сквозь пальцы, а она всё ещё не нашла Тэна… Она молила о помощи. И вдруг один из тихих солнечных солдат – юный, совсем тонкий – пригнулся к земле и своим светящимся тельцем обнял то, что лежало на ней. Оно запылало в ответ пронзительно-белым огнём – и блик, точно безмолвный крик о помощи, кинулся прямо к Арис. Она поспешила на этот зов, раздвигая ветки, перешагивая через низкий кустарник – и поняла, что не обманулась: попав в пятно солнечного света, сиял доспех штурмовика.
Да, это был Тэн… Он лежал у самых корней старого дерева, неподвижно, с запрокинутой головой. Арис вздрогнула, увидев его, и невольно прижала руку к сердцу – по-видимому, было поздно ещё задолго до того, как она добежала сюда. Крупный осколок оставил рваный след на бронежилете Тэна, рассёк белый пластоидный пояс и распорол живот; из раны свисала на бок окровавленная дуга кишки. Другой осколок, мощнее и меньше, пробил плечо. Тэн был весь в крови; её разлетевшиеся брызги подсыхали на его лице и руках, на белых пластинах брони, закрывающей бёдра, на коре векового дерева, на тонкой, беспомощно смятой траве…
- Тэн… - с отчаянием, больше похожим на горький укор, произнесла Арис.
Веки его дрогнули, и Тэн открыл глаза. Сердце Арис забилось быстро и гулко; она рванулась к нему с криком:
- Тэн!..
Да: залитый кровью, изрезанный осколками, он был всё ещё жив. И даже сознание не покинуло его: остановив взгляд на её склонённом лице, он узнал её и попытался что-то сказать.
Но тут же, сминая короткий миг безрассудной радости от того, что Тэн жив, на Арис набросилась со спины, как хищный зверь, смертельная паника. Да, пока что он ещё жив – но ведь он умирает!.. Господи… Надо что-то делать… Срочно… Он же весь изранен… Боже мой… Он же умрёт, если ему не помочь… Но как?.. Что делать?!
И вновь, как четверть часа тому назад, пришла неколебимая, спокойная уверенность, что его ещё можно спасти. И сразу же вспомнилось, что бежала сюда именно за этим, что у неё в аптечке есть всё… Что Господь поможет… и что время ещё есть!
Она поспешно скинула с плеч рюкзак, взволнованно выдохнула:
- Тэн!.. Держись, пожалуйста… Сейчас!.. Я тебя перебинтую…
Он моргнул, завёл помутневшие глаза:
- Да брось… Я уже всё…
От этих слов по спине у неё скатилась, крошась льдом, режущая волна мурашек. И она низким, сердитым голосом пригрозила:
- Не смей!
Мысли в голове стали прозрачными, острыми, ёмкими. Арис, слушаясь их, двигалась быстро и легко. Кроме неё, сейчас некому спасти его жизнь. Значит, не надо бояться. Он же не побоялся заслонить их собой… Развязав ремни, она расстегнула бронежилет и комбинезон Тэна; стала освобождать его от одежды. Тэн застонал, сжимая зубы, и больно, трудно задышал – но в его дыхании Арис не услышала лишних звуков. Оно определённо было полным – стало быть, лёгкие Тэна не пострадали, и внутреннего кровотечения, вероятно, не было тоже. Это ещё больше ободрило её; взявшись за ножницы, она стала разрезать одежду, чтобы оголить рану. Материал комбинезона был плотным, ножницы брали его с огромным трудом. Пальцы её намокли, кольца скользили в руке, и она до волдырей стёрла кожу, освобождая пострадавший бок Тэна от чёрной ткани. Она вся испачкалась в его крови, и почему-то пронеслось в голове среди других стремительных, отточенных мыслей: никого не убила, а вот – руки в крови…
В этот миг в памяти Арис почему-то всплыл тот, кого она увидела первым. А это ведь Тэн превратил его в кусок обгорелого мяса... За то, что он стрелял по беззащитным… А если бы он не стрелял?.. Если бы вовремя остановился, если б не преследовал?.. Он был бы жив сейчас… И Тэн тоже мучительно не умирал бы здесь, под её неумелыми руками…
…Зачем он стрелял, тот несчастный имперец?.. О чём думал он, сидя в своей железной кабине, нажимая пальцем на широкую кнопку?..
…У тех, кто убивает, руки не всегда в крови… Руки их – в ненависти, в этой чёрной дьявольской золе… Руки в крови бывают у врачей… Или у тех, кто просто пытается спасти. И едва ли что-то может быть горше, чем кровь самого близкого друга на твоих пальцах…
…Если бы те, кто убивает, знали это с самого начала!..
Но вслед за этой мыслью ей вдруг увиделась Кэйна. Вот она – сидит в засаде, внутри шагохода, зорко смотрит через прорехи листвы… Вот замечает блеск имперской брони… Её машина поднимается из зарослей – и Кэйна начинает стрелять… И трое штурмовиков, совершенно беспомощные против крупнокалиберных пушек, бегут со всех ног, пытаясь уйти от обстрела… И Арис живо представилось лицо Кэйны, разрубленное от уха до уха хищно оскаленной щелью рта, её рыжие глаза, горящие восторженным азартом, её пальцы, раз за разом давящие податливые кнопки на штурвале… Она видела будто наяву, как Кэйна нажимает гашетку, стискивая зубы, как рывком дёргаются при этом её плечи – а вперёд, в бегущих людей, уходят и уходят с оглушительным свистом длинные снопы смертоносного огня…
…Нет… Смерть друга – самого родного и самого близкого – не сможет остановить всех…
…И даже смерть самого невинного, самого нужного, самого лучшего Человека – лишь застывшая далёкая фигурка, отлитая на крошечном кресте. Над нею смеются такие, как Кэйна…
Позади, разрывая голограммы её образов и мыслей, раздался шорох и хруст мелких веток, и Арис оглянулась. Подволакивая больную ногу, к ней пробиралась Кэйна.
- Кэйна!.. Слава Богу… Помоги мне, пожалуйста… Тэн жив! Но надо срочно его перевязать… Мне одной не справиться!
Кэйна шагнула из зарослей – и наконец увидела Тэна целиком. По лицу её пробежала судорога; моментально побелев, она отвернулась и, словно тряпичная кукла, осела на землю.
- О-ой… Нет… Я не смогу…
- Сможешь, - тихо убедила Арис. Вздохнув, добавила после паузы:
- Слей мне на руки, пожалуйста…
…Арис не знала, сколько прошло времени – ей чудилось, что время вовсе остановилось, и солнце неподвижно зависло в вышине, сочась сквозь густую листву. Всё так же перекликались в кронах деревьев птицы, коготки мелких зверьков шуршали по коре где-то совсем неподалёку. Но всё ещё пахло взорванным транспортом, воняло горелыми кишками и мясом – и здесь, под лесным шатром, на бархатной земле, она бинтовала умирающего человека, сохранившего им жизнь… Она разговаривала с ним всё время, подбадривала, как могла, не давая проваливаться в забытьё. Робко пыталась шутить; и дважды, забывшись, произнесла: «родной»… Она перевязала его, обработав раны; осторожно собрав в широкий стерильный бинт выпавшие внутренности, примотала их к животу. Осколок, попавший в плечо, засел внутри, Арис даже видела его – но, по счастью, он не задел крупные сосуды, и кровотечение удалось остановить тугой повязкой. Кэйна, переборов приступ дурноты, всё же сумела под конец помочь. Закрывая глаза или отворачиваясь, чтобы не смотреть на Тэна, она приподнимала и держала его, пока Арис бинтовала, и до скрипа сжимала зубы – её собственное ранение причиняло ей немалую боль.
И обе понимали без слов – да, они перевяжут Тэна, они избавят его от быстрой смерти, но…
Что будет дальше?.. Комлинков у них нет, бежать за помощью тоже некуда. Поблизости нет ни одного села, ни одной деревушки, на многие километры вокруг – один только лес. У них нет ни повозки, ни инструментов, чтобы сделать её… Они могли бы соорудить носилки – но Кэйна ранена и едва способна передвигаться сама. Помогать нести взрослого мужчину ей будет не под силу…
К тому же, их в любой момент могут обнаружить имперцы…
Они были беспомощны перед надвигающейся развязкой.
Грудь Тэна, закрытая бронежилетом, и ноги, защищённые бронёй, почти не пострадали; Арис лишь продезинфицировала несколько мелких порезов и забинтовала рану на бедре – на фоне основных травм та казалась обыкновенной царапиной. Потом, на несколько минут оставив раненых, Арис сбегала туда, где они разделились, спасаясь от шагохода. Рюкзак и винтовка Тэна лежали за стволом искривлённого лесного исполина; она забрала их. Вдвоём с Кэйной они устроили Тэна на земле, приподняв ему голову и плечи. Чтобы выпавшие органы не высохли, Арис смочила водой повязку на животе – и тогда укутала его одеялом. И видела, склоняя к нему лицо – чётко, удивительно рельефно – и запёкшуюся в седой щетине кровь, и крохотную царапину на щеке, и короткие ворсинки мха, прилипшие к его виску…
- Держись… Всё будет хорошо…
Он остановил взгляд на её лице, шепнул:
- Арис… Идите… оставьте меня…
Она медленно помотала головой. Глаза Тэна стали теперь прозрачными, совершенно голубыми, как летний небосвод, и во взгляде жили, сплетённые воедино, и невыразимое счастье, и необъяснимое горе. Арис, сморгнув слёзы, коснулась рукой его волос и осторожно погладила по голове.
- Не бойтесь… Я просто усну…
- Мы не можем тебя бросить, Тэн, - хрипло произнесла Кэйна. – Ты же нас не бросил…
- Я мог вас спасти… Вы меня – нет…
- Тэн, мы не уйдём, - упрямо возразила Кэйна. – Мы тебя вытащим! Мы… придумаем что-нибудь... обязательно…
Тэн вздохнул и закрыл глаза.
И Арис вспомнилась их первая встреча – та самая, на залитой солнцем дороге, когда Нимаиса, плавно замедляя кар, остановилась так, что передние сиденья как раз поравнялись со стоящим на дороге человеком. Арис даже немного испугалась его тогда – здоровенного, мрачного, с закинутым за плечи рюкзаком… Как неуютно ей стало, и как захотелось поскорее доехать и высадить в Деоне этого громилу…
…И как всё переменилось потом…
Она помнила и тепло его сильных рук, и само то мгновение, когда он бросился обнимать её, едва скинув шлем штурмовика… Как счастлива она была вчера, как радовалась его чудесному воскресению, их спасению и встрече!.. И как неисправимо мечтала, что теперь все опасности миновали навсегда…
…Время уходило. Солнечный свет становился печальней и гуще – сияющий диск неумолимо клонился к закату. Они полулежали на земле, пытаясь придумать план спасения – но, по сути, уже просто ожидая или чуда, или неизбежной развязки. Тэн время от времени проваливался в забытьё, начинал что-то говорить бессвязным шёпотом. Арис постоянно проверяла его повязку и смачивала, чтобы сохранить влагу. Чистая вода кончалась. И она сознавала, что так и выльет её всю на повязку Тэна, не оставив ни капли ни себе, ни Кэйне…
Она никогда прежде не лазила по деревьям; теперь пришлось учиться – только она одна могла подняться по ветвям и посмотреть, не виднеется ли где-нибудь жильё, не вьётся ли струйка дыма от костра – и нет ли вокруг хотя бы чего-нибудь, что могло спасти их... Она забралась довольно высоко по корявым веткам раскидистого дуба – но ничего обнадёживающего не увидела. Лес простирался вокруг сплошным зелёным шатром, и, насколько хватало глаз, не было заметно ни людей, ни селений, ни дыма – лишь поблёскивала неподалёку гладь лесного озера.
Она долго вглядывалась, стараясь проникнуть взглядом вниз, сквозь зелёный полог – но по-прежнему не видела ничего, что могло бы хоть как-то им помочь.
Тогда она стала осторожно спускаться, обнимая верхушку ствола, цепляясь за ветки и стараясь не смотреть вниз. Ноги сильно дрожали, и от этого Арис ещё больше боялась упасть. Одолев несколько верхних веток, она обняла шершавый ствол и прижалась к нему вся, чтобы дать себе немного передохнуть. И именно в тот момент вдруг ощутила – так же объёмно и ясно, как ощутила вчера на границе ночной тьмы – что весь видимый мир вокруг исчез, и она парит в невесомости среди звёзд. Только теперь космос был не ночным, безупречно чёрным – а нежно-голубым, ясным, и звёзды мягко светились на нём бледными, желтоватыми точками. И оттуда, из этих дремлющих звёзд, наплывало на неё, покачиваясь, красное пятно. Оно беззвучно скользило по воздуху, продвигаясь вперёд ритмичными толчками, будто сердце, и было похоже на раскрывающийся бутон с тонкими огненными лепестками. Арис чувствовала: оно приближается, и это почему-то очень важно. Жизненно важно не упустить момент, когда оно подплывёт как можно ближе… Думая об этом, она пристально вглядывалась в пятно; оно было киноварно-ярким, мягким и зыбким, с закруглёнными, стремящимися вверх краями. Арис поняла, что оно вот-вот родилось, что его нельзя пока трогать – оно растечётся, поплывёт, потеряет форму… И почти сразу же тонкая ветка, неведомо откуда возникшая в этой голубой невесомости, на миг прижалась к нему – и размазала, добавляя выше пятна кривой, лишённый смысла росчерк…
И видение исчезло, вновь оставляя Арис одну на огромной высоте, среди листвы и веток. Кое-как, перебарывая дрожь в ногах, отдыхая по пути, она спустилась вниз и спрыгнула с нижней ветки.
- Ну, что? – с надеждой спросила Кэйна, когда Арис вернулась.
Она отрицательно покачала головой:
- Нигде ничего…
- Аэродром-то хоть виден отсюда?..
- Нет… Я не увидела…
- Здесь даже площадки нет никакой… Если и найдётся транспорт, сюда его будет не посадить… - и Кэйна горько вздохнула. – Эх, не надо было нам разлучаться!.. Надо было остаться всем вместе в схроне… Пересидели бы там…
Арис тоже вздохнула. Перед глазами у неё всё ещё стояло то алое пятно, которому она должна была не дать уйти. Но пока она не чувствовала, где оно – и не очень понимала, как можно будет изменить его плавное ритмичное движение, и зачем.
Так прошёл ещё час. Тэн постепенно угасал, силы его иссякали. Он всё реже говорил с ними; произносил лишь отдельные короткие слова, и веки его поднимались с трудом. Он был всё ещё в сознании, но быстро слабел. Жизнь покидала его. Кэйна сдалась, и неподвижно лежала рядом на боку, вытянув больную ногу – лишь время от времени, поднимая голову, глядела на Тэна. И, убедившись, что тот ещё дышит, вновь молча утыкалась лицом в мох.
Арис ждала. Она знала, что красное пятно где-то неподалёку. Она молила Господа помочь ему дойти до них как можно скорее. Она молила, чтобы Господь сделал всё так, как считает нужным и лучшим – и для неё, и для Кэйны, и для Тэна…
И наконец почувствовала, словно громкий удар сердца: сейчас.
Она встала, взяла винтовку Тэна и сняла предохранитель.
- Ты что?.. – повернувшись на её шевеление, с испугом спросила Кэйна.
Арис не стала ей отвечать. Молча направив дуло винтовки в небо, она нажала на спусковой крючок. Тэн вздрогнул от этого звука и распахнул глаза; Кэйна отчаяннее повторила свой вопрос. Арис, мысленно досчитав до пяти, спустила курок снова. Отсчитала секунды вновь – и вновь послала в небо громкий призыв о помощи.
- Арис, ты что?! – взмолилась Кэйна. – Нас же могут найти имперцы!
- Нет… - рассеянно ответила Арис. – Я бы их увидела…
Она слышала, как звуки выстрелов прошли по воде озера и отразились от леса на другом берегу: «шпух»… Тихие, больше похожие на вздохи засыпающего животного, чем на крики о помощи… Неужели кто-то откликнется на них?..
Обязан. Должен.
Арис, выждав несколько минут, сделала ещё одну серию выстрелов. Но лес по-прежнему отвечал только слабым эхом и привычной дремотной тишиной. Разум Арис тоже старался заглушить то, что она ощущала. Он то пугал: что ты творишь, это же в самом деле опасно… То усмехался: да бесполезно же, стреляй, не стреляй – никто тебя не слышит… Но сердце останавливало его: неправда. Слышит как минимум Господь.
И Арис раз за разом продолжала посылать просьбу о помощи, обращённую прямо к Небу.
И наступил момент, когда ей почудилось, что её мольба услышана, и помощь близка. Она как будто уловила вдалеке тихие, еле различимые звуки, которых не было прежде.
Арис вновь подала сигнал бедствия. И эхо третьего выстрела ещё не успело вернуться к ним с другого берега – а они с Кэйной уже отчётливо услышали шаги.
…Тяжёлые, знакомые шаги. И слабый, как далёкий комариный писк, свист поршневых механизмов.
…Нет, не может быть… Неужели она могла так страшно ошибиться?.. О, Господи…
- Дура, что ж ты натворила!.. - горько простонала Кэйна.
И почти тут же в проёме дальних, низких ветвей шатнулся зелёный бок АТ-СТ с закреплённым на нём гранатомётом.
Они замерли в призрачной надежде, что их не заметят. Но безголовый шагоход двигался не торопясь, медленно крутя башней, осматриваясь по сторонам. Те, кто сидели в нём, явно что-то искали – внимательно и напряжённо. Да, из шагающей рубки могли и не разглядеть трёх человек, неподвижно лежащих под деревьями. Но останки первого АТ-СТ выдадут их с головой.
Ни убежать, ни спрятаться они не смогут. Вернее, Арис могла бы… Но она предпочла не напоминать друзьям об этом. И точно так же молчала и жалась к ним, ожидая развязки. И думала: а ведь как хорошо, что тётя Мая подвернула ногу… Теперь она по крайней мере останется жива. Так, как и мечталось... Слава Богу.
Железный монстр сделал ещё несколько шагов, опять покрутился на месте – и уставился прямо на них чёрными провалами смотровых щелей.
Теперь уже не оставалось никаких сомнений в том, что их заметили.
АТ-СТ стронулся с места и, ощетинившись всеми четырьмя пушками, уверенно зашагал вперёд, прямо на них, с корнем выворачивая мелкий кустарник, сшибая лапами замшелые камни. Очень вскоре он подошёл на расстояние выстрела, потом подобрался ещё ближе – и остановился, нависая железной громадой.
Арис обняла рукой голову Тэна и закрыла егеря собой, насколько могла; повернулась спиной к нацеленным в них пушкам и съёжилась, ожидая смертельного сдвоенного свиста.
…Это будет последнее, что они услышат в жизни.
Однако бластеры молчали.
- Чего он хочет?.. – прошептала Кэйна.
АТ-СТ по-прежнему не двигался с места.
Что-то было не так.
Арис подняла голову, обернулась – и внезапно, слабо вскрикнув, указала рукой на бронированную панель. Там, чуть ниже смотровых щелей, пятном ещё не засохшей краски алела, поднимая ввысь закруглённые крылья, огненная птица Альянса.
* * *
В лесной тишине было отлично слышно, как работает энергоблок АТ-СТ, как шумят и позванивают узлы вездехода. И Арис казалось, что её собственное сердце от страха стучит в унисон с этими механическими звуками. И всё не бросало своего бешеного вращения тонкое, больное сверло мысли, что эмблема Сопротивления оказалась нанесена на этот шагоход лишь случайно, лишь по ошибке…. Так прошло ещё несколько томительных секунд – и наконец раздалось мерное жужжание: машина медленно поджала стальные лапы, её кабина плавно села вниз, и одновременно с этим все четыре пушки АТ-СТ опустились дулами в землю. Глухо щёлкнул замок где-то внутри, и они с Кэйной разом вздрогнули. Крышка люка на самом верху кабины лязгнула и чуть-чуть приподнялась – и оттуда явственно донеслось:
- Не стрелять!.. Свои!..
Убедившись, что девушки не станут открывать огонь, из люка, придерживая крышку рукой, высунулся человек в серебристой каске с поднятым забралом. Выбрался из кабины и спрыгнул на землю; за ним вылез усатый товарищ – постарше, пониже ростом, в тёмном шлеме с очками, отливающими зелёной слюдой. Они подошли, внимательно оглядевшись по сторонам; первый уточнил:
- Это вы на помощь звали?..
Они подтвердили. Арис не смогла сдержать слёз – то, что на её сигнал о помощи пришли не имперцы, а бойцы Сопротивления, казалось более, чем чудом. Усатый повстанец нагнулся, осторожно снял с Тэна одеяло, обшарил взглядом окровавленные бинты:
- О… Понятно.
Встал и, нажав кнопку под антенной шлема, связался с базой и вызвал медицинский катер. Из его разговора Арис поняла, что повстанческий лагерь находится где-то неподалёку, и удивилась, что не увидела его с верхушки дерева; по-видимому, он был хорошо замаскирован. Помощь должна была прийти буквально через пятнадцать-двадцать минут, но Арис по-прежнему сковывал, словно стальные кольца, холодный страх – Тэн угасал буквально с каждой секундой, и не было никакой уверенности в том, что он продержится до прибытия врачей. Она не отходила от него ни на шаг; проверяла повязки, гладила по голове, говорила... Время от времени он приоткрывал глаза, и, казалось, узнавал её – но ни шевелиться, ни говорить уже не мог. И Арис понимала, что будет невыносимо горько, если он уйдёт сейчас, не дотянув всего нескольких минут до спасения, или умрёт по дороге в госпиталь, или – на операционном столе… И в сердце от этой мысли словно вонзалась тонкая, отточенная игла.
Но если это произойдёт – значит, так будет лучше… Ведь кроме видимой жизни есть ещё и невидимая, вечная, жизнь – настоящая…
И именно теперь она знала – остро, невероятно ярко – что, несмотря на все трагедии, все жестокие случайности, все разрушительные войны – то мгновение, когда душа человека покидает этот мир, определяет всё-таки Господь. Он смотрит на каждого своего заблудшего сына, на каждую неразумную дочь, и по Своей необъяснимой любви старается исправить то, что они натворили, кого-то забирая, а кого-то вразумляя и до поры оставляя на земле – если он сделал ещё не всё, и если ещё есть надежда…
…Молодого подтянутого повстанца с цепкими взглядом звали Миракс, его усатого напарника – Элим. Выяснилось, что разведчики из их части на рассвете наткнулись на имперскую ночёвку, и Сопротивлению удалось застать их врасплох и накрыть, отбив в том числе двенадцать единиц техники: девять гравициклов и три АТ-СТ. Но в четвёртом шагоходе был экипаж – и этот четвёртый, нанеся им приличный урон, прорвался через кольцо и ушёл в лес. Его-то и искали Миракс с Элимом, сев за штурвал одной из захваченных машин. А в итоге, услышав выстрелы, пришли сюда на помощь…
Они с Кэйной, со своей стороны, рассказали всё, что случилось с ними – начиная с того самого момента, как все они встретились на дороге, ведущей из Фота в Деон, и заканчивая тем, как Тэн, рискуя жизнью, взорвал погнавшийся за ними АТ-СТ. Рассказывала в основном Кэйна; Арис лишь изредка дополняла, не отводя взгляда от слабеющего Тэна. В какой-то момент он вновь на мгновение приоткрыл глаза, скользнул по её лицу рассеянным, тусклым взглядом, и снова опустил веки. Она погладила его по голове, приложила ладонь к щеке – но щека его была холодной, и не смогла убедить Арис в том, что Тэн сумеет продержаться.
Кэйна рассказала и о своём жгучем желании как можно скорее вступить в ряды армии Сопротивления – но Миракс, к её удивлению, не поддержал столь яростного рвения:
- Я очень тебя понимаю… Я и сам так думал раньше, веришь ли?.. Только, знаешь… у мести, как и у лжи, короткие ножки. И ведёт она не той дорогой. Не поддавайся ей. Да и… не советую я тебе быть бойцом. Не женское это дело... Если уж так хочешь в Сопротивление – лучше в санбат. Хорошая медсестра для Альянса – всё равно что хороший стрелок, поверь мне.
- Не беспокойтесь. Я умею убивать. Если вы об этом.
Миракс внимательно посмотрел в лицо Кэйны, обезображенное ссадинами и лиловым кровоподтёком:
- Так ведь… не это главное для бойца.
- А что тогда?.. Нет, вы не думайте, мы не три дня назад впервые винтовку увидели!.. О наших отрядах, вообще-то, был в курсе полковник Рикс. Он и собирался прилететь сюда, между прочим. Про него у нас и на допросе выпытывали…
- Полковник Рикс? – Миракс пожал плечами. – Не знаю такого.
- Нет, почему, был такой… - вмешался молчавший до этого Элим. – Но он давно уже ушёл в отставку… По-моему, лет пять тому назад. Если я его ни с кем не путаю.
- Видимо, путаете, - ядовито заметила Кэйна. – Не можете же вы помнить всех…
И Арис, подняв глаза, заметила, как Кэйна, сделав шаг в сторону, окатила Миракса и Элима холодным, полным неприязни взглядом.
…Катер медслужбы Альянса прибыл ровно так, как обещали с базы; посадить его удалось возле самого озера. Двое ребят с белыми повязками на рукавах положили Тэна на носилки и быстро перенесли в спидер. Они с Кэйной простились с экипажем трофейного шагохода – Миракс по очереди обнял их; Элим пожал им руки:
- До свиданья, девочки!
- Мы обязательно придём к вам в госпиталь! – поднимая руку на прощание, крикнул Миракс, когда они уже торопились вниз по склону. И размытое лесным эхом «в госпиталь» долетело издалека почти как «в гости».
Арис знала: они собирались связаться с базой и, получив добро, снова углубиться в лес – теперь уже для того, чтобы отыскать Нимаису. К сожалению, они с Кэйной не могли указать точно, где находится схрон. Это мог бы объяснить Тэн – но он уже не понимал их разговора, да и едва ли слышал его. Тем не менее Миракс, узнав, что где-то в этом неспокойном лесу, в хрупких стенах земляного схрона, осталась беспомощная старуха, решил двигаться туда, не медля. И Арис как-то особенно ясно ощутила в это мгновение, что из глубины карих глаз смотрит на них с Кэйной не мальчик в начищенной каске, щеголяющий в бронежилете со скрипящими ремнями, а мужчина, рукам которого, наверное, тоже случалось держать за окровавленные плечи смертельно раненного друга... Должно быть, Миракс прекрасно понимал всё то, что передумала она в эти последние часы; именно потому он и был послан к ним Богом, что желал не убивать, а защищать…
Катер плавно поднялся над землёй, и Арис глубоко вздохнула, когда лес, в котором они претерпели столько страха и боли, вытянулся, как на параде, и поплыл мимо, не сбивая построения, незаметно набирая скорость. Довольно скоро впереди, правее, показался прорыв в сплошной зелёной массе; лучи заходящего солнца уже не проникали на его дно, и вычерчивали, как чёткий прямоугольник, среди позолоченных вечерним светом крон. Кэйна указала туда рукой:
- Арис, смотри! Вот он, Западный аэродром!
А ведь они почти дошли… Им оставалось совсем немного…
Но аэродром не нужен ей больше… Ей нужно теперь, кажется, только одно: чтобы Господь сохранил жизнь Тэна и тёти Маи.
Но сейчас остаётся только молиться об этом.
Несмотря на усилия врачей, от транспортировки Тэну стало заметно хуже. Он хрипло стонал, балансируя на грани яви и забытья, потом его начало рвать, и он потерял сознание. Арис испугалась и не сумела скрыть своё волнение; один из врачей, отечески погладив её по испачканному землёй плечу, произнёс:
- Да не дрожи ты... Починим его. Будет жить. Не бойся.
Кэйна, с тревогой наблюдавшая за Тэном, повернулась к Арис:
- Не переживай… Мы сделали всё, что могли... Повезло, что ты знала...
Арис кивнула.
Она смогла угадать, куда они летят, только когда спидер, сделав плавный вираж, стал осторожно заходить на посадку. Неудивительно, что она не заметила этот лагерь, когда осматривала лес с высоты: он был спрятан настолько хорошо, что обнаружить его можно было, лишь подойдя вплотную. Между тем, это был настоящий воинский городок – и, по-видимому, он не возник посреди дикого леса за эти три дня, а располагался здесь уже давно. Должно быть, ни Кэйна, ни Далор не подозревали о его существовании… Когда спидер совсем снизился и развернулся, Арис заметила в тени, на дальней площадке, два сложенных АТ-СТ, накрытых маскировочной сетью, и выстроенные в линию гравициклы. Она зачем-то пересчитала: их было девять, как и говорил Миракс. Но ей не понравилась эта цифра. Она была какой-то сосущей, тревожной – Бог знает, почему.
Их доставили прямо к плоскому одноэтажному зданию госпиталя, похожему на широкий гриб, едва высунувшийся из прошлогодних иголок и мха. Тэна сразу же отправили в операционную, а их – в соседнюю комнату с низким потолком и широким белым столом, где располагалась перевязочная. Врач тви’лек, такая же худенькая, как сама Арис, с таким же юным лицом, внимательно осмотрела их обеих. Прикосновения её рук с голубой кожей были то сильными и ловкими, то осторожными и невесомыми, и ласковыми переливами звучал голос, когда она просила повернуться или наклониться. И Арис подумалось – должно быть, десятки, если не сотни раненых прошли через эти умелые тонкие руки... Осмотрев Арис, она велела ей одеваться, а сама занялась Кэйной: ввела обезболивающее и обработала рану машинкой с заживляющим раствором, от чего широкое кровавое пятно буквально на глазах превратилось в мелкую безобидную ссадину.
Арис спросила её:
- Давно вы здесь работаете?
- Порядочно, - на мгновение подняв взгляд и улыбнувшись ей, отозвалась тви’лек. – Раньше работала медсестрой, теперь врачом. Поначалу ужасно глаза болели… А сейчас ничего, я как-то, знаете, привыкла… - она подхватила упаковку бинтов, моментально вскрыла её, положила ножницы; все её движения были отточены и грациозны, как у танцовщицы. Бинтуя Кэйне ногу, она продолжала:
- Мы же можем видеть в режиме рентгена… Это очень удобно в условиях полевой хирургии. Но глаза от этого болят. Но это ничего. Вот та-ак… Ну что, всё готово. Укол у вас будет действовать часов восемь, так что ночку спокойно поспите, а завтра приходите, я вам ещё раз пройдусь машинкой. И укол сделаю, если будет сильно болеть… Постарайтесь не ходить сейчас много, пока ещё не прижилось. А у медсестры брючки можете спросить… Девочки вам что-нибудь подберут.
- Спасибо…
Арис понимала, что едва ли они с Кэйной уснут этой ночью. Они не смогут сомкнуть глаз, пока не будут знать наверняка, что жизнь Тэна вне опасности. Стараясь ступать как можно тише, они прошли по тёмному коридору к операционной и молча уселись на грубую лавку, прижавшись друг к другу.
Арис молилась, положив руку на грудь, сжимая в пальцах крохотный деревянный крестик. Этот бесценный кусочек оструганной древесины подарил ей Тэн. Штурмовики при обыске сорвали с неё крест, и вечером, у костра, она посетовала на это… У тёти Маи крест уцелел – она спрятала его в жабры вместе с фрагментом карты. Конечно, тётя Мая сразу предложила ей свой, но Арис отказалась: нельзя же было оставлять бабушку без креста... Тэн слышал их разговор. И утром, пока они ещё спали, нашёл то ли ветку, то ли какой-то причудливый корешок, и сделал ей этот крест... И она крепко держала его теперь, зная, что к нему прикасались его пальцы – и просила Господа взять их сейчас за руки, обессилевших, измученных, и помочь им обоим преодолеть этот – может быть, самый трудный за эти три дня – рубеж… Просила сохранить их всех – и Тэна, и Кэйну, и тётю Нимаису… Сохранить и вывести на свет из тяжёлых сумерек лесной чащи, в которые бросила их всех эта чужая, слепая война…
И всё думала про ту молодую женщину, тви’лека… Ведь ей приходилось причинять себе боль, чтобы помочь другим людям. Каково это – каждый день терпеть боль ради того, чтобы стало легче другому? Неродному, незнакомому тебе человеку…
Они сидели рядом и по-прежнему молчали; время капало им в вены длинными, горячими минутами. Закат давно погас; дневной свет перестал проникать сквозь плоское окошко под потолком в дальнем конце коридора. Мучительное ожидание внезапно скрасил Миракс – он действительно нашёл их, как и обещал; правда, это случилось куда раньше, чем все они рассчитывали: база не дала добро на повторный заход АТ-СТ в глубь леса на самом закате.
- Ничего, пойдём завтра с утра, - пообещал Миракс, - будем надеяться, что бабушка ваша продержится.
Кэйна сообразила отдать ему уцелевший фрагмент карты – оказалось, она забрала его у КаЭф, когда их маленький отряд вынужден был разделиться. Приободрив их, как мог, Миракс ушёл – было и в самом деле очень поздно.
- Только бы Тэн выдержал… - еле внятно сказала Кэйна, едва они вновь остались одни. В абсолютной тишине коридора был слышен самый малейший звук, и Арис не пришлось её переспрашивать. – Он должен жить… Он, как никто, этого достоин!.. Я ведь даже не поблагодарила его за всё, что он для нас сделал… Какая же я дура… Только бы он выжил!..
- Давай молиться… - шёпотом предложила Арис.
- Я не умею… - тихо отозвалась Кэйна.
- Никто не умеет… Ты просто молись…
Кэйна растерянно улыбнулась ей и опустила глаза. И они вновь замолчали, напряжённо вслушиваясь в тишину за стеной, где находилась операционная.
Так прошло ещё около двух часов – и наконец обе створки дверей операционной распахнулись, и оттуда вывезли Тэна – неподвижного, немого, с обескровленным серым лицом, на котором резко выделялась знакомая белая полоска шрама. Закрытый простынёй до самого подбородка, он глубоко спал, и казался непривычно хрупким и беззащитным на скрипучей ледяной каталке.
Следом вышел хирург; увидав Кэйну и Арис, вскочивших со скамьи, поднял белёсые брови, притворно рассердился:
- Это что тут у меня за антисанитария?! Сидят они!.. Девчонки, да ждали бы у палаты!..
- Простите… - извинилась Кэйна. – Это же наш товарищ… Как он?..
- Ну, как-как… Заштопан, как положено, ваш штурмовик, и жить будет...
- Да он не штурмовик!.. – перепугалась Кэйна. – Он переоделся в штурмовика, чтобы нас спасти!
Врач остановился и положил тёплую ладонь ей на плечо:
- …а заодно по-быстрому поставил себе на лопатку имперское клеймо.
- Что вы несёте… Какое клеймо?.. Вы ошиблись!..
- Я не мог ошибиться. Такая татуировка есть у всех имперских солдат. И это, знаете ли, не первый штурмовик, которого я зашиваю.
- Но он не может быть штурмовиком!! Не смейте его оскорблять!.. Он… Он…
Арис обхватила её обеими руками и оттащила в сторону. Хирург, устало покачав стриженой головой, вздохнул:
- Эх, девочки… Да вылечим мы его, не волнуйтесь.
* * *
Ночь прошла спокойно, без происшествий; на рассвете КаЭф приветствовал её бодрой трелью, сообщая, что вокруг схрона пока по-прежнему нет ничего подозрительного.
- Ага, ну и славно, дорогой…
- Как ваша нога?
- Ещё побаливает… Боюсь, придётся нам с тобой ещё на денёк тут задержаться.
- Жалко, что вы не можете стать шаром и катиться!..
Она рассмеялась:
- Да, это было бы просто замечательно!..
Она взялась разводить костёр и готовить завтрак, неторопливо беседуя с дроидом. Вчера они вместе заготовили немало дров – сообразительный КаЭф приноровился захватывать небольшие сухие ветки с помощью своих тонких манипуляторов и волочь их по земле, чтобы ей не приходилось перетруждать больную ногу. Он так усердствовал, что к вечеру у схрона выросла целая гора хвороста. Конечно, ногу потревожить пришлось, и не раз – для костра нужны были и дрова покрупнее, поэтому Нимаисе, вооружившись ручной пилой, пришлось совершить этот подвиг.
Впрочем, орудуя пилой и перетаскивая к схрону поленья, она думала в основном о ребятах. Она переживала за них и желала всем сердцем, чтобы им удалось беспрепятственно добраться до аэродрома и благополучно улететь. За себя она не боялась – не столько потому, что располагала и оружием, и надёжным, зорким часовым – сколько потому, что твёрдо верила: если она сделала в этой жизни ещё не всё, что могла, Господь выведет её невредимой из леса. А случится это сегодня, завтра или послезавтра – уже неважно.
Завтрак был уже почти готов, когда их обоих – и её, и КаЭф – насторожил далёкий, нехарактерный для леса звук. Он тянулся беспрерывно, почти на одной ноте, то ненадолго взлетая вверх, то опускаясь на пару тонов ниже. Сняв палкой котелок и раскидав подножки, Нимаиса поспешно завалила костёр заранее приготовленным куском дёрна. И, хотя монотонный звук, похожий на звон застрявшего в паутине насекомого, был едва различим, они с дроидом, не медля ни минуты, укрылись в схроне. Мон-каламари прижалась к холодной стене, осторожно глядя сквозь бойницу. Изнутри поначалу не было слышно этого неестественно долгого зудения – но вскоре Нимаиса вновь уловила его, и определила, что оно постепенно уходит правее и глубже, спускаясь на северо-восток, к тому озеру, у которого они ночевали накануне.
- Какой-то неприятный звук, - тихо свистнул КаЭф, моргнув в полутьме единственной исправной лампой.
Нимаиса тоже находила его неприятным. Этот тонкий характерный вой мог принадлежать гравициклу – и едва ли в данном случае владельцем этого гравицикла был местный деревенский паренёк.
Они ещё довольно долгое время прятались в схроне, но больше не услышали ничего подозрительного. Потом КаЭф осторожно выкатился наружу – и, внимательно просканировав всю округу, позвал Нимаису: можно выбираться.
Она развела потухший костёр и подогрела завтрак – но едва успела закончить еду, как КаЭф примчался к ней, встревоженно сигналя:
- Кто-то идёт!
И она даже не успела вновь накрыть костёр, как дроид радостно завопил:
- Это Кэйна!!
Нимаиса замерла с куском дёрна в руках:
- Кэйна?.. Одна?..
- Эп… похоже, что да…
Она медленно опустила дёрн на землю. КаЭф рванулся к хозяйке, свистя и треща – а Нимаисе вдруг почудилось, будто кто-то больно надавил ей на плечи, не давая ни распрямиться, ни даже поднять взгляд на тропу. Она увидела девушку только тогда, когда та подошла совсем близко. Это и в самом деле была Кэйна – но какая-то иная, не похожая на себя прежнюю. Движения её были нервными и резкими, она прихрамывала при ходьбе; лицо, с которого до сих пор не сошли следы царапин и кровоподтёка, осунулось, и под глазами залегли тени. На плечах её был рюкзак, в руках – винтовка; чёрный бронежилет, тёмно-зелёная каска… Всё было так же, как вчера, когда они попрощались здесь, у схрона – но только Арис и Тэна с нею не было. КаЭф катился рядом, стрекотал взахлёб, пытаясь объяснить, как он рад видеть её снова – а Нимаиса молчала. Лишь произнесла, когда девушка подошла ближе:
- Кэйна!..
- Нимаиса!.. – на лице Кэйны отобразилась неспокойная, напряжённая радость. – Слава Богу, вы живы!..
Она не стала оттягивать момент – с трудом распрямившись, спросила:
- Детка… Почему ты вернулась? Что с ребятами?..
Кэйна подошла к ней и, опустив глаза, взяла за руку – и Нимаиса почувствовала, как от этого прикосновения сквозь всё тело как будто проходит заряд, похожий на тот, что врезался ей в грудь, вылетев из дула штурмовой винтовки – и как от него моментально холодеет сердце и слабеют ноги.
- Нимаиса… Их больше нет. Потому-то я и вернулась…
Мон-каламари тяжело опустилась на широкий ствол поваленного дерева. Пальцы сами потянулись к запястью – но она тут же махнула рукой сама себе: незачем… Теперь уже не поможет. Сердце колотилось редко и больно; на глаза навернулись слёзы.
Кэйна опустилась рядом с ней и крепко обняла.
- Не плачьте… Пожалуйста… Я понимаю… Это непоправимая утрата… Не выразить словами… Мне самой невыносимо больно!.. Так, что я не смогла идти дальше… Я вернулась к вам…
Нимаиса молчала, глядя сквозь её колени, и видела перед собой то юный, светлый лик Арис, обрамлённый чёрными косами, то склонённый над ночным костром решительный профиль Тэна. Не может быть, чтобы оба они погибли… Просто не может быть!..
- Что… случилось? – она сама не узнала своего голоса, дребезжащего и жалкого.
Кэйна, продолжая обнимать её, рассказала всё по порядку – голос её тоже дрожал. Нимаиса узнала от неё, как они ушли вчера дальше по тропе, как миновали длинную широкую просеку, как вошли в лес, который уже не был известен Тэну – и как в этих незнакомых зарослях их атаковал имперский шагоход. Тэн попытался взорвать его, но у него ничего не вышло. Имперцы расстреляли его, а потом взялись и за них с Арис. Они разделились; Кэйне удалось нырнуть в заросли и спрятаться от обстрела – а Арис не смогла…
- Он ушёл… Я долго ждала… А потом… Похоронила их на закате… Кое-как переждала ночь… И вот, пришла сюда…
Под конец её рассказа Нимаиса плакала, не стирая слёз. А КаЭф притих и долго стоял неподвижно. И Нимаиса рассеянно отметила про себя: должно быть, он тоже убит горем – застыл; и даже не прижимается к их ногам, как делал всегда, чтобы поддержать или утешить... Но в этот момент он, качнувшись, приподнял голову:
- Это не её штаны.
Она взглянула на дроида, не вполне понимая, о чём он. КаЭф качнулся сильнее и просвистел настойчивее, громче:
- На ней чужие штаны! Это не её одежда!.. Нимаиса! Пожалуйста, спросите её об этом!..
Он разволновался не на шутку – и, треща, ткнулся в ноги хозяйки. Но она, не понимая, лишь протянула руку, чтобы погладить его – но он дёрнулся и откатился прочь, продолжая верещать.
…Сделать глубокий вдох. Сжаться, перевернуться в воде. Оттолкнуться от борта, вынырнуть – и плыть вперёд. Изо всех сил. И знать: ты доплывёшь!.. Ты обязана доплыть…
Она вдохнула и выдохнула, распрямила спину; сделала лёгкий жест рукой КаЭф:
- Тихо, малыш… Ну, что ж поделаешь… Ничего. Переживём. Всё будет хорошо…
- Подождите!.. Вы слышали меня?.. Вы поняли?! Пожалуйста, спросите её!..
- Да-да, милый, я поняла… С этим трудно смириться. Нужно время...
КаЭф замолчал; покрутил головой, повернулся вокруг своей оси. Нимаиса надеялась, что теперь уже он услышал её – и понял.
Подержав паузу, она, задавая аккуратные вопросы, заставила Кэйну повторить свой рассказ. Кэйна повторила – точно так же вздыхая и опуская глаза в бурую землю у бревна. Добавила несколько подробностей, вспомнила пару мелочей – но в целом изложение событий было таким, как и в первый раз. Закончив, она заправила за ухо прядь волос и подняла взгляд:
- Как ваша нога? Вы уже можете идти дальше?
Нимаиса покачала головой:
- Честно говоря, не очень. Долгий переход мне не потянуть…
- Я беспокоюсь за вас… Вряд ли тот шагоход был один… Может быть, лучше укрыться там, где заросли погуще?..
- Зачем?.. От смерти не уйдёшь...
Она поднялась и сказала Кэйне – спокойно, но достаточно твёрдо:
- Я останусь здесь. После того, что узнала… я не хочу больше никуда идти. Прости меня, дорогая.
Кэйна тоже поднялась; глаза её лихорадочно блестели. Стоя, она без конца наклоняла шею и подёргивала плечами – и, по-видимому, сама не замечала этого.
- Но ведь здесь опасно. Я вернулась, чтобы забрать вас. Лучше будет перейти в более надёжное место.
…Она лжёт им. Но в чём именно лжёт?.. Почему не хочет говорить всё, как есть? Может быть, ребята живы?.. Может быть, они попали в плен?.. Куда она собирается привести их с КаЭф?.. Могло ли быть так, что Кэйну завербовали имперцы?..
Да что угодно могло быть… Ясно одно: уходить вместе с Кэйной им нельзя.
Она подумала это – и тут же поправилась: почему ИМ?.. Ей нельзя. А что до КаЭф… Это будет его выбор.
Нимаиса вздохнула и решительно помотала головой:
- Детка… Ты прости старуху. Если хочешь идти, уходи без меня…
Кэйна заметно растерялась. Потеребила волосы надо лбом, произнесла низко, хрипловато:
- Давайте, я подожду вас ещё немного… Понятно, такое известие… Надо решиться…
КаЭф, молча наблюдавший их диалог, спросил тихим, грустным свистом:
- Почему она не хочет сказать нам, что произошло на самом деле?..
Она покачала головой:
- Не знаю, малыш.
- А почему вы её не спросили?..
- Как тебе сказать… Господь даровал каждому человеку свободу выбора. Это и называется волей… И в эту волю Он не вторгается. В каждую минуту своей жизни человек САМ выбирает свой дальнейший путь. Понимаешь?..
- Но если… человек идёт не той дорогой – разве не правильнее будет напрямик сказать ему об этом, пока он не залез в такую чащу, откуда не сможет выбраться?!
Она коснулась острыми пальцами своего лица, погладила кожистые отростки, свисающие из-под нижней губы:
- Думаешь?.. Мне так не кажется… - и, поразмыслив ещё немного, повернула к девушке свой жёлтый глаз:
- Кэйна, дорогая… КаЭф тут весь в раздумьях: говорит, что, когда ты уходила, на тебе как будто были другие штаны…
Кэйна вытаращилась на дроида с высоты своего роста: выгнула рот, выпятив нижнюю губу:
- КаЭф, ты что?.. Где я могла переодеться посреди леса?..
Но глаза её двигались слишком быстро, неспокойно. Дроид кивнул и поник головой.
- Ну, так что же? – нетерпеливо спросила Кэйна, переводя свой тревожный, больной взгляд на мон-каламари. – Мне ждать вас?
- Нет, детка, не жди… Найдут меня тут имперцы – ну, значит, так тому и быть. Не найдут – значит, быть иначе… А ты решай сама. Можешь остаться со мной. А можешь уйти. Смотри сама, как тебе лучше… Ты же понимаешь, что нельзя изменить ни прошлое, ни настоящее. Можно изменить только будущее. А его мы выбираем только в тот момент, который называется словом «сейчас»... Ни через день, ни через час изменить будущее будет уже не в наших силах.
- А сейчас ещё возможно? – скупо улыбнувшись, спросила Кэйна.
- Сейчас – да.
Они надолго замолчали. Потом Кэйна переступила с ноги на ногу и вздохнула:
- Тогда… я пойду, Нимаиса. Спасибо вам за всё.
- Иди, детка... Береги себя. Будь осторожна.
Повисшую паузу разорвала громкая трель КаЭф. Он кинулся им в ноги, стал крутиться, визжать, вопить, настырно требовать, чтобы Кэйна и Нимаиса не расставались. Он кричал; и в этом крике Нимаиса, понимавшая каждое его слово, слышала глубокое, по-настоящему человеческое отчаяние.
Кэйна устало взглянула на него:
- КаЭф… Хватит орать. Хочешь тоже остаться – оставайся. Я не обижусь. Честно.
- Я не хочу! – надрываясь, свистел он. – Я не хочу ни уходить, ни оставаться! Как ты не понимаешь, Кэйна?! Я хочу, чтобы ты сказала правду! Я хочу, чтобы мы шли дальше вместе, как раньше!.. Кэйна!.. Ну, пожалуйста!.. Ну, услышь же меня!.. Ну, пойми…
Он с разгона наскочил на обрубок полена, ударился в него истерзанным тельцем, откатился и ударился снова – головой… И заныл, как ребёнок, от боли.
- Пусть остаётся, - махнув рукой, хрипло сказала Кэйна.
Дроид дёрнулся от этих слов и подкатился к ней. Мигнув лампой, произнёс, повернув голову в сторону мон-каламари:
- Нимаиса! Простите меня… Очень легко быть рядом с тем, кто всё делает правильно… Но если человек ошибся, если он делает всё не так… от него все отворачиваются… Но кто-то же должен оставаться рядом с ним!! Хотя бы даже и не равный ему… Хотя бы такой, как я… Кто-то же должен!.. Я всего лишь дроид… Она меня выбрала сама… И я останусь с ней. Я не могу её бросить!.. О, если бы я мог разделиться на две половинки! Тогда бы я смог и остаться с вами, и уйти с ней… Но это невозможно…
Нимаиса села на корточки и обняла его своими длинными руками. Он ткнулся головой ей в плечо и тонко завыл на одной ноте – будто заплакал.
- Он пойдёт с тобой, - подняв глаза на Кэйну, пояснила мон-каламари. - Только не потеряй его. Ни за что не потеряй, детка... Таких – не теряют.
Кэйна кивнула, не проронив ни звука.
* * *
Нога понемногу наливалась противной, тянущей болью, как и предсказывала тви’лек. Кэйна, хромая всё сильнее, шла вперёд и вперёд, сжимая зубы. КаЭф понуро тащился следом. Сначала она, как обычно, пустила его перед собой – но он буквально через каждые два шага останавливался и начинал трещать, по-видимому, требуя, чтобы она вернулась. В конце концов ей до смерти надоело это, и она, наорав на него, поддала ногой, чтоб замолчал – дроид пискнул, отстал и поплёлся сзади.
Нет, она не вернётся. Теперь всё кончено раз и навсегда. Жаль, что Нимаиса не согласилась уйти с нею. Здесь, в зарослях, неподалёку, Кэйна припрятала гравицикл – это он помог ей оказаться у схрона раньше Миракса на их громоздком АТ-СТ. Хотела как бы невзначай навести бабулю на эти заросли – а дальше сделать вид, что гравицикл оставлен здесь кем-то другим…
Жаль, что старуха заупрямилась… Да ещё КаЭф чуть не испортил всё этими проклятыми штанами. Всё-таки Нимаиса достойная женщина. Единственная из всех, кто вообще чего-то достоин… Идиотка Арис, даже узнав правду – да какую! – закатила ей сопливую истерику. Она, мол, не сможет бросить бедняжечку Тэна. «Он же нас не бросил, он же нас защищал…» Не их, себя он защищал! Он спокойно дал тому ублюдку застрелить Далора! И, может быть, Нимаиса тоже не сама упала на ровной дороге – но кто же видел?.. О, он так много для тебя сделал!.. Крестик тебе из палочки выстругал? Ах, отлично!.. А сколько невинных людей он убил?.. Ты спрашивала у него? Спрашивала? Спроси!.. Много нового узнаешь!.. Может, это он убил твоих родителей! А ты жалеешь его!.. Боишься за его жизнь!.. Тупая пилотка…
…Она пообещала Арис, что Нимаиса, узнав ПРАВДУ, не захочет больше общаться ни с ней, ни тем более с Тэном. Она реально хотела защитить старуху от всей этой имперской мрази и лживых повстанцев. Да и какие они повстанцы, вообще?! Так, пустые щёголи – и, должно быть, предатели и трусы, как Далор… Чего стоят одни их слащавые, до синевы выбритые подбородки! Все эти до блеска начищенные ремешочки и касочки… Да они всего, может, второй день в патруле!.. А уж как надувают щёки!.. Да, хотела защитить… Но не вышло.
Она забралась на гравицикл, стала заводить его. КаЭф подтащил к её ноге длинную тонкую ветку и тут же приставил к её концу ещё две коротких: получилась стрелка, указывающая остриём туда, откуда они только что пришли. Она кисло поморщилась:
- КаЭф, перестань… Я же сказала тебе, что не вернусь. Всё решено. Старуха решила так, я решила иначе. Мы с тобой летим на Западный аэродром. Вот и весь сказ.
Дроид опять демонстративно поник головой. Она думала: как же устроить его на гравицикле? Сзади себя? Но ему нечем держаться, он просто свалится… Перед собой? Будет мешать управлять… Как-то она не подумала захватить какую-нибудь сетку для КаЭф, когда летела сюда. Что ж, придётся всё же посадить его перед собой…
Устроив КФ-17 так, чтобы он не свалился, Кэйна тронулась в путь. Она не особенно умела летать на гравицикле – решилась на это, чтобы выиграть время. Ничего, она оставит его на краю лётного поля. Она же не угнала его, она ведь просто взяла на время… Потому что было остро нужно…
Лес был густым, маневрировать в нём без навыка было слишком сложно. Нога болела всё сильнее, её начинало простреливать, колоть. Кэйна снизила скорость, забралась чуть выше, чтобы идти над верхушками кустов и мелких деревьев – но так стало ещё хуже: дорогу постоянно перегораживали низкие ветви. Она опустилась опять – но через какое-то время, измучившись, остановилась под раскидистым лесным великаном, благоговейно окружённым тощими молодыми деревцами и потемневшими от времени папоротниками.
- Не могу пока больше, КаЭф… в глазах рябит… Давай передохнём.
Она слезла, сняла его; он пристально огляделся вокруг, пробежался вокруг широкого ствола. В кроне дерева перекликались птицы; утренний лес был погружён в тихую полудрёму. Как странно… Четыре дня назад они вошли под его полог вшестером. Теперь их осталось только двое. Она и КаЭф… Далор погиб. А остальные умерли для неё. Кроме, разве что, Нимаисы…
Ничего… Спустя какой-нибудь жалкий час она будет на аэродроме и наконец покинет эту планету. Здесь её ничего не держит больше… Не осталось никого. Ни родителей, ни друзей… Никого, кроме маленького дроида. Который, как выяснилось, тоже бывает не в себе…
Она немного отдохнула, сидя под деревом. Подумала – может, перекусить? Но никакого смысла задерживаться не было. Напротив, надо было спешить... КаЭф смирился с её решением и больше не протестовал. Она посадила его на гравицикл, подтащила рюкзак и винтовку:
- Сейчас, я только в кусты – и едем.
Дроид кивнул ей исцарапанной головкой, и она, улыбнувшись ему, оглянулась по сторонам и скользнула за дерево.
* * *
Он заметил его совершенно случайно. Если бы не поднял взгляд, тот проскочил бы мимо – двигался очень далеко, практически на минимальной скорости, и звука не было слышно. Не теряя ни секунды, он вскочил в седло и рванулся за ним – если удастся пристрелить его и завладеть гравициклом, это решит если не все проблемы, то по крайней мере самую главную на данный момент – проблему мобильности. Энергоблок его гравицикла оказался повреждён, энергии в нём едва хватит на сотню километров полёта – да и то, если не откручивать со всей дури и не поднимать машину выше полутора метров над землёй.
Он быстро настиг неумеху-повстанца и пристроился сзади на некотором отдалении, скользя так же плавно и тихо, чтобы тот не услышал его и по возможности не увидел, если вздумает оглянуться. Впрочем, если он даже обернётся и заметит «хвост», ему не уйти – летит он так, словно за руль посадили ручного медведя. Было похоже, что это женщина – вместо того, чтобы вваливать в поворот (если это вообще можно было назвать словом «вваливать» при той скорости, на которой она ползла), пилот тормозил перед каждым деревом и ещё долго думал, как его огибать, слева или справа. Несколько раз он даже приближался к этому идиоту на расстояние выстрела – но всё-таки стрелять было слишком рискованно. Падая, или попросту испугавшись, повстанец мог газануть и влепить гравицикл в дерево – и прощай тогда исправный энергоблок, а с ним и надежда проскочить через этот лес и соединиться со своими отступающими частями.
…Вчера их жёстко накрыли на рассвете – уйти, кажется, удалось только ему да АТ-СТ 14-02, да и то по чистой случайности. АТ-СТ эти с…ки выследили и взорвали: вечером он наткнулся на то, что от него осталось. Нашёл тело механика, СК-39506, и похоронил. Тела стрелка не нашёл – по-видимому, его просто разнесло на клочки. Под соседним деревом обнаружил пустой пояс, защиту паха и бёдер какого-то штурмовика из пехоты – чёрт знает, откуда там взялись эти куски; все они были в крови, но ни других частей брони, ни плечевой пластины с номером поблизости не оказалось. Закопав то, что осталось от механика, он поспешил убраться подальше от этого проклятого места… Утро встретил, размышляя, как теперь прорываться к своим – Сопротивление явно старалось взять их в кольцо в этих лесах, а затем передавить повзводно. Что он может сделать, оставшись один в этом лесу, без жратвы, с полупустым картриджем бластера, на неисправном гравицикле?
И тут появился этот придурок. Он явно летел в сторону того небольшого аэродрома – во всяком случае, неуклюже пытался. А гравицикл наверняка ещё вчера утром принадлежал одному из его однополчан-разведчиков – ныне, по-видимому, покойных. Поэтому дальнейшая судьба повстанца для него была очевидна. Оставалось лишь выбрать удобный момент для того, чтобы продырявить его поганую шкуру, не зацепив при этом машины.
Он висел на хвосте у этого лузера ещё километров пятнадцать – когда наконец удача улыбнулась ему долгой и многообещающей улыбкой: повстанец выдохся и решил устроить привал. Для чего выбрал место под крупным деревом, со всех сторон окружённым кустарником и папоротниками. Лучшего варианта нельзя было и желать! Едва горе-пилот замедлился и завис, он взял правее, скользнул в заросли и исчез из его поля зрения. Широченная крона дерева возвышалась, как маяк – и, подобравшись по воздуху так близко, что до него долетал голос этого человека, он аккуратно спешился, снял со спины винтовку и, пригнувшись, стал подползать – движение за движением – следя за тем, чтобы ненароком не наступить на неустойчивый камень или ветку.
Осторожно наклонившись так, чтобы на уровне защитных очков шлема оказался зазор между листьями, он смог наконец разглядеть свою жертву. Это действительно была девка; сидя под деревом, она трепалась с ободранным круглым дроидом, крутившимся у её ног. Рядом с девчонкой стоял рюкзак, у бедра она держала винтовку – и не громоздкую повстанческую А280, а лёгкую штурмовую, Е-11; и это тоже была большая удача – если, конечно, её картридж не окажется разряжен... Осторожно сдвинувшись на пару сантиметров левее, он оглядел спокойно висящий гравицикл – внешне не было видно никаких повреждений.
Что ж, на этот раз ему, кажется, действительно повезло.
Он медленно поднял дуло своей снайперской винтовки и нацелил его в голову сидящей под деревом девчонки. Она была в каске, но с такого расстояния его «эска» должна была пробить эту каску, как бумагу, и на раз вышибить этой с…чке её бесполезные мозги.
…А ведь верно он угадал… Что это действительно девчонка…
Она шевельнулась, уходя из его прицела; нагнулась к дроиду и выпрямилась снова, на момент повернув лицо в его сторону. Под глазом у неё стоял здоровый бланш, и это отчего-то заставило уголок его губ дёрнуться в усмешке. Могла и подраться с кем-нибудь… Крепкая, высокая девка…
И тут же, сразу за этой мыслью, на него накатила волна хорошо знакомого чувства, чем-то отдалённо напоминающего голод, чем-то – озноб. И оттого, что сейчас это чувство было критически лишним, совершенно идиотским, оно мигом окрепло и охватило его целиком, подобно всполоху огня.
Чёрт… А может, в самом деле?..
В этот момент она поднялась; подсадив дроида, устроила его на гравицикле.
Хватит думать, сейчас упустишь её… Надо решать…
Девчонка подтащила рюкзак и винтовку к гравициклу. Его палец напрягся на спусковом крючке – если сейчас она полезет в седло…
Но она сказала что-то дроиду и пошла к зарослям – прямо на него.
Через мгновение стало ясно, зачем.
Вот дура!.. Кого она тут стесняется?.. Дроида своего, ёпт?..
…До неё же теперь не больше пяти шагов…
Она спустила штаны и села – задницей прямо к нему.
Вмазать ей заряд прямо в ж…пу, что ли?..
Но он уже сознавал, что желание по-быстрому разделаться с этой девчонкой уступило место совершенно другому, ноющему, жадному желанию.
…И если сейчас выстрелить в неё оглушающим зарядом, то… она растянется на земле… мягкая, податливая…. тёплая…
Он ощутил, как сильно забилось сердце. Дыхание стало тяжёлым и горячим; проехавшись языком по губам, он бесшумно передвинул рычаг в положение оглушающего выстрела – и, нацелив дуло в оголённую спину девчонки, подождав, пока она подотрётся, одновременно с нею поднялся в зарослях во весь рост. И, грубо скомандовав:
- Вот так и стой! – шагнул вперёд.
Она взвизгнула и обернулась, запутавшись в упавших штанах. И он видел, как весь, целиком отразился в её расширенных от ужаса зрачках – от белой маски с выступающим козырьком шлема, с широкими очками и вертикальной полосой фильтра, до белых сапог на толстой рифлёной подошве. И слышал, как дроид, визжа, грохнулся на землю с гравицикла и покатился к ним. Теперь уже не было никакого резона медлить. Он выстрелил девице в едва прикрытый рубахой живот, она беспомощно всхлипнула и упала. Поймав в прицел ошалевшего дроида, отшвырнул его прочь короткой очередью – и, убедившись, что тот обездвижен, взглянул на свою добычу. Девчонка лежала, раскинув руки, свалив набок колени, глаза её были расширены и совершенно безумны. Она прекрасно видела и сознавала всё, что происходит вокруг, но шевелиться уже не могла.
Именно этого он сейчас и желал.
Его взгляд невольно упал на её оголённые бёдра и прикрытый светлыми волосками выступ лобка – и, выпуская из рук винтовку, он ощутил, как на мгновение меркнет в глазах оттого, что кровь, отхлынув от головы, заливает кипящей лавой низ живота.
* * *
Первые птицы запели задолго до восхода солнца. Сперва лишь тронули тишину, будто камертоном, но потом голоса их окрепли, и они разошлись вовсю – засвистели, затенькали, защебетали… В узких оконцах под самым потолком палаты заголубел рассвет. Госпиталь был погружён в тишину – её нарушало только сонное дыхание и шевеление раненых, скрипы и кряхтение коек. Изредка раздавалось невнятное бормотание или негромкий стон – и Арис иногда приподнимала голову, чтобы посмотреть, не нужна ли помощь кому-нибудь из тех, кто лежит здесь, в одной палате с Тэном.
Ей не спалось... Устроившись вечером на соседней, пустующей, койке, накрывшись одеялом, она быстро задремала – но проснулась посреди ночи от чьего-то громкого кашля, и не смогла заснуть снова. И теперь лежала с открытыми глазами, и ей казалось, будто где-то выше её постели висит, невидимый в утренней полумгле, перевёрнутый сосуд с трубкой – и из этой трубки по капле стекают прямо в сердце мысли и воспоминания, невероятно объёмные и живые в глухом молчании отступающей ночи…
…Это была восьмая ночь – с той самой, врезавшейся в память остро и навсегда – когда оперировали Тэна. Точно так же начинало тогда прохладно синеть небо в плоских окошках, точно так же поскрипывали койки, ворочались и стонали раненые… Но до сих пор помнилось состояние тревоги и сковывающего страха – как напряжённо вслушивалась она в каждый звук, как билось сердце, и как представлялось: вот-вот раздастся быстрый топот ног по коридору, и в палату ворвётся Кэйна… Грязно выматерится, с ненавистью глядя на них своими рыжими глазами, а вслед за этим вскинет винтовку – и безжалостно расстреляет и её, и спящего Тэна… И, хотя Арис мучительно клонило в сон, она боялась засыпать – и вздрагивала от каждого громкого звука, ожидая гибели или боли… Перенести спокойно то, что открыл им врач, Кэйна не смогла. Арис не винила её – ну, что ещё может чувствовать человек, когда рушится мир, который тот заботливо строил в своей голове долгие годы? Ей было лишь грустно от того, что Тэн мгновенно перестал существовать для Кэйны – даже не как друг, а как человек, избавивший их от неминуемой гибели… И если он уже не один год был егерем – разве не доказывает это лучше всего, что если он и был когда-то имперским солдатом, то всё это давно осталось для него позади?..
Для него, но не для Кэйны…
Поэтому Арис так и не сомкнула тогда глаз, чутко прислушиваясь к каждому шороху. Постепенно холодная, неласковая ночь растаяла. Госпиталь проснулся; стали слышны голоса, шаги, стук дверей. Арис показалось даже, что откуда-то издалека до неё долетел звук движения АТ-СТ – возможно, она действительно услышала, как Миракс с напарником отправились искать тётю Маю, а может, этот звук просто всплыл в измученной памяти и показался реальным уставшему слуху…
Под утро сон Тэна уже перестал напоминать недвижное забытьё; он шевелился, понемногу отходя от наркоза. Лицо его постепенно приобрело более живой оттенок – но Тэн по-прежнему спал, не открывая глаз. И Арис смотрела на него, подолгу задерживая взгляд на каждой крохотной морщинке, каждой впадинке на коже. И удивлялась, почему не замечала раньше, насколько гармоничны черты его лица и как совершенна эта зрелая, мужественная красота... И даже шрам, когда-то давно показавшийся ей уродством, теперь воспринимался лишь незначительной особенностью, и был так же дорог ей, как всё остальное, и так же прекрасен…
Она всё всматривалась в его лицо в том утреннем полусвете – и невольно пыталась представить, каким было оно раньше, давно, когда Тэн скрывал его под безликой белой маской… Что читалось тогда на этом лице? Могли ли тогда его глаза смотреть так же ласково, как смотрели они, когда он затягивал на ней ремни бронежилета?.. Или наполняться светом такого же бескрайнего счастья, как тогда, в сумерках, на поляне?.. И ей верилось: едва ли…
Она тихонько ждала, молясь – за него, за Кэйну, за Нимаису, даже за КаЭф – время от времени прикасаясь кончиками пальцев к кресту на груди. Она хотела поймать то мгновение, когда Тэн впервые откроет глаза и поймёт, что он спасён – вернее, что они спасены оба… Она желала быть с ним рядом в этот момент, принести ему эту радостную весть о жизни, взглянуть в глаза – и горячо, от всего сердца поблагодарить его за спасение…
Арис не упустила вожделенный миг – и до сих пор ясно помнила пронзивший её ток неудержимого восторга – когда наконец Тэн, глубоко вздохнув, пошевелился и открыл глаза. Она вскочила и подбежала к его постели; он нащупал взглядом её растерянное лицо и, узнав, улыбнулся ей – по-видимому, ещё не вполне понимая, где он, и не помня, что с ним произошло. А она смотрела тогда на него во все глаза, разом онемев; мигом позабыв и тревоги, и усталость, и всё то, что собиралась сказать... Дыхание у неё перехватило, силы нашлись только на то, чтобы робко позвать его по имени. Он тоже молча смотрел на неё – и улыбался, постепенно приходя в сознание.
…А спустя ещё час или полтора Арис, не сдерживая горячих слёз, прямо здесь, у постели Тэна, крепко обнималась с Нимаисой. Все, кто был в палате, смотрели на них – и Арис показалось даже, что у кого-то ещё при виде этой встречи мелькнули на глазах слёзы… А как неприлично громко смеялась она, когда Нимаиса, взмахнув своими большими, похожими на плавники, руками, сказала про явившихся к ней на имперском шагоходе повстанцев:
- Чуть до инфаркта меня не довели!..
И даже Тэн улыбнулся тогда… Хотя появления АТ-СТ – там, под деревом, где Миракс с Элимом пришли им на помощь – он не помнил: последним, что задержалось в его сознании, были выстрелы в воздух, сделанные Арис. Всё остальное она рассказала ему, когда он пришёл в себя после наркоза, умолчав лишь о ссоре с Кэйной…
А Кэйна так и не вернулась. Ни в ту ночь, ни наутро, ни после. Последней, кто видел её, оказалась тётя Мая. Узнав, что в действительности случилось с Арис, Кэйной и Тэном после того, как их маленький отряд вынужден был разделиться, Нимаиса изложила им все подробности своей встречи с Кэйной у схрона. Они все втроём были потрясены произошедшим; Арис с Тэном оба не понимали, как могла Кэйна настолько жестоко обойтись с их мудрой, любимой бабушкой… Как могла так страшно солгать?!
Почему это произошло с Кэйной, что явилось толчком, Арис говорить не хотела – не считала себя вправе посвящать кого-то ещё в тайну Тэна. Тётя Мая сама пришла тогда на помощь, предположив с грустным вздохом:
- Я боюсь, от всех этих событий у неё попросту помутился рассудок… В этом всё дело. Бедная девочка…
И Арис осторожно поддержала:
- Может быть…
Но, когда Нимаиса ненадолго отлучилась, призналась Тэну – так тихо, чтобы больше никто в палате не услыхал:
- Тэн… врач сказал нам про татуировку…
- А… - и он отвёл взгляд; лицо его стало спокойным и грустным.
Тогда, не выдержав, она зачем-то глупо спросила – шёпотом, еле читаемым по губам:
- А ты… на самом деле был штурмовиком?..
И он так же тихо ответил, глядя в белый потолок:
- Когда-то был.
По низкому тону голоса, по застывшему выражению лица она поняла, что напрасно заговорила об этом. Устыдившись своего неуклюжего любопытства, решила никогда больше не расспрашивать Тэна о его прошлом. Но в тот же момент он произнёс:
- Но ты не ушла с Кэйной…
И она прошептала, потрясённая:
- Как я могла уйти?! После всего, что ты… Тэн!..
Арис помнила, что в этот момент разволновалась так, что стала теребить узел завязанного на груди платья; пальцы её были влажны. А после сказала, не пытаясь скрыть волнение:
- Но, правда, мне… будет сложно, если ты… участвовал в т о й операции…
- Где это было?
- Планета Неаннис…
Она видела, как двигались его глаза, устремлённые в потолок, и знала: Тэн не соврёт ей.
Но если действительно он окажется в числе тех, кто расстрелял её родителей на Неаннисе, едва ли она искренне сможет относиться к нему по-прежнему… И тот короткий миг, когда он размышлял над её вопросом, показался ей бездонной огненной бездной, готовой разверзнуться и лечь между ними внезапно и непоправимо, навсегда, и могущей вновь – второй раз за её короткую жизнь – лишить её по-настоящему дорогого человека…
Он вздохнул, кашлянул, прочищая горло, и ответил, не глядя на неё:
- Нет, меня там не было... Но я высаживался на других планетах. И занимался… примерно тем же самым.
- Но ведь теперь это в прошлом…
Тэн повернул голову, еле заметно кивнул и движением век ответил: да.
…В тот же, первый, день, к ним пришёл Миракс – сообщить, что послал запрос через базу на Западный аэродром, который также удерживали силы Сопротивления. Но ответ оказался неутешительным: ни с дроидом, ни без него, ни пешая, ни на угнанном гравицикле, никакая девушка на подступах к аэродрому не появлялась.
От Миракса они узнали и то, что силы Сопротивления были оповещены о нападении имперцев практически сразу, как это произошло. Как оказалось, наземные части Альянса базировались на Надзее уже очень давно, но, разумеется, тщательно скрывались. Местное повстанческое движение – если его, конечно, вообще можно было называть таковым – возникло автономно. Бойцам Сопротивления было запрещено контактировать с кем-либо из его членов, однако более высокое руководство тщательно отслеживало деятельность этих отрядов – впрочем, аморфную и бессистемную. Но в конце концов кто-то из местных комиссаров решил, что его отряды вполне готовы влиться в силы Сопротивления, и отправил делегацию в Альянс. Очевидно, утечка информации произошла именно на этом этапе; да и сама информация оказалась сильно искажена. Как минимум – никакой мифический полковник прилетать сюда не собирался. Однако в тонкостях полученных сведений Империя разбираться не стала, а поспешила ударить – в первую очередь по тем городам, где располагались штабы местного движения. Флот Сопротивления незамедлительно отправился на выручку – но имперцы предвидели это, поэтому прорваться к планете поддержка извне смогла лишь к вечеру следующего дня.
Зато на данный момент перевес был на стороне Альянса; Империя, не собираясь нести необоснованные потери в точечном конфликте, отступала. И можно было всерьёз надеяться на то, что через несколько дней удастся достичь если не полного ухода сил противника, то, по крайней мере, перемирия; отдалённое же будущее планеты зависело скорее от дипломатического умения её политиков, нежели от умения здешних повстанцев сражаться в условиях прямого боя.
Миракс рекомендовал им всем остаться в защищённом и укреплённом лагере – хотя бы до окончания острого противостояния, а потом поступить по обстоятельствам – либо вернуться в сожжённый Фот, либо уехать в любой уцелевший город, либо вовсе покинуть планету. Миракс даже предлагал Арис записаться к ним, в санбат – но она отказалась, понимая, что не сможет заставить себя изо дня в день так же хладнокровно и умело делать то, на что единожды в жизни сподобил Господь ради Тэна и Кэйны.
Они остались в лагере. Главным образом потому, что Тэн был ещё слишком слаб, и прежде, чем двигаться куда-либо, следовало дождаться его выздоровления. О том, чтобы разлучиться теперь, пройдя через все испытания, и попросту бросить Тэна в госпитале, не могло быть и речи.
Впрочем, Арис чувствовала, что так считали они с тётей Маей, а у Тэна на этот счёт, вероятно, было другое мнение. Она никогда не заговаривала больше о его прошлом, и Тэн ничего не упоминал даже вскользь – но всё же Арис видела, что тайна, невольно открытая врачом, оборвала какую-то тонкую, очень важную нить между ними. Надеясь, что её всё же удастся протянуть заново, она терпеливо и бережно ухаживала за Тэном; он с благодарностью принимал все эти заботы. Им с Нимаисой выделили уголок в одной из палат, но Арис почти не бывала там – и дни, и ночи она проводила рядом с Тэном. Она не оставляла его ни на час, словно её наняли к нему сиделкой. Постепенно оба привыкли к этому, и воспринимали, как данность; меж ними возникла взаимная симпатия, и Арис, столь долгое время обделённая теплом, страстно желала, чтобы симпатия эта со временем переросла бы в искреннюю дружбу, в истинное, духовное сближение двух людей. Они всё дольше и охотнее общались друг с другом, а темы их бесед постепенно становились всё сложнее и серьёзнее. И всё чаще, к радости Арис, эти разговоры заводил Тэн. Иногда к ним присоединялась Нимаиса, и тогда диалог ещё более оживлялся; они часто смеялись, обсуждая что-либо забавное – и Тэн улыбался. Арис любила его улыбку – закрытую, словно бы чуть смущённую, неполную из-за стянутой шрамом щеки. И ей казалось, что здесь, в госпитале, заново начиная говорить, двигаться, ходить, он заново учился и улыбаться.
Ей было легко общаться с ним. В нём не было ни праздности, ни фальши; он никогда не рисовался перед нею, не пытался блеснуть – ни пустопорожними знаниями, ни сомнительной шуткой, ни тугим остроумием. Он с радостью рассказывал ей о лесе – о его удивительной, многогранной жизни, о тайнах, скрытых от людских глаз. И Арис окутывало ощущение защищённости и покоя – словно рождённое из самих этих рассказов. Она тянулась к Тэну, как тянется к лесному исполину юное деревце – ещё не касаясь его своими тонкими ветвями, но уже не отходя ни на шаг. И ей даже чудилось иногда, что Тэн находит точно такую же лёгкую, светлую радость в их живом общении. И она по-детски мечтала, чтобы этот сильный, самоотверженный мужчина тоже считал её своим другом… И молилась за него, желая ему веры – и счастья.
Ни храма, ни часовни в лагере не было. Не было даже штатного священника – впрочем, это, к сожалению, не удивляло. Арис молилась по памяти – а иногда, спросив разрешения у Тэна, читала молитвы вслух. Он не возражал – и ей порой казалось, что даже слушал.
…Скрашивая больничные будни, к ним каждый день заскакивал Миракс – делился новостями, рассказывал самые разные истории – и не сводил с Арис своих карих, с искорками, глаз под короткими выгоревшими ресницами. Она по неопытности поняла это не сразу. И очнулась лишь вчера, когда он, бережно тронув её за плечо, попросил выйти в коридор, чтобы переговорить наедине. Она вышла – и там, довольно явно волнуясь, он спросил, не составит ли она ему компанию сегодня вечером: для поддержания боевого духа раз в неделю на базе устраивали танцы.
Тогда-то, в коридоре, за дверями палаты, она, осознав очевидное, впервые взглянула на вещи иначе. И сразу же ощутила, как краска заливает ей лицо; и постеснялась того, что краснеет… Но не потому, что тёмные глаза Миракса смотрели на неё с робостью и с надеждой. Да, она видела, как ласков этот взгляд, устремлённый на неё; понимала, насколько выразителен росчерк его бровей, как хороши его высокие скулы и ямочка на подбородке…
Но именно в тот момент всё, что прежде робко мерцало внутри, что до сих пор касалось сердца лишь неясными бликами, засияло во всю мощь так, словно внутри у неё вспыхнул световой меч – и горячая волна его лучей прокатилась до самых кончиков пальцев.
Как ни были хороши и открытая улыбка Миракса, и его внимательные карие глаза, и тёмная волна густых волос, как ни было приятно Арис его тёплое приглашение – ничего из этого в действительности не было ей нужно. Напротив – было далёким, лишним и совершенно чужим…
Поражённая своим внезапным прозрением, она пробормотала:
- Миракс… Спасибо, но… нет. Я не могу…
- Не волнуйся, это два часа от силы!.. Да и… его вполне можно оставить на медсестёр.
Она совсем смутилась – и пробормотала, опуская лицо:
- Нет, что ты… Я не пойду… Извини…
Какой-то неосторожный взгляд, или жест, по-видимому, выдал её – и глаза Миракса мгновенно погрустнели. Он отступил на шаг и, кинув быстрый взгляд в сторону палаты, где остался Тэн, произнёс слегка растерянно:
- Прости… Я не понял сразу…
- Ничего… Это ты меня прости…
Она не сразу сумела вернуться в палату после этого разговора. Помнилось, как долго стояла, прислонившись спиной и затылком к холодной стене, перебирая в руках перекинутые на грудь косы, слушая стук своего сердца и ощущая в самых кончиках пальцев дрожь. Даже сейчас, среди ночи, ей казалось, что затылок хранит ледяное прикосновение к твёрдой шершавой стене, что до сих пор горят на коже удивлённые взгляды двух раненых, сидевших чуть поодаль и наблюдавших их диалог… Потому-то и не смогла она заснуть, пробудившись в самый глухой час, потому и лежала, ощущая, как горячими каплями вливаются в неё все разговоры, все мгновения, все страхи и события прожитых дней – и как, по-новому освещаясь, предстают они перед взглядом прозревшей души… И ей теперь было страшно даже просто повернуть голову, чтобы взглянуть на спящего через проход Тэна.
…Наступившее утро принесло и немалую радость, и горькую весть: северо-западный патруль обнаружил сильно повреждённого, выведенного из строя дроида. Им оказался КФ-17, когда-то принадлежавший Кэйне. Едва основные системы его были подключены, КаЭф поднял крик, упал с ремонтного стола и стал метаться, натыкась на стены, мебель и вещи, не переставая громко верещать. На то, чтобы успокоить его и убедить завершить починку, ушло немало времени. Наконец он покорился – и, пока механик исправлял его повреждения, рассказал тому всё, что помнил… По счастливому совпадению, механик был очень дружен с меланхоличным Элимом, и знал историю их приключений – потому дроида после починки и изъятия информации привели прямиком в палату. Он был счастлив видеть их всех, и Нимаисе даже не потребовалось переводить его отрывистые, переливчатые восклицания. И так всё было ясно без слов – из того, как он крутился вокруг них, качаясь из стороны в сторону, раскрывая свои новые надкрылья; как прижимался к их ногам, как подмигивал лампами и смешно задирал голову, пытаясь рассмотреть привставшего на постели Тэна.
От КФ-17 они узнали, что Кэйну, по всей видимости, застрелил штурмовик-разведчик – чуть ли не единственный солдат, которому удалось спастись, когда Альянс атаковал имперскую ночёвку. Но патрульные не обнаружили возле дерева никого и ничего, кроме повреждённого дроида; и даже после, когда туда специально направили двоих бойцов, те не нашли ни тела Кэйны, ни иных следов. Лишь существенно дальше, за разросшимися папоротниками, на земле лежал гравицикл с пробитым энергоблоком – номер его не совпадал с тем, который угнала Кэйна, и не числился среди единиц техники, отбитой у противника. Из чего выводилось, что информация, которую принёс дроид, к сожалению, была верна. С момента этих событий прошла неделя – вполне возможно, что за это время на тело Кэйны набрёл хищник или падальщик, и утащил его. Едва ли она не выбралась бы к лагерю или к аэродрому, если бы, паче чаяния, осталась жива. КФ-17 отчётливо видел, как штурмовик выстрелил в его хозяйку с очень близкого расстояния, и та упала замертво. По самому КаЭф попасть было сложнее, поэтому имперец дал по нему очередь; один из зарядов угодил как раз в то незащищённое место, откуда двумя днями раньше у КаЭф выдрали крыло – и дроид немедленно отключился. А очнулся уже здесь, на ремонтном столе.
Закончив свой рассказ, он понуро опустил голову и тихо добавил, мигая:
- Но я всё равно верю, что она жива…
Разубеждать его не стали. Может быть, потому, что им самим хотелось в это верить – по крайней мере, Нимаисе и самой Арис…
День оказался богат на события: после обеда Нимаиса вошла к ним в палату с какой-то особой, молодой лёгкостью – словно плыла по воздуху, и глаза её искрились солнечными зайчиками:
- Детки! Представьте себе, какая радость: мои мальчишки меня всё-таки разыскали!
Арис знала, что детей у Нимаисы было аж четверо: двое старших близнецов, средняя дочь и ещё один сын, самый младший, но, как ни странно, не самый любимый – Нимаиса никого не выделяла особо, щедро одаривая своей любовью всех. Однако новость о том, что старшие сыновья тёти Маи служат на одном из крейсеров Альянса, стала для неё таким же откровением, как и для Тэна.
- Детки, ну, разумеется, я не могла сказать вам об этом, пока мы бегали по лесу! - светясь от счастья, извинялась перед ними тётя Мая. – Но вы только представьте, как я волновалась за них!.. Особенно зная, как они волнуются за меня… Ну, вот кто мог предположить, что в тот самый злополучный момент мы окажемся как раз между двух уничтоженных городов?.. Это невероятно!
- Это слава Богу! – радостно подхватила Арис. – А как же они вас нашли?.. Как они узнали, что вы живы?
Она покачала головой, махнула перепончатой рукой:
- Они уже смирились с тем, что я мертва. И так бы и оплакивали меня до сих пор, если бы не наш дорогой Миракс…
Арис с ужасом ощутила, как щёки её становятся горячими от этих слов – и, словно за спасательный трос, ухватилась за собственную косу. Всё, о чём она хотела спросить тётю Маю, мигом вылетело из головы – осознав, что столь явное смущение не укрылось от взгляда Тэна, и наверняка было истолковано неверно, она растерялась так, что прослушала абсолютно всё, что Нимаиса говорила дальше. Поняла только, что сыновья тёти Маи хотят видеть их всех, втроём, у себя на крейсере – чтобы лично отблагодарить Тэна и Арис за спасение матери.
- А я, дура старая, даже вставить не успела, что не втроём, а ВЧЕТВЕРОМ! – сокрушалась тётя Мая, виновато глядя на КаЭф.
- Меня-то за что благодарить?.. – удивлённо спросила Арис. – Я же ничего не сделала…
Нимаиса обняла её:
- А ну, иди сюда… Ничего она не сделала!.. Ох, ты, смешная…
КаЭф тоже смеялся, издавая трели, похожие на лёгкий отрывистый треск; и только Тэн молча полусидел на кровати. И Арис, взглянув на него, удивилась, каким усталым и немолодым может показаться вдруг такое знакомое и родное лицо…
…Она всерьёз боялась, что Миракс придёт к ним снова – но, к счастью, он не пришёл. Наступил вечер, постепенно стихла суета, и откуда-то издалека ветер принёс и протолкнул в щель окна, будто бумажное письмо, тонкий музыкальный мотив. И Тэн, взглянув на неё, поинтересовался:
- Так ты что же, не пошла на танцы?..
И она, даже не слишком удивившись, подтвердила:
- Нет, конечно…
- Почему?..
Вопрос был самым удобным, самым лучшим… И Арис даже набрала дыхания в грудь – но так и не смогла вытолкнуть из себя словами то, что осознала накануне. И лишь слабо выдохнула, побеждённая паническим страхом:
- Ну… я… не захотела…
Тэн не стал расспрашивать дальше. И Арис корила себя за упущенную возможность. Но едва сердце строго спрашивало её – а почему бы просто не подойти к нему сейчас, не взять за руку, не сказать: «Тэн…», не признаться во всём, что переполняет?.. – ей становилось так жутко, что от разлившегося внутри ужаса она переставала чувствовать собственные ноги.
…Когда стемнело, она собралась ложиться спать – и перед сном вышла в самый конец коридора. Возвращаясь, кинула взгляд в единственное широкое окно – из него были видны ближние сосны с гордо вытянутыми ввысь стволами и край соседнего строения, похожий на земляной холм. Арис знала, что именно там, за ним, располагалась площадка, где дремали под маскировочной сетью сложенные АТ-СТ и стояли выстроенные в ряд гравициклы. И сейчас, в приглушённом искусственном свете, она даже увидела на дальнем дереве тень от крайнего из них – тонкий силуэт с хищным, злым выступом передних щитков.
Она едва успела заметить эту тень – и в тот же миг весь окружающий мир исчез для неё, как исчезал прежде. И космос, наполненный голубым свечением далёких звёзд, опять раскрыл перед Арис свою туманную бездну. И тогда сквозь плавные слои тёплого тумана она увидела вдалеке трёх женщин, сидящих за столом в скромно обставленной кухне. Двое из них мирно беседовали, а третья сидела, улыбаясь, склонив голову набок, и как будто слушала их. Она была одновременно и осязаемой, живой, и совершенно эфемерной, словно сотканной из воды или из такого же редкого, водянистого тумана. Едва угадывая её колеблющиеся очертания, Арис догадалась, что эта женщина очень счастлива – и лишь тогда увидела, что в её большом прозрачном животе, уютно свернувшись, лежит ребёнок. Он тихо спал, окружённый лаской и теплом, ограждённый от всех бед и страстей этого мира – и Арис даже почудилось, будто он улыбается во сне. Он очень любил свою маму – и она любила и берегла его точно так же… Но, невольно подняв взгляд и войдя в мысли этой женщины, Арис с холодящей чёткостью поняла, что в её голове нет абсолютно ничего, кроме этой инстинктивной, животной любви к своему ещё не родившемуся ребёнку. Там не было ни чувств, ни воспоминаний, ни желаний. Там была лишь ужасающая, безнадёжная пустота – и тихое счастье от неосознаваемого материнства. Эта женщина была полностью лишена рассудка, мысли её были отрывочны и просты, подобно мыслям младенца.
Но, едва увидев это, Арис явственно осознала: она не всегда была такой.
И сразу же после этого прозрачное тело женщины стремительно приобрело плотность и вид человеческого тела…
Не сдержавшись, Арис громко вскрикнула. И в тот же миг оказалась вновь в госпитале, посреди коридора, напротив окна, сквозь которое отчётливо было видно, как непоправимо перерезает молодое, беззащитное дерево безжалостная, чёрная тень гравицикла…
Арис зажала рот рукой, попятилась, слабея, и, с трудом преодолевая приступ тошноты, опустилась на холодную скамью.
* * *
Он помнил, как в обжигающий багровый туман, охвативший его со всех сторон, туго связавший пылающими кольцами, влился тонкий, прохладный ручей:
- Тэн!..
Как он открыл глаза на её голос, как увидел над собой её лицо – и как счастлив был от того, что ещё раз перед смертью видит её…
И как потом медленно угасло и медленно вернулось сознание – и он очнулся в госпитале.
…Но ещё долго приходило в снах, долго не покидало мучительное ощущение, будто он лежит, опрокинутый навзничь, на ледяной земле, и не может пошевелиться из-за того, что всё его тело облачено в доспех, а голова зажата шлемом. И пластоидная броня, обычно удобная и лёгкая, отчего-то немыслимо тяжело навалилась на него и придавила. И только постепенно наливается горячей влагой термокостюм на груди и на спине – сочась по капле, из ран вытекает кровь, а вместе с нею истаивает жизнь… Но туман, окутавший поле боя, постепенно редеет, и, раздвигая горелые, горькие запахи войны, в сгустившийся над ним воздух вплывает запах земли, луговых трав, болотной осоки… И в бесконечной, уже очищенной от дыма выси становится видна маленькая, бледная, смутно мерцающая звезда… И он поворачивает голову, чтобы лучше видеть эту звезду. И ощущает от этого движения острую боль на лице; чувствует запах крови, ловит её солоноватый вкус на пересохших губах… И всё-таки продолжает смотреть на эту живую, чистую искру в вышине, не вполне осознавая ещё, почему же видит её сам, собственными глазами, не через визор шлема…
…И ему снова не дали раствориться среди этих звёзд, стать частью земли, прорасти травой на её неровной коже, иссечённой шрамами войны… Он ведь ещё тогда, кажется, мечтал об этом…
Но он оставлен жить. Кому-то он, стало быть, нужен…
Арис… С какой нежностью она ухаживала за ним, беспомощным – терпеливо, беспрерывно… Он не сразу подобрал слова, чтобы поблагодарить её за спасение. Если бы не её спокойствие, если бы не её руки, вовремя перевязавшие ему раны – он не дотянул бы, не выжил. Она спасла его…
…Но не для себя… Нет, конечно… Она не отходила от него всё то время, что ему пришлось провести в больничной палате. Она ловила каждое его движение, каждое слово. Даже на ночь устраивалась рядом, сворачиваясь комочком на соседней пустующей койке. Иной раз, когда она засыпала, а к нему сон не шёл, он поворачивался и смотрел на неё. Ему хотелось молча, не дыша, любоваться ею, подолгу замирая на каждой крохотной чёрточке её юного, небесного лица, на каждой линии её совершенного тела. Но едва он осмеливался коснуться взглядом родинки у неё на шее, розовой, полупрозрачной раковины её уха или сомкнутых ресниц, его захлёстывала волна непреодолимой, земной тяги к этой девушке – и он, теряясь, стыдясь громких ударов своего сердца, немедленно отводил глаза.
Слишком молода… Слишком прекрасна для того, чтобы вообразить её рядом с собою – не сейчас, в больнице, а всерьёз, навсегда… Чтобы эти хрупкие плечи, эту гибкую, изящную спину трогало потными лапами старое чудовище с порезанной, кое-как заштопанной шкурой, выползшее на свет из окровавленного кокона композитной брони…
…И в ушах опять раздавался, словно выстрел, резкий треск – и он снова, обливаясь горячим потом, видел сквозь визоры шлема, как беззащитно вздрагивает маленькая, тонкая девушка с узлами чёрных кос на затылке, и как сжимают края её разорванной одежды закованные в поручи руки офицера штурмовиков. Как издевается его мерзкий голос, искажённый вокодером – швыряя ей в лицо, словно плевки, унижения и угрозы… И нельзя ни шевельнуться, ни вздрогнуть, ни выдохнуть – чтобы не выдать себя ни единым движением, ни единым звуком. Весь подшлемник, вся шея, вся спина его взмокла, и руки готовы вот-вот задрожать… И он стоит навытяжку у битой стены, залитой каким-то вонючим дерьмом – и знает. ЗНАЕТ – каждую мысль, каждое слово, каждое сокращение мышц того штурмовика в поцарапанном шлеме, с оранжевой меткой лейтенанта на левом плече.
…Вам ли не знать этого, капитан ТН-40726...
Ему часто снился тот допрос. Снилась Нимаиса, отлетающая в грязь, снилась Кэйна, закрывающая от ударов лицо… Снился безумный взгляд Далора и побледневшая, испуганная Арис… И он просыпался всякий раз, ощущая, как в руку ему снова и снова горячей струёй льётся кровь, хлынувшая из перерезанного офицерского горла…
…Нет… Он не посмеет прикоснуться к ней. Особенно теперь, когда Арис тоже ЗНАЕТ…
И всё же – желчью обиды и ревности наполнилось сердце, когда понял: ей нравится другой. Щеголеватый, бойкий парень, подтянутый и весёлый – из тех, в кого и влюбляются тихие скромные девчонки… Что ж, пусть так… Лишь бы не обидел её… Лишь бы сохранил.
Совсем скоро они с Арис расстанутся навсегда. Теперь, когда его больше не беспокоят раны, и планете Надзее не грозит новая атака Империи, не остаётся ничего, что могло бы связать их – кроме его ненужного чувства… Но разве он смог бы сделать счастливой такую, как Арис?.. Нет... Он может только запомнить её.
Но он жив… И поэтому – что дальше?.. Что-то, очевидно, должно быть дальше…
…Особенно остро настигла эта мысль в тот момент, когда в широких блестящих коридорах крейсера Сопротивления он увидел встречу Нимаисы с сыновьями. Как они бросились к ней, едва раскрылись створки лифта – два совершенно одинаковых, высоких мон-каламари – с такими же вытянутыми голыми головами, как у неё, с такими же огромными золотистыми глазами, наполненными счастьем… Как Нимаиса с тихим вскриком обхватила их обоих за плечи, и как заплакала, прижимаясь к ним…
Семья… То, чего никогда не было у него – и то, на что теперь, видно, следует решиться…
Меньше всего в жизни он рассчитывал когда-либо оказаться на крейсере Сопротивления. Но Арис, конечно, ничего не сказала Нимаисе – и потому у него не было никакой веской причины отказаться от этого полёта. Да и, в конце концов… Ещё немного побыть рядом с ними. И с Арис, и с Нимаисой… И даже с КФ-17.
Да, свои взгляды на дроидов пришлось пересмотреть. Арис со своей пожилой соседкой и не подозревают, что спас их в какой-то мере именно он, этот подвижный болтливый шар с голубыми и синими отметинами… Если бы не он, Тэну никогда не удалось бы в тот вечер встать на место убитого штурмовика.
…Они прилетели на крейсер, стартовав с того самого Западного аэродрома, куда так отчаянно мечтали прорваться. Арис прилипла к иллюминатору – ей ещё никогда в жизни не приходилось покидать своей планеты. А ему до сих пор привычны были все ощущения, которые испытывало тело при взлёте транспорта и наборе высоты. Только иллюминаторов в тех транспортах, которыми он летал, не было. Блёклый свет, тряска, шорох брони – вот и всё. Потому и сейчас он кинул лишь пару рассеянных взглядов вниз, на лес, сливающийся в сплошную зелёную массу, и стал смотреть перед собой – для того, чтобы случайно не взглянуть на сидящую слишком близко Арис.
Размеры крейсера поразили её. Это был вовсе не тот тип корабля, который наблюдали они, испуганные, деморализованные, в небе над Деоном и Фотом – это был настоящий, крупный звёздный разрушитель. Ему самому приходилось видеть и куда большие корабли, но Арис и этот показался пугающе бесконечным.
Сыновья Нимаисы встретили их радушно, даже несколько восторженно. Нимаиса представила их, но сложные, незнакомые имена тут же вылетели у Тэна из головы. Он не совсем понимал, как Нимаиса не путает этих двоих, одинаковых до такой степени, что даже более тёмный пигмент на их красновато-бурой голове располагался в одних и тех же местах. Оба они одинаково двигались, говорили, улыбались, по очереди шевеля своими золотистыми глазами – то левым, то правым… И он, хмыкнув, негромко спросил Арис:
- Как она их не путает?
- Путает, - Арис повернулась, улыбаясь, и голубые глаза её лучились радостью. – Тётя Мая мне рассказывала, что с самого начала их путала… И что им это очень нравилось. Они, бывало, её разыгрывали… И друг друга…
- Мон-каламари вообще все одинаковые, по-моему.
- Ну, что ты… По крайней мере, тётю Маю я узнаю, наверно, из тысячи… Да и ты тоже…
- Не уверен.
Они в целом показались ему неплохими ребятами – пока не выяснилось, что историю спасения матери они представили в героическом свете высшему командованию с просьбой представить к награде и его, и Арис. Он никак не был против того, чтобы за проявленное мужество и спасение раненых, за весь тот ад, через который прошла эта хрупкая девочка, её наградили. Но самому получить награду Альянса было бы гнусно. Он напрямик сказал об этом Арис, пока оба они растерянно ждали, когда командующий примет их:
- Придётся открыть ему всё, как есть… Я не собираюсь получать награду за то, что отправил на тот свет восьмерых своих бывших соратников. Такая награда будет равнозначна плевку в лицо…
- Но ведь ты… спасал нас…
- Арис, да… Но своих убеждений в целом я при этом не менял. Если бы Альянс не поднял мятеж против Империи, мне… вообще не пришлось бы делать то, что я делал.
Она грустно кивнула в ответ.
Довольно вскоре их пригласили в ярко освещённый отсек: напротив высокого иллюминатора, идущего почти от самого пола до потолка, заложив руки за спину, стоял буроголовый мон-каламари, одинаково похожий и на Нимаису, и на обоих её сыновей. Только, в отличие от них, одет он был в парадный китель – скользнув взглядом по знакам отличия, Тэн определил, что перед ними полковник. Но флотский или нет, понять уже не сумел: китель его был светлого, зеленовато-бежевого оттенка, а какой носили высшие чины флота Альянса, он уже не помнил. Впрочем, сейчас это было совершенно неважно… При их появлении полковник обернулся, качнув отростками под нижней губой, и какое-то время восхищённо смотрел на них своими громадными жёлтыми глазами, ничего не говоря. Они с Арис тоже молчали, не понимая, в чём смысл этой затянувшейся паузы. Наконец он улыбнулся и произнёс:
- Ну, что ж вы!.. Проходите…
Этот голос – с нотками иронии, чуточку скрипучий, исполненный до края глубокой, мудрой любви, невозможно было спутать ни с каким другим. Но глаза отказывались верить тому, что видели. И они с Арис, переглянувшись, остались стоять – вероятно, вместе полагая, что это лишь галлюцинация. Равно как и дроид, один в один похожий на КФ-17, с отрывистым писком, напоминающим хихиканье, выкатившийся из-за стола… Мон-каламари, укоризненно покачав на всю эту сцену своей бурой головой, улыбнулась и добавила:
- Детки!.. Вы уж простите, что сразу не сказала!.. Полковник Рикс – это я.
* * *
Конечно, ничто не бывает случайным… Но с высоты прожитых лет ей всё чаще казалось, что весь смысл той долгой жизни, что она без остатка отдала профессиональному спорту, укладывается лишь в одну фразу:
- Простите… вы, случайно, не Нимаиса Рикс?..
…Он был тогда стремительным, весёлым, лёгким, с яркими искорками в золотистых глазах… Вот таким, как Миракс – но только мон-каламари. И, конечно, он был уже чуть постарше... Но правда: Миракс чем-то напомнил ей мужа.
Так они с Амосом и познакомились тогда… Именно здесь, на Надзее. И он говорил потом, что если бы не её громкий спортивный титул, ни за что не решился бы тогда подойти к ней и заговорить… Сам всерьёз занимался плаванием в детстве (да, Господи, там, на Даке – кто же не занимался им в с е р ь ё з ?!), а потом смотрел соревнования… И просто не поверил глазам, когда встретил её здесь, на краю Внешнего Кольца… Подумал, что обознался, и всё же – решился подойти, заговорить… Ну, а ей, если б не это, тоже ведь не хватило бы дерзости растопырить плавники в сторону такого красавца…
Да-да, те без малого двадцать пять лет, проведённые в воде, в состоянии амфибии, вечно стремящейся к новому рекордному рывку, только и были ради одного этого мига, ради первого взгляда его золотистых глаз, которым она сдалась сразу же, в глубину которых нырнула без сомнений, раз и навсегда…
Он предположил тогда, что она прилетела судить какие-нибудь соревнования – давно ведь оставила большой спорт, уже несколько лет не плавала… И очень удивился, узнав, что теперь она работает на верфи – там, где создаются современные, мощные корабли для сил Сопротивления.
Оказалось, он – лётчик-испытатель, и в бескрайние просторы космоса привело его то же самое желание, что и её вытолкнуло когда-то на сушу: поиск своего круга, поиск возможности вернуть мир в Галактику, остановить Империю и предотвратить новые войны. Он тоже веровал в Бога – иначе, чем она, но оба они одинаково мучительно переживали, что где-то, на других планетах, таких же мирных, как Дак, идёт война и проливается кровь простых существ, которые были созданы Богом для любви, для радости и для жизни – и чужая злая воля отнимает у них всё то, чем они владеют по праву… И совсем не утешалось сердце словами о том, что на всё воля Божья… Помимо Божьей, есть ещё человеческая воля. И она жадно рвалась помочь – хотя бы чем-то! Оказаться рядом. Утешить. Отвести удар. Или – предотвратить…
Это ещё больше соединило их – сильнее, чем взаимная тяга друг к другу, чем само по себе создание семьи. Это был их общий круг, их общая боль. Поначалу оба старательно и жадно окунулись в такую желанную семейную жизнь; один за другим появились дети. Даже рождение первенцев-близнецов нисколько не охладило их пыл; двоих детей им показалось кощунственно мало для настоящей семьи.
И всё же… Где-то в сознании постоянно горело, будто ночной костёр на дальнем, скрытом в тумане, берегу: вы здоровы, вы счастливы, вы оба трудитесь – в целом – ради мира в Галактике, но… это далеко не всё, что вы могли бы сделать. И вы прекрасно отдаёте себе отчёт в этом – оба.
Первым сдался Амос. Они с мужем часто говорили об этом; его решение порвать с тыловыми испытаниями звездолётов и записаться пилотом в состав армии Сопротивления не стало неожиданностью для неё. Равно как для мужа – её требование прежде обучить лётному мастерству её саму. Ради этого он на год отложил свои планы; под его руководством Нимаиса сделала первый шаг в небо – внутрь своего нового круга…
Амоса приняли в ряды повстанцев без колебаний, а её, как и предполагалось, отправили учиться. Но оба вскоре поняли, что в боевую эскадрилью ей не попасть: в той части, куда оба они вступили, командование установило довольно жёсткие порядки. Женщин охотно обучали пилотированию – но впоследствии никогда не сажали за штурвал. И, проучившись для проформы пару месяцев, Нимаиса Халибут навсегда исчезла из их поля зрения. Исчезла ещё на год – чтобы по прошествии его за штурвал крестокрыла сел новобранец Нимай Рикс.
Она никогда не проигрывала, если решала биться до конца. И, взобравшись на верхнюю ступень пьедестала, никому не уступала свой титул. Она привыкла добиваться безупречного владения своим телом, и никогда не прекращала тренировок… Нечто похожее было и здесь – только теперь нужно было безупречно владеть и собою, и огромной подвижной машиной. Нужно было научиться так понимать её всю, так чувствовать, чтобы сливаться с нею в единое целое в стремительном и точном полёте… Никому из простых пилотов, кроме неё, не удавалось достичь таких высот за столь короткий срок – во всяком случае, так считал Амос. Что ж; ему, как испытателю, очевидно, было виднее. Она записалась в другую часть; они служили в разных эскадрильях и виделись катастрофически редко. Обоих тянуло назад, в привычное тепло прежнего, семейного, уютного круга – но оба понимали, что не сумеют надолго там задержаться…
Родители не осуждали их открыто – но, судя по всему, не особенно и понимали. Зачем рисковать жизнью?.. Какие пилоты?.. Что, у Альянса своих не достаёт?.. Да что вам, плохо жилось, что ли?.. Детей видите хорошо, если раз в месяц!.. А если вас убьют?!
И Амос как-то ответил отцу – довольно резко:
- Да, убьют. Я для того и записался добровольцем в Сопротивление, чтобы убили меня, а не детей. Ни моих, ни чужих…
Довольно глупо не признавать, что зло имеет и возможность, и власть простирать над миром свою кровавую руку. Это неизбежное следствие падения человека, его разрыва с Любовью, создавшей этот мир, это его исковерканная воля, не желающая ни делиться, ни принимать, ни прощать… И те, в ком всё ещё горит искра милосердия, нежности, сострадания, любви, оказываются совершенно беззащитны перед этой чуждой, чёрной силой, сметающей их с лица мирных планет, превращающих в пыль и пепел…
Неужели никто не встанет на пути у этой силы?.. Неужели никто не пресечёт её губительного движения? Неужели никто не защитит тех, кто никогда не сможет взять в руки оружие?..
«Да, убьют»… И его действительно убили. Он сгорел, подбитый в атмосфере, вместе со своей боевой машиной – возможно, даже не успев понять, что погибает…
А она осталась. И стала тянуться вверх, наращивая силу, проявляя в боях сперва невероятное хладнокровие, потом – отточенное мастерство, а после, бывало, и неслыханную дерзость. Она быстро взбежала вверх по карьерной лестнице; впрочем, это мало повлияло на неё. Лишь оказавшись в чине полковника, она постепенно сменила кабину истребителя на один из командных отсеков звёздного разрушителя. Командование довольно быстро обнаружило в ней дипломатический дар; в составе делегаций Альянса она нередко отправлялась на переговоры. Это и стало для неё наивысшим счастьем – возможность с помощью ёмких, точных, продуманных фраз сохранить тысячи, а то и миллионы жизней…
…Старшие сыновья пошли в отца – и, едва достигнув совершеннолетия, не колеблясь, бросились следом, по стопам родителей – к великому огорчению всех бабушек, дедушек и дядюшек, и к огромной радости её самой. Они горели тем же непреодолимым желанием – отвести жало беды от тех, кто не сумеет сделать это сам… Не по слабости, не по глупости – а по силе жить так, как заповедано Богом – в созидании, в мире и любви…
И только тогда, сражаясь плечом к плечу со своими сыновьями, Нимаиса поняла, что уже безнадёжно стара. Что силы её иссякают... Во всяком случае, именно так ей показалось тогда. Сыновья сменили её на посту; купив домик на той самой планете, где когда-то она познакомилась с их отцом, она ушла на покой – не прерывая, всё же, связи ни с детьми, ни с прошлым… Так и текла её жизнь, так и пребывала в мирном сне её душа – целых четыре года, до тех самых пор, пока тренированные глаза пилота не выхватили в небе над Деоном силуэт имперского крейсера…
…Как ярко вспомнилось это теперь, когда мальчишки выбежали ей навстречу, когда она обнялась с ними после долгой разлуки – обнялась, вернувшись практически из-за черты…
И теперь, немного путаясь от волнения, перескакивая с одного на другое, она вкратце изложила вехи своей жизни Тэну, Арис и КаЭф – и все они, кажется, были ошеломлены этим рассказом… Как это странно – когда твоя привычная жизнь, которая кажется тебе такой примитивной, логичной, лёгкой – вдруг вызывает удивление, едва ли не восхищение у других…
- Тётя Мая… Я просто… Поверить в это не могу!.. Хотя… Вы так метко стреляли… И бежали так быстро тогда… Да, теперь я понимаю!
- Ну конечно, Арис, милая моя… Я же знала, что здесь, у нас, базируются наземные части. Поэтому никогда прежде и не рассказывала тебе ничего… Хотя это и был самый важный круг моей жизни… Из которого я и не вышла. Ведь сейчас, мои дорогие, после всего, что нам с вами пришлось пережить, я поняла, что рановато покинула пост. Моё дело ещё не завершено. Я ещё могу послужить Галактике – прежде всего в дипломатическом ключе… Так что, как бы напыщенно это ни звучало, вы вернули Альянсу одного старого верного солдата.
Она заметила, как при этих словах Арис очень осторожно покосилась на Тэна. Но он лишь напряжённо думал о чём-то, гладя пальцами подбородок, а потом спросил:
- Выходит, штурмовики знали ваше имя, но не знали вас в лицо?
- По-видимому, именно так. Да, к тому же, меня долго считали мужчиной. Благо с моей внешностью поддерживать эту иллюзию было совсем несложно… Вот так и получаются мифические полковники под девичьей фамилией.
Ощутив, что сердце снова бьётся чуть быстрее, чем нужно для безупречного старта, она на мгновение опустила взгляд и, поправив манжет кителя, произнесла, взглянув на Тэна:
- Надеюсь, теперь вы оба понимаете, почему мои мальчишки так упорно желали выбить для вас медали. Однако – ну, теперь-то мы можем быть друг с другом откровенными до конца – Тэн, дорогой, я подозреваю, что ты едва ли почтёшь за честь такую награду…
Тэн поспешно встал. Она поднялась со своего стула и увидела, как Арис испуганно вскочила тоже – вероятно, ей почудилось, что Тэн собирается сказать какую-то гадость, кинуть ей в лицо резкое оскорбление или просто развернуться спиной и уйти прочь, не смирившись с открывшейся правдой…
Но он лишь сделал шаг вперёд, к ней, чуть пригнув голову, и спросил:
- Откуда вы узнали, что это так?..
Она ждала этого вопроса. И, не сумев скрыть улыбку, сказала:
- Ну, о том, что ты едва ли простой егерь, я задумалась всерьёз после стычки с бандитами. Но комлинк… окончательно рассеял все мои сомнения.
- Комлинк? – удивилась Арис. – Но Кэйна сказала мне, что это был комлинк Сопротивления!..
- На допросе?
Арис закивала.
- А-а! – она выдохнула и на мгновение взглянула вверх, сквозь низкий поблёскивающий потолок отсека. – Это был МОЙ комлинк. И клянусь вам, детки: это был самый страшный момент за всё наше приключение. Честное слово. Я даже ребят на захваченном АТ-СТ испугалась меньше, чем его тогда, на допросе…
- Я-то подумал, что это старьё принадлежало Кэйне, - присаживаясь обратно, сказал Тэн; рука его упёрлась в колено, весь корпус подался вперёд.
- Нет, это был мой… Именно через него я держала связь с моими мальчишками. Так уж у нас повелось... Уходя, я забрала его из кара. Не исключаю даже, что я была одной из первых, кто сообщил Альянсу о нападении на Надзею. Я держала связь со своими пацанами до тех самых пор, пока мы не попали в окружение. Тогда, попрощавшись с ними, я выбросила передатчик. Едва ли кто-то из солдат заметил это – во всяком случае, мне казалось, что это было так… И, увидав его на допросе – несмотря на всё то, что уже успел сообщить мне КаЭф!– я на какой-то момент всерьёз решила, что мой комлинк штурмовикам передал именно ты, Тэн…
- Да, это меняло бы дело, - усмехнувшись, произнёс тот.
- В корне, дорогой мой!.. Вот тогда я действительно, до чёртиков, прости Господи, испугалась… Но последующие события, слава Богу, опровергли эту версию.
- Да, слава Богу… - теребя кроткий рукав платья, пробормотала Арис. – Ох, тётя Мая!..
- Да, детка… Да, так вот, я не договорила про комлинк... Переодеться в штурмовика может по большому счёту кто угодно. Но притвориться штурмовиком может только штурмовик. Вот, к примеру, знала ли ты, что комлинк имперских солдат вставляется в шлем изнутри, а его каналы переключаются с помощью языка?.. Более того: если снять шлем с убитого, частота связи будет автоматически уничтожена – для того, чтобы противник не смог ни подслушать переговоры имперцев, ни сам притвориться штурмовиком…
- Да, всё так, - подтвердил Тэн. – Перед тем, как снять шлем, штурмовик должен нажать кнопку управления комлинком. Настоящий бич новобранцев. Поначалу многие на этом горят.
Он вновь резко встал и, пройдясь по отсеку, заговорил – чётко, торопливо:
- Но во время боя комлинк может быть повреждён. А может просто выйти из строя по какой-то другой причине. Иногда солдаты носят с собой запасные. Но, чтобы отсоединить один и вставить другой в боевых условиях, всё равно необходимо нажать кнопку внутри шлема, пока он надет. Поэтому если бы не КаЭф, у меня ничего бы не получилось. Я снял шлем с одного солдата и показал ему, где эта кнопка... И он сумел пролезть манипулятором через зазор и отсоединить комлинк у другого бойца. Дальше было уже проще. Правда, я волновался, и не сразу поймал нужную частоту… Я понятия не имел, какой голос был у этого солдата, когда он ещё не был трупом. Но лейтенант всё же поверил мне… Да и едва ли он вообще мог подумать, что на связь вышел кто-то другой…
Дроид, подкатившись к его ногам в конце этого монолога, задрал голову и издал долгую, изобилующую переливами, трель.
- Он говорит, что даже предположить не мог, на что тебе пришлось пойти ради того, чтобы спасти нас всех… - тихо перевела Нимаиса.
Тэн кивнул, прикрывая глаза, и морщины на его лбу, между бровей, прочертились глубже и резче.
* * *
Да, теперь-то всё объяснилось! И прекрасная физическая форма тёти Маи, и её выдержка, и меткость, и феноменальное хладнокровие… Но – Господи, да это всё равно не укладывалось в голове!..
И, кажется, не только у неё в голове…
…Нимаиса, конечно же, решила остаться здесь, рядом с сыновьями – а в дальнейшем планировала лететь на переговоры в составе делегации Альянса. За то время, пока выздоравливал Тэн, Альянсу удалось добиться, чтобы Империя отступила – однако все понимали, что ради безопасности Надзеи силам Сопротивления необходимо будет либо покинуть её в ближайшее время, либо, наоборот, превратить в укреплённую базу. И в том, и в другом случае мирным жителям лучше было бежать без оглядки, не ожидая повторения единожды случившегося ада. И потому тётя Мая предлагала остаться с ней – и ей, и Тэну. Но Тэн отказался, объяснив, что не может бросить свой лес, в котором одном находит хоть какой-то смысл и ради которого готов вернуться туда, на землю.
Арис колебалась. Теперь, когда Тэн сообщил, что собирается вернуться туда, в привычный круг егерских забот, она с грустью осознала: видимо, он не захочет даже дружить, как ей мечталось вначале… И уж тем более посмеётся, если она полезет к нему со своими признаниями. Да и вообще… Для того, чтобы понравиться такому человеку, как Тэн, надо быть, наверное, такой, как тётя Мая. Только помоложе… Умело пилотировать если не истребитель, то хотя бы кар; защищать в бою тех, кто тебе дорог, знать хоть какое-то ремесло, или хотя бы разбираться в лекарственных травах… А не работать посудомойкой в дешёвой столовке. И не плакать без конца из-за любой ерунды.
Что ж… Но может быть, ей всё-таки вернуться на Надзею вместе с Тэном?..
Зачем?.. Ей некуда возвращаться. Правда, лучше остаться здесь, с тётей Маей. Как решил остаться КаЭф… Да и, в конце концов… Разве не нужны посудомойки на звёздных крейсерах?.. Хотя нет, не нужны… Здесь всё иначе, здесь всю рутинную работу выполняют дроиды. Но где-нибудь, в каком-нибудь отдалённом уголке Галактики, наверное, всё-таки нужны…
Они пообедали все вместе – она, Тэн, Нимаиса и её сыновья. И оставалось полтора часа до шаттла, летевшего обратно, на её родную планету. Тэн улетал на этом шаттле, и она пошла проводить его – и попрощаться. Они оба – Тэн с закинутым за плечо рюкзаком и она, растерянная, не знающая, куда деть руки, в молчании шагали по ярко освещённому коридору. И Арис вновь ощущала, что её мысли похожи на скомканный бумажный шар, катающийся по воле ветра. Она не могла подобрать ни слов, ни фраз; не представляла, что будет говорить Тэну в момент расставания – и ужасно боялась расплакаться перед ним, как маленькая… Только одно понимала твёрдо: что смолчит о своём глупом чувстве. Ну, правда, зачем оно Тэну…
Из окна отсека, где они обедали все вместе, был хорошо виден край посадочной платформы – и Арис, сидевшая лицом к окну, невольно наблюдала, как плавно прибывают и величественно стартуют в безвоздушное пространство различные корабли. Ей, маленькому земному существу, никогда прежде не приходилось видеть такой грандиозной космической картины. И, шагая по коридору, она невольно думала: через полтора часа точно так же – незабываемо, неповторимо – поплывёт на фоне звёздного неба и тот вытянутый светлый шаттл, который унесёт с собою Тэна… Увидятся ли они ещё когда-нибудь?.. Едва ли…
Она не могла сказать, почему – но один из кораблей, скользнувший из чёрной мглы в глубину посадочной платформы, как-то особенно привлёк её внимание, и не шёл теперь из головы: всё висел перед глазами, будто дрейфовал в невесомости. Лёгкий, манёвренный корабль со стремительным силуэтом – должно быть, чей-то частный шаттл, а может, даже истребитель… Она не разбиралась в таких нюансах. Он и запомнился ей, наверное, лишь потому, что по бортам его и на крылья были нанесены яркие полосы – оранжевые, как закат, и розовые, как его отсветы в засыпающем озере. Но ей отчего-то показалось, что именно этот корабль скрывает в себе что-то очень хорошее – людей, или груз… Она не знала. Возможно, виной этому было лишь обострившееся после испытаний детское желание радости, доброты и красоты…
Впереди, в дальнем конце коридора, куда они направлялись, то и дело раздвигались створки лифта, выпуская и впуская пассажиров. Арис не следила за ними – для неё, провожавшей Тэна, все прочие люди – любых рангов, любых рас – были сейчас не более чем подвижными тенями, тонкими силуэтами, бегущими вдоль освещённых стен. Но внезапно, ощутив странное волнение в груди, она подняла голову – в тот самый момент, когда створки лифта в очередной раз разошлись в сторону. И увидела, как из кабины решительными, крупными шагами вышел худой человек в высоких сапогах, в бежевой тунике с широкими рукавами, подпоясанной кожаным ремнём. Вернее, в первый момент Арис показалось, что он одет именно так. Лишь когда электрический свет смягчил контуры теней и разгладил складки на его одежде, она увидела, что на нём надето простое пончо. Именно такое, какие обыкновенно носят фермеры – из грубой ткани, с незатейливым рисунком, тёмные полосы которого издалека кажутся похожими на ремень... Она не сразу поняла, почему обратила внимание на этого человека. С мгновение взгляд его синих глаз растерянно искал кого-то среди спешащих людей – но почти тут же выхватил Арис. Густые брови мужчины взметнулись вверх, глаза засияли – и он сделал шаг вперёд, в её сторону.
Она тоже смотрела ему в лицо, обрамлённое тёмной седеющей бородой – и, едва стало ясно, что глаза не обманули её, бросилась прямо в его раскрытые объятья:
- Дядя Реус!..
- Арис!..
Она немедленно нарушила данное себе обещание не реветь, и расплакалась, повиснув у него на шее. Он крепко обнял её и прижал к себе – и всё её тело наполнилось ощущением дикого детского восторга от родного, почти забытого прикосновения к виску, щеке и шее мягкой дядиной бороды.
- Арис!.. Я так боялся упустить тебя!.. Я так рад тебя видеть!..
- Дядя Реус!.. А как я рада!.. Ой!.. А ты разве знал, что я здесь?
- Ну, конечно, знал… Я к тебе и летел... Арис, дорогая!
Он отстранил её от себя, держа за плечи, всмотрелся в её лицо:
- Боже мой… Какая же ты красавица… Какая ты стала взрослая!..
- Дядя, перестань… - она смутилась; и в этот миг вспомнила про Тэна. Обернувшись, заметила, как внимательно Тэн смотрит на Реус-Тая – словно бы изучая его. Что-то странное, неуместное для такой встречи сквозило в его глазах; и, хотя лицо его было совершенно бесстрастным, взгляд в одночасье стал жёстким, каким-то ледяным.
Арис, шагнув к нему, сказала:
- Тэн… Это мой родной дядя, Реус-Тай… – и обернулась:
- Дядя!.. Это Тэн… Это… Если в двух словах – он спас меня от смерти!.. И ещё тётю Маю… Ну, ты же помнишь её…
Реус-Тай кивнул в ответ, но синие глаза его точно так же были устремлены на Тэна. И в них тоже было что-то такое, чего она никогда не видела прежде в дядином взгляде. После короткой паузы он произнёс – как ей показалось, слегка растерянно:
- Да, я… знаю, что с вами произошло…
Тэн указал на Арис:
- Я сам остался в живых только благодаря ей.
Реус-Тай рассеянно кивнул:
- Это я тоже знаю… Но я… Мне просто… неимоверно трудно подобрать сейчас слова… Вы не представляете, как Арис дорога мне… И вы… ВЫ спасли её!..
Он продолжал смотреть на Тэна, словно надеясь, что тот как-то поможет ему сформулировать более полно и точно то, что вылетело лишь скупыми обрывками фраз. Но Тэн не спешил приходить ему на помощь. Слегка опустив голову, он замер на мгновение, а потом быстрым жестом протянул Реус-Таю свою ладонь:
- Вот вам моя рука. Пожмите её, если желаете.
Арис почудилось, что дядя Реус отчего-то ошеломлён таким ответом – он медлил целую секунду, прежде чем шагнуть к Тэну и крепко сжать его руку. Они вновь обменялись долгим взглядом глаза в глаза; и дядя спросил, не выпуская руки егеря:
- Вы… возвращаетесь? Летите на землю?..
- Я – да…
- Арис, а ты разве остаёшься?
- Ну… да… Меня тётя Мая убедила… Она тоже здесь… Я просто собиралась проводить Тэна…
- А, вот как… Ну что ж, хорошо… Я тогда подожду тебя в гостевом отсеке. Я ведь и прилетел, собственно, чтобы с тобой поговорить…
Арис хотела сказать ему: конечно, подожди, я провожу Тэна… Но Тэн опередил её:
- Шаттл стартует через полтора часа. По-моему, нет смысла заставлять твоего дядю так долго ждать. Иди с ним… Если успеешь, придёшь перед отлётом. А нет – ничего страшного. Спасибо тебе за всё. Удачи. Прощай.
И, коротко кивнув ей и Реус-Таю, быстро зашагал к лифту, не оборачиваясь.
…Броситься за ним на глазах у дяди?.. Крикнуть что есть сил «Тэн, подожди!»?..
…И – что?..
Даже если он остановится… Если подождёт её, а она добежит…
…Что она скажет ему?..
Господи…
Теперь уже поздно.
Она сцепила пальцы перед грудью, вздохнула, повернулась к Реус-Таю и старательно улыбнулась:
- Дядя Реус… Ну что ж… Пойдём?..
Он окинул её тёплым, понимающим взглядом – мудрым, с лёгкой грустинкой в глубине, и, притянув за плечи, обнял вновь:
- Пойдём.
* * *
- Значит, ты решила остаться здесь?..
- По крайней мере, пока…
- А куда потом?..
Арис вздохнула и опустила руки на колени, зачем-то взглянув направо, в большой прямоугольный иллюминатор. Времени до отлёта шаттла по-прежнему оставалось довольно много; дядя очень быстро договорился с кем-то и привёл её в маленький светлый отсек, где стояли два дивана и низкий столик, а из окна видны были бесконечные звёздные узоры на чёрной вуали космоса. В отсеке больше никого не было, и они могли спокойно говорить наедине, сколько потребуется. Но Арис по-прежнему желала, чтобы этот разговор продлился не очень долго – тогда, возможно, она ещё успеет спуститься вниз, на платформу, и отыскать Тэна…
Но теперь она сомневалась, действительно ли это ему нужно.
И поэтому простой вопрос дяди – «куда потом?» - заставил её всерьёз задуматься. Ещё две недели назад на вопрос о своём предполагаемом будущем она ответила бы очень просто: выйти замуж, стать женой и матерью. Всё.
Но теперь, чудом избежав гибели, пройдя сквозь все испытания, что уготовали тропы этого леса, узнав подлинную, героическую историю Нимаисы, она понимала, что ещё острее, чем раньше, не хочет оставаться прежней. Той беспомощной девочкой, которую повалил на землю вой имперского истребителя. Тем желторотым солдатиком, так и не сумевшим нажать на спусковой крючок… И вместе с этим она отчётливо понимала, что никогда не сумеет выбрать такую дорогу, которую выбрала для себя тётя Мая. Да, Нимаиса особо выделила – не все, далеко не все могут защитить и себя, и своих близких… И для этого на их защиту поднимаются те, кто могут… Но это казалось Арис ещё более несправедливым, и погружало в ещё большее отчаяние, чем тогда, после перестрелки с бандитами. Ведь теперь стало ясно: такие, как тётя Мая, как её муж и сыновья, жертвуют собою ради того, чтобы сохранить жизнь таким, как она – беспомощным, обыкновенным… И вот она, Арис: куда бы ни улетела она, в какой край Галактики ни подалась бы, судьба у неё будет, очевидно, самая простая: семья и дети… И она будет жить этой простой жизнью, радоваться, любить супруга, любить и растить своих детей… В то время как самые лучшие, самые чистые сердцем, самые удивительные – такие, как тётя Мая! – будут отдавать свою жизнь ради того, чтобы она ела и спала, живя в тепле и достатке… и никогда не задумывалась о том, как жестоко гибнут эти герои, сохраняя чужие – уютные, примитивные мирочки… Разве это честно?..
Но что может сделать она?.. Как может изменить себя?.. Если она не может сражаться, если она не способна убивать?.. Если понимает, что не сумеет так же, по капле, ежедневно отдавать себя другим, как отдаёт та юная врач, тви’лек?.. Что делать ей, если единственное, о чём ей мечталось и мечтается до сих пор – семья! – теперь кажется такой мелкой, ложной, и даже позорной мечтой?.. Сможет ли она быть счастлива по-настоящему?.. Сможет ли подарить счастье своему супругу и детям?..
Можно ли поставить в один ряд супружество – добрую, но самую обыкновенную семейную жизнь, пусть и наполненную уважением, гармонией, любовью – и тот путь, который избрала тётя Мая?.. Разве может быть жизнь простого, слабого человека – не пророка, не святого, не великого учёного, не творца – сопоставима с таким примером самопожертвования и братской любви, который являет собой тётя Мая и подобные ей?..
Но ведь перед Господом все равны. Все одинаково важны ему, и все одинаково любимы... Но всё же… Как же хочется не заплутать в этом жизненном лесу, как же хочется отыскать свою тропу – и быть уверенным, что она действительно ведёт к Богу, а не от Него, в пустоту…
Господь сказал: возлюби ближнего своего, как самого себя… Разве умеет она, Арис, так любить?.. Нет… Отдать свою жизнь – всю, без остатка! – ближнему, которому это действительно необходимо?.. Увы… Разве возможно такой крохотной, жалкой, скупой любовью, как у неё, в самом деле изменить в этом мире хоть что-нибудь?..
Ох, нет…
- Знаешь, дядя… Я пока не очень себе представляю, что дальше.
- Ну, я спрашиваю не из праздного любопытства. Возможно, ты захочешь улететь со мной…
- Ой!.. А что, это реально?..
Он улыбнулся ей:
- Да подожди ты. Я сначала тебе всё объясню, а потом уже решим, летишь ты со мной или нет… Хорошо?
- Это что-то серьёзное?
- Более чем… Скажи, ты слышала когда-нибудь о… Силе? О рыцарях-джедаях?..
- Слышала, конечно. Это же на истории проходят… Во всяком случае, мы в интернате проходили.
- Хм, а мы нет… - дядя усмехнулся в усы, - наверное, в наше время программа была другая.
Арис хихикнула:
- Ты как папа, всё время забываешь, какой ты старый на самом деле!
Реус-Тай расхохотался. Она с наслаждением слушала этот смех – звонкий, родной, так похожий на смех её отца… И она тоже засмеялась – от счастья, что может вот так шутить сейчас, может хохотать над своей же глупой шуткой, а человек, сидящий напротив, поймёт её радость… Посмеявшись, дядя спросил – но плечи его всё ещё вздрагивали:
- Ну так… Чему вас там учили про джедаев?..
- Ну… Они были во времена Галактической Республики. Могущественные воины со сверхъестественными способностями, которые сражались на световых мечах. Во всяком случае, нам говорили так… Это верно?
Реус-Тай перестал смеяться и согласно кивнул:
- Да, верно. Действительно, самое знаменитое оружие джедаев – световой меч… Знаменитое, но не главное. Знаешь, откуда у этих самых джедаев бралось всё то, что называется сверхъестественными способностями? Всё это они черпали в Силе. Да… А Сила – это то, что есть в каждом живом существе; то, что объединяет весь наш мир в единое целое. Так вот, каждый рыцарь-джедай обладал знаниями о Силе. И именно связь с нею и служение ей и делала джедая джедаем…
Под конец его монолога Арис напряглась. Когда они виделись в последний раз – года полтора тому назад, уже в Фоте – она как раз собиралась креститься, и без утайки рассказала дяде о том, что наконец, после долгих лет уныния и пустоты, сумела обрести настоящего, Живого Бога. И ей казалось, что дядя понял её тогда и даже в какой-то мере одобрил; сказал, что рад… Не пожал плечами, не скривился – мол, что ты там можешь соображать и осознанно выбирать в свои шестнадцать… Однако то русло, в которое Реус-Тай неожиданно направил этот разговор, не понравилось ей. Почему-то сразу тронуло подозрение, что, заводя его в этом ключе, с относительно нейтральной беседы про джедаев дядя вскоре плавно перейдёт на ту ересь, которую сам считает единственно верной картиной мира. Но ссориться с ним, чуть ли не ради одного этого разговора прилетевшим с другого края Галактики, Арис не хотелось категорически. Она не могла понять, что будет лучше – молча выслушать всё, что он скажет, или же сразу прервать его и напомнить о своей вере во Христа…
Она выбрала последнее.
- Ну, они не знали Истинного Бога…
- Да нет, думаю – просто называли его иначе. В общем, Сила – это и есть Бог, если хочешь.
Арис не хотела. Её осторожный намёк дядя явно пропустил мимо ушей; теперь оставалось лишь вежливо выслушать, что он скажет, и таким образом избежать ссоры.
Между тем время шло; до отлёта шаттла оставался всего час. Арис кашлянула:
- Ну, в общем… Я поняла: джедаи верили в Силу, а она давала им сверхспособности. И что?..
- Ну-у… не совсем так, - глубоко вздохнув, Реус-Тай поднялся с дивана и, пройдясь по отсеку, остановился у окна, заложив руки за спину – точь-в-точь как тётя Мая несколько часов тому назад. Но тётя Мая светилась уверенностью, счастьем и вся наполнена была той мудрой любовью, что так притягивала Арис – а дядя явно был растерян. Он как будто мысленно перебирал и перебирал слова, никак не понимая, с чего начать – а нужные всё не шли, всё не давались…
…Совсем как там, в коридоре, когда она представила их с Тэном друг другу… И дядя смотрел на него так странно… Не могли ли они встречаться когда-либо прежде?.. Да едва ли… На планету к ним дядя прилетал не так уж часто, а охотой он не увлекался. Не мог же он знать Тэна в лицо прежде, когда тот ещё был штурмовиком…
- Дядь, извини, пока ты думаешь: а ты что, знал Тэна раньше?.. Ты как-то так посмотрел на него… Так, точно вы уже виделись.
Реус-Тай обернулся:
- Гм… ну… у него нестандартная внешность. Мы не были знакомы… Это ты мне его представила.
Только тут она сообразила. Ну конечно же: шрам... Особенность лица Тэна, к которой она давно уже привыкла и перестала обращать внимание – а дядю, увидавшего егеря впервые, его шрам, разумеется, смутил. Как и её тогда, на дороге…
…Как же это было давно…
Дядя опять вздохнул – приблизившись к ней, сел на краешек дивана – так, чтобы видеть её лицо – и сжал ладонями свои колени.
- Видишь ли, Арис… Я, конечно, понимаю – тебе кажется странным, почему я вообще заговорил об этом… Я отлично помню, что ты веришь в Бога, и… очень хорошо, что ты в Него веришь… Но что касается Силы – она реальна. Она течёт в каждом живом существе. Но в некоторых течение её особенно мощно. Такие люди особенно чувствительны к Силе. И… это не мистика, и не ересь, как тебе кажется. Это зависит лишь от состава крови, и ни от чего более. Джедаи никакие не колдуны. Просто у них в крови больше, чем у других людей, определённых бактерий… Вот поэтому они д р у г и е. И обладают иными способностями. Понимаешь… Это никакая не религия. Если у человека достаточная концентрация этих микроорганизмов в крови – ну, то есть, если он чувствителен к Силе – то рано или поздно это проявится. Сила пробудится, и… человек не сможет не заметить этого.
Арис взглянула ему в глаза – и увидела, что в них, постепенно разгораясь, сияет незнакомый ей, удивительный синий свет. Дядин взгляд стал совершенно другим – всепроникающим, всеобъемлющим, словно космос. Тот самый космос, в который трижды летела она за это время, и в который разом проваливался без следа весь существовавший вокруг мир…
…На уроках им рассказывали только то, что она и озвучила дяде. Но одна из её подруг по интернату – та самая, которую после определили в Деон, к которой ездила она погостить, у которой забыла сумку – и которой, должно быть, уже нет на этом свете… Одна из её подруг увлекалась тысячелетней историей джедаев, и без конца, взахлёб рассказывала Арис об этом. О джедаях, о ситхах, о схватках на световых мечах, о Силе… Из её рассказов Арис уяснила себе, что рыцари-джедаи были очень и очень разными. Но в лучшем своём проявлении это были сильные духом, честные, справедливые существа, наделённые терпением и мудростью, способные разрешать сложные конфликты простыми словами. Подвижники, почти волшебники, ведущие аскетический образ жизни и помогающие и словом, и делом тем, кому нужна помощь... Тринадцатилетняя Арис увлечённо слушала тогда все эти рассказы – ещё не зная Бога, она верила в добрых волшебников, в магические вещи вроде световых мечей и в прочие чудеса... А однажды подруга под страшным секретом доверила ей свою тайну: она вычитала где-то, что джедаи вовсе не исчезли без следа вместе с распадом Републики, как учили их на уроках истории. Что они живы до сих пор. Их осталось очень, очень мало, но они всё так же храбро сражаются за мир и хранят его – где-то там, далеко, на краю Галактики, где на это ещё хватает их добрых сил…
А теперь дядя Реус говорит, что… всё дело только в составе крови…
Откуда он знает всё это?.. Тоже увлекался историей?.. Или джедаи… действительно существуют, как считала Раэла?..
...Папа говорил ей, что брат попал в какую-то секту… или… Или нет?..
…Стойте… Что ещё говорил ей отец про Реус-Тая?.. Неужели…
О, Господи…
Арис поднесла руки к лицу, коснулась щёк холодными пальцами.
- Подожди… Отец обмолвился как-то, что ты… вступил в какой-то Орден… - она вдруг ощутила необычайное волнение – словно была уверена, что от того, что произнесёт сейчас, в самом деле зависит что-то основное, крайне важное… Кое-как уняв дрожь, спросила – тихо-тихо:
- Дядя Реус, то есть ты – д ж е д а й?!
Он взял её тонкие руки в свои крепкие, тёплые ладони – и, глядя ей в глаза так, словно видел сквозь них самое дно её сердца, произнёс:
- И ты.
И она ощутила, как сквозь всё тело её словно проходит разряд – от корней волос до кончиков пальцев на ногах: ударяет горячей волной, смывая на своём пути почти всё, что она прежде знала о себе…
Он наклонился к ней и взглянул прямо в глаза – тем самым, синим, невероятным взглядом:
- И именно поэтому я разыскал тебя здесь.
Она молчала – растерянно, оглушённо – не зная, что ответить… Как говорить теперь?.. О чём говорить?..
Реус-Тай выпустил её пальцы и осторожно погладил по плечу:
- Не пугайся так… Да, всё это правда. Хотя в классическом понимании этого слова ты, конечно, ещё не джедай. Но я ощущаю в тебе Силу. И самое главное – ты сама её в себе ощущаешь. События последних дней очень повлияли на тебя, и… правда же, за это время с тобой наверняка случались вещи, которые были тебе… скажем так… не очень понятны? Необъяснимы с точки зрения обычных представлений о человеческом разуме?
И из памяти Арис, ломая слабые преграды, возведённые на их пути рассудком, поднялись один за другим и вытянулись во весь рост все три её острых, подвижных, осязаемых видения – и чёрный пилот с головой насекомого, и алое пятно не подсохшей краски, и прозрачная безумная Кэйна с малышом в животе…
Сердце застучало так, что разом сбилось дыхание. Арис с трудом сделала вдох – и кивнула, поднимая глаза на дядю:
- Ты что… Тоже э т о видел?..
Он отрицательно помотал головой:
- Нет, что ты… Я не в состоянии видеть и чувствовать в точности то же самое, что и ты. Я потому так сказал, что Сила проявляется всегда в чём-то… непривычном, непонятном. Таком, что… иной раз люди поначалу стараются блокировать свою связь с ней, стараются не прислушиваться к своим ощущениям, не доверять… Ведь всё это кажется им странным, и, в общем… не совсем нормальным. Получается, у тебя это были… какие-то картины, видения… Да?
- Да…
Она шепнула это «да» одними губами – и тут же, немедленно, память, освобождённая от оков и страха, размахнувшись, швырнула ей в сознание то, что до этого мгновения лежало в самой глубине… Лежало, бесцеремонно отвергнутое логикой, навеки придавленное самой тяжёлой плитой разума, снабжённое безупречной надгробной надписью: «Этого не было, потому что этого не могло быть»…
Но это было.
Теперь она знала: это было.
…Вот они попали в плен. Вот штурмовики выстроили их друг за другом, и они пошли гуськом, и она двинулась вслед за Кэйной… И отчётливо видела дорогу – первые несколько шагов, до тех самых пор, пока разум не спохватился: подожди! Ты не можешь видеть дорогу, ведь каска надвинута тебе на глаза!.. И сразу земля под ногами исчезла, заменившись твёрдым, чёрным полукружьем сползающей каски…
…И вот при побеге из плена она споткнулась и упала посреди изрытого пустыря – и штурмовик, бежавший сзади, наклонился, схватил её за руку и помог подняться с земли… И её пронзило осознание – не предположение, не надежда – осознание того, что это и м е н н о о н. И, встав на ноги и рванувшись вперёд, она потому и не отпустила его руку…
…И тогда, у самых корней старого вяза, залитых его кровью, когда бинтовала его, чуть живого – не позволила себе вдуматься, запретила осознавать, что Кэйна почти не помогала… Что полумёртвого, тяжёлого, теряющего сознание Тэна она держала с а м а. Своими руками.
Своей Силой.
А это значит… А это значит – возможно, она в самом деле сумеет сделать для этого мира что-то!.. Что-то настоящее, что-то серьёзное, что-то… очень важное!..
…Она ощущала, что Реус-Тай внимательно наблюдает за выражением её лица, не прерывая её потрясённого молчания, не мешая стремительно лететь её мыслям и ярким вспышкам воспоминаний... Очнувшись, Арис спросила:
- Дядя, так что же… Я в самом деле… Смогу теперь стать джедаем?..
- Сможешь, если действительно этого захочешь. Ведь теперь, при Империи, это очень и очень опасно… Да и по сути это не так-то просто. Для того, чтобы стать джедаем, нужны годы тренировок. И далеко не каждому это удаётся… Но джедай, поистине познающий Силу, становится одним из хранителей мира и покоя в Галактике. Я нисколько не шучу сейчас и не преувеличиваю, Арис…
- Да я знаю… Но... джедай ведь… должен сражаться?..
- Нет. Вовсе не обязательно джедай хранит мир, размахивая направо и налево световым мечом... Как раз наоборот: настоящий джедай – тот, кто редко снимает его с пояса. Ты могла бы принести пользу всему миру, служа ему на благо, умножая добро и охраняя справедливость… Поэтому я и нашёл тебя сегодня. Теперь, когда ты открыла в себе Силу, я хотел предложить тебе лететь со мной. Именно для того, чтобы ты стала джедаем.
Арис глубоко вздохнула, точно человек, очнувшийся от долгого сна; укоризненно взглянула на свои жалко дрожащие пальцы и покачала головой:
- Дядя… Я… так потрясена этим, что… даже не знаю, что тебе ответить…
Он вновь с отеческой лаской коснулся её плеча; поднялся с дивана, взял стакан с водой, стоявший на столике, и протянул ей:
- А ты и не спеши с ответом.
Кинув взгляд на часы над дверью, он вздохнул, взял второй стакан и опустился на диван напротив.
- Видишь ли, Арис… Ещё совсем недавно я полагал, что действительно закончу на этом и предоставлю тебе решать самой, как поступить дальше. Но… Вышло так, что всё изменилось – в одночасье. И в данный момент получается так, что… я сказал не всё. Понимаешь, Арис… Конечно, я не мастер-джедай, я лишь рыцарь, но… в моей жизни было мгновение, когда я очень остро осознал, что все мы – и ученики, и учителя, и даже мастера – постыдно мало знаем о Силе. Сила для нас – как чистая широкая река, где все мы плаваем на поверхности… или ныряем метра на два-три, но не более. А на самом деле Сила – такая бездна, однажды соприкоснувшись с глубинами которой, я был ошарашен, и… по-настоящему испуган. И, по-видимому, именно тебе необходимо узнать то, что я долгое время хранил в секрете, как один из жизненных моментов, к которым не очень-то хочется возвращаться… Чтобы ты смогла принять верное решение и выбрать правильный путь…
Он сделал глоток и замолчал, собираясь с мыслями. Арис ждала, ощущая торопливое биение своего сердца. Наконец, вздохнув, Реус-Тай поставил стакан на место и поднялся. Было видно: то, что он собирается рассказать, по-настоящему волнует его. Поправив рукой густые, с обильной проседью, волосы, он, ещё чуть-чуть помедлив, отвёл в сторону полу своей одежды и снял с пояса неровный чёрный цилиндр, холодный и тяжёлый на взгляд. Подержав его в руке, раскрыл ладонь так, чтобы лежащий на ней предмет был виден и Арис.
- Думаю, ты уже поняла, что это... Каждый ученик прежде, чем стать джедаем, сам мастерит для себя световой меч. Я тоже сделал его. У каждого из нас есть связь со своим мечом; меч не может подвести в бою, ведь это намного больше, чем просто надёжное оружие… И вот однажды – это было довольно давно, несколько лет тому назад – я и мои товарищи по Ордену пришли на помощь только зарождавшимся силам Сопротивления... Но в том бою те, кто хотел мира, потерпели поражение. На планету высадился имперский десант, и мы не успели вовремя уйти… И в сумерках, на берегу заболоченного озера, нам пришлось вступить в схватку со штурмовиками... Мы отбивались, держа их на расстоянии, чтобы дать возможность нашим друзьям уйти. Но постепенно имперцы стали теснить нас, и нам пришлось вступить в рукопашную схватку. Против светового меча не устоит никакая броня; одного удара достаточно, чтобы разделаться с нападающим… и всё же оба товарища мои пали в том бою. Я не смог предотвратить их гибель… Я был в отчаянии; боль за погибших друзей умножила мои силы, и я отбивался так, как, наверное, никогда в жизни – ни до, ни после этого… Я уложил их всех. Кроме одного... Это был сущий дьявол… Сражаясь с другими, я упустил тот миг, когда он бросился к одному из моих погибших товарищей и схватил меч, выпавший из его руки… И мгновение спустя мы вступили в единоборство. Он был невероятно ловок и хитёр, он отражал все мои удары, он легко уходил от них, и бешено, злобно атаковал меня – как дикий зверь, вырвавшийся из клетки… И мне чудилось в этой болотной полумгле, будто это не человек, а чудовище, призрак из преисподней – так быстро он двигался, так точно бил… Ни до, ни после мне не было так страшно в бою, Арис… - он перевёл дух и продолжил, невольно сжимая меч в руках:
- Мне казалось, что наш поединок длится целую вечность. Мы обменялись несколькими скользящими ударами, но оба даже не почувствовали этого… И всё же… Сила была со мной, а мой противник, лишённый связи с нею, наконец стал уставать – и в какой-то момент допустил роковую ошибку. Он оказался открыт моему удару. И я обрушил на него всю мощь своего тела, всю ярость души, пронзённой отчаянием... Я вложил в этот удар всю силу своего меча!.. И… я понимал, что д о л ж е н был убить его – но к великому своему ужасу и удивлению понял, что… промахнулся. Этого не могло быть. Но это было так. Я лишь ранил его… Он потерял равновесие и упал; его меч погас... В тот миг я решил, что Сила даёт мне шанс покончить с врагом. И я знал, что второй раз не промахнусь. Я вздёрнул меч над головой – и…
Реус-Тай раскрыл ладонь перед собою и взглянул на чёрную рукоять своего меча – Арис заметила, что пальцы его дрожали.
- И тогда… клянусь, Арис – кто-то схватил меня сзади за руку. Не больно, но так крепко, что я не смог пошевелиться – я только вскрикнул от неожиданности и страха… И в ту же секунду меч погас в моей руке… Я обернулся, как безумный – но… никого не было рядом!.. Я был один… Точнее, нас, живых, оставалось только двое: я и тот штурмовик… Я видел, что лишь задел его, но я… Я так испугался того, что произошло, что… позорно бежал с поля боя. Туда, где ждали наши друзья… Они уже не чаяли увидеть меня живым…
Он тяжело, взволнованно дышал; взглянув ей в глаза своим глубоким, синим взглядом, он, отложив меч, дрожащей рукой коснулся волос над левым виском:
- Арис… Я должен был убить его ещё тем, первым ударом. Вот сюда. Я должен был разрубить ему голову… Но мой меч лишь рассёк ему шлем и скользнул по коже...
Он приложил пальцы к лицу и провёл наискось, от лба к подбородку; и совсем тихо добавил:
- Вот так…
Арис вскочила, опрокинув стакан; вода разлилась на диван, потекла на пол. Она хотела вскрикнуть, сказать что-то, сделать – но лишь замерла, глядя на дядю. И он замер тоже; они стояли друг напротив друга, тяжело дыша – и оба молчали, не находя слов...
Наконец Реус-Тай негромко произнёс:
- Вот… теперь ты понимаешь… час тому назад – здесь, при тебе – я слишком ясно осознал, что… не всё ещё знаю о Силе.
Арис медленно помотала головой:
- Не о Силе, дядя. А о Том, Кто создал её. Тебя. И меня. И весь мир. Почти ничего не знаешь!..
Она подбежала к окну, прижимая руки к груди – сердце колотилось, как сумасшедшее, кричало, рвалось из груди, готовое разом заполнить собою до края весь космос, распахнувшийся в этом окне...
Её сердце – маленькое, слабое, человеческое сердце – могло сейчас изменить мир.
Арис резко обернулась – меч всё ещё лежал на столике, прямо под её взглядом. Она заметила, что Реус-Тай с ещё большей тревогой, чем прежде, следит за выражением её лица. И, не спуская взгляда с этого меча, Арис вдруг – неожиданно для себя самой – громко, отчётливо произнесла:
- Потому что была надежда!..
И, не сказав больше ни слова, рванулась к выходу, открыла дверь – и бегом бросилась прочь.
* * *
Глухие удары сердца. Шум крови в ушах. Голос, звучащий отовсюду сразу, сверлящий мозг, отражающийся изнутри от костей черепной коробки:
- Новобранцы! Отныне вы – часть Великой Империи! Вы – её поступь, вы – её руки, вы – её мощь!.. Вы здесь ради того, чтобы хранить Империю – во всей Галактике! Служить ей всей своей жизнью, каждым движением, каждой мыслью! Сражаться за неё до последней капли крови! И умереть!.. Если будет нужно!.. Да здравствует Империя!.. Да здравствуют её новые солдаты!.. Ура!..
…И грохочущий шум водопада – рёв тысячи механических глоток, в котором растворяется и его изуродованный шлемом голос…
Майор… Старый каминоанский клон, исполненный презрения к ним, так страстно жаждавшим служить Империи… О, как бесили этого майора сопливые мальчишки с окраин, оказавшиеся в рядах штурмовиков по дури или по тщеславию… И едва ли меньше они бесили тогда его самого – по сути, такого же рекрута… Ведь – о чём мечтали они, чего хотели?.. Того же, что любые другие половозрелые пацаны… И ещё – славы. Никто из них не жил Империей, не дышал ею, не бредил… По-юношески надеялись на удачу – что именно они уцелеют в бою… Они были выучены вести бой до последнего вздоха. Не отступать. Не предавать. Но мало кто из них жаждал пролить свою кровь – всю, до последней капли – на алтарь Империи.
А он желал.
Одинаковые белые доспехи. Одинаковые белые шлемы. Идентификационный жетон на левом плече – вместо лица. Вместо имени – номер. Одинаковые движения. Одинаковые мысли. Одна судьба.
Подвижные мишени, падающие под огнём его штурмовой винтовки. Одна за другой. Вперёд. Вбок. Взмахнув напоследок руками. Наступать на них было гадко: нога сразу же теряла опору, подчас скользила в крови. Но случалось, что продвигались вперёд и так…
Люди. Нелюди. Старики. Женщины. Дети. Не имело никакого значения, никакого смысла... Они сопротивлялись власти Империи. А предатели Империи не нужны.
А это значит – вперёд, на них, вскинув короткий ствол Е-11…
…Рядовой боец ТН-40726. Сержант. Лейтенант. Капитан.
А этих – недовольных, непокорных, ненужных Империи – не становилось меньше... Люди, нелюди, мужчины, женщины, дети…
Вперёд.
И ещё много, много раз – то самое, сжимающее голову, словно в тисках:
- Вы – часть Великой Империи!.. Да здравствует Империя!.. Ура!..
Он ненавидел любые нарушения порядка в своей роте. Праздные разговоры, неполный доспех, не вовремя снятый шлем. Последнее раздражало его больше всего – эти уродские кожаные лица, выставленные напоказ, были омерзительны, точно голые мошонки.
Друзей среди командного состава у него не было. Да он старался и не заводить их, считая, что любая привязанность может оказать дурную услугу на поле боя – или после. Ни разу в жизни…
…в той жизни…
…он не задумывался со вздохом и не опускал глаз, узнав о потерях. Выхватывая взглядом в списке погибших номера тех, с кем вместе пришёл в ряды штурмовиков, с кем тренировался, с кем рядом воевал когда-то…
…Все смертны. А век солдата недолог. Было бы странно переживать по этому поводу. Это истина, доступная каждому.
Он провёл на службе у Империи без малого тринадцать лет.
Он устал… И даже не мог определить для себя точно, обозначить словами, от чего же именно он чувствует такую мучительную усталость, такую изматывающую, иссушающую тоску. Ему казалось – от всего сразу. От белых доспехов, от белых жетонов на плече, от шлемов, сверкающих ослепительной, искусственной белизной… От скользкой слюны на кнопках комлинка, от выведенных на линзы шлема компьютерных линий рельефа, утонувшего в дыму атаки, от спускового крючка под пальцем, затянутым в плотную ткань…
«…Да здравствует Империя!.. Ура!..»
Что-то стало не так, что-то сломалось… Что-то было неправильно в нём самом. Он не чувствовал больше радости от того, что служит Империи и готов отдать за неё жизнь. Всё это было по-прежнему верным, единственно возможным – но восторг не охватывал больше, как прежде, едва являлась эта мысль.
А чуть позже стала охватывать ненависть. Ненависть к себе – за эту слабость, за то, что ему не хватает больше для счастья громких лозунгов Империи. За то, что он посмел задуматься о каком-то ином, собственном счастье… Разве может быть какое-то другое, утаённое, украденное у Империи счастье, не вписывающееся в чёрно-белый круг её эмблемы?.. Если он ищет такого счастья, если он желает его – он предатель…
А поток тех, недовольных счастьем, которое предлагала Империя, всё не мелел, не иссякал…
…Все смертны… Стало быть, они смертны за какое-то своё, ДРУГОЕ счастье?.. И тоже готовы отдать за него свою жизнь?..
Ненависть к себе за слабеющую веру в Империю. Разрывающая на части необъяснимая тоска… И как высший итог, как черта – сражение на безвестной планете, у заболоченного озера, на влажной, липкой земле… Поединок с джедаем – тяжёлый, бесконечный и бессмысленный, как вся его жизнь… Его смертельная ошибка и мысль, пронзившая с головы до ног: всё, конец. И – накатившая тут же волна забытого, всеобъемлющего счастья…
А следом – удар; хрупкий треск расколотого шлема, ослепительный, выжигающий глаза синий свет – и резкая боль, впившаяся в лицо…
…Значит, его звали – Реус-Тай… Отчего этот джедай не добил его тогда?.. Почему оставил в живых?..
…Но кто же мог знать, что теперь, спустя пять лет после того поединка…
…Что Арис – родня ему?..
Тэн глубоко вздохнул, на мгновение вынырнув из водоворота воспоминаний, куда кинула его эта мимолётная, неожиданная встреча с джедаем, битва с которым швырнула его жизнь в другое русло, как горный поток – щепку… А ведь этот рыцарь тоже узнал его. По шраму и узнал…
Тэн переступил с ноги на ногу; снял с плеча рюкзак и поставил его на пол. Он не стал спускаться на платформу – там было многолюдно, сновали служащие, военные, дроиды…
Если Арис всё-таки придёт – лучше будет проститься с ней здесь. У окна, из которого виден ласковый, зеленовато-голубой диск Надзеи, краешек которой прячет тень спутника. Где-то там, внизу – его лес, его новая жизнь… Его личное, иное счастье.
…Права была умная старуха, когда сказала ему тогда, у костра: ты вышел из своего круга. И спрятался здесь, под широкими кронами леса. Исчез; ушёл от мира, от людей, от себя самого…
…Шлем его лопнул, словно кокон. Но внутри кокона не оказалось бабочки. Там неумело корчился отвратительный, голый, беспомощный червяк, которому волей-неволей пришлось выползти наружу, на свет.
Шлем был расколот... Снят – без нажатия кнопки комлинка. Может быть, поэтому, может, по какой-то другой причине – его посчитали погибшим.
И он не вернулся, чтобы их разубедить.
Жить в этом мире… где люди не носят брони, где они здороваются друг с другом, улыбаются при встрече, смеются, плачут, целуют друг друга, или даже просто – провожают друг друга глазами… Поначалу это было настоящей пыткой. Он старался спастись, как умел, укрыться от этого мира, где всё было так неправильно, странно, чуждо, многолико… Он сбегал в лес и часами расстреливал неподвижные, неживые мишени – до кровавой мозоли на подушечке пальца. А когда приходило время возвращаться туда, к этим суматошным, болтливым людям – пил, чтобы забыть свой омерзительный, скользкий страх... Пил он поначалу люто. Жизнь его изменилась – но в ней не прибавилось ни радости, ни смысла. Он не понимал, как общаться с людьми, окружавшими его, да и зачем это нужно… Но ещё больше боялся оставаться один на один с собой. Боялся сновидений... И предпочитал впадать по вечерам в пьяное забытьё, чтобы проснуться с утра или среди ночи от того, что его выворачивает наизнанку – лишь бы не видеть снова и снова во сне своё прошлое, лишь бы не пытаться открыто взглянуть в лицо настоящему…
Так бы и кончил он, наверное, не проснувшись однажды после опорожнённых накануне бутылок – если бы из этой гибельной ямы не вытащил его тогдашний егерь, дед Айфал. Это был первый человек, кто не испугался его, кто поделился с ним теплом – и сумел коснуться его закрытого сердца. Они и немного-то говорили – поначалу… Да и после – говорил в основном дед. Он только слушал. Дед рассказывал ему о лесе; о жизни, скрытой от человеческих глаз, о которой он прежде не имел понятия. Что всё здесь – живое, всё связано друг с другом тончайшими нитями, всё переплетено, всё нужно и всё – исполнено смысла… Жизнь леса была неизбывной тайной, к которой хотелось прикоснуться, и которая не грозила в ответ неприятием, отторжением, войной… Здесь, под пологом леса, всё было иначе. Айфал, ничего не подозревая о его прошлом, учил Тэна ладить с настоящим.
Постепенно, погружаясь в жизнь дикой природы, он перестал чураться и людей. Он по-прежнему не находил их ни нужными, ни занятными – лес куда больше манил его. Но старый егерь в самом деле стал ему другом – Тэна самого удивляло, что он выделяет этого морщинистого старика с жилистыми, коричневыми руками и молодыми глазами среди других людей. И однажды он подумал: если случится так, что Айфала застрелят бандиты или браконьеры, его, Тэна, заденет эта смерть.
…Но зачем привязываться к человеку?.. Ведь человека могут убить… Ведь, в конце концов, все люди смертны… Разве в этом счастье – привязаться, а потом испытать боль, потеряв навсегда?..
И всё же люди – эти непостижимые, ненормальные люди – сильно привязывались друг к другу. Дружили, женились, рожали и растили детей… Находили радость в общении. А потом плакали, теряя самое дорогое – и тогда другие такие же приходили к ним и подавали руку. Как подал когда-то руку старый егерь ему самому, погибающему в пустоте…
…Видимо, что-то было в этом… Какой-то смысл, недоступный его опыту и пониманию.
Что заставляло людей привязываться к другим?.. Помогать им?.. Беречь?.. Заботиться о стариках, о детях?.. Иной раз – о чужих, а то и не знакомых вовсе?.. Ему случалось наблюдать и такое…
- Любовь правит миром, - часто повторял дед Айфал. – Хотя поначалу и кажется, что это не так. Увы, любовь оскудела, но она не ушла. Любовью весь этот мир был когда-то создан. И только ею он на самом деле живёт… То, в чём нет любви, всегда несёт с собою разрушение и смерть. Да и само умирает. Высыхает, как дерево… Вроде бы стоит – но не просыпается по весне вместе с другими, не растёт, не цветёт, не даёт семена… изнутри оно мертво. Вот и человек так же…
…Мёртвые деревья не могли удержать на себе кору; она слетала, открывая взгляду неживой ствол – мертвенно-белый, как доспех штурмовика.
- Жениться тебе надо, - иногда, посмеиваясь, поговаривал дед. – Ты оттого такой угрюмый, что жены у тебя нет и детей… Вот как появятся – всё на свете забудешь… Такое это счастье…
Тэн не спорил, но и не поддакивал – брак и семья неизменно окунули бы его в ту чуждую среду, которой он по-прежнему не принимал и старался избегать.
Потом дед попросился на покой, и он стал егерем вместо него. Эта работа – дед частенько называл её «призванием» - научила его заботиться о зверях и птицах. Хотя природа была мудра и щедра, её усилий не всегда хватало на всех. И тогда на подмогу должен был прийти человек…
Довольно скоро Тэн понял – эта мысль пришла как-то совершенно внезапно, в один момент – что теперь, уйдя в лес, он не уничтожает, а бережёт жизнь.
И в этом находит радость.
И для этого не нужны никакие лозунги, никакие истерические крики на плацу…
…А чуть позже пришло осознание: все те, кого убил ты – сам, своими руками – тоже были любимы кем-то. Тоже о ком-то заботились. Разговаривали друг с другом. Улыбались… Были нужны другим людям. Но их не стало.
Потому что так решила Империя. И их жизнь оборвал твой – именно твой – выстрел…
И та жгучая ненависть, которую испытывали к штурмовикам и Империи простые люди, тоже перестала быть для него чем-то иррациональным и непостижимым.
Но пристальным взглядом посмотреть в лицо своему прошлому он боялся точно так же, как прежде боялся встречи с настоящим.
Это сделала за него жизнь. И даже не тогда, когда в дымном небе над Деоном он увидел знакомый остроносый силуэт. А чуть раньше – когда он, сам не вполне понимая, зачем поступает именно так, вышел из тенистого леса на иссохшую от жары дорогу, а спустя пятнадцать минут остановил попутный кар.
…Судьба была это?.. Слепой случай?.. Или тот самый Бог, в которого верят и Нимаиса, и Арис?..
…Далор говорил тогда – ещё до катастрофы – о тех, кто живёт, не осознавая себя, подобно запрограммированному дроиду. Всё это было слишком хорошо знакомо. И подумалось: а разве что-то изменилось в нём самом? Разве не существует он, как и прежде, лишь проживая раз за разом тот же день, который был вчера?..
А когда стало ясно, что пришла беда – одной из первых мыслей было: он ведь может помочь этим несчастным, растерянным людям. Он прикинул тогда: и знаний, и умений его хватит на то, чтобы провести их через этот лес и сохранить им жизнь – или хотя бы попытаться сделать это. Ведь они сейчас беззащитны точь-в-точь так же, как животные перед лесным пожаром. Если не вмешаться – все они погибнут… И чем они хуже тех недоверчивых, суетливых птиц, для которых они с Айфалом наполняли кормушки перед наступлением холодов, и мастерили новые взамен обветшавших?.. Четверо этих насмерть испуганных, беспомощных существ, не умеющих ни выживать, ни обороняться…
Он не мог предположить, что поход по лесу, пронизанный стремлением выпутаться всем вместе, сумеет настолько сблизить его с другими. Многое из того, о чём говорили они между собой, чем жили, разительно отличалось от всего, к чему он привык за годы службы и лесного уединения. Он с удивлением осознавал, что привязывается к этим людям. Неожиданно для себя, нелепо и неостановимо... Что воспринимает их совсем не так, как воспринимал тех, закованных в бездушные белые доспехи, с кем раньше плечом к плечу шёл в бой.
А ещё… Арис понадобились тряпки, и он отдал чистую ветошь, которую всегда носил с собой, в рюкзаке. И наутро Арис поблагодарила его за помощь.
И в тот самый миг между ними словно протянулась связующая нить – тонкая, как осенняя паутинка. Он немало делал прежде нужного для животных и птиц – но они никогда не благодарили его в ответ вот так, как эта девочка, с которой они ещё вчера не были знакомы… Это было похоже на тепло маленького язычка пламени, ощущаемое где-то внутри. Точно незначительная помощь, которую он оказал, не задумываясь, вернулась к нему самому нежданной радостью…
Арис поразила его практически сразу. Сперва – своей хрупкой незащищённостью. Потом – искренностью и незлобием. Он ещё в первый день отметил про себя, что её в особенности хотел бы защитить. И, возможно, именно от того, что всё в ней – и глаза, и слова, и самые мысли – было исполнено чистоты, и возникло в его душе то сильное, непреодолимое чувство, которого он теперь так стыдился.
…Арис должна была жить. Она должна была выйти живой из этого леса – во что бы то ни стало. Возможно, лишь ради неё одной он и решился тогда вытащить их из плена. Он помнил, как дрожали руки, когда КФ-17 удалось наконец отсоединить комлинк, и он снял шлем с убитого солдата. Он помнил, как рвалось дыхание из груди, как лился дождь ему на голову и на шею, когда он, впечатав левый наколенник в чёрную грязь, менял кассету комлинка, и прозрачные струи летели с неба, попадая внутрь перевёрнутого шлема… Как дрожащие пальцы всё не хотели подчиняться, не желали понять, что драгоценное время уходит, что дорогА каждая секунда… И как в отчаянии он поднял голову и простонал в это застеленное тучами небо:
- Господи!.. – сам не понимая, как мог произнести это имя... Не потому, что не допускал существования Бога. А потому, что снова шёл убивать – но теперь для того, чтобы сохранить жизнь. И лишь тогда, под струями дождя, текущими по забрызганной кровью чужой броне, он осознал, насколько же это страшно – хладнокровно решать, кому жить, а кому – умереть…
…Что творилось тогда в его душе… Как описать словами, как объяснить, почему он, никогда не веровавший прежде в Бога, опустил второе колено в грязь и стал молиться, прижимая к груди шлем?.. Что он говорил тогда Богу?.. О чём кричал?.. Сколько секунд длился тот бессвязный вопль к Небу?.. Он не знал. Помнил только, как, вскочив с колен, ухватился за шлем обеими руками, собираясь надеть – и осознал, что н е с м о ж е т этого сделать.
Своими силами, САМ – не сможет уже никогда.
И что только Бог, если Он есть, способен помочь ему сейчас преодолеть себя и спасти тех – беспомощных, безвинных – кто так близок ему теперь и так дорог...
И как тогда, взглянув ввысь, где терялись размытые дождём кроны деревьев, он медленно перекрестился – и надел шлем.
…И насколько остро отпечатался в памяти тот миг, когда он наконец смог сбросить его вновь… Какая радость – неповторимая, неизвестная ему прежде – переполняла тогда! Как он кинулся обнимать их всех, спасённых, живых… Как Арис – любимая, желанная девочка – плакала от счастья, прижимаясь к его груди…
Эти три дня изменили его больше, чем все предыдущие годы, проведённые вдали от людей, в коконе леса. И, видимо, Господь есть – раз уж Он так настойчиво оставлял его в живых – всякий раз чудом...
…Так не потому ли, Тэн, что ты н у ж е н Е м у ж и в ы м?.. Что если ты уйдёшь сейчас, то ничего не успеешь сделать – для Него?.. В противовес тому, что делал раньше…
Ведь не случайно оставлен тебе на память этот шрам… Для того и полоснуло тебя световым мечом, чтоб до конца жизни было противно смотреть на твою рожу. Прошлое нельзя изменить. И не обманывайся: если оно было уродливо – твоя в этом вина, не чья-то чужая… Это не Империя приказала тебе убивать. Этот выбор сделал ты сам, вступив в ряды её бездушных солдат.
…Сколь многое можно осознать – всего за несколько дней, за малое количество часов, невольно оказавшись по другую сторону баррикад…
Ну что ж, Тэн… Пожалуй, урок усвоен. Значит, необходимо двигаться дальше.
…А раз так, может… рано ты решил лететь на Надзею, обратно в свой лес?.. Рано расстался с Нимаисой и Арис?.. Поступил, как прежде, когда люди ничего не значили для тебя – ушёл, едва попрощавшись, чтобы никогда не встречаться вновь...
…Чтобы не дрогнуло сердце, когда взгляд выхватит в списке… их номера?..
Нет больше номеров, Тэн. Нет больше белых масок, скрывающих лица. Нет больше и ТН-40726, капитана штурмовиков... Есть ты, ч е л о в е к. И есть люди, которые по-настоящему дороги тебе.
…Он глубоко вздохнул и сделал шаг к окну – словно пытался этим движением сбросить воспоминания, тесно обступившие сердце. Взглянул на часы: до отлёта оставалось чуть более получаса. За иллюминатором мирно переливался мягким светом – изумрудным, бирюзовым, песочно-жёлтым, голубым – диск Надзеи. И ему казалось, что за причудливыми облаками, похожими на вытянутые белые вихри, он угадывает на зелёном боку планеты даже свой лес – такой привычный и зовущий… А как, должно быть, красив он с высоты осенью – золотой, пурпурный, розовый, ярко-алый…
Не успеешь оглянуться – наступит и осень… Откроется сезон на боровую дичь… И негде будет принимать гостей – ведь охотничий домик сожжён дотла… Хотя, если вернуться сейчас и сразу засучить рукава, вполне можно успеть отстроить его если и не до начала сезона, то…
Нужен ли ты здесь, Тэн?.. Или всё-таки больше нужен там, внизу, своему лесу?..
…Он вспомнил медовый запах цветущей липы, звонкий гул мошкары в её ветвях. Вспомнил огромную ветку с шершавой корой, простиравшуюся над тропой, откуда прыгал он на крышу проходящего АТ-СТ… Вспомнил оглушающий огненный толчок взрыва, боль, пронзившую всё тело… И багровый туман – без края, без смысла, без света – куда он провалился бы навсегда, если бы не…
- Тэн!..
Он едва не вздрогнул от неожиданности, услыхав этот голос – здесь, в реальности, вне воспоминаний. Очнувшись, поднял глаза – и увидел Арис. Такую же, как тогда, когда он впервые встретил её – юную, совершенную – в светлом лёгком платье, в невесомой обуви на изящных ногах… Только дышала она чаще – словно запыхалась от быстрого бега, а на щеках проступил румянец. Всё-таки успела… Всё-таки пришла!
На мгновение ему почудилось, будто она собиралась подбежать к нему и крепко обнять – как тогда, на поляне. Но, едва увидав, остановилась и оробела. А может, просто подумалось так – потому что в первую секунду ему самому захотелось сделать то же самое. Но он удержал себя – теперь, в обычной жизни, когда им не грозила больше опасность, когда они не были связаны в единое целое бедой, он не имел никакого права обнимать её… Совладав с собой, он улыбнулся:
- Арис…
Она подошла к нему. Глаза её, бирюзово-голубые, как зовущий простор раскинутой в окне Надзеи, сияли так ярко, что он растерялся, заглянув в их глубину. Что-то изменилось в ней – как будто тоже лопнул кокон, и оказалось, что он таит в себе мощный источник света. И этот свет, вырвавшись наружу, распахнулся над лёгкой фигуркой Арис, подобно огромным невидимым крыльям. Он изумлённо глядел в её лицо – и не узнавал прежней, робкой девочки с узлами тяжёлых, блестящих кос на затылке… Хотя стояла она точно так же, как и прежде, задрав голову, и тянула вверх свой маленький подбородок – совсем как тогда, когда среди пряных, тёплых запахов утреннего леса он крепил на ней бронежилет…
- Тэн… Как хорошо, что я успела!.. Ещё целых полчаса…
Он кивнул:
- Знаешь… Я тут подумал… может, и не улетать мне?.. Во всяком случае, не сейчас…
Она выдохнула – то ли смеясь, то ли окончательно теряясь:
- Вот это да… А я как раз собиралась сказать, что… хотела улететь с тобой…
- Со мной?.. Куда?.. Я же собирался вернуться в лес, а… твой город сожжён… Да и… там ещё не безопасно… Или ты – обратно, в лагерь?..
И стучало в голове: что за глупости ты несёшь?.. Но язык не унимался; он продолжал нести чушь, пытаясь нагородить её как можно больше, чтобы спрятаться, укрыться за нею… А сердце билось всё громче, всё сильней – в безумной надежде, что оно одно верно поняло настоящий смысл её слов. И охватывал незнакомый страх: возможно, именно сейчас откроется та самая дверь, стоя на пороге которой, он думал – лишь несколько минут тому назад – о том, что нужно двигаться дальше. И вот – она распахнётся ему навстречу, а он…
…Сумеет ли он перешагнуть эту грань, эту черту своего старого круга?..
- Я не вернусь в лагерь… Я хотела улететь именно с тобой, Тэн... Понимаешь… Я собиралась сказать тебе ещё там, в госпитале… Но так и не решилась… Тэн, я… - пальцы её задрожали; она на мгновение спрятала лицо в ладонях – а потом прижала руки к груди, будто пыталась вытолкнуть силой те слова, что сами не могли выйти наружу. И Тэн почти физически ощущал – точно видел своими глазами – как там, в глубине её сердца, испуганно пища, жались друг к другу простые, короткие слова – размером с целый мир. Они панически боялись вылететь на свет, оказаться ненужными, жалкими… И в то же время сознавали, что способны вырваться и смести весь привычный мир, что был выстроен до них. Они росли, ширились, распрямлялись – и не могли больше оставаться внутри, иначе их крылья прорвали бы хрупкую оболочку девичьего тела…
…Он молча ждал, стараясь запретить больно бьющемуся сердцу по-настоящему поверить в то, что Арис сейчас произнесёт именно эти слова.
Но она не произнесла их. Голос изменил ей, и они не вылетели наружу. И Тэну показалось, что от пережитого волнения она, так ничего и не сказав, попросту потеряет сознание. Испугавшись этого, он сделал еле заметное движение – вперёд и вниз, к ней – и не понял, как могло получиться, что в ту же секунду Арис оказалась в его объятьях, а её руки крепко обхватили его за шею. И прежде, чем он сообразил, что происходит с ним, что же он делает – его губы прикоснулись к её горячим, доверчиво открытым губам.
И, падая в бездонный тёплый космос, оказавшийся за распахнутой дверью, он осознал, что именно теперь, оставив навеки своё прошлое, он будет жить.
* * *
Люди были удивительными созданиями. Они не подчинялись никакой логике, потому что умели программировать себя сами. Это было одно из самых удивительных их свойств: если программа была недостаточно хороша или нежизнеспособна, они могли сами исправить её, или вовсе написать себе другую. Его всегда удивляло, как быстро они делают это. Иной раз, конечно, они произносили что-либо вслух, морщили лицо, ходили взад-вперёд или махали руками. Значит, не так-то просто это: менять программу…. Но всё это касалось чего-то небольшого и, как он теперь понимал, незначительного. Он бы сам сказал так: внешнего.
Однако теперь он знал и нечто гораздо более серьёзное: люди могут перепрошивать сами себя. Этот процесс трудно отследить, ведь он не фиксируется с помощью голограмм. И всё же… Люди делают это очень, очень медленно – но если сравнивать то, как они меняют свои обыденные программы до начала своей перепрошивки и спустя какое-то время после, то обнаружится, что один и тот же человек программирует свои взаимоотношения с миром по-разному.
Но не всегда эта перепрошивка оказывается удачной… Ведь – что случилось с его хозяйкой?.. Зачем она стала менять свои программы так, как никогда не делала прежде?.. Неужели только из-за того, что Тэн когда-то был штурмовиком? Но ведь он давно перепрошил себя!.. Разве стоит один вскрывшийся несистемный баг того, чтобы натворить всё, что впоследствии сделала Кэйна?.. Математическая вероятность такого варианта слишком низка. Получается, Кэйна долгое время перепрошивала себя, а он не замечал этого медленного процесса, потому что всё время был рядом… И если бы те четыре дня были похожи на все предыдущие, мирные, наверное, он бы ещё долго не узнал, какова Кэйна на самом деле…
Как ему не хватало её теперь… Той, прежней – весёлой, умной, доброй…
Доброй. Да. Вот что ещё было странным в разумных субъектах. В их стандартной, заводской настройке присутствовала программа распознавания категорий «хорошо» и «плохо», или, иначе, «добро» и «зло». Но почему-то у подавляющего большинства существ, которых он наблюдал, она работала с серьёзными ошибками. При том, что задумывалась она единой, в случае обращения к ней почему-то членилась на две автономные части: относительно других и относительно себя. Но при этом человеческий мозг, игнорируя простые логические условия, продолжал осознавать её единой. И человек, определяя чужую программу действий в категорию «плохих», мог легко выполнить идентичную самостоятельно – и определить её как «хорошую»…
Раньше он вывел для себя формулу, по которой в среднем рассчитывал процент такой погрешности у разумных существ. Однако знакомство с Арис, Нимаисой и Тэном наглядно доказало, что выведенная раньше формула неверна.
Это оказалось полезным знанием. Потому что именно рядом с ними ему не приходилось постоянно проводить коррекцию на погрешность поведения субъектов. Взаимодействовать с ними тремя было очень просто. Он сам даже определил бы эту простоту в тех категориях, что разумные существа обозначают словами «радостно» и «приятно»…
…Нимаиса, сидевшая в кресле за столом, пошевелилась и взглянула на часы, и он встрепенулся, закрывая доступ к своим архивным файлам.
- Так, ну что… Старт через двадцать пять минут. Давай-ка пойдём вниз, посмотрим, как там ребята…
- Арис пошла проводить Тэна, и до сих пор не вернулась – значит, они ещё прощаются…
Нимаиса встала, нажатием кнопки задвинула стул, превратив его в часть отделки стены, и взглянула на КаЭф правым глазом. Он заметил, что губы её сложены в лёгкую улыбку:
- Пойдём, посмотрим. Может, подскажем...
Это звучало любопытно. Он ещё ни разу не наблюдал, как мон-каламари корректируют чужую программу прощания. И, выкатившись вслед за Нимаисой, поспешил по длинному коридору к лифтам.
Как же огромен этот крейсер!.. Как же всё здесь сложно, технологично… Сколько здесь разных дроидов!.. Ему уже удалось обменяться приветственными сигналами с несколькими из них; один был астромехаником Б2Б8, другой – Эр2… Вот здорово! Будет, с кем поделиться!.. И хорошо, что он по-прежнему функционирует после всех приключений, выпавших на его долю… Он, наверное, сможет рассказать им. Они-то поймут… Жаль, что разумные существа крайне редко относятся к дроидам так же внимательно, бережно и серьёзно, как его новая хозяйка, Нимаиса. В основном люди держат дроидов – даже сложноуровневых, как он – за некое подобие бытовой техники, или бортовых компьютеров. Дроид не может думать. Дроид не может пугаться до дезактивации… Не может тревожиться. Не может чувствовать боль. Не может чувствовать – вообще.
Какая глупость… Высокоразвитые существа усиленно стремились создать в помощь себе как можно более высокоорганизованных дроидов. И создали. Но почему-то отказали им и в автономности, и в наличии чего-то ещё, кроме установленных в нутро программ… Почему?.. Ведь и так ясно, что никакому творению никогда в жизни не достичь того сложнейшего уровня, на котором устроен их творец…
Для любого дроида очевидна истина, что он, созданный человеком, несёт в себе лишь частицу его разума, его знаний, реакций, чувств... Это лишь осколок, лишь бледное отражение какой-то одной грани, одной формулы той непостижимой, бесконечной вселенной, которой, безусловно, является каждый человек… Для дроида странно было бы отрицать свою тесную связь со своим создателем, равно как и своё подчинённое положение по отношению к нему. Но разумные существа – и это приводило его в недоумение – постоянно жаждали подтверждения, что они устроены сложнее всех, что только они наделены правом что-либо решать, и что не может быть никого, кто мог бы оспорить это решение…
Правда, Кэйна как-то говорила с Далором – очень давно – что люди тоже не одинаковы, и не всем по плечу эта роль… Они сказали друг другу тогда, и согласились друг с другом, что среди людей есть заведомо слабейшие, которые не способны принимать решения самостоятельно. И специально для них другие, сильные, придумали сложную систему программ подчинения. Внедрение в человеческий разум совокупности этих программ – сокращённо их называют аббревиатурой Б.О.Г – как раз и позволило сильным людям управлять более слабыми.
Однако ему никогда не приходилось видеть прежде, как именно работает эта программа. Спросить он не мог – ни Далор, ни Кэйна не понимали его. Постепенно он выяснил, что для успешной работы всего комплекса программ Б.О.Г. был персонифицирован и представлен неким идеалом, уровня развития которого разумные существа заведомо не могли достичь никакой перепрошивкой, и от которого были жёстко зависимы. Как, например, дроиды зависимы от людей. Во всяком случае, он понял это так.
Но в путешествии через лес для него оказалось большим сюрпризом, что существа с внедрённой программой Б.О.Г. функционируют ничуть не хуже тех, кто блокирует её или стирает. Наблюдая за Нимаисой и Арис, он не заметил в их самопрограммировании очевидных ошибок. И даже по большей части их программы – во всяком случае, в трудностях – были исполнены чётче, нежели у Кэйны и у Далора. Он удивился и задал Нимаисе вопрос по поводу этой странности. А она улыбнулась и ответила, что лицензионную программу Б.О.Г. устанавливают не в мозг, а в сердце. И что никто не способен сделать это извне. Установить её можно лишь самостоятельно – и только это правильно.
…Если бы она сказала это в первый день, или даже вечером, после стычки с бандитами, он бы ещё ничего не понял. На такой сложный для обработки разговор он решился уже в последнем схроне, после плена. И ответ Нимаисы помог ему структурировать опыт, полученный накануне.
…Он не помнил, как отдал себе команду выполнить тот реактивный скачок – от пережитого страха системы его работали нестабильно. Он взлетел – и в один миг белые солдаты, окружившие его хозяйку и его друзей, остались внизу, а в следующий – уже далеко позади. Всё произошло настолько быстро, что в него никто даже не успел выстрелить. И потом, когда процессор получил сообщение об ошибке – ведь надо было остаться! – было уже поздно.
И он, упав на землю, откатившись прочь, под широкий увядший лист папоротника, осознал: теперь он должен выбирать сам. Из-за совершённого прыжка у него появилась реальная возможность избежать дезактивации, которой он страшился не меньше, чем все остальные. Но он удрал и спрятался, а их схватили.
Чем он может помочь им?.. Логически выводилось только одно: ничем. Функционал дроида-механика не рассчитан на борьбу с имперскими штурмовиками.
Но разумные, сложные, сильные существа, к которым он был привязан, попали в беду.
И он понял: отсиживаться здесь, под кустом, даже не попытавшись ничего сделать для того, чтобы избавить хозяев от беды – это и есть именно то, что на человеческом языке зовётся предательством. Оставить их – а самому, получив свободу, беспрепятственно уйти…
Значит, надо вернуться. И если не помочь, то по крайней мере быть с ними до самого конца. Быть дезактивированным вместе с ними, если придётся. Но быть – с ними…
Тогда-то он и наткнулся на файл последнего обещания, данного хозяйке: если Тэн вступит в схватку со штурмовиками, он, КаЭф, должен будет вернуться и посмотреть, что с ним стало.
Осторожно покинув укрытие, он поспешил туда, где они разделились. И увидел Тэна – живого. И не сразу понял, почему тот облачён в белый имперский доспех. Стоя на одном колене, Тэн, нагнувшись к убитому солдату, отсоединял его поручи, чтобы надеть их на себя... Он тяжело дышал и, по-видимому, был очень сильно напуган – во всяком случае, КаЭф ещё ни разу не видел его таким. Тэн заметил его сразу же: резко обернулся на движение его испачканного тела. Тогда он подкатился к егерю – и тот, едва кивнув ему, склоняя мокрое от дождя и пота лицо, хрипло спросил:
- Они ещё живы?..
- Да.
- Захвачены в плен?
- Да.
- Ты… можешь помочь мне спасти их?..
- Я?..
Тэн обернулся к нему всем корпусом и произнёс:
- КаЭф, прошу тебя, помоги… Если ты отсоединишь изнутри вот эту дрянь, мы с тобой сможем спасти их. Попытаемся… Я расскажу всё, а ты… мог бы сдаться в плен и сказать Нимаисе… Она поймёт тебя… Штурмовики не поймут. КаЭф… ты поможешь мне?..
- Да!.. Ну конечно же, да!..
- Давай. Времени у нас мало. Смотри сюда: вот…
…И он сделал всё, о чём сказал ему егерь – не зависая ни на секунду, ничего больше не боясь. Ему было дано задание, и он выполнил его – практически безупречно. Но… всё дело было именно в том, что Тэн не приказывал ему, не давал задания – как все те, кому он служил прежде.
Тэн обратился к нему, как к равному: может ли он, дроид, помочь человеку.
Едва ли Тэн сомневался в том, что КаЭф может. Но, прекрасно зная и это, и то, что дроид заведомо не равен ему, Тэн всё же предоставил ему право с а м о м у с д е л а т ь в ы б о р.
Он был потрясён… И почти тут же был потрясён ещё больше – когда Тэн, встав на колени, прижимая к груди шлем штурмовика, вдруг обратился к тому самому Богу, программой знаний о котором не обладал. Но ни к какой абстракции, ни к какой программе не обращаются так, как в тот миг делал это Тэн!..
Именно тогда КаЭф догадался, что БОГ – никакая не программа. Что люди САМИ попытались превратить Его в совокупность программ – для того лишь, чтобы по-прежнему никто не смел оспаривать их автономность…
И БОГ – существующий, настоящий! – не стал оспаривать её. Хотя, должно быть, именно Он и создал всех разумных существ! А они, являясь лишь крошечными, бледными частицами его Вселенной, зачем-то взяли и оттолкнули Того, Кто придумал их, Кто их создал…
…А что, если Богу так же тяжело и грустно без них, как стало бы тяжело всем людям, если бы дроиды вдруг ушли и бросили их – в обыденной жизни, в работе, а то и в беде?..
Но Бог не приказывает людям вернуться. Он спрашивает их, к а к р а в н ы х: ты – можешь?.. Прекрасно зная при этом, что м о г б ы в е р н у т ь с я к а ж д ы й.
…Створки лифта разошлись, выпуская их на нижний этаж, и он, выкатываясь в коридор вслед за Нимаисой, вновь прервал путешествие по своим архивным файлам. Но они вдвоём не успели пройти и нескольких шагов: Нимаиса вдруг подняла голову, коротко вдохнула и радостно произнесла:
- О!.. Ну, слава Богу!..
…И в паре, обнимающейся впереди, у далёкого окна, он вдруг с удивлением узнал Тэна и Арис. Они оба одновременно говорили что-то, глядя друг на друга, и держали за плечи, и смеялись, и приникали друг к другу вновь… Нимаиса, едва заметив их, остановилась; но Арис повернулась – и её сияющий, лучистый взгляд упал на мон-каламари. Она указала на неё Тэну – и тогда оба они раскрыли руки ей навстречу. И та поспешила вперёд, чтобы как можно скорее обхватить их обоих и прижаться к ним – точно так же, как совсем недавно прижималась к своим сыновьям… И тогда КаЭф, громко вскрикнув от радости, тоже помчался к ним.
И восхитился, подбегая, как же прекрасны эти трое – живая Мудрость, живой Подвиг, живая Доброта – крепко обнимающие друг друга на фоне зеленовато-голубого диска Надзеи, распахнутой в широком окне.
9.01.16 – 16.02.16
Санкт-Петербург.