Несколько дней назад собрался ехать в город. С утра ясно было, но как только я вышел из дому, пошёл дождик, довольно холодный и резкий. Я, конечно, побежал, уклоняясь от него, ловко шмыгая между каплями. Однако капли оказались на диво шустры, да и я уж не тот, что прежде. Слишком большая мишень…
Изрядно обкапаный, добежал я, наконец, до автобусной остановки и спрятался под навес. Дождь разочарованно хлюпнул и тут же кончился. Вышло солнце, засверкала мокрая дорога, заголосили птицы, откуда-то вылез толстый ворчливый шмель. Шмель полетел прямо ко мне, принимая меня за большой цветок, очень красивый и благоуханный. Его можно понять, да. Ибо я, по случаю поездки в город, был наглажен, причёсан, выбрит и протёрт лосьоном после бритья. Натуральный цветок, политый дождиком. Курящий, правда. Вот я набрал побольше дыму и чрезвычайно метко запустил его в шмеля. Тот, понятно, разобиделся и улетел нафиг, а я задрал голову и выдохнул остатки дыма вверх, чтоб поглядеть, как солнце сквозь дым просвечивает. И увидел здоровенную птицу! Аист! Аист прилетел!
Есть такая примета: когда первый раз весной видишь аиста, то если аист один, то и ты всё лето будешь один, а если их пара, то и у тебя будет пара.
Я уж начал было думать, что вот, дескать, опять один, но не успел додумать даже печальное «Во-от…», как заметил второго аиста. О, вон и третий! И четвёртый вон, и пятый, и ещё много… Восемнадцать штук насчитал.
Гм… Гм… Многовато восемнадцать… Слишком развратно и затратно. Впрочем, это бы ничего, гм… Но ведь и я уж не тот, не тот, что прежде. Ну там, пяток-другой – ещё куда ни шло, но восемнадцать – всё же многовато. Эх! Эх, ёкарный бабай! Ладно! Пусть тогда это будет не примета, а просто аисты.
Переставши быть приметой, аисты оказались вдруг так прекрасны, что у меня перехватило дыханье. Низко-низко, над самыми верхушками голых тополей, над самой крышею нашей маленькой двухэтажной школы летели они - огромные, божественно очерченные в небе птицы. А вокруг звенел мокрый, сияющий весенний день. И я немедленно сделался в него влюблён. По самые уши, почти до слёз.