Байки деда Захара
– Довелось мне, ребятишки, повидать в жизни такое, что простому человеку даже невозможно представить. И приключилась сия оказия аккурат накануне Рождества.
Не переставая выбивать из трубки о голенище валенка остатки сгоревшего табака, дед Захар, прищурившись, наблюдал за реакцией. Увидев наши с Аленкой заинтересованные лица, довольно крякнул и снял с пояса кисет. Ох, и доводил он нас своими, по его выражению, «литературными паузами», которые «обогащали байку и придавали нужную выпуклость и достоверность». Однако понимая, что услышим очередную невероятную историю от обожаемого дедули, принялись терпеливо ждать. А тот знал, что подсадил нас с сестрой на крючок, словно рыбак червяка, оттого не торопился. Протерев пальцем чашу трубки и удостоверившись в том, что та свободна от пепла, щепотка за щепоткой принялся наполнять махоркой.
– Когда вы уже повзрослеете и раскурите со мной трубочку-другую запашистого табачку, взрощенного любимым дедом на делянке? – укорял он нас, а мы в ответ смеялись и, поднеся воображаемую трубку к губам, выпускали в потолок невидимые облачка дыма.
– Иж чего надумал, сладкоречивый – искусить поросль младую своей чадящей головешкой, – послышался сердитый голос из спальни. Бабуля как всегда зорко следила за порядком и даже в другой комнате охраняла от проделок деда. Тот подмигнул нам и, показав, что совсем не боится бабушки Таисии, прошептал:
– Ладно, рано вам ещё дымить. Но огня таки придется раздобыть, чья сегодня очередь?
Как на занятиях в школе, я поднял руку и, повернувшись к печке, подобрал с жестяного листа щепку. В правую взял тряпку и сдвинул задвижку вверх.
– Смотри, Лешка, не выпусти Огненное полымя;, – раздалось за ухом, но я помнил предыдущую историю – кому же захочется оказаться на месте крошечки Хаврошечки? Потому на чуть-чуть раскрыл дверцу, оставив маленькую щёлку, просунул деревяшку, запалил ее кончик и быстро затворил. Повернувшись к деду, протянул огонь и стал заворожено смотреть на то, как он запыхтел, выпуская в потолок клубы дыма.
– И не позволяй детворе лезть в печурку – обожжутся! – бабушка заканчивала заправлять наши кровати и должна была скоро присоединиться к нам. Хоть она и строжилась на деда, но никогда не пропускала вечерних историй. Она садилась за кухонный стол и, положив сбоку рыжую Мурку, слушала «бредни вприкуску с чаем».
– Сейчас придёт моя королевишна, и начнём.
Дед Захар развалился в низком кресле, положив, по обыкновению, обутые в пимы ноги на чурку. Возле него на скамеечке, тоже как обычно, сидели мы с сестрой и с нетерпением ждали продолжения. Сегодня был первый день школьных новогодних каникул, и мы едва дождались наступления темноты, чтобы послушать очередную байку. За окном медленно падал снег, жёлтое пятно от фонаря уселось поверх сугроба и почти не шевелилось, в гостиной сонно бубнило радио – наступало время волшебных историй.
– Баба Тая, иди скорее к нам! – не выдержала Аленка и, соскочив со скамейки, побежала в спальню. Я же, зная привычку бабушки чаёвничать, взял с полки кружку, поставил на краешек печки и налил заварки.
– Да иду я, иду, – не прошло и минуты, как Аленка уже тянула бабушку за руку в направлении стола. – Обожди немного, деточка, дай отдышаться да чаю налить, где моя любимая кружка? А кто это мне помог уже? Ты, Лёша? Да уж явно, не дед-сказочник. От этого Андерсена не дождёшься ничего, окромя лапши на уши. Вот ведь дал Бог несусветного увальня. Прости, Господи, слова грешные мои, – повернувшись к иконе в углу, перекрестилась.
– Я тебя тоже люблю, соловушка моя сладкоголосая, – выпустил облако дыма в сторону бабули и рассмеялся. Засмеялись и мы с Аленкой. Здорово все-таки отдыхать в деревне!
Бабушка с укором посмотрела на деда и, неодобрительно качая головой, медленно пошла к обеденному столу, стараясь по пути не расплескать чай и не наступить на Мурку, которая будто бы по извилистой, одной ей известной тропинке, зигзагами шла к месту вечери.
– Деда, деда, мы все готовы! – бухнулась на скамейку сестрёнка, захлопала в ладоши и посмотрела в сторону бабушки.
– Даже не смотрите на меня, не буду я аплодировать, – возмутилась та и, не переставая гладить кошку, принялась накладывать варенье в блюдце. – Раньше времени, – дополнила она. – Если заслужит.
___
– Снарядило меня однажды колхозное начальство, как самого ответственного работника, в дальнюю поездку на север области, – тут же начал деда, – отвезти что-то из продовольствия.
– Так уж и ответственного, – всплеснула руками бабушка Тая, – может как самого крайнего и безотказного?
– Знаете, внучата, что-то у меня пропало желание рассказывать. Может, захворал я? Зубы как-то неожиданно заныли, – сжал ладошкой подбородок и выразительно посмотрел в сторону стола.
– Бабоу! – одновременно воскликнули мы. – Деда – хороший!
– А я что, я ничего, просто хотела сказать, что ехал он не один, а со мной. Путь был не близкий и подменный водитель в зимнюю студеную дорогу лишним не был. Да и не отпустила бы его одного.
– Ты умеешь рулить?!! – на время забыв о дедушке и раскрыв рты, мы с восторгом посмотрели на бабушку.
– Эка невидаль, – пожала она плечами, поправила очки и улыбнулась, – дед ваш Захар научил, он у меня мастер не только байки травить.
– Уууу, здорово, – выдохнули мы.
– Ладно, умаслила меня, Тая, чувствую, как отпускать стало.
Дед, кряхтя, встал с кресла, подошел к печке, отворил дверцу и закинул внутрь два полена. Пыхнуло жаром и берестяным дымом.
– Хоть и не горел желанием мчаться в снежную юдоль, еще и накануне Рождества, но собирались мы недолго: пожитки нехитрые уложили, харчей с собой завернули и отправились еще до первых петухов. Зилок послушный у меня был, объезженный, в отличие от своенравного напарника, ну да не жалуюсь, а лишь восхищаюсь смелостью жинки, что в огонь и в воду без колебаний натужных пойдёт за мужем.
Снова в избе воцарился мир и покой.
– Не скажу, что дорога оказалась трудной, скорее наоборот: погода была ясная и морозная, ветер хоть и метелил по пути, но не слишком тревожил. Настроили мы камертоны души на одну волну, и время в пути полетело до той степени незаметно, что не успели глазом моргнуть, как доехали до первого полустанка. А надобно сказать, что эта остановка была в пути всенепременной. По делам нуждным сходить, отобедать. Вот с того момента, приключение и настигло нас. Не сразу, но километров за полста после. В дорожных сумерках.
Затаив дыхание, мы с Аленкой ловили каждое слово деда. И громкое урчание довольной Мурки совсем не мешало. Как и гулкое биение настенных часов в гостиной.
– Как сейчас помню, шёл тот отрезок пути, что делил нашу область с соседней. Я нагнал трактор с прицепом, который медленно и натужно поднимался в небольшой пригорок и решил обойти его. Тем более, встречного транспорта не видно, дорога ровная, редкие снежинки, что котята слепые тычутся беззвучно в лобовое стекло. Мигнул я дальним светом, показывая, что маневр желаю совершить. Трактор правыми поворотниками подтвердил, что видит меня, стал сбавлять скорость и прижиматься к обочине. Выехали мы на встречную и я, вжав в пол педаль газа, направил свой Зилок по параллельному пути.
– И случилась вмиг снежная буря, – неожиданно для нас продолжила историю баба Тая. – Не ветряная, что норовит опрокинуть транспорт, не мгла беспросветная, но… бабушка споткнулась на мгновение, – … паутинная.
– Таких не бывает, – не выдержала Аленка и быстро затараторила. – Нас в школе учили, паутину сплетает паук, когда хочет кушать. На свету она незаметна и прозрачна. Как облако в дождливую погоду манит к себе насекомых. И мухи с жуками попадают в сеть, запутываются, и тогда начинается пиршество.
– Смотри, Тая, Алёнка то в меня пошла, не мудрствует лукаво вроде, но речи текут хоть и извилисто, но плавно и певуче.
– Истину молвит дед, в писатели тебе нужно определяться, не первый раз замечаю за тобой талант изречения, – подтвердила бабушка.
Сестра зарделась, а я про себя решил, что буду стараться меньше играть в футбол и больше читать. И что когда дорасту до её двенадцати лет дождусь такой же похвалы от дедушки с бабушкой.
– Эх, Алёнушка, сам до того момента не знал, что увижу подобную паутинную метель. Только мгновение назад был штиль, как вдруг снежные мухи со скоростью несусветной стали превращаться в паутинные нити и в темноте сеять в лобовое стекло машины струи белёсого цвета.
Дедушка замолчал. Не знаю, как Алёнка, а я взаправдишно представил себе жуткую черноту ночи и то, как длинные белые шеренги точек пытаются пронзить острыми иглами деда с бабушкой, защищает которых лишь тонкий лист прозрачного стекла. Я поёжился. Не хотел бы оказаться на их месте.
– Раз мы сидим перед вами – значит, наш маневр удался и мы обогнали тот трактор, несмотря на нити. А что было потом? – обернулась бабушка к деду.
– А потом с нами случился кролик. Белый кролик. Низколетящий кролик.
Дед трижды повторил слово «кролик», но я видел по лицу сестры, что она понимает не больше моего.
– Я первая заметила его, – сказала бабушка и отпила из чашки. – Спереди паутинные нити били в стекло, а слева параллельно нашему курсу бежала огромная тень. И когда эта тень приблизилась, не поверила глазам – здоровенный белый кролик скалил зубы и, оставляя глубокие следы, нагонял нашу ласточку. Нипочем ему были высокие сугробы.
– Я включил дальний свет, – подхватил дед, – надеясь растворить кипящую мглу в прожекторе, но сделал лишь хуже – будто снежная стена выросла впереди, и вновь переключил свет на «паутинные нити».
«Скажи, ты видишь слева то же самое, что и я?» – спросил меня он, и я кивнула, – подхватила бабушка. – Будь неладен тот зверь, что огибал нас слева и готовился выскочить перед нами! Честно сказать, он внушал мне ужас. Я почувствовала в нем силу темную. Он мимикрировал под снежень добрую. Но не был таковым. Совсем был иным…
– Мими… что? – спросил я, но бабушка не ответила. Она будто пребывала не здесь, не с нами. Я посмотрел на Алёнку. Похоже, ей не меньше моего становилось страшно, и она придвинулась ближе.
– Кролик пытался остаться незамеченным – вот что это значит, – хрипло произнес дед и закашлялся.
– Зачем он прятался? – шепотом спросила сестра.
– Думаю, он был предвестником несчастья, а беда всегда случается неожиданно, потому и таился, – ответила бабушка и перекрестилась.
– И что вы сделали? – тихо спросил я.
– Вы не поверите, но дед опустил боковое стекло и…, – бабуля снова повернулась к иконе и осенила себя знамением.
– Гаффф! Гафф, гафф! – вдруг залаял дед и от неожиданности, мы подпрыгнули. Он сделал такое свирепое лицо, что я зажмурился и совсем не хотел больше открывать глаза. Мне стало очень, очень страшно.
– В окно ворвалась бесчинствующая стая белых мух, но даже сквозь неё было видно, как кролик стал замедлять бег и, будучи в двух саженях впереди машины, вдруг прыгнул высоко и уже где-то над нами пересёк дорогу.
Сказав это, бабушка подошла к нам и погладила по голове.
– Не бойтесь, детки, все в прошлом.
– Переместить хотел он нас в свое норкино жилище навсегда, – закончил дед, – да не удалось. Других прибрал в ту ночь, как оказалось. Лесовоз груженый шел той же дорогой, но часом позже, перевернулся – водитель и двое пассажиров упокоились в тот же миг. Такие вот дела. Собрал-таки свою жатву, зверюга лесная. Для того и существует на белом свете этот «Сборщик дорожной подати». Только, вместо денег, до человеческих душ охочий. Питается ими.
– Я только сейчас вспомнила, – ахнула бабушка, – про Груню Бувальцеву, что жила через забор от нас. Единственная выжившая после аварии на Богашевском тракте, которая случилась за несколько лет до нашей поездки. Она месяц в коме лежала, а как выписалась из больницы, стала рассказывать такие несусветные страсти, что спустя год очутилась в психушке. Помнишь, Захар?
Дед погладил спящую Мурку
– Не припоминаю, Тая, если честно. Я думал, она всегда немного странная была. С прибабахом.
– Скорее всего, когда она делилась своими видениями, ты отсутствовал по охоте или рыбалке. А я занималась по огороду и не обращала внимания на то, что Груня вещала мне своей стороны ограды. И только сейчас память нашла тропинку и выпустила наружу из чертогов разума невероятную, казавшуюся тогда безумной, историю соседки.
Бабушка отхлебнула остывший чай, привстала с табуретки и занавесила окно.
– Она рассказывала, что когда их почтовая полуторка поднималась на косогор, выплеснулась вдруг темень на дорогу, как вода из опрокинутого ведра. Грузовик потерял ориентацию в пространстве и опрокинулся в кювет. Очнулась Груня в незнакомом месте. В ледяной пещере, где сводов не видно, а на земле снег. Лежала она на копне из старых дерюг и ими же накрытая. Это позже она разобрала, что матерчатый сугроб состоял из одежды всевозможных размеров: от детского до великанского взрослого. Но поразило ее не это, а огромная карта местности на ледяной стене. Несмотря на полумрак, она разглядела вылепленные на ней снежными комьями дороги, лесные переулки, глухие тупики. Груня обнаружила и свою деревню, благо склонность имела к собирательству таёжных даров и к картографии: привези с завязанными глазами в любое незнакомое место, будь то болотистая топь или даже место в лесу, которое водит, отовсюду найдет дорогу к дому. Благодаря своей способности сначала сбежала, а потом и вернулась обратно. По всему выходило, что побывала Груня в ледяной норе, куда после проклятой вахты приносил добычу и где отлеживался гигантский злобный кроль.
– Вот такие дела, ребятишки, – вздохнула бабушка и смахнула слезу со щеки.
___
Не знаю, как Алёнка, но я ожидал в этот вечер услышать совсем другую историю, волшебную и добрую.
– Деда, баба, мне страшно, – захныкала сестра и все стали успокаивать её.
– А давай-ка, дитятко, сегодня ляжем спать вместе, – сказала баба Тая, – а на следующую ночь будет очередь Лёшеньки.
Тем и закончила вечерние посиделки.
Аленка шмыгнула в кровать, отвернулась к стене, на которой висел ковер, и сразу засопела. Я пошел в залу, лег на диван и с головой укрылся лоскутным одеялом. Бабушка еще долго убиралась со стола, гремела посудой и о чем-то негромко спорила с дедом. А я думал о кролике и представлял его разинутую клыкастую пасть и злые красные глаза, которые горят в ночи, пока не уснул.
___
Много с той поры прошло времени, как и немало рассказанных возле печки историй, но, почему-то именно она запала мне в душу.
Может оттого, что спустя много лет именно таким дедовским способом спас себя и семью от неминуемой гибели, обгоняя в ночи похожий прицеп и, с ужасом наблюдая за тем, как белый кролик слева от машины прокладывает путь в снежной мгле.