Я ненавижу свою мать!!! Да-да, вам не померещилось. Именно так, с тремя восклицательными знаками. И не спешите крутить пальцем у виска, мол, ну вот, очередной шизофреник в стадии обострения. Всё у меня в порядке с психикой. Во всяком случае обратного никто пока не доказал.
А вы считаете это ненормальным — не любить свою мать? Но почему? Почему я должен ее любить? За что? Только за то, что она меня изволила родить? Так не она первая, не она последняя. Всего лишь выполнила, как всякая самка в природе, свою детородную функцию или миссию — как вам угодно. И заслуги в этом лично ее нет никакой.
Если честно, я вообще не понимаю тех, кто, бия себя в грудь, уверяет, что любить свою мать так же естественно, как дышать, например. Да полноте, не надо лицемерить. Вы это серьезно? Дышать — я понимаю, это действительно естественно, просто без этого невозможно жить. А жить, не любя мать, — да запросто и сколько угодно! И больше скажу, таких, как я, мягко говоря, не питающих теплых чувств к той, что родила, немало, только признаться в этом им слабО. Просто в нашем обществе принято любить мать. Так заведено. Вроде как все же вокруг любят, и я должен. А я — не должен. Никому ничего не должен. Тем более любить. Я и женщин любил не потому, что так дОлжно, а потому, что природа моя этого требовала. Мужская сущность. И любовь для меня не какая-то сентиментальная фигня, какой страдают многие мужики, когда их накрывает это дело, а скорее физиология. Так что всё честно.
Сейчас я немолод, достаточно пожил, насмотрелся на мир и людей в нем. Даже оптимист ближе к закату своей жизни нередко превращается в ворчливого брюзгу, мало любящего всех вокруг. Старым людям это свойственно. И я из их числа. Но вот в детстве, когда, кажется, всё воспринимается на позитиве, может, тогда я по-другому относился к матери?
Увы, уже тогда я четко осознавал, что не люблю свою мать.
Я ненавидел ее, когда в школе меня одноклассники подкалывали, мол, оценки мне ставят хорошие, потому что мама завуч в этой школе. Когда в какие-то пацанские игры, типа ножичков, в которые все настоящие пацаны играли, меня не брали: заложишь, мол, мамочке. Тогда мне больше всего на свете хотелось быть сыном кого угодно, только не своей матери, которую вряд ли и другие в школе любили или уважали, скорее боялись.
Ненавидел я ее за то, что был для нее «крестом», который она несла нарочито страдательно: «Он у нас такой болезненный ребенок!» — жаловалась она всем, отвозя меня на три месяца в санаторий, на всё лето, где я плакал ночами. Постоянное кутание зимой, двойные штаны с начесом, шапка с завязанными под подбородком ушами, две пары носок — и всё это для того, чтобы я вышел «подышать воздухом» на полчаса, когда других детей родители не могли загнать домой даже вечером. «Мамсик, мамсик!» — кричали мне вслед. В этот момент не дразнивших меня пацанов я ненавидел, нет, а ту, кто в этом виноват, — мать.
Я вырос в уверенности, что я ужасно больной, что жить мне осталось от силы до понедельника, что мне нельзя ни холодной воды, ни мороженого, ни купаться в речке, да и дышать можно — через раз, иначе — каюк!
Не поверите, сегодня, когда я разменял седьмой десяток, на здоровье не жалуюсь вообще. Скорее, оно на меня. Чтобы хоть как-то обращал на него внимание, а не игнорировал. И это я был «болезненным ребенком»?!
Скажите, для чего она это делала? Зачем она играла роль любящей матери, для которой забота о здоровье ее дитяти — самое главное в жизни. Для чего она взращивала, обильно поливая и удобряя, во мне чувство неполноценности и ущербности?
А я скажу — почему. Понял это и смог ответить на свои вопросы гораздо позже, повзрослев. ТАК ей было удобно управлять мной, манипулировать моим сознанием и психикой. Я был для нее марионеткой, и дергать за ниточки она научилась мастерски. Она не хотела ни понимать меня, ни узнавать о моих желаниях или мечтах, ей проще было дергать за ниточки. Не вспомню ни одного раза, чтобы мама со мной просто поговорила, чтобы выслушала, сказала: «Сынок, расскажи, что тебя тревожит, чего ты хочешь?» Я никогда не чувствовал, что могу рассчитывать на ее понимание, сочувствие или поддержку. Она никогда не сказала: «Сын, у тебя всё получится. Надо верить в себя! Ты умный, ты способный, ты упорный и добьешься своих целей. И ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку». Именно поэтому я уехал из дома, как только окончил восемь классов, и поступил в техникум в другом городе.
После окончания учебы и службы в армии я женился в первый раз. По молодости и по глупости, надо сказать. Гормоны взыграли, а что такое семейная жизнь, как это жить вместе, уступать друг другу, нести ответственность за другого — этого я не знал, и подсказать было некому. Даже представить не мог, что об этом можно поговорить, посоветоваться с мамой. Мне и в голову такое не приходило. Но она, взрослый человек, педагог, который должен разбираться в людях, уметь просчитывать немного наперед, почему она не остановила меня от этого бездумного шага? Наоборот, женись, сказала мать, может, и получится что у вас.
Не получилось. Разбежались через полгода.
Еще одну попытку «а может, получится» сделал уже лет в двадцать пять. Поженились, двоих детей родили, прожили вместе лет двадцать. И все эти двадцать лет каждый из нас доказывал, кто главней и кто важней в семье. Так и остались каждый при своем мнении, что он. С этим и разошлись. И детей не смогли научить ни уступать, ни стараться выслушать и понять оппонента. Когда? Нам было не до этого.
Я редко вижусь со своими детьми и внуками. Не испытываю такого желания и потребности. Да и они, похоже, тоже. Люблю ли я их? А нечего мне ответить. Я не знаю, что это такое — любить. Ненавидеть — знаю. А вот любить — простите, нет. И кого, вы думаете, виню в этом? Себя? Нет, свою мать, которая не научила меня любить.
***
Моя третья и, надеюсь, последняя жена, любит всех — своих родителей, своих детей, друзей, коллег по работе и даже меня — правда, не знаю, за что. По-моему, она блаженная или, может, святая. А как иначе объяснить, что она любит людей? Человек ведь и есть главное зло. Убедить в этом жену не могу. Она уверена, что в каждом человеке есть и плохое и хорошее, и, что возобладает, то и делает его либо монстром, либо — нет, не ангелом, просто человеком. Говорю же, блаженная. Но к ней я, кажется, отношусь иначе, чем к предыдущим женам. Может, ее я все-таки… люблю?