Судари-сударушки и протчие сословия, налейте рюмку водки для крепости здоровия. А потом уж сидите пироги кушайте и мою рассказку послушайте!
Давно уж то было, когда ещё жеребёнком была прапрабабкина кобыла. Жила у нас в деревне Еловатой бабынька веселая одна. Такая уж она была хорошая, пригожая ни ангелицу похожая. И лицом светлая, и телом крепкая. Передком титястенька, задком жопастенька. Словом, яблочко без изьяну, кругло и румяно.
В ранешние-то годы и женились рано, а уж замуж выдавали и того ране. Вот так и попала она шешнадцати годов в семью одну от родных мамки и от тятьки. Но грех на ту семью плохо говорить. Взял её за себя парнишка наш деревенский Ванька. Жил вдвоих с отцом недавнишним вдовцом, а хозяйка у него жить устала на небеса попала. Прожила она с Ванькой недолго. Три лета и три зимы, не успела сносить одни пимы. Уехал как-то по весне Ванька с обозом в город Устьсысольский да и сгинул бесследно-безвестно. Толи жива его не стало, толи в половые служить определился, толи в Сибире поселился. Год слуха нету, другой год нету, потеряли его как копейку монету, да и третий уже кончился. Ждали его пождали батюшка с молодой женой летом и весной, да и скоро жданики кончились.
А жена та молода, только-только во вкус тела с Ванькой вошла. Опять осень прошла, зима пролетела, весна подоспела. Стала она по мужниным ласкам скучать, всех мужиков глазами встречать. Не нужны ей пряники да ленты шолковы гладки, а нужны ей ласки и поцелуи сладки. Стало у ней промеж ног так чесатся, что впору в холодный омут бросатся! Вот так и случился случай, что перебралась она однова к свёкру на полати, чтобы вдвоём грется и не мёрзнуть. Когда дров в печи мало, то не греет и пухово одеяло. А то свёкр совсем старый уже был, сорок третий раз день ангела встречал. Стали они жить обнаковенно, где спорить, а где ладить, по ночам на полатях доски спинами гладить. Да только случилось горе, умер свекор вскоре. Говорили соседи, что перед смертию мучался сильно, половину ночи стоном с полатей стонал. Видно домовой его мучал. Но про то невестка смолчала, потому что и сама стонала, но она жива осталась, молода была, а у него серце на три части порвалось. Так и осталась бабынька одна одинёшечка, как приблудная кошечка.
Чтобы как-то жить, удумала баба сладкое вино варить, да за работу расплачиваться. И зачастили к ней мужики ходом. Прямо такое сладкое вино, что мужики как мушки стали у ней к кровати прилипать. Ну прямо недели такой не было чтобы какой мужик у ней половицами ночью не скрипел. Бабы конечно всё терпели, жалистны песни пели. А как петь перестали, то спрос у колодца задали:
- Что же ты змеюка подколодная наших мужиков манишь?
- Не ругайте меня, - говорит им бабынька, - не моя тут вина. Сказывали мне, что сглазил мою упокойную свекровку в девичестве молодой цыган. Так сильно сглазил, что кажный день на неё три раза лазил, хотела она к нему в табор сбежать. Говорят, с тех пор сильно она полюбила мужицкий пол, каждый месяц её через день любовная болесь одолевала, да так, что никакого сладу с ней не бывало, кого встретит в это время того и любит, тело тешит, душу губит. Пока муж в поле, у жены лохматка на воле. Всякий купец проезжий дорогу к её избе и овину знал. Ни одного солдата и семинариста не пропустила, всех сладким угостила. Да вы и сами слышали поди. Через то и свекор быстро счах. Сколько сраму претерпел, душою сгорел. И теперь в избе и во двору моем сила притягательная есть, и теперь всюду ко мне во двор кто-то дорожку показывает. Уж я и церковь кажду неделю ходила и странников молится за меня просила, никакого сладу с этим нету. Каждый соседский петушок курочек моих топчет, каждый кот к кошечке моёй бегает, всякий кобель к сучке моей через плетень прыгает, всякий бычок коровку мою обиходит, и уж ни один мужик мимо не проходит. Сама не рада, а поделать ничего не могу.
Улыбнулась, развернулась и пошла подол пододрав до самого пупа чтобы водой не мочить.
Околотошный про то дело услышал, подумал, что так и до смертоубийства не далеко, баба у которой мужика отбирают часто умом не смыслит, всё что хош может сделать, а так как приставлен для порядку, то уговаривать стал бабыньку:
- Что же ты делаешь, бляцка ты баба? – околотошный её спрашивал, - через тебя все наши мужики на своих баб глядеть перестали, детей не размножают население не пополняют.
- Ничего не могу изделать, - говорит баба, место тут такое заколдованное, мужицкий пол тянет как волоком. Ты бы вот меня в друго место поселил, другой домишку купил с обсадным огородом и палисадом. А то только груди мои беспошлино слюнями мочишь, да мозоль своей шерстью мне на пузе натирашь. Хоть и чин у тебя не маленькой, зато подчинёнок в штанах вяленькой, а коль и встанет так шатается промеж губ ровно пьяный болтается. А то лучше, пошли мне на неделе нового дьяка, что в церкви Покрова службу делает, пусть избу святой водой хорошо окропит, да душевную молитву противу нечистого прочитает!
- Эк, ты с избой расшиперилась поперёк всей дороги, да лучше я тебе дьяка завтрева пришлю, то оно дешевле будет.
И што же ты думаешь? Точно так как и сказал, околоточный дьяка прислал. Сам дьяк молодой хоть и со стриженной бородой. Пока молитвы читал по новому обрастал. И не беда что худой, весь дом обрызгал водой. Но и то верно, чтобы молитва лучше действовала на всякую нечисть, стал он каждую ночь приходить к ней молитвы творить. Да сладким вином причащаться. А потом и вовсе в избу к ней на постой переехал.
Попадья тайно бабам сказывала, что у дьяка не только большой и толстый крест на рясе, а под рясой у него тоже что-то есть ещё поболее да потолще креста. Навроде, как конская прокопчёная колбаса со сметаной. И вкусно и много в рот не запихаешь. А попадья врать не станет, мужний сан не позволит, да и потому что женщина чесная.
А ведь и правда святая вода да крепкая молитва помогла, поспособила прихожих, охотчих до сладкого вина отвадить. Особливо ежели пудовыми дьковскими кулаками гостя поперёк обличия с двух сторон перекрестить, да вдогонях повдоль спины оглоблей благословить. Так что не зря возносит дьяк молитвы за наши заблудшие души. Его всякий нечистый убоится, есть защитник у бедной вдовицы!
На том и спасибо люди добрые! Вам за то что слушали, водки рюмочка маленька, а мне за рассказку полный стакан из шкалика!