Я кошка по прозвищу Ворчунья.
Ворчу и ворчу.
Есть на что:
Я застряла в фазе подростка.
Мама меня больше не любит. Шипит. Бьёт лапой по носу, когда подхожу поиграть.
А я её люблю.
Мне её не хватает.
Никто со мной больше не играет.
— Иди на улицу, — говорит мама, — там всегда найдётся кто-нибудь, с кем можно поиграть.
Но я с балкона никуда.
К нашему балкону приставлена балка.
Мама легко прыгает на неё и грациозно сбегает вниз. Нагулявшись, поднимается обратно. Я её встречаю. Расспрашиваю — где была, что видела?
К нескольким балконам по соседству тоже приставлены балки.
Мама руководит оркестром влюблённых в неё котов.
Я много раз забиралась на нашу балку. Сделаю шаг, и ко мне от земли тянется множество полупрозрачных рук, лап, щупальцев.
— Это духи, — говорит мама.
— Они хотят разорвать меня! — в ужасе кричу я.
— Глупая! Они просто хотят тебя погладить.
Я не могу переступить эту грань. Страх сильнее любопытства.
Мама говорит:
— У нас дома духи и пострашнее живут. А ты к ним привыкла, поэтому не боишься.
В начале ночи, только хозяева заснут, у нас становится очень жарко. Хозяева покрываются испариной, мечутся во сне.
Мама говорит, что в это время к ним подходить нельзя. Их посещают демоны ярости.
Полулюди-полузвери.
Хозяйка их не видит, но чувствует. И ей от этого плохо.
Хозяйка просыпается с криком, и демоны уходят. Умывается. Ходит по комнате туда-сюда.
Потом становится холодно. Она дрожит. Одевает тёплую кофту.
Настаёт время призраков.
Они люди, только очень лёгкие.
Хозяйка их тоже не видит, но чувствует. И ей от этого хорошо. Они утешают, успокаивают. Песни колыбельные поют.
— Вот видишь, — говорит мама, — никакая ты не трусиха.
Мама красавица. Прожила долгую интересную жизнь. Выполнила своё предназначение — родила множество котят.
Всех отдали в хорошие руки.
Меня оставили.
Я трусиха.
Вечно лезу общаться некстати.
Вечно у меня что-нибудь болит.
Хозяева замучились таскать меня к ветеринару.
А если разыграюсь — обязательно поцарапаю или разобью что-нибудь.
Мама смелая.
По всему району гуляет.
По льду через речку не раз ходила.
Однажды в марте вышла утром погулять.
Лёд был подтаявший, тонкий. Она провалилась.
Выплыла. Прибежала домой вся мокрая.
Хозяйка на работу опоздала, но её дождалась.
А то замёрзла бы мама к приходу хозяйки.
У нас на балконе под окном стол стоит. Мама как приходит с прогулки, на стол прыгает и начинает в окно лапами тереться.
Я со своей стороны тоже начинаю в окно лапами тереться.
Хозяева не выносят этот звук — скрип по стеклу.
Мигом бегут открывать.
А если никого дома нет и открыть некому, нам остаётся лишь грустно смотреть друг на друга сквозь стекло.
Мама в лесу гулять не боится.
Однажды за ней барсуки погнались. До самого дома гнали. Прибежали прямо под наш балкон. Дорогу к балке загородили.
Хозяйка в это время телевизор смотрела. Я к ней. В ноги тыкаюсь, мяучю во всё горло и в сторону балкона киваю. Та поняла. Выбежала, водой на барсуков плеснула.
Да как закричит! Барсуки опешили, от балки отпрянули.
А мама шмыг мимо них на балкон!
Ушли барсуки ни с чем обратно в лес.
До нас с мамой у хозяев кот был. Красавец, храбрец, умница.
Его фотографии в рамочках по всей квартире развешаны.
Пропал бесследно.
То ли дикие звери в лесу съели, то ли враги убили.
Он недолго прожил.
Больше всего любил фейерверки. Предчувствовал их заранее. Лез в самую гущу вспышек. И ничего ему не делалось. Видно знал, что другая смерть суждена.
Он был особенный.
А мы с мамой обыкновенные.
Враги не раз маму убить пытались.
Однажды ранили.
Мама домой прибежала. Кричит. Плачет. Никого к себе не подпускает. Рычит. Дотронутся не даёт.
Потом свернулась клубочком в любимом кресле и заснула.
Целые сутки спала.
Мы с хозяйкой уже думали, умерла.
А мама проснулась и пошла целебную травку искать.
Нашла. Съела и поправилась.
Затянулась её рана.
Мама и меня хотела научить целебные травки искать.
Но я с балкона никуда.
Уже год как я болею, с тех пор как меня отравили враги моих хозяев.
Плеснули на балкон какую-то гадость.
Я вышла, наступила. Облизнула лапу и вдруг так больно стало.
Потом долго ничего не ела.
Подыхать собралась.
Ветеринар предложил меня усыпить.
Но хозяйка его послала.
Она не даёт мне умереть.
Выхаживает.
Я страдаю.
А умирать не хочется.
Иногда мне лучше. Иногда хуже.
Если совсем плохо, приходит мама, как прежде, любящая, ласковая. Ляжет рядом, пожалеет, приголубит, словно я снова её маленький котёнок.
Я существую между жизнью и смертью.
Нашла баланс.
Ко мне обратилась кошачья богиня Бастет.
Я стала её посланницей и ученицей.
Хозяйка была у неё в немилости, но из-за меня богиня её простила.
Я знаю о хозяйке то, что та стёрла из памяти.
Она с детства любила кошек.
Но была к ним жестока.
Потому что кто-то прикинулся любящим и сделал ей больно.
Она переносила это предательство на кошек.
И совсем забыла о своём детском грехе.
— Почему у тебя так пахнет? — морщится подруга хозяйки.
— Что ты хочешь? В доме больное животное.
Это она обо мне.
«Все мы тут — больные животные», — думает хозяйка.
Я слышу, как она думает.
Она тоже слышит, как я думаю. Она умеет слышать зверей.
— Да усыпи ты её. Мучается же животное, — говорит подруга.
«Меня бы кто усыпил», — думает хозяйка.
Ударной волной откровения
Пробило душу нежданно
Учиться любить нелюбимых
Учится желать нежеланных
В тёмном чулане прошлого
По пятнам маленьких платьиц
Я докопалась до истинной
Истории детских предательств
Чулан этот часто снится
Лучом пронизанный черным
И в нём спеленатым туго
Забытым живым котёнком