Пианистка в раю

Оксана Ёркина
               
            Эти строки пишутся с нежностью. Только что в руках я держала странички своего дневника, того, первого. А теперь они улетели  в огонь - камин красив в эту пору. Не думала, что в своём загородном доме я безжалостно буду чистить свою память, как говорят сейчас, свою личную историю. Много есть историй!

            Да, вот недавно, например, я испортила свою банковскую историю, пропустила платёж, этот грабительский процент по кредиту. И получила отповедь молоденького клерка. Это было  столкновение с молодостью. Я смотрела на него с жалостью, что не видеть ему моей огромной страны, в которой  мы не нуждались… в его услугах. А он реально видел во мне инопланетянку, которая пытается понять как себя вести с этими деньгами. Но молодость не всегда оружие.
-Вы не сможете больше получить кредит, - он смотрел прямо и говорил твёрдо. И тут мне пришёл конец. Я - в прошлом!

          Вы знаете как проверяется лампочка: вкрутишь - горит! Цымка и была для меня такой лампочкой. Я забегала к ней, в квартиру этажом выше, после занятий в школе, и мы вместе что-то делали: обо всём, обо всём говорили, рассматривали первые модные юбки и блузки. Цымка всегда могла что-то продать мне. И угощались обязательно - так было у них принято. Всегда здесь было уютно и сытно, пахло курочкой. А ещё здесь  царила любовь. Бетенька,  Фимочка – родительский семейный  союз Цымки. Она выросла в любви.
- Фима, ты забыл  бутегброд! - Тётя Берта сердито рассовывала по его карманам, в портфель хлеб с маслом, потому что дядя Фима кормил половину отдела и ещё кошку в подъезде. Шутил, что у него своя Язва.

Сидели мы с Цымкой на коврах, они повсюду были в квартире, висели и лежали на полу. Просто люди заботились о спокойствии соседей - музыкой Цымка занималась каждый день, а Баха и Бетховена тихонько не сыграешь!
И мебель красного дерева,никто никогда его не видел! Из этих неизвестных деревьев, восточных ковров, изысканной музыки, мы создавали свой мир, и ткали свой ковер, неведомый взрослым. Близость соседская и девичья. Первые страхи и чудо первой любви к старшим мальчикам.
И первое чувство превосходства. Я это чувствовала, но только потом, когда вошла в проблемы этнического, смогла прочесть свое детство, его сюжеты как совершенно новую книжку. И полагаю, что как были мы с Цымкой на разных этажах, так и остались.

Она, соседка моя, всегда с забитым носом. Хроническое. Какие-то ингаляторы, капли-шмапли, лекарства - пожизненно. Тетя Бетя, Берта Григорьевна, ее мама, была отличным педиатром. И все дети из нашего двора должны ее помнить.
И книги были еще тайной для нас, а Цымка уже хорошо знала то, чего не знали мы. Как-то сразу! Какой-то ребенок мудрый!
И еще Цымка как-то с болью заявила: "У мамы нет семьи: всех убили". А мы тогда мало знали о гетто, о Яме. Почти ничего. В детстве и в юности ведь все вечные, и мечты - только о туфельках, шоколадных конфетах, маленьких вещицах. Ну, а школа - это другая история, не сейчас.

Время от времени я бегала и к тёте Лене, проведать. В  соседний дом. Она, парализованная и лежачая, была дирижёром в семье. Муж смотрел её, ухаживал, сыновья учились на инженеров. Когда начались проводы по случаю отъезда еврейских семей на историческую родину, мудрая Лена предоставляла свою квартиру.  Моих родителей всегда приглашали. Тогда я много узнала о праздничных блюдах еврейской кухни. Она - одна из моих любимых, потому что это традиционная пища плюс интерес к жизни. Такая кухня  привносит разнообразие в обыденность, и это несравнимое ни с чем богатство и, одновременно, букет прекрасного настроения при любых обстоятельствах. И все же лучше, чем у семьи Циммерман, не было. На то время!

   А пока я, закрыв глаза, сижу на тахте и слушаю, как Цымка музицирует. Бесконечные сонаты и этюды. Через время она трясёт руками. Глаза на мокром месте. Тяжело.
Усталость. Музыкалка, сольфеджио - ее галеры. Ее ждет консерватория. А в моих глазах она видит сочувствие.
- Почитаем? - Идет к шкафу. - Что будем читать? - Достает что-то.
- Дай! – теперь я берусь продемонстрировать свой талант. Читать, причём со сцены, было моим любимым занятием. И смерть пионерки и лёгкие чувства тургеневской  крестьянки уже поселились в моём маленьком сердце и стали романтическим ядом и лакмусовой бумажкой для любых событий нашего мира!

         Я читаю пару абзацев и спотыкаюсь, слово "собака" читаю как "цуцик". Сказала и помолчала. Ну что?! Так было в тексте! Цымка плачет тихонько, скулит. От слова "цуцик". Почему мне все равно, что будет с собакой? А она плачет. Глаза навыкате, как черные угли, восточные, цепкие.
Музыка была для нас тонким миром, она размягчала. Слушаю - и  все время слышу, как накатывают волны. Шопен-море и Рахманинов-море. Я слышу это море из-под неожиданно сильных пальцев девочки,моей Цымки!

И меня тоже потом будут заставлять заниматься - чтобы как у Циммерман. А пока я - слушатель и с наслаждением внимаю: что-нибудь из Чайковского или Бетховена. И выслушиваю заодно - какая рубашка была на Юре из хора, что  во втором ряду. Потом был скрипач с тонким лицом. Удостоилась, познакомили. И она влюблялась, краснела, страдала! И всякий раз это было что-то невыразимое. Чей-то взмах руки, поворот головы, длинные ресницы. И это о мальчиках! Часто эти штучки не совмещались с « вечным» - игрой на инструменте.
- Да где ты?- Валечка Рахленко, её педагог,профессор, нещадно лупила по пальцам. А она плакала, как-то тихо и красиво, даже когда рассказывала!

Окончательно я сбилась со счёта, когда в консерватории появился виолончелист, её преподаватель. Да, известное медийное лицо. Всё стало очень серьёзно.
 
А лет через пять она вспомнила обо мне и пригласила на свадьбу. Это восточная царица выходила замуж, так хороша она была. Счастливый, ее будущий муж, на первый взгляд, был надежен и хорош. Но ... Мне сказали и, видимо, она знала, каким популярным он был по женской части в Политехническом институте, общежитие было весёлым местом! Полигамия, моногамия ... Кто их разберёт задним числом?!

В общем, она стала одной из лучших шопенисток нашей страны, две дочери не мешали ей играть и концертировать. Всего хватало. Солнца было мало. И моя Цымка поехала. Сначала на Ближний Восток, а потом и дальше, навсегда, с Хароном-перевозчиком. Мы любим тебя, Цымка или просто память о тебе, о детстве, растёт отдельным цветком в нашем раю на этой земле?
.