Пока они проходили вдоль борта «Святой Марии», Мориньер вместе с большей частью своей команды находился на нижней палубе, плотно забитой тюками с товарами. Наблюдал через открытый люк за дымом, сизой пеленой застилающим небо. Ждал, когда останется позади захваченный берберами галеон, когда минуют они галиот, предусмотрительно отошедший с их пути за корму «Святой Марии».
Посчитав, наконец, что времени прошло достаточно, шагнул вперед, ступил на трап, поднялся на верхнюю палубу.
Он сделал это вовремя.
Собиравшиеся на горизонте облака, растянулись по небу густой, отдающей в фиолетовое тенью. Ветер, всю первую половину дня уверенно и спокойно гнавший «Хирон» вперед, внезапно усилился, зазвенел, загудел такелажем. Резкий порыв его – первый предвестник скорой перемены погоды – рванул паруса. И огонь, до тех пор ручным псом лижущий предложенные ему «лакомства»-бочки, вдруг ожил, наполнился энергией. Взметнулся вверх, опалил раскрепляющие бушприт канаты, пронесся по оснастке, взялся за кливера*.
От «Святой Марии» их судно отделяло не более полутора-двух миль. И при иных обстоятельствах Мориньер предпочел бы не проявлять активности еще хотя бы с четверть часа. Но теперь выбирать не приходилось.
Через минуту вся команда была на верхней палубе.
Саржа в мгновение ока снова оказался на квартердеке. Взялся разворачивать «Хирон» кормой к ветру – так, чтобы пламя, пожирающее кливера, относило с бака**. Успешно завершив поворот фордевинд***, он задержался на некоторое время наверху. Огляделся. Отметил с изумлением, как слаженно, быстро, будто бы и вовсе не нуждаясь в дополнительных инструкциях и распоряжениях, нынешняя их невеликая команда взялась исправлять положение.
Одни, ловко скользя по вантам, убирали паруса. Другие рубили дымящийся такелаж. Третьи – засыпали песком палубу, заливали огонь, сбрасывали за борт тлеющие матрасы – недавние источники маскирующей дымовой завесы.
Саржа поискал взглядом Мориньера. Обнаружив того на баке, – там, откуда сейчас исходила главная опасность, – не удивился. За эти несколько дней, а еще скорее – за последний час с небольшим, он, кажется, понял этого человека. А, поняв, испытал что-то вроде зависти – ко всем тем, кто трудился теперь на палубе «Хирона».
Впрочем, он не позволил себе слишком долго разбираться в обуревавших его чувствах. Возвратился к своим обязанностям.
Обернувшись, Саржа поднес к глазам зрительную трубу. Некоторое время наблюдал за тем, что происходило на «Святой Марии» и «пасшемся» рядом с ней галиоте.
Увидел, как праздновавшая на захваченном судне победу толпа берберов, заметив движение на палубе «Хирона», закричала, замахала возбужденно руками. Часть их, перекинув с борта «Святой Марии» импровизированные мостки, перебралась на галиот. Потом раздалась барабанная дробь, долгий свист разнесся над поверхностью моря.
Галиот приготовился, кажется, броситься за ними в погоню. Он дернулся, выдвинулся на пару кабельтовых, отошел от «Святой Марии». И почти сразу остановился.
Снова взлетели, поднялись весла. Какое-то время, по инерции, галиот скользил еще по направлению к «Хирону», но потом развернулся и возвратился к «Святой Марии».
Удивленный этим странным маневром Саржа огляделся.
Из-за мыса, который, сумей сохранить прежнюю скорость, они миновали бы не позднее чем через полчаса, выходила эскадра. Он считал корабли по мере их появления: три, четыре, пять…
*
Шесть.
Шесть кораблей, выстроившись в линию, сначала шли перпендикулярно побережью. Потом, последовательно меняя галсы****, изогнули эту линию дугой. Как охотники, двигаясь цепью, они загоняли берберов в тот же самый капкан, из которого только что выскользнул «Хирон».
Саржа с квартердека некоторое время настороженно наблюдал за действиями эскадры. Если это были враги, у них, находившихся на «Хироне», не было никаких шансов на спасение. Как и остальные участники недавней битвы, они не могли даже попытаться ускользнуть. Корабли надвигались, наползали на жмущийся к побережью разоренный их торговый караван и на берберов, всего несколько минут назад чувствовавших себя победителями.
Саржа был уверен, что лучшее, что они могут сейчас сделать – приготовиться к приему на борт «гостей». Но положение помощника капитана безусловно диктовало ему последовательность действий, которые он должен был совершить.
На одно только мгновение он засомневался. Кинул взгляд в сторону каюты капитана Делоне. После – бросился на бак. Протянул Мориньеру подзорную трубу.
Мориньер, оценив ситуацию, только кивнул – делайте то, что считаете нужным.
К этому моменту пять из шести кораблей эскадры уже вступили в битву с алжирцами. Последний же, шестой, повинуясь приказу, полученному с флагмана, направился прямиком к «Хирону».
Подойдя на расстояние нескольких кабельтовых, судно замедлило ход. Подняв приветственный сигнал и получив ответ, – о последнем позаботился Саржа – легло в дрейф.
*
Если Саржа и удивляло поведение Делоне, все это время продолжавшего скрываться в капитанской каюте, то он никак этого внешне не проявлял. Оставался на своем месте, делал все, что могло, по его мнению, спасти корабль. И только теперь, когда стало понятно, что берберийского плена они счастливо избежали, а на борт вот-вот взойдут христиане, чьи планы относительно «Хирона» были пока далеко не очевидны, Саржа решил, что пришла пора проинформировать Делоне о происходящем. Самоустранился тот от управления судном или нет, он продолжал оставаться капитаном «Хирона». И имел право знать о том, что происходит.
Направляясь к юту, Саржа размышлял между тем, стоит ли упорствовать в своем намерении и тревожить капитана, если дверь в «святая святых» будет закрыта – в обычное время это категорически не приветствовалось.
Делоне не любил, когда его отвлекали от его безусловно важных забот. И если капитану казалось, что причина, по которой его побеспокоили, недостаточно серьезна, то он бывал крайне недоволен. Потому ни один из матросов – упаси Боже! – не рисковал с какой-нибудь своей идеей напрямую обратиться к Делоне. Это всегда делал он, Саржа.
Он научился избегать гнева капитана. Выискивал удобное время для беседы, находил способы донести до последнего все, что тому нужно было знать. Иногда – это случалось крайне редко –игнорировал опасность быть наказанным и настаивал на том, чтобы капитан выслушал его именно тогда, когда в том, по мнению Саржа, была необходимость.
Но сейчас такой необходимости не было.
От Делоне в сложившейся ситуации зависело еще меньше, чем от каждого из них – тех, кто находился теперь на верхней палубе. И, уже приблизившись к капитанской каюте, Саржа решил: если дверь будет закрыта, он развернется и уйдет. Возвратится на свое место, встанет рядом с Мориньером.
Он даже надеялся на это.
Но дверь не только не была заперта, но при всяком крене судна раскачивалась – то захлопывалась, то распахивалась и с грохотом билась о переборку.
Перехватив ее, готовящуюся в очередной раз со стуком затвориться, Саржа перешагнул порог, заглянул внутрь. Капитан Делоне, сидел перед пустой бутылкой и был совершенно… мертвецки пьян.
Первой, пришедшей в голову Саржа, мыслью была: «Как можно было за столь короткое время надраться до бесчувствия?
Потом он неожиданно испытал что-то вроде брезгливого недоумения – как будто присутствие теперь на борту другой команды и другого «капитана» проявило, сделало очевидным то, что подспудно всегда беспокоило, даже раздражало его. Подумал: как мог он столько времени служить этому человеку? Как мог рассчитывать на него? Исполнять его приказы?
Саржа собрался было выйти. Он уже шагнул к двери, но что-то задержало его, заставило обернуться, еще раз взглянуть на мешком развалившегося на стуле капитана. Когда Делоне поднял на него бессмысленный, мутный взгляд, когда спросил:
- Ну что? Уже пора подыхать? Или я успею еще выпить? – Саржа скривил губы.
- Если вам и суждено умереть в ближайшие дни, то только от пьянства.
Тон его был так резок, а весь вид выражал такое презрение, что Делоне подскочил.
- Что ты п-п-позволяешь с-бе, с-с-скотина? – воскликнул.
Он схватился за спинку стула, на котором сидел. Если бы у него были силы, он, без сомнения, устроил бы сейчас своему обнаглевшему помощнику разнос, он наказал бы его, избил, выгнал бы к чертовой матери. Он… Он бы…
Делоне пытался удержаться на ногах. Но судно так раскачивалось. Пол уходил из-под ног. Чтобы не свалиться, чтобы не показаться смешным, он снова плюхнулся на стул.
- Когда я приду в себя, – сообщил он Саржа, – тебе не уйти от наказания.
Саржа кивнул пренебрежительно – непременно. Выходя, зацепил дверь крюком за петлю, вкрученную в переборку. Вернулся на верхнюю палубу к исполнению своего долга.
*
Все время, что Клементина находилась в каюте, она вполне осознавала грозившую им опасность. Но при этом совершенно не испытывала страха.
Сначала она была слишком рассержена для того, чтобы бояться.
Потом, наглядевшись в светлые, распахнутые ей навстречу глаза дочери, Клементина оттаяла. Но страх так и не появился. Вместо него она испытала прилив необычайной нежности – сначала к дочери, размахивавшей ручками-ножками и широко ей улыбавшейся. Потом – к тому, кто теперь там, наверху, боролся за их жизни.
Клементине вдруг непереносимо захотелось оказаться рядом с ним, смотреть на него, держать его за руку, слушать голос. Ей казалось, окажись она теперь там, среди членов его, Мориньера, команды, она сделалась бы совершенно счастлива.
И Клементине потребовалось сделать огромное усилие, чтобы прямо теперь же не броситься наверх.
Поднявшись, в нервном возбуждении она прошлась по каюте, потом снова вернулась к дочери.
Клементина героически старалась вести себя так, как от нее ожидали. Она улыбалась, развлекала девочку, как могла. Напевала что-то, бормотала славную, бессмысленную ерунду, так веселившую Мари-Франсуазу. Наконец утомилась, охрипла. Взглянула на Полин.
Бледность сжавшейся в комок молодой женщины рассердила Клементину. В порыве негодования, хотя и вполне снисходительного, она даже прикрикнула на нее.
- Прекрати трястись, – приказала. – Разве мы теперь одни? Разве нас некому защитить, что ты дрожишь, как заяц?
Клементина прекрасно осознавала слабость подобной аргументации. Но чем другим можно было объяснить ее внутреннюю убежденность в том, что им ничего не грозит? Когда Полин после очередного грохота, раздавшегося наверху, вздрогнула и втянула голову в плечи, Клементина даже рассмеялась – несколько натужно, правда:
- Ей-богу, если ты не прекратишь при всяком резком звуке умирать от страха, я оставлю тебя в ближайшем порту. Найду другую кормилицу – посмелее.
Полин покачала головой. Улыбнулась.
- Вы не сделаете этого, госпожа.
- В самом деле? Почему это?
- Потому что та, другая, будет вам чужой. А я люблю вас. И нашу девочку.
Кажется, недовольство, проявленное Клементиной, привело служанку в чувство. Договорив последнее тоном даже как будто торжественным, Полин протянула руки – девочку пора было кормить. И Клементина передала ей Мари-Франсуазу. Сама поднялась.
- Я все-таки пойду, посмотрю, что там происходит, – проговорила быстро.
Она подошла к двери, распахнула ее. Дым, до этих пор едва щекотавший их ноздри, черным облаком ворвался в каюту. И Клементина, прижавшись спиной к переборке, задержалась на несколько мгновений, прикрыла рот рукой, сдерживая кашель. Потом, взявшись снова за дверную ручку, обернулась к Полин.
- Я вернусь за вами, если это будет необходимо. А до тех пор оставайтесь здесь.
Полин подняла голову, кивнула – девочка взяла грудь, и обе женщины больше не сказали ни слова. Только некоторое время вдвоем, замерев, наблюдали за тем, как жадно сосала она, упираясь ручкой в полную грудь кормилицы. Девочка то сжимала, то разжимала крохотные пальчики, не обращая ни малейшего внимания на то, что происходит вокруг. И в уголках ее губ пузырилось молоко.
*
Большой, черный, ощерившийся пушками, корабль, покачивающийся на волнах вблизи их судна, выглядел враждебным. И Клементина приостановилась на какое-то время на верхней ступени трапа. Потом шагнула, направилась к мужу, стоявшему в окружении своих людей у борта.
Заметив ее приближение, мужчины расступились, дали ей дорогу. После – сомкнулись за ее спиной. И Клементина, скользнув взглядом по их утомленным, покрытым копотью лицам, выдохнула удовлетворенно.
Они устали – это было очевидно. И они были настороже. Но ни в одном не было заметно ни следа неуверенности, тем более страха.
Она подошла к Мориньеру, остановилась чуть позади.
Некоторое время вместе со всеми наблюдала за тем, как матросы «вражеского» корабля спускали на воду шлюпки, как члены его экипажа, в большинстве своем одетые в красные бархатные накидки, с белыми шелковыми крестами на груди, занимали в ней места, как направились, наконец, лодки в сторону «Хирона».
В этот момент люди рядом с ней зашевелились.
По приказу Саржа двое взялись готовить веревочный трап. Фиде с уже знакомым Клементине юношей стали отодвигать в сторону бочки, освобождая, расширяя проход. Остальные заговорили негромко, разошлись, разуплотнились, рассеялись по палубе.
Мориньер тоже сделал шаг вперед.
И Клементина, осознав вдруг, что уже через минуту-другую снова не будет иметь возможности говорить с ним, порывисто ухватила его за руку. Когда он обернулся, спросила:
- Вы уверены, что это – друзья?
Вообще говоря, вопрос этот родился внезапно. И в тот же момент, когда он прозвучал, она ощутила его бесполезность. Даже некоторую оскорбительность его.
Уже через мгновение она поняла: друзья это или недруги, но вот-вот они ступят на палубу «Хирона». И раз Мориньер позволяет им это сделать, значит, другого, лучшего выхода – нет.
Поэтому когда муж, прежде чем ответить на ее вопрос, отступил, высвободил руку, Клементина подумала было, что он рассердился.
Но Мориньер отвечал спокойно, даже мягко.
- Этот корабль, как, впрочем, и остальные, – он взглянул в направлении кормы, – принадлежит Мальтийскому Ордену. И, конечно, они нам не враги.
Пока он говорил, Клементина смотрела ему в глаза. Потом сообразила, опустила взгляд. Снова – на этот раз осторожно – взяла его за руку, повернула его кисть ладонью кверху. Разглядев ожоги, – ладонь его и пальцы были сплошь покрыты волдырями, некоторые из которых лопнули и кровоточили, – она смешалась.
– Вам очень больно? – спросила.
– Нет, – качнул он головой. – Но в следующий раз напомните мне взять с собой в путешествие кота.
Клементина изумленно вскинула брови.
– Какого кота?
Мориньер улыбнулся.
– Который таскал бы вместо меня каштаны из огня*****.
Примечания:
*кливер - косой треугольный парус, прикреплённый к снасти, идущей от мачты к бушприту;
** бак – носовая надстройка судна;
*** фордевинд – поворот парусного судна, при котором направление ветра в момент поворота проходит через корму;
**** галс - курс судна относительно ветра;
***** из басни Лафонтена «Обезьяна и Кот»