"Бабушка, а почему ты так сказала?"-спрашивал Анну Сергеевну закутанный до бровей в теплую шаль поверх тулупчика внук Пашка, который напросился поехать с ней в город за покупками для жителей небольшого села, стоящего в тридцати километрах от главной трассы, что вела к райцентру. Шутка ли, тридцать километров по накатанному леднику, да там часа два-три, а потом назад. Хорошо, если ветер не в лицо, а если дует, да еще присвистывает, да метель бросает за воротник изрядные горсти колючего снега? Пашку Анна Сергеевна взяла с собой, чтобы привыкал управлять гужевым транспортом, то есть кобылой Зорькой, которую зимой раз в две недели отправляли в райцентр, чтобы Степановна прикупила все необходимое лекарство по заказу печенье, белье, стиральный порошок, да что там: гвозди да саморезы везла Зорька по накатанной ледяной дороге. Единственный магазин в их селе был закрыт, рыжая томная продавщица Алка уехала из этого "быдлятинска", как она называла село Красновидное, выскочив замуж за художника-оформителя, невесть какими судьбами заехавшего на сезон в село подновлять стенды в пустом сельсовете. Да и дворов в Красновидном было восемь, остались люди пожилые, да "брошенки":матери иногда из города детей на воспитание бабушкам отправляли... Своего транспорта не имел никто, у одной Степановны в хозяйстве была Зорька, на которой и огороды пахали, и в город за смым необходимым ездили. Вот и в этот раз в санях рядком стояли соль и стиральный порошок, упаковки кетчупа и пачки печенья, два настоящих магазинных торта и баночка (на пробу) мандаринового варенья. Осталось купить два теплых фланелевых халата 58 размера для бабушек Агаты и Антонины. Но то ли фланель извелась на русских просторах, то ли китайский ширпотреб вытеснил все русское, но халаты как в воду канули..."Интересно девки пляшут"-,в раздумье произнесла Анна Степановна. "Что же я подруженькам скажу? Что не шьют в Китае полюбившихся им фасонов на пуговицах с карманами впереди? Или что нужно залезать в привозные тряпки, линяющие от каждой стирки?"-горевала Анна Степановна. Пашка поудобнее уселся в сани, его (для надежности) Анна Сергеевна крест-накрест перевязала толстой веревкой, оставшейся от деда. И процессия тронулась в обратный путь. В полудреме Пашка увидел двух бабушек: Агату и Антонину, аккомпанирующих своим частушкам на ложках,, да деда Ерофеевича, играющего на двухструнной балалайке. Третью струну вырвало лет пять назад, когда Алка выходила замуж за оформителя. Бабушка Агата в его, Пашкином, сне, отложила ложки и стала кружиться, заполняя всю горницу. "Интересно девки пляшут",-подумал Пашка и проснулся от внезапной остановки. Это Зорька затормозила у их избы , а из открытых дверей повалил люд, разгружая сани, занося в дом коробки, мешки, пакеты..."А ты чего, всю дорогу проспал?"- спросила бабушка, освобождая его от веревочных пут. " А я ему пою , да балакаю с ним. А он спит себе, помощник! Как без меня будешь управляться?"-крикнула бабушка вслед убегавшему в дои Пашке.
Пашке нужно было поделиться с Ерофеевичем своим открытием-новой понятой бабушкиной приговоркой-интересно девки пляшут. Ну и пусть они совсем не девки, а бабушки...Ну и что, что им не купили халатов. В Пашкиных воспоминаниях они всегда будут румяными хохотушками, которые выпекали в русской печке пирожки с черемухой и отпаивали его, больного "брошенку" сладким парным молоком, а вечером, на скамейке, лузгали семечки, доставая их из бездонных карманов, а Ерофеевич подыгрывал им на двухструнной балалайке.