Петров и Петров

Ди Колодир
Петров и Петров сидят на берегу шустрой и прозрачной речушки со смешным названием Шлындра возле костерка. Костерок вроде бы и не маленький, но и не сильно буйный. Костерок ровно такой, чтоб хорошенько прогревать закопченный котелок, подвешенный на треноге. В котелке булькотит уха - настоящая, рыбацкая, из только-только выловленной рыбехи. На поверхность бурлящей жидкости из кипяточных глубин выныривают поочередно то средних размеров луковица, то крупно нарезанная, почти нарубленная картоха, но чаще всего побелевшие отменные куски речных обитателей. Зрелище бурлящей ухи завораживает, но Петров не забывает вовремя снимать пену древней деревянной ложкой. Железной-то не в пример удобнее бы было, но Петров считает, что на природе все должно быть "от сохи". Хлеб ломать, а не резать ни в коем случае. Ложки обязательно деревянные. Тарелки на свалку, только миски. И стаканы. Настоящие, в 26 граней, а не какое-то пластмассовое раскладное говно.
Петров-другой любуется природой, радуется быстроте и прозрачности Шлындры, слушает разтрендевшихся птиц и щурится на солнышко. За ухой Петров-другой не следит и советов не дает. И делает вид, что готовить не умеет.
     Мысли у обоих Петровых одинаковые и приятно-ленивые. Вот сейчас доварится уха. В нее будет добавлено полстакана "Ржаной". Остатки – 0,7 без полстакана – они употребят под уху в пять присестов. Красота!
Петров радуется, что удалось во время ловли втихаря выдуть заныканную от Петрова-другого "четвертинку". А дабы Петров-другой не унюхал от него водочного запаха, заел это дело двумя зубчиками чеснока.
Петров-другой думает почти о том же. Только у него в заначке была майонезная баночка самогонки, а вместо чеснока он половику луковки сгрыз. И ловко он это проделал – Петров ничего заметить не успел.
     И вот сидят два Петрова у костерка с ухой, природой любуются, пену снимают и чесноком с луком попахивают.
     Благодать, да и только!
     Познакомились и подружились Петровы еще в первом классе. Два железобетонных троечника, оказавшиеся согласно списку за одной партой, не могли не подружиться. Тем более оба Петровы, оба Сергеи. Вот только один Александрович, а другой, наоборот, Евгеньевич. Они еще и похожи здорово были. Внешность у обоих… Никакая внешность. С такой внешностью хорошо преступником быть и в розыске находится. Ежели у милиционеров фото такого преступника не имеется, то фоторобота они от свидетелей ни в жисть не добьются.
Учительница их сразу же пронумеровала: Петров-первый и Петров-второй. Для простоты общения. Петровы, кстати, против нумерации возражать не стали. И из-за того, что кто-то из них первым оказался, не поссорились. Какие могут быть ссоры между настоящими друзьями.
     В знак настоящей дружбы Петров-первый четвертого сентября спер у Петрова-второго шикарную импортную вещь – фломастер синего цвета. А шестого сентября Второй подложил Первому под седалище могучую канцелярскую кнопку. Первый подпрыгнул, заорал и был выдворен из класса. После уроков стало ясно, что Петровы не просто друзья – они теперь друганы до гроба.
     В четвертом классе учительница рисования, не подозревая о последствиях, поведала ученикам о знаменитом художнике Петрове-Водкине и его не менее знаменитой картине "Купание красного коня". Школьники информацию впитали и до седьмого класса друзья носили погоняла Петров-Водкин и Петров-Пивов. Ну, иногда их называли Красными Конями. Погоняла были не обидные, даже смешные, а что водка крепче пива, так плевать на то. Какие могут быть несогласия между настоящими друзьями.
     Проучились друзья до седьмого класса без особых приключений. Дружба их крепла с каждым днем. Помимо ежедневных проявлений симпатии, Петров-Пивов как-то заложил Петрова-Водкина завучу Олимпиаде Петровне, донес, что приятель на большой перемене на большом бюсте Ленина, прямо на лысине, нехорошее слово написал. С ошибкой. А Петров-Водкин в долгу не остался и однажды не вступился за друга. Пока Петрова-Пивова в сортире метелили два одноклассника, Петров-Водкин, в том же сортире, затаив дыхание сидел на унитазе, надежно придерживая дверь кабинки.
     В седьмом классе математику у них стала вести новая математичка. Красивая такая, в очках, с модной стрижкой, плоскогрудая и кривоногая, любительница коротких юбок. И звали ее соответственно – Жанна Афанасьевна.
Математичка, запнувшись на двойном Петрове, немедленно затребовала у друзей отчества и с той поры Пивов и Водкин стали ПСЕ и ПСА, а математичку школьники, со свойственным им прямолинейным юмором, окрестили Жабой Фантомасьевной. Все остались довольны. Кроме математички, понятное дело.
В Жабу Фантомасьевну друзья влюбились сразу и бесповоротно. Взаимности, конечно, ожидать не приходилось, но почти невинные эротические фантазии на уроках алгебры-геометрии занимали умы ПСА и ПСЕ куда больше, чем уравнения и теоремы.
     Недели через две после начала учебного года ПСЕ неожиданно оказался за первым столом рядом с зубрилой Анькой, которая после пятого класса занимала место за этим столом в тоскливом одиночестве. Ну конечно, кому еще охота сидеть лицом к лицу с учителем. Но ПСЕ сидел. Сидел, правда, только на алгебре и геометрии.
     Некоторое время спустя выяснилась причина столь странного поступка. ПСЕ благополучно открутил у обоих столов, своего и учительского, передние крышки. И теперь оставалось только, как бы невзначай, уронить ручку под стол, чтоб полезть за ней и вдоволь налюбоваться чудными ногами и исподним любимой математички.
     ПСА незамедлительно в приватной беседе доложил Жабе Фантомасьевне о тех нечаянных радостях, которые она доставляет его другу. На следующем уроке математичка появилась в юбке ниже колен, передние крышки стояли на своих местах, а ПСЕ был возвращен в лоно дружбы, имея в багаже подробное описание всего ассортимента трусов Жабы Фантомасьевны. Приятеля же он отблагодарил за проявление дружбы в тот же день, опрокинув на того в буфете сразу два компота – его и свой. Для друга ничего не жалко.
     Экзамены после восьмого класса друзья сдали одинаково, не желая выказывать никакого превосходства друг над другом. Три-три-три-три. Определились в ПТУ, где благополучно, через положенное время, "кончили на токарей".
       Как-то на практике, вытачивая заготовки для червячной передачи, ПСА задумался и запорол несколько деталей. Немного – штук тридцать пять-сорок. Памятуя о том, что друг всегда выручит друга, он, воспользовавшись отсутствием задержавшегося в курилке ПСЕ, заменил его детали своими.
Зато когда ПСА смастерил действующую модель доменной печи в качестве экспоната на выставку технического творчества учащихся, ПСЕ  искренне радовался за талант друга, за его золотые руки и прочил тому первое место на выставке. И ПСА наверняка его бы занял, если бы не оставил на какое-то время свое творение без присмотра. По возвращении он обнаружил останки модели, покоящимися под огромным горшком с фикусом. Каким образом фикус смог соскочить с подставки и, пролетев полкласса, рухнуть точнехонько на модель, остается загадкой. ПСЕ, кстати, переживал тоже очень искренне.
       Как отслужили Петровы в армии, не знает никто. Не любят они об этом рассказывать. Известно только, что служили они в разных частях, разных городах и разных странах. Сергей Александрович был танкистом в Монголии, а Сергей Евгеньевич – сапером в Польше. Вернулись они почти в одно время, задумчивые, с ефрейторскими лычками.
       Устроились на завод, тот самый, на котором практику проходили. Стали разряды получать, повышать квалификацию, зарабатывать прилично. И в цехе, и на заводе их уважали. Даже поминали вместе, а не поодиночке.
      - Где эти мудаки? – начальник цеха спрашивает.
      - Курить пошли, - коллектив отвечает.
      И вот тут сбой произошел – женился Сергей Евгеньевич. Во как! А еще квартиру обменял. Живет теперь вместе с Валькой своей прямо над Сергеем Александровичем. Это хорошо, когда друзья рядом проживают, а кто выше, кто ниже – не важно. Ведь они же друзья.
      Только вот один женат, а другой не при деле. Это уже ни в какие ворота не лезет.
      Тем более, у СА с бабами ну никак не ладилось. Вроде все правильно делал: и цветов купит, и вина мускатного прихватит, волосы причешет, "селедку" красивую такую в горошек… Одеколон опять же – "Ажон" прозывается. Это вам не "Шипр" какой-нибудь. Тридцать пять рубликов спекулянтам отвалил. Грудь выпятит, и давай общаться. Я, говорит, мужчина положительный. Могу и мясорубку починить, и обои отодрать. Женщина кивает одобрительно, но молчит. Оценивает. А он бокальчик мускатного примет и давай культурную программу: о кинах новых заграничных, о концерте на День Милиции… Как там Хазанов попугая здорово изображал. Она поддакивает, улыбается. Вроде как контакт налаживается. Ну, тогда еще по бокальчику! Вообще-то, мускатное не его питье, но когда женщину охаживаешь, тут без водки надо.
     После культуры приходит пора и женщину похвалить: занавески там, чистота в квартире, и прическа с готовкой на высшей стадии… Потом снова про себя. Я, мол, и по хозяйству могу. Суп сварить или пельмени… И защитить всегда запросто. Если кто, едренать, угрожать женщине моей, так я рога враз поотшибаю. Я ведь и санбо знаю, и каранте…
     А она и говорит, погоди-ка. Ты ведь сказал, на все руки мастер. С утюгом электрическим справишься? Ну, утюг так утюг, отвечает, нам не впервой. Давай-ка его сюда.
     Ну, а потом еще немного о том, о сем, и пора честь знать. И ведь ни одна лярва с первого раза не дала. И во второй раз в гости уже не зазывала…
     А вот Валька Петрова дала. Зашел как-то к другу по делу за сигаретами, а друг-то к каким-то родственникам за город до вечера убыл. Валька глаза закатила и говорит, кран, блин, капает. Может, наладишь. Налажу, чего ж не наладить. Друзья помогать должны друг другу. Пошли в ванную комнату, там он и наладил. И кран, и Вальку.
     Понравилось ему это дело, решил еще раз наведаться, когда приятеля дома не будет. А поди угадай, когда это КОГДА наступит. Ну да ладно. Поднапрягся на работе, отгульчик заслужил. Утром у окна пост занял. Как увидел, что друг из подъезда вышел, сразу шасть этажом выше. Валька ничего, впустила. Про кран уже не намекала. Сразу ко второй части. Понравилось, видать. А чего такого тут – друзья должны делиться всем.
     Стал Петров на работе напрягаться, отгулы зарабатывать, да с другом всем делиться. Ему на работе говорят – чего, мол, деньгами не берешь? А он – нет, только отгулы.
     А здорово, очень удобно получилось. Ни тебе скандалов семейных, ни детишек сопливых. Постирать-погладить-приготовить – это он и сам умеет. Только бабской ласки не хватало. А теперь и это имеется. Раз в неделю, по четвергам. Третий год уже! Ну и что, что он жену друга пашет. В конце концов, друг ее тоже пашет…
     Догадывался ли Петров об отношениях Петровой с Петровым? Скорее, даже знал. Но виду не подавал. Так же продолжал на работе тырить у друга инструмент, а дома – газеты из почтового ящика. А! Не страшно! Инструмент казенный, а газеты Петров С.А. один фиг не читал. Его по общественной линии заставляли подписываться.
     Был еще, правда, случай, залил Петров Петрова. Забыл воду в ванной закрыть и залил. Так это ж случайно произошло. Вместе же потом обрушившийся потолок в санузле ремонтировали.
     Ах да, еще же…
     Короче, так старался СА зарабатывать отгулы, что на его ударный труд парторг завода внимание обратил. В доверительной беседе посоветовал парторг Петрову заявление в партию написать, а для начала на ударника комтруда его выдвинул. Ударник кому-нести-чего-куда. Петров С.Е. об этом прослышал, подошел к парторгу и посоветовал обнюхать кандидата в ударники к концу рабочего дня. Парторг совету внял и кандидата обнюхал. После чего предложение о заявлении в партию "взад" забрал и выдвигать Петрова С.А. на звание перестал. Ну не может быть ударником труда человек с таким запахом.
Что тут скажешь – прав друг. Нельзя, чтоб один друг был ударником, а другой себя ущербным чувствовал. Ведь званием, как ни верти, поделиться нельзя. Женой можно, а званием никак.
     В общем, несмотря на эти мелкие разногласия, Петровы продолжали дружить и всегда и везде были вместе. "Козла" во дворе забить, в "Сатурн" на новый американский фильм, в "гайку" по маленькой с прицепом пропустить, на стадион полюбоваться проигрышем любимой команды, на рыбалку…
     Вот и сейчас Петров и Петров сидят на берегу прозрачной и шустрой речушки со смешным названием Шлындра возле костерка, расслабленные ухороненным друг от друга спиртным, слушают булькотение ухи, любуются природой, радуются друг другу и думают ленивые, почти одинаковые мысли.
     А иначе и быть не может, ведь они настоящие друзья!
     На всю жизнь!