Сперанский хлопнул дверью и спустился по лестнице, в гулкой спешке покидая ненавистный дом. Анна была невыносима. Истеричка в возрасте. Запахнув бобровый воротник на элегантном пальто, вступил в март, забыв, что творилось этажами выше.
Каренина была взбешена. Телефоны молчали, отключены или скалились «вне зоны доступа». Супруг, оставляя шлейф дорогого парфюма, послав на известные адреса, отбыл по делам. Женщина замерла возле зеркал злой тенью. Все давно осточертело, самовлюбленный Вронский, деловой Кознышев, Китти, Долли, еще вот София, жена Толстого, рыдала в телефонную трубку, поминая крепко дворовые увлечения благоверного. Анна устала от слепящего света рамп театра личного абсурда.
За окном танцевал весенний дождь, смешивая звон капель с порывами ветра. Подошла к комоду, взяла новую пару чулок. Присев на кушетку, ловко и привычно натянула черный капрон, ласково схвативший в свои нежные объятия. Усмехнулась, вспомнив, с каким удовольствием затягивала шелковый шнурок на шее Алексея, оседланного и распластанного в беспрекословном подчинении. Когда это было в последний раз, помнить было необязательно. Давно. Все было давно, как цветы по настроению, влечение, радость от общего пространства на двоих. Каренина не стеснялась ненавидеть мужа за нелюбовь.
Уличный гам звал за собою, пришло время променажа. Темноволосая женщина накинула светлый плащ, в тон ему выбрала зонт, лаковые полусапожки кичливо показали язычок гамашам из прошлого. Поймала такси, назвав адрес за городом. Суета постепенно вытянулась стрункой в мокрый асфальт. Желтая трава, серые деревья, острые ветви проткнули дождливое небо. Полоса слилась в набранную скорость.
Машина съехала с главной и мягко поползла по дачным закоулкам, остановилась у забора, за которым виднелся дом с большими окнами. Бледно зеленый, вымокший, спрятавший этажи в высоте укрывших его сосен и елей. Воздух был изумительный, как дрожавшая в иголках хвои капля. Каменная дорожка под ногами заблестела, приветствуя нечастую гостью. Дрова в камине подхватили радостную весть о приезде хозяйки, дом ожил, наполнился теплом, в бокале раскрылся аромат вина.
Совсем недавно здесь разыгрались шекспировские страсти.
- Когда это было? – Анна неспешно прокрутила события, провернув время веретеном назад. Перед снегопадом, в ноябре, занесла ее нелегкая на дачу. По всем планам, муж был в командировке, Вронский на подписании договоров, дивы на мальдивах таяли в свое удовольствие. Лишь она маялась городскими буднями и неприкаянностью. Потянуло же ее в ночь на дачу.
В гараже стояла машина мужа, в спальне двое. Алексей Александрович, сенатор и уважаемый господин, чей день расписан по минутам, в сонных объятиях морфея и Алексея Вронского, не менее известного в высших кругах перспективного магната. «Картина маслом», - Анна сглотнула удивление, не веря своим глазам. На цыпочках, мышкой выскользнула вниз, пошарила в буфете, плеснула отменной водки. Не представлялось возможным помянуть иным напитком в мгновение лопнувшее понимание о муже и любовнике. В этом треугольнике она потерпела двойное фиаско. Истерика поднялась из чрева как распаленная лава, обжигающая болью, скользким омерзением. Отточенные ногти вцепились в меха, погасившие крик рвущейся злобы. Каренина выбежала прочь, лихорадочно провернула ключ зажигания, автоматизированные ворота бесшумно закрылись и поставили точку на прошлом.
Сегодня все было иначе, весна смыла воспоминания, притупила царапающие ранки самолюбия. Мягкий свет огня уснул вместе с уставшей женщиной.
Утром, сменив городской лоск на удобную одежду, Каренина отправилась к станции, размякшая после зимы земля грелась в солнечных лучах, птичий щебет будил природу.
- Вот почему Вронский уже не настаивал на ее разводе,- женские мысли снова вернулись к запретному. Охладел, коробился от разговоров о муже, уважительно отозвался о генеральше Лидии Ивановне, дополнив, что перечислил филантропические взносы на счета ее религиозно-патриотической организации. В былые времена Анна бы отмахнулась беззаботной стрекозой, взлетая в серебре воздушных крыльев чувств. Шагая по талой и грязной тропинке, сжала крепче зубы. Её давно посещала мысль о самоубийстве, абстрактной кончине всех душевных мук. Скандалы, бурные сцены лишь отдаляли ее от близких мужчин, которых будь она умнее, менее эгоистичной, могла держать в узде, как лощеных жеребцов. Но ей нравилось страдать, упиваться ревностью, бросаться оскорблениями и получать в ответ холодное отвращение и мужское равнодушие. Клетка свитых сердец распахнулась, поземка расставаний белыми простынями печали легла ей на сердце.
Вот и «Обираловка», ни дать ни взять, времена меняются, смысл остается. Короткий перрон был тих, безучастен к проносящимся изредка товарным составам. Анна любовалась точеной линией сверкающих на солнце стальных нитей. Блестящий шар поднялся в светлом небе и источал нежное тепло, слепил глаза, грел лицо. Каренина подставилась ему, задрав голову выше.
Умирать, собственно говоря, повода не было. Стряхнув легкую дрему, улыбнулась чуть полноватыми губами, огладила бедра. «Какая гадость, это ваша Сербия и женские романы»,- рассмеялась легко, непринужденно, отпуская разочарование. «Уеду в Питер, начну все сначала». Развернувшись на платформе, отошла от края, за маленькими станционными перилами виднелся все тот же лес, март, лишь настроение веселым ручьем поспешило навстречу переменам.