Владимир Михайлович вздохнул и выключил телевизор. Вишь, что в мире делается! Беспорядки на западе, война на юге. На востоке, вон, огромные ракеты запускают никого не спросясь.
Э-хе-хе, совсем люди с ума посходили. Звери и те так не живут. Сегодня в новостях опять про козла с тигром рассказывали. Подружились звери – видано ли дело! Вот, к примеру, в их селе – чтобы обычный серый козлишко жил рядом с медведем, или нет, даже рядом с охранницей сельмага кавказской овчаркой Джуной – да ни в жисть! А эти – существуют, и едят и спят бок о бок. Чудеса, да и только!
А люди? Эх, люди… Да взять хотя бы его соседа Кизякова – всю жизнь прожили рядом и вдруг на тебе, разругались. Да так крепко разругались, что война, да и только. Сосед даже забор поставил меж усадьбами – современный забор, не из жердей да штакетин, а из металлопрофиля. И денег не пожалел, гад! Чтобы с таким замириться – да ни в жисть!
Э, а соседа же Тимуром звать! Это сельчане его всё Тимохой кличут, для краткости. А так, Тимур он, Тимур Власович.
Владимир Михайлович покряхтел и поднялся с продавленного старого дивана. Открыл шкафчик, где стояла посуда, достал початую бутылку водки. Затем накинул на плечи защитного цвета ватник, обул галоши, и вышел из дома.
Со стороны улицы двор Тимохи – Тимура был огорожен дощатым заплотом, крепким, плотным, но совсем серым от дождей и снегов много лет смывавших с него природную позолоту живого дерева.
Гость постучал кулаком в створку ворот:
- Эй, хозяин, открой-ка!
За заплотом хрипло и зло загавкал кобель. Минуту спустя в прорезь «Почта» выглянули насторожённые мрачные глаза.
- Хтой-то? Володька? Тебе чего?
- Открой, Тимур. Хочу выпить с тобой.
- Да пошёл ты… лесом! Не хочу я с тобой пить. Уходи!
- Помнишь Таньку, э, Гнатову жену? Ту, что, того, от рака? Сегодня год.
Звякнул засов, отворилась калитка.
В избе, по-холостяцки неубранной, пустоватой, хозяин рукавом смахнул со стола крошки, убрал в печь чугунок, пустой, немытый. Выставил на стол полбуханки серого хлеба и миску солёных груздей. Потоптавшись у серванта, достал гранёную рюмку на ножке. Одну.
- Я ведь, Володька, сильно на тебя обиделся. Даже, хм, был грех, хотел подкараулить ночью и пырнуть вилами. А потом вспомнил жизнь, как за одной партой сидели, как в речке купались, как в одной казарме два года голова к голове… Эх, да много всего! М-да. И тогда я забор поставил. Не от тебя, от своего зла.
- Да ладно, Тимур, извиняй, ежели что… Я не думал, что так будет. Но ты тоже неправ был! А-а! Да сколько можно об одном и том же? Давай выпьем. Дай ещё рюмку.
- Не. Пей один. У меня язва чегой-то… расшалилась. Я только чай с молоком выпью.
- Ну, ладно. Эх, Танечка – Танюша, душа моя! Вечная тебе память…
Владимир Михайлович выпил полную рюмку, закусил груздём и затих, склонив голову на грудь.
- Хм-м, Володька, а я ведь любил её ещё со школы.
- А я? – встрепенулся Михалыч. – Забыл, как мы после уроков втроём ходили? И дрались с тобой, кто её портфель понесёт. Да, слушай, давно хотел тебя спросить: в армии вы с ней переписывались?
- Ага. А она и с тобой тоже?! Фью-ю… А я и не знал. Вот ба-абы!
- А помнишь, после армии нас звали и на строительство ГЭС, и на путину на Дальний Восток. А мы вернулись в своё село.
- Ага-ага. Я думал, ждёт меня, приеду – сразу поженимся. А она уже за Гната выскочила. Он на год раньше отслужил.
- Эх, да Бог ей судья. Женщина, понятно. Дай, я ещё рюмку выпью…
- Хорошо, Володька, что ты пришёл. Я бы, наверно, первым не замирился. Хороший ты мужик, настоящий.
- Да, ладно, Тимур, что ж мы, не люди? Вон, слышал, козёл с тигром задружили. А мы что, хуже?
- Э-э, ты чего это? Ты что, меня с козлом сравниваешь?! Пришёл ко мне домой — ах ты, хрен старый! Да я тебя!...
Тимур Власович вскочил с табуретки и стоял теперь сжимая и разжимая тяжёлые кулаки.
Владимир Михайлович замахал на него обеими руками:
- Что ты, что ты, Бог с тобой! И не думал тебя ни с кем сравнивать. Ти... Тимоха, ты же мой ближний сосед. Друг по жизни, можно сказать. Ты ж меня не так понял!
- ТАК я тебя понял! Я его, как человека пустил, а он... Выметайся отседова, сосед. И бутылку свою забирай!...
Обескураженный Михалыч вернулся в свою избу. Он долго ходил без дела из комнаты в сени и обратно, и что-то бормотал себе под нос, переживая новую ссору с соседом.
После ужина старик допоздна сидел у телевизора, скрашивая одиночество светом голубого экрана.
Наутро Владимира разбудил непонятный шум за стенами дома. Он, даже не умывшись из рукомойника и едва накинув телогрейку, вышел во двор. Из-за соседского забора доносился протяжный, с подвыванием, звук работающей «болгарки». Звук буквально резал ухо в серой тишине сельского утра. Михалыч подошёл к забору. В этот момент большой кусок металлопрофиля, вырезанный из целого листа, с грохотом упал на подмёрзшую землю. В образовавшийся прямоугольник прохода шагнул Тимур Власович, с «болгаркой» в руке.
- Здорово, Володька! Крепко спишь. Думал, раньше подойдёшь, поможешь.
- Здравствуй, здравствуй, Тимоха! Ты-то чего с утра пораньше тарарам развёл? Забор, что ли, убрать решил?
- Не то, чтобы убрать, а вот решил проход к тебе напрямую сделать. Всю ночь думал о нас с тобой. Правду ты сказал — соседи мы всё же.
- А, ну это да... Устал, поди, уже? Садись, покурим.
Оба соседа сели рядом на завалинку дома Владимира Михайловича, достали сигареты, зажигалки. В наступившей тишине стало слышно, как в курятнике загоношились куры, в тесном сарайчике завозился, захрюкал кабанчик, взятый на откорм.
- Когда думаешь кабана колоть, Михалыч?
- Да вот после ноябрьских и заколю. Удачный хряк в этом годе, в меру жирный. Я не люблю, когда одно сало. С мясцом вкуснее.
- Ага, ага. Ну, что ж, зови на свеженинку.
- А то, конечно, позову.
- Я тут, - Тимур показал рукой, - калитку поставлю из сетки. Чтоб куры не бегали. А ты заходи ко мне, Володя. Заходи...
- Об чём разговор. И ты забегай, ежели что.
- Володя, у тебя водка осталась? Ну её, проклятую, давай махнём по рюмашке! За нас с тобой.
- Сейчас, сейчас, Тимоха! Я ж с радостью...
Мутное, в покрывале серых туч, вставало по-над заречным лесом осеннее солнце. На остывающую землю начали падать первые редкие снежинки. Двое немолодых мужиков сидели и долго беседовали, прислонившись друг к другу плечами. Им было о чём вспомнить и что сказать. Они же не чужие друг другу. Соседи.