Иллюзия полета
Маленький киносценарий
I.
Огромный зал набит битком. Публика безумствует от восторга. Над просторной сценой, простреленной в разных направлениях цветными лазерными лучами, летает артист в белоснежном костюме.
— Кра-сно-поль-цев... Крас-но-поль-цев... — скандирует зал.
Артист опускается на сцену. К нему подходит девушка в трико, расцвеченном блестками. Артист легко берет ее на руки и под гром аплодисментов снова плавно поднимается над сценой. В перекрестье разноцветных кинжальных лучей он замирает и... превращается в рисунок на афише.
2.
Цветная афиша с размашистой надписью поверх рисунка «Сергей Краснопольцев — фейерверк фантастики» (а на свободном поле нацарапано фломастером «Один концерт в драмтеатре») висит в маленькой приемной, в которой нет места не только для кресла ожидания, но и для элементарного стула. Есть лишь свободный «пятачок» перед дверью, сияющей китайской самоклеющейся пленкой «под дуб», на двери красуется зеркальная табличка «Главный редактор Камнев Виктор Иванович».
3.
— Вот я и вернулся, — Сергей Краснопольцев стоит перед Аниным секретарским столом в этой приемной. Своей далеко не объемистой фигурой Сергей почти полностью занимает «пятачок».
— Я вернулся, Нюта, — повторяет он и протягивает Ане букетик нежно-лиловых кандыков, первых весенних цветов.
Несколько мгновений Аня молча смотрит на стройного загорелого молодого человека. Потом берет букетик и чуть кивает в знак благодарности.
-— Где это ты так загорел? — спрашивает она почти равнодушно. — У нас еще снег не сошел.
Сергея ничуть не смущает ее холодность. Он улыбается широко и радостно:
— А на нашем месте уже сухо и кандыков — целое озеро. Представляешь? Сиреневое озеро среди нетронутого снега и только мои следы — туда и обратно.
Она пристально смотрит ему в глаза:
— Мы с Виктором ни разу там не были. За все семь лет — ни разу!
— И встретить не пришла, — обиженно говорит Сергей. — Николай Петрович вон всю свою милицию собрал...
— Папа любит тебя как сына. А у Виктора был срочный материал в номер. Я набирала и не успела...
— Папа любит, дочка — нет... — Сергей разворачивается и распахивает дверь к редактору. В таком же, как приемная, маленьком кабинете за столом сидит и пишет кудрявый парень в очках. На шорох открываемой двери он поднимает голову. — А главреду — наш привет! — говорит ему Сергей и продолжает, обращаясь к Ане: — А загорел я в Испании, на гастролях... Ты кандыки-то поставь в воду — не то завянут. Представляешь: огромное бирюзовое море, над ним — огромное бирюзовое небо, а между ними — маленький золотой пляж, на котором только мои следы...
— Туда и обратно? — грустно усмехается Аня, устраивая букетик в высокий стакан для воды. — Нам в Испании не бывать. Верно, Витя? — обращается она к вышедшему из кабинета главному редактору.
— Сергей Краснопольцев, великий и ужасный, наконец-то посетил свою родину, — провозглашает Виктор, — а мы, неблагодарные, хлеб-соль не приготовили.
— Зря вы так, ребята, — неожиданно смущается Сергей. — Ну, виноват, не писал, не приезжал... Так ведь хотел вернуться победителем. Вы же не верили, что я побью Копперфилда...
— И ты его побил! То-то мы уже давно Дэвида не видели. Наверно, синяков стесняется, — Виктор смеется, довольный шуткой.
— Может, и не побил, но любой его трюк повторить могу.
— И полет с девушкой на руках?! — довольно ехидно интересуется Аня.
— И полет. А девушкой, если захочешь, будешь ты! — Сергей волнуется и торопится с объяснением: — У меня вообще-то гастроли в Хабаровске, но я добился, чтобы в график поставили хотя бы одно выступление в Чите. Хотел прямо у нас, но городок слишком маленький. Оборудования много... дорога плохая... Лучше отсюда в Читу съездить...
— Ага! Культпоход в цирк! Он на всех наплевал — на друзей, на город, на Николая Петровича, который к нему, как отец родной... а мы теперь сломя голову кинемся поглазеть на чудо залетное. За полсотни верст по ямам и колдобинам. Щас! — У Виктора даже очки запотели, он срывает их с носа, хватает с Аниного стола какую-то бумажку и начинает протирать стекла резкими, порывистыми движениями.
— А я поеду, — заявляет Аня. — Хочу полетать. А сейчас — пошли к нам!
Виктор на мгновение замирает с очками в руках, потом бросает их на нос, шагает в свой кабинет и закрывает за собой дверь.
— Что это с ним? — спрашивает в недоумении Сергей.
— У него конфликт с папой, — неохотно отвечает Аня. — Папин полицейский проштрафился... взятку вымогал... Виктор написал об этом в газете. Папе выговор прилетел из области, ну и... ты же знаешь нашего папу.
— Я и Витьку знаю: все такой же правдолюбец…
4.
Вереница автобусов и легковых тянется по пыльному гравированному тракту. У некоторых на бортах плакаты «Мы — земляки Сергея Краснопольцева». Впереди идет полицейский «уазик» с мигалкой. В нем за спиной усатого майора сидит Аня.
5.
Переполненный зал неистовствует. Аня, восхищенно распахнув глаза, бурно аплодирует. Рядом с ней — спокойный и немного хмурый Виктор. Сергей в элегантном белом костюме гимнаста стоит на авансцене и с благодарными поклонами принимает зрительские восторги. Потом поднимает руку:
— Дорогие мои земляки, — усиленный динамиками, раскатывается по залу его спокойный голос, — как вы могли заметить, я не стремлюсь повторять номера знаменитого Копперфилда. Кроме двух, самых эффектных. Я тоже пролечу с девушкой на руках. Но — помните? — у Дэвида исчезала Статуя Свободы—я же сделаю так, что для каждого из вас исчезнет этот зал, и мой полет вы будете наблюдать в одиночестве. Причем находиться вы будете не в зале, а в своем любимом месте. Только сделайте то, что я попрошу. Всем ясно? А теперь — внимание! Я приглашаю на сцену Анну Шилкину.
Многие головы поворачиваются в сторону Ани: ее в городе хорошо знают. Усатый майор — он сидит сзади — трогает ее за плечо:
— Иди, дочка, иди.
— Не ходи, — просит Виктор, беря Аню за руку. — Это — иллюзия, обман, не ходи!..
— Тебя не спрашивают, ты не сплясывай, — зло бросает майор. — Не слушай его, дочка, иди. Перед народом неудобно.
Сергей спокойно ждет, слегка улыбаясь. Аня вырывает руку из пальцев Виктора и пробирается по ряду к проходу. Взбегает по ступенькам на сцену и встает рядом с Сергеем, раскрасневшаяся, взволнованная.
Сергей обращается к залу:
— А теперь крепко зажмурьтесь и представьте себе свое самое любимое место. Откроете глаза по моему сигналу.
Виктор оглядывается по сторонам и видит, как старательно люди зажмуриваются. А со сцены в зал ударяют кинжальные разноцветные лучи, над залом пляшут голографические геометрические фигуры и картинки. Когда Виктор снова бросает взгляд на сцену, Сергей с Аней на руках парит над залом. Виктор бессильно опускает голову, закрывает глаза.
— Откройте глаза! — властно кричит Сергей.
Виктор вскидывает голову и снова оглядывается. Зал пустеет и растворяется в воздухе. Виктор один, стоит на краю обрыва над глубокой пропастью, на дне которой торчат острые скалы. Сергей с Аней на руках описывает над пропастью медленные круги, то приближаясь, то удаляясь. Аня двумя руками обхватывает его шею, прижимается к нему, в глазах ее восторг и страх. На очередном витке они приближаются к самой кромке обрыва.
— Ну, как? — весело спрашивает Сергей. — По-прежнему думаешь, что это — обман?
— Обман, — упрямится Виктор. — Разве такое возможно на самом деле?
— Ну, если очень сильно захотеть… И, конечно, тренировки... тренировки... — смеется Сергей.
Лицо Ани мрачнеет.
— Я устала, — говорит она.
— Все. Понял. — Сергей крепче прижимает девушку к себе и уносится вдаль, стремительно превращаясь в точку.
Снова пляшут цветные голографические фигуры. Из воздуха, постепенно уплотняясь, появляется зал. Мгновение он пуст, а потом словно срабатывает выключатель — и вокруг Виктора появляются зрители, а на сцену плавно опускается Сергей с Аней на руках. Он ставит Аню рядом с собой и слегка наклоняет голову в ожидании реакции зала.
Зал не заставляет себя ждать. Крики «браво», свист, аплодисменты — полное неистовство. Аня хочет уйти, но Сергей удерживает ее. Он поднимает руку — шум постепенно стихает.
— Друзья! — звонко говорит Сергей. — Я хочу здесь, при всех, попросить руки и сердца у самой красивой девушки нашего города. Я с детства люблю ее. — Он поворачивается к Ане, в руках его появляется букет красных роз. Сергей опускается на одно колено и протягивает цветы. В полной тишине звучит: — Нюта, согласна ли ты стать моей женой?
Аня растерянно оглядывается, словно ищет кого-то на сцене, и прячет в цветы заполыхавшее лицо.
— Да, — шепчет она, но ее шепот разносится по всему залу, и зал взрывается новыми овациями.
6.
Глаза Виктора — в них отчаяние и боль.
7.
— Дочка! Сынок! — рвется к сцене усатый майор Шилкин. Его вдруг поднимают на руки и в горизонтальном положении передают с ряда на ряд вплоть до самой сцены.
Шилкин взбирается на сцену и обнимает Аню и Сергея.
— Забайкальцы! — грохочет его командирский баритон. — Это — дочь моя Анна, это — Сергей, сын моего погибшего друга и мой названный сын. У них — любовь, и я их благословляю. — Шилкин крестит Сергея и Аню, целует и говорит Сергею вполголоса: — Когда будем свадьбу играть?
— После моих гастролей, в середине сентября, — отвечает Сергей, глядя на Аню. Она согласно кивает и прячет лицо в алые цветы.
8.
Глаза Виктора как будто светятся в темноте зала. Теперь в них — ярость.
9.
Яркий солнечный день. Виктор стоит посреди комнаты перед широко раскрытым окном, за которым виднеются зеленая пойма одного берега реки и красновато-желтые скалы другого.
Виктор поднимает руки вверх, лицо его напрягается, он весь вытягивается в струнку и вдруг отрывается от пола. На мгновение зависнув в воздухе, изгибается в полуповороте и стремительно вылетает в окно.
Он пролетает над улицей, над огородами, на которых там и сям видны полуголые люди, занятые земельным трудом. Они замечают его, летящего, призывно машут и что-то кричат, а он летит дальше, над лугами... над рекой... близко-близко к прибрежным острозубым скалам... Потом взмывает над ними и круто поворачивает к большой сопке неподалеку от города. Там над обрывом, метров на сто круто падающим к острым камням, виднеется женская фигурка. Она быстро приближается, видно, как ветер обтягивает на ней светлое платье — это Аня.
Виктор подлетает к ней со стороны обрыва, легко опускается на землю, укрытую густой, вышитой цветами, травой и говорит небрежно:
— Вот видишь, и я могу, без всяких фокусов.
— Как ты сумел?! — изумляется Аня.
— Если сильно, отчаянно сильно захочешь, все получится, — говорит Виктор и делает движение, чтобы ее поцеловать.
Аня резко отстраняется, теряет равновесие и падает с обрыва. Виктор, крича от ужаса, устремляется за ней и... просыпается.
Комната залита солнечным светом. В распахнутое окно за зелеными лугами и серебристой лентой реки видны голубые сопки. Виктор вскакивает, становится на середину комнаты и вытягивается в струнку, подняв руки над головой. Его лицо искажается от напряжения, он уже стоит на носочках, на кончиках пальцев, потом на какое-то мгновение босые пальцы отрываются от пола, и… Виктор просыпается.
Комната залита ярким светом. В распахнутом окне ветерок шевелит занавески.
10.
Виктор стоит над тем самым обрывом, который ему привиделся во время выступления Сергея, а потом во сне. Перед ним — осенний простор, невдалеке начинаются городские кварталы, неширокая река отделяет гряду сопок от заливной поймы. За спиной — разнотравье, кустарники с желтеющей и краснеющей листвой, чуть выше — лысая макушка сопки.
По еле заметной тропке между кустами к нему спешит раскрасневшаяся Аня. Виктор оборачивается ей навстречу.
— Что за блажь — звать для разговора к черту на кулички? — запыхавшись говорит Аня. — На работе сидим чуть ли не рядом — нет, надо тащиться три километра!
— Наше любимое место стало для тебя чертовыми куличками? — грустно говорит Виктор. — Здорово же тебя изменила иллюзия полета!
— Ты завидуешь Сергею…
— Иллюзия — она и есть иллюзия, чему тут завидовать? И любовь ваша с Сережкой — тоже иллюзия. Он же артист — человек все равно что ненастоящий. Спектакль устроил — помолвка на сцене! Зачем, для чего?! Ведь любовь в спектакле тоже ненастоящая.
— А какая, по-твоему, настоящая? В чем она выражается? В том, что стишки сочиняешь, которые никто не печатает? Или в том, что три месяца помнишь про ту же помолвку? Что ты можешь, кроме как кропать статейки про честных людей, мешая их с грязью?
— Я могу летать. По-настоящему.
— Ты?! Летать?! А, понимаю: в переносном смысле. Как в твоих стихах: «А дали… Ах, какие дали! Душа взволнованно замри, не веря в то, что не летали мы в ранней юности Земли. Без крыльев и винтов ревущих скользили, словно по волнам, и птичьи стаи в райских кущах тогда завидовали нам…» Так?
— Именно так. Хочешь, покажу?
— Очень интересно! Куда мне сесть? Откуда лучше всего будет видно?
— Издеваешься? Смотри, не пожалей. Я — человек решительный, иду до конца.
— Иди, да меньше оглядывайся. — Аня обидно смеется и «делает ручкой».
Виктор коротко, но сильно, разбегается и прыгает в пропасть вниз головой. Аня вскрикивает и бросается к обрыву. Она видит, как Виктор летит, распластавшись, на острые зубья скал, и, отшатнувшись, падает на траву.
11.
В ее отходящем сознании мелькают, смешиваясь, картины полета Сергея, падения Виктора. И вот уже кажется, что летает Виктор, а падает Сергей, и Виктор устремляется за ним, что-то крича и протягивая руки. Все ближе клыкастые утесы, они раздвигаются в жуткой плотоядной ухмылке и затем со скрежетом схлопываются, но Сергей изворачивается и взлетает, а в каменных зубах оказывается тело Виктора…
12.
Чьи-то руки трясут за плечи лежащую ничком девушку, переворачивают ее на спину. Аня открывает глаза и сквозь слезную пелену расплывчато видит склонившееся над ней лицо.
— Сережа! — вскрикивает она и с силой отчаяния обхватывает руками мужскую шею.
— Ошибаетесь, гражданочка, — слышит она печальный знакомый голос, и наступает прояснение. Виктор размыкает ее руки на своей шее, поднимается и уходит, не оглядываясь, по тропке между кустами.
Аня смотрит ему вслед непонимающими глазами, потом заглядывает в пропасть: оттуда скалятся каменные зубы.
13.
На большом дворе усадьбы начальника городской полиции Шилкина накрываются к свадебному пиршеству столы. Между двумя деревьями натянут транспарант «Свадьба — только начало настоящей любви». Из труб — одна над добротным лиственничным домом, другая над летней кухней — валит дым: идет готовка горячего. Из кухни и из дома к столу и обратно с посудой, бутылками и снедью снуют помощницы.
Гости собираются на улице у тесовых ворот, широко распахнутых по такому случаю. Здесь уже стоят нарядно одетые родители Ани. Мать с иконой — для благословения молодых. Майор держит свое старинное ружье «Зауэр два кольца» как для демонстрации. А к нему и действительно тянутся взгляды и руки любопытствующих.
Шилкин с удовольствием показывает узорную гравировку на металлических частях ружья, рассказывает:
— Отец мой с войны привез, как трофей... Бой — точнее не бывает! Мы с корефаном моим, батей Сережкиным, на охоту сберемся, и Серега за нами — хвостиком. Очень ему «Зауэр» нравится, с девяти лет начал стрелять... Я ему тут патроны приготовил и мишень — вон на сосну повесил. Из двух раз попадет в «яблочко» — получит мое любимое в полное владение. Такое мое условие.
— Едут! Едут! — кричит мальчонка, забравшийся на крышу сарая.
Вдалеке показывается кавалькада автомашин. Внимание всех обращено им навстречу, а с тыла, никем не замеченный, подходит Виктор.
Машины — впереди и сзади полицейские «уазики», между ними три «японки» — останавливаются у ворот. Гости с цветами выстраиваются коридором, который своим расширением охватывает иномарки. В конце живого коридора, прямо в проеме ворот, стоят отец и мать Шилкины. Из первой «японки» выскакивают дружки жениха и невесты, открывают дверцы второй; оттуда появляются Аня и Сергей. Она — в длинном белом платье и фате, он — в черном костюме, белой рубашке с галстуком-бабочкой. Собравшиеся встречают их появление приветствиями и забрасывают цветами. Сквозь «стенку» прорывается Виктор и идет к новобрачным. Аня замирает, а Сергей, улыбаясь, делает шаг навстречу. Друзья обнимаются.
— Рад тебя видеть! — говорит Сергей.
— Смотри, что сейчас будет, — отвечает Виктор. Он обеими руками крепко обхватывает Сергея чуть выше талии и вместе с ним поднимается над землей.
Крики моментально смолкают. Все остолбенело смотрят, как тесно сжатые фигуры пролетают над машинами и, набрав высоту, устремляются к сопкам, в сторону солнца, скрытого облаками. Из «уазика» выскакивает полицейский с пистолетом в руке, но, поглядев вслед улетевшим, только машет рукой.
14.
В остановившихся глазах Ани мелькают ее видения.
15.
— Да как же это?! — растерянно шепчет майор Шилкин. — Да кто же ему, стервецу, позволил?!
Мать бессильно опускает икону. Ее поддерживают под руки женщины.
16.
В полете Виктор крепко держит Сергея, но тот и не думает вырываться, поглядывая вниз: летят они довольно высоко.
— На наше место летим? - спрашивает Сергей.
— Летим, — усмехается Виктор. Ветер треплет его кудрявые волосы, очки сползли на кончик носа, но он не может их поправить: руки заняты. Виктор осторожно подергивает головой, пытаясь их вернуть на переносицу, но у него не получается. Сергей сам поправляет ему очки. — Спасибо. Ну, как тебе полет?
— Копперфилд и Краснопольцев могут отдыхать, — улыбается Сергей. — Как это у тебя получается?
— Надо очень сильно захотеть. И, конечно, тренировки... тренировки...
— А ты злопамятный...
— Да, я помню зло, но не творю его. В отличие от тебя.
— Какое же зло я сотворил?
—Ты отнял у друга единственную любовь.
—Любовь — не деньги, не вещь, отнять ее невозможно.
— Аня любила меня, а ты приехал...
—...и любовь кончилась. Значит, это была не любовь.
— Ты обманул ее, увлек иллюзией...
— Тогда вернемся, и она снова полюбит тебя. Ты же летаешь по-настоящему, «без крыльев и винтов ревущих», — Сергей глядит вниз. — Мы уже прилетели. Заходи на посадку.
— Она никогда больше не полюбит меня, — почти кричит Виктор. — Ты пришел и столкнул меня с обрыва. Ты понимаешь, что значит — падать в пропасть?!.
Он разжимает объятия, и Сергей, даже не сделав попытки ухватиться за него, уходит вниз. Промедлив какую-то долю секунды. Виктор с криком бросается следом.
17.
Все собравшиеся у дома Шилкиных видят вдалеке большую черную точку, описывающую круг над сопкой.
— Над Чертовой пастью кружит, — говорит кто-то за спиной Ани. — Не приведи Господь, уронит — костей не соберешь.
— Папа! Папа! — кричит Аня. Отец бросается к ней. — Сделай хоть что-нибудь!
Словно услышав ее, точка останавливается и вдруг разделяется на две, одна из которых летит вниз, вторая, мгновение помедлив, устремляется вслед за ней.
Общий вскрик-вздох-всхлип: аххх!.. Аня теряет сознание. Отец в бессилии потрясает ружьем. Полицейские машины срываются с места и уносятся по улице к сопкам. Оставшиеся на что-то надеются: на одних лицах — мучительное ожидание, на других — любопытство, на третьих — надежда на забаву...
Аня приходит в себя, ей помогают подняться.
— Летит! — вопит мальчонка с крыши сарая, показывая рукой направление.
Из облаков выглядывает плывущее к вечеру солнце. На фоне его желтоватых лучей растет темная точка, приближаясь и принимая очертания фигуры человека.
— Ну ты, гаденыш, у меня получишь, — бормочет майор и поднимает ружье, прицеливаясь.
— Папа, не надо... Не надо, папа! — Аня бросается к отцу, но опаздывает: гремит выстрел. Летящая фигура делает кувырок через голову и падает на склон ближайшей сопки.
18.
Люди лезут вверх по склону сопки, продираясь сквозь кусты. Впереди всех — Аня. Она не замечает порванного свадебного платья, спешит туда, где за кустами виднеются полицейские мундиры.
19.
Полицейские расступаются перед Аней, и она видит лежащего на спине Сергея. На левом плече рубашка напиталась кровью, но он жив и в сознании. Полицейские уже сделали перевязку»
Увидев Аню, Сергей приподнимается на правом локте. Аня с плачем опускается перед ним на колени:
— Ты-ы?!! Живой! Живой…
— Когда я падал, мне очень сильно... захотелось вернуться... К тебе… Понимаешь? Очень захотелось... — тихо говорит Сергей.
— А Витя? — она заглядывает в его тускнеющие глаза. — Где Витя? Почему ты один?!
— Я вернулся... позвать на помощь... Витя там... Летать он научился, а управлять собой — нет… Слишком быстро догонял... — Сергей падает на руки Ани.
20.
На дне Чертовой пасти, среди каменных клыков, лежит окровавленный Виктор. Он лежит, глядя в небо, которое представляется ему любимой поляной над обрывом. На поляне — сиреневое озеро кандыков, а вокруг — белый, нетронутый ничьими ногами снег.