Пойди туда, не знаю куда. Глава 1

Глафира Кошкина
        ПОЙДИ ТУДА  - НЕ ЗНАЮ, КУДА, ПРИНЕСИ ТО – НЕ ЗНАЮ, ЧТО.



                Палычу – мужу моему венчаному, за его терпение,
                незлобивый нрав и любовь к странствиям посвящается





        Жил в одном городишке парень Андрей, холост-неженат, имел «малосемейку» в микрорайоне аж восемнадцать квадратных метров, работал журналистом в молодежной газете.
            
        Время было жесткое, беспокойное, тут – забастовка, там – голодовка, тут – геи, там – лиходеи, где-то панки, где-то грабят банки; короче говоря, есть, о чем писать. Душу он имел открытую, нрав – смелый, совесть справедливую. Читали его, даже ждали люди, когда в газетке статейка за его подписью появится.

        А еще он имел страстишку фотоаппаратом баловаться, живность в лесу фотографировать. Которые фотографии получше – те в газетке печатал, в рубрике «Окно в природу», которые поинтереснее – себе оставлял. Вот с таких-то фотографий и вышла ему полная перемена в жизни.

            Приехал как-то воскресным утром Андрей в лес, идёт по тропинке. А дело было ранней весной – снег под ногами еще не растаял, птички поют, а одна – лучше всех, так и выводит, так и выводит! Андрей живо углядел эту пичужку – где же не углядеть, деревья-то голые! – и щёлкнул пару раз.

        Дома с компьютерного экрана стал рассматривать кадры съёмки и видит, даром, что самому себя хвалить не по-мужски, но тут одно слово: красота, да и только. На чистом небе две веточки, пичужка на нижней сидит, и солнышко мартовское так светит, будто от пичужки и от солнышка два лучика идут и одной песней становятся. И будто слышишь песню ту, и на душе светлеет.

        Вздремнул Андрей сколько-то, утром вскочил, глянул на фотографию, любоваться особо некогда было, всякий знает, понедельник – тяжёлый день. И позавтракать не успел, и постель неприбранной осталась, на работу побежал.

        Получил от понедельника всё, что причиталось, а под конец одна красотка-корреспондентка совсем настроение испортила: что это, говорит, вы,  Андрюша, парень такой ладный, молодой, а в мятых брюках всегда? в рубашке неглаженной? К нам, - говорит,- люди разные ходят, из мэрии, из управы, когда и из столицы-матушки прилетают, а вы такой лохматый да неухоженный. Скоро нам заграничных гостей встречать, так вы уж, голубчик-Андрюша, не показывайтесь, мало ли, на вас глядя, что подумать можно!

        А сама глазами так и тянет, так и тянет, ровно ждёт, что Андрей попросит ему брюки погладить, рубашку в бутике выбрать, волосы причесать. Андрей уж подумал, позвать-не-позвать, а красотка-корреспондентка сигаретку достала. Закурила, пальчиком наманикюренным пепел стряхнула.

        Плюнул Андрей мысленно, повернулся к ней спиной, да и вон из редакции. Не любил он девичьи лица сквозь сигаретный дым разглядывать. По дороге в магазин зашел хлеба купить, кефира, да полкило колбасы к ужину.
 
        Открывает дверь – что такое? Пол подметен, на столе скатерть чистая, в бутылке из-под минералки вербочки светятся, а в воздухе чем-то непривычным пахнет, не то, чтобы духами какими заграничными, а свежестью лесной, чистотой небесной, вот как!

        Пока стоял с раскрытой дверью, прикидывал, к себе ли зашел, от сквозняка фотографию с пичужкой на пол сдуло. Коснулось фото края коврика прикроватного, поднялась от пола девица красоты неописанной. Поклонилась ему в пояс, как по русскому обычаю полагается, да и говорит ласково:

       - Ну-ко, руки мыть, да за стол, вечерять пора!

        Пока Андрей руки мыл, пока полотенцем вытирал, страх-то у него и прошёл!

        Сел за стол, ест, да нахваливает, а сам в открытую девицей любуется.

        - Как зовут-то тебя, - спрашивает,- откуда взялась? Какого роду-племени?

        Назвалась она ему Марьей. Рассказала, как по девчачьему неразумию погадать на жениха решила в пустой бане под Крещенский вечерок, как опрокинула её тьма и в пташку обратила. И с той поры летает Марьюшка вольною птахой по весне, солнышко торопит, да судьбу свою горемычную оплакивает.
 
        - А какого я роду-племени, про то, мил-друг, уж и не вспомню, знаю только, что деревенская я.

        Замолчала, голову опустила и белой рученькой слезинку смахнула.
 
         Ничего ей Андрей не ответил, сел рядом с ней на диван, положил руку на её пальчики тонкие. А она медленно так, осторожно головку ему на плечо склонила.

        Слушай, что дальше было.

        Наутро Андрей только глаза открыл, а на столе уже завтрак горячий, на спинке стула рубашка висит поглаженная, и брюки его чистенькие, как будто всегда такими были.

        А сама Марья в дверях стоит, улыбается:

        - Ты хоть бы зеркало купил для молодой жены! Косу и то расчесывать не перед чем!

        Смутился Андрей, поперхнулся медовым чаем:

        - Денег у меня, Марьюшка, нету. До зарплаты еще неделя целая, а у нас с тобой только-только на еду.
 
        - Бедно живешь, Андрей. А ты вот что: фотографию вот эту, где я пташкой вольной пою, отправь в какой-нибудь столичный журнал, вот и посмотришь, что будет.

        Послушался  Андрей, ушла фотография по интернету в журнал столичный, и что же ты думаешь? На следующий же день в редакцию звонили, Андрея спрашивали. Сказали, что его пичужку несколько фотовыставок зарубежных затребовали, а за публикацию её в журнале том много денег Андрею перечислено.

        Услышали о том коллеги-журналисты – поздравлять стали. Одна красотка-корреспондентка хмурится, приметила, видишь, что Андрей почищенный да наглаженный на работу пришел. Как же! Такого кавалера упустила!

        Вот дождалась она, пока Андрей с журналистами в ресторанчик на первом этаже спустится, заходит в редакторский кабинет.

        - Редактор, а редактор, тебе небось невдомек, что Андреева-то работа может первое место на международных выставках занять!

        - Так и пусть занимает, - радуется редактор. – Про городок наш небольшой люди узнают, про газету нашу в интернете слава пойдет… Начальство штатное расписание увеличит, тираж поболе, глядишь, будет…

        - Ишь, размечтался, - озлобилась красотка. – Может и поболе тираж будет, да не тебе им командовать, начальство тебя с редакторов-то снимает, да Андрюху поставит! Не думал о таком?

        - И то правда, - испугался редактор, - а что ж делать-то?

        Спрятала злобу девка за улыбку, стоит, усмехается.

        - Так и быть, подскажу тебе! Как-то он хвалился, что после птахи этой, поющей на веточке, самого снежного человека может сфотографировать, да интервью у него взять. Ну так пусть и едет себе, фотографирует, беседует… раз такой удачливый стал. За язык-то его никто не тянул!

        У редактора аж очки запотели.

        - Так снежного человека и на свете-то не бывает!

        - И хорошо, что не бывает. Запишешь, мол, похвалился, а не справился с заданием редакции. С таким приговором человека и с работы выгнать, и на весь город ославить можно.


        Ну, вызывает главный редактор Андрея к себе в кабинет и говорит ему, так, мол, и так, езжай на Север области, ищи там снежного человека, фотографируй, бери интервью и – назад. Срок ему дал неделю. Андрей было отказываться, да редактор и слушать не стал. Езжай – и всё тут.

        Домой пришел мрачнее тучи. А жена молодая спрашивает:

        - Что невесел, Андрюшенька, али случилось чего? Али уж не рад мне?

        Не привык Андрей свои печали на женские плечи перекладывать, но уж так ласково спрашивала Марья, что не устоял – всё, как на духу рассказал ей.

        Усмехнулась Марья, отвела глаза в окно.

        - Это службишка, не служба. Пока в горлицах летала, случалось мне пересекаться с его тропами. Полно, Андрюшенька, печалиться, ложись, поспи перед дальней дорогой, а я тебе пирожков напеку.


   http://proza.ru/2016/05/02/1530     Продолжение следует.