Город у моря
«Здесь взгляду живому откроется город у моря,
Сплетенье наречий, слиянье кровей и сердец.
А мёртвому взгляду – лишь пепел да прошлое горе,
Лишь мёртвые камни. Лишь ветер. Лишь Мёртвый Донец».
Геннадий Жуков.
Она не знала, что будет так трудно добираться до этой самой Недвиговки, да и погодка была, как по заказу дьявола… А с утра всё начиналось неплохо: плюс пять, и ничто не предвещало осадков. Но потом температура быстро скакнула в минус, и тонкая корка льда покрыла дорогу. А с неба теперь валил и валил снег, и встречный ветер, сбивая с ног, свистел в ушах.
Елена села в маршрутку около железнодорожного вокзала. На единственную обычную электричку до Ростова она опоздала, а скоростные в Недвиговке не останавливались. Вот потому-то ей и пришлось плестись на остановку, где обычно садилась, когда ехала в Ростов. Маршрутный автобус ожидал пару последних пассажиров, и водитель курил чуть в сторонке.
- До Недвиговки довезёте? – спросила она у водителя наивно-просительным голосом замёрзшего кролика.
- Хм… В Ростов еду, дамочка, в Недвиговку трасса не заворачивает. Выброшу вас на повороте, а там – по грунтовке дошагаете.
И вскоре автобус трясся, подскакивая на выбоинах, а лихой водитель врубил на всю громкость радио – шансон. За окном быстро промелькнула окраина Таганрога и расстелились бесконечные поля, начинавшие белеть от хлопьев, густо покрывающих землю.
- В прошлом году нас на этой трассе засыпало снегом… Помните, пургу и ветер штормовой? – обнадеживающе напомнила соседке пожилая женщина, сидевшая впереди в обнимку со старой, выцветшей сумкой, - местные тогда хлеб на трассе продавали, по двести рублей, тем, кто выехать никак не мог…
Дальше Елена не расслышала.
- Эй! Дамочка, которой на Недвиговку! – раздался голос, перекрывший шансон, - Извините, забыл я про вас! Уже проехал мимо поворота, километров на пять, - маршрутка тем временем останавливалась. - Выходите, возвращайтесь по трассе назад, там поворот увидите. Там курган на горизонте…
«Восемь суток на тракторе по снежной степи – красота никогда не давалась легко», - язвительно преподнесла память слова песни… И теперь у неё было достаточно времени, чтобы подумать и о древнем городе Танаисе, и о своём будущем интервью и статье. А где-то впереди - действительно маячил курган, который, казалось, совершенно не приблизился за то время, которое она протопала после поворота.
Собственно, журналисткой она не была. Когда-то работала в газете, но давно, и совсем в другом городе, да и времена были тогда совсем другие. Она была молодой и энергичной, еще не замужней и бездетной. Теперь, много лет спустя, она успела вдосталь помыкаться после декретного отпуска, побывав в роли горничной, уборщицы, посудомойки и совершенно утратив веру в себя. Тем не менее, увидав объявление в местной газете, она решила рискнуть. А объявление было о том, что газете «Тетрадь» требуется журналист. «В этой газетёнке почти нет статей. Никаких. Только рекламные объявления», - подумала Елена, но всё же пошла на собеседование.
Редактором оказался мужчина средних лет, худой, поджарый, с пшеничной щеточкой усов и мутными рыбьими глазами за тонкой оправой очков. Он втихомолку грыз ногти и постоянно грел чайник, и был единственным обитателем редакторского кабинета. Он принял Елену довольно благосклонно, расспросил о жизни, рассказал о своих достижениях в области написания коротких юмористических рассказов и даже поведал о том, что и сам он приезжий: переехал сюда лет пятнадцать тому назад, из Белоруссии. Тем не менее, несмотря на расположение к ней, редактор не нарисовал перед Еленой радужных перспектив, только предложил «поспособствовать в создании сайта, посвящённого городской культуре». Её статьи он обещал оплачивать, но заранее предупредил, что на жизнь этого не хватит, и что «нужно будет обязательно вам работать где-нибудь ещё». Да и сотрудничать обещал лишь после того, как проверит её в деле.
- Ну… О чем бы вы хотели написать? По образованию, говорите, историк?
- Да.
- А не поехать ли вам…В Танаис?
- В Танаис? – переспросила Елена.
- Ну… Ха – ха… Понятно, Танаиса – нет. Есть Недвиговка. А там – музей под открытым небом. Культура, как-никак. И, вроде бы, доказано, что был такой город. Этот самый Танаис. Колония греческая была. Уж не знаю, как их, греков то есть, сюда занесло… Это даже – не Тмутаракань пресловутая. Тамань, то есть. Хуже гораздо. А греки – люди изнеженные, культурные… Короче, поезжайте завтра в Недвиговку. Пишите про музей. Первое вам задание. Мне понравится – будем сотрудничать.
С размышлениями и воспоминаниями о прошлых своих поездках в эту самую Недвиговку, Елена упорно двигалась вперёд: навстречу ветру и давно погребённому под землёй Танаису. Навстречу маленькому, заброшенному посёлку, от которого бывшее некогда в этих краях море, а вернее, Меотийское озеро, как говаривали греки, отошло теперь на большое расстояние. Да и река Танаис (то есть, Дон) с тех пор изменила русло, и теперь поблизости протекал лишь Мёртвый Донец, а далее, кажется, шла зыбкая илистая почва с камышами и болотами. Если б не строительство железной дороги до Ростова, древний Танаис никогда не был бы найден среди бурьяна, свалок и полей.
- Эй! Вас подвезти?
За воем ветра, она и не услышала, как сзади к ней приблизилась машина. Из дверей внедорожника на неё глядел молодой парень, бойкий и весёлый.
- В Недвиговку идёте?
- Ага.
- Вы – отчаянная… Музей, что ли, повидать, или – к родственникам? Да садитесь, я вас не съем.
- Музей…
Она залезла в машину, облегчённо вздохнула.
- Обычно сюда весной и осенью приезжают, - сказал парень, - Летом тут и вовсе людно бывает: в палатках иногда фольклорные группы толкутся. Но вот зимой… Электрички сюда почти не ходят, в особенности, по зимнему расписанию. Разве что на своей машине сюда легко добраться. Я вот к другу еду. В музей военной техники, он тоже здесь неподалёку. Там башенки выстроили, под старину. Ну… Вот и приехали, - он затормозил, - Вам – туда. Забор видите?
- Вижу… Была здесь когда-то. Давно. Но тогда забора не было. И тех мостков деревянных.
- На раскоп теперь не пускают. Кайф кончился. С мостков только и можно смотреть. Теперь нет никого и в Башне Поэтов. Здесь теперь – забор по периметру, охрана, да и музей нынче – лишь что-то наподобие склада. И уж не знаю, что охраняют тут: раскоп или директора. Ну, бывайте!
Вскоре Елена оказалась перед шлагбаумом, забором, закрытыми воротами и будкой охраны.
«Н-да, - подумала она, - Не таким был мой первый приезд сюда. Здесь рос ковыль и другие дикие травы. И даже воздух здесь был особый: терпкий, чистый и вольный…
- Стоп! Кто идёт? Что вам здесь нужно? – охранник, выскочивший из будки, смотрел сурово, будто на разоблачённого шпиона или диверсанта.
- Независимая пресса, журналист Елена Мозгоклюева, - вырвалось у неё, - Хочу взять интервью у директора музея. Пропустите? – она изобразила видимость улыбки.
Охранник достал рацию:
- Корреспондент газеты. К директору. Пропустить? – спросил он кого-то.
Потом снова подозрительно посмотрел на Елену:
- Вам назначено?
- Нет.
Он отошёл в сторону, и снова что-то сказал по рации.
У Елены зябли ноги, и со стороны, облепленная снегом, она, как ей подумалось, напоминала сейчас грустного снеговика.
- Проходите, - через некоторое время, охранник снова обратился к ней, - Корреспондент на территории. Идёт в административный корпус, - сказал он по рации.
Елена дальнейшее не сильно запомнила. Свою беседу с директором, ради которой, однако, сюда и приехала. Она слишком растерялась, чтобы беседа вышла достойной. Директор говорил что-то о гражданском долге, о великой роли музеев в культуре страны, о работе, которая есть не просто работа, а служение… Ни о науке, ни о Танаисе, ни о раскопках не было сказано ни слова.
- Работа сложная, кропотливая, связанная с описанием предметов и их классификацией, сотрудников не хватает, это – в основном, женщины, местные. Из Таганрога работников у меня сейчас нет: трудно сюда добираться…
«Нынче тут – склад», - так, кажется, сказал подвозивший её парень. Да, наверное… Просто склад. Здесь теперь описывают найденные когда-то вещи, самые ценные из которых были вывезены в другие, более крупные, музеи. И раскопок никто не проводит. Денег, понятное дело, теперь не выделяют на такую «блажь». Грустно.
Миновав деревянные мостки, она оказалась перед воротами, ведущими в посёлок, в Недвиговку. Через них, как она помнила, можно было попасть к железной дороге и электричке. Ворота были заперты. Что теперь делать? Как же попасть на станцию? Ах, да… Конечно! Дырка в заборе…
В полуобморочном, несчастном состоянии, засыпаемая глухим, ватным снегом, липнувшим к одежде, она, спотыкаясь, побрела прочь какими-то огородами.
Раздался громкий собачий лай, и вскоре чёрная дворняга вцепилась в край её длинной куртки.
Из окна тут же высунулось лицо румяной бабы:
- Цыть, Каквас! Цыть! А ты шо здесь шукаешь?
- Можно, я через вашу калитку пройду? Мне на остановку. К электричке.
- Ну, проходи, коли надо, - и баба из окна исчезла. Собака тоже отстала, виляя теперь хвостом перед хозяйским окном.
Елена открыла калитку, вышла.
На перроне было подозрительно пусто. Тихо. Даже ветер успокоился. Впечатление было такое, будто через этот полустанок последний поезд проходил лет десять тому назад, не меньше. Постояв немного и не обнаружив нигде даже намёка на расписание электричек, она вздохнула.
- Эй, гражданочка! Чего квасишься? – уже знакомая баба, только теперь в теплом платке и розовой куртке, шла мимо, - Никак, электричка сегодня не пойдёт, по такой-то пурге. Отменили, видать. Здесь часто так бывает. Айда со мной, я к Нюрке иду. Хоть чаю горячего выпьешь! К Нюрке городские часто ездят, хворобу лечить да сглаз снимать. Пошли. Она – мировая, не прогонит. А то околеешь здесь, поди.
Елена сперва растерялась, а потом и подумала: «А, где наша не пропадала! Погреюсь хоть… У этой Нюрки».
Вскоре они сидели в натопленной избе. В печке трещали дрова. Нюрка, женщина далеко пенсионного возраста, приняла их вполне благосклонно и представилась Анной Николаевной. Налила всем ароматного чаю с мятой.
- Журналистка, значит? – её въедливые глаза просверлили Елену, - Ну, да, вижу, из учёной братии. Ничего, милая, прорвёмся! – сказала она ни к селу ни к городу и добавила тихо:
- Если выживем.
Немного погодя, ещё добавила:
- Сама два вуза окончила, не знаю уж, зачем. Радиотехнический и на психолога. А на старости лет здесь домик прикупила.
Чай был крепкий и сильно сладкий.
- У нас тут, в Недвиговке, места силы, - сказала затем Анна Николаевна, - Ворожей много, знахарей, кто позвоночник лечит, кто мозги на место ставит… Земля здешняя нам силу даёт. Место нажитое, древнее. Слыхала, тут даже апостол Андрей бывал. А ещё раньше – амазонки жили, и каких только народов здесь не кочевало, всех и не упомнишь. Да, чай-то стынет, пей! И пряник бери.
Елена огляделась. Они втроём сидели за столом у окна, наглухо занавешенного ситцевой материей в цветочек. А на стенах густо висели иконы, вырезанные из журналов. Эта маленькая комнатка одновременно служила прихожей, кухней, и, похоже, ванной. Ванна спряталась за занавеской, в глухом углу. Напротив печки висели старинные часы и стояла небольшая тумба, на которой спал чёрный, здоровенный котяра.
- Погадать, что ли, ко мне шла, а, Люба? – спросила хозяйка свою подругу, - Ну, и погадаю…
Она полезла в ту самую тумбу, на которой спал кот, и достала карты из верхнего ящика стола.
Неожиданно Елена вдруг почувствовала, что её голова неуклонно тяжелеет, клонится к столу, и вот уже упирается в лежащие на столе руки… «Не спать, не спать, не спа…», - последнее, что она успела подумать…
Она проснулась, окинула комнату ещё сонным взором. В окно пробивался солнечный свет, вырывая из тьмы стоявшее на столе зеркало и Афродиту из бронзы. Скифы называли её Аргимпасой, изображая всегда крылатой. Богиня носила и эллинские, и местные черты: в длинной одежде, в высоком скифском головном уборе, она, тем не менее, изображалась с зеркалом в руках, с яблоком и с греческой надписью «Прекраснейшей»…
Рядом с Афродитой и треножником для гадания лежали новые серьги с дельфинами, серебряная чаша для умывания и маленькая амфора с розовым маслом.
Окинув взглядом знакомые предметы и потянувшись, она встала, накинула лёгкую тунику и позвала рабынь, чтобы они уложили её волосы и помогли одеться.
Затем она, собираясь выйти, окликнула любимую служанку:
- Опия!
- Да, госпожа Еврисфена!
- Мы с тобой пойдём на пристань. Сопровождай меня! Отец, как я знаю, отправился туда ранним утром, чтобы снарядить корабль и проследить за отправкой товаров.
- Госпожа, лучше бы вы подождали его дома…
Опия была намного старше Еврисфены, и потому опекала её, как маленькую.
- Мне не усидеть дома, мне хочется на солнце, к морю! Скоро мы поплывём в Грецию, и там проведём всю зиму, – она подошла к большому розовому кусту в кадке, сорвала только что распустившуюся розу и украсила ей волосы.
Узкими кривыми улочками, каменистыми ступеньками, обе спустились к храмовой площади, миновали храм Артемиды и Аполлона. Вскоре они поднялись к сигнальной угловой башне с факелом наверху, а потом, следуя вдоль толстой городской стены, подошли к спуску, ведущему к пристани. От южного входа в город, с возвышения, открывался вид на море. Город, с его белёными домами, деревянными колоннами храмов, стелами - оставался теперь сзади. Со спуска с широкими каменными ступенями, вдоль которого следовали плиты с декретами боспорского царя, вскоре будут видны верфи, мастерские и лачуги ремесленников, подступающие на западе, а также восточное скифское поселение на востоке, а далее - шатры и кибитки скифов, приехавших на летнее торжище, которым, казалось, не было конца и краю. Уходили они куда-то вдаль, аж до старых могильников… Городу было тесно в рамках стен, и он давно вышел за их пределы.
Прежде всего, надо было миновать большую рыночную площадь и скифский храм. Проходя мимо терракотовой скульптуры Апи, Великой Богини – Матери, Еврисфена вынула из волос маленькую розу и положила на алтарь:
- Прости, Апи, завтра я преподнесу тебе больше цветов и благовоний… Сейчас я спешу к морю.
Опия посмотрела на неё с укоризной: сущее дитя!
- Говорят, пару дней назад пираты и всякий сброд с Зелёного острова вновь напали на корабль, идущий из Гелона в Танаис, и взяли весь груз и всех купцов в заложники. Рисково, говорят, выходить нынче в море, - пробурчала Опия, когда они миновали спуск и вышли на пристань.
- Корабль отца пойдёт не один, а ещё, он воздаст должные жертвы Посейдону. Конечно, хорошо было бы, если б моряки могли поступить, как Абарид: сели бы на волшебную стрелу и домчались бы на ней через земли и воды, да ещё с товаром… Но, кроме как по морю, да мимо пиратского острова, никак нынче не пройдёшь, - засмеялась Еврисфена.
Легенду про скифа Абарида, странствующего философа и жреца Аполлона, рассказала ей вчера сама Опия. По преданиям, он не принимал земной пищи и летал по воздуху на золотой стреле, которую потом подарил знаменитому Пифагору.
На пристани в это утро уже собралось много народу: паралаты – воины степняки, катиары и траспии – земледельцы и скотоводы из скифов, а также греки, асы и легаты римлян. Скифы из катиаров, в обычных повседневных одеяниях, в меховых кафтанах, кожей вовнутрь, одетых, несмотря на начинающийся знойный день, и в длинных кожаных штанах, заправленных в сапоги, и в своих остроконечных шапках, - грузили зерно, мясо и рыбу на корабли, отправлявшиеся в Ольвию и Херсонес. Отец Еврисфены, знатный киммериец, женившийся на гречанке, посылая в путь торговый корабль, приносил дары Посейдону, называемому здесь, в степях, Фагимасадом. Для того, чтобы плавание прошло успешно, не было бурь в пути, да корабль не подвергся бы нападению пиратов, требовалось поднести дары морскому богу.
Небольшой кораблик, размером с лодку, уменьшенную копию торгового судна, собирающегося в путешествие, символически несли на руках несколько крепких скифов. Кораблик был изготовлен искусным плотником и украшен красочным парусом, вышитым Опией и другими женщинами дома. На него погрузили дары, предназначенные богу: были здесь и флаконы из серебра с душистыми маслами и благовониями, и терракотовая статуэтка, и коробочка с драгоценностями, и золотой статер с изображением боспорского царя и римского цезаря.
Скифы паралаты, одетые в кольчуги, шаровары - анаксириды, с металлическими поясами, инкрустированными драгоценными камнями, с акинаками на поясах, вошли в воду и опустили корабль на поверхность спокойного нынче моря.
- Слава великой Табити! – воззвал скифский жрец и кинул в корабль факел, зажжённый от священного огня. Кораблик занялся пламенем.
Еврисфена знала, что в отличие от Гестии, местная богиня домашнего очага Табити является и богиней огня, которому поклонялись и скифы, и владевшие до них этой местностью асы.
Теперь все на берегу, как заворожённые, смотрели на маленький кораблик, горящий и тонущий.
- Пусть дом твой будет охраняем Табити, а корабль твой – храним Фагимасадом! Да не оскудеет твоё богатство, подобно котлу царя Арианта! – сказал один из скифов – воинов.
- Кто такой, этот царь Ариант? – тихо спросила у отца Еврисфена, когда скифы отошли в сторону.
- Ариант – легендарный царь, который приказал каждому скифу принести ему по одному наконечнику стрелы, для того, чтобы узнать их количество. Из этих наконечников он впоследствии велел отлить большой котёл, который, по преданиям, стал волшебным и никогда не пустел; из него извлекали любую пищу, которую пожелают гости. Он создал этот котёл для того, чтобы его имя сохранилось в веках.
- Надеюсь, теперь ваше плавание пройдёт успешно, и корабль ваш довезёт наши товары в Ольвию и Херсонес, - сказал один из скифов – земледельцев, когда они проходили мимо них, уже покидая пристань.
- Непременно!
- Отец, а мы с тобой поплывём в Грецию? – спросила Еврисфена.
- Да, со следующим нашим кораблём! Я обязательно тоже отправлюсь с тобой туда, зимы в этих краях слишком суровы, да и с твоей матерью мы давно не видалась, дочь…
- Господин! – к нему подбежал раб, - К твоему дому пришёл странник, попросился на ночлег, он знает твоё имя, и, по его словам, был знаком с тобой в Греции.
- Вы пустили странника?
- Да. Он очень образованный человек и легко добился нашего расположения.
- В таком случае, вы поступили правильно. Как его имя?
- Его зовут Андрей. Он проповедует новое учение, и был принимаем в самых дальних землях.
- Если это тот Андрей, о котором я подумал, то я хочу его видеть сейчас же. Чудо, что он посетил эти места! – воскликнул купец. - Я слышал о его апостольских деяниях, уже после нашей встречи… Но, ведь ни один корабль не приставал сегодня.
- Он добирался по суше, ехал в скифских кибитках, под палящим солнцем. Он только что произнёс проповедь на священном холме и водрузил на нем свой крест, видный теперь из города.
- Ничто так не ценят воины – скифы, как лук, стрелы и ритуальный меч. Они преклоняются перед ним, как перед самим Аресом. То, что он воздвиг крест на месте их меча, не вызвало их гнев?
- Нет. Они слушали сперва его проповедь, он говорил о том, что все мы – сыны неба, что в каждом из нас – частица господа. Он говорил о Христе, его учении. Исцелил многих больных, в том числе скифских детей.
- Ты был там?
- Да. Он не делает разницы между свободными и рабами.
- Хорошо. Поспешим тогда домой. Я очень хочу его видеть!
Гость сидел внизу, в прихожей, на невысокой лавке. Лучи света из внутреннего дворика проникали в помещение через открытую дверь, освещая его фигуру. Высокого роста, сильный человек с красивым, одухотворенным лицом, апостол имел большой нос, сросшиеся у переносицы брови, чёрные курчавые волосы и бороду и весёлые, чистые голубые глаза.
- Хайре, Андреас! – на греческий лад, приветствовал гостя хозяин.
- Хайре!
- Сколько долгих лет мы не виделись! И слухи о деяниях твоих добрались даже сюда, до самых отдалённых мест!
Еврисфена во все глаза уставилась на гостя.
- Я много где побывал, но и многое ещё предстоит сделать. Я, Фома и Иоанн поделили вселенную, и мне выпал жребий идти в Скифию. Нам нельзя останавливаться нигде, более чем на три дня. Суждена вечная дорога, где мы пройдём – там и Его слово. Таков завет.
- Скажи мне, в чём истина, которую ты постиг?
- Истина лишь в том, что нет готовой религии, вечного бога, избранного народа. Всё, что ни есть во Вселенной – бог, и потому, самая прямая дорога к нему лежит через сердце и через служение людям…
Елена проснулась и оглядела комнату.
- Ишь, притомилась, любезная, - на неё в упор глядели глаза незнакомого мужичка с лукавыми, въедливыми глазами. Он сидел рядом, на старой табуретке, - Небось, и приснилось что?
Анна Николаевна оторвалась от разложенных на столе карт Таро и тоже задумчиво окинула взором гостью.
- Да, приснилось. Удивительно… Мне приснился город. Танаис.
- Никак, зацепила пласт из прошлых времён. Бывает. Мне тоже здесь иногда снятся странные сны, - сказала Анна Николаевна, - У меня тут дом особый. Жили, быть может, на этом самом месте, многие люди, из разных народов и эпох. Другие бы сказали, что ты свою прошлую жизнь видела. Но я не скажу так. Иногда мы просто читаем то, что было. Камни, стены и места природные хранят информацию, и мы её считываем. А иногда – даже приоткрываем дверь в прошлое. На местах силы бывает такое… Да, познакомься: местный знахарь, спец по травам, перед тобой. Наш Аркадий Анатольевич.
- Здравствуй – здравствуй, - хихикнул тот.
- Елена, представилась она в ответ, - А долго я спала?
- Нет, с полчаса, не больше, - задержав взгляд на ходиках, отвечала Люба, - Путешествия во сне – это ещё ничего. Иногда и наяву бывают. Расскажи ей, Анатольевич…
Елена осмотрела присутствующих и вдруг поняла, что происходящее не кажется ей странным, а люди – чужими и незнакомыми. Иногда так бывает… Она не знала, почему, но вдруг почувствовала странное единение с этими людьми.
- Ну, поверит ли, - сомневался тем временем Аркадий Анатольевич, - В общем, было это несколько лет назад. Ещё при прошлом директоре музея, как его – запамятовал. Том, что был сразу после Валерия Чеснока. Тот директор, не помню, как же его звали, тогда забором всё здесь и обнёс. Устроил здесь цитадель с охраной. И был я, значит, в тот день на кургане. На том самом, что почти от Ростовской трассы виден. Сидел там, энергетику места прощупывал да травы собирал. И, бывает же так – одолел меня сон… Как тебя здесь. Просыпаюсь потом, и не пойму: где я, кто я… А вокруг что-то невообразимое творится. Чуть вдалеке от меня – стена городская, каменной кладки, целёхонькая. Люди по дороге бегут. Одеты все странно. Орут что-то. Разобрал только:
- Полемон! Полемон!
Обернулся – там ещё круче: кони ржут, кибитки уносятся, люди повсюду шатры, до горизонта простирающиеся, сворачивают… Паника. И вдруг чувствую – гарью понесло. И вот, со стороны города, пламя идёт. Степь вмиг занялась, сухая вся. А вот огонь уже и ко мне подступает. Ну, и рванул я с холма, навстречу тем, что в кибитках… Растопчут, думаю, но всё ж лучше, чем сгореть. Бегу – а сам глаза закрыл, и ору что-то… А потом глаза приоткрываю – вроде, тишина наступила, и что же… Нет больше того города. Но вот пожар – есть, по-прежнему. За мной – огненная дорожка стелется, и степь дальше уже горит – полыхает…
Ну, я сразу к музею. Спасать его надо, того и гляди, огонь и туда доберётся. Но музей-то забором окружен! Тогда побежал я к тем сотрудникам музея, которых знал - прямо домой. Сотрудники эти с домов на мой клич повыскакивали, смотрят на горящую степь, не могут ни слова сказать от неожиданности. Кинулись они ключ от ворот музея искать, где воду набрать можно, чтобы пожар потушить – а нет ключа. Он только у директора, и директор его никому не оставил, а сам как раз купаться ушёл на местный пруд.
- А чего это они не на работе были?
- Какая работа здесь – при новом-то директоре! Это при Чесноке даже с Ростова ребята ездили, с Таганрога… Энтузиасты своего дела. Теперь же тут главное – вовремя расписаться за приход. В восемь утра. Те, что с городов, не успевают так рано доехать. Ну, а местные только распишутся – и поскорее домой. А директору только того и надо. Чтобы всё тихо – гладко да шито – крыто… Сам директор, как я уже сказал, на пруду загорал.
- И что было потом?
- Ну, в общем, грандиозный был скандал. Сотрудники, что по совместительству здесь работают и в Ростове были, обвиняли директора за халатность, а директор – тех сотрудников, за то, что они, мол, специально приехали тайком и степь подожгли, потому что им новые порядки и забор не понравились. А пожар тот кое-как потушить всё ж успели, пока он до музея не дошёл.
- Вот это да! – удивилась Елена, - Ну… Ладно, мне, похоже, пора. Засиделась. Иначе, не доберусь домой до ночи.
- Пора, милая! И пурга поутихла. Анатольич, проводи гостью. А ты, Елена, весной, летом – приезжай сюда. Домишко мой запомнила? Если что – хворобу вылечу, или картишки раскину, - сказала хозяйка.
- Наведаюсь, быть может, да гостинцев к чаю привезу, - отвечала та.
Аркадий Анатольевич проводил Елену до дверей и пожелал ей удачи. Порассказал, как лучше пройти из Недвиговки на дорогу, что ведёт к трассе.
Она вышла на мороз и снег. Свирепая буря, к счастью, действительно улеглась. Елена позвонила домой, узнала, что там всё в порядке, а потом подумала, что ей почему-то стало глубоко всё равно, напишет ли она репортаж. Да, можно исхитриться, сходить в библиотеку и самой сочинить текст про прежние исследования Танаиса. А можно написать про теперешний мрак и запустение. Но все эти проблемы сейчас её почему-то не касались; эта мышиная возня стала далёкой и ненужной.
А вот древние каменные стены, что остались уже позади, были для неё теперь не безмолвными, а говорящими что-то. Раскопанный город, казалось, до сих пор жил: пускай, в ином времени и пространстве. Его обитатели, их речь, бряцание оружием и прочие звуки жилого города, с его храмами, рынками и площадями - казалось, наполняли пространство вокруг.
И что-то неотвратимо звало её к кургану: тому самому, кургану скифо-сарматского могильника.
«Если есть здесь место силы, то, вероятно, им является этот курган… А вокруг создаётся сильное поле… Кто захоронен там? Правитель? Маг?» - подумала Елена внезапно. Вроде как раскопанный и обворованный грабителями неоднократно и ещё в древности, он, тем не менее, хранил какую-то загадку.
Елене захотелось немного постоять на этом кургане, её неудержимо влекло к нему, будто внешней силой. Вдали он казался небольшим, но при подходе к его подножию она оценила реальные размеры. Теперь казалось, что над курганом – будто белый дым клубился, лёгкий, почти не заметный.
Где-то на середине подъёма ей почудилось, что кто-то дышит в затылок. И это дыхание было холодным… Она припустила бегом. Но её преследовали по пятам. Кто-то или что-то догоняло её. «Чушь! Вечерние страхи, не более. Духов могильника, призраков – не бывает!» – успокаивала себя Елена, продолжая подниматься на самую вершину кургана. Однако, её нога попала в небольшую выемку, она споткнулась и упала лицом в снег. Силы, казалось, тут же покинули её. Настолько, что Елена не смогла бы некоторое время даже подняться.
А потом мир померк - и куда-то провалился…
Ещё не открыв глаза, она поняла, что вокруг светло и тепло. Она приподняла голову и осмотрелась. Светало. Рядом нелепо валялась её вязаная шапка. Елена вскочила на ноги. Вдали, за крепкой, прочной каменной стеной, выплывал из тумана древний город. Западная часть города, как и старый центр, находилась за массивными каменными стенами, только без угловых сторожевых башен. И с запада город полыхал огнём. Были подожжены и скифские шатры, что за стеной, и уже по другую сторону старого города. Прочь уносились повозки и отдельные всадники. Горячая волна воздуха, наполненного гарью, стала приближаться и сюда, как только пожар быстро перекинулся в степь. Трава легко и быстро загорелась.
Оцепеневшая от нереальности всего происходящего, Елена стояла и смотрела на полыхающий пожар. Тем временем, огонь уже подступил к ней, и край синтетической куртки загорелся. Она скинула её и устремилась прочь.
- Стой! Куда! – услыхала она сзади. Слова были ей неожиданно понятны.
Елена обернулась. На неё нёсся всадник. Он подъехал и подхватил на скаку незнакомую женщину, и его конь понёсся дальше. Заехав на самый верх кургана, всадник спустился вниз по другой его стороне, по ещё не тронутой огнём земле. Он направил коня к своим людям: там, вдали, обозначилась толпа всадников, в таких же римских шлемах и кольчугах.
Когда он приблизился, воины окружили его. Среди них выделялся один, с суровым взглядом.
- Полемон! Это она, твоя тварь Динамия? – и спасший Елену из огня воин развернул лицо спасённой им от подступающего огня женщины к предводителю, держа её за волосы.
- Нет. Не она. Отпусти эту. А проклятую жену я все равно найду и обезглавлю! Пусть Динамия узнает, что бывает с теми, кто устраивает заговоры, настраивая местных против меня и Рима. Боспор – мой, а не её!
Преследователь Елены ослабил хватку, слез с коня, снял её - и вскоре оттолкнул прочь. На карачках, она отползла в сторону.
- Полемон, ну... Всё-таки, Динамия – ваша жена. Что скажут люди… Придётся её пощадить, - заметил другой из толпы.
- Все знают, что это за жена! И что двоих мужей она уже схоронила. Злостная предательница!
- Ну, тогда – отрави её потихоньку, без огласки, - посоветовал этот, второй. - Если поймаешь.
Остальные воины засмеялись.
Елена, тем временем, размазывая по щекам грязь и слезы, решила убраться отсюда подобру-поздорову, встала на ноги и припустила прочь.
Укрывшись вскоре в небольшой рощице, за которой начинался спуск в овраг, она села прямо на землю и разрыдалась. Где-то далеко были теперь её дети, муж, друзья, привычная жизнь… «Тоже мне, прогулялась в Танаис! Что теперь делать? Однако… Почему же я поняла их язык?» - судорожно метались мысли.
Обхватив голову руками и сжавшись в комок, она так и сидела. Долго сидела… Пока ей не стало холодно. Очень холодно… Тогда Елена открыла глаза, и с радостью обнаружила, что теперь снова оказалась в своём времени, и сидит уже на обочине грунтовки, заваленной снегом. Возле полупрозрачной рощицы, идущей вдоль дороги.
Впрочем, сильно радоваться было рано. Можно было и замёрзнуть здесь. Вдобавок, кошелёк, временное удостоверение журналиста газеты и сотовый остались в злополучной куртке. И одета она была лишь в джинсы и свитер…
Тем не менее, будто бы сжав себя в кулак, Елена быстро зашагала вперёд, направляясь к Ростовской трассе. И вскоре… её обогнал давешний джип. И остановился напротив.
- Не довезёте до трассы? – просительно взмолилась Елена.
- Садитесь, путешественница в Танаис! Довезу - аж до вашего Таганрога. Мне как раз туда, – улыбнулся знакомый уже водитель. - Ну и видок! Как с пожара…Вся в саже. Что случилось?
- Расскажу - не поверите! - улыбнулась Елена, пристраиваясь на одном из задних сидений.