Слышали, художник Колька повесился? Колька – одноклассник мой. На улице Коммунистической он жил. Ну да, откуда же вам его знать. Схоронили уж его. А накануне смерти своей он все свои картины сжёг! И ведь я, дурак, помогал ему в этом. На пустырь мы с ним картины эти долбанные переносили. Уговаривал я его: «Колька, – говорил я ему, – одумайся, если уж не нужны тебе твои картины, так раздари родственникам, друзьям, соседям подари». А Колька всё на своём стоял: «Предлагал уж, бесплатно предлагал – не берут». Я и так с ним и эдак, а он – ни в какую! Про японца мне рассказал. «Купил, – говорит, – у меня как-то японец картину и в Японию меня пригласил. Там, говорил, все ваши картины раскупят».
Колька и пытался в Японию выехать со своими картинами. Но куда там! Не выпустили его в Японию с картинами. Сказали: «Вам мы препятствовать не можем, летите хоть в Китай, а вот картины ваши – культурное наследие, принадлежат России и вывозу не подлежат». Вот как! На родине Колькины картины никому не нужны, даже родственникам, и в Японию с ними не выпускают!
И всё же пытался я Кольку как-то образумить. Примеры приводил разные. Говорил: «Вот художник французский, забыл его фамилию, ну, тот, который ухо себе отрезал, за всю свою жизнь только одну картину и продал, а сейчас за его картины миллионы «зелёных» платят. Или хоть Гитлера взять, неудавшегося художника, так его акварели сейчас на аукционах сотни тысяч стоят». Мне даже показалось, что Колька после моих слов этих как-то и задумался, засомневался. Мне предложил две свои картины взять – бесплатно взять, но я, дурак, отказался. Сами знаете мою Люську. Не позволила бы она мне в стены гвозди вбивать, картины вешать. А поставить картины за шкаф как-то и неудобно, неуважительно по отношению к художнику.
Не убедил я Кольку. Вынул он из кармана бутылку с бензином, зажигалку. И заполыхало! Не стали мы с Колькой смотреть, как картины горят. По домам разошлись. А утром звонит мне Колька. Голос у него какой-то странный. Говорит: «Привет, дружище. Чаи, небось, распиваешь, а я, не поверишь, в кухне на табуретке стою с петлёй на шее. Решил я расстаться с этой своей жизнью долбанной. И вот просьба у меня к тебе, дружище, забери к себе собачку мою Жульку, пропадёт ведь она без меня. Прощай, дружище, не поминай меня лихом…»
Я и не поверил поначалу Колькиным словам. Подумал, шутит он или спьяну всё это говорит. А когда поверил и хотел что-то сказать Кольке – поздно уж было.
Жалко мне Кольку. И всё я о картинах его думаю. Не сжёг бы их Колька, так, быть может, и в петлю бы не полез и жив был бы. И ругаю я себя: не взял я у Кольки те две картины, которые он мне предлагал. И ведь бесплатно предлагал. И чего бы и не взять было! Стояли бы они у меня за шкафом до поры до времени. А лет эдак через пятьдесят, пожалуй, чем чёрт не шутит, можно было бы их и продать за тысячи «зелёных».
А Жульку, собачку Колькину, я к себе не взял – не любит моя Люська ни собак, ни кошек.