Когда другим нет дела

Вероника Бережнёва
               
                Так и живу, день ото дня,
               
                Тоской, заботой не томим,
               
                Другим нет дела до меня,
               
                И я не кланяюсь другим.
               
                (Роберт Бёрнс)


   
               

- Ну что ты всё заладил… Болит, болит....Тут у всех болит, понял? 
- Больно мне, парень.
- Да пошёл ты нахом! Разнылся как баба. Может мне в тысячу раз больней, а я не ору. Может, я дышать от боли не могу, но терплю.
- Он тут самый больной, а мы просто так отдыхаем…

Я считаю, если у тебя по-настоящему болит, то сил орать уже не остаётся или всё дело в умении терпеть? В шесть придёт медсестра и сделает мне укол. Тогда смогу перевести дух и поспать, если получится.

Утром в палате ещё веселее. Начинают греметь горшки, благоухать судна. Лютые от безденежья санитарки орут и психуют, потому что не все лежачие хотят платить. Сосед справа, позабыв про ночные боли, вычитал в газетке очередной прикол и сам начинает прикалываться.
-  Что бы ты выбрал: болезнь Альцгеймера или болезнь Паркинсона?
-  А ты?
-  Конечно, Паркинсона. Лучше расплескать чуть-чуть коньяка, чем забыть, куда девал целую бутылку.
Мужик хорохорится, позабыв, как накануне просил медсестру обезболить укол антибиотика.

После туалетных процедур суета с таблетками, раздача каши и чая. Сосед слева как всегда, отправился добывать "Быструю еду". Он свято верит в пользу фастфуда.  Лучше большой, толстый гамбургер, чем холодная каша – размазня,  утверждает Ваня. Меня тошнит от того и другого, а особенно от гвалта, потому что привык к уединению и тишине, и всё, что здесь происходит, бесит и выматывает меня. Все ждут обхода, но больше всех жду его я, потому, что сегодня окончательно решится - лежать мне дальше в этой треклятой больнице или соглашаться на операцию.

Знать бы восемь лет назад, во что всё это выльется, ещё  тогда полетел бы к врачу как на крылышках, нашёл время и деньги на лечение. Но драгоценное время увы! потеряно. Где я только не был – в дорогих клиниках, даже до знахарей добрался и везде - лишь туманные обещания поставить на ноги и ноль результатов! Все просто хотели бабок побольше, пока один друг не подсказал обратиться к обычным травматологам, которые лечат таких, как я каждый божий день. Всё вроде бы не так смертельно - рядовая  авария и боли в спине, всего лишь эпизод, через которые проходят тысячи... Но ведь болит-то не шуточно! А прогноз врачей таков – жить хоть и с болью, но на своих ногах, или остаться беспомощным калекой. Насмотрелся я здесь на таких и даже стал потихоньку привыкать. Они всюду - люди с «ограниченными возможностями» как принято сейчас говорить. Чтобы не обижать, называя их инвалидами, колясочниками… Но сами-то они давно к этому привыкли и совсем не обижаются. Это там, в чиновничьих кабинетах решили, что они обидятся… Но на правду жизни грех обижаться. Калека он и есть калека!  Они если и обижаются, то на судьбу, потому что, как ни крути, каждый дорог прежде всего сам себе. Все мы эгоисты, да и я сам такой же. Потому и знаю – всё самое страшное у меня впереди.
Медсестра Леночка пришла заспанная и зовёт на внутривенный укол, и я по стеночке бреду в процедурную. Пока сам, ещё не инвалид, но явный кандидат... Здесь, в больнице я мог бы лежать в отдельной палате. У меня для этого достаточно денежных знаков, но мне захотелось понаблюдать за НИМИ совсем близко, узнать - чем они дышат, как существуют в этом мире и как выживают.

Вчера почти весь вечер общался с Юркой Груминым, который лежит в соседней палате. Ему около тридцати и, как это не печально, Юрка практически уже врос в коляску. Он ужасно разволновался и весь взмок, стараясь убедить меня, что он ТАКОЙ ЖЕ, КАК ВСЕ! Ничем не хуже, не смотря на семилетний стаж инвалидности. Временами его давит спастика и он, бросая разговор, цепляется за подлокотники, изгибается дугой и вскоре снова становится прежним – улыбчивым и довольным жизнью парнем… Я жадно слежу за ним, пытаясь разгадать причину странного оптимизма и веры в светлое завтра, которых у него не должно быть.  Юрка – бывший спортсмен, травму получил на тренировке, перенёс пять операций на позвоночнике, но шансов встать на ноги у него никаких. Тем не менее, Грумин ухитряется утешать меня, заниматься активно спортом и быть мужем милой, хорошенькой Леночки. Не понимаю я его! И эти коновалы-врачи, даже не избавили его от приступов спастики, а сам Юрка принципиально не хочет принимать лекарства и терпит боль, чего я опять-таки не понимаю, но смотрю на Юрку с уважением. И чувствую, что в глубине души завидую ему. Тому, как бодро он говорит с родителями по телефону, как улыбается ему Леночка… Утром, после процедур, парочка отправляется гулять в сквер рядом с больницей. Я наблюдаю в  окно, как жена усаживается к Юрке на колени, а тот лихо давит на газ и выписывает виражи по аллеям на коляске, больше похожей на маленький крутой автомобильчик, чем на инвалидку.
И выходит что я… Я! завидую калеке!? Тот, кому раньше завидовали все вокруг, включая родственников и друзей. Всё же было хорошо: девки, тачки, ощущение себя в качестве вершины пищевой цепочки, свобода передвижения и прочее - и вдруг такая лажа! Такого подарка от судьбы я не ожидал. Чёрт бы подрал эти тачки и тупых водил!

Снова у меня ком в горле, как в детстве, когда старался не выглядеть хнычущим ковбоем.  Я взбираюсь на жёсткую как дверь кровать и, повернувшись к двери, вижу знакомую фигуру моего лечащего врача, а вместе с ним заведующего отделением.  Они здороваются со всеми и идут прямо ко мне,  толкуют в полголоса, разглядывая сквозь очки свежие снимки моего убитого  позвоночника. А я, затаив дыхание, слушаю эскулапов, понимая, что в этот момент происходит маленький консилиум, на котором всё решится.  Слышу слово «операция» и сиплым голосом спрашиваю про гарантии.
- Гарантии чего? Будете или нет ходить? Никто вам их не даст. Время упущено и без операции тут никак. Консервативные методы давно бессильны. Я вам уже говорил - дальше будет только хуже.
-  Никаких, значит?
-  Никаких, но вы надейтесь. Всегда надо надеяться. Так как - вы согласны?
-  А у меня есть выбор? Скажите, доктор, домой я могу поехать на несколько дней?
- Сегодня, после процедур можете. Решайте все свои дела и через недельку милости просим к нашему столу.

Легко сказать через недельку! В срочном порядке решить все текущие проблемы с бизнесом, написать завещание, накопить силёнок, ну и само-собой подготовиться морально. Не хочется прикидываться крутым и бесстрашным героем, потому что перед собой геройствовать нет смысла, а зрителей вокруг – не наблюдаю. Я одинок по жизни и всегда к этому стремился. Да. Такой вот я герой, псих - одиночка. Мне и одному прекрасно и всегда было прекрасно и совсем непонятно - почему от одиночества бегут? Ведь только так можно быть самим собой, в любое время заниматься, чем пожелаешь, не отчитываться и не спрашивать  ничьё разрешение.

Но сейчас всё представляется чуточку иначе.  Судя по всему, мой эгоизм  размягчился от боли и терпит фиаско. Не буду лукавить - мне просто страшно. Как представлю себя обмотанного трубками и утыканного иголками, так где-то под ложечкой начинает ныть и делается жутко от мысли, что тебя будут кромсать, копаясь внутри, а ты будешь лежать беспомощным тюленем на холодном столе, голый, пропахший йодом и спиртом. Полностью зависимый от тех, кто стоит у стола. Зависим от того, с какой ноги утром встал хирург и какое у его жены было настроение, потому как от этого зависит его уверенность в себе и желание делать добро ближним и дальним. Это диалектика жизни, в которой одно вытекает из другого. Выпьет ли доктор из тех бесчисленных бутылок, которые преподносят ему благодарные выжившие пациенты,  будет ли у него на утро болеть голова и дрожать руки?  Всё невероятно важно и от этих факторов зависит моя жизнь!
Я не раз думал об этом и возник резонный вопрос - почему докторов перед операцией никто не проверяет как водителей перед рейсом, не проводит тест на адекватность?
Что-то я совсем офигеваю! Всё как-то сразу навалилось. Всё-таки надо взять себя в руки и не быть в таком миноре. Не все же доктора работают плохо, есть такие спецы, к которым едут со всех концов страны. Те, что называется «врачи от бога», на которых уповают и молятся.

Вот и бога вспомнил. А то как-то запоздал с молитвами о здравии раба божьего Никиты. Пора и помолиться, поставить свечку. Верую! Куда деваться! Как живём, так и веруем!  Заболел – вспомнил – помолился. Вот и я начал. Видно совсем уж плох.  Но ещё страшнее мысль остаться никому не нужным калекой. Потому как понял из того, что увидел в больнице, понял, что такие как я, живут исключительно благодаря  своим близким, а без них быстро погибают.

Как-то смотрел популярный фильм как один француз существует одной лишь головой. Да вы знаете этот фильм. Там его, невероятно богатого, окружают десятки людей, и они старательно заботятся о нём, но ЖИВЁТ он благодаря весёлому бесшабашному парню арабу. Было очень любопытно и весело смотреть, как будто подглядываешь в замочную скважину. Тема вообще очень популярна в последнее время. Был даже фильм о праве на эфтаназию, где показано в подробностях как инвалидам помогают это сделать близкие друзья. Ничего лучшего дряхлая старушка Европа не придумала. Пропаганда гомосеков, педофилии и эфтаназии или права на смерть. О чём ещё думать больному человеку, как не о самоубийстве!
Я не так богат, как француз, но на безбедную жизнь за душой кое-что имеется, и жить, как ни странно, мне хочется. Но вот вопрос – если я стану беспомощным инвалидом, то со мной всё равно придётся кому-то нянчиться. Можно нанять сиделку, приходящую домработницу. Но надолго ли хватит моих ресурсов в свете последних финансовых новостей, кризис и дефолт делают своё дело, и все мои запасы будут совсем мало весить. А новые - смогу ли заработать? И мой «самобытный» характер и независимость здесь не помощники, а совсем наоборот – большая помеха.  Чтобы получать что-то от мира, нужно уметь давать, чему я так и не научился.
Я слышал, да и сам наблюдал в больнице, что больные люди весьма нетерпимы и даже тираны с близкими и мало кто из них сохраняет спокойствие и собственное лицо в состоянии беспомощности и страданий.  Что ни говори, люди, всё-таки гораздо ближе к животным, чем к Богу.

*  *  *
Ну, вот я и дома. Прошёлся по квартире, сварил кофе и прилёг на диван, осторожно держась руками за подлокотник и подложив под спину подушку. В больнице я активно общался с медсестрой, и та показала - как самостоятельно делать обезболивающие уколы. Получается у меня не очень ловко, но всё дело в практике. Обходятся же больные диабетом? Чем я хуже? Пощёлкал пультом и тут же выключил телевизор. Взялся за книжку, но боль не даёт сосредоточиться. Лежу и думаю – кто сможет терпеть меня такого? Захочет ли? И вообще – кому я нужен?

МАРИНА.

Маринка была одна из немногих женщин моей жизни, о которых вспоминаю с теплом и даже сожалением, очень глубоко скрытым в тайниках души. Не то, чтобы испытываю угрызения совести и тихо вздыхаю сидя вечером в одиночестве за холостяцким ужином. Ничего подобного. Просто она любила меня, почти ничего не требуя взамен, пока не случилось то, что случилось. И после расставания с ней, я был предельно осторожен в выборе подруг и в своём поведении, чтобы не повторять старые ошибки.

В то прекрасное лето, в июле, она ждала меня в маленьком городке на побережье. Сняла комнатку у хозяйки и ждала больше недели, а я всё не прилетал, по горло занятый бизнесом. Зато, какой радостной была встреча!
Запомнилась свежесть её кожи, отдающая морем. Она просто вся пропиталась морем, и я звал её владычицей морской. Даже кончики её пальцев были немного солёными и пахли водорослями. Я смеялся и шутил, что Маринка  совсем одичала и перестала мыться, а она всё прижималась ко мне и заглядывала в глаза, стараясь увести на прогулку по окрестностям. В первый же вечер она повлекла меня на ближайший холм с тем, чтобы показать  потрясающий вид на море, долину и город внизу и всё волновалась, что я не проникнусь её чувствами, не рассмотрю всю эту красоту. Горный  воздух, аромат моря далеко внизу в сочетании с огромным небом и открывающейся панорамой просто сбивали с ног, и я стоял, реально охваченный восторгом, прижимая к себе Маринку.
- Ник, правда, здорово? – спрашивала она и всё заглядывала мне в глаза. – Просто потрясающе…Я так хотела, чтобы ты это увидел.
- Хорошо, - соглашался я. – Молодец, что притащила меня сюда. – Но увидев, как по дороге в долине едет внедорожник, пожалел, что оставил дома машину. Непривычно на своих колёсах по горам, но Маринке ничего не сказал.
Потом мы купили у хозяйки домашнее вино, и пили его, сидя в беседке, прямо во дворе дома. Вскоре к нам присоединились девушки студентки, снимающие флигелёк и я вежливо делал вид, что мне интересно слушать детский лепет, а Маринка с ревностью на меня косилась.  Глупая девочка! Мне было всё равно - что она думает. Я не то чтобы не дорожил её чувствами ко мне. Мне  очень нравилось быть с ней, носить на себе доспехи рыцаря, в которые она старалась меня обрядить. И, чтобы развлечься, а может из сострадания к подруге, я носил эти латы, щедро раздавая  комплименты, одаривая пустяками с королевским апломбом. Уж если в тебе любят героя рыцарского романа, то почему же не побыть им немножко. Ведь это окрыляет!
Наутро, после шумной, беспокойной ночи в доме, я решил переселиться в гостиницу, с собственным пляжем и нормальным обслуживанием.  Я не собирался бегать по горам в поисках еды и автобусов, загорать на загаженном городском пляже весь свой отпуск. Маринка была только рада и  временами вздыхала, вспоминая о ТОЙ горе.
-  Может, на прощание сходим? – с надеждой спросила она.
-  На прощание мы ударимся в загул. Да не расстраивайся ты! - прижимал я её к себе, глядя, на её печальное лицо. – Посмотрим. Может,  и вырвемся… 

До горы мы, конечно, не дошли. Какие горы после ресторана? Просто посидели у моря, слушая шум прибоя, и любили друг друга, укрывшись под покровом ночи, практически безлунной. Луна мимолётно, урывками показывалась из-за туч,  я видел блестящие глаза Маринки и целовал их. Мне было хорошо как никогда. И вообще, я здорово отдохнул в тот раз, получил заряд энергии, загорел и даже помолодел. Оказалось, что совсем не обязательно лететь за границу, и после поездки, мои дела резко пошли в гору.
В городе мы периодически встречались. Я и Марина, её друзья по колледжу, где она преподавала английский, вместе ездили за город, на пикники. Иногда ходили в театр, посидеть в ресторанчике, после чего ехали к ней.
Маринка, как все бабы, мечтала о замужестве, хотя я не давал ей ни малейшего повода и параллельно с ней у меня были и другие подруги. Но что с неё взять, если в мыслях у неё роились детишки, а себя она видела счастливой мамашей? Я даже представлял маленькое окошечко у неё в голове, типа телевизора, в котором периодически прокручивались сцены грядущего материнства: сцены купания, прогулок, весёлых семейных праздников, таких, что показывали в американских семейных киношках. Марина была очень мила и верна мне, хотя я её об этом не просил.
Как человек и как женщина она мне очень нравилась. Я не искал в женщинах ум, потому что женщина не обязана быть умной, а только дарить мужчине радость близости и ласку... Иметь собственных детей я никогда не стремился, потому что всегда был сторонником идеи «золотого миллиарда»: чем меньше люди размножаются, тем выше качество жизни. А ещё я ценил свою работу, она была смыслом моей жизни.
- Почему бы нам не жить вместе? – спрашивала Маринка временами по утрам, хотя заранее знала ответ. – Я бы ухаживала за тобой, готовила завтраки...
Как обычно я уходил от ответа, но с каждым разом эти разговоры всё больше меня раздражали, Марина это чувствовала, становясь всё печальнее.
Я не был монстром и понимал, что девушка ждёт без надежды, теряя со мной драгоценное время, потенциальных женихов и ещё что-то такое, чему нет названия… Наверное, это было ожиданием будущего счастья, заложенного в программу женской души, в котором по моей вине сломался часовой механизм, что ещё немного и этот механизм не будет подлежать ремонту. Ведь я не был идиотом и конченым эгоистом. Осознавал, что не имею права ради своих минутных радостей ломать ей жизнь и уйти. Но как?

Я привык к ней, и мне не хотелось её терять, но дальше так продолжаться не могло. Я искал выход и не находил. Наверное, мне не хотелось его искать. Да и не мог бросить её без причины - она этого не заслужила.
Сам я не из чистюль и не из тех, кто делает вид, что у него есть ответы на все вопросы. Я обычный человек со своими тараканами в голове, такой, как все – не хуже и не лучше. И отдавая крохи за любовь, я не мог позволить себе быть неблагодарным уродом. Неблагодарным не мог, а жестоким – мог. Такова, наверное, сущность человека – одной рукой гладить, а второй бить наотмашь.

Мой приятель и товарищ по бизнесу Игорь Мандрыкин, разумеется был в курсе наших отношений. Видел её и не раз пересекались на отдыхе. Он восхищался Маринкой, её верностью и даже предлагал пристроить её замуж, но я был против.
-  Эгоист и подонок – вот ты кто, Беловенцев. Три года морочишь бабе голову.
-  Подонок, - соглашался я, -  Я не виноват, что она счастлива со мной.
-  Ой, только не надо тут про счастье свистеть соловей брянский! – усмехался Игорь.
-  Почему брянский?
-  Бренчишь потому что… свистишь и бренчишь. Замуж ей надо, а не с тобой валандаться. Найди себе замужнюю, разведёнку и трахайся с ней сколько хочешь… Тебе – разведёнок не хватает?
-  Хватает… Но с ними как-то не так, понимаешь? Никакой романтики – один секс и тот бегом, наскоками, как еда в фастфуде – ухватишь булку с котлетой, проглотишь, а сам опять голодный. Я люблю  тишину, неспешность.

Расстались мы с Мариной не очень красиво, вернее – тяжело. Я и раньше догадывался, что Маринка постоянно думает о том, каким бы хитрым, бабским способом окольцевать меня. Не делая необдуманных поступков и реверансов, я всегда был настороже, всегда следил за словами и действиями. И тут вдруг новость, огорошившая меня настолько, что я потерял дар речи.

Во время встрече она была в возбуждённом состоянии и на мои расспросы неожиданно заявила, что ждёт ребёнка и испуганно замерла, ожидая моей реакции. Я тоже проглотил язык и долго молчал, переваривая новость.

- И что ты хочешь от меня? – спросил я холодно, потому что был уверен, что к этому событию абсолютно не причастен.
- Как что? – опешила она.- Разве ты не…?
- Что разве? Я как раз не причём. Ты сама это знаешь, - уверенно отвечал я.
- Как не причём?  А кто же? Кто причём?
- Это ты сама вспоминай – с кем и когда. Ты человек свободный, мало ли с кем общаешься.
- Я только с тобой, Никит! Это правда!- в отчаянии крикнула Маринка и заплакала, чем ещё больше взбесила меня.
- Давай без истерик. Прошу... Даже если бы это была правда, ты прекрасно знаешь моё отношение к детям. Они мне не нужны.
- Тебе никто не нужен и я в том числе! – зарыдала Маринка и у меня было такое чувство, что ещё немного, и она бросится на меня с кулаками.
- Вот что, дорогая, - быстро проговорил я, отступая к выходу – Чисто по - человечески, я тебе сочувствую, но брать на себя ответственность? Нет, уволь. Не знаю – кто там отец, да и знать не хочу. Поэтому предлагаю мир и деньги. Ты делаешь аборт в приличной клинике, и на этом мы расстаёмся… друзьями.  Марина?
- Урод! Какой же ты урод! – рыдала Маринка, обливая слезами диванную подушку, - Я столько лет на тебя угробила… всё думала, ты изменишься…
- Извини, не оправдал… виноват, признаю, - бормотал я уже из прихожей, поспешно надевая куртку и натягивая ботинки. Оглядываясь по сторонам, поискал пыжиковую шапку и не нашёл её. Наверное, на диване оставил, но возвращаться в комнату было нельзя и, бросив на прощание: Ну, я пошёл, выскользнул за дверь, на свободу, туда, где не было слёз и упрёков.
На следующий день я отправил на её имя кругленькую сумму, вроде отступных, а за шапкой так и не вернулся. Хотя жаль, симпатичная была шапка.
На душе было мерзко. Десятой дорогой я обходил её дом, общих знакомых, уверенный в своей правоте, но иногда, где-то в подсознании проносилась мыслишка, что не так уж я прав. Что можно было по другому, более по человечески. Помелькала немного и исчезла под массой дел и новых впечатлений. Жизнь катилась дальше.


РОДНЯ.

В Рождество я вспомнил бабу Дашу, тётку моей матери. Обычно я поздравлял её со всеми христианскими праздниками, если не забывал, конечно. Вот и теперь позвонил и пожелал тётушке всяческого добра. Услышав шум застолья, удивился, что в таком преклонном возрасте люди ещё что-то пьют и предаются чревоугодию.

– И вас с праздничком святым... У нас тут сабантуй, Никитушка. Молодец, что позвонил. Жаль, что мамка твоя не дожила, не полюбовалась на сыночка. Ты в курсе, что сегодня на  столе должно быть двенадцать блюд…?  У нас даже больше вот смотри... огурцы солёные, помидорчики, холодец, салатики один, второй… А жене твоей счастья и здоровья. Не обижай её. Ты, Никита, не забывай меня, ладно?

Я ухмыльнулся, представив свои двенадцать блюд, что хранятся в холодильнике. Водка, пиво, сосиски, хлеб, замороженные полуфабрикаты.
Что касается пожеланий моей жене, то для бабы Даши – я женатый человек, только увы! без детей. С детьми не повезло из-за женских проблем моей половины. Так вот обстояло дело, потому как втолковывать старухе свои взгляды на жизнь не вижу смысла. По её разумению -  всё на свете должно быть таким, каким она представляет. Мужчина – женатым и работящим, женщина скромной работящей матерью, если бог даст, конечно, ребятишек... А на столе – двенадцать блюд, так, как она сказала.
В-общем, домострой в первобытном виде. Хотя, если рассудить, то она не виновата, что в голову ей когда-то  втемяшили некие истины, которым она до сих пор хранит верность. И  не собирается  усваивать другие, потому что бабу Дашу они не устраивают. И жива баба Даша до сих пор потому, что не берёт в голову лишнего. Существует как рыбка в аквариуме – плавает, ест корм, смотрит на мир удивлёнными глазами. Живёт, потому, что не было у неё детей, убивающих своих родителей. Ну, не в буквальном смысле, а в переносном - своим поведением, равнодушием, дикими  выходками. 

Таким убийцей своей матери был я сам и честно в этом сознаюсь. Моя родная мать делала для меня слишком много, жертвовала здоровьем, нервами, а мы с отцом медленно и верно убивали её. Отец – грубостью и пьянкой,  я – равнодушием и цинизмом. Отдавая всю себя, мать не допускала мысли, что я не захочу делать то же самое взамен, всё ждала в ответ благодарности и любви, а я был утомлён этой жертвенностью, был холоден, избегал её, рано ушёл из дома и редко звонил.

Иногда я думаю – как она смогла свыкнуться с этим, смириться, старалась  как-то жить с обидой, болью в сердце и не могла с этим ничего поделать. И сердце её не выдержало – мамы давно нет, а баба Даша, бездетная и равнодушная, живёт.
Под грузом этих мыслей, я отправился навестить отца.

Отцу сейчас семьдесят пять и после смерти мамы быстро нашёл ей замену. Мне кажется, что  эта сменщица дежурила где-то рядом и только ждала сигнала - пора! Любовь Ивановна, была моложе отца лет на пятнадцать. Такая же безответная жертва, как и моя мать, она, оставив квартиру сыну и его семье, ушла жить в чужой дом. И прошло совсем немного времени, как подчинилась властному, скорому на расправу отцу. И всё приговаривала, бесхитростно отвечая на алчные расспросы соседок: Там ведь деточки, да их самих двое, мальчики и девочка, и я – шестая - на две комнатушки. Зачем детям жизнь заедать? Я детям своим не враг! А тут она вроде как при муже, вроде как у себя дома, с перспективой иметь собственный дом...
Если честно, то я за наследство не переживал, не думал на что она рассчитывает и что получит. Для меня сейчас было важно, что за отцом кто-то ухаживает, есть кому приготовить тарелку супа и вовремя дать таблетку. Я пока ни на что не претендовал в том доме, просто хотел знать, что я там ничего не должен.

Я собрался и поехал навестить их, прежде чем лечь на операцию.
Было слякотно и мерзко, свинцовые тучи, затянувшие небо, были под стать моему настроению. Всю дорогу я думал о том, что отец будет злиться на меня, упрекать и я готовил ответы на будущие упрёки: работа, проблемы, кризис и ещё бог весть что думалось. И самое главное – как сказать про операцию? Какой будет его реакция…

На месте всё оказалось очень плохо. Любовь Ивановну и отца я не видел года два и те разительные перемены, что с ним произошли, меня ужасно расстроили. Отец, ещё вполне здоровый мужик, бывший футболист, за последний год изменился до неузнаваемости. Заросший седой щетиной, с бегающими глазами, с жутким запахом давно немытого тела, с порога стал жаловаться на соседей и жену. Оглядываясь по сторонам, он с шёпотом мне сообщил, что его подслушивают, караулят у подъезда, сверлят дырки в потолке, роются в его вещах, рисуют неприличные картинки на полу, а затем приходят по ночам стирать их. И всё в таком же духе. Я невольно замер и слушал бред старика, стараясь не вдыхать глубоко и в моей голову возникла идиотская мысль, что я опасаюсь заразиться от него психозом. От него просто воняло психушкой!
Я стал уговаривать отца, что всё это ему кажется, но он принялся орать и материться, обвиняя во всём жену, которая сидела, забившись в угол, и смотрела на меня с мольбой: «Спаси меня! Ты ведь сам видишь - что с ним происходит!» Ей было страшно жить с ним под одной крышей, тем более, что в этот момент он достал из кармана кухонный нож и стал им размахивать.
- Вы все тут заодно! Хотите моей смерти, а эта гадина больше всех... Мечтает, чтобы я поскорее сдох, а она привела бы сюда своих детей и захватила жилплощадь. Шиш вам, а не жилплощадь! Ничего не получите! У меня топор под кроватью и попробуйте только сунуться – сразу мозги полетят!
Любовь Ивановна с воем выскочила в ванную и заперлась там, а я, как мог, стал успокаивать отца.
Только этого мне сейчас не хватало! Всё так не вовремя и так безнадёжно плохо, потому что и без специалиста было ясно, что отца нужно изолировать. Но как? Упрётся как вол, не захочет никуда выходить в страхе потерять жилплощадь.

Я вышел на улицу, хлопнув дверью. Любовь Ивановна выбежала за следом, и мы долго говорили об отце, стоя на углу дома, чтобы не видно было из окна. Мне было жаль её, но что я мог поделать? Не переселяться же сюда или ещё глупее - тащить отца к себе…
Любовь Ивановна жаловалась на угрозы топором, но проверять – есть ли тот на месте – боялась, потому что отец, не смотря на годы, с отличной реакцией, в хорошей форме, и каждый день подтягивается на турнике. Ей было страшно с ним, она и без того страдает давлением, а бросить его и уйти к детям не может, потому что по человечески его  жалеет. Обращалась за помощью к моей сестре, живущей в другом городе, но та против и не может смириться с мыслью, что отец болен и его надо лечить. А я – как это не парадоксально звучит - последняя её надежда, потому что ещё немного и она не выдержит или того хуже –  случится непоправимое и страшное.
Я успокоил женщину и велел ждать звонка в ближайшие два дня. Раз гора не хочет идти к Магомету, то сам Магомет посетит нас и если говорить нормальным языком, мне нужно найти и привезти психиатра, который сможет на месте оценить состояние отца и выписать  успокоительное.. А если повезёт – то и отвезти в больницу.
Любовь Ивановна тяжело вздохнула и согласилась со мной. Пусть маленькая, но надежда на покой. Большего я предложить ей не мог, потому что в этот момент сам на пути в бездну. Но то ли колодец мой очень глубок, то ли падал я в него очень медленно и искал, искал ответы на свои вопросы, задавая их самому себе безостановочно. И достигну ли я спасительного дна, знает один лишь дождь, который лил безостановочно уже целую неделю.

Мне всё равно, что происходит сейчас в мире и в доме моего отца. Потому что это там, вне моего существования и по сути меня не касается. Как не касается всё, что происходило в мире тысячелетиями, вся история человечества. Все те миллиарды людей вокруг, они не существуют. Всё это вне меня. Есть только я и моя боль, с которой я вынужден жить. И пусть кто-то посмеет сказать, что сам не такой.

ЯСМИНА.

Принято считать, что человек в своей жизни бесконечно эволюционирует, развивается. И каждый последующий год – это ступенька восхождения над собой прошлым. Проще говоря – больше опыта, больше знаний и умений, практики общения. Хочется думать, что и в выборе своих спутников мы стремимся к неким высотам, потому что общение с людьми достойными – это также движение вперёд. И я как мог старался следовать этому закону всю жизнь.
Ясмина появилась в моей жизни весьма неожиданно. Случайно заглянув как-то в караоке-бар, я увидел там потрясающую девицу – невероятно надменную и напыщенную с виду. Мне стало безумно интересно – что скрывается под этой маской и я был вознаграждён за своё любопытство. Прекрасная незнакомка сидела с подружкой и всем своим видом показывала, что она знает себе цену и цена эта ну, очень высока! Я пригласил её на танец, потом за свой столик и о, чудо! - она сразу согласилась. Вот так, господа обыватели! А вы думали, что она станет кривляться и задирать нос? Ничего подобного! Мы мгновенно нашли общий язык, потом поехали ко мне и с того вечера стали крепко дружить. Я привязался к ней всей душой и благодарил бога за то, что послал мне такую подружку. 
Была она чрезвычайно умна, просто фантастически и я не всегда чувствовал себя с ней уверенно, что меня здорово напрягало, не смотря на природную самоуверенность. Очень часто я читал в её глазах своё несовершенство, игру в солидного мужчину и потуги быть оригинальным. Она разгадывала меня без усилий, а я был голым перед ней, как малыш в пелёнках под мягким взглядом любящей мамаши. Это было против моих правил, но отказаться от неё я не мог.  Слишком было интересно с ней и всегда непредсказуемо. Под её руководством мы совершали безумства, и это было чертовски весело. Путешествие по притонам, ресторанам, городам и по морям – чего только не случалось в наших милых приключениях.

Ясмина была настолько непредсказуема, насколько была предсказуема Марина, тихая, ясная как день в русских широтах. Она, если продолжать аналогию,  бурная тропическая ночь, ураган и шквал. Временами она меня утомляла и после бурных оргий и приключений, я прятался от неё, но вскоре меня неудержимо к ней тянуло и она встречала меня широкой улыбкой хищницы, поймавшей в сети большого зверя. А я, будучи этим несчастным зверем, - волком или несчастным бобром, радовался свиданию со своей хозяйкой. В такие моменты от этой маленькой женщины веяло мощной  звериной силой, приманивающей к себе равных. Да, мы были с ней  равны. Оба невероятные эгоисты, даже эгоцентрики, презирающие людей и весь мир. Он и в самом деле не заслуживал нашего уважения.
Яся чрезвычайно много читала и манипулировала знаниями как опытный хирург скальпелем. И я, надеясь не отстать от неё и не попадать впросак, стал чаще заглядывать в книги, забытые в последние годы. И это в то время, когда я числил себя заядлым книгочеем.
Самое странное, что при всей своей безбашенности, она была создана для научной работы, от которой мою подругу отстранили коллеги-учёные из-за несносного характера и диких выходок. Этакая фурия с бандитскими ухватками в очках и с диссертацией подмышкой. Видели подобное сочетание в жизни?  Мне вот посчастливилось.
И, тем не менее, она успела закончить аспирантуру на химфакультете, защититься и написать несколько научных статей, которые с гордостью мне показала. Я прочёл названия и понял, что не понял ничего. Только такие особи как Яська, могли старательно писать о химических реакциях и при этом творить невозможные вещи, которые обычные женщины не допускают и в мыслях.

Но Ясмина была уникальной и неповторимой и я, чёрт возьми, любил её по-своему, а она – меня, также по-своему. Хотя такие, как мы, по жизни любить вообще не умеют, а только позволяют любить себя другим.
Она была поздним, избалованным ребёнком немолодых родителей, которые выполняли все её прихоти и практически её содержали, потому что работать подолгу на одном месте не могла. Мать, переживающая за неё, без конца попадала в больницы, и даже в этом было наше сходство.
Иногда мы дурачились, хохоча в полоумным веселии, разыгрывая знаменитых   литературных героев при этом перевирая текст на свой лад.  Нам так наскучил обыденный мир, что мы с радостью уходили в вымышленный. При этом я получал непередаваемое удовольствие, как будто наслаждался настоящим искусством.
Ясмина сама была произведением мастера – невысокая, аккуратно выточенная фигурка, маленькие ножки, зелёные глаза и большой яркий рот. Ясмина – цветок жасмина в восточном варианте и я умолял её оставаться собой, потому что, поддаваясь на непрерывные заклинания своей матери, она очень часто сетовала, что не такая как все -  не замужем, без детей, с кучей дипломов и талантов и такая невостребованная окружающим миром…

- Люди в основном – скучная, серая масса, пошлая и унылая, живущая по правилам, придуманные такими же ханжами, - успокаивал я, -  Потому они боятся и не любят таких, как ты.
-   Выскочек?
-  Особенных. Выскочки – это бездари, тупые кролики, которые едят, размножаются и бесследно исчезают.            

Мы часто встречались и просто гуляли по улицам. За ней было интересно наблюдать, особенно когда она ела где-нибудь в уличных забегаловках. Прямо среди улицы она могла встать и  закричать:
 - Хочу блинов!  Со сметаной! 

И мы шли в ближайшее кафе, где она набрасывалась на тарелку полную блинов и жадно их съедала. А я смеялся, глядя на неё. Ребёнок в ней не исчез, он жил и плакал как маленький, когда было больно, хулиганил, вопил и злился на «взрослых», когда его обижали.

Я уже говорил о том, что в случае необходимости, она могла изобразить светскую даму и это у неё здорово получалось. Порой могла разразиться яростной площадной бранью, используя трёхэтажный мат и тогда я смотрел на неё в изумлении, смотрел и не узнавал: та ли эта Яся, которую я знал и любил, нежный цветок, интеллигентная девушка с безупречным вкусом.  Порой она бесила меня своими безумными проделками, я злился и уходил, а Ясмина звонила мне через час, и как ни в чём не бывало, говорила:

- Котик, я соскучилась! Ну, что, идём балду гонять? 
И – вы не поверите - я соглашался. И мы шли и с большим наслаждением гоняли балду.

Неудачи преследовали Ясмину во всех сферах жизни – постоянно и непрерывно. Я уверен, что она сама была их причиной, но упорно не видела этого, списывая всё на других людей.
- Что-то я сегодня злая.  Мне кажется, что все они мне завидуют. Правда, Никит?
- Возможно. Особенно женщины.
- И не только завидуют. Некоторым, судя по всему, я не просто перешла дорогу, а прямо бегала по ней туда-сюда. И что мне теперь - убиться?
- Ни в коем случае. Я-то с кем останусь?

И вот с помощью неких знакомств и стараниями матери, работа, наконец, найдена. В престижной дорогой лаборатории, имеющей по городу приличную сеть. Не начальницей, разумеется, но даже простая лаборантка получала там приличные деньги. Ясмина была счастлива, отдалась новому делу всей душой и мы стали реже видеться, потому как жутко уставала на работе. Мать уговаривала её стараться и потерпеть, не поддаваясь на провокации. Не было в её послужном списке такой работы, на которой она удержалась бы более трёх месяцев. Яська стоически терпела и радовалась, что прошло уже целых четыре!!! месяца, а она всё ещё не уволена!  Я искренне радовался за неё, но однажды при встрече  услышал скрежет зубов и проклятия в адрес начальницы.
- Знаешь, Никита, что там творится? Я уверена - у тебя волосы дыбом встанут. Эти сучки договариваются с врачами и ставят женщинам онкодиагноз, а потом долго лечат, хотя там в помине нет никакой онкологии. Я же не дура, и всё прекрасно вижу.
-  А какой в этом смысл?
- Ты что, больной? Не понимаешь? Если человек лечится от онкологии, то поневоле должен через несколько месяцев делать повторные анализы. А стоит это приличных денег! Это наша выгода. А врачам, которые дают направление, фирма платит комиссионные. Ну, и за приём у врача денежки немалые. Вот такой бля*ь бизнес! И это не считая вреда от мнимого лечения и морального ущерба. Скажи человеку, что у него рак и стресс как минимум ему обеспечен! От одних мыслей можно загнуться, без  диагноза.
- И что теперь? А-а-а! Я понял… Ты всё это узнала, и высказала им это в лицо! Я угадал?
- Угадал. Ты - то сам как поступил?
- Я болеть не собираюсь.
Как я был  самонадеян.

Через пару дней Ясмину уволили со скандалом. Она поревела, немного потрепыхалась, угрожая судом обидчикам, но вскоре притихла после очередного сердечного приступа матери.
- Ты, знаешь, Никита, мама тебя ненавидит и считает, что ты плохо на меня влияешь.
- Я?
- А разве нет?
- Я ещё и виноват. Может ты и учёная девушка, но иногда поражаешь меня вселенской глупостью.
- Думай, как хочешь, но мама говорит, что мне необходимо выйти замуж, а не бегать за тобой. Ты ведь жениться не собираешься? – спросила она прямо.
- Ты сама говорила, что замуж – это не для тебя, - заюлил я.
- Мама считает, что я изменюсь и стану  ответственной. Перестану собачиться со всеми.
- Ох, сомневаюсь я.
- И всё-таки мама права – мне надо замуж, - грустно констатировала Яся и заплакала. – Сегодня в больнице она заявила, что я её замучила и что она умрёт со спокойной душой, если у меня будет муж.

И тогда мы решили, что нам пора расстаться. 
Ясмина уехала к сестре, в Москву и исчезла с моих радаров, а я как в омут с головой погрузился в свой новый проект и думать о ней забыл. Я искренне верил, что она навсегда исчезла из моей  жизни.
Но каково было моё удивление, когда ровно через год, мы столкнулись прямо на улице, в центре города. Ясмина разодетая и упоительно пахнущая, как ни в чём не бывало, бросилась мне на шею с поцелуями. Я очень смутился – оказывается, я тоже скучал, хотя и старался об этом не думать. И когда она появилась передо мной, сверкая радостной улыбкой и русалочьими глазами, я тут же позвал её на свидание.

Мы стали снова встречаться, и я был рад ей снова. В первый же вечер она сообщила мне, что замуж никогда не выйдет, потому что не создана для этого и мама с ней согласна.
«Это самое главное – получить одобрение мамы, - подумал я с усмешкой.- Без её разрешения делать ничего нельзя».
- Она ужасно за меня переживает, - заметила Яся, заметив мою ухмылку.
- Да она тебе жить не даёт.
- В - общем, да, так и есть. У меня не раз были случаи, когда я могла кардинально поменять свою жизнь. Однажды я познакомилась с человеком, который предложил мне переехать с ним в другой город, но мама сказала – только через мой труп и я не поехала. У меня была масса возможностей поехать за границу, но она ни разу меня не отпустила. Даже в школе все ездили на экскурсии и только я  сидела дома.
- Почему?
- Она всегда за меня боялась.
Не смотря, на эти жалобы, Ясмина сама обращалась с матерью очень жестоко - постоянно грубила ей по телефону, давала бесконечные указания и поручения и та истово ей служила, бросала все дела и летела выполнять наказы дочери. А может, эта требовательность и жестокость были следствием эгоистического поведения матери? В глубине души она понимала, что забирает жизнь дочери и сама становилась её рабой. Но мне ли судить их за это?

В ДОМЕ ВАРЮХИНЫХ

Иногда вспоминаю детство, совсем не счастливое, когда каждый прожитый день был преодолением – учёба, борьба за выживание на улице, бесконечные злобные выходки отца. Всё это чуть-чуть согревалось любовью матери, но мне этого было недостаточно. Жестокость отца вызывала бешенство и гнев беспомощного мальчишки перед злой силой и я не мог простить матери её покорности, того, что никогда не делала попыток уйти от него и что-то изменить в своей и нашей судьбе. Как я ненавижу эту покорность судьбе женщин старшего поколения, это самоуничижение и стремление сохранять подобие семьи. Их жалкие рассуждения о том, что у детей обязательно должен быть отец…
Я и моя старшая сестра Лара бежали из дома при первой возможности и никогда туда не возвращались. Я прилежно учился в школе, с первой попытки поступил в институт и ушёл жить в общежитие. Сестра вышла замуж практически за первого встречного и уехала на Дальний Восток, на другой край света. Она воспитала троих сыновей, чьи имена я не помню. Мы не общаемся, иногда лишь, раз в пятилетку от неё приходят письма с подробным отчётом достижений её детей. В моменты откровения Лара писала про свои обиды, о судьбе, которая могла сложиться совсем по другому, если бы не родители… Было ясно, что сестра не слишком счастлива. С тем незнакомцем, с которым уехала из родного города много лет назад, у неё не сложилось, и она ещё не один год скиталась по общежитиям, прежде чем встретила своего нынешнего, в общем-то, неплохого человека.
Сам я ей почти не писал, так пару писем за все эти годы. Никаких чувств к ней не испытывал. И вообще – что у нас было общего с этой женщиной, кроме матери и отца? Ведь сестёр никто не выбирает, как не выбирают и родителей.

*  *  *
На майские праздники решили ехать в гости к моим друзьям. Ясмина была в диком восторге, потому что давно рвалась на природу. Город после долгой, холодной зимы сидел у нас в печёнках и мечта о загородных приключениях, барбекю и трелях соловья на рассвете растравляла ослабленные городские организмы. Разговоры Ясмины о том, что она наденет в первый день, что возьмёт с собой и как будет сногсшибательно выглядеть на фоне «других лохушек», меня смешили.  Она и представить себе не могла, в какую компанию едет, потому, как решил сохранить интригу до конца. И разговоры про лохушек из деревни были жутко уморительны. Её пафосный гардероб и шпильки вызывали тайную улыбку. Пусть берёт всё, что вздумается. Пусть будет весело.

И вот, накануне первого мая, с громадным чемоданом в багажнике, мы двинули  в гости к Варюхиным.
Если судить с точки зрения Ясмины, то мой давний друг и товарищ по институту Глеб Варюхин, был человеком немного странным. Он был весьма богат и любил жену Алису. У него были собственные предприятия, банк, загородный дом, вилла в Италии, яхта, собственный самолёт и не было любовницы. Никогда. О его верности я рассказал Ясмине по дороге и она была сама не своя от удивления и желания  поскорее увидеть этот феномен. Одно я ей не поведал: временами, под настроение, мы встречались с Алисой в маленькой квартирке на окраине города и это был наш общий, маленький секрет, о котором, надеюсь, не знала ни одна душа.
 - Он что, больной этот твой Глеб? – искренне недоумевала Яся. Она не понимала природы верности Глеба и возводила её в ранг курьёза.
- Он здоров.
- Я имею в виду больной на голову! – не сдавалась Яся. – Ты всё придумал.  Таких не бывает! 
- Я же тебе говорю – он любит жену.
- А она? Любит его?
- Она его жена. А жена обязана любить мужа своего! – молвил я пафосно.
- Не верю!
- Ну, и не верь! – засмеялся я, - Нас, между прочим, это не касается. Как говорится, чужая семья потёмки.

Домик, к которому мы подрулили, был обнесён высоким забором и снабжён видеокамерами по всему периметру. Это Яся сразу заметила. Охрана пропустила машину на территорию ухоженного сада и через пару минут мы остановились возле громадного особняка с высокими ступеньками. Ясмина, глядя на всё это величие, подавленно молчала.
- Почему ты мне не сказал, что дом такой громадный? – обиженно спросила она.
- А что это меняет?  К чему тогда ты тащила сюда свой гардероб? Ты вполне готова и не надо бояться. Глеб абсолютно простой мужик и Алиса…
-  Ну, да, простой олигарх! – не унималась Яся.
-  Ну, олигарх. Но человек вполне нормальный.  Да ты сейчас сама увидишь… Вот он идёт.
К нам действительно приближался Глеб с широкой улыбкой, в таких же джинсах как на мне, в майке и бейсболке. Просто, брат родной. Мы и похожи были с ним – оба голубоглазые, с правильными чертами лица, русоволосые и по этому поводу Алиса нередко шутила, что выбрала меня из-за родной внешности, чтобы не тянуло на новенькое.
Я вышел из машины, и мы поздоровались с Глебом.
- Ну, здравствуйте, гости дорогие!  А мы всё ждём, ждём. Обед давно готов, а вы всё не едете...
- Глеб! Познакомься с Ясминой. Ты всё спрашивал о таинственной блондинке…
- Ясмина! Удивительное имя…  Просто цветок, а не девушка!
- Вы угадали, моё имя переводится как жасмин.
Яся с достоинством подала руку, и Глеб церемонно её поцеловал.

- Добро пожаловать в наше скромное жилище, - улыбнулся он.
Мы поднялись на крыльцо, где уже стояла хорошенькая Алиса и в упор, оценивающе разглядывала Ясю. Потом радостно поздоровалась и, приобняв Ясмину за талию, увлекла в дом, а мы с Глебом закурили, стоя на крыльце.

- Жениться ещё не надумал? – спросил с улыбкой Глеб.
- Боже сохрани!
- А девчонка хороша! Просто жгучий перец, если судить с первого взгляда.
- И со второго тоже, - подтвердил я, -  Та ещё чертовка!  Как дела с выборами? Идут?
- Всё идёт по плану. Если верить опросу, я  в лидерах. И как видишь – не на работе. А всё почему? Завтра утром приедут журналисты поснимать меня в кругу семьи, среди друзей. А кто у меня лучший друг?
- Вот в чём фишка!  А я не пойму что происходит – изменяешь любимой работе и с кем? С простыми смертными!
- Не дави ты на больную мозоль. Мне моя тусовка во как надоела!  Заглядывают в глаза, приседают, клянутся в любви и верности, а коснись что, так продадут и растопчут без малейшего  сожаления. Ты – единственный, кому я ещё верю. Ты и Алиска. Я иногда завидую тебе – сам себе хозяин, свободен как лев в саванне, бизнес идёт, а ты живёшь в своё удовольствие, выбираешь себе подружек по душе, решаешь сам куда ехать. А мне стоит выйти из кабинета, как тут же море звонков...
Словно в подтверждение его слов, в кармане затренькал телефон и Глеб, извинившись, отошел в сторону и резко заговорил в трубку и я сочувственно кивнул ему и с преувеличенным интересом стал смотреть на облака.

В каком-то смысле Глеб был прав, и я даже сочувствовал ему временами. Но ведь каждый сам выбирает свой путь. Всё зависит от того, какие высоты ты собираешься покорять – обычные горки или величайшие вершины мира, куда не всем дано забраться. Где нужен особый запас прочности, необходимые навыки, живучесть и непреодолимое желание карабкаться ввысь. И когда через пять лет нашего движения мне позвонил Глеб и сказал, что хочет купить самолёт, спрашивая совета, где найти подходящий экипаж, я понял, что его мне уже не догнать.

Наша дружба началась ещё с института. Нас многое объединяло – цель, интересы... Оба из нищих семей, но с амбициями, многие годы мы шли по жизни рядом, плечо к плечу. Учились практически на отлично, получали повышенную стипендию и строили планы на будущее. И мог ли я предположить, что через пятнадцать лет мой друг и сокоешник по общаге Глеб Варюхин, сын простой парикмахерши будет принадлежать к числу новой аристократии, к её авангарду и элите.

Мне всегда было интересно наблюдать за этими бывшими дворовыми, нынешними дворянами, живущими в загородных замках, летающими на собственных самолётах и неизменно стремящихся к власти любой ценой, то есть к большим деньгам и возможности воровать в планетарных масштабах. Все они поражали меня удивительной разнокалиберностью и явной несовместимостью по образу пауков в банке, готовых при первом удобном случае перегрызть друг другу глотки. Разумеется, за право быть первым. Поражали меня не желание быть лидером, а ненасытность и алчность людей, которые тратят жизнь и время на добывание очередного миллиарда, на борьбу друг с другом, убивая в себе всё человеческое в этой схватке. Неужели так много надо человеку для счастья? Наивный вопрос, разумеется, но, тем не менее, мне всегда было жаль этих глупцов. Но они-то думают иначе!
Мне никогда не понять такую вот счастливую капиталистическую жизнь, когда чаще не ты имеешь деньги, а они тебя. Потому что беспокойное это дело – хранить, приумножать и наращивать капитал, шагать по трупам конкурентов, не спать и всё время думать, думать о проблемах, о том, как преодолевать очередной кризис, о том, где тебя ждёт засада из желающих отнять твоё кровное, выстраданное, лично наворованное. И нет времени отдохнуть по человечески, потому что каждую минуту звонки, звонки с обсуждением всё тех же денежных вопросов. Просто заколдованный порочный круг! Особенно с нашими законами, когда не выгодно производить, а лишь перепродавать чужое, и если не обманешь, то обязательно прогоришь!

Вопросы и ответы у каждого свои и я  частенько спорю со своим бухгалтером, между прочим, умнейшим мужиком. Его когда-то выгнали за взятки из пенсионного фонда, где он занимал весьма приличный пост.
- Так что лучше – быть миллионером или наоборот? 
Он хмурится и пытается увильнуть от ответа.
- Говорить о смысле жизни нет никакого смысла. Может, лучше про женщин, Никита Васильевич? Про них гораздо интереснее. Или про искусство. Был один любитель соловьиного пения. Кажется граф Разумовский. Так вот он сгонял со всей округи крепостных крестьян рыть громадную насыпь через реку, дабы мог он наслаждаться пением соловьёв на другом берегу. Человек любил жизнь во всех её проявлениях, чем и прославился. Так, что не надо рефлексировать, спешить надо, пользоваться благами жизни, пока часики тикают. А то грянет - не дай бог!- инфаркт или инсульт, и будет поздно.
Как в воду мужик смотрел.

Ужинали на застеклённой веранде, с видом в сад. Кроме нас, в доме гостили близкие родственники – младшая сестра Алисы Настя и её муж Виталик. Оба рыхловатые, с бледными лицами после длинной зимы, супруги неважно смотрелись на фоне стройной загорелой хозяйки. Алиса то и дело бросала колкости, поднимая на смех их неспортивные фигуры, но те вяло реагировали. Глеб увлечённо рассказывал о конфликте с соседом, который судился с ним из-за земли, якобы оттяпанной  Варюхиным незаконно.
-  Ну, что ты всё болтаешь! - перебила его Алиса. - Кому нужны эти старые придурки? Их давно надо сжечь, и  – сразу станет тихо.  Всё тебе надо подсказывать…
Варюхин  покраснел и быстро пробормотал:
- Тише, Алиса, ну что ты говоришь? Люди ещё подумают, что ты всерьёз…
- А что тут такого? Пусть думают что хотят.

Моя дорогая Ясмина была напряжена, изображая даму, умеющую держать себя в обществе, изо всей силы держала спину, но вскоре расслабилась и глядя на весь этот дурдом, стала вести себя как обычно. Я похлопал её по спине и тихо сказал:
- Молодец! А то сидишь, будто циркуль проглотила. Всё хорошо, малыш?
- Нормально, – улыбнулась Ясмина и прошептала: - Я б её убила…
- Кого? – удивился я.
- Алису вашу.


БЕЗУМНЫЙ ДЕНЬ

С утра было пасмурно, и все страшились дождя, который не вписывался в наше расписание.  Но Глеб уверял, что дождя не будет, и мы ему свято верили. Он был здорово на взводе, бегал на улице, горячо обсуждал что-то по телефону. Неужели так волновался из-за этих интервью?
Моя Ясмина  после бурной ночи была явно не в духе и надувала губы, и я временами даже жалел, что взял её с собой. Можно было просчитать заранее - чем всё это закончиться.
Перед завтраком она долго курила в беседке, явно флиртуя с молодым краснощёким охранником. Вот ведь глупая дурочка! 

Завтракали на этот раз в столовой, растопив камин, в комнате уютно запахло дымком. 
Настя, сестра Алисы, была старше её лет на пять. У неё был личный бизнес, и она старательно подчеркивала в разговоре свою деловитость в пику бездельнице Алисе.
Одевалась она в какие-то замысловатые тряпки в стиле бохо, навесив на себя тонну бижутерии, и красила волосы в ужасный чёрный цвет.  Для меня всегда оставалось загадкой стремление российских девушек краситься в столь драматические цвета, будто сама мать – природа не одарила их чудесной красотой. И совсем уж не понимал их стремления критиковать и осуждать друг друга за неумение быть по-настоящему красивыми.

У Алисы в этом деле не было конкурентов. Вся её налаженная, беспечная жизнь была посвящена беготне по салонам, бутикам, фитнес - залам, пластическим хирургам и жёсткой критике тех, кто по её мнению был недостаточно красив. Она искренне считала, что женщина просто обязана быть красивой и все, кто не соответствует настоящему идеалу, просто не имеют право жить и тем более, быть любимыми. Красота по её мнению является смыслом жизни, и делать кому-либо скидки она не собиралась...
Уж она-то знала, что такое красота!
Я уверен, что наша связь с ней не была единственной. Муж постоянно вне дома, бьётся за свои миллионы, а она наедине со своей невостребованной красотой… Ведь нужно как-то заполнить время, свободное от мужа и детей…
Детей прекрасная Алиса рожать не хотела и Глеб давно с этим смирился. Фигура волновала девушку гораздо сильнее. В семье обсуждались варианты с суррогатным материнством, которые закончились ничем. И если откровенно, она была права: таким пустышкам просто нельзя иметь детей. 

На завтрак подавали мою любимую яичницу с беконом, тосты с сыром и апельсиновый сок. Ну, и само собой, чёрный кофе. Алиса с сестрой ела овсянку и неодобрительно косилась в нашу сторону.
- Люблю утром покушать! – заявила Яся, наворачивая тосты. – Если утром не наемся, потом целый день хожу как дохлая.
Я толкнул её ногой под столом, но она возмутилась.
- А что я не так сказала?
Все засмеялись, но Глеб её поддержал:
- Обожаю людей с хорошим аппетитом. Ясмина, хочешь пирог с черникой? Ты не стесняйся.
- Хочу! Обожаю выпечку. Я и сама пеку. Помнишь, зая, мой фирменный пирог? - обратилась она ко мне, - Рецепт нашла в интернете. Кому надо, могу поделиться.
- И что за пирог? – заинтересовалась Настя.
- Изумлёныш… Туда идут два апельсина…
- Изумлёныш! – захохотала Алиса, - Мама, роди меня обратно!
- А что такое? – надула губы Яся. – Название как название.
- Всё нормально. Алиса просто шутит, - извинился Глеб за жену.

Принесли пирог и Яся стала резво его уплетать. Глеб смотрел на неё с поощрительной улыбкой. И тут Ясмина начала болтать всякую всячину о себе, рассказывая о своих талантах, и я с удивлением понял, что она вовсю заигрывает с Варюхиным. Возможно это была месть Алисе за грубость, а может, просто захотелось понравиться олигарху? Ну, чисто по человечески! Когда ещё выпадет в жизни такой шанс! А может надеялась, что он возьмёт её на работу?

Муж Насти Виталик, мужчина лет сорока пяти с помятым лицом, доцент философского факультета, плакался на сон и аппетит.
- Пора, мать, пора ложиться в клинику. Что - то я совсем расклеился.
- Пора, Виталик. Подлечись, а то кудахчешь как курица, снёсшая квадратное яйцо. Я давно вижу, что пора. Вспомни, как бегал по дому нагишом в прошлое полнолуние?
- Ну, это ты зачем? Тут люди…
- А что я такого сказала? Подлечись, дорогуша. Смотри - как девушка ест хорошо. Так и ты должен кушать. Учись.
Виталик с сомнением посмотрел на Ясю и потянулся за пирогом и незаметно съел целый кусок, а потом ещё кусочек и заметно повеселел.
За всем этим хмуро наблюдала Алиса.
- Ну, вы и свиньи!- заявила она.- Жрёте как не в себя.

- А на улице-то солнышко! – засмеялась Ясмина, глянув в окно.
- А я что говорил! – воскликнул Глеб.

В комнату незаметно зашла Жанна, помощница Варюхина и корректно пригласила босса гримироваться.

Не прошло и часа после завтрака, как уютный двор заполонили носители треног и видеокамер. В глазах пестрело от пишущей братии и темнело от ребят из охраны. Готовились к интервью и видеосъёмке. Папарацци из местных с увлечением снимали дом и окрестности сада в пределах допустимости. Я на всякий случай ушёл к реке с Ясминой, где мы расположились на причале и немного позагорали, пока за мной не прибежал молодой охранник.
- Хозяин просит вас подойти, - доложил он, краснея.
- А у тебя разве есть хозяин? – насмешливо спросила Яся.
- А как же! Глеб Сергеевич, – удивился молодец.
- Глеб Сергеевич – хозяин дома, а ты у него работаешь. У человека не может быть хозяина.
Парень смутился ещё сильнее, а я ещё крепче сжал руку Ясмины.

Нас попросили сняться в кругу семьи и молодая журналистка взяла у меня интервью, где я сказал на камеру пару тёплых слов о своём друге, кандидате на пост губернатора Глебе Варюхине; рассказал о его нелёгком детстве и юности, чем приблизил кандидата к простому народу. Всё было прекрасно, пока к нам не подскочила вооружённая микрофоном девица и  не спросила улыбающегося кандидата:
- Независимая газета. Глеб Сергеевич, как вы прокомментируете тот факт, что ваш главный конкурент Владимир Антифеев оказался час назад в отделении реанимации с множественными травмами головы?
- Владимир? В больнице? Я не знал… И позвольте, кто вас сюда пригласил?  Жанна! Почему здесь посторонние?

После недолгого объяснения неугодную девицу выпроводили за ворота, а само мероприятие вместе с носителями полезной информации тихо рассосалось.
Я сделал несколько звонков и стал пить пиво в беседке. Настя и Виталик мирно дремали в шезлонгах у бассейна, прикрыв головы шляпами, а Варюхины громко ругались. Ругалась в основном Алиса, а Глеб ей тихо отвечал, с оглядкой на нас, явно не в своей тарелке.

- Боже, какая же она тварь! – тихо проговорила Яся. – И как он с ней живёт?
- Любит потому что, - ответил я не слишком уверенно.
- Брехня! Здесь что-то другое. Мне кажется, она что-то знает про него и крепко держит за яйца. Но что именно?
- А ты часом не влюбилась в Глеба?
- Нет, не влюбилась, - просто ответила Яся.
- Тогда чего так беспокоишься за него? По-моему, он и без нас хорошо справляется. У него просто всё отлично. Слышала новость?
- Нет. Видела какую-то девку поволокли на выход. А что случилось-то?
- Да, ничего такого, - хмыкнул я. – Всё как в жизни. Главного конкурента Глебушки кто-то грохнул. Только что мне сообщил знакомый, что он скончался после нападения.
- А кто у нас конкурент? – спросила Яся, не имеющая представления о главных фигурах нашего города. Вот ведь святая простота. Но тут я вспомнил, что Ясмина никогда не смотрит телевизор и вполне могла этого не знать.
- Владимир Антифеев. Только не говори, что слышишь это имя впервые.
- Не скажу.
И лицо Яси стало белым как мел.
- Антифеев Владимир - мой настоящий отец. А ты не знал?
- Нет, - растерялся я, не зная что и сказать. А в голове пронеслось - боже! ещё одна дочь офицера... А, может, шутит? Хотя, как говорится, чем чёрт не шутит!
- Теперь знаешь. Как ты думаешь, Глеб в этом замешан?
- А ты спроси его об этом, - не подумав, брякнул я. Сказал и пожалел, потому что Яся развернулась на сто восемьдесят градусов и направилась к Варюхину.

НАЧАЛО КОНЦА

Я с волнением наблюдал за тем, как она подошла к Глебу и что-то спросила, строго нахмурив бровки. Варюхин улыбался как обычно и долго что-то объяснял, а та недоверчиво слушала. Потом повернулась и пошла ко мне.
-  Домой поехали, - приказала Ясмина. – Мне здесь делать нечего.
-  А что случилось? Он что-то сказал тебе?
-  Ничего. Ты и сам всё знаешь.
-  Ну, и ладно. Главное, не делать глупостей. Всё равно никто правды не скажет. Да и нет никаких доказательств, что это его рук дело.
-  Так ты едешь?
-  А куда я денусь? – вздохнул я.
Яся отправилась собирать чемодан, а я предупредить друга об отъезде. Как ни крути, наша миссия здесь закончилась, завтрак отработали сполна и оставаться не было никакого смысла. Особенно в свете последних событий.
Глеб был невозмутим и спокоен как всегда. На мои слова об отъезде пожал плечами.
- Как хотите. Никого силой не держу, но если что - милости просим к нашему шалашу.
- Спасибо за приём. Всё было здорово!
- Перестань, Никита. Всё как обычно. Очень жаль Ясмину. Это правда, что Антифеев её отец?
- Если честно, первый раз слышу об этом, - пробормотал я. – Я, как ты знаешь,  с родителями не знакомлюсь. А она только про мать рассказывала. И, вот тебе новость – Яська - Антифеевская дочка!
- Хорошая девочка. Боюсь только, много дров в жизни наломает, с таким характером. Ну, бывай, друг. Звони, если что.
- Позвоню! – пообещал я.

Выехали после полудня, сдержанно попрощавшись с остальными обитателями дома. Оба были голодны и напряжены и при первой же возможности, я завернул в придорожное кафе, где Яся попросила горячего супа. Я заказал побольше еды, чтобы она поела и, наконец, успокоилась. Она съела всё подчистую, оставив на тарелках лишь крохотные косточки. Мы вышли на улицу и, устроившись на лавочке возле глупой скульптуры, изображающей мордатого повара и кота с поварёшкой, закурили. Я обнял её, и она тихо заплакала. Потом привалилась к моему плечу, вытирая мокрый нос о футболку. Я понимал, что расспросы сейчас ни к чему и потому не терзал её разговорами. Потом достал из кармана грязноватый платок и дал ей высморкаться.
- Ты как? – спросил, заглядывая в глаза, – Ты в порядке?
- Я ничего. Давай пройдёмся?

Мы пошли по тропинке в рощицу и вскоре наткнулись на небольшой ручеёк с крошечным мостиком из двух досок. Остановились и долго смотрели на бегущую воду. Я обнимал её и слушал, как в груди её что-то тихо ёкает. Успокоится… Она ведь сильная. И сказал ей об этом вслух.

- Ненавижу эти слова! – фыркнула она в ответ, -  Сразу начинаю злиться, и хочется драться. Ещё скажи, надо быть мужественной и нести свой крест…
Яся повернулась и грозно посмотрела на меня.
- Да это я так, - смутился я, понимая, что сморозил глупость. – Хотел как лучше, а получилось как всегда.
- Это ты прости… Ты же не знал ничего.
- А ты расскажи. Станет легче.

И Ясмина рассказала об отце.
Как я уже понял, её нынешний отец, был неродным. Когда  мать Ясмины разошлась с Антифеевым,  её старый поклонник и верный рыцарь Андрей Николаевич  как нельзя кстати оказался рядом, стоило только повернуться и поманить  рукой.  Тихий, скромный человек, без самолюбия, доцент кафедры экономики. В семье право голоса не имел и был у Нины Фёдоровны на побегушках, но совсем не роптал и такое положение его вроде как устраивало. Главное, чтобы Ниночка, любовь всей его жизни, была рядом!

Мать Ясмины я пару раз видел мельком и мог представить - какой красавицей она была в молодости и какие страсти кипели вокруг неё.
Владимир Антифеев, бывший мэр города, начинавший карьеру с комсомольских вождей, был её вторым мужем, а Ясмина - его единственная дочь. В семье была ещё девочка, от первого брака, которая в подростковом возрасте переехала к отцу. Вот такая запутанная семейная история, как говорится драма в трёх действиях.

Ясмина после развода родителей продолжала общаться с отцом. Антифеев оставил дом жене и дочери и постоянно помогал деньгами. Сам переселился в новую квартиру и вскоре вновь женился на какой-то приличной тётке из городской администрации.

- Почему  ты мне о нём не рассказывала?
- Для чего? Мама его ненавидела и в тоже время продолжала любить. Я не слепая – видела, как она мучилась… И себя мучила, и нас. Его по телику показывают, а она в лице меняется. Про то, что с отцом вижусь, ей никогда не говорила. Мы созванивались и я заходила к нему в обеденный перерыв и мы шли куда-нибудь. Папка обожал меня кормить. Говорил, что это самое прекрасное зрелище, которое он когда-нибудь видел. Болтали с ним обо всём. Он, между прочим, мной гордился. И всегда помогал деньгами. А ты думаешь – откуда у меня машина и все эти украшения?
Она подняла маленькие ладошки с нарощенными ногтями и показала все свои прекрасные колечки, а потом со вздохом потрогала кулон на цепочке и серьги -  подарки от папы.
- А машина твоя где?
- Ай! Давно разбила! Как ты думаешь, его Варюхин убил?
- Откуда мне знать? Я не гадалка. Думаю, никто уже не узнает и ничего не докажет. Хоть убейся. Сомневаюсь, что это случайность.
- И кто мог это сделать? Ты не представляешь какой он был!
- У него ещё есть дети?
- Насколько я знаю, нет. Я бы знала. Он всё мне рассказывал о себе.
- Так уж и всё?
- Ну, многое...  Папа очень много работал, и обычно мы виделись  где-то раз в месяц... Как-то он мне сказал, что я скоро стану им гордиться. Если, всё получится. Можно подумать, я его без этого не любила. А теперь его нет…
Она надолго замолчала, глубоко задумавшись, а потом заявила, сдвинув брови:
- Я всё равно найду убийцу. Буду копать, пока не раскопаю. Клянусь тебе.
- Глупая ты, Яська. И идея глупая... просто безумная! Не вздумай связываться с Варюхиным, а то тебя тоже закопают. Живой. Я хорошо знаю эту публику.
- И ты ему позволишь?
- Я просто тебе не позволю.
- Тогда я одна пойду, без тебя. А ты будешь наблюдать, и докладывать Глебу.

Зная характер Ясмины, я прекрасно понимал, что этот паровоз невозможно остановить и двойной железобетонной стеной. Эта фурия всегда неслась напролом, не смотря на опасность и препятствия. И решил пока быть рядом для страховки, ну, и чтобы контролировать процесс.
На следующий день мы созвонились, и она попросила отвезти её на квартиру отца. Я порешал свои дела и мы поехали на квартиру к его вдове.

С этого момента процесс пошёл, и Яська вышла на тропу войны.
И почему я её не остановил тогда?  Ведь обязан был это сделать. Понадеялся, что быстро сдастся и бросит это безнадёжное дело?

В ПОИСКАХ ИСТИНЫ

В который раз убеждаюсь, что жизнь это лотерея. Не побоюсь банальности сравнения, но я уверен, что бог или дьявол играют нами, и каждое мгновение кто-то из нас поднимается на небеса, а кто-то уходит в вечность.
По легенде на земле остаются наши дела, поступки, построенные дома, посаженные деревья, но всё это недолговечно, также, как коротка человеческая память. Вы скажете, что я не вспомнил о детях? Ну, тех, кто продолжит наши дела, будут помнить вечно, для кого живём и трудимся...  Но, вспомнив своего отца, скажу одно - не все имеют право иметь детей.
Это тоже своего рода жизненная лотерея – кому-то выпадет туз, а кому паршивая шестёрка. Одному отец – бог и царь, другому – враг и насильник.
Мне ответят, что могло быть  гораздо хуже – ты мог ВООБЩЕ НЕ РОДИТЬСЯ!
Но тут готов поспорить. Я уверен, что ТЕМ повезло гораздо больше, этим миллиардам не рождённых… А разве нет? В образе ангелов они прямиком попадают на небеса, минуя грешную землю, где мы мучаемся, страдая от боли и унижений. Именно страдания и есть суть нашей жизни.


*  *  *
История жизни  Владимира Антифеева была известна многим. В наше время публичный человек всегда на виду, а его биография – достояние общественности. Не всегда гладкая и прекрасная, но какая есть. Начинал как многие, с небольших должностей, постепенно поднимаясь по лестнице успеха. Был предпринимателем, но миллионером не стал. Состоял в двух партиях, согласно вехам истории. Менялось государство, менялся  Владимир Андреевич, сын своего народа. Не состоял, не привлекался, что тоже являлось своего рода достижением. В последние годы активно участвовал  в сохранении памятников старины, истории и архитектуры города. Боролся с застройщиками, уничтожающими парки и скверы, делал что-то, связанное с детской благотворительностью. Короче, был неплохим человеком.
Всё как у многих и особого интереса эта личность не вызвала, если бы не его невероятная харизма… Широкая душа, обаяние и какая-то магнетическая сила, исходящая от этого невысокого человека, просто притягивала к себе тысячи глаз, заставляя вслушиваться в его слова и верить обещаниям. Ему верили и шли за ним как крысы за дудочкой Нильса. Такая вот личность и к тому же отец странного цветка по имени Ясмина.
Антифеев жил открыто и был полной противоположностью Глебу, с его затворничеством и тайнами. Многие понимали, что на выборах шансы Глеба невелики и гибель противника давала ему отличный шанс победить, не смотря на результаты всех заявленных соцопросов.

Я был у себя в офисе, когда позвонила Ясмина. Мы с Игорем только-только  собрались на проблемный объект, и я попросил  товарища  съездить в одиночку и всё там разрулить.

- Надо кое-куда смотаться. У Яськи отца убили. Слышал про Антифеева?
- Кто ж не слышал? – удивился Игорь. – Отец, говоришь? Жаль. Порядочный мужик был, не чета нынешним ворам. И ты молчал до сих пор?
- Я сам только вчера узнал.  Интересно – что достанется Яське в наследство?
- Это зависит от его жены, - мудро изрёк Мандрыкин. – Хотя…
- ты хочешь сказать, что обе обладают равными правами, потому как являются наследницами первой очереди. Вообще, я рад за Яську. У неё вечные проблемы.
-  Тебе то, что за дело? Может, жениться собрался?
-  Не шути так, Игорь. Я и так сам не свой вторые сутки.
-  Если по чесноку, то я Антифеева уважал. И чего полез в это дерьмо? Сидел бы дома, был бы жив сейчас.
-  Каждому своё.

Ясмина одетая в тёмное, выглядела совсем потухшей. Я её просто не узнал. Куда девались размашистые жесты, улыбка и горящие глаза? Было видно, что она горюет за отцом и мне было искренне её жаль
Мы обсудили маршрут и отправились в путь.

Нынешняя жена, а вернее вдова Антифеева, открыла нам после долгой серии звонков. Когда-то вполне симпатичная дама, но сегодня мы увидели опухшее лицо и потому начали разговор со слов соболезнования.  Вдова с Ясминой были хоть и шапочно, но знакомы, потому девушки обнялись и тихо поплакали в прихожей пару минут. 
Мы прошли в гостиную и сразу заметили большой  портрет погибшего с чёрной ленточкой в уголке, явно заказанный для церемонии прощания.  Ясмина погладила его рукой, и я невольно сравнил их лица. Сходство было очевидным: одинаковые скулы, разрез глаз, подбородок и небольшой рост – всё досталось от папы в наследство.

Достаток в доме был явный, но до Варюхина Глеба было плыть и плыть. Это как сравнивать  большой Киевский торт и пирожок с капустой.

Анна Сергеевна, на правах хозяйки, предложила чай, но Яся отказалась и стала расспрашивать об убийстве. Что говорят в полиции и есть ли подозреваемые.

- Да что говорят? Ничего не говорят, - пожала плечами вдова. – Говорят, что нет  фактов, одни только домыслы. Вот сижу, телевизор смотрю и плачу. Без конца звонят друзья и сослуживцы с соболезнованиями. Все как один твердят, что всё из-за выборов,  что Володя перебежал кому-то дорогу. Его в городе многие любили и в области тоже… Очень сложно оставаться человеком при такой должности, а ему это удалось. Ты сама знаешь, Ясенька, каким был твой папа.
И снова заплакала.
- Знаю, - кивнула Яся.  – Вы не в курсе – ему кто-то угрожал в последнее время? Ну, он не жаловался? Ведь что-то было? Просто так человека не убивают в подъезде.
- Не имею понятия. Но следователь сказал – похоже на случайное ограбление.  Забрали кошелёк и  часы. Прошли по дому, опросили всех соседей – и что вы думаете - никто ничего не видел и  не слышал. Как в пустыне. Было два выстрела, и ничего не  слышали…
- А вы где были в это время? – спросил я хозяйку.
- И вы туда же! Как вы можете? Думаете, я сама мужа своего убила, чтобы завладеть несметным богатством?
- Я просто спросил. Не обижайтесь. Так вы слышали выстрелы?
- То-то и оно, что нет, - покачала она головой. – На кухне завтрак готовила, а Володя с пробежки должен был вернуться. И тут вдруг – крики в подъезде, звонок... открываю – стоит соседка с первого этажа и смотрит на меня...И тут мне стало плохо.

- Вам водички принести? – спросил я на всякий случай, но вдова отказалась.

Ясмина спросила про дату похорон и мы спустились на улицу.
- Ну, что дальше? – спросил, остановившись возле машины.
- Давай к Семёнову съездим. Может, он что знает?

Семёнов Павел Константинович возглавлял избирательный штаб отца, был его доверенным лицом. Уж кого было спрашивать о проблемах, так именно его, старого соратника и друга, закалённого в боях за власть и святую истину. 

Встретил он нас радушно, Яську обнял по-отечески и охотно заговорил о завистниках и недругах Антифеева, солидных и мелкотравчатых, коих всегда много возле успешного человека, вечно рвущихся, как моськи с поводка, и снедаемых желанием побольнее укусить того, кто стоит повыше и стоит больше. 
Были разногласия. А у кого их не бывает? Были соперники и те, кому он насолил и перешёл дорогу, но чтоб убивать!!! Такого он и допустить не мог. Володя же был у всех на виду, его все любили. Ну, может не все, но многие…

- Мы не об этом хотим узнать, - перебила его Ясмина, - Чем он в последнее время занимался? Папа  говорил мне о какой-то ссоре с чиновниками и застройщиками в районе  старого парка. О чём там речь?
- Ах, это! Там было очень горячо!  В мэрии, не смотря на охранные документы,  дали добро, а скорее всего, подмахнули за мзду, а Володя был категорически против,  развёл бурную деятельность по защите культурных ценностей. Об этом вам Лопахина Наташа подробно расскажет. Она у нас в городе главная по истории. Обратитесь к ней!

Лопахину мы нашли в стареньком здании на окраине города. Убогий кабинетик, почти под лестницей и молодая женщина лет тридцати с унылым лицом навевали тоску одним только видом. Можно представить - с каким настроением она входит сюда каждое утро и какую мизерную получала зарплату за свой труд. Я бы от такой жизни сбежал на край света. Но всё оказалось хуже, чем я предполагал.
Лопахина Наталья Николаевна работала на этой должности лет десять и давно растеряла весь свой трудовой энтузиазм. Что жить, что работать ей давно наскучило. Вся её богатая практика и знания здесь никому были не нужны, также, как и её контора призванная хранить исторические ценности и раритеты. Местные царьки дружно её игнорировали, активно раздавая пришлым и местным выскочкам  всё, что им приглянется, и с энтузиазмом вытирали ноги об саму  Наташу и о законы в придачу.
А она-то с двумя высшими образованиями и учёной степенью! 
У неё вышли две книги по местной истории и она вся такая умная и грамотная, прозябает на нищенскую зарплату и чтобы выжить, вынуждена заниматься нелепыми  подработками…
Единственным человеком, кто её поддерживал, был Владимир Андреевич. Но теперь не стало и его.
- Чем вы в последнее время занимались? – спросил я, прервав слёзный поток.
- А вы разве не в курсе?  Строительная компания "Смарт" решила захватить часть усадьбы Гаршинских, снести флигель и сад с фонтанами и построить на этом месте строительный гипермаркет. Вы представляете себе такую картину? Это ведь страх и ужас!

Получалось, что Антифеев и Наташа вели  долгую упорную войну, как говорится в гуманитарных целях и, как ни странно, победа была близка.

- Чего мы только не слышали в свой адрес!
- Угрожали словесно? Вам лично?
- В-основном, по телефону.  Даже вспоминать не хочется. Уничтожим как бешеных собак…  сожжём ваш офис вместе с вами…детям угрожали. Но Владимир Андреевич поднимал наш дух.  С нами работает молодёжь, волонтеры из числа студентов историков, так вот они его просто боготворили! Вы знаете – это был такой невероятный человек - моментально вбирает любого в  поле своей мощной харизмы. Жаль, что с ним это случилось. Такой человечище! Невосполнимая потеря… Постойте, девушка, вы что, считаете, что его именно за это убили?

Мы ещё помыкались с этой клушей, и я решил, что на сегодня хватит.
Ну, какие из нас следопыты? Топчемся на месте, понапрасну теряя время, а дела и проблемы мои брошены на товарища. Пусть он трижды мой друг, но ответственность была общей. Я так и сказал и Ясмина страшно обиделась на меня и через полчаса высадил её недалеко от дома. Она шла по тротуару и уходящее солнце светило ей в спину. Я смотрел на неё и ждал, когда она обернётся.
Но она так и шла, гордая и прямая, и ни разу не обернулась.

Уже вечером, сделав пару звонков, выяснил у знакомого юриста, что одним из учредителей строительной компании "Смарт" был Глеб Варюхин. Я сидел и растерянно думал: сообщать или нет об этом Ясмине.

РАЗБОРКИ

В суете прошёл следующий день, и мысли о Ясмине не давали мне покоя. Я  таки позвонил ей и выложил новость, на что она ответила, что давно об этом знает. Знает ещё кое-что и на завтра у неё назначена важная встреча. Я разнервничался и потребовал пояснить о чём речь.
- Не по телефону. Встретимся – расскажу, - сказала она загадочно и отключилась.
Я понятия не имел – что она успела нарыть за эти сутки, и с нетерпением ждал встречи.

День был ветреным и жарким, от деревьев несло белым пухом, который забивался в нос и глаза, но я мужественно сидел на лавочке возле новенькой церкви и ждал Ясмину, которая как всегда опаздывала. Наконец, она появилась на горизонте, и сердце моё заныло из-за странных предчувствий. Она не шла, а как будто плыла в белой метелице, а лицо её было бесстрастным как у боженьки на иконе. Такой я её никогда не видел. Она села рядом, а я потянулся и взял её руку, но она вырвалась и полезла в сумочку за сигаретами.
- Ну, что у тебя? Ты как вообще? В порядке?
- Я – да. В порядке. И ты, вижу, в порядке.
- Мне-то что сделается. Может, поедим что-нибудь? На тебе лица нет.
- Не хочется.
- Что нового?
Она зажгла сигарету дрожащей рукой, затянулась и, посидев минуту-другую, поведала о своих похождениях.

В тот день, когда мы ездили к Варюхиным, я рассказал ей о нашей дружбе в юности и о том, с чего Глеб начинал славную жизнь капиталиста. Рассказал со смехом, что свои первые деньги он заработал на мытье витрин. Потом занялся продажей кассет и дисков, и постепенно расширяя бизнес, организовывал всё новые точки в городе. На новом этапе  открыл небольшой заводик по производству полиэтиленовых пакетов, но потом вдруг пошёл резко в гору и вложил деньги в металлургический завод. Вот с него и началась истинная карьера друга олигарха.
Все знали, что такой рывок Варюхин сделал благодаря тандему с известным в то время предпринимателем Женей Полуяновым, известным бабником и кутилой. Женька после куда-то исчез и никто не знал, что с ним случилось. Поговаривали, будто Глеб убрал конкурента, чтобы не делиться, но это были всего лишь слухи. Нашли якобы записку в полуяновской квартире, а что в записке – одному богу известно. Никто Женьку не искал, семьи и родителей у него не было, и на этом всё закончилось.

Яська-проныра обошла знакомых, связанных когда-то с бывшими партнёрами и теперь с уверенностью утверждала, что именно Варюхин заказал своего друга. А некоторые, у кого по сей день имелся  громадный зуб на Глеба, были уверены, что он сам способен на убийство. И помогала ему в этом Алиса, потому и вела себя с мужем так беспардонно и вызывающе. Но что особо интересно – на протяжении последних десяти лет с горизонта исчезли все серьёзные конкуренты Варюхина. Происходило это примерно по одной схеме – Глеб совместно с партнёром выкупал контрольный пакет акций очередного предприятия, а потом с тем что-то случалось. Были эпизоды странных самоубийств, несчастные случаи с взрывом газа, банальная авиакатастрофа, или вооружённые нападения с целью грабежа…
- Я уверена, что он и папу убил. И слушать ничего не хочу, понял?
- Но ты всё равно послушай. Всё это просто слова. А из слов шубу не сошьёшь. Это как дважды два…
- Ты его защищаешь, да? Этого маньяка? Потому что он твой друг? А меня тебе не жалко?
- Да причём здесь это! Не в жалости дело, а в том, что ты лезешь, куда не надо. Это безумно опасно.
- А мне плевать. Ты можешь прятаться, а я не буду сидеть, сложа ручки, и ждать, когда моего папу закопают и забудут, как остальных. А этот подонок станет снова убивать, и зарабатывать свои миллионы!

На похороны Антифеева я не пошёл. Привёз Ясмину к месту прощания, где уже собралась огромная толпа. Кого там только не было: областное и муниципальное  начальство с пафосными венками, знакомые, друзья погибшего и, разумеется, бездна журналистов, ловивших горячие кадры с безутешной вдовой и прочих моментов. Смотреть на такое я не мог и, пристроив Ясмину к родне, уехал в офис. Не хотелось светиться и привлекать внимание к собственной персоне. Я человек не медийный и мне слава не нужна. Но работа не шла, я всё время думал, как там Яська и через пару часов поехал в ресторан, где  уже шли поминки.

После я тысячу раз корил себя за то, что оставил её одну. Но что стоили мои раскаяния? Яська стояла в фойе с журналистами и вовсю делилась мыслями по поводу убийства отца, обвиняя  Глеба во всех мыслимых грехах. Её заинтересованно слушали и снимали на камеру, и я с ужасом понял, что это конец.
Я растолкал всех и с извинениями вмешался:
- Надеюсь, вы не думаете, что это всерьёз? Девушка расстроена, немного выпила, так что не обращайте внимания на этот демарш.
Я сгрёб Яську в охапку и почти силой повлёк на улицу, а вслед за нами всё бежали  писаки, задавая вопросы, заодно пытаясь выяснить глубину наших отношения. В машине я закрыл окно и ударил по газам.  Яська сидела рядом злая как кобра и я заорал:
- Ты совсем рехнулась? Зачем ты всё это выложила, ты можешь сказать?
- Ненавижу тебя. Ты трус, вот ты кто!
- Я не трус. Просто у меня есть мозги, в отличие от тебя.

*  *  *

Грянуло раннее лето, с жарой и пылью. За какие-то пять дней всё буйно зазеленело, народ решительно разделся и с воодушевлением стал ждать отпусков. Кто-то уже отчалил, собрав летние пожитки, а кто-то ещё сидел на месте, в нетерпении качая ногой и поглядывая на календарь. У всех были планы, один лишь я торчал дома как истукан, из-за поломанной ноги. Как говорится, ни петь, ни свистеть и, тем более, не танцевать. Казус случился со мной на станции техобслуживания, где я оступился и совершенно по дурацки свалился в  яму. Короче, ужасно глупо всё вышло, и я злился на себя.

Мне очень не хватало Яськи, но я выдерживал характер и сам не звонил, потому что мы крупно поссорились. Было обидно слушать обвинения в свой адрес, потому что как мог, я ей помогал. Сколько соплей я вытер, сколько слов произнёс в утешение, но Яське всё равно казалось, что я слишком равнодушен и ничем не хочу ей помочь.

В день похорон, после безобразной сцены, я привёз её к себе и Ясмина неожиданно попросилась «на ручки», как некогда маленькой сидела у отца. И я качал её на руках и что-то тихо говорил в утешение.

- Я рассказывала, что это папа придумал мне имя?
- Нет.
- Так вот, папа очень хотел сына, но родилась я. Тогда он решил, что должен сам придумать мне имя. Перечитал кучу книг и придумал Ясмину.  Меня часто спрашивают, не еврейка ли я, армянка, татарка? Если честно, мне пофиг, потому что ни разу! Слышишь, Никита? Ни разу в жизни я не встречала второй Ясмины.  Я – единственная в городе, а может и в стране и всё благодаря папе.

Я кивнул, и, стараясь хоть чем-то её утешить, заговорил о наследстве. Тут она резко выпрямилась и скакнула на пол. Прищурилась и прошипела:
- Ты, что больной? Как ты можешь говорить об этом? 
- Так это жизнь, родная. Сядь и успокойся.
- Не сяду. Запомни: мне в его доме ничего не нужно.
- С каких это пор? В монастырь что ли собралась? Тебе ещё жить, милая моя.

Мы разругались в пух и прах, и я понял, что зря затеял разговор. Но я хотел лишь помочь, подсказать как себя вести при делёжке имущества. Ведь, по сути, она всё ещё оставалась ребёнком, которого следует опекать и держать «на ручках».

- Брось её к чертям! Сколько можно с ней нянчиться, - сочувствовал мне Игорь.- Я и представить себе не мог, что ты станешь бегать и вытирать сопли какой-то девчонке.
- Может ты и прав. Всему есть предел, и быть болеутоляющим мне надоело.

Я был зол и не звонил, а в завершение свалился в яму. Мне сделали операцию по методу Илизарова, и вскоре я ковылял с «металлической» ногой  как железный дровосек. И чтобы не терять времени даром, нанял водителя.

Мой водитель Семён бывший сельский житель, несколько лет вместе с семьёй кочевал по съёмным квартирам. На мой вопрос: почему не живётся дома, объяснил, что в деревне всё давно растащили, вплоть до линий электропередач. Нет ни школы, ни сельсовета, не говоря о работе. А жить только личным хозяйством – дело рискованное, особенно без личного транспорта. А дети должны учиться, и требуют еды и гаджетов не меньше городских.

Как-то я стал расспрашивать его об отце, и он рассказал, что отец умер рано, в сорок три года от цирроза печени.
- Значит, злоупотреблял, – догадался я.
- Нисколько. Батя мужик был правильный. Это всё из-за химии. Несколько лет работал на химобработке и сгорел. Полежал в больнице две недели и умер.
- А как же защита? Респираторы? 
- Ты когда-нибудь работал на жаре в раскалённой кабине трактора? Когда тебе в морду летит пыль и всё остальное... И ты дышишь этим от зари до зари.
- А если в респираторе? Или двери закрыть?
- Здохнешь сразу.
- А так не сразу.

Я с удивлением слушал его и понимал - как же хорошо я живу! В очередной раз убеждаясь, что всё познаётся в сравнении. У меня есть дом, хорошая машина, стабильный доход от четырёх заправок и двух станций техобслуживания. Я здоров и сам себе хозяин. А рядом живёт множество людей, которые не просто марионетки, а футбольные мячи в игре сильных мира сего, чья жизнь не стоит и копейки, потому что их просто используют и выбрасывают на свалку как мусор.

Семён возил меня по делам, а ночью бежал сторожить чей-то склад. Практически без сна. И когда мы ехали по делам, я сидел рядом и постоянно следил за дорогой. В то время мы запускали с Игорем новый проект и практически все дни напролёт проводили в работе. Кто-то сказал, что ничем не наполненное время летит очень быстро, но гораздо быстрее мелькают дни, занятое реальным делом.

КОНЕЦ  моего РОМАНА

Мой соратник и друг Игорь Мандрыкин  много лет строил большой дом в пригороде и наконец, свершилось чудо - на выходные объявлено новоселье.  Свою старую двушку он продал и теперь был занят переездом в новые хоромы. Игорь сокрушался по поводу моей поломанной ноги, сожалея, что лишился дармового помощника. Как альтернативу я предложил  моего водителя Семёна, обещая оплатить его труд, и скуповатый Игорь с радостью согласился на столь выгодное предложение. И дело делается, и я работаю за двоих.

В субботний день, когда оставалась сущая мелочь, а габаритные вещи были погружены и отправлены, я по просьбе Игоря приехал сделать, как он выразился, кое-что по мелочи. Мандрыкин  бродил по опустевшей квартире, всё время что-то говорил, отшвыривая ногой  какие-то коробки.

- Покупательница наседает мать её так. Не терпится въехать в новые хоромы. А тут дел ещё выше крыши.
- А что тут делать? – удивился я.- Ничего не осталось, кроме мусора.
- А двери? Я не лох какой-то, чтобы оставлять им новые двери. Ты будешь придерживать, а я снимать. В-общем, давай за дело, не стой столбом.

Деревянные, новые двери были гордостью Игоря. Можно без преувеличения сказать, что двери являлись украшением старенькой квартиры. Я ещё подумал три года назад – зачем тратиться, устанавливать, если строит новый дом? Но Игорь рассудил по- хозяйски: не оставлять врагу нажитое собственным горбом, а забрать и установить  на втором этаже нового дома.
Двери сняли аккуратно, ничуть не поцарапав, а после стали разбирать дверные коробки. Всё тщательно завернули в плёнку и погрузили в грузовичок. Потом вынесли газовую плиту. Ванну трогать не стали – пришлось бы ломать плитку, но унитаз  свинтили  легко и также вынесли, аккуратно упаковав всё в ту же в плёнку. Теперь квартира смотрелась как после побоища – развороченные косяки, пустота, былого уюта, как не бывало.

- А тестя чего не позвал? Он ведь кажется столяр.
- Его нельзя, - сморщился Игорь. –  Петрович коммунист по убеждению, не понял бы мой порыв. А ты свой человек, тебя уговаривать не надо.

Я кивнул. И в самом деле, свой... Столько прожито вместе, в каких мы только не были передрягах с Игорьком, пока пришли к нынешним благам, что не хочется и вспоминать.
- Кажется всё, - выдохнул я и похромал на улицу, а хозяин потянулся следом. Нога дико болела, но я молча терпел, медленно спускаясь по ступенькам. Возле подъезда оглянулся на любопытных соседей и забрался в машину. Игорь блаженно закурил, но потом вдруг спохватился и снова рванул наверх. Через десять минут Мандрыкин вернулся, победно размахивая снятым смесителем и кухонным краном.
- Чуть было не забыл!  Теперь всё! Я там заглушки поставил, чтобы потопа не было.  Так что всё путём. Сейчас завезём ключи  и досвидос старый дом!

Мы подъехали к замызганной хрущёвке и на звонок Мандрыкина вылетела худенькая женщина лет сорока. Она с улыбкой поблагодарила нас и пожелала счастья на новом месте. Игорь быстро сунул ей ключи, какие-то платёжки и мы отправились  на новоселье.

- Что за баба? – поинтересовался я. – Где-то я её видел.
- Обычная баба, мать одиночка. У неё сын студент, совсем уже взрослый пацан. Прикинь! Нам с Ленкой в двушке было тесно вдвоём, а они вдвоём в однушке тусовались! Да ты её в администрации видел, сидит на втором этаже, бумажки перебирает.
- А денег где взяла на квартиру? С такой-то зарплатой… В лотерею выиграла?
- Родители помогли. Продали дачку, машину, добавили гробовые, а эту хату она продала. Ну и насобирали всем миром.

Я ничего не сказал Игорю, но на душе стало пакостно, при мысли, что она увидит на новом месте… Войдёт и ахнет, а может, заревёт от обиды и бессилия… и станет звонить Игорю, но тот наверняка успел заблокировать её номер. Ещё подумал о Ясмине, что бы она сказала об этом.
Но я не станешь же читать нотации лучшему другу?
Это его жизнь, его двери и не моё это  дело.
В эту секунду в душе что-то толкнуло, и я нажал номер Ясмины, но казённый голос  ответил, что телефонный аппарат отключён, и абонент вне зоны.

Мы уже подъехали к дому, а навстречу нам бежала Ленка, умотанная на жаре, но со счастливым огоньком в глазах. Она явно вживалась в новый статус - не кто попало, а хозяйка двухэтажных хором. Можно сказать, новая русская дама в заляпанном переднике.

- Ты один? – удивилась Ленка. – А где же Яська?

Вопрос повис в воздухе, я поздравил хозяйку с новосельем, вручив припасенный подарок, и  зашагал к дому, чтобы, наконец, отдохнуть. Где сейчас Яська, я и сам хотел бы знать. Я вообразил, чем она могла сейчас заниматься. Наверное, с подружками тусуется, или собирается в любимый караоке-бар, забронировав столик по телефону. Иногда она выходила перед публикой с микрофоном и пыталась петь хиты своим странным хрипловатым голосом, но я с мукой переносил эти её попытки. Она наивно ждала похвалы, но я отшучивался или просто молчал, в зависимости от настроения. Певица из Яськи была никакая, и я, как мог, обходил стороной этот бар. Бар, где мы с ней познакомились. И чего я был против? Пусть бы пела, если так уж её распирало от песен.

Понемногу прибывали гости, заполняя большой двор. Бегали чьи-то дети, а Игорёк звал всех в дом, полюбоваться обновкой. Было много знакомых и родни. Веселье только началось, когда мне позвонили с незнакомого номера. Я вышел в прихожую и услышал мужской голос:
- Беловенцев Никита?
- Да, я.
- Это вам из милиции звонят. Лейтенант Карпов.
Дежурный голос лейтенанта Карпова пригласил меня явиться  в полицию, на третий этаж в связи с полученным заявлением гражданки такой-то по поводу исчезновения Ясмины Новицкой. Девушка пропала неделю назад, а её родственники подали заявление на розыск. И теперь они отрабатывают всех её знакомых и близких, а я, со слов её матери, был её любовником и наверняка мог что-то знать о её местонахождении.
Но я ничего не знал и сказал ему об этом.
- Тем не менее, мы ждём вас у себя.
- Я приеду. Я скоро приеду, - зачем-то пообещал я.

Я выбежал во двор, глазами отыскивая свой внедорожник. Но его там не было. Как раз сегодня я позволил Семёну взять машину, чтобы съездить в деревню, навестить родителей. Лихорадочно взвешивал варианты, как побыстрее оттуда выбраться, но всё, что я мог придумать – это взять тачку Игоря и ехать как можно быстрее, туда, где я мог узнать хоть что-то о Ясмине. Что могло с ней случиться, я даже боялся представить, уговаривая себя, что всё это девичья блажь, что мы просто поссорились, и она решила меня наказать и теперь где-то скрывается. У баб и не такое бывает, они ж не предсказуемы, как погода.
Игорь, увидев моё состояние, стал отговаривать от езды и вызвать такси, как я и собирался сделать в конце вечеринки. Но я кричал на него, отказываясь ждать машину и умолял, требовал ключи и он нехотя согласился, продолжая меня уговаривать:

- Ты забыл - у тебя нога в железе? Ну, зачем так спешить? Ничего же не случилось. Остынь, посиди с нами, дождись машину из города, - повторял он, обречённо доставая ключи. Но я не мог ждать ни минуты, меня просто разрывало на части от мысли, что я должен спешить, потому что в глубине подсознания понимал, что всё уже случилось.

Я гнал, выжимая газ, мысленно подгоняя себя, меня бросало на поворотах и уже на въезде в город, не справился с управлением, вылетел в кювет и перевернулся. И когда очнулся, то сразу понял, что Ясмину я потерял.

В больнице я пролежал пару недель, а потом как безумный мотался по знакомым, ментам, несколько раз был у её матери. Никто не мог мне сказать, где она. Был я у Глеба, но как и предполагал, не получил ответа. Было глупо надеяться услышать правду. Я пожал руку бывшему другу и ушёл восвояси. А Глеб всё стоял и смотрел мне вслед. Я не видел, но знал это совершенно точно. О чём он думал тогда? Что я лох и ничтожество, раз не смог уберечь свою женщину и таких, как я большинство.

Прошло несколько лет, пустых для меня. Я жил, работал, заводил интрижки, но как бы не существовал, потому что всё происходящее вокруг, меня не касалось, а моя жизнь принадлежала лишь мне одному.  Я стал невидимкой без настоящего и будущего, потому что потерял своё прошлое. И всё что я делал, было бессмысленным, как бессмысленна сама наша жизнь.
Последствия той аварии догнали меня как бумеранг. Иногда я думаю, что это кара за мой эгоизм, за всё, что я сделал и не сделал.

Побывал я у Марины, которая все эти годы одна воспитывала сына. Я знал об этом, но уверял себя, что прав. Ведь я был честен с ней от начала до конца.

Марина встретила меня холодно, не предложив даже пройти. Так и стояли в прихожей  как два тополя на Плющихе. На мои расспросы о мальчике отвечала односложно, и когда рассказал о себе и предложил съехаться, ответила со злом, глубоко поразившим меня:
- Ты это серьёзно?  Съехаться, говоришь? На что ты надеялся? Прошло столько лет, а ты являешься и ждёшь, что я как какая-то  брошенная баба пожалею тебя? Но с этим не ко мне. Ищи другую, понял?

Мальчика я так и не увидел, но когда уходил, положил в сумочку деньги, так чтобы не сразу нашла, но чтоб и не потеряла.

Много лет я искал Ясмину, ждал, что она позвонит или придёт ко мне, вглядывался в мимо идущих женщин, искал её и не находил.
Часто в своих фантазиях я представляю, что находится она где-то очень далеко от меня, у неё семья, дети. Или просто живёт с кем-то другим, у неё всё есть и она счастлива.  Пусть не со мной, пусть с другим, вызывающе дерзкая, со всеми милыми заморочками. Какой угодно, но живой.

09.10.15