В июне 1957 года с Володей Поповым произошло «ЧП».
Мы тогда базировались в Клайпеде и жили на плавбазе, а наша лодка стояла у пирса по носу плавбазы. Наша команда размещалась в кубриках по восемь – десять человек, не более.
Плавбаза была новенькая, чистая, без насекомых. Нам было хорошо там. Лодка рядом. Не надо ходить далеко, как в казарму ходили, а тем более бегать по тревоге.
В этот день я был дежурным по команде. Володя где-то раздобыл «горючего» и был малость «под мухой». Я это заметил, когда он подошёл ко мне за советом, как ему сходить в город.
– Ты что, Володя,- удивился я.- Ты же завтра в отпуск едешь. Нагуляешься вволю.
Ему предоставили десятидневный отпуск, как поощрение. Проездные и отпускной уже были у него.
– Я всё равно схожу,- упрямо твердил он.
Он попытался выйти с плавбазы, но вахта его не выпустила без увольнительной.
В двадцать три часа я обошёл кубрики нашей команды. Проверил наличие людей, выключил свет. В кубрике команды рулевых-сигнальщиков кровать Попова была пуста.
– Где Попов,- спросил я у ребят.
– Наверное, всё-таки сбежал в самоволку,- отвечают парни.- Он, когда выпьет, становится упёртый, как баран.
Я ушёл, надеясь в душе, что всё обойдётся.
Утром в шесть часов я поднял команду, отправил на физзарядку. Потом мои дневальные накрыли столы, и я отвёл команду в столовую тут же на плавбазе. Попов был на месте, и я вздохнул с облегчением.
В восемь часов сдал дежурство и пошёл отдыхать, но поспать не удалось, так как часов в десять меня разбудил вестовой. Вызывал старпом. Прихожу, докладываю, что прибыл. У старпома сидит наш офицер, командир БЧ-3. Он был военный дознаватель на общественных началах.
– Когда вы видели Попова?
– Утром, когда привёл команду на завтрак.
– А на физзарядку он выходил строиться?
– Я на физзарядку команду не строил. Это в функции дежурного не входит. Я высвистал команду наверх, проверил кубрики и занялся подготовкой к завтраку.
– А вечером когда вы его видели?
– После отбоя, в двадцать три ноль-ноль, - вру я напропалую.
Меня потом ещё несколько раз допрашивали, но я повторял то, что уже сказал. А случилось вот что.
Видя, что по трапу с плавбазы сойти не удаётся, Попов решил уйти другим путём. Надев форменку без погон, без головного убора он спустился по носовому швартовному тросу на пирс. Трос был пеньковый бельный, новенький и большого диаметра. С пирса он прошёл на проходную, где дежурила женщина, стрелок ВОХР. Моряков в форме они пропускали свободно, потому что на кораблях своя вахта. А гражданских – только по пропускам. Володя сказал вахтёрше, что он рулевой с буксира, который стоял у нашего пирса, и только сбегает в магазин и сейчас же вернётся.
В полночь на проходной сменилась вахта. Попов вернулся в четыре утра. Сунулся на проходную, а там ему:
– Пропуск!
– Да я с буксира, рулевой,- говорит Володя. – Я недавно выходил отсюда.
– Пропуск,- холодно отвечает женщина.
Попов начинает терять терпение. «Если прорваться и побежать на пирс, то она ещё стрелять начнёт, да и вахта на плавбазе всполошится»,- думает он и решается.
– Я вам соврал,- примиряющим тоном говорит он.- Я был в самоволке, я матрос с плавбазы.
– А почему не по форме? Покажи документ.
Володя был ещё под «мухой». Он решил идти на прорыв, но вахтёрша была начеку. Одна рука её сунула в рот свисток, а другая расстегнула кобуру нагана. Попова, как ветром сдуло из проходной. Он ещё попытался перелезть через стену, но женщина зорко следила за обстановкой. Так он и просидел в придорожных кустах до шести утра.
А когда наша команда выбежала на физзарядку за проходную, он разделся до трусов, как и все они, и присоединился к ним. Благополучно вернувшись на базу, он успокоился, но жалко стало форму, оставленную в кустах у забора. После завтрака он послал молодого матроса за своей робой, но когда тот нёс её, вахта плавбазы задержала его, так как по звонку с проходной они ждали самовольщика. Парень признался, кто и зачем его посылал. Володю на дознание, а он твердит одно: «Ничего не знаю, роба не моя». Может быть, он и отвертелся бы, да тут, как на грех, в эту ночь в городе произошло убийство и видели, вроде, какого-то человека в военной форме.
Ну, Володя тут и сник. Видит, совсем обложили и шьют убийство. Пришлось ему во всём признаваться. Тут быстро разобрались. У него в этом плане было полное алиби. И следователь из уголовного розыска отстал от него. Зато военная прокуратура за него взялась.
Проверили, подсчитали.
Попов пробыл в самоволке более шести часов. А это уже считалось дезертирством, если более четырёх часов отсутствовал в части. До четырёх часов – самое большее - гауптвахта, а свыше – трибунал.
Присудил ему трибунал два года дисциплинарного батальона с последующей службой до конца положенного срока, после отбытия наказания. Правильно в Одессе говорят: «Жадность фраера сгубила».
Ведь если бы Попов не послал матроса за формой, ничего бы не было.
К двенадцати часам он уже сам с чемоданом вышел бы за ворота, идя на вокзал, и забрал бы свою форму, если, конечно, её к этому времени никто не нашёл бы.