Свадьба

 
     Его рассказ о кубанской свадьбе я слышал не раз. Поэтому, когда в курилке он завел об этом очередной мужской треп, мне же заговорщически подмигнул. В ответ я понимающе кивнул: «Давай, мол!». Рассказчик он был отменным. Плюс к этому следует добавить жестикуляцию рук, без перебора и лишних ужимок. Все в меру!
     Несмотря на кажущееся легкомыслие (рубаха-парень!), в тресте он занимал  довольно солидную должность – главного инженера. На которую можно попасть, если ты не дурак, или имеешь «мохнатую» руку, или судьбе  угодно вынести тебя гребень удачи.
     Он, зовут его Алексей Павлович, о себе, о своем  служебном взлете говорил так «Это закон подлости наоборот». Что ж, может и так? Действительно, из двенадцати-пятнадцати инженеров (кто считал?) – выше, в главные, руководители, попадает один. Например, Алексей Павлович.
     Чуть выше среднего роста, русые волосы, взметанный вихор на правой стороне. От чего волосы ложатся справа налево, не так как у всех – слева направо. Разумеется, широкоплеч, голова пятьдесят седьмого размера. Знающие  скажут, что такого размера нет – есть  пятьдесят шестой или пятьдесят восьмой. Смею утверждать так, ибо недавно вместе с ним на барахолке перемерили несчетное количество ондатровых шапок. . .
     Было в Алексее Павловиче нечто, что притягивало вторую половину человечества как мух на мед. Но бабником он не был. То есть, прошу прощения, дам на первое место в жизни не ставил. Не ханжа, а вот слушать умел как никто другой – родственные души!. . .
     Итак, Алексей Павлович начал повествование своим южным говорком, который за десятилетие жизни в первопрестольной не пропал и не выветрился. Любой коренной москвич или москвичка легко угадывали его южное происхождение. Чему Алексей Павлович искренне удивлялся: «Ребята! Да неужто,  на лбу написано?».
     «Как знаете, родом я с юга, с благословенной Кубани. Только не верьте, что там рай – оглоблю воткнешь в землю – тарантас вырастет. Наоборот, мне кажется, там пахать надобно в два, в три раза больше, чем в других местах. Но это к делу не относится.
     В конце лета получаю телеграмму от родного дядьки Ивана по матери с приглашением на свадьбу дочери Светланы – стало быть, моей двоюродной сестры. Положим, видел я ее последний раз совсем "пацанкой". С дядей же самые теплые отношения, подростком я его боготворил. Кстати, мы с ним похожи как две капли воды – такие же горбоносые, с  татарскими бородками.
     Получив телеграмму, я расчувствовался. Наверное, подошел к той возрастной черте, когда умиляются малой родиной и куда чертовски  тянет хоть на денек.
     На работе все уладилось. Жена была не против, хотя у самой живот выше носа – ходила Юркой. Пробовал закинуть удочку, мол, вдруг там родишь? Та где уж там – «сам не поедешь, и баста»! Сказано – сделано!
      К положенному сроку прибыли в станицу Т-скую.  Объятия, поцелуи, то се. Сказать по правде, ничего такого от свадьбы я не ждал. Разве что подурачиться, да приударить   за местной красавицей в хорошем смысле слова, если таковая  обнаружится. К тому же была у меня Мар. . . из, ну,  не буду говорить. Так что на баб, натурально, не был голоден. . .
     В задней части просторного двора стоял шатер,  накрытый автомобильными пологами на случай дождя. Всюду пестрели самодельные плакаты типа: «Тили-тили, трали-вали – девки парня проморгали!», «Жизнь будет проще – улыбнись зять теще!», «Чтобы крепче был союз, срочно нужен карапуз!», «А не будешь веселиться – не дадим опохмелиться!»,  «Люби жена мужа, как червяк грушу!», «Заходи – коль хош, но за это треба грош!», «Дети цветы жизни. Даешь клумбу!!!», «Желаем паре молодой дожить до свадьбы золотой!».
     Расставленные буквой «Пе» столы, на которых всевозможные яства и горилка, в торце восседали жених и невеста. Ну, молодые есть молодые: худенькая, русоволосая, прозрачная невеста и жених – длинноногий  в черном костюме с бабочкой белобрысый паренек.  Нет-нет, против ничего не имею: возмужает, заматереет – будет видный мужик.
     Не помню точно, около четырех – пяти часов после полудня гости расселись за столы. Этому предшествовали  следующие процедуры: перед  ЗАГСом жених с дружками заезжает на нескольких  легковых автомобилях за невестой. На воротах и калитке стоят на страже женатые и не женатые нетерпеливые мужики и требуют выкуп с жениха, торгуются. Сват, с перевязанными крест - накрест рушниками, размахивал перед  их носом бутылем  с самогонкой, уговаривая открыть путь жениху, который со своей свитой стоял недалече и с ужасом взирал на торги. Особенно настырен был парнишка, его звали, кажется,  Сашко, недавно  вернувшийся из армии.  Его упокоила очередная рюмка без закуси. В последствии, его буквально вынесли из-за стола, дабы набить морду – начал буянить (он выкупал место  возле невесты и даже пытался ее целовать).
     Бить дядя не дал. А пока Сашко возлежал на полу деревянной веранде. Через него ходили и переступали. Словом одним – вытирали  ноги!
     Кажется,  я уже говорил, что жених и невеста восседали на почетных местах. По левую руку невесты сидели ее дружки, не в меру хихикающие. Они то и дело шептались друг с дружкой. По правую от жениха – его дружки,  малость поддатые.
     Перед молодыми на столе красовалось сооружение из двух бутылей, перевязанных красной лентой, и свадебного пирога, украшенного «гильцем» - хлебной веткой. «Бугаев», те самые бутыли, распивают на второй или третий день на лапшу. Впрочем, здесь много путаницы – одни говорят, что их надо держать  и распивать уже на рождении первенца, другие – обязательно  через год. И еще: их надо обязательно охранять и днем, и ночью от домогательств назойливых сватов.
     Из закусок следует выделить: жареную и маринованную рыбу – карась, судачок,  толстолобик, линь. Обязательный атрибут – селедка ломтиками, щедро умащенная подсолнечным маслом и прикрытая луком, и селедка под шубой в глубоких пиалах. Сверху зелень  лука, петрушки, укропа  и кориандра (кинзы). Варенные  красные раки, так же густо присыпанные рубленным укропом. Свиной в смеси  куриными, гусиными, утиными  ножками и потрохами  холодец.  Заливные языки, колбасное  ассорти, пальчики, печеночный  паштет, котлеты и жаркое с картофельным гарниром, голубцы, блины с творогом, печенкой, с  мелко шинкованными  яйцами. Уйма салатов – винегрет, знаменитое оливье, синенькие  (баклажаны), порезанные кубиками, свежие  целые и резанные,  маринованные и соленые помидоры, огурцы  со свежим луком. Капуста в том же исполнении. Плюс домашней выпечки хлеб, солоноватый на вкус. Это надо попробовать!
     Какие напитки? Во-первых, закваска, квашенный молочный продукт типа кефира или ряженки, но вкуснее и приятней. Всевозможные компоты  разного цвета в стеклянных графинах, минеральная и сладкая вода, пиво в бутылках.   Казенная водка и шампанское  было только на столе у молодых. Остальным – мутноватый самогон (смею вас заверить, хорошего  градуса!) в разного калибра бутылках и дешевенькое вино типа «Портвейн», «Вермут». Пива мало, и, слава Богу – не надо было его мешать с чем-то и как-то!
     Началась процедура вручения подарков, презентов и денег. Сначала дарят отец и мать, потом по мере родства, затем приглашенные гости, соседи и так далее. Все тот же бойкий сват, перевязанный крест – накрест полотенцами, наливает на подносе две рюмки – мне и жене. Краснощекая,  с пухлыми губами сваха подает две шишки, выпеченные из теста. Я выпиваю, жена – только приголубила.  Желаем  счастья молодым и дарим двадцать рублей, бросая их  в стеклянную  трехлитровую банку с прорезью на крышке. Много или мало? Железнодорожный билет из  Москвы сюда стоит  одиннадцать с копейками рублей. Обычно дарят от пяти до трех рублей с носа, другие – разнообразные  подарки от одеял, ковров до столовых и чайных сервизов.
     После окончания церемониала часть свадьбы переместилась в другой дом к свадебному столу жениха, где все повторилось – рюмки, шишки, подарки уже для гостей жениха.  Далее, часть толпы вернулась в дом к невесте. И началась свадьба уже без молодых.
     Помимо динамика – радиолы, в игру включался баян. Ему помогал барабан или «бубон» на местном наречии.  Худой  с запорожскими усами мужичок левой рукой  бряцал медной тарелкой
об такую же, которая закреплена на барабане. Правой,  колотушкой в руке ударял в такт по кожаной перепонке бубона. За многократные использования инструмента места от ударов истерлись, изменили цвет, стали почти прозрачными.
     Танцующих было немного – три, четыре пары, но все танцевали как-то отчаянно, зло. Разумеется, я тоже не отставал, на ходу успел сделать цветастый комплимент одной даме: дескать, хорошо танцуете.
     Уже от выпитого и съеденного слегка кружилась голова. Было жарко и душно, хотя солнце давно скрылось.
     Ту молодайку, я пригласил уже на медленный танец. То се, ей задаю испробованный неоднократно, «неотразимый» вопрос: «скажи-ка, какой я национальности? Угадаешь – так и быть: вечер за мной. Возражений нет?» Она лихо засмеялась, нет, не просто засмеялась, а захохотало!  Вопросительная мина на моем лице еще более раззадорила ее:
     - Парень, ну, ты даешь!? И как похож на дядю! Что примечательно, с таких же слов началось знакомство с ним. Словно, сговорились? Или как? – Теперь она вопросительно взглянула на меня. В ответ я отрицательно покачал головой.
     - Вот непонятливый! С твоим дядей встречаюсь уже больше года! –
     То-то, смотрю, дядька зыркает глазами в нашу сторону. Ну, братец, хитер, ну, дает! Конечно,  я мог бы посоревноваться с ним – как- никак  разница в возрасте почти в пятнадцать лет давала мне явное преимущество. Ну, да бог с ним: «мой дядя самых честных правил. . . служанке так заправил. . .» Ха- ха – ха! Шучу! Я смирился с ситуацией и решил попросту надраться. Тем более жена ушла уже отдыхать к моей двоюродной сестре Валентине, наказав мне не дурить, не волочиться за первой попавшейся юбкой, не . . .  не . . .  и так далее. Осмелев, я нахально ей сообщаю, что ночевать не приду -  буду стеречь быков! В ответ она погрозила кулаком. Ну, славненько!
     Ура! Свободен! Никто не одергивает, не смотрит укоризненно. Помните, у Шолохова «Они сражались за родину», там Некрасов вспоминает гулянку, где жена блюдечком со сметаной охлаждает его петушиный пыл?  Это к слову.
     Далее за полночь начала собираться компания – идти к сватам затыкать им «дымарь». Появилась разряженная цыганка в широченной юбке, украшенная настоящим монистом из медных денег, которое звенело и бряцало при  каждом ее вертлявом шаге.  Плечи украшала роскошная, черная   шаль. Жена "бубониста" была в мужской клетчатой рубахе, завязанная в узел на пупке. На ней были короткие обтягивающие бедра брюки.
     Я тоже выглядел не менее эффектно: завязанная по-пиратски на голове шелковая косынка, в красной женской кофте большого размера, плавки, в карманчике которых торчали сигареты и спички; женские туфли на каблуке размером за сорок один. Сюда следует отнести размалеванную помадой и тушью рожу.
     Поначалу в поход потянулась толпа в полтора десятка человек.  У конечного пункта нас осталось четверо: я, цыганка, жена "бубониста" и изрядно выпивший мужчинка. Его мужественно тянула на себе новоявленная цыганка.
     К дому сватов подошли тихо, чтобы не вызвать преждевременный переполох. На разведку вызвался идти мужчина. Сами понимаете, какой из него разведчик, если через минут десять он уже сидел за столом и вовсю распивал песни. Своих двух дам  я  потянул в обход дома в заросли кукурузы. Цыганское монисто звенело, и я беспрестанно шикал: «Тише. . .тише». Теперь в разведку я уже пошел сам. Пробрался на задворки, наткнулся на металлическое  сооружение, так называемая «чистялка» - для очистки обуви от грязи. В голове пронеслось: пригодится папе и маме, Далее наткнулся  на привязанного телочка- тоже сойдет.  Решил повернуть назад, прихватив с собою трофеи, резонно считая, что разведка удалась. Тем более в округе "забрехали" собаки.
     Сваты тоже что-то учуяли, выходили за угол дома, всматривались в темноту. Пришлось ждать более чем полчаса, пока все не угомонилось.  Девки ждали меня. Лишь цыганка все капризничала, а потом, когда я ушел к постройкам вторично, ушла вообще.
     Иду мимо погреба, думаю, дай загляну, тем более  не закрыт. Открываю и осторожно спускаюсь по крутым ступенькам вниз. Чиркаю спичкой. Бог мой! Полтора десятка ящиков  с водкой, всевозможные закрутки и прочая снедь. Сам подвал  обустроен  добротно – побеленные известью бетонные кольца, в диаметре метра три. Выход сделан из таких же полу колец.
     Как бы там ни было, своей даме я припер четыре бутылки водки, по две в каждой руке. Их брал с разных ящиков, что бы не так бросалось в глаза. Тут бы пьяной голове додуматься: бери ящик, и с концами. Или, на худой конец, в кофту сложить десяток, завязав в узел. Так нет же?!
Только четыре!
     Дама добросовестно ждала меня, а когда я попытался идти еще за водкой, удерживала меня, обняв за шею. И . . . через секунду мы уже лежали на земле. Она восторженно шептала: «А я при чем? А я при чем?».
     Вторую "ходку" за водкой, тьфу,  стихи выходят, я все-таки сделал, принес еще четыре бутылки, в каждой руке по две. . .
     Только стал подниматься вверх, дверь погреба приоткрылась, и на фоне ночных звезд показалось две головы. Я замер, сообразив, что им меня сверху не видно. Осторожно спустился вниз, сделал шаг в сторону  и затих. О чем то, посовещавшись, головы ушли. Тогда я как-то не боялся, что меня могли запереть в подвале. Вот было бы дело!? В лучшем случае, набили бы морду, в худшем. . . Не будем о худшем говорить.
     Итак, с дамой и восемью бутылками водки («чистялку»  пришлось бросить в кукурузе) около трех часов ночи мы явились на свадьбу. Уже никого не было, кроме тети Клавы, жены дяди. Она убирала, подметала, хлопотала, словом ей было не до сна.
     На наш подарок среагировала своеобразно: испуганно зашептала: «Где взяли?». Мы рассказали, тогда она опять зашептала, озираясь: «Смотрите, никому, ни гу-гу. Сваты насмерть обидятся».
     Они, сваты, по тем временам считались богатой семьей. Выпив пива с речной "таранкой" (плотва), я, наконец,  завалился спать прямо на скамье  около быков - долг  выполнять. Все - таки  - свадьба. Как вам, понравилось? Мне – да»!