Отрывок из романа "ПО КРАЮ"
Саратов-ин. им. Курского
...Саратов встретил меня лёгким солнечным днём. Тут же, недалеко от железнодорожного вокзала, я нашёл и снял маленькую комнатку. А на следующий день с утра, благополучно сдав документы в приёмную комиссию института, отправился знакомиться с городом в котором когда-то жила Вера.
Побродив, с часа два, по центру я вышел на набережную где долго стоял любуясь и восхищаясь видом на величавую Волгу. С набережной её плавное, ласковое течение было едва заметным. Но это только с набережной. Когда я ступил на мост соединяющий Саратов с Энгельсом и добредя до середины моста взглянул вниз, то понял какой страшной первобытной силой обладает это течение. Если смотреть на него вниз с середины моста то в душу невольно прокрадывается страх, заставляя цепенеть и леденеть сердце.
Набродившись в этот день по улицам Саратова до устали, под вечер, там же недалеко от набережной, я случайно наткнулся на дом в котором родился Чернышевский. Должен сказать, что судя по величине дома и старинной изящной мебели в нём ни Чернышевский, ни его родители бедняками, отнюдь, не являлись. И это несколько удивило меня. Я почему-то считал, что разночинец этот, всё-таки жил поскромнее.
На другой день, узнав что вступительные экзамены начнутся только через неделю, я решил, просто так, от нечего делать, проплыть на пароходе до Волгограда. Неделя до вступительных экзаменов-срок немалый и надо было каким-то образом "убить" время.
Сказано-сделано.
Купив в речном порту билет я взошёл на борт не большого, но уютного пароходика и отправился в плавание по Волге.
В пути, на этом самом пароходике, мне повезло познакомиться с одним, примерно моих лет, парнем. Звали парня Дмитрием. Дмитрий уже год как учился в Саратове. И что самое любопытное, учился ни где-нибудь, а в духовной семинарии. От него я узнал что поступить в такую семинарию не так-то просто, порою даже сложнее чем в университет или институт что, конечно, удивило меня.
Сейчас Дмитрий ехал домой попроведать родителей.
Жил он рядом с Волгоградом в Краснослободском. Волгоград, по его словам, знал как свои пять пальцев и на мою просьбу провести меня по достопримечательным местам сразу согласился сказав: Сначала только в Краснослободск заедем. К родителям. А то они уже вторую неделю меня ждут. Побудем у них с денёк, а потом и в Волгоград дунем.
Дмитрий оказался удивительным человеком. Добрый, умный и не лишённый чувства юмора, он сразу завоевал мою симпатию. Глядя на него было трудно поверить что этот весёлый и жизнерадостный молодой парень решил посвятить свою жизнь служению Богу, тем более что родители его как он со смехом выразился: Являлись ярыми терроатеистами.
На мой, несколько, нескромный вопрос как он, такой неглупый и в общем-то не наивный парень, пришёл к богу, он снисходительно, но не обидно улыбнувшись сказал: К Богу не приходят. Бог сам приходит к тебе.
Больше подобных вопросов я не задавал. И только перед самым моим отъездом в Саратов, сгорая от любопытства я спросил его: Митя, можно мне задать тебе один вопрос касающийся твоей веры в Бога?
-Валяй,-усмехнулся он.
-Скажи чем является для тебя такая неординарная личность как Иисус Христос?
-Не чем, а кем,-поправил он меня.-А является он для меня, прежде всего, полным совершенством. Понимаешь ли Эрих, большинство людей верят в него из страха, боясь смерти и думая что будет после неё. Я же верю в него как в человека. Человека с благородными помыслами и светлым умом. Иисус для меня это воплощение доброты и всепрощения. И всю мою жизнь, чтобы не случилось и как бы тяжело мне не было в будущем, я всегда буду брать пример с него.
Вот таким, на редкость удивительным, человеком был Дмитрий.
Что касается Волгограда то скажу честно: Волгоград мне не понравился. Всё это время пока я бродил в сопровождении Дмитрия по улицам, скверам и площадям Волгограда мне казалось что я ступаю по человеческим костям. Жить в таком городе я бы не хотел.
Под Волгоградом, как всем известно, полегла масса народу. И победа над фашистами, в то тяжёлое время, далась непомерно дорогой ценой. Только в битве за город русских погибло, наверное, раза в три больше чем немцев.
Думая обо всём этом я с горечью вспоминал оскорбительные, жестоко-циничные мало кому известные слова, которые вероятно по глупости, обронил не кто-нибудь, а сам маршал Жуков: Ничего,-заявил он как то.-Русские бабы плодовиты. Ещё нарожают.
Видел я, конечно, и дом Павлова, посетил разумеется и Мамаев курган. Но все эти свяшенные для советского человека места вызывали у меня только одно чувство. Чувство полной незащищённости от таких страшных несчастий как война.
В Саратов я вернулся в воскресенье вечером. А уже во вторник отправился сдавать свой первый и последний вступительный экзамен. Мне, как медалисту, нужно было сдать всего один экзамен. Разумеется при условии что сдам я его на отлично. Сдавать пришлось историю. История являлась профилирующим предметом.
Зайдя в аудиторию и подойдя к столу с билетами я не задумываясь взял первый попавшийся под руку и не читая вопросов стоящих в нём обратился к приёмной комиссии, состоящей из одного средних лет мужчины в модных очках с металлической оправой и двух пожилых женщин лет эдак по пятидесяти, с просьбой ответить на вопросы сразу, без подготовки.
Мужчина сидевший ко мне ближе всех, смерив меня с головы до ног подозрительно-
-изучающим взглядом, словно я собираюсь отвечать по шпаргалке, сняв очки басовито, на всю аудиторию, сказал: Оч-чень любопытно. Вы, как я вижу, молодой человек очень самоуверенны. Ну что ж,-вновь водрузил на нос очки.-Дерзайте. Посмотрим что вы за орёл такой?
На все вопросы, стоявшие в экзаменационном билете, я ответил в течении, быть может, получаса. Ответил подробно, быстро сыпя многочисленными историческими датами и некоторыми событиями которых и в помине не было в школьной программе.
После того как я закончил в аудитории на минуту воцарилась мёртвая тишина. Они, конечно же, не ожидали от меня такой прыти. Затем одна из женщин, сидевшая посередине, задала мне несколько дополнительных вопросов касающихся одного из основателей "Союза борьбы за освобождение рабочего класса", Ванеева Анатолия Александровича. Наверно желая этими нелёгкими вопросами поубавить мою прыть. И тут я им выдал.
Ещё до армии, учась в Алма-Ате на факультете иностранных языков, я читал книгу в которой подробно были описаны детство, юность, политические взгляды, ссылка и смерть Ванеева.
Так что рассказав всё что я знал о Ванееве, я не преминул описать и красоту села Ермаковского в котором он отбывал ссылку. Но самое главное я назвал им улицу и даже номер дома, в котором этот, совсем ещё юный марксист, скончался от чахотки.
-Н-да. И откуда же юноша, извините за вопрос, у вас такие обширные знания? Ведь в школьных учебниках нет даже и половины того что вы нам здесь поведали,-снова снял очки мужчина.
-Читаю много,-улыбнулся я, глядя прямо в его серые, как-то сразу уменьшившиеся без очков, зрачки.
-Но ведь просто чтение мало что даёт. А у меня склалось впечатление что вы чуть ли не наизусть знаете материал на который только что отвечали.
-Вы правы,-сказал я.- Просто память у меня такая. То что я один раз прочёл или услышал, невольно, откладывается в моей голове на очень долгое время.
-Как это один раз? Да ещё и невольно? Так не бывает,-засомневался он.
-У вас есть при себе какая-нибудь книга?-спросил я, решив рассеять его сомнения.
-Кажется есть,-он выдвинул письменный ящик стола.-Только это не учебник...
-Не имеет значения, - я взял из его рук книгу, которая оказалась сборником произведений Эрнесто Хемингуэя. Открыв книгу я бегло пробежал глазами первую попавшуюся страницу.
-А теперь,-я захлопнул книгу,-возьмите её и найдите двести шестьдесят четвёртую страницу.
Он взял сборник. Нашёл нужную страницу.
-На этой странице,-продолжил я,-курсивом выведены слова следующего содержания: Сейчас он видел перед собой вокзал в Карагаче. Он уезжал тогда из Фракии после отступления и стоял с вещевым мешком за плечами, глядя как фонарь экспресса Симплон-Ориент рассекает темноту...
В течении полминуты я оттарабанил ему всю страницу без единой запинки, добавив в конце: Перевод не очень удачный. Я читал Хемингуэя в оригинале. Там эти слова звучат намного содержательнее и красивее.
-Феноменально! Ведь правда это феноменально Мария Захаровна?-повернулся он к женщине задававшей дополнительные вопросы. Та, изумлённая не меньше его, только молча кивнула в ответ головой.
-Так вы и по-английски читаете?-спросила третья, до этого безучастно сидевшая с правой стороны стола.
-Не только. Я знаю несколько языков.
-И каких же?-в её глазах сквозил интерес.
Испанский знаю. Киргизский. Казахский. Ну и конечно немецкий. Я ведь по национальности немец.
-Феноменально! Впервые сталкиваюсь с таким абитуриентом,-надев очки мужчина ещё раз, с ног до головы, окинул меня изучающим взглядом.-Знаете что юноша зайдите, пожалуйста, завтра,-он мельком взглянул на свои наручные часы,-часам к десяти в приёмную к ректору. Хочу его с вами познакомить.
-Хорошо. Зайду. Я могу идти.
-Да. Идите. И с этого часа можете считать себя студентом нашего института.
-Спасибо!-Не скрывая своей радости поблагодарил я всех троих.
На следующий день, ровно в десять часов, я уже отворял дверь приёмной ректорского кабинета. Войдя в приёмную и поздоровавшись с секретаршей, которая бесцветным равнодушным голосом предложила мне присесть на кожаный диван, стоящий справа от двери ведущей в кабинет ректора, я поблагодарил её и терпеливо принялся ждать.
Из кабинета, хотя дверь была плотно закрыта, доносились два голоса. Один из них я узнал сразу. Он принадлежал моему вчерашнему экзаменатору. Слов нельзя было разобрать. Но, судя по резкому тону голосов, речь шла о чём то неприятном.
-Опять Михаил Фёдорович шум по пустякам устраивает,-болезненно поморщилась секретарша. -И всё из-за одного какого-то...- В это время, не дав ей окончить фразу, дверь с силой распахнулась и из кабинета с раскрасневшимся, злым лицом выскочил мой вчерашний знакомый. Меня, смирно сидевшего на диване, он заметил не сразу.
Подойдя к столу секретарши и протянув ей какие-то бумаги спросил, нетерпеливо переступая с ноги на ногу: Зайти тут парень один должен был. Не приходил?
Секретарша молча кивнула в сторону дивана. Было видно что она не любит и побаивается его.
-Пройдём-ка ко мне в кабинет,- подойдя к дивану и обращаясь ко мне на ты, сказал он.-А то тут подванивает неимоверно. Дверь в ректорский кабинет была слегка приоткрыта так что последние слова его слышала не только секретарша.
Кабинет Михаила Фёдоровича располагался на втором этаже. Впрочем, кабинетом эту комнатушку и назвать-то было трудно. В ней едва помещались письменный стол и четыре пошарпанных стула. Он уселся на один из них, снял очки и подслеповато щурясь на меня спросил тяжело дыша: Сигаретки не найдётся?
-Не курю я, Михаил Фёдорович.
-Я тоже не курю. Месяц как бросил. А вот сейчас бы закурил. Ну-да ладно. Садись.
Я сел напротив его.
-Даже не знаю как тебе сказать. Стыдно как то.
-А говорите как есть. Да и догадываюсь я...
-Понимаешь Ойленбургер, ректор против твоего зачисления в институт. Но дело, собственно, не в этом.
-А в чём же? В моей национальности?
-Да,-честно ответил он.-У ректора имеется постановление лиц немецкой национальности не принимать. Я сам, только что, читал этот дурацкий документ. Сделать для тебя исключение и пойти на нарушение этого постановления он мог бы, но трусит.
-Ну что-ж, всё ясно,-я встал со стула.
-Подожди. Не спеши. Знаешь что, если хочешь я могу тебя устроить в любое другое учебное заведение Саратова.
-И в духовную семинарию тоже?-усмехнулся я.
-Нет. В семинарию не могу,-не понял он моего юмора.
-Да нет, Михаил Фёдорович, не надо меня никуда устраивать. Спасибо конечно. Но лучше поеду-ка я назад в свою Среднюю Азию.
В этот же день, забрав свои документы, я купил билет на поезд Москва-Фрунзе.
-Может оно и к лучшему что всё так сложилось. Теперь свободного времени через край. Можно и своих армейских друзей навестить,-думал я, садясь в поезд.
Продолжение следует