Не бойся, я сам боюсь

Наталья Юренкова
              История о человеке с ружьём и в тулупе.

        Не прошло и полгода, как закончился капитальный ремонт нашего двора. Именно двора, а не дома. Дома наши небольшие, двухэтажные, двенадцатиквартирные, вот и решили не возиться, а сразу всех и осчастливить. Именно осчастливить, потому что и газ подвели, и паровое отопление провели — живи и радуйся.
 
        Но это позже, а прежде помучайтесь, граждане проживающие — ведь путь к счастью лёгким не бывает. Разъехались все жители двора на время ремонта кто куда. Наша семья, например, практически в соседний городок уехала, даже чуть дальше. Не слишком далеко — у нас тут всё близко, не столица же, но добираться в школу или на работу приходилось служебным автобусом, минут сорок. Добавьте сюда время ожидания, расписание, и всего три рейса в день.
 
        В общем, как только я узнала, что свет подключили, и вроде некоторые соседи уже въехали, я стала просить родителей разрешить мне переночевать в отремонтированной квартире. Родители мои отнеслись к моему нытью легкомысленно и безответственно и разрешили, тем более часть мебели уже перевезли.

        А вот чего мне не сиделось, я и сама не знаю — захотелось ли утром поспать на целый час подольше, или по друзьям дворовым соскучилась, ведь долго не встречались, хоть и небольшой город, а в разных местах все ютились.

        Приехала я на последнем служебном автобусе, и обнаружила, что свет как подключили, так и отключили, соседей нет ещё никого, и приехала я напрасно. Но назад пути нет, вернуться не на чем, так что пришлось мне ночевать одной в пустой квартире-доме-дворе. Такси? Да мы про такси тогда и не слышали. И ведь сообщить родителям невозможно — городской телефон тоже ещё не подключили.

        Пока светло было, я вполне храбро себя чувствовала, а вот когда стемнело, стало мне как-то неуютно. Да ещё в полумраке пару раз стукнулась - об угол и о дверь. Представила, как завтра в школе появлюсь с фингалом или в очках разбитых, так и совсем взгрустнулось мне.

        Постояла у окна, посмотрела печально на тёмные дома во дворе, на двор пустой со строительно-ремонтной площадкой в центре. Площадка была освещена довольно ярко, потому что материальные ценности после окончания ремонта ещё вывезти не успели, их надо было охранять. Но одушевлённых никого ни во дворе, ни в домах не обнаружилось, не нашлось больше глупцов, похожих на меня. Поругала себя про себя, да и решила спать укладываться — может, время во сне быстрее пролетит.

        Вдруг в дверь громко постучали, и я помчалась открывать. Так обрадовалась кому бы то ни было живому, что забыла испугаться. Да и не боялась я ничего и никого, кроме мышей и, как ни странно, привидений. Про маньяков и педофилов мы тогда не слышали.

        Если кто-нибудь засомневался, спросила ли я: «Кто там», можете не сомневаться —  даже и не вспомнила. Распахнула дверь настежь, во всю ширь своей дурости, то есть души.

        То, что стояло перед дверью, меньше всего напоминало предмет одушевлённый, скорее, было похоже на огромный кособокий конус, без головы, без рук и без ног — вроде копны. Лампа со стройплощадки освещала странную фигуру через окно подъезда сзади, различался только тёмный силуэт.

        Фигура вдруг промолвила человечьим голосом непонятной половой принадлежности: «Девочка, позови родителей».

        Я от неожиданности икнула, но ответила вежливо и обстоятельно, что родителей нет и сегодня не будет.

        «Так ты одна дома?» - то ли качнулась, то ли шагнула вперёд копна.

        Мозг выдал сигнал опасности, я напряглась и затараторила, пытаясь выправить ситуацию неумелым враньём: «Ну, вообще-то, может быть, они и приедут, но позже, я точно не знаю», пытаясь при этом незаметно прикрыть дверь.

        Фигура шевельнулась, свет из окна подсветил её сбоку, и я рассмотрела, что это был кто-то, завёрнутый в огромный тулуп, длиною в пол и с высоко поднятым воротником. Я почти успокоилась, но этот «кто-то» вдруг стал наклоняться. Возможно, просто был глуховат и пытался разобрать моё бормотание, возможно, покачнулся и стал падать под тяжестью тулупа, но за спиной этого человека-копны вдруг блеснула воронёная сталь ствола.

        «Ружьё!» - охнула я и решила, что его движение есть не что иное, как попытка снять ружьё с плеча.

        Я взвизгнула и успела захлопнуть дверь перед самым носом у копны.
Странный посетитель ещё какое-то время возился под дверью, стучал, ворчал, а потом всё стихло. Наверное, ушёл.

        Понимая, что дверной замок, поставленный строителями, открывается одинаковым для всех квартир ключом, и поэтому ненадёжен, я собрала небогатый набор мебели, который имелся в квартире и который смогла подвинуть, устроив перед дверью подобие баррикады. Затем вооружилась кухонным ножом и вилкой (два удара — восемь дырок) и стала ждать нападения.

        Ждала я долго, пока не надоело. Когда желание спать пересилило страх, я заснула.

        Про то, каким было пробуждение и как я отсидела уроки в школе, я даже рассказывать не буду.
 
        Никаких одиночных вылазок я больше не предпринимала, решив никогда больше не отрываться от семейного коллектива и не искать на свою голову приключений. И, кстати, я с тех пор всегда спрашиваю: «Кто там», прежде, чем открыть дверь.
 
        Личность испугавшего меня человека и причину его странного позднего визита мои обеспокоенные родители выяснила на следующий же день. Как и следовало ожидать, оказалось всё достаточно глупо и несерьёзно.

        За пару лет до ремонта в нашем доме поселилось многочисленное и шумное семейство. Единственным работающим в этой семье был старший сын, ему же и выделили квартиру на его производстве. Получив квартиру, он сразу женился, затем родился ребёнок, и им стало совсем тесно в двух комнатах. Кроме того, невестка не желала делиться с многочисленными членами семьи зарплатой единственного на всех кормильца. Противостояние завершилось сокрушительной победой невестки, которая после ремонта поменяла в квартире все замки и не пустила в квартиру свекровь с остальными домочадцами.

        «Вы, мамаша, женщина вполне ещё молодая и здоровая. Устройтесь на работу и добивайтесь своего жилья, советская власть одинокую женщину с детьми не обидит», - посоветовала невестка свекрови.

        Свекровь начала борьбу за свои права с того, что села на лавочку возле дома и рассказала свою историю сторожу ремонтно-строительной площадки. Наверное, сторож совсем заскучал во время охраны объекта, или по жизни был человек активный и сострадательный, но он принял самое деятельное участие в судьбе обиженной женщины с детьми.

        Борьбу за справедливость он начал с написания петиции в руководящие органы. Для придания петиции большей увесистости решил собрать подписи соседей по дому. Заметив в окне мой печальный силуэт, он решил, что наша семья уже заселилась и заторопился получить наши подписи прямо здесь и сейчас, насмерть испугав меня своим визитом. Я же не знала, что явился он с такой вполне мирной и даже благородной миссией.
 
        Кто бы ещё при этом разъяснил, зачем он вырядился в этот огромный тулуп, да в придачу вооружился.

        Я ещё могу понять, почему он держал этот тулуп летом на рабочем месте — наверное, прожаривал всё лето на солнышке от моли от нечего делать.

        Но как, для чего нормальный человек (если он нормальный) добровольно натянул на себя это тяжеленное и огромное чудо мехового производства, созданное для спасения от замерзания какого-нибудь одинокого ямщика в глухой сибирской степи в лютые морозы. Напомню, что дело было в Таджикистане, на дворе стоял очень тёплый сентябрь.
 
        А вслед за этим человек, заточивший себя в этот меховой неподъёмный куль, отправился в путешествие по этажам полупустого дома, да ещё и в темноте, совершенно не думая о том, что может споткнуться, кувыркнуться и даже убиться. Мало того, он ещё и ружьё зачем-то прихватил, словно стрелять собирался или отстреливаться. Вот интересно, патроны были в том ружье, или нет.

        Года через полтора после того случая, я снова вспомнила этого сторожа в тулупе, потому что попала в похожую ситуацию.

        Было это уже в выпускном классе школы, мы с подружкой занимались у меня дома и засиделись — то ли контрольную делали, то ли сочинение писали. Не поздно было ещё, время вполне детское, но на улице стемнело, так как дело было зимой.
Пошла я подружку свою провожать. Не потому, что опасно — город наш провинциальный, очень тихий и спокойный, и хулиганы все либо из соседнего двора, либо в один детский сад вместе ходили.  Пошла я с ней просто размяться и прогуляться.

        Идём мы, беседуем потихоньку о своём, о девичьем. Вышли из ворот на улицу, дисциплинированно пошли по тротуару. Вдруг вижу — навстречу нам движется что-то  большое и бесформенное, и непременно мы с этим столкнёмся на нешироком тротуаре.

        Я храбро так подружке говорю: «А давай по дороге пойдём. Машин всё равно нет, зато светло и не так скользко».

        Перешли мы на проезжую часть, а это, большое и бесформенное, наш маневр повторило и тоже перешло на проезжую часть. Дороги в те годы освещались у нас так ярко, хоть вышивай, но как определить, что же это движется там, невдалеке – то ли куль, то ли копна, то ли чудище бандитское.

        У меня заныло под ложечкой и я предложила: «Может, вернёмся? Вот это, что впереди, явно нам наперерез идёт».

        А подружка присмотрелась внимательно и меня успокаивает: «Это мама моя меня встречает».

        «Мама?! А в чём это она?»

        А подружка хихикает смущённо: «Да это она папин охотничий тулуп надела».

        «От холода, что ли?» - всё ещё не понимаю я.

        «Нет, это она народ так пугает, чтобы никто не приставал. Сама-то ведь тоже побаивается вечером одна ходить».

        Ну, понятно — кто же пристанет, если непонятно, что там, внутри огромного тулупа.

        Сердце моё вернулось из пяток на место, я вздохнула: «Насчёт прочего народа не скажу, но меня ей испугать удалось, это точно».

        Вот и сторож тот, защитник обиженных, вырядился тогда в свой тулуп, наверное, от страха, и ружьё прихватил. Ну, и чтобы заодно показать, что при должности человек, не абы как.

        Странные всё-таки бывают люди. Дело делают благородное — спасают, помогают, защищают. При этом рядятся в тулупы, в какой-то камуфляж, даже вооружаются, то ли чтобы скрыть свой страх и неуверенность, то ли для убедительности, для придания солидности.

        В результате самые благие намерения размываются, забываются, остаётся только досада: «Ах, ты, такой-сякой нехороший! Надо же так испугать — на всю жизнь».