"Ти deviens responsable pour toujours de се que tu as apprivoise".
/Ты всегда будешь в ответе за того, кого ты приручил./
Антуан де Сент-Экзюпери.
Пролог.
Он появился в их жизни неожиданно. Можно сказать рождественский подарок. Это звучит очень странно, особенно если учесть, что это был их же котёнок. Да-да, их котёнок, но им его вернули… Точнее, подбросили… перед дверью, в полиэтиленовом пакете. Он плакал, от голода, от холода. Он не понимал, чем же провинился перед своими хозяевами, что с ним так поступили. А потому, плакал ещё и от обиды. И он был очень благодарен соседке, которая услышала его и нажала на кнопку звонка.
Судьба.
Я очень рано понял, что такое судьба. У матери нас было двое, я и мой брат. Со слов хозяина наш отец был добродушным чистокровным персом абрикосового цвета. Он был огромным и размерами мы оба пошли в него. Мать была помесью ласковой персидки и ангорца с очень непростым характером. Мордочка у нас у обоих была больше похожа на симпатичную мордочку матери. На этом наше сходство с братом заканчивалось. У меня шерсть была белого цвета, но не такая белоснежная, как у матери. А у брата шерсть была серого цвета с фантастически красивым голубоватым оттенком. Необычный цвет вызывал восторг у всех гостей. Мне он тоже нравился, но я не завидовал брату. Другое дело, что по какому-то закону Менделя мне в наследство от отца досталось косоглазие одного глаза. А вот у брата с глазами было всё в порядке.
Жизнь наша с братом началась в платяном шкафу с шершавого языка матери и её вкусного молока. Не думаю, что кто-то ещё из моих сородичей родился под хозяйскими рубашками, пиджаками и брюками. Со слов хозяев, наша мама буквально отвоевала это место. Хозяева соорудили для неё домик типа собачьей конуры, постелили старое детское одеяло. А она неожиданно проявила потрясающее своенравие. Ночью, когда все уснули, мама лапкой открыла тяжелую дверь шкафа и затащила в него тёплый, но тяжелый коврик из детской комнаты. Хозяевам это не понравилось. Но так продолжалось три ночи подряд, и они решили уступить беременной кошке. В нашем жилище было темно, тепло и тихо, пахло хозяином и немного нафталином. Но самое главное в нём была мама и вкусное молоко в неограниченном количестве. Она регулярно обмывала нас и ласково наставляла на путь праведный. Там же начались весёлые игры с братом и мамой. Но как бы нам, ни было хорошо с матерью, наше любопытство толкало нас к открытиям. Мы ещё не научились, как следует, ходить, но уже отправились в своё первое путешествие по квартире. Когда мама ушла на кухню кушать, мы вывалились из шкафа и отправились на разведку. Далеко уйти мы не смогли, так как шум привлёк внимание нашей матери и она, прикусив нас зубами за шиворот, вернула обратно в шкаф. В следующий раз нам удалось покинуть его менее шумно, и мы успели добраться до детской комнаты. Но удивленные возгласы детей хозяев снова привлекли внимание матери, и всё повторилось. Болтаться в зубах, даже у матери, занятие малоприятное, но мама с нами не церемонилась. Очень скоро мы поняли, что покидая шкаф нам нужно разбегаться в разные стороны. И тогда хотя бы одному из нас повезёт, он насладится путешествием в полной мере. Второй разумной мыслью была та, что мы поняли, что мама большая. Кто-то рассмеётся над этим. Эка невидаль, большое открытие. Но мы-то извлекли из неё практические результаты. Мы стали залезать в такие места, куда не могла залезть наша мама. Когда она попадала в такие ситуации, то беспокойно бегала вокруг и звала нас, но как все дети, мы не больно-то торопились выполнять её просьбы. И тогда на помощь маме приходил хозяин. Он по-доброму называл маму Джулией, гладил её по голове и при помощи швабры вытаскивал или выталкивал нас из разных углов. Швабра была жесткой, а вот руки у хозяина были ласковыми. Он регулярно сажал нас к себе на колени и гладил. Мама терпеливо ждала, когда он нас отпустит. Мы только начали осваивать лазанье наперегонки по шторам, катание на них как на качелях, как всё закончилось.
Он был добрым, мой брат, и мы с ним весело играли в течение четырех недель. Но в один из вечеров к нам пришли гости, тетя с маленьким сыном. Они поиграли с нами, добродушно посмеялись над моим забавным косоглазием, пришли в восторг от цвета шерсти моего брата и унесли его с собой. Мне они понравились, и я не стал беспокоиться, ожидая, что брат скоро вернётся из путешествия. Только мама всю ночь бегала по квартире и сильно плакала. Целые сутки я бегал по квартире вслед за мамой, не понимая, почему она ищет брата в квартире, ведь его унесли. Но в отличие от матери, я не плакал, наверное, потому, что ещё не умел. Правда, я считал потому, что я мужчина. Лишь на следующую ночь я понял, что брат не вернётся. Жизнь разлучила нас навсегда. Мне стало грустно. С ним было веселее. Но у жизни свои правила. Зато мама теперь с удвоенной силой заботилась обо мне. Мне в два раза больше доставалось молока, и я рос, по словам хозяина, как на дрожжах. Интересно, что это такое?
Отсутствие брата компенсировали дети хозяина. Они играли со мной в мяч, и я как угорелый бегал за ним. Мне нравилось и охотиться за лентой. Иногда к нам присоединялась мама. В такие минуты вся семья собиралась смотреть на наши игры.
К нам часто приходили гости, играли со мной. Их очень расстраивало моё косоглазие. Я не понимал почему, оно никак мне не мешало. Когда к нам пришла маленькая девочка в очках, я был занят своими делами. К посещениям я уже привык, отказываться ради них от игры с мамой я не хотел. Мама, после исчезновения моего брата, стала чаще играть со мной. Ей нравилось перекатывать меня по паласу своей лапкой. Я старался изо всех сил устоять на ногах, но не мог. И тогда я бросался на маму, но она успевала отпрыгнуть, а я, не удержав равновесия, падал на палас. Девочка весело смеялась, глядя на наши игры. А потом она стала противно канючить, и меня разлучили и с мамой тоже.
Судьба-2.
А через два месяца я оказался перед металлической дверью в полиэтиленовом пакете в холодном и не очень хорошо пахнущем коридоре. Кто-то подошёл к двери и наклонился к пакету. Я увидел незнакомое женское лицо, а потом услышал звонок в дверь.
- Это не ваш котёнок?
- ??? … наш…
И я снова оказался там, где и началась моя жизнь. Только когда ко мне потянулась хозяйская рука, инстинкт самосохранения заставил меня рвануть по коридору и залезть под основательную полутораспальную кровать. К кровати пришла моя мама и стала призывно мяукать, но я уже никому не верил и не вылез из своего убежища. Мне принесли тарелочку с вкусно пахнущим молоком, но страх был сильнее голода. Только ночью, когда в квартире выключили свет, и всё стихло, я вылез из своего укрытия и выпил молоко. А потом сделал лужу перед кроватью. Это нелегко целый день терпеть. Я понимал, что это было неправильно и за это меня накажут, поэтому предусмотрительно залез вновь под кровать. Утром я проснулся от громкого возгласа.
- Папа! Он написал перед моей кроватью. Мы же оставили открытой дверь в туалет!
Голос девочки не был сердитым, скорее удивленным.
- Да, но мы ведь не объяснили ему, что именно там он должен был писать.
Голос второй девочки также не был сердитым. К ним пришёл хозяин с тряпкой и вытер лужу.
- В следующий раз не ждите, когда кто-то наступит на лужу. Пока не научим его ходить в туалет, вытирает тот, кто первым обнаружит.
В голосе хозяина прозвучало недовольство, и я понял, что точно сделал что-то не то. К кровати вновь пришла моя мама и стала уговаривать меня вылезти из-под кровати. Но прошлое благоразумно подсказывало мне, что лучше остаться в своём убежище. Под кровать потянулась мужская рука, которая явно хотела взять меня за загривок.
- Ох… он меня поцарапал.
- Сильно?
- До крови…
- И что мы с ним будем делать?
- Да. Что мы будем с ним делать? У нас уже есть кошка.
Этот голос принадлежал хозяйке. И в нём явно проскальзывала сильная озабоченность.
- Не знаю… но такого зашуганного и озлобленного котёнка никто не возьмёт.
- Давайте его оставим себе… раз уж так получилось. Помнится, он был такой забавный.
- Разведём кошарню?
Хозяйка имела явные возражения против его присутствия.
- Пока он не подобреет, мы точно не сможем найти ему новых хозяев. Пусть пока живёт у нас. Кто знал, что так получится? Хорошо хоть на улицу не выбросили. С прежними хозяевами ему видно не повезло…
Если б хозяин только знал, как не повезло. Детский террор двадцать четыре часа в сутки, воспитание голоданием и показательные порки по вечерам.
Мать.
Мама была любящей и очень заботливой кошкой. Всю мою жизнь она любила меня и заботилась обо мне. Даже тогда, когда я стал взрослым и в два раза превосходил её размерами. И ещё она любила хозяина. Я любил всех хозяев одинаково. А она отдавала предпочтение хозяину. Её принесли в квартиру в десятидневном возрасте в неудачное время, когда хозяйке и детям надо было ехать к бабушке в деревню. Целый месяц хозяин и мама жили в квартире вдвоём. Он поил её с пипетки молоком, она спала у него на груди и безумно скучала всё то время, что он находился на работе. За месяц у неё появились настоящие ритуалы. Она каждый день встречала его с работы у двери, спала в его отсутствие на его свитере или тапочках, любила ложиться хозяину на грудь и сосать лапку. Своим привычкам она осталась верна на всю жизнь. Сильнее хозяина она любила только нас, своих детей. Я стал уже большим и взрослым, а мама по-прежнему иногда умывала меня. Я и сам это регулярно делал, но ведь так приятно, когда это делает мама.
Имена.
Хозяева признавали нас равноправными членами семьи и поэтому считали, что у нас должны быть красивые имена. Мою маму назвали в честь Джулии Робертс. Как-то вся семья смотрела художественный фильм «Красотка». Фильм понравился, понравилась и актриса, исполнявшая главную роль. Я уж не знаю, что в ней напомнило актрису, но с этого маме дали имя Джулия. Хозяева часто смотрели фильмы всей семьёй. У телевизора родилось имя и для меня. Это был сериал «Дикий ангел» с участием актрисы Наталии Орейры. Одного из друзей главной героини звали Рокки. Он был такой забавный и обаятельный. Дети обратили внимание, что я и Рокки одинаково косим. Так и родилось моё имя. Потом, когда я вырос и стал большим, мне стало льстить, что одного из героев моего любимого актёра Сильвестра Сталлоне тоже зовут, как и меня. Он такой большой и сильный. К слову сказать, я часто ложился перед телевизором и смотрел фильмы.
- Папа, он что-нибудь понимает?
- Наверное, да, коль смотрит фильмы регулярно.
- По-моему, он отдаёт предпочтение передаче «В мире животных».
Секс.
Я рос, креп и настал тот день, когда я стал испытывать внутреннее беспокойство. Время от времени, даже против моего желания, из меня вырывались то ли крики, то ли стоны. Все с беспокойством поглядывали в мою сторону. «Ну, вот, и этот туда же!» Я лишился сна. Ночью мои крики-стоны на басах приводили к семейным скандалам. Доставалось по полной программе и мне. Тяжелой тапкой по мягкому месту. Боль заглушала на какое-то время неясные желания. Но я ничего не мог поделать с собой. Меня насильно поили каким-то горьковатым лекарством, но его действия хватало на два-три дня. И всё начиналось сначала. Хозяин грустно смеялся: «Ну, ты - гигант!» И хотя мне всё чаще попадало тапкой, но я ничего не мог поделать с собой. Мои ночные рулады хорошо были слышны в ночной тишине и приводили к соседским стукам в стены и по батареям. Наконец, хозяин принёс кошку. Она призывно мяукала и поднимала таз. Мне она понравилась с первого взгляда. Черная шерсть, зеленые глаза. Она дефилировала передо мной и все подбадривали меня: «Рокки, Рокки, чего же ты ждёшь?» Меня безумно влекло к ней и когда она, призывно мяукая, в очередной раз, прошлась передо мной, я не выдержал и оседлал её. Я схватил её зубами за загривок, хотя она и не сопротивлялась, но не знал, что с нею дальше делать. Я был намного крупнее её, и она практически исчезла подо мной. Она призывно мяукала, приседала и поднимала таз. Меня переполняла какая-то внутренняя энергия, но я не знал, к чему её приложить. Я топтался на этой красавице и, похоже, разочаровывал её. И тут к нам подошёл хозяин. И я, и кошка испытывали некоторое стеснение, но внутренний жар был сильнее. Он погладил кошку, затем меня. От его прикосновений ко мне вернулась уверенность в своих силах. Хозяин левой рукой придержал кошку, чтобы она меньше двигалась, а правой рукой слегка подпосадил меня на неё. У членов семьи это вызвало смущенный смех. «Ну, папа, ты даёшь!» Только это дало результат. Мы нашли тропинку, и проводник нам уже был не нужен. Слияние принесло не только облегчение, но и удивительную сладость. «Так вот почему весь мир занимается этим!» Семья перестала обращать на нас внимание, но мы всё равно убежали в другую комнату. Первой сдалась моя партнёрша. Под утро она залезла под низкую кровать и стала плакать, но уже как-то жалостливо. «Что ж, дело сделано!» И хозяин отнёс красавицу к ней домой. Вернулся он с пакетом сухого корма. На молчаливый вопрос членов семьи он ответил: «От котенка я отказался и нам подарили этот пакет. Заработал». «Да уж, замучил бедную кошечку». В голосе хозяйки слышалась и ирония, и ехидство, и восхищение». Мне трудно было определить, чего было больше.
Всё время пребывания гостьи мама просидела в ванной комнате. Она тихонько беспокойно там мяукала, но никто не обращал на это внимания.
Инцест.
Это только говорят «мартовские коты». Люди занимаются этим регулярно. Я-то вижу. Мне секса хотелось тоже часто. Как только я начинал испытывать внутреннее беспокойство, хозяин начинал поить меня какой-то дрянью. Я дурел от этого, и желание на какое-то время пропадало. Правда, я слышал беспокойство в голосах детей, когда они спрашивали хозяина: «Папа, это, наверное, вредно?» Ответ всегда был один и тот же: «Да. А что делать?» «Кошки хотят гораздо реже его». «Мы не испортим ему почки и печень?» И вновь ответ был одинаков: «Не знаю. Надеюсь, что нет». Я тоже на это надеялся. Травить свой организм всякой дрянью вовсе не хотелось. Но желание пообщаться с какой-нибудь кошечкой было велико. У хозяина были большие проблемы на работе и, наверное, поэтому он просмотрел мой очередной позыв. Он совпал по времени с аналогичным позывом у Джулии. Она так пахла женщиной, что я забывал, что она моя мать. Кончилось это плохо, когда все члены семьи были на работе и в школе. Мы так вошли в раж, что даже не обратили внимания как дети пришли домой. Хозяину о случившемся всё было доложено в красках. Мне досталось тапкой так сильно, как никогда. Я не плакал. Всё-таки мужчина. Но мне было очень больно. Хозяин, отлупив, задумчиво сидел на диване. А затем задал странный вопрос: «Сколько ему?» Шесть. «Рокки, Рокки, что же ты наделал?» Действительно, что?
Утром хозяин посадил меня в большую сумку и куда-то повёз. Я пытался вылезти из сумки, порвать её, но ткань оказалась крепкой, да и хозяин сжимал меня, лишая возможности двигаться.
Когда замок сумки был расстёгнут, я обнаружил, что мы находимся в большой незнакомой мне комнате, полной странных запахов. А меня разглядывает мужчина в белом халате и в очках. «Сколько ему?» «Шесть». «Поздновато принесли». «Жалко было лишать такого красавца наследства». «В таком возрасте операция сложнее переносится, но будем надеяться на лучшее». «А какой у него вес?» «Около десяти килограмм». «Ого! Без двойной дозы анестезии не обойтись». О чем они? О какой операции? Какая анестезия?
Мужчина в белом халате сделал мне укол. Это было совсем не больно. Никаких последствий я не заметил. Хозяин ласково гладил меня по голове, и я подумал, что дело ограничится одним уколом. Через какое-то время я почувствовал сильное желание спать. Странно. И это была моя последняя мысль.
Я слышал какие-то голоса, но никак не мог проснуться. Разговаривали хозяин и мужчина в белом халате. «Шовчик получился аккуратным, но пару дней не давайте ему облизывать это место». «Хорошо». «Может быть, вечером ещё раз сделать укол снотворного?» «Если у вас есть такая возможность, то, пожалуй, да». «Вот вам ампула». «Я такого котяры давно не видел. Красавец». В голосе мужчины в халате слышалось восхищение и ещё что-то. Что-то, похожее на сожаление. Почему? Что же он сделал со мной?
Меня положили в сумку. Замок закрылся. И меня понесли. А потом мы поехали в автобусе. Этот запах я ещё не успел забыть. В паху немного зудело, но желание спать не давало возможности заняться этим. Покачиванье привело к тому, что я опять уснул.
Проснулся я вечером. Мама обнюхивала меня. Её чихание и разбудило меня. С трудом мне удалось вспомнить произошедшие события. Когда голова немного прояснилась, я осмотрел пах и обнаружил там какой-то шовчик. С чего это он здесь? И почему у меня ощущение какой-то внутренней пустоты? В области шва появилась боль. Ко мне подошёл хозяин, стал гладить по голове, затем принёс кусочек чистого мяса. Я вспомнил, что с утра ничего не ел. Когда я расправился с едой, хозяин погладил меня по голове и сделал мне укол. Я только успел подумать, что сейчас я, наверное, засну, как это действительно произошло.
Моё очередное пробуждение произошло поздно утром. Ну и поспать я. Аппетит был зверский. На кухне меня ждала тарелка рыбы. По какому случаю праздник? Приём пищи вытеснил беспокойство. Я обошёл всю квартиру. Всё было по-старому. Только откуда ощущение пустоты? Оно шло откуда-то изнутри. И я вновь стал обследовать свой шовчик. Дети, обнаружив меня за этим занятием, стали ласково гладить меня, чесать за ушками. Весь день кто-нибудь из членов семьи гладил меня и разговаривал со мной. Голоса были полны нежности и какого-то сожаления. Такое было впервые, и я не понимал почему.
Вскоре шовчик зажил, событие отошло на дальний план, жизнь продолжалась. Что со мною произошло, я понял много позже.
Тапки.
Со слов хозяев мама не успела налюбиться со своими первенцами и, наверное, поэтому у неё появилась забавная привычка. Но не сразу. Сначала она трое суток бегала по квартире, искала своих детей, звала их, а по ночам плакала. Вся семья страдала от бессонницы, но терпела. Преданность детям вызывала уважение. На четвёртые сутки она зубами взяла одну из хозяйских тапок и отнесла её в шкаф, где ранее спали котята. Долго журчала там и, наконец, заснула. Это повторялось каждый день. Хозяева решили просто закрыть шкаф, тогда она стала поднимать тапку на кровать и спать вместе с нею в обнимку. Это было основное место её лёжки. Тапка была тяжёла, с основательной резиновой подошвой, но она справлялась. Через какое-то время хозяину пришлось обновить тапки. Тогда мама стала таскать новые тапки. Она делала это всю свою оставшуюся жизнь. И это были только тапки хозяина. Даже мне было забавно смотреть на маму, но это была моя мама. Перерыв наступал только в тот момент, когда у мамы появлялись маленькие котята. В этот период она таскала их.
Стрижка.
Лето выдалось жарким и все в семье заметили, как тяжело мне переносить жару в моей роскошной шубе. Конечно, как все персы, я люблю тепло. Но жара была тяжела даже для меня. Когда в большой комнате свернули ковёр, и хозяин положил меня на пол, я ничуть этому не удивился. На полу было приятно лежать. Действиям хозяина я придал значение, когда рядом со мной он поставил мусорное ведро. Вот тут я удивился. К чему оно? Но тут к нам присела дочь хозяина и включила какую-то машинку, которая стала монотонно жужжать, и стала ею водить по моему телу. Это было не больно, но непривычно. А ещё более удивительным было то, что после прикосновений этой жужжалки моя шерсть отваливалась от тела. Я сделал попытку встать и уйти, но хозяин не дал мне этого сделать. Тогда я решил напрячься, как следует. Но и хозяин напрягся, как следует. Да ещё и позвал свою вторую дочь. С двоими мне было никак не справиться. Я вынужден был терпеть эту непонятную процедуру. От напряжения я даже взмок. Хозяева решили сделать пятиминутный перерыв. А я решил воспользоваться удобным случаем и покинуть их, но не тут-то было. За время стрижки было сделано ещё два перерыва. Через сорок пять минут я был лыс. Оставили шерсть на морде и на кончике хвоста. Все смеялись и произносили слово «пудель». Я сходил и посмотрел на себя в зеркало. Сильно бросались в глаза рельефные мышцы моей хорошо развитой груди. Класс! И неприличное брюшко. Длинная густая шесть скрывала этот дефект, но сейчас её не было. Мдаа! Я присмотрелся внимательнее к изображению в зеркале и согласился с мнением хозяев. Пудель он и есть пудель. Зато мне было свежо и легко. Всё-таки молодцы хозяин и его дочь! Здорово придумали! Такое мне облегчение сделали. После стрижки шерсть росла одинаково ровно и даже ещё гуще. Стричь меня стали регулярно. С каждым разом я вёл себя спокойнее, а время стрижки сократилось до пятнадцати минут. Наши гости смотрели на меня и только качали головами. Некоторые добавляли слово «круто». Это «круто» несколько раз заснимали на фотоаппарат.
Набеги внуков.
Дочери у хозяина, одна за другой вышли замуж, и без них в квартире стало как-то пусто. Зато как приятно было, когда они приходили в гости. Они обязательно брали на руки, гладили по голове, чистили мне уголки глаз, чесали за ушком и угощали различными деликатесами. А потом появились внуки. Ох, беспокойные создания. Они катали меня в кузове своего большого грузовика, дразнили ленточкой на палочке. Я не возражал против этих игр, весело катая по квартире мяч. Вот только младший внук постоянно норовил меня дёрнуть за хвост. Я делал страшные глаза, вставал в стойку, громко шипел, но это не помогало. И тогда я зубами схватил его за руку. Он испугался и громко заплакал. К нам сбежалась вся семья. Я сидел под кроватью и смотрел, как все успокаивают малыша.
- Ну что? Добаловался?
- Он не прокусил ему руку? Не надо её продезинфицировать?
- И что теперь делать с Рокки? Джулька терпит, а он укусил…
- Посмотрите получше руку.
Волнение охватило меня, что же со мной сделают? Вернулся давно забытый детский страх оказаться в одиночестве в холодном и грязном коридоре. И надо было мне его пугать…
- Ничего не прокусил, даже следов зубов-то не видно. Только напугал и всё. Что он дурак что ли, кусать малыша?
Доброта, прозвучавшая в голосе хозяина, успокоила меня. И когда он настойчиво стал звать меня, я вылез из-под кровати. Хозяин ласково погладил меня по голове, затем взял руку малыша и провёл ею по всему моему телу.
- Давайте миритесь… И перестань дёргать кошек за хвост, иначе получишь от меня по попе.
О верности.
Гости, что приходили к хозяевам часто восхищались Джулией, её длинной и белоснежной шерстью. И в не меньший восторг их приводили мои размеры, моя сила, более густая шерсть и доброе выражение громадной морды.
Но где-то, в начале, середине или в конце беседы, они роняли фразу, что всё-таки кошки не так преданны как собаки. Что они знают о преданности кошек? Просто преданность любого живого существа на земле надо заслужить. Когда тебя любят, заботятся о тебе, тратят на тебя своё время и силы, делятся всем, что есть, разве можно не ответить взаимностью? Мне приятно встречать у двери каждого члена семьи, потереться о его ноги, ответить на объятие или поцелуй. А когда они отдыхают на диване или кровати, полежать рядом или на груди, пожурчать на ушко. И кто сможет измерить мою тоску, когда хозяин уехал в долгую поездку, которую все называли командировкой. Я ежедневно сидел и внимательно прислушивался к шуму на лестничной клетке, не раздались ли шаги хозяина? Меня звали остальные члены семьи, и я шёл к ним. Но неизменно возвращался к двери и лежал на обуви хозяина, что он оставил в коридоре. Она была часто жестка и неудобна, но для меня она была милее всего на свете, приятнее самого мягкого коврика. Это надо хорошо знать меня, чтобы понять, когда я разрешаю себя ласкать и принимаю участие в игре, и когда я отвечаю на ласки и по-настоящему получаю удовольствие от игры. Хозяин хорошо понимал это и никогда не ревновал меня. Мы давно признались друг другу, что любим друг друга. Раз и навсегда.
Последний взгляд.
Я не мог находиться в одиночестве. Из последних сил передвигался по квартире следом за хозяевами. Ложился и молча смотрел на них. В этот раз в семье всё было иначе. Похоже мои дела и правда плохи. Из разговоров я узнал, 14 лет для кошек – это серьёзный возраст. Умножьте его на 7 и вы получите аналог в человеческом варианте. 98 лет – это долгожитель. И любая болезнь в этом возрасте может стать последней. Могу и не выкарабкаться. Но в семье никто не хотел думать о грустном. Было видно невооруженным глазом, что все надеются на лучшее. Посещение ветеринара не прибавило хозяевам оптимизма, но он выписал лекарство, назначил уколы и мне их стали делать. Хозяева упорно продолжали бороться за мою жизнь. Несколько раз я услышал новое для меня выражение «семейный любимец». Меня же огорчил один факт. Моя мама, всю мою жизнь, время от времени, облизывала меня. Я был в три раза больше её размерами, но для неё я продолжал оставаться маленьким ребёнком, и она продолжала вновь и вновь умывать меня. Хозяин сильно ругал её, но мама не отказывалась от этого ритуала. Делала она это и в этот раз. Но на четвёртый день она не пришла ко мне. В её глазах было и просьба простить её, и страх. Мои дела так плохи? Услышала «дыхание смерти»? Очевидно, да. Похоже, хозяин тоже это заметил, поскольку стал гораздо чаще сидеть рядом со мной и гладить меня. Он чистил мои глаза, чесал меня за ушами, грел в своих руках мои лапы. Мне по-прежнему продолжали давать лекарство и делать уколы, но я чувствовал, что силы покидают меня с каждым днём. Сначала я не смог запрыгнуть на стол, затем перестал запрыгивать на кровать. У меня пропал аппетит, и хозяин насильно стал кормить меня мясным бульоном. Меня сильно шатало при ходьбе и мне пришлось меньше передвигаться. Но когда меня брали на руки, все отмечали, что мощь моего тела ещё присутствует. Это поддерживало в них надежду на моё выздоровление. Я же чувствовал, что ещё никогда в жизни не был так слаб. Я немало пожил на этом свете и был очень благодарен этой семье за это. Пока силы окончательно не покинули меня, я ложился на руки к хозяевам и пел им свои песни. А когда силы кончались, только похрапывал. Вот только я заметил, что стал храпеть громче. Меня же все гладили нежными руками и грустно смеялись, пытаясь ободрить. «Рокки, всё будет хорошо». Да, хорошо, когда тебя любят. Любят вместе со всеми твоими достоинствами и недостатками, достижениями и промахами. Можно было быть глухим и слепым, но невозможно было заметить, что меня искренне любят. Я же платил им той же монетой. Я уже совсем не мог находиться в одиночестве. Каждого приходящего домой члена семьи я неизменно встречал перед дверью, а затем ложился возле его ног. Я смотрел на своих хозяев своими огромными зелеными глазами и неизменно старался выразить свою любовь и преданность. Только с каждым днём в них становилось всё больше грусти. Не по моей вине. Я с трудом ходил в туалет и лекарства уже не помогали мне. Когда моя белая шесть приобрела желтоватый оттенок, я понял, что это конец. Меня вновь повезли на консультацию с ветеринаром.
Мне только и оставалось, что грустно смотреть, как меня укладывают в огромную картонную коробку. Когда-то я сопротивлялся, но не в этот раз. У меня уже просто не было сил. Меня наполнило огромное чувство благодарности, что на дно коробки были постелены старые шерстяные штаны хозяина. Они хранили запах любимого мною человека. Я опустил голову и вдыхал родной запах. Когда меня выносили из квартиры, моя мать беспокойно замяукала, а я даже не смог откликнулся. Но я хранил спокойствие. Езда на автомашине всегда возбуждала меня, но только не в этот раз. Я только смотрел и смотрел на хозяина. Всю свою жизнь мы хранили преданность друг другу и любили друг друга. Я любил его даже тогда, когда хозяин наказывал меня. По молодости лет я пугал хозяина, прикусывая его руки или ноги, но никогда не сжимал свои челюсти до конца. Я не был уверен, куда мы едем, но доверял хозяину, хотя и понимал, что эта поездка последняя.
Последний взгляд-2.
Ветеринар внимательно осмотрел Рокки и сказал только два слова «это конец». Я ожидал этих слов, но от этого мне не стало менее больно. На глаза наворачивались слёзы. Было неприятно, что происходило это при посторонних. Врач почувствовал моё состояние и добавил: «Вы, конечно, можете немного продлить его жизнь, но он давно уже сильно мучается, отпустите его». Рокки лежал на столе ветеринара, положив голову на передние лапы, и молча, смотрел на меня. Поездка утомила его, и у него не было даже сил поднять голову. В его глазах светилась любовь и грусть. Он понимал, что всему на свете приходит конец. Даже большой дружбе и любви. Трудно делать выбор, особенно когда ты понимаешь, что его нет.
- Я хочу, чтобы вы предварительно усыпили его.
- Хорошо.
Мою просьбу врач воспринял спокойно. Очевидно, он слышал её не в первый раз. Он сделал укол и вышел из кабинета. Следом за ним вышла и медсестра. Мы сидели с Рокки и смотрели друг на друга. Уколу Рокки не сопротивлялся, но после него присел. Наркотик медленно делал своё дело и вот он уже опустил голову. Рокки пытался поднять её, но ему это не удавалось. Он смотрел своими большими глазами, один из которых косил, на меня и они медленно закрывались. Он упрямо смотрел и смотрел, и не хотел засыпать. Всё пытался из последних сил поднять веки, но они опускались и опускались. От напряжения у него из правого глаза даже выкатилась слеза. Было очень странно, что и у меня, взрослого мужчины, из глаз выкатились две крупные слезы. И вот, наконец, к Рокки пришёл сладкий сон, как когда-то в далёком детстве. Мышцы тела расслабились, было заметно, что он ему приятен. И вот в кабинете слышалось только его шумное дыхание. Я гладил и гладил его по голове. Мой друг, добрый верный друг… Через пять минут пришел врач и сделал ещё один укол.
- Я хотел бы его забрать.
- Извините, не положено. Мы сами похороним его.
Может быть да, а, может быть, нет. Мне не хотелось, чтобы мой друг даже короткое время лежал в каком-то мусорном баке.
- Я заплачу за его похороны и распишусь где надо. Но я его заберу.
Голос мой был твёрд и врач не стал со мной спорить.
- Только не рассказывайте об этом никому. Иначе вы подведёте меня.
- Хорошо. Обещаю.
Эпилог.
Рокки спал. Ему снились розовые сны из далёкого детства. Снилась мама и братишка, с которым они весело залезали на живот мамы, а потом скатывались с него, как с горки. Снились ласковые руки хозяина, которые доставали его из-под кровати, успокаивающе гладили по всему телу и несли на кухню кушать. Рокки снились дети хозяина, с которыми было так весело играть и которые всегда кормили его чем-нибудь вкусненьким исподтишка. Рокки спал и не мог видеть, как в комнату пришёл врач и сделал ещё один укол. Он не мог видеть, как по лицу хозяина катились и катились крупные слёзы, и он ничего не мог поделать с собой.
Не мог Рокки знать и того, что ночью хозяин тайно выкопал в углу сквера, напротив дома, большую глубокую яму и положил в неё коробку, в которой лежал он. Он лежал в ней на своём любимом коврике, укрытый старым, но ещё тёплым свитером хозяина. Свитером, запах которого он так любил вдыхать и на котором он всегда лежал в отсутствие хозяина. Он любил этот свитер, но не знал, что хозяин сделал ему этот последний подарок. Рокки, как и его мама, любил цветы, но не знал, что теперь над ним будет расти куст сирени и напоминать хозяину о нём.