Переход

Св Богачев
Все герои – вымышлены, а совпадения с реальностью – случайность,
                Автор.
               
Пролог

     12 декабря 2004 года

Сегодня днем на всей территории Запорожской области безоблачное небо, солнечно. Ветер северо-восточный, порывистый, 5-7 метров в секунду.
Температура воздуха днем- 5-7 градусов выше нуля, ночью – 1-3 градуса. Атмосферное давление – 756 мм. ртутного столба. Влажность воздуха – 95 процентов.
Прогноз погоды, FM радио «Шансон»


( Секретно)

Руководителю службы безопасности
Комитета спасения,
полковнику Гнатенко И.А.
командира подразделения «Альфа-1»,
майора Евсюкова В.Н.
               
                Докладная записка

 В соответствии с Вашим распоряжением от 10.12.2004 года вверенные мне бойцы, а также подразделение сапёрного батальона под командованием капитана Гринько О.Б., провели осмотр и «зачистку» территории Запорожской атомной электростанции. Посторонних не обнаружено. Обслуживающая смена, по согласованию с директором станции И.К.Кондратенко, максимально сокращена. В результате осмотра с использованием специального оборудования и поисковых собак, обнаружены три скрытые закладки взрывчатых материалов, которые обезврежены.
Над блоком второго реактора, в районе крыши машинного зала, выявлен куммулятивный снаряд повышенной мощности, направленный в сторону рабочей части «котла» ядерного реактора.
В подсобном помещении зала контроля турбогенераторов обнаружено дистанционное взрывное устройство неизвестного типа, которое возможно предназначено для детонации и взрыва куммулятивного снаряда.
 Взрыв такого заряда способен привести к разрушению защитной оболочки реактора и непредсказуемым последствиям для всей АЭС.
Более подробно ситуацию изложит в докладной записке капитан Гринько О.Б..
Также, в соответствии с распоряжением от 10.12.2004 года и планом обеспечения безопасности станции, бойцы моего подразделения заняли позиции  для «встречи» ожидаемых «гостей».
 Дежурят пять групп захвата, две из которых - в предполагаемом районе посещения и закладки заряда.
Всем бойцам розданы фотографии и доведены особые приметы Черепанова И.С.. и Гнатюка Н.З. для беспрепятственного пропуска их в зоны станции, ранее определенные как наиболее вероятные. Также им сообщено о возможном присутствии  третьего лица, пока нам не известного.
Группы оснащены по полной боевой готовности и в случае необходимости готовы выполнить захват либо ликвидацию «гостей» по первому приказу.

12.12.2004г

                Человек  - существо насколько живучее, настолько и уязвимое, насколько прогнозируемое, настолько и непредсказуемое.  Он подчиняется низменным инстинктам и  борется с ними.  Но есть некая  грань, за которую ему не удаётся ни заглянуть,  ни вырваться. Тем не менее, она манит и убегает, как горизонт, как морковка, привязанная ослику перед мордой. Чем совершеннее лекарства, тем совершеннее болезни. Чем  больше мы знаем о коре головного мозга, тем непонятней пророческие предчувствия, совпадения и сновидения. Иллюзия может быть сильней реальности.  Работники спецслужб порой уходят в священники, а среди служителей церкви изредка обнаруживаются извращенцы. Если в твоём воображении родилось нечто, то это нечто уже существует, само по себе, и ты не властен над ним…
          Когда-то в шальные девяностые Ваня Черепанов с товарищем  - отличником юрфака решили подзаработать.  Купили в Лугани три ящика водки, распихали бутылки в спортивные сумки и загрузились в  поезд до Ростова. Навар от перепродажи спиртного за рубли и дальнейшей их конвертации в купоны  обещал быть тройным. Но ещё до отправления  состава к  новоиспеченным бизнесменам  подошёл милицейский наряд, видимо, заприметивший их на платформе, и велел предъявить поклажу. Черепанов уже мысленно представил последствия -  неприятности в институте были обеспечены.
        - Стало быть, вы намеревались незаконно вывезти за территорию Украины для перепродажи с целью обогащения товарную партию  водки, - начал сурово вещать хмурый капитан в дежурке на вокзале, куда их доставили.-Конфискация товара – это самая мелкая из ожидающих  вас неприятностей.         
        Иван взглянул на своего товарища  Аркадия и был удивлён его неподдельным спокойствием.
        - Товарищ капитан, это ошибочное обвинение. Нам ведь не приходит в голову мысль подать на вас в суд за то, что вы, например, собираетесь взять у нас взятку, - Аркадий встретил злобный взгляд капитана, но, не отводя глаз, спокойно продолжил, - или …хотите дать в глаз.               
        - Хватит умничать! Вы пытались вывезти 60 бутылок водки! Не муру водите, а пишите признательные объяснения, зачем и куда водку везли, пока я добрый, иначе посажу в обезьянник. А так  штрафом отбудетесь. На первый  раз.
       - Водка действительно наша, -  не унимался Аркадий, -  так мы и не отрицали. Собирались  как следует повеселиться в пути, ну и принять на грудь.
       - По 30 бутылок? Кто ж вам поверит?               
       - Зачем? Мы бы всех пассажиров угостили. У меня позавчера день рождения был, можете проверить,- судя по всему, Аркадию всё было,  как с гуся вода.
       - Тогда вас можно было бы привлечь за распитие спиртных, - парировал капитан, листая паспорта.
Так мы же ничего и не распивали. Да и вы своими  профилактическими 
мероприятиями помогли бы нам избежать столь нежелательного правонарушения.
       Черепанов почувствовал, что Аркашка явно перегибает и за чрезмерный выпендрёж они могут поплатиться.
       - Семёнов Аркадий Борисович, - уже еле сдерживая раздражение, прочёл капитан и, задумавшись, поинтересовался: – А к Семёнову Сергею  Борисовичу случайно отношения не имеете?
      -Это мой старший брат, а что?
     - Что ж вы тут кино крутите, знаете ведь, что работы у нашего брата по горло,- уже дружелюбно-примирительно пожурил капитан, протягивая студентам их документы.
     - Ну ты дал! Я уж точно думал, в обезьянник посадят. Здорово вышло, - не скрывал своего удивления Иван. – Но уж сильно ты над ним поиздевался. А вдруг бы этот капитан не знал твоего брата, а кем он, кстати, работает?
     - Помошником  областного прокурора. Но дело даже не в этом. Меня здорово завели умозаключения этого капитана. Запомни навсегда: твои действия и твои мысли – это два разных мира. Ты отвечаешь за свои поступки и за них тебя можно достать. Но твои мысли, мечты и всё, что происходит у тебя в голове, – это твой недосягаемый неприкосновенный ни для кого мир и касается он только тебя. Ты там хозяин и не обязан туда никого пускать. Никто не вправе запретить тебе любить и ненавидеть. Представь, сколько генильных видений и  всякой дряни рождается, живёт и умирает в людских головах.  При этом самое интересное, что виртуальный мир бывает сильней  реальности,  а совпадения  - следствием чего-то большего, чем логика.               
        Черепанову эти слова действительно врезались в память и часто вспоминались, когда жизнь выстраивала случайные разноплановые события в необъяснимую логическую цепь.  Со временем Иван убедился: в сочетании с определённым энергетическим фоном мысли могут оживать, как  пульт, в который вставили батарейки. Иллюзия –это великая штука.

               



                «Стоп – кадр»


   Из интервью начальника смены ЧАЭС  программе «Взгляд»:
 
Это был очень сильный удар. Посыпалась штукатурка, все здание заходило…  Свет погас, потом включилось аварийное питание. Я ничего не видел. Открыты главные предохранительные клапаны. Открытие одного ГПК – это аварийная ситуация, а восемь ГПК это уже было такое…, что-то сверхъестественное. Все были в шоке. Все с вытянутыми лицами. Я был очень испуган. Такой удар - это землетрясение, самое натуральное. Столярук, начальник смены, крикнул: «Включите аварийную подпитку деаэраторов!» Побежал открывать – открыл. К арматуре панелей безопасности – она обесточена. Дальше команда: «Открыть вручную арматуру системы охлаждения реактора».. Кричу: «Бежим поможешь!» Выскочили в коридор, там какое-то сильное задымление. Мы на это просто не обращали внимания, потому, что понимали, насколько всё серьёзно…Свое дыхание я ни во что не ставил. По лестнице на 27 отметку выскочили, глотать уже сложно. Примчались. Только я открыл дверь, меня сразу ошпарило паром. Я сунулся, чтобы туда войти, но не выдержал дальше – там находиться было невозможно. Я вернулся, доложил, что помещение запарено…
Вышли на улицу, и прошли мимо четвертого блока… Под ногами черная какая-то копоть, скользкая …Я показал на  сияние вверху… Показал под ноги. Сказал Столяруку: «Это Хиросима».

Центральное ТВ СССР, программа «Время»:

В результате взрыва в реакторе и выброса наружу разогретых до высокой температуры осколков его активной зоны, на крышах реакторного отделения и машинного зала возникло более 30 очагов пожара.
В ту ночь на станции находились 176 человек дежурного эксплуатационного персонала, а также работников различных цехов и ремонтных служб. Кроме того, на сооружении третьей очереди ЧАЭС - пятого и шестого энергоблоков, работало еще 268 строителей и монтажников.

       Большая страна так ещё и не разобралась, что случилось. «На Чернобыльской атомной электростанции произошла авария, в результате которой поврежден один из реакторов. Принимаются меры к ликвидации последствий. Пострадавшим оказывается помощь. Для расследования причин аварии создана правительственная комиссия», - вот и всё, что могло сказать государство. Слухи поползли по городам и сёлам, осведомленные во всех вопросах дворовые тётки,  ссылаясь на родственников кумовей, работавших там, убедительно освещали ситуацию в атомной энергетике, утверждая, что по телевизору всей правды не скажут. Люди, жившие на севере Украины и юге Белоруссии, разделились на два лагеря: одни предпочли собрать семьи и уехать подальше от гиблого места, другие же, доверившись официальной информации, пошли на первомайскую демонстрацию вместе с детьми и с удовольствием смотрели на чистеньких улицах Киева велогонку мира. Ни те, ни другие не имели представления о том, что  случилось.
В новостях периодически появлялись репортажи, из которых зритель должен был сделать вывод, что вся сила страны направлена на ликвидацию аварии, а так как невыполнимых задач у нас не бывает, то и порядок там наведут быстро. Вон какую коробку построили – невиданный до сих пор проект.
Действительно, саркофаг представлял собой абсолютно новое инженерное решение, и кроме функции физической защиты от радиации, помог  вселить покой в умы людей. Мощная серая стена, издалека напоминающая крепостную, стала одним из любимых объектов телевизионного операторского искусства и символом победы над радиацией. Всё больше уверенности звучит в голосах военных и гражданских специалистов, дающих еженедельно интервью программам «Время» или «Служу Советскому Союзу», а репортажи со станции вносят в лексикон новое слово: «ликвидатор». Оказывается, мало потушить пожар и накрыть реактор саркофагом,  работы там хватит как минимум на пару лет, и занимаются этим именно они - ликвидаторы. Это потом возникнут общества чернобыльцев, льготы для выживших, а сейчас на первом плане работа. Кого-то на станцию забросил приказ, кто-то пошел за повышенным окладом, но все они были равны перед условиями, в которых оказались.


***
Киевская область, город Белая Церковь.
Иван Черепанов подал в окошко дежурному свои бумаги.
- Пройдите в корпус, там, в правом крыле расположен штаб, найдёте старшего.
Все военные части одинаковы, только вписаны в разные пейзажи, хоть в Афганистане, хоть на Дальнем Востоке, хоть на Украине.  Иван прошел КПП и направился в сторону серого двухэтажного здания. Хотя он здесь и никогда не был, появилось какое-то  забытое чувство. Возможно, это была ностальгия по военному порядку - одинаковые ёлочки, белоснежные бордюры вдоль дорожек, щиты наглядной агитации,- ничего не поменялось в армии  со времен его службы.
- Старший лейтенант запаса Иван Черепанов. Призван военкоматом  города Лугань. Разрешите вопрос, товарищ майор?
- Слушаю.
- У меня жена через два месяца должна рожать, а у неё на руках ещё двухлетний сын. Можно оформить отсрочку службы на 3 месяца?
- С командиром полка решай. Но сначала нужно проявить себя. Опыт командования людьми имеется?
- Работал горным мастером на шахте.
- Так, так… - майор порылся в стопке папок, что-то достал из ящика, внимательно стал изучать бумаги.
- Мы тебя  определяем в воинскую часть 1215, которая базируется в поселке Рудня. Тебе повезло:  сейчас здесь находится новый командир части,  поедешь с ним.  Попробуй в дороге поговорить по-человечески.
 Через некоторое время из корпуса вышел плотного телосложения подполковник.
- Черепанов?
- Так точно! Здравия желаю, товарищ подполковник.
Иван поймал себя на мысли, что всё-таки отвык от военных порядков.
- Гнатенко Игорь Алексеевич, - подполковник подал руку. Он не производил впечатления классического советского офицера с плаката. Невысокого роста, слегка полноватый, что подчеркивала полевая форма, он обладал особенным взглядом. Это был цепкий, острый взгляд человека, привыкшего обращать внимание на все мелочи.
Защитного цвета УАЗ с брезентовой крышей ждал в тени. Вещмешок Иван закинул назад. Перед ними открылись ворота части, теперь их путь лежал на север.
- Откуда родом, Иван Сергеевич?
- Лугань.
- Хороший город, у меня там родня живет. На улице Шмидта.
- Есть такая, это недалеко от моего дома.
- Кого дома оставил?
- Жена, сын. Скоро ещё одного ребенка ждём.
- Это хорошо. Нам такая работа предстоит, что кто его знает, получится ли ещё детей завести.
- Оптимистичное начало, - Иван улыбнулся.
- Ничего, не дрейфь, Иван Сергеевич. Теперь уже не так страшно. Правила соблюдай, и всё будет в порядке. Семья заставит тебя быть осторожным и аккуратным. Я здесь уже восемь месяцев. Людей маловато, дозу набирают быстрее, чем новые прибывают. Пришлось командование частью принять, пока замены нет.
- Большая часть? – Иван с удовольствием поддерживал разговор, подполковник производил впечатление человека общительного и неглупого.
- Обычный полк гражданской обороны. Хотя нет, не обычный. Укомплектован резервистами, а они все разные, со сложившимися судьбами, семьями. Это не пацанва восемнадцатилетняя,  подход нужен к каждому.
- И как сейчас  на станции?
- Много работы. Многое сделали, и опасность уже не та, что год назад, но всё равно, ещё фонит. На тебя радиации хватит, не переживай… Для станционных поставлена задача возобновить работу третьего блока, а он через стенку с аварийным реактором. Наше дело – чистить станцию, прилегающую территорию и контролировать фон. Ещё   вводные поступают время от времени, но в основном – зачистка.
- Техники, наверное, нагнали…
- Да, с техникой порядок. Уже целые кладбища есть. Стоят в поле и вертолеты, и автобусы, и пожарки. Дезактивировали, как могли, да в сторонке расставили стройными рядами. Всё рабочее, только заражённое. Были случаи, когда на КПП принимали зараженные двигатели и агрегаты.
-  И не боятся же… - Иван искренне был удивлен.
- Боятся, когда понимают, а тут с этим не у всех порядок, да и чего бояться, они же не для себя воруют – на продажу. Техника помогает, это без сомнения, но управляет ей всё равно человек. Пускают в реактор роботов на разведку, но ведь оператор всё равно очень близко находится. Первый раз крышу третьего блока  чем чистили – техникой? Куда там… Надевали защитные костюмы, свинцовые латы привязывали, противогаз да лопата – вот и вся техника.
Глядя на буяющую зелень, Иван задумался. Человек – странное создание, уверовавшее, что всё должно вертеться вокруг него. Он решил, что укротил природу, и она стала его горничной. Природа отомстила своему  самоуверенному отпрыску и припугнула всплеском неконтролируемой энергии. Она хозяйничала здесь после аварии, а человек, трусливо считал часы и минуты, появляясь в зоне отчуждения, как гость.
 УАЗик  миновал пункт дезактивации – верный признак приближения к конечной цели. Выезжающий транспорт стоял в очереди, пока солдаты в лепестках смывая радиоактивную пыль, обливали корпус, колеса. 
Густой сосновый лес вдоль дороги сменился заборами, ограждающими брошеные хаты. Возле ворот, над лавочками, которые в этом году некому было красить, свисали густо покрытые цветами ветви абрикос, иногда появлялись одинокие собаки.
- Смотрите, если есть собаки, значит их кто-то кормит.
- Поначалу  все уехали, я сам ходил с ротой на прочёсывание, дома пустые опечатывали, кто оставался – увозили, но разве люди оставят надолго своё жильё? Особенно старики, которым некуда податься.
- Да уж. Столько лет жить среди такой красоты, и теперь съехать.
- Вот и возвращаются деды подпольно. Их даже искать не нужно, они на всякий случай, чтобы никто не забрёл чужой, таблички картонные  вешают: «Здесь живёт хозяин дома».
Некоторые мазанки уже заслоняла бурно разросшаяся в отсутствие хозяев трава. Открытые ворота, сорванные с петель ветром жиденькие калиточки, оконные проёмы без аккуратных сельских занавесок –   всё этопридавало пейзажу тоскливость. Деревня не издавала звуков. Только шум деревьев.
Вдали, за линией макушек густого леса показалась труба, очертания которой во всем мире ассоциировались с невиданной доселе техногенной катастрофой.
   
***

     12 мая 1987 года

Газета « Комсомольская правда»

Чернобыльская АЭС расположена в 18 километрах от райцентра – города Чернобыль и 150 километрах от Киева. В четырех километрах от АЭС  построен город атомщиков. Его назвали Припятью по имени реки, которая, причудливо извиваясь, соединяет белорусское и украинское Полесье и несет свои воды в Днепр. А своим появлением город обязан сооружению АЭС.
Древний Чернобыль дал свое горькое название, (а «чернобыль» - это полынь обыкновенная), мощной атомной электростанции, строительство которой начато было в 1971 году. Близость железнодорожной станции и автотрассы, наличие реки в основном и определили выбор этого места для первой на Украине атомной электростанции.
Строительство города и станции было объявлено Всесоюзной ударной комсомольской стройкой.
В 1986 году четыре блока ЧАЭС работали на полную мощность. Продолжалось сооружение пятого и шестого энергоблоков. С вводом их в строй Чернобыльская АЭС стала бы самой мощной атомной станцией в Европе. В штате станции числилось четыре тысячи работающих.

Май 1987 года выдался теплым. Соловьи исполняли сложные партии для своих избранниц, живность наконец-то почувствовала покой, а природе представилась возможность хотя бы здесь развернуться всей своей силой, создать всё самой, без надоедливого её царя. Трудолюбивые шмели борются с утренним ветром, им тяжело носить на лапках пыльцу, благодарно отданную весенними цветами, а люди думают, что есть какие-то законы, в соответствии с которыми они вообще не должны летать. Ивана вернул к реальности голос подполковника.
- Вот и прибыли, располагайтесь. Будете квартироваться в офицерской палатке, её номер четвёртый. Каждое утро в восемь – оперативка. Задачи на день, разборы полетов и так далее. Да, не забудьте получить индивидуальный дозиметр и лепестки. Инструктаж по технике безопасности утром. Вопросы ?
 Иван решил  не тянуть кота за хвост и расставить все точки над «І».
- Игорь Алексеевич, я уже говорил, у меня жена на сносях… Не хочу показаться трусом, но для меня важно быть с ней во время родов.
Подполковник внимательно смотрел на Черепанова, прямо в глаза. Сначала эта фраза вызвала раздражение, но тут же пришла мысль: «А как бы я поступил в такой ситуации? Наверное, так же».
- Что мне нужно сделать, чтобы срок сборов был перенесен или предельно сокращен?
- Получить максимально допустимую дозу облучения, и можно рассматривать вопрос о демобилизации.
- Я готов, Игорь Алексеевич.
- Сколько ей осталось ходить?
- Месяца два – два с половиной.
- Я устрою то, о чём ты просишь, но придется попотеть.

***
Из итогового доклада Международной консультативной группы по ядерной безопасности.

Предполагалось проверить способность турбогенератора во время полного отключения энергоснабжения станции подавать электроэнергию в течение короткого периода до того, как резервные дизельные генераторы смогут подавать энергию в  аварийных условиях. Неверно составленная программа испытания, с точки зрения безопасности и грубые нарушения основных правил эксплуатации привели к тому, что реактор вышел на низкую мощность (200 МВт/тепл), при которой расход теплоносителя и условия охлаждения не могли стабильно поддерживаться посредством ручного управления. В то же время операторы преднамеренно и в нарушение правил вывели большинство стержней управления и защиты из активной зоны и отключили некоторые важные системы безопасности.
Энергия, высвободившаяся в топливе в результате скачка мощности внезапно разорвала часть топлива в мелкие куски. Мелкие частицы раскаленного топлива привели к паровому взрыву. Разрушение реактора обеспечило доступ воздуха, который привел к горению графита. Авария привела к тому, что часть горячих кусков графита и топлива были выброшены на крыши расположенных вблизи зданий.

Лагерь был устроен по-военному чётко: от КПП прямой линией установлены полевые палатки, образующие несколько улиц. Иван быстро нашёл новое жильё.
- Добрым людям здравствуйте! – несколько  его новых соседей были на месте.. Процедура знакомства с рукопожатием много времени не заняла. Ивану показали свободную койку, и он разобрал вещмешок.
- Здоровенькі були! – Черепанов обернулся на голос сзади.
- Назар, – интеллигентного вида молодой человек протянул ему руку.
- Очень приятно, Иван Черепанов. Я так понимаю, соседями будем, - Иван кивнул на койку соседа.
-  Да. Чаю за знакомство?
-  Не откажусь, - Иван улыбнулся и достал из вещмешка банку сгущёнки.
Чай - напиток древний. Если в восточных странах его заваривают и пьют, соблюдая ритуал, с величайшим почтением и в тишине, дабы не нарушить гармонию с природой и самим собой, то у нас чаепитие стало ещё и поводом поговорить.. Причём чай в этом случае - лучшая альтернатива алкоголю. Утоляет жажду, как пиво, развязывает язык, как водка, и согревает, как коньяк.
Новые знакомые были примерно одного возраста и с первых слов нашли общий язык. Легкий  акцент и редкое имя заставили Ивана поинтересоваться:
-   Откуда сам будешь, Назар?
-  Этот вопрос  часто задаю сам. Похоже, я из Москвы. По крайней мере, там родился, но у семьи сложная история и уже давно наша родина здесь..
- Ты в Москве учился?
- Да, Баумана закончил.
- Оттуда выходят хорошие учёные. - Иван был искренне удивлен. Обычно он быстро составлял впечатление о человеке. У нового же знакомого слишком контрастировали простоватая внешность и грамотная речь.                ­      -Да, в основном теоретики, а я лаборатории недолюбливаю.
- Поэтому здесь?
- У меня есть, как говорят в Америке, пара незаконченных дел.
Иван вопросительно посмотрел на собеседника.
- Всем, чего я добился в жизни, или ещё добьюсь, я обязан отцу. Это был великий человек. Великий учёный. Тоже не любил лаборатории, его тянуло на неизведанные темы. Он многое не доделал, пропал без вести в шахте. Остались только записи, черновики…
-  В шахте?
- Да, не удивляйся, я же говорю, необычный человек был. Эксперимент он там проводил. Отец заразил меня физикой и учил всю жизнь смотреть на вещи не так, как мне удобней и прще, а так, будто я ничего об этом не знаю. Сам удивляюсь: такие мысли иногда приходят, только успевай записывать.
- И я в Москве учился. Она добрая к тем, кто там учится, потом все по ней скучают.
-  На кого выучился?
- Горный инженер. Я родом из Донбасса, там такие специальности нужны.
- Уважаю, - Назар искренне улыбнулся, - иногда задавался вопросом: я бы смог туда спуститься?
- В шахту? Первый раз - страшно. Когда клеть опускается, кажется, летишь. Потом смотрю на мужиков из бригады, которые стоят рядом, лица ничего не выражают – они через это каждую смену проходят, и ничего. Ко всему привыкаешь. Ты тут давно? Небось, тоже перестал бояться.
- Две недели. Я вообще-то не военнообязанный, после “бауманки” пошёл в институт ядерных исследований. А тут стихия вырвалась наружу, что может быть интересней для зануды, младшего научного сотрудника? Сюда полнашего института приехало. Меня дозиметристом оформили.
- Так ты в самом центре событий? На реакторе бывал?
- Конечно. Разведку проводили. Зрелище впечатляющее. Разворочено всё было, а теперь накрыли – иллюзия порядка.
-  Его же накрыли надёжно.
- Когда слышишь свист падающего снаряда, или очередь автоматную, какая твоя первая реакция?
- Пригнусь, или упаду, или скачусь по склону, в зависимости от ситуации.
- Вот. А завтра ты пойдёшь выполнять задачу в полный рост, будешь глубоко дышать свежим воздухом, будешь чаще дышать, когда устанешь, а ведь ты под постоянным обстрелом.
- Приятная перспектива, но ведь самая большая опасность миновала?
- Условно говоря, реактор уже ведёт не прицельную стрельбу, а рассеянный огонь, но всё равно, можно попасть под обстрел. Лихих парней тут достаточно, особенно среди рядовых. Лепестки не надевают, жарко им, видите ли. Оставляют дозиметры, дурни. А радиация, она злопамятная. Вроде ничего не дымит, погода прекрасная, но проходит время, и ты уже не тот. Я занимаюсь радиацией уже около десяти лет, и не могу сказать, что знаю все её фокусы. Точно известно: мы только в начале пути. Реактор взорвался почему? От людского незнания. Не знали, что строили, не знали, как это правильно работает, теперь не знаем, как безболезненно укротить, вечная история.


1979 год, город Южнокоммунаровск Донецкой области.

Профессор Гнатюк мысленно перебирал все подробности завтрашнего эксперимента. Такого никто ранее не делал, но для советского человека этот факт никогда не являлся препятствием. В этой стране всё делалось впервые, и полёт в космос, и ядерное оружие, и сам социализм тоже строился впервые.
Захар Григорьевич относил себя к категории людей паталогически ответственных и не позволял расслабиться, пока не достигал желаемого результата. Того же требовал и от подчинённых, за что снискал уважение в своём институте и зависть скороспелых кандидатов наук. Когда Минуголь поставил перед их НИИ задачу найти способ уменьшения  пыле-угольных выбросов в одном из регионов Донбасса, славившимся непредсказуемым горно-геологическим характером, руководство института не сомневалось, кого делегировать руководителем группы.
Захар Григорьевич с присущей ему основательностью взялся за дело и быстро нашел общий язык с коллегами из других НИИ, имевшими геологическую и горношахтную специфику. Он, учёный - ядерщик, предложил неожиданный и решительный ход: снять напряжение в пластах мощным подземным взрывом, используя небольшой ядерный заряд.
- Захар Григорьевич, вы понимаете, что в условиях нынешней международной обстановки это чревато осложнениями? – председатель государственной комиссии бросил острый взгляд поверх очков.
-    Если вы опасаетесь, что нас обвинят в проведении подземных ядерных испытаний, то в связи с минимальной мощностью заряда сейсмические последствия не превысят уровень колебаний, создаваемых при мощных, но естественных процессах в этом тектоническом районе. На приборах этот взрыв будет выглядеть как сильный выброс метана. Радиационное загрязнение поверхности исключено, поскольку глубина заложения заряда - 903 метра. Грунтовые воды по нашим прогнозам также не попадают в зону заражения.
- Без сомнения, если эксперимент пройдет удачно, польза для народного хозяйства будет велика, но уверены ли вы , что безошибочно просчитаны все последствия взрыва? Нельзя допустить даже малейшую вероятность проявления радиоактивности. Этот район густонаселен, да и в шахте людям работать ещё не один год.
- Да, я уверен. Всё просчитано до мелочей. После взрыва образуется камера диаметром около пяти метров, пласт оплавится, что позволит герметизировать очаг. Есть ещё один плюс. Взрыв будет маломощным, что позволит установить контролирующую аппаратуру максимально близко. Чтобы ни у кого не возникло сомнений, я с двумя помощниками будем контролировать ситуацию в соседней выработке.
Через две недели было получено «добро» на методику, предложенную профессором Гнатюком и в обстановке секретности началась подготовка. Операция  получила кодовое название «Кливаж».
Между пластами «Девятка» и «Кирпичный» на глубине около девятисот метров горняки начали проходку. Никто из них не знал, зачем проходить в заведомо бесперспективном направлении, но и вопросов никто не задавал. Нужно, так нужно – инженеры и учёные, прибывшие на шахту, производили впечатление людей грамотных, им видней. 
Спустя почти месяц зарядную камеру создали там, где, по расчётам профессора, взрыв успокоит неугомонную природу. Подземную лабораторию расположлиь в выработке неподалеку (по шахтным меркам) – по прямой около восьмисот метров, но по подземным лабиринтам растояние было в несколько раз больше.
Учёные спускались под землю каждый день, и если некоторые из них поначалу стеснялись признаться коллегам, что это вызывают панический страх, то теперь стесняться было уже нечего. Человек великий приспособленец – его психика и организм в состоянии привыкнуть к любым, пусть даже самым экстремальным условиям.
- Захар Григорьевич, горняки доложили о полной готовности.
- Поехали в шахту, Паша (ученик профессора Павел Седов непосредственно участвовал в эксперименте). Посмотрим своими глазами. Чертежи не забудь.
       После спуска на горизонт предстояло пройти ещё около километра. Коногонки на касках освещали путь и Паша живо представлял, как ударная волна распространяясь по выработкам, разваливает крепи, рушит своды.
- Что ты, Павел, приуныл? – профессор задавал темп ходьбы и обратил внимание на отставшего коллегу.
- Да так, дурные мысли в голову лезут.
- Мысли по поводу чего?
-  Ответственный эксперимент, вот и волнуюсь немного.
-  Волнение – это хорошо. Значит, переживаешь за результат, – профессор приобнял молодого помощника. – А ты, Павел, не боишься ли, часом?
- Захар Григорьевич, я в своей жизни ещё ядерных зарядов в действие не приводил. А нам обязательно в момент взрыва находиться в шахте?
- Ты же знаешь, Павел, что мечтой любого учёного-теоретика является эксперимент, который подтверждает его теорию. Такой возможности больше не представится, поверь мне. Любой другой вид испытания, кроме подземного,– международные договоры запрещают. Что касается взрывов на севере – нам такая мощность не нужна, слишком большая доза на выходе.
- Да я и не горю желанием на Новой Земле экспериментировать. – Паша всё больше волновался.
- Как же можно – быть на поверхности, когда тут – такое?
- Да, уж, да, уж…
- Павел! Будешь ёрничать, не видать тебе защиты! Сам завалю, слава всевышнему, что не все свои знания передал.
- Всё, всё, Захар Григорьевич. Возвращаюсь в наши ряды. Я ж не диссидент какой - нибудь, - Паша поправил на плече ремень сумки и широко улыбнулся.
- Скажи-ка мне, товарищ будущий учёный, ты всегда такой язвительный или только когда готов в штаны наложить?
- Простите, Захар Григорьевич, я не хотел вас обидеть, - Павел искренне смутился. Если бы они находились на поверхности, то яркий румянец был бы хорошо заметен.
История появления профессора Гнатюка в СССР не афишировалась, но близкие сотрудники знали, что с этим связан тяжелый период в его жизни и старались лишних вопросов не задавать.
     Захар Григорьевич Гнатюк родился в  Канаде, в штате Квебек, в семье украинских эмигрантов. Сразу после окончания НЭПа в Стране Советов, они уехали в Канаду, а позже переехали в Соединенные Штаты Америки. Это было время Великой депрессии, расцвета бутлегерства и гангстерских разборок. Дед Назара и на родине был не очень законопослушным гражданином, а в Америке, в этом огромном котле, переваривающем не самых лучших выходцев их всех частей света, освоился быстро. В стране равных возможностей и всеобщего уравнивателя шансов – «мистера Кольта», дед с пестрым криминальным прошлым  сразу же примкнул к одной из местных банд. Кого там только не было! И выходцы их Сицилии, и из Одессы и Киева, и даже один бывший польский вельможа. «Бизнес» деда был опасным, но прибыльным. Поэтому, когда родился сын Захар, семья решила дать ему хорошее образование и от ремесла отца оградить напрочь.
Расходов на учёбу не жалели – частная школа, колледж, университет. Характером Захар был в отца – настырный, упрямый, всегда добивающийся цели. Знания ему давались легко, и учился он с удовольствием, особенно преуспевая в точных науках. Природа, как бы компенсировала на нём недостаток образования предков, а окружающая действительность неустанно напоминала о необходимости бороться за место под солнцем. Чтобы стать успешным, сыну эмигрантов необходимо быть на голову выше остальных. Об этом он помнил и в Америке, и после переезда в СССР.
 На родину предков, но уже в Союз, в советскую Украину он вернулся через оккупированную Германию после второй мировой войны, что являлось большой редкостью. Его, молодого эмоционального учёного – физика возмутили ядерные бомбы, сброшенные американцами на мирные японские города. Он тайком покинул США, протестуя против монополии на ядерный гриб и надеясь помочь «русским» в создании атомного паритета. Откуда ему было знать, что в Союзе тоже длительно и успешно велись разработки атомного оружия и через четыре  года на полигоне в Семипалатинске будет взорвана первая советская атомная бомба.
Его  хорошо приняли в СССР, законспирировали, как и большинство советских учених, работавших в этой отрасли, дали лабораторию и возможность работать. Захар, защитил кандидатскую и докторскую диссертации по ядерной физике. При этом он изучал не только ядерные и водородные реакции, но  и влияние различных фоновых уровней на животных и человека, биохимические процессы, происходящие в организмах после взрывов. Со временем направление его работ становилось всё более нетрадиционным, не каноническим, что тогда не приветствовалось, так как предпочиталась тематика, напрямую связанная с военной доктриной. Некоторые его эксперименты и выводы производили впечатление не совсем научных, многие коллеги с недоверием комментировали его работы, а результаты последних исследований он даже перестал публиковать в закрытых журналах, решив огласить итоги только после окончательного завершения изысканий.

- Чтобы уехать отсюда и не попасть там в отбросы общества, нужно здесь чего-то добиться, а ты, Павел, молод ещё. И вообще, что за разговоры?
- Ну всё, профессор, я молчу уже давно… Вы же знаете, сначала скажу,  а потом думаю, за что и страдаю всю жизнь.
- Ладно, ладно… Главное не нарвись на тайных доброжелателей, они тебе устроят потом карьеру. Лучше скажи, надежда современной науки, ты кабеля прозвонил или на слово поверил электрикам?
Паша опустил голову и с видом проштрафившегося двоечника.
- Давай, давай. Завтра к 14:00 все должно быть готово. Утром заряд доставят. Пришли, кажется…


***
21 мая 1987 года
Радиостанция «Голос Америки», из интервью председателя комиссии по изучению паранормальных явлений.
«Высказываются предположения, что взрыв является результатом диверсии, по какой-то причине скрытой властями. Сторонники этой версии, в частности, упоминают, что разрушенный блок был сфотографирован американским спутником, который, по их мнению, оказался слишком точно и в нужный момент на нужной орбите над ЧАЭС.
 Ещё одна версия объясняет аварию локальным землетрясением. Ссылаются на сейсмический толчок, зафиксированный примерно в момент аварии. Сторонники этой версии утверждают, что толчок был зарегистрирован до, а не в момент взрыва, а сильная вибрация, предшествовавшая катастрофе, могла быть вызвана не процессами внутри реактора, а землетрясением. Причиной того, что соседний третий блок не пострадал они считают тот факт, что испытания проводились только на 4-м энергоблоке. Сотрудники АЭС, находившиеся на других блоках, никаких вибраций не почувствовали.
Согласно ещё одной версии причиной взрыва могла быть искусственная шаровая молния, возникшая при проведении электротехнических испытаний в 1:23:04, которая проникла в активную зону реактора и вывела его из штатного режима.»

Следующим утром в 8:00 штабная палатка была заполнена офицерским составом.
Всем доброе утро. С сегодняшнего дня я исполняю обязанности командира полка. Это первое. Второе: в наших рядах пополнение. Старший лейтенант запаса - Иван Сергеевич Черепанов.
Иван сделал шаг вперед и поздоровался. Подполковник Гнатенко продолжил:
- Кроме текущих работ в соответствии с графиком, нам поставлена задача восстановить железнодорожную ветку между пятым и шестым энергоблоками. Вновь прибывший Черепанов этим и займётся, его нам рекомендовали как грамотного инженера. Техническую документацию получите после оперативки. Иван Сергеевич, в ваше распоряжение поступает четвёртый взвод. Срок исполнения – неделя. О ходе работ докладывать каждое утро. Скоро втянетесь и привыкнете к графику. Обращаю особое внимание на соблюдение личным составом правил индивидуальной защиты…

Иван достал планшет со списком личного состава. Каждый делал шаг вперед и называл свою специальность. Его подчинённые напоминали партизанский отряд. Два бульдозериста, два водителя, стропальщик и пять специалистов широкого профиля со специальностью «куда пошлют» не так давно были сняты военкоматом с печи и совершенно не излучали оптимизма. Ремни висели максимально низко, защищая пряжкой ту часть тела резервистов, которой они гордились, вспоминая жён и не только. Руки в карманах, головные уборы напоминали  ермолки.
- Товарищи партизаны! – шутка Ивана вызвала в шеренге улыбки и добродушное рыготание. – Нам предстоит восстановить четыреста метров железнодорожного полотна между пятым и шестым реакторными цехами. На проведение работ выделена неделя. Я несу ответственность не только за результат, но и за безопасность и здоровье каждого из вас. Для начала – всем привести себя в порядок, не на танцы пришли. Подтянуть ремни!
Выражения лиц резервистов начали меняться.
- Не хочу показаться деспотом, но не потерплю халатного отношения к правилам безопасности. Инструктаж проходили все?
Строй нехотя кивнул.
- Предъявить индивидуальные дозиметры.
У двоих приборов, напоминающих толстые ручки, не оказалось.
- Два шага вперед!
Теперь взвод окончательно напрягся, из новенького добродушного балагура командир превращался в настоящего офицера.
- Напра-во!
Поворот был исполнен  нехотя, в дембельском стиле.
- До расположения полка семь километров по прямой. Времени даю два часа, и то потому, что по пересечённой местности. Надеть лепестки!   
          Вопросительные взгляды выразили всю меру недоумения  провинившихся.
- Время пошло! Взвод приступает к уяснению задачи.
Вечером Ивака вызвал подполковник
- Слышал, у тебя бойцы кроссы сдают?
- Так точно, работаем над дисциплиной.
- Иван Сергеевич, вы взялись за дело, для офицера запаса даже очень неплохо.
- Товарищ подполковник…
- Сейчас можно просто Игорь Алексеевич, - подполковник сам никогда по штабам не прятался и любил офицеров, считавших лучшей формой – полевую. - Может, тебе и не пришлось друзей по частям собирать, как мне в Афгане, но вижу, жилка в тебе есть. Сильные, бывает, ломаются, слабаки становятся сильными. Ты и сам не заметишь, и семья твоя может не заметить, но в нужный момент это проявляется. Спортом занимаешься?
- Вы же моё личное дело читали, - Иван хитро улыбнулся.
- Ты ещё и наблюдательный, да читал, конечно. Это хорошо, - Гнатенко на несколько секунд задумался, глядя в сторону.
- Так с этого кросс и начался, Игорь Алексеевич, будем учить любить и беречь своё здоровье.
- Эх ты какой… Одобряю, конечно, но смотри не перегни, у нас недобор постоянный.

 Вечером над палаточным лагерем появилась белая медведица, свесив ручку ковша в сторону молодой  луны. Ночное небо было ясным, чёрным настолько, насколько это возможно в лесу, удаленном от светящихся населенных пунктов. Иван любил смотреть на звезды. Бывает, что пока свет звезды доберётся до Земли, может и самой звезды не станет. А мы её видим. Такая машина времени.
Иван задумался о работе: «Осталось два дня, всё идет по графику. А ведь когда-то, в начале века подобную дорогу строил и хрестоматийный герой Павел Корчагин. Нет, я конечно, не герой – революционер, но задачи у нас похожие.» В уме всплыли кадры из фильма «Как закалялась сталь». Ещё тогда Иван отметил, что актёрам на съемках пришлось помучаться. Что  ни кадр, то  дождь, холод. Тогда всё было так: или ты свой, или чужой. Или отдаёшь жизнь, или её у кого-то забираешь. Корчагин со своими красноармейцами выложился, за что и поплатился здоровьем. Имела ли смысл эта жертва? Может тогда, в условиях революционного вдохновения – и да. А сколько он мог бы сделать ещё для страны, если бы так быстро не ослеп? Сейчас вроде бы всё по-другому: в условиях нынешнего технического прогресса нет смысла фанатично гробить себя ручным трудом, пусть даже и на свежем воздухе. Машины уже многое научились делать за людей, но зато и опасности уже другого порядка. Тиф побороли, зато выпустили из бутылки ядерного джина. Его взвод тоже строит железную дорогу и каждую минуту подвергается невидимой опасности. Уж лучше бы она была как-то заметна. Реактор накрыт саркофагом, но это лишь маскирует тревогу. После аварии станция  стала полигоном для изучения новых процессов, но пока никто толком не может знать последствия малых доз радиации, например. Что-то прояснится, когда ликвидаторы проживут несколько лет, а может, и десятилетий. Или не проживут…

                ***
        1979 год, город Южнокоммунаровск  Донецкой области.
Ранним утром колонна военного транспорта появилась на территории шахты. Впереди со включенной синей мигалкой ехал УАЗ с красной полосой на борту и надписью «ВАИ». Следом тащились «Урал» с яркой табличкой «разминирование» и ЗИЛ с ротой сапёров, замыкал колонну такой же военный УАЗик.  Сапёры разгрузили ящики и под контролем сотрудников в штатском доставили в шахтную клеть. Профессор и его команда в сопровождении военных спустились в шахту.
- Очень аккуратно, пожалуйста, здесь точное оборудование! – Захар Григорьевич переживал за каждую упаковку.
Контейнеры погрузили на специально сконструированные тележки, и маленький подземный электровоз медленно отправился в путь. Профессор шёл следом.
- Всё будет хорошо, Паша. Ты даже не догадываешься, как мы продвинем человеческие знания.
- Почему же, догадываюсь, Захар Григорьевич. Не меньше, чем Нобелевская премия! Только зачем она нам, всё равно ведь не получим, ну максимум – Ленинская!
- Ты неисправим, Седов.
- Кто с нами ещё будет завтра?
- Завлабораторией, Сергиевский.
- Тогда я спокоен. Этот измерит всё в любом периоде.
Подземный состав прибыл на конечную станцию и оставшиеся тридцать метров до зарядной камеры ящики были бережно перенесены военными.
- Приступаем к сборке. Прошу остаться только членов сборочной команды.
- Вы уж простите, профессор, но мы вас тут одних не оставим, - голос из-под коногонки принадлежал куратору от КГБ.
- Ах, да, Сергей Фёдорович, как я мог о вас забыть…
Под землёй загорелись прожекторы и началась установка заряда. Собственно, сам заряд был доставлен в собранном состоянии, к нему нужно было подключить детонирующие элементы и проверить исправность электроцепей. В шахте установилась тишина,  слышно было лишь позвякивание инструмента да сборщики время от времени перекидывались специфическими терминами.
- Товарищ полковник, работы в соответствии с регламентом сборки окончены, установка находится в обесточенном состоянии. Можно приступать к монтажу перемычки. Выставляйте караул, Сергей Федорович. Мы спать.
- Принято, Захар Григорьевич.
- Шеф, поехали на паровозе, а?
- Нет, Паша, я пешком. Так думается легче. Стук этих железяк, знаешь ли, сбивает с толку.
На стареньком столе в комнате на квартире, где квартировали учёные,были разложены простыни с чертежами шахтных разрезов и толстые папки с расчётами, над которыми склонились профессор и два сотрудника института.
-  Вопросы есть?  - профессор Гнатюк посмотрел поверх очков.
- Есть, – заведующий лабораторией Миша Сергиевский закурил и задумался. - Захар Григорьевич, мы завтра будем проводить такие исследования, которые выходят за рамки всех известных мне научных программ нашего института. Что вы затеяли, профессор? Это в вашем стиле – выносить идею, а потом всех огорошить.
Гнатюк загадочно улыбнулся, но только на секунду, и сразу же выражение его лица снова приняло профессорский вид.
- Видите ли, коллега, не хочу  делать преждевременных выводов, но, похоже, мы на пороге сенсационного открытия.
- Скорее всего, не мы, а вы, профессор! – Паша искренне расплылся в улыбке.
- Если подтвердятся мои предположения, то работы хватит всем, и я буду настаивать на разработке этой темы. Мне нужны некоторые данные, касающиеся поведения энергетических полей в условиях радиоактивного излучения. Я считаю, что существует параллельное измерение и возможен переход материи как туда, так и обратно.
- Очень скромное открытие. Никакого пафоса. Подумаешь, параллельный мир? – Паша, допивая чай, даже не оторвал глаз от стола.
- Захар Григорьевич, но ведь это полностью противоречит теории материализма, теории эволюции, наконец.
- Вовсе нет, эти теории созданы людьми, а не природой. Сами же люди не знают ответы на очень многие вопросы. К примеру, принято считать, что ни энергия, ни материя не могут появиться из ниоткуда и исчезнуть в никуда. Происходит постоянная трансформация – энергетические коллапсы, замирания в развитии – это только видимая часть процессов. Я уверен – и время, и энергия могут существовать в ещё одном, параллельном измерении. Это подтверждают очень многие исторические факты -  скачки в развитии человечества, немыслимые для своих периодов времени объекты, оставшиеся там, где жили варварские племена, следы неизвестных цивилизаций. Мы до сих пор не можем понять, как египтяне построили пирамиды, например. Мы знаем, как устроен атом, но не знаем, как они подняли на вершину блоки. И это не инопланетяне, коллеги. Это задвоенный опыт человечества, который передавался из одного измерения в другое, а добывался он одновременно в обоих измерениях. Я нашёл тому подтверждение в теории, осталось смоделировать переход в лабораторных условиях, потом создать сам портал.
-  И сможем ходить туда – сюда?
- Я тебя не возьму с собой туда, Паша. Вдруг там общество  более серьёзное, чем ты сам. Зачем тебе такие психологические травмы?
Сергиевский поправил очки и уставился на профессора.
- Да, да, Миша. Существование параллельного измерения даёт ответы на очень многие вопросы. Я докажу, что оно существует.
- Захар Григорьевич, вы старше, у вас гораздо больший научный и житейский опыт. Я не понимаю, зачем вы это рассказали, зачем мы вам нужны?
- Ну вы же спросили, Михаил. Я ответил. Ответил честно. Чтобы завтра вам было легче со мной работать. Я не сторонник кулуарных исследований и, если честно, мне не хватает единомышленников. Эта теория несколько бредовая, но только на первый взгляд. Кроме того, мы можем открыть еще одно окно, поднять занавес, освежить наше общество. Создать условия для перемен! Гнатюк вдруг резко обоврал себя, нахмурился и продолжил уже спокойным тоном: «Я набросал кое - какие пожелания по завтрашнему эксперименту, хочу задать вопрос: вы со мной?»
Миша стоял всё в той же позе, заслоняя мешковатой фигурой окно.
- Я думал, что уже достиг всего в жизни, но я ошибался, профессор. Для меня честь быть в коллективе первооткрывателей.
- Павел? – Захар Григорьевич повернулся в сторону своего ученика.
- А я теперь всё понимаю, как же стать генералом, если не быть на поле боя? Конечно, я полезу в эту шахту, профессор. Но давайте попытаемся извлечь максимум пользы и больше не будем спускаться так глубоко. Меня мутит от спуска, у меня закладывает уши при подъёме, я не люблю ограниченное пространство, но я чертовски хочу стать знаменитым. Пусть даже в роли ассистента.
- Вот и славно, друзья мои, теперь расскажу вам то, чего не знает государственная комиссия, - профессор достал серую картонную папку на тесёмочках…

                ***

23 мая 1987 года

Научный журнал N7 ( МинЧернобыль Украины, Академия Наук Украины)
           Рассмотрено восемнадцать (!) вариантов проекта объекта «Укрытие».
      Грандиозность конструкторской мысли, которая воплотилась в этом защитном сооружении, можно охарактеризовать несколькими примерами. Для сооружения объекта «Укрытие» использовались краны с максимальной на то время грузоподъемностью – 600 тонн. Для создания перекрытия над разрушенным реактором была дистанционно установлена уникальная металлическая балка длиной 70 метров, высотой - 6, а весом -147 тонн, её назвали «Мамонт». 

«Урал» приполз по просёлочной дороге в расположение полка, прибыло пополнение. Иван издалека заметил спрыгивающих из кузова людей, подошел поближе и с интересом стал вглядываться в их лица. Этот – юный максималист, этот – типичный деревенский хозяин, этот приехал подзаработать, этот… Знакомая, слегка сутулая, высокая фигура, нос картошкой и  короткая стрижка «ёжиком».
-  Василий! – Иван ускорил шаг в сторону вновь прибывших.
- Ух, ё! Ванька! Приветище! – высокий рыжий «ёжик» расплылся в улыбке и развёл руки в стороны в ожидании крепких дружеских объятий.
- Сколько лет, сколько зим! Вот уж не ожидал встретиться с тобой именно здесь.
- Слушай, а говорят страна большая. Деревня, она и есть деревня, - старые товарищи обнялись.
- Давай так, Вась: сейчас будут некоторые формальности, я схожу к Гнатенко, это наш командир, попрошу тебя ко мне, в четвёртую. А потом готовь уши, будем разговаривать.
- Звичайно… Стільки не бачілись!  - Василий улыбнулся ещё раз и похлопал Ивана по плечу.
В своё время, на заре туманной юности, как любил говорить Иван, они встретились в стенах общежития Московского горного института и быстро нашли общий язык. Тем более, что их украинское «шо» сближало в непонимании московского говора. Василий Собко был родом из Львовской области, а Иван – из Луганской и теперь они почувствовали себя земляками. Парни были хваткими к учёбе, как и другие провинциалы, попавшие в московский ВУЗ собственными силами. Однако их нельзя было назвать заучками - занудами. Времени хватало и на пиво, и на барышень. Первый курс научил друзей, что у официального входа в общежитие имеется альтернатива. Все вахтёрши, закрывая наглухо двери в 23:00, поджидали запоздавших гулён и брали на карандаш для коменданта. На собеседовании у Веры Григорьевны, полной и колоритной хозяйки общаги, парней вкратце знакомили с печальными перспективами. Первым шагом по привитию молодым нелегалам элементарных знаний в области социалистического общежития ставало лишение мелких бытовых льгот, зависящих от комендантши. В ответ на любую просьбу, отныне они рисковали нарваться на суровый взгляд близко посаженных глаз из-под классической прически, за которую её прозвали «Фрекен Бок». Может быть, если бы Фрекен Бок могла  дома после работы накормить вареньем своего Карлсона, то она не была бы так сурова. Но Вера Григорьевна имела столь мужеподобный вид, что ей так и не повезло на амурном фронте и, соответственно, детей тоже не было. Нет, она не мстила миру за такую несправедливость, тренеруя своих неугомонных жильцов. Напротив, где-то под громадным бюстгальтером билось сердце невостребованной мамы, которая всячески старалась компенсировать отсутствие объекта для приложения заботы. Если в других общагах с нарушителями режима не церемонились, сразу разбирая на комсомольском бюро за аморальное поведение, то в их «четверке» самым большим наказанием считалось попасть в оборот к Вере Григорьевне. Никакое бюро или деканат не были убедительны, зато Фрекен Бок умела делать так, что, во-первых, ты чувствовал себя виноватым как минимум в том, что сгорел Рим и сам был готов воспламениться от стыда, а, во-вторых, ты понимал, что не уехал от родителей, а к ним приехал. Запах курева допускался только у старшекурсников, о спиртном и речи быть не могло. Познав всю силу заботы Веры Григорьевны, парни больше не хотели её расстраивать и быстро нашли выход, вернее вход, вернее даже не совсем вход. Достаточно открыть внутреннюю раму, а наружную освободить от защёлок, и не так уж далеко находилась пожарная лестница.
Воспоминания захлестнули Ивана. Вроде бы и не так давно это было, а как много уже изменилось. В голову лезли банальные мысли о том, что это были самые счастливые годы, о том, сколько времени потрачено попусту, и как могла бы повернуться судьба, не поступи он в институт.
- Алё, паровоз! – Вася стоял рядом, излучая радость.
Паровозом он дразнил Ивана, сложив ещё на первом курсе сложную логическую цепочку, начинавшуюся с фамилии друга. Черепанов – изобретатели – паровоз. Иван не обижался, но в ответ ничего придумать не получалось, уж очень простые имя и фамилия были у Васи Собко.
- Ну, наконец-то, тебя только за смертью посылать, быстрый олень. Идём на завалинку. Чай с меня.
Друзья расположились на обтесанном стволе упавшей сосны, служившем лавкой в курительном углу и, обжигаясь чаем из алюминиевой кружки, погрузились в воспоминания.
- Лучшего места для встречи не нашлось? Глазам своим не верю, ты хорошо сохранился! – Василий всегда любил поддеть.
- Не подумай, дружище, в холодильнике не сплю. В барокамере тоже.
- Свояков всё так же чётко бьёшь? Я сколько не ставил руку, так не получается до сих пор.
- Эх, было дело…
Любимым местом отдыха друзей в институтские годы был парк Горького. Сколько всякого повидали эти аллеи и лавочки! Влюбленные парочки, дедушки – шахматисты, пограничники в зелёных фуражках, все стремились убежать сюда от жаркого города. Любимым местом Ивана и Васи стала бильярдная. Это заведение прославилось тем, что в его стенах снимался эпизод из «Место встречи изменить нельзя». Рука дублёра лихо раскатала партию, и Глеб Жеглов нагнал ужас на Куравлева – уголовника. Место знаковое. Как-то парни, прослышав о такой истории, зашли поглядеть на интерьеры из кинофильма, взяли стол  и обнаружили некоторые способности к бильярду. С тех пор они частенько упражнялись, поглядывая на мастеров за соседними столами, у которых шары исполняли чудеса по пути в лузу.
- Вась, а тебя как сюда занесло?
- Наверное, так же, как и тебя – призвали из резервистов. Семья поначалу расстроилась. Успокоил, как мог, тем более уже не так опасно.
- Да… А я получил повестку, пошёл к военкому, объяснил, что жена родить должна скоро второго, неужто я так незаменим?
-  А он что?
-  Говорит, подумаем. Пока думал – два дня прошло. Потом якобы документы отправили, а изменить что-то он бессилен. Теперь у меня есть выбор – стать героем по-быстренькому, или волочиться по округе, местных гонять.
-  Ха! Надеюсь, ты выбрал первый вариант?
-  Чего ржёшь? Сам знаешь, не люблю обыденность.
-  Припоминаю, как же. Если бы тебе встретился Чапаев, ты бы долго не думал, первая тачанка стала бы нашей.
Дружеский хохот повторился лесным эхом. Ещё долго друзья вспоминали беззаботную юность, не обращая внимания на то, что неподалёку за стеной саркофага продолжал дышать радиацией четвертый энергоблок.

                ***
       1979 год, город Южнокоммунаровск Донецкой области.

Утро проникло в комнату, наполненную табачным дымом. Будильник «Слава» разразился так, словно хотел убедить всех, что назван настоящим мужским именем, а не в честь призрачного явления, о котором мечтал Паша.
Захар Григорьевич уже вытащил кипятильник из большой эмалированной кружки и аккуратно положил его остывать на деревянную досточку. На тарелке была заботливо разложена любительская колбаса, украшенная по краям тремя плавлеными сырками, освобождёнными от фольги.
- Товарищи учёные, чай  готов, я бы на вашем месте поторопился.
Паша резко подскочил с кровати, хрустя суставами потянулся и по-детски зевнул.
- Захар Григорьевич, теперь буду в командировки ездить только с вами. Приятно просыпаться как дома.
- Давай, давай, лентяй, приводи себя в порядок, сегодня ответственный день. Кстати, такое счастье тебе не грозит постоянно. У нас дома, например, вахтовый метод. Мама наша часто дежурит в отделении, так что мы с сыном завтрак ей готовим по очереди, одну неделю я, другую – он. Ему в институт рано вставать и он всё успевает.
- А ваш сын учится?
- МВТУ имени Баумана. Пошёл по моим стопам.
- Профессор, вы не боитесь, что ваша семья долгими зимними вечерами не будет иметь тем для беседы, кроме обсуждения перспектив ядерного синтеза, - несмотря на утреннее расслабленное состояние, нашёлся Паша.
- Вовсе нет. Я мечтал даже об этом. Мой Назар лучше, чем я.
- Чем же?
- Ну, во первых – у него есть я. Меня физике никто не учил, выгрызал всё сам. Второе: у него есть он сам, он трудолюбив, может даже больше, чем я. И третье – он болеет открытиями. Он честолюбив. Для учёного это очень важно, без этого качества невозможно двигаться вперед.
- Я так и знал. У меня сумасшедшие перспективы!
- Без сомнения, Павел! Только нужно ещё поработать над пунктом номер два.
- Трудолюбие? Согласен. Есть грешок. Но согласитесь, профессор, талант – это немаловажно!
- Успех, Паша, складывается из одного процента таланта и девяноста девяти процентов пота, это факт проверенный.
Чай был разлит по кружкам, бутерброды пошли в ход, осталось только не забыть, что впереди ответственное дело.
- Машина приедет за нами через десять минут. Миша, проверь по списку, ничего не забыли?
- Захар Григорьевич, мы собирались более ответственно, чем в отпуск. Всё уложено, я гарантирую.
- Отпуск? Хорошо бы, в этом году так никуда и не поехали… Давайте перед дорожкой по традиции присядем,  что ли?
Офицер, отвечавший за безопасность учёных, уже ждал в коридоре.
О чём они думали в пути? Профессор перебирал подробности эксперимента, Паша готовил себя к испытанию славой, но при этом по-прежнему боялся спуска в шахтной клети, Михаил же не мог свыкнуться с мыслью, что ему предстоит стать участником ярких событий в жизни современной науки.
Серая «Волга» заехала на шахтный двор. Паша пробежался глазами по территории и был удивлен количеством специальных автомобилей.
- Не уж-то все эти горноспасатели, пожарные, скорые ради нас?
- Ты опять? – Миша с укором стрельнул взглядом на молодого коллегу и пробурчал: - дай Бог, чтобы не понадобилось.
 Тройка испытателей достала из багажника баулы и отправилась в раздевалку облачаться в спецодежду.
У клети их ждали председатель государственной комиссии, директор НИИ и еще пара человек в штатском, внешний вид которых не оставлял сомнения в их ведомственной принадлежности.
Председатель комиссии встретил учёных первым, подождал пока они подойдут поближе и каждому пожал руку.
 - Товарищ Гнатюк, товарищи ученые. Мы верим в ваш талант, верим в торжество советской науки. Мы верим, что вы откроете новую страницу в истории укрощения атомной энергии, в истории её изучения на благо нашей великой Родины. Я не сомневаюсь, что всё пройдёт на высочайшем уровне и на поверхность поднимутся герои науки.
«Эх, как загнул! - Паша сдерживал предательскую улыбку изо всех сил. Провожает, как космонавтов. Посмотрим, что ты скажешь начальству, когда мы привезем открытие. Тогда все узнают, кто убил Кеннеди!»
- Как говорится, официальная часть окончена, теперь лично от меня. Офицер, закрой уши, - один из людей в штатском улыбнулся.
- Ни  пуха вам, товарищи!
- Ну, тогда – к чёрту! – профессор решительно выдохнул и прошёл в клеть.
Спуск как обычно был для Паши тяжёлым, на этот раз он взял бутылочку с водой и глотал, чтобы отложило уши.
- Смотри, там туалетов нет, - Миша рассмеялся.
- Переживу как-нибудь, лишь бы на кабель оголенный не попасть.
Путь до пульта они проделали на шахтном электровозе. Разгрузка баулов заняла около пятнадцати минут, установка и подключение необходимых приборов – ещё полчаса. 
- Готовы? – профессор развернул план испытаний.
- Миша, что у тебя?
- Всё в норме, Захар Григорьевич. Приборы запитаны,  я готов.
- Павел?
- Жду команды. Все цепи запитаны, установка к испытанию готова.
- Диспетчерская, доложите о наличии людей в шахте.
Голос в телефонной трубке отозвался моментально:
- Все на поверхности, желаем успеха.
- Вентиляция?
- Главный вентилятор отключен.
- Питание?
- Подается только на ваш кабель.
- Резервное питание?
- Подключено, в случае аварийной ситуации готовы запитать.
- Метан?
- В норме по всем лавам.
- Начинаем, - профессор повернулся к своей команде. - Одеваем самоспасатели. Все помнят жестовые команды?.
- Так точно, шеф! - Паша уже надевал на себя тяжелый алюминиевый ранец.
Профессор Гнатюк нажал кнопку, подающую наверх сигнал о том, что процедура запуска установки началась.
Указательный палец правой руки вверх.
Миша включил самописцы и ответил большим пальцем правой руки.
Второй палец правой руки вверх.
Паша вставил ключ в замочную скважину своего пульта. То же самое сделал Гнатюк.
Третий палец вверх.
Колпачок кнопки поднят.
Четвёртый палец вверх.
Паша покрылся бусинками пота.
Кнопка нажата.
Ожили стрелки самописцев, сдвинулись датчики приборов, но это заняло в сознании Михаила столько времени, что, казалось, оно потеряло ценность. Сначала задрожал свод и захрустели шахтные крепи. Мелкая угольная пыль струйками посыпалась из новых щелей в потолке. Гул, появившийся в лаве, нарастал, и казалось, вот-вот здесь совершит посадку реактивный лайнер. Паша закрыл уши руками. Его лицо выражало неописуемый, животный ужас. Взгляд в сторону профессора оптимизма не добавил: потух свет. Лучи фонарей, расположенных на касках, разрывали в клочья пыль. Она была везде. Взрывная волна катила впереди себя тонны пыли. Удар.
Профессор очнулся от боли в ногах. Каска улетела недалеко, болтаясь на шнуре коногонки. Дотянулся до неё. Откуда свет вдоль пола? В паре метров от него лежали Миша и Павел, согнувшись в неестественных позах, их фонари освещали поверхность подземной лаборатории. Сверху лежали элементы крепи, Паша по пояс завален крупными обломками. Глаза у обоих закрыты и кровь. Тонкая струйка. У Миши - из-под каски, из ушей, у Паши -  из ушей и изо рта.
«Кровь только пошла, даже на пол не успела пролиться, значит я выключился на считанные секунды», - Гнатюк не успел понять, что произошло.
«Вены, где вены. Рука. Шея. Нет пульса. Паша. Шея. Нет пульса. С другой стороны. Не может быть. Это у них шок. Откопать. Как можно быстрее.» Профессор начал рыть породу руками, разбивая их в кровь о куски угольно пласта.
Тишина. Дышать тяжело. «Самоуверенный засранец. Ребят погубил. Всё».

На поверхности, в помещении штаба, расположенного в здании шахты «Юнком» стояла гробовая тишина.
Директор шахты накручивал круги вокруг громадного стола для совещаний, делая одну затяжку за другой,  пепельница была полна окурками «Беломора».. Председатель Госкомиссии смотрел на белый телефон спецвязи и осмысливал первые два предложения, которые он успеет сказать, прежде, чем трубка расскажет все дальнейшие перспективы его карьеры. Офицеры КГБ, курировавшие експеримент, удалились для выполнения доклада  своему начальству.
-  Да, да, товарищ генерал. Нет, никак нет. – Председатель был бледный, как предсвадебная простыня. - Принимаем все меры. Горноспасатели спустились. Завал около семидесяти метров. Нет. Практически нет. Имеющимися силами не меньше недели. Есть привлечь. Если их привалило, то шансов не много. Уровень повышенный, но не слишком опасный. Это в другой стороне. Обвал законсервировал и взрывную камеру, и пульт.  В шахту подается воздух. Пожара нет. Там был проложен резервный трубопровод для подачи свежей струи, сейчас подаётся воздух на пульт,  пока не понимаем, есть ли утечка. Есть докладывать каждые два часа.


                ***
24 мая 1987 года

     Газета краснознамённого Киевского военного округа «Ленинское знамя»
          «В ликвидации последствий аварии на ЧАЭС отличились многие воины подразделения, где служит офицер И.Черепанов. В течение нескольких недель они напряжённо трудились, очищая кровлю третьего энергоблока.
Вслед за этим воины приступили к сбору и вывозу заражённых частиц и отходов. Особенно чётко и добросовестно трудились старшина Г.Капканик, младший сержант М.Гуров, ефрейтор С.Кузьмин.
В сложной обстановке коммунисты и комсомольцы проявляют высокие организаторские способности, умение оперативно принять грамотные и технически верные решения, показывают личный пример Обо всем этом рассказал боевой листок, выпущенный в подразделении.


В один из вечеров уставшие резервисты собрались в офицерской палатке. На столе красовалась бутыль самогона.  История его появления в расположении части уникальна.
Служивых, у которых индивидуальная доза облучения подходила к предельно допустимой, отправляли работать в зону отчуждения. Как правило, на разборку  домов в загрязнённых деревнях.. Несмотря на все запреты, там ещё жили люди. Обычно, разборку начинали того с края деревни, откуда заехали. Когда это ответственное дело поручили лейтенанту Ильину, молодой паренёк, сам не зная по какому принципу, указал пальцем на третий дом. Затем – под снос пошёл второй с противоположной стороны.  Хоть какое-то разнообразие. Один из оставшихся хозяев нашёл лейтенанта и начал переговоры на предмет усовершенствования графика сноса. Лейтенант сразу не сообразил, почему люди просят ускорить снос их родного жилья. За этим стоял меркантильный расчет – взамен полагалось переселенческое жильё. Переговоры не были длительными, Ильин увидел перед собой бутыль с вечной валютой всех славянских деревень. Самогон был красивого коньячного цвета, настоянный на молодых орехах. Лейтенант снял пробу и одобрил проект очередного сноса. На следующий день он чувствовал себя большим начальником и знатоком почти всех сортов местного разлива. Но это богатство куда – то нужно было девать. Лейтенант вспомнил о сослуживцах и на свой страх и риск привёз самогон в расположение полка. Гул одобрения прокатился по палатке, кода  Ильин выложил из мешка на пол бутыли. Но нарочитый кашель сзади на фоне внезапной тишины упреждали об опасности. Черепанов вопросительно сверлил глазами Ильина. После непродолжительного диалога в рамках уставных отношений между  начальником и подчиненным, Иван велел доложить химический состав жидкости неизвестного происхождения. Ответ последовал незамедлительно: С2Н5ОН, с добавлением воды, сивушных масел и ароматизирующих веществ. Был вызван дозиметрист, который  применил свои умения к спиртосодержащей жидкости и установил, что фон от продукта  несколько превышает допустимый.  Бутыль отнесли в командирскую палатку до принятия решения. Несколько дней решалась судьба напитка и было принято волевое решение употребить в рамках приличия и без вреда для дела, так как в лагере общий фон находится на том же уровне и хуже уже не будет.
- Лейтенант! – для начала разговора Иван выбрал начальственную интонацию, дабы смутить подопечного официальным началом.
- Да, Иван Сергеевич! – лейтенант Ильин поддержал игру в начальника – подчиненного и шутя отдал честь.
- Подскажите, коллега, насколько вреден для организма ликвидатора напиток, произведенный в заражённой зоне?
- Уверен, что, как говорили наши предки, а они не были дураками, Иван Сергеевич, так вот, клин клином вышибают!
- Вы хотите сказать, что, имея достойный повод для чаепития, мы не вправе тянуть время под предлогом того, что кипяток наш слишком крут для восприятия?
- Так точно, Иван Сергеевич! А у нас есть повод?
- Да, лейтенант Ильин! Сегодня большой праздник!
Стоящие рядом офицеры с интересом наблюдали за развитием сценки и ждали, чем она закончится.
- Назар!
Гнатюк появился из недр палатки.
- Твой аппарат далеко?
Лениво потягиваясь, Назар исполнил движение в стиле Майкла Джексона, которым тот доводил  поклонниц до истерического визга – правая рука на ширинке, левая – сзади – и пара характерных движений тазом.
- Он всегда при мне, шэф!
Компания разразилась дружным хохотом.
- Тогда доставай, Назар! Будем мерить уровень радиации. Ильин, бутыль!
- Э-э-э! Я, и своё богатство к источнику излучения подносить? Уж лучше внутрь принять, хоть польза будет!
- Тогда для очистки совести воспользуемся твоим штатным прибором! Замеряй-ка уровень жидкости!
- Да что его мерить, Вань, и так вижу – трёхлитровая!
- Назар, ты же учёный, оцени грамотно последствия приёма этого божественного напитка!
Назар одел наушники, поднёс штангу с датчиком к бутылю и, закрыв глаза, изрёк:
- Щёлкает! Предполагаю, что на утро нужно готовить воду. Будет голова болеть!
- А если с закуской?
- Если вторая рота принесёт тушёнку, то негативные последствия воздействия радиации могут быть минимизированы! Сегодня день рождения моего старшего сына!- наконец-то Черепанов дал волю эмоциям.
- Урааааа!- однополчане Ивана подкинули вверх пилотки и стали его обнимать. Кто-то самый резвый рванул делать ревизию вещмешков, и вскоре нехитрый банкет был накрыт.
 На столе появилась тушёнка в жестяных банках, хлеб разобрали на ломти, неизвестно откуда взялась банка солёных огурцов и посыпались тосты. Служивые уже успели соскучиться за хорошей компанией, да и вид их нынешней деятельности предполагал, что напряжение не может длиться вечно. Не свойственно русскому человеку пребывать в состоянии борьбы постоянно. Обязательно есть место празднику. Пусть даже и в такой специфичной обстановке. Вскоре начались дебаты. Одни обсуждали особенности перестроечного процесса и отношение властей к виноградникам, другие вспомнили, что как только к власти пришел Горбачев, сразу в стране начались чередой неприятности, третьи, не стесняясь, поливали на чём свет стоит атомную инженерию.
- Читали? Расследование аварии закончено, все руководство станции посадили, - Василий достал из кармана аккуратно сложенную вчетверо газету.
- «Ленинское знамя», вчерашний выпуск. Та-а-ак… Ага, вот здесь, внизу. Читаю: «Одним из основных виновников аварии признан бывший директор станции В. Брюханов. Являясь руководителем сложного в технологическом отношении предприятия, он не обеспечил его надёжной, безопасной эксплуатации, неукоснительное выполнение персоналом установленных правил. Случаи нарушения технологических инструкций с его ведома нередко скрывались, порождающие их причины не устранялись. Отсутствие взаимной требовательности, беспринципность привели к тому, что среди руководства АЭС и части специалистов сложилась атмосфера вседозволенности. Благодушия и беспечности».
- Интересно, у них тут что, техникумовская база для прохождения практики была или атомная электростанция?
- «Брюханов не принял мер  к ограничению масштабов аварии, не ввёл в действие план защиты персонала и населения от радиоактивного излучения, в представленной информации умышленно занизил данные об уровнях радиации».
-  Он что думал, рассосется само собой?
-  «На суде вскрыты факты грубого пренебрежения служебными обязанностями бывшим главным инженером АЭС Н. Фоминым и его заместителем А. Дятловым.»
- Ой, хлопцы… Не так всё просто, - Назар до сих пор внимательно слушал.
- Что сложного, напортачил – получай. Водитель человека собьёт, посадят. А тут люди погибли, два города эвакуированы, «рыжий лес» на западе видел?
- «Приняв решение о проведении испытаний на четвертом энергоблоке перед его выводом в плановый ремонт, В. Брюханов, Н. Фомин, А. Дятлов, а также бывший начальник реакторного цеха А. Коваленко не согласовали его в установленном порядке, не проанализировали все особенности эксперимента, не приняли необходимые дополнительные меры по обеспечению безопасности». Тут ещё несколько виновных, в итоге имеем. Вернее они имеют: «Судебная коллегия приговорила В. Брюханова, Н. Фомина, А. Дятлова к максимальной мере наказания, предусмотренной за эти преступления уголовным кодексом, - десяти годам лишения свободы. Б. Рогожкина – к пяти»,  дальше - по уменьшению.
-  Как-то уж очень гуманно, - некоторые офицеры ухмыльнулись.
- Так для подобного уровня аварий специально статьи в уголовном кодексе не писали. Кто же думал, что такое может произойти?
- Наука сильная, это да. Только на кнопках, выходит, практиканты сидели?
Назар, сидевший в сторонке, допил содержимое алюминиевой кружки и решил принять участие в беседе.
- Не практиканты! – головы собеседников обернулись на неожиданно громко сказанную фразу. - Они настоящие инженеры. За пульт других не пустят. Что там в плане испытаний напортачили – это не их дело, они получают уже готовое задание.
- А что за испытания были?
Обычно немногословный, Назар к тому времени слегка захмелел и стал более разговорчивым.
- Не так давно мне привелось разговаривать с мужичком, который тогда за пультом стоял. Толковый специалист. Уважаю таких. Матчасть знает – от зубов отлетает. Когда он пришёл на смену,  у него на столе четыре программы, которые нужно было выполнить. Прошлая смена должна была проводить испытания, но не успела. Хотели проверить выбег генератора в режиме остановки питания. Если проще говорить, как долго турбина будет генерировать энергию в случае полного обесточивания станции. Там до включения резервных генераторов проходит некоторое время.
- А ты умный, Назар! –его начали заинтересованно слушать.
- Я эти реакторы хорошо знаю.  Короче, читает он эти программы и не понимает. Что, зачем, кто приказал? Ему нужно время, чтобы вникнуть. А когда смена началась, выяснилось, что системы безопасности уже выведены. Прошлая смена почти всё время на это и потратила  - система аварийного охлаждения реактора выводится вручную...
- У семи нянек – дитя без глаза.
- Как то так…  Начинает читать – есть вопросы. Главное, в программе не было написано, куда отдавать избыточную мощность.
- Вы, конечно, простите, коллега, мы институтов не кончали. Если можно – немного более простым языком...
- Когда реактор перестаёт питать паром турбину, его выработанную энергию нужно куда-то девать. На этот случай существуют резервные системы, но тогда никто ничего толком не мог понять.
- Вот проблема, а просто в воздух выпустить пар нельзя?
- Если бы всё решалось так просто, он бы не взорвался.
- Не перебивай! Продолжай, Назар.
- Им нужно отключить турбину от реактора. Перед этим реактор выводится на минимальный режим, но всё же есть грань, ниже которой нельзя. Ну и в процессе мощность начала падать. Начали поднимать из реактора стержни, чтобы разогнать его до двухсот мегаватт. Разогнали, вроде всё нормально. Потом начали собственно, эксперимент. Отключили турбину от пара. Говорил, что никто не знал, как в таком режиме работает турбина, какие звуки издаёт, но потом началось что-то похожее на землетрясение. Пульт обесточило, здание трусится. Один удар, потом второй, потом он пытается попасть в машинный зал, а там крыши нет. Звёзды вверху. Сияние повсюду. Представляете, какую дозу они поймали?
- Да, уж… И что с ним?
             - Жив. Только не знает, каким боком это вылезет.

***
27 мая 1987 года

Центральное телевидение Советского Союза (из выступления М.С.Горбачева)

Мы глубоко благодарны друзьям из социалистических стран, проявившим солидарность с советским народом в трудный момент. Мы признательны политическим и общественным деятелям других государств за искреннее сочувствие и поддержку. Мы выражаем добрые чувства зарубежным ученым и специалистам, которые проявили готовность оказать содействие в преодолении последствий аварии. Хочу отметить участие американских медиков Р. Гейла и П. Тарасаки в лечении больных, а также поблагодарить деловые круги тех стран, которые быстро откликнулись на нашу просьбу о закупке некоторых видов техники, материалов, медикаментов. Мы должным образом оцениваем объективное отношение к событиям на Чернобыльской атомной электростанции со стороны Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ) и его генерального директора Ханса Бликса.
 Но нельзя оставить без внимания и политической оценки и то, как встретили событие в Чернобыле правительства, политические деятели, средства массовой информации некоторых стран НАТО, особенно США. Они развернули разнузданную антисоветскую кампанию. О чем только ни говорилось и ни писалось  - о "тысячах жертв", "братских могилах погибших", "вымершем Киеве", о том, что "вся земля Украины отравлена …
    Чем  на самом деле была продиктована эта в высшей степени аморальная кампания? Ее организаторов, конечно же, не интересовали ни истинная информация об аварии, ни судьбы людей в Чернобыле, на Украине, в Белоруссии, в любом другом месте, любой другой стране. Им нужен был повод для того, чтобы, уцепившись за него, попытаться опорочить Советский Союз, его внешнюю политику, ослабить воздействие советских предложений по прекращению ядерных испытаний, по ликвидации ядерного оружия и одновременно смягчить растущую критику поведения США на международной арене, их милитаристского курса.

Вечером, после смены, к Ивану зашёл командир полка подполковник Гнатенко и предложил:
- Пойдем- ка  пройдёмся, обсудим кое-что в неформальной обстановке.
Черепанов понял, что предстоит важный разговор. Вечер был тёплый, совсем летний. Если не знать, что рядом кипит радиацией четвертый блок, со стороны их можно было принять за отца и сына, прогуливавщихся после доброй бани и по пути обсуждавщих семейные проблемы.
- Зайдем сюда, –Игорь Алексеевич показал на сиротливо притихшее здание дома культуры, – у меня кое-что припасено, не на улице же пить.
Первой открытой комнатой оказалась биллиардная. Два с потертым зеленным сукном стола, шары, беспорядочно застывшие, как на фотоснимке, кии, прислоненные к стенкам. Даже пепельница с окурками на борту стола и почти новый мелок для «намыливания» набоек. Прерванная взрывом партия, прерванное внезапно привычное течение жизни .
Слой густой пыли, висящая тишина, гулкое эхо – производили гнетущее впечатление.
Гнатенко достал бутылку красного сухого вина, полагающегося ликвидаторам для выведения токсинов и радионуклеидов из организма, два стакана. А на Черепанова тем временем нахлынули вызванные биллиардом воспоминания.
В доперестроечные времена эта игра не особо приветствовалась. Первые уроки  девятиклассник Черепанов получил в небольшой, на шесть разбитых столов биллиардной на окраине городского парка, куда сбегал с уроков. Здесь собирались очень интересные и разношерстные личности – от городских блатных до уважаемых, спившихся спортсменов. За 30 копеек в час, сэкономленных на школьных обедах, в насквозь прокуренном зале, можно было погонять щербатые шары, пригласив в партнеры маститых завсегдатаев. С тех пор он усвоил один из основних тактических принципов этой умной игры – важно не только забивать самому, но и не подставить лёгкий шар сопернику. 
Позже, студентом Иван умудрился при помощи биллиарда даже сдать экзамен. В спортлагере в Солнечногорске, где они отдыхали летом вместе с преподавателями, заведующий военной кафедрой полковник Сарбеев – маленький, заросший по уши рыжими волосами крепыш, пообещал студенту, который выиграет у него хоть одну партию, поставить «отлично» без  экзамена. Играл полковник здорово, но Черепанов, к восхищению окружающих, всё же  одну партию из трёх выиграл. Мог бы и больше, но реноме старшего по званию сохранил, и здоровое чувство меры не подвело.
В последние годы сам он играл на биллиарде не регулярно, но с азартом. Встретились, выпили, решили продолжить - схема стандартная. Тройка партеек с перерывами для приёма на грудь. Часто в саунах  и биллиардных, за рюмкой хорошего коньяку с лимоном решались проблемы, которые месяцами ждали законной очереди, томясь в красивых тисненных папках «На подпись».
На большом столе игроки наматывают за день не один километр. Профи имеют собственный кий, подобранный по весу, длине и характеру набойки. В таких партиях важно и знание  особенностей стола, луз, и даже шаров. Ну и, конечно, мастерство. Биллиард  ведь не карты, и возможностей смухлевать здесь значительно меньше. Сам Черепанов никогда на «интерес» не  играл, не любил, но наблюдал, как профессиональные «каталы» раскручивают самоуверенных новичков.
Спортивные навыки часто помогали Ивану  находить общий язык с совершенно разными людьми – от криминально ориентированных, до уважаемых партийных бонз. Умение что-то делать хорошо всегда вызывало у него уважение.
-Давай, накатим для здоровья, – предложил, возвращая его к реальности, подполковник.
Выпили залпом.
- Ситуация у нас непростая, да ты и сам видишь. Реального положения, масштабов и последствий аварии не знает никто. Быстрой замены личного состава ждать не приходится, набор идёт с трудом. «Наверху» тоже  паника, хоть и не кажут виду. Саркофаг построили, но что дальше будет, неизвестно, а это  и пугает. Я сам всех подробностей не знаю, но даже из того, что знаю, не всё сказать  имею право.
Иван, пользуясь неформальностью обстановки, задал мучивший его вопрос.
- Товарищ подполковник, мы вчера в офицерской палатке спорили, кто виноват в аварии: директор танции, главный инженер или диспетчеры. Вы-то как считаете?
Гнатенко нахмурился, потом поднял на  Ивана серьезные глаза и почему-то  негромко ответил.
- Конечно вина еть на всех. Безответственность, расхлябанность работников станции  - причина аварии. А ты подумай о другом. В стране началась перестройка, на волне гласности появилась демология. Может быть те, кто занялся изменением государтсвенного устройства, должны были сначала придумать защитный механизм  для самого государства от безответственности. И может быть, Чернобыль  для Советского Союза – это первый сигнал о пути к развалу  всего того, что создалось нашими отцами?
Гнатенко еще что-то хотел добавить, но передумал , посмотрел внимально вокруг и невесело улыбнулся.
Он снова налил вина и продолжил:
-Наш участок - один из самых трудоёмких  и опасных, так что в первую очередь будут обеспечивать нас. Медики, приборы, инструмент. Тебе предлагаю должность командира батальона. Удивлен? Биографию мы твою предварительно проверили. Время на решение – до утра.
И ещё, личная просьба. У тебя дозиметристом - Гнатюк. Хороший, грамотный хлопец, молодой учёный. Ты ж его знаешь. Добровольцем приехал, чуть раньше тебя. Постарайся почаще быть рядом с ним, присматривай. Парень любознательный, собирает материал для диссертации, как бы не переборщил с усердием. Эти ученые, они же ради науки…
- Конечно, – заверил Иван. – Людей беречь, наша первая задача.
 Но где-то в глубине души он чувствовал, подполковник  что-то не договаривает. Что именно – понять не мог, да и не до этого тогда было.

***
Основной задачей батальона, командиром которого отныне стал Черепанов, стала расчистка кровли третьего энергоблока..
Третий и четвертый блоки размещались в общем здании, их разделяли только внутренние стены. После взрыва особенно много обломков реактора, раскаленных до 1000 градусов, попало на кровлю. Для её очистки придумали такую методику: пять человек, вооружённых лопатами, взбирались на кровлю по вертикальной лестнице, находили ближайший обломок, отбрасывали его в противоположном от лестницы направлении и бегом покидали опасное место. В следующий заход очередная пятёрка отодвигала мусор ещё на один бросок. Иван не переставал удивляться человеческой глупости. Несмотря на постоянные инструктажи, резервист из числа младшего личного состава решил взять на память сувенир. И на беду выбрал обломок гладкого стержня из бористой стали, который  служил в технологическом процессе элементом, замедляющим ядерную реакцию.
Стержни опускали в самое пекло реактора – в рабочую зону  и таким образом держали процесс под контролем. Таких стержней регулирования было 211. Именно неграмотная эксплуатация этой системы привела к катастрофе. По регламенту в активной зоне их должно было быть не менее тридцати (в последствии расчеты покажут, что и этого не достаточно и минимальное количество опущенных стержней будет увеличено до семидесяти). В ходе испытаний в крайнем верхнем положении находились по разным данным 205 или 193 стержня, а это значит, что вся мощь ядерной реакции сдерживалась шестью или максимум восемнадцатью стержнями.
Парень же решил положить его в карман. Вскоре начался страшный зуд, но сержанта это не насторожило…  Он переложил сувенир в другой карман! Когда стало совсем худо, его госпитализировали.
Позже, пересматривая фотографии, Иван вспомнит об этом  и поймёт, что недостаточно был жёсток.
Первый этап очистки завершили, весь радиоактивный мусор скинули вниз. Теперь предстояло удалить мягкую кровлю, которая тоже стала опасностью. Действовали тем же методом, но времени уходило больше..

***
29 июня 1987 года

 Из книги поэта Б. Канапьянова «Аист над Припятью». 

Испей воды из Припяти прозрачной, Ладонью, современник,зачерпни,Вновь встанет хлеб На возрожденной пашне, Пустой деревни оживут огни…

Незаметно пробежали два месяца. У Ивана, как доза радиации, накапливаась и достигала критического уровня тоска по дому. Черепанов был темпераментным мужчиной, и  в любви больше походил на южанина: либо всё, либо ничего. За это Мария его в своё время и полюбила. Отбил её у завидного жениха и глазом не моргнул. Жена снилась почти каждую ночь, а письма между любящими молодожёнами лишь усиливали горечь разлуки. Хотя, почему молодожёны - старшему сыну было уже два годика.  Пока плоды твоей любви воспитывает и вынашивает любимая жена, ты собираешь радиоактивные гайки, куски кровли и элементы реактора. Да и вернёшься ли потом полноценным мужчиной?
Согласившись командовать батальоном, Черепанов сразу взял заместителем Василия Собко, пусть и не очень опытного, но зато знакомого  по студенческой поре.
После обеда  подполковник Гнатенко собрал оперативку. На этот раз круг её участников был необычайно узок. Когда Черепанов вошёл в палатку, помимо самого подполковника, он увидел двух незнакомцев в штатском, но с явно военной выправкой. Они склонились над какими-то чертежами.
- Присоединяйся, - присутствующие слегка потеснились.
 Черепанов увидел план подземных сооружений между третьим и четвертым энергоблоками с обозначениями разрушений и завалов, а также тоннеля, проложенного под реактором бригадами шахтёров.
      - В последнем участке четвертого блока зафиксирован скачок радиации, – сообщил Гнатенко. - Необходимо срочно туда проникнуть и выяснить причину. Расчистка прилегающей территории займёт минимум дней 10-12. А страна ждёт от нас результата. Ситуация на контроле в Кремле. На самом высоком уровне. Поэтому возникла смелая идея: проникнуть туда через тоннель.
      -  Его прокладывали, чтобы создать под аварийным реактором могильник, – уточнил один из незнакомцев, - но от этой идеи отказались из-за опасности загрязнения грунтовых вод.
«Не может всё-таки наш человек без подвигов, не зря Корчагин недавно вспоминался, - отметил про себя Черепанов. –  Хочется отличиться, хочется орден. Орден дадут, кому-то в Москве.  Нам же, как обычно, - медаль, или грамоту».
 - Есть другое предложение! - Иван сам не заметил, как бацилла героизма перебросилась и на него самого. - Четвёртый блок имеет общую стену с третьим уже очищенным реакторным залом. Через неё и пройдём, по прямой - это около шестнадцати метров. А отверстие пробить направленным взрывом.  Кое-какой шахтёрский опыт проходки и работы в завалах у меня имеется, да и ребята помогут.
- Идея неплохая, даже место в бетонном монолите подходящее есть,– показал на плане второй прибывший, видимо, хорошо знавший планировку станции, - Там заложены гильзы для кабелей. Впоследствии проект изменили, а гильзы остались и здесь стена менее прочная.
- Фон там высокий, времени  - в обрез: проникли, выяснили ситуацию, доложили – и сразу будем решать, как дальше действовать. Больше трёх человек брать не стоит, - добавил Гнатенко, - Кого планируешь задействовать, кроме дозиметриста?
- Василия Собко, он парень надёжный, смелый, да и опыта уже чуток поднабрался, – ответил Черепанов.
- Согласен. И никакой самодеятельности, особенно это касается Гнатюка с его исследованиями. Бери ребят, готовтесь. Операцию назначаем на завтра, время уточним позже. Через двадцать минут я к вам подойду.
Подполковник провёл Черепанова до выхода из палатки и, приобняв за плечи, сообщил:
- Иван, это будет твоя последняя работа на станции. Через три дня снова окажешься под каблуком у жены. Если, конечно, выполнишь задачу.

Иван мысленно составлял домой очередное письмо, и не успел закончить его. Василий вспоминал исторический роман об украинском козачестве, главы из которого он с упоением пересказывал перед сном, смачно пересыпая словами на западенско-украинский манер. Ну а Гнатюк был поглощён научными расчётами, оторвать от которых его мог разве заумный вопрос по ядерной физике.
- Пойдём-ка осмотрим наш завтрашний объект,- предложил Черепанову Гнатенко.
Когда в тот вечер они пробирались вдоль третьего блока, из темноты внезапно возникла фигура человека, сидящего спиной к стене и как будто задремавшего или пьяного, поскольку он периодически что-то возбужденно бормотал и вздрагивал, странно водя головой. Они подошли поближе и в свете фонаря разглядели незнакомца. Это был молодой, коротко стриженый шатен в синем рабочем форменном комбинезоне, на нагрудном кармане которого был аккуратными чёрными стёжками пришит белый прямоугольник материи с надписью – Вячеслав Яскевич.  Не менее странным было и его поведение. При расспросах он либо молчал и испуганно жался к стене, либо бормотал бессвязные слова, понятными из которых были «взрыв,  конец света, чёрные облака». Он видимо был чем-то сильно напуган, и попытки Черепанова и Гнатенко задать парню даже самые простые вопросы оканчивались всё тем же набором бессвязных фраз. Поразили и его глаза, глядящие сквозь…  Казалось, он не видел собеседников, а  ощущал их, чувствовал, что они рядом, вглядываясь во что-то другое, как на далёком фотоснимке, надолго и неподвижно отпечатавшемся в какой-то страшный момент его жизни.
Работавшим на станции он известен не был. Наверное, это кто-то из местных жителей, случайно попавший в периметр зоны и явно находящийся не в своём уме, решил тогда Гнатенко. Проверять личность незнакомца было некогда, да и не их это была обязанность. Парня приютили на ночь. Иван пытался разговорить его, расспросить. Рассказ походил на бред, был отрывочным, бессвязным и совершенно невероятным. Но и придумать такое специально было невозможно. Ивану показалось, что он пообщался с человеком, который вроде бы жил рядом, и одновременно - в другом мире. В его рассказе всё было и похоже на происходящее с ними и в то же время не похоже. И границу между этим уловить было невозможно. Безумие Вячеслава, если это было безумие, поражало своеобразием и порой правдоподобностью. Ивану захотелось обязательно после Чернобыля навестить парня в больнице и понять его загадку.
На следующий день Иван попросил ребят из медсанчасти отвезти парня в Киев, в психиатрическую больницу, где бы ему смогли помочь.
В батальоне никто особого интереса к этому случаю не проявил. Посудачили и забыли, мол, чего только не бывает после таких катастроф. И только Назар Гнатюк ещё долго выпытывал у Черепанова подробности разговора с Вячеславом и жалел, что не поговорил с ним сам.
В 16 часов 30 минут переодетые в специальные костюмы и вооружённые инструментом и приборами, они получали от Гнатенко последний инструктаж. Слушали без особого волнения. Задание воспринималось как трудное, но рядовое – мало ли было подобных и будет впереди?
 Гнатенко распорядился подготовить резервную бригаду, если понадобится помощь.
Три силуэта в защитных костюмах ушли в недра реакторного цеха в 17 часов 25 минут и планировали вернуться примерно через полчаса. Один из них нёс небольшой чемоданчик с аппаратурой. По памяти восстанавливая карту, Иван вывел бригаду в нужное место и доложил: «Мы готовы, стоим на исходной позиции». Рация протрещала что-то в ответ, и стало понятно, что сейчас произойдёт взрыв.
17:35. Сильный хлопок. Через маску противогаза Иван разглядел пролом в стене.
- Ждём две минуты, пока осядет пыль.
Назар посмотрел на счётчик – фон резко повысился.
- Иван, я пошёл. Тянуть больше нельзя, это опасно.
Фигура с чемоданчиком быстрым шагом направилась  в  сторону пролома.
Гнатенко измерял комнату по-военному чёткими шагами.
- Товарищ подполковник, сработали три заряда из четырёх. Один ждёт.
- Что значит, ждёт? Твою мать, что значит, ждёт?
- Не готов доложить, один не взорвался.
- Они могут идти или нет?
- Они уже пошли, по крайней мере – один.
- Отбой! Вернуть их назад!
- Группа, ответьте базе. Отмена операции, как слышите?
Рация трещала, как сумасшедшая сорока.
- Группа, группа, всем назад!
Иван и Василий бросились за Назаром. Оставалось около двадцати шагов. Восемнадцать, пятнадцать, десять, шесть. Назар выбрался из проломленной стены и потянулся  к сумке с пультом.. Взрыв. Назара бросило вперед, он ударился грудью, в глазах потемнело, но он обернулся и увидел два тела,  безжизненно лежавших в неестественных позах. В глазах рябило, мерцало,  двоилось, как при сотрясении мозга.  Казалось, что вокруг образовался ореол синего свечения. Это было похоже на тёмную комнату, в которой забыли выключить телевизор.



48 градусов 58 минут северной широты
З8 градусов 27 минут восточной долготы

4 декабря 2004 года
 Из Сообщения канала «си-эн-эй»
Политический кризис, возникший после второго тура президентских выборов в Украине, вызван многочисленными факторами.  К ним  относятся: столкновение экономических интересов крупных финансово-экономических группировок в металлургии, машиностроении, химической промышленности, угледобыче; обострение противоречий между про-российскими востоком и югом, с одной стороны, и прозападным центром и западом, с другой стороны, связанных с различиями в историческом, этническом, религиозном и культурном прошлом этих регионов. Высокий накал страстей во время предвыборной кампании привел к беспрецедентной политизации украинского общества. Второй тур проходил в крайне напряжённой обстановке, с массовыми нарушениями избирательного законодательства, взаимными обвинениями в подлогах и фальсификациях, запугиванием избирателей, крайней предвзятостью СМИ. Согласно предварительным данным второго тура,  выборы выиграл В. Янукович, однакоВ. Ющенко и его сторонники заявили о фальсификации  результатов.               
Верховный суд Украины признал недействительными итоги второго тура выборов в ряде округов Донецкой и Луганской областей, чем предопределил победу В.Ющенко.
Сила пошла на силу. В Северодонецке прошёл экстренный съезд  депутатов местных советов и Верховной Рады юго-восточных областей Украины. Съезд признал неконстуционным решение Верховного суда. Было объявлено о создании комитета Спасения Украины и подготовке референдума об устройстве Украины и доверии Виктору Януковичу.  В Донецкой, Луганской, Запорожской, Днепропетровской, Харьковской, Одесской, Николаевской областях и в Крыму население начало формировать отряды народной самообороны.
В ночь подсчёта голосов референдума телекомпания «Зенит», которой руководил Иван Черепанов, проводила дебаты в прямом эфире. Страсти могли выйти из-под контроля, и Черепанов изрядно волновался. Главное, чтобы  до рукопашной не дошло,- подумал он, глядя на невысокого ведущего в больших очках. Он вдруг напомнил ему дрессировщика тигров из цирка. В самом Черепанове боролись противоречивые чувства. Не радовала перспектива ездить в Киев заграницу, а к этому всё шло. Но и дома жить,  как в гостях, не хотелось ещё больше. «Брак – это всегда компромисс», вспомнил он изречение донецкого друга Николая Немченко. А ведущий, словно подслушал его мысли, предоставил слово Немченко, который был настроен весьма воинственно.
-Если в семье затевается смертная драка с поножёвщиной, не лучше ли разойтись на время? Да, это плохо. Но вы можете сегодня представить, чтобы в Америке одни штаты начали командовать другими, а в школах упразднили изучение английского языка, принесенного на эту землю колонизаторами, поработившими местных жителей?
- Давайте без преамбул, - вмешался ведущий.- Утром мы узнаем предварительные результаты референдума – и что? Границы, разные бюджеты, валюты? Утрата уникальных транзитных возможностей? Повторение трагедий немцев и корейцев?
- Ошибка в том, что мы все силы устремляем не на построение будущего, исходя из сегодняшних реалий, а на навязывание оппонентам своих взглядов на прошлое, - вступил в дискуссию один из политологов…
Давайте откровенно и без дипломатических преамбул,- слово взял харьковский лидер Евгений Кушнаренко.- Если Центризбирком не работает, если Верховный Суд принимает неконституционные решения, если Президент, чьи полномочия истекают, без решения Верховной Рады вводит войска ООН и России на берега Днепра, - то молчать и смириться с этим преступно!
       Эти слова Кушнаренко, как показало голосование телезрителей, получили максимальную поддержку.
   Через три дня после итогов референдума Комитетом Спасения было объявлено о создании в Харькове временной резиденции Президента Украины Виктора Януковича на период восстановления  в стране констутиционного порядка.
 ****
Отныне Черепанову, которого избрали в комиссию по свободе слова Комитета Спасения, пришлось больше времени проводить в разъездах. В очередной раз, спеша из Лугани к коллегам в Донецк, он вдруг сбавил скорость у указателя «Южнокоммунаровск». С этим городом у Черепанова было связано многое. Недавно учёные выяснили, что человек на 80 процентов формируется в детстве. Там, в далеком и невозвратном мире, в этом маленьком 90-тысячном городке он родился, был воспитан, учился.
Сколько раз он проносился мимо, по объездной трассе, на своём новом, мощном, как торпеда, авто. Но именно сейчас Иван почувствовал, что ему необходимо свернуть с главной, покрытой свежими асфальтными латками дороги и заехать в город своих мальчишеских лет.
Сколько он тут не был? Три года, семь, вечность…
        Мама давно умерла.  Школьных учителей, старых дворовых  друзей и одноклассников в городе почти не осталось. Кто уехал, кто рано погиб, кто потерялся на  открывшихся просторах. Разве могли они тридцать лет назад подумать, что кто-то из них будет содержать кафе в Хайфе, кто-то преподавать в Квебеке, а кто-то мыть посуду в Штатах. Бродя по сетям интернета, Черепанов узнавал и не узнавал своих одноклассников, друзей по футбольным и дворовым битвам, смотревших на него с цифровых фотографий, сделанных в разных уголках вдруг ставшей тесной планеты.  Они это или нет, изменившиеся внешне, в окружении жён, детей, внуков, на фоне  красивых машин, особняков, бассейнов. А подписи – Германия, Италия, Россия, ЮАР. В Украине остались процентов двадцать, не больше. Нет, он не завидовал им, у него ведь тоже всё сложилось, грех жаловаться. Хорошая квартира в центре, за городом небольшая дача, машина. Да и в  каждую из этих стран он может слетать в любой момент, хоть сам, хоть с друзьями или Ириной. Но осталось чувство обиды, то ли, за страну,  то ли за идеалы, которые внушали с детства и которые оказались пшиком.
Переписка по «электронке» со старыми знакомыми походила на внезапную встречу давно не видевшихся приятелей, когда они поначалу обрадованно задают друг другу банальные вопросы о жизни, а потом мучительно выискивают темы беседы. Они стали слишком разными, у всех свои обстоятельства. Не о чем говорить, и обоюдное облегчение вызывает раздавшийся звонок мобильного. Есть повод разбежаться, вновь окунуться в собственные проблемы, напоследок обменявшись рукопожатием и номерами телефонов, по которым вряд ли будет повод  позвонить.
Он свернул в свой родной далёкий город, будто ему было необходимо что-то проверить, что-то вспомнить. Что? Он пока понимал смутно.
Случайно в памяти всплыли строки из стихотворения одного из любимых поэтов – Юрия Левитанского:

Но тех уже нет, а иных мы и сами забыли,
Лишь память клубится над нами, как облачко пыли.

Зачем же мы рвемся сюда, как паломники в Мекку?
Зачем мы пытаемся дважды войти в эту реку?

Мы с прошлым простились, и незачем дважды  прощаться,
Нельзя возвращаться на круги, нельзя возвращаться…

А внутренний навигатор, как включенный автопилот, направлял машину от центра города, к окраинному поселку, к старой заброшенной шахте «Востокдон».
И по мере приближения, когда по обеим сторонам дороги замелькали полуразрушенные опустевшие строения, начало волною нарастать тревожное чувство  опасности. Пока далёкое и необъяснимое.
Впервые подобное он испытал перед Новым, 1999-м годом. Тогда с другом Николаем после работы они заехали на рынок купить ёлки. Город искрился в вечерних огнях, под ногами хрустел только что выпавший снежок.
Настроение было приподнятым – в последнее время морозец в конце декабря не часто выпадает; впереди рождественские каникулы. Две недели он обещал Ирине провести с ней, вдвоем, забыв о делах, политике и даже друзьях!
Они собирались уехать дней на десять куда-нибудь подальше от суеты, побыть вдвоем, встретить Новый Год при свечах, без шумных компаний и застолий, без «нахального»  телевизора.
Огороженные ржавой сеткой в длинном прямоугольнике стояли и валялись сосны на любой вкус  - большие, поменьше, совсем коротышки. Заправляли торговлей два замёрзших молодых паренька в тёмных тулупах и кроличьих шапках-ушанках, завязанных под подбородком.
Судя по перегарчику, ребята периодически согревались, однако контроль не теряли, считали бойко.
- Откуда ёлки и почем? -  поинтересовался Николай
- Из Красного Лимана, -  быстро и заученно ответил высокий, худой и, видимо, старший по «бизнесу» продавец.
– Тут недалече, километров 120. А цены: метровая – 30 гривен, побольше - 50, а самые высокие отборные - по 100.  Два дня, как срубили, слышите, какой запах, - с синтетическими не сравнить!
Терпкий аромат хвои был действительно свеж и навевал воспоминания о детских утренниках, мандаринах в серебряных обёртках, хрустящей халве, шоколадных конфетах и других подарках.
Иван подошёл поближе и именно тогда впервые ощутил это тревожное  и непонятное чувство. Будто из тёмных глубин подсознания, подкатилась  странная удушающая волна, заставила быстрее забиться сердце, посеяла беспокойство. От сосен  прямо к нему шли короткие, колющие импульсы.
Похоже, никто, кроме него, ничего не ощущал. Николай перебирал стволы, ещё несколько покупателей оценивали лесных красавиц.
- Так откуда дровишки? – переспросил Иван старшего, - из Лимана, говоришь, покажи-ка документы.
-Документы у хозяина, - хрипло ответил парень и с опаской покосился на Ивана. - А вы что, налоговая, чтобы требовать. Нам сказали торговать, мы и торгуем.. Документы в порядке, иначе никто бы не разрешил стоять, нас и участковый проверял…
- Поехали домой, - позвал Иван друга,- купим завтра.
- Ты чего, решили же сегодня,  да и я детворе обещал.
- Ничего, день потерпят, хочу кое-что проверить.
Наутро Иван позвонил знакомому в лабораторию. Ребята оперативно замерили уровень радиации елей. Он оказался значительно выше нормы. Выяснилось, что деревья из радиоактивной зоны, из-под Припяти.
Ту «точку» закрыли, но именно тогда Черепанов понял особую способность своего организма реагировать на радиацию. Он на расстоянии чувствовал работающий рентгенаппарат и облучённых людей.  На собраниях по случаю годовщин аварии на Чернобыльской АЭС Иван долго находиться не мог – от исходящего от бывших соратников суммарного фона ему становилось плохо. Объяснений для себя он не находил… Точно также не мог Иван объяснить, почему после этого у него появляются странные сновидения, и всегда об одном и том же – у него есть жена, сын...
Пока рой воспоминаний пронёсся в голове Ивана, старые кварталы Южнокоммунаровска кончились, и Черепанов почти упёрся бампером в полуразвалившийся остов шахтного копра. Снова  по телу пошли тревожные импульсы.
 Он хорошо помнил и шахту, и это место. Пацанами они часто бегали тут, а, повзрослев, вечерами решали свои мальчишечьи проблемы. На лавочках, прислонившихся к стоящему тогда забору, бренчали на гитарах, тайно курили дешёвые сигареты,  робко обнимали краснеющих сверстниц.
Вспомнил, как в семидесятые годы стали больше болеть  местные жители. После окончания школы Иван уехал учиться в Москву, в Горный институт. Столица, занятия, подработки, домой приезжал редко, больше звонил.
Как-то быстро и неожиданно угасла мама… Медики ничего не объясняли, да и кто в те времена мог потребовать разъяснений. Всё списывалось на плохую экологию, близость к терриконам. И только с началом перестройки горожане  впервые узнали о подземном ядерном взрыве, проведенном у них в городе, об эксперименте «Кливаж».
Недавно он попросил одного из своих журналистов уточнить подробности далёкого сентября. Теперь листочки с отчетом об эксперименте Черепанов хранил между страниц ежедневника. Он  достал и вновь прочитал текст:

Эсперимент «Кливаж»
В сентябре 1968 года по совместному решению Минуглепрома СССР, Академии наук СССР и Государственного комитета по науке и технике в целях борьбы с внезапными выбросами угля и газа на шахте «Востокдон» проведен подземный ядерный взрыв.
По сообщению директора шахты «Востокдон» В.Г. Маевского,  на пластах «Мазур» и «Девятка» (между которыми и произошел ядерный взрыв) по состоянию на 01.09.68 года произошло 65 газодинамических явлений со средней частотой - 1,8 в год. После проведения эксперимента - 1,7 в год, то есть эксперимент практически не повлиял на снижение выбрососпособности.
А профессор В.И.Пиколин, также принимавший участие в подготовке взрыва, в подтверждение этой точки зрения приводит следующий факт.  В оплавленной полости-капсуле сохраняется 95% продуктов радиоактивного распада. Диаметр полости - предположительно 30 метров. Выход радиоактивности в шахту, по словам профессора В.И.Пиколина, возможен, если полость окажется в зоне влияния горных работ.
И даже после этого проектировщики запланировали ведение выработок буквально в 30 метрах над «Кливажём». Когда информация о взрыве начала просачиваться и возникли вопросы,  высокие чины на официальных бланках отвечали, что «... на шахте «Востокдон» и прилегающих территориях, после проведения в 1968 году подземного ядерного взрыва превышений радиоактивной обстановки не отмечено».
Город и поныне - в радиоактивных пятнах, а самое сильное - от 100 до 150 микрорентген в час - на  Востокдонске, о котором в письме замминистра атомной энергетики СССР В.Н.Михайлова сказано: превышений не отмечено. И пусть сейчас говорят, что пятно - следствие Чернобыля, раз обманутые, люди не верят чиновникам.. Горные работы на шахте не были прекращены . «Востокдон» так и не получил ни копейки не только на научные работы, но и на локализацию места взрыва.
Во время взрыва официально погибших не было. Но на самом деле - три человека  пропали без вести. 
Сколько лет прошло, а он и сейчас, стоя над местом взрыва, чувствовал его отголоски. Организм реагировал на радиационный фон.
Проблему эту надо поднять снова - пометил Черепанов в ежедневнике. Донбасс, занимающий ведущее место в экономике и  владеющий пятой частью промышленно-производственных фондов, вынужден постоянно просить у центра средства то на экологию, то на другие элементарные нужды, а до последствий эксперимента 40-летней давности государственным мужам в столице и вовсе дела нет.
Автомобиль легко тронулся и тихо зашуршал по грунтовке. Мысли мелькали, как дорожные указатели. Он отметил фатальное совпадение - радиация, как и политика, преследовали его постоянно.  «А ведь они похожи, - подумал Иван, – обе заразительны, обе опасны, и часто приводят к непредсказуемым последствиям.  Грамотный подход к атому может дать миллионы киловатт необходимой человечеству энергии. И наоборот – дилетантство, халатность приводит к непредсказуемым  катастрофам».
В политике также - горстка популистов, непрофессионалов может натворить со страной такое, что разгребать придется не один год. Многие люди не видят и потому не боятся радиации, зато спохватываются, когда ощущают её роковые последствия, но время уже упущено. И в политике часто за шелухой слов и красивых жестов сразу не видят доверчивые граждане обыкновенную пустышку с больным самолюбием, ведущую державу к экономической катастрофе.
***
С женщинами у Черепанова  отношения складывались стандартно. Приоритет отдавался работе, и времени на долгие и обязывающие ухаживания не оставалось. «Конфетно-букетный» период обычно заканчивался за день, а последующие отношения укладывались в два-три месяца.
 -Успешно закончил квартал, - говорил он друзьям, после прощания с очередной пассией.
 Видный,  подтянутый умный и ироничный, в самом привлекательном мужском возрасте, он всегда притягивал взгляды противоположного пола. Женщины безошибочно чувствовали в нём  какую-то внутреннюю силу, скрытую энергию. Он умел легко и к месту сделать комплимент. Знаток поэзии, мастер тоста и искромётного спича – он становился душой любой компании, затмевая даже признанных остряков.
А уверенная спортивная походка, независимый взгляд, выработанная годами манера вести себя, стиль одежды и запах дорогого одеколона – выдавали в нем закоренелого холостяка, знающего себе цену.
Служебных романов Иван избегал, это была его принципиальная позиция - так или иначе они бы мешали делу, и он умел мастерски держать дистанцию. Ну а все остальные возможности «неформальных» отношений с женщинами, использовал по мере занятости. Никогда не кичился любовными победами перед друзьями. Кроме того, он был тем редким мужчиной, который умел по- настоящему дружить с женщинами. Даже те, с кем расставался после кратковременных связей, никогда не упрекали его,  наоборот, оставались в добрых приятельских отношениях.
Что касалось разнообразных презентаций, фуршетов, встреч с «нужными» людьми на светских тусовках и прочих протокольных пьянок, Черепанов при всей своей раскованности, избегал услуг профессиональных жриц любви, несмотря на их легкодоступность.
 Он не понимал удовольствия без эмоций, и никогда не сводил даже мимолетные романы к чисто физиологическим актам.
Однажды, принимая группу иностранцев в ялтинской гостинице «Интурист», после обильного возлияния в местном ресторане, гости  хотели своеобразно отблагодарить Ивана,  втайне от него заказав и оплатив  на полночи услуги высококлассной проститутки. Как потом выяснилось,  визита обошёлся им 400 американских долларов.
Поднявшись в номер, уставший после насыщенного с  дотошными гостями  дня и  прощального вечера, Иван уже ложился спать. Внезапный тихий стук в дверь – и на пороге возникла длинноногая, лет двадцати-двадцати двух, модно одетая блондинка. Деловито пройдя мимо опешившего Ивана, она предложила вдвоём принять душ. Когда после недоумённых вопросов оба  поняли, что это своеобразный подарок от новых приятелей, Ивану стало даже интересно. Как журналисту. От физиологических контактов он  воздержался (не смог себя преодолеть), а от небольшого интервью удержаться не смог.
Иван сразу уверил гостью, что гонорар за услуги останется ей, но вместо секса он хочет поговорить. «Не в том смысле,- уточнил он, встретив понимающий взгляд, - по-людски поговорить».
В голове назойливо вертелись ироничные строки   Игоря Иртеньева:

Женщина в прозрачном платье белом,
В туфлях на высоком каблуке,
Ты зачем своим торгуешь телом,
От большого дела вдалеке?

Почему пошла ты в проститутки?
Ведь могла геологом ты стать,
Или быть водителем маршрутки,
Или в небе соколом летать.

Стало смешно, но он предпочёл насмешливому тону уважительный. Она отвечала, казалось искренне, хотя и немногословно. Рассказ показался стандартным, но характерным.
Татьяна, так она представилась - оказалась землячкой Черепанова – из Луганщины и, как и многие представители этого сектора частной трудовой деятельности, предпочитала  нормальное, человеческое отношение.
Студентка гуманитарного ВУЗа, мужа нет, маленький ребёнок, которого необходимо содержать. За «копейки» работать «дежурным» менеджером у любвеобильного шефа не хочет. Родители помогать не могут, сами еле-еле сводят концы с концами на мизерную зарплату, на их попечении ещё и брат – школьник, и старенькие бабашка с дедушкой. А тут заработок приличный, половина суммы за услугу, а это, между прочим – от 100 до 200 долларов в час, остаётся у неё. Решила  «поработать» так несколько лет, скопить денег, получить высшее образование, а там видно будет.  Долго тут оставаться тоже не собирается, да и  конкуренция огромная - желающих очередь. Ведь с чем-чем, а с красивыми и безработными девушками у нас всегда было лучше, чем с экономикой.
Правду она говорила, или это была заранее приготовленная история,  но рассказ мысленно вернул Черепанова  к его собственным отношениям с женщинами. Ведь если посмотреть глубже, они не очень отличались от этих товарно-денежных и  откровенно-циничных…  И он, и его очередные спутницы, также исподволь использовали друг друга, введя вместо денежного эквивалента,  непременные подарки, походы по ночным клубам, чувства, наконец. Но всё равно, так было удобнее, привычнее, спокойнее перед самим собой.
Так было,  пока в его жизни не появилась Ирина.
С Ириной все было по-другому. Внешне она напоминала Ивану ту далёкую женщину - его жену из  навязчивых снов и видений.
В этих странных снах он жил в этом же городе, также напряжённо работал, и почти всё было также, но только там он был женат,  воспитывал сына, которого, как и жену, безумно любил. В этих снах-видениях они вместе, в выходные выходили на прогулки в рощу,  он отводил сына в детский сад,  ходил с ним в кино, играл в футбол в пыльном дворе по вечерам. И каждый раз, когда они радостные возвращались  домой,  и дверь открывала  сияющая удивительной, искристой улыбкой жена, сон всегда обрывался. Всегда на одном и том же месте – как только он собирался войти в квартиру и обнять её.
Черепанов  внезапно просыпался, долго лежал, глядя в тёмный потолок и пытаясь сохранить это ускользающее, тёплое и казалось уже испытанное когда-то ощущение счастья.
Такое же мягкое и знакомое по  снам ощущение захлестнуло его, когда он впервые увидел Ирину.
Это было в середине осени, 13 октября – он чётко запомнил дату. В студии шла запись очередной тематической передачи, с элементами недавно ставшего модным ток-шоу. На этот раз обсуждали положение дел в медицине. С одной сторны, больницы получали по 28 копеек на больного в сутки. На эти деньги невозможно  не то что вылечиться, а даже прилично умереть… С другой – многие доктора вполне успешно научились ловить рыбку в мутной воде, подъезжая к нищим лечебницам на дорогущих лимузинах. Как отметил один остряк, медицина – наука неточная: выздоровление не гарантирует, деньги не возвращает. 
Шла репетиция перед записью. Наряду с  медицинским начальством и именитыми профессорами  для участия в программе и частично для массовки пригласили молодых медиков из разных больниц. Ирина сидела во втором ряду снизу, прямо напротив софитов.
Иван  из студии, зашел в монтажную к режиссерам и по внутренней связи попросил оператора крупно «наехать» камерой на женщину из второго ряда, в светлом шерстяном костюме. Что привлекло его  в ней? На вид лет тридцати пяти- тридцати семи, с правильными мягкими чертами лица и обыкновенной фигурой. Одета не дорого, но костюм подобран со вкусом. И глаза. Он смотрел на экране монитора в ее серые глаза и не мог оторваться. Она, конечно не видела его, тихо переговаривалась о чем-то с соседкой, с интересом рассматривала студию и аппаратуру, слушала наставления координатора программы – когда хлопать, когда задавать вопросы, как держать и говорить в микрофон.

После записи программы, длившейся не менее трех часов и порядком вымотавшей участников, он придумал повод, подошёл к ней и познакомился. Предложил поехать вечером в тихий ресторан, отметить её дебют на телевидении. Тогда она вежливо отказала, сославшись на срочные дела – ночное дежурство в стационаре,   и просто дала номер телефона.
Потом, когда они сошлись ближе, Черепанов узнал, что она живет с дочкой в двухкомнатной квартире  на квартале Гагарина, муж пять лет назад погиб в автомобильной аварии, родители остались в Крыму, на родине.
 Ирина успешно окончила Донецкий медицинский институт и уже девять лет работает невропатологом в  58уганской областной больнице. Дочка, Алиса – копия мамы, бывает же такое, учится на «отлично» в пятом классе школы с усиленным изучением английского языка и занимается танцами, но хочет быть, как и мама – доктором. Семья, как семья. Таких тысячи. В силу специфики журналистской работы, да и просто имея много знакомых, раньше  Иван видел похожие семьи, представлял, как они живут.

На первый взгляд в Ирине не было ничего необычного, но именно она оказалась той женщиной, которая стала близка ему во всем. Она была хорошим и умным собеседником, никогда не напрягала его сценами ревности и глупыми вопросами, не предъявляла  присущих большинству женщин собственнических прав.  Нет, она не подстраивалась под него, но и не пыталась изменить его под себя.
Они не жили вместе, периодически встречались то у него, то у неё. На зимние и летние каникулы, когда дочку отправляли к её родителям в Крым, Ирина переезжала к Черепанову, но никогда, ни словом, ни даже намеком не пыталась ограничить его холостяцкие права. Она понимала, что на такой ответственный шаг как перемена годами сложившегося образа жизни, он должен решиться сам.  Кроме того, она видела, а скорее чувствовала, его непонятную связь с прошлым и его напрасные попытки туда проникнуть, чтобы что-то понять. Никогда она не расспрашивала его  об этом, но каким-то необъяснимым чутьем кошки понимала, что пока он не разберётся в своих  полумистических ощущениях прошлого, тему  оформления официальных отношений лучше не затрагивать.
***
На небольшой придорожной заправке, куда Черепанов свернул прямо по стрелке дорожного указателя, к машине никто не подходил. Стало понятно, что управляться придётся самому.
Быстро мы привыкаем к мелким сервисным услугам - машинально отметил он, осторожно отряхивая «пистолет» и вставляя его на место.
Сейчас он  мысленно молил об удаче. Черепанов спешил на адрес из сна – улица Маяковского, 12, квартира 55.
Иван очень надеялся  что-то прояснить в природе своих снов-видений  и необычных особенностях  организма. А то, что он может встретить там своих родных людей – об этом даже страшно было думать. Но ведь почему-то был этот сон? Или это лишь плоды нервного переутомления?
Предварительно определив по карте путь к интересовавшей улице, Иван минут за двадцать докатил до места и  изо всех сил пытался восстановить в памяти ночные картинки, дабы найти сходство.
Он  почти ничего не узнавал.  Этот район, который по старинке назывался восьмым участком, так и остался «спальным», практически без работающих предприятий, и  от того, который являлся в ночных видениях, отличался здорово.
Новые дома заполнили бывший пустырь, в самом центре его выросла поликлиника, а остальное пространство заполонили, казалось, бесконечные рыночные ряды. Магазины, ларьки, дешёвые забегаловки, аптечные киоски и даже ресторан с казино, обрамленный вычурными фигурами гладиаторов. И всё это  беспрерывно гудело, жужжало, торговалось.
Он сам сразу не смог отыскать  дом, спросил у прохожих. Казалось навеки засевший в мозгу навигатор маршрута от трассы до проходной арки  дома номер 12, давал сбой. Запомнившиеся  ориентиры  безнадежно затерялись среди новостроек, порождённых частной инициативой предприимчивых соотечественников.
Припарковав машину в тени, под деревьями Иван зашёл в тёмный подъезд.
Как и в большинстве домов на окраинах, стены были обильно исписаны признаниями в любви и напутствиями какой-то Свете и красочно подкреплены соответствующими рисунками. Часть произведений кто-то из жильцов, не лишённых основ нравственности, попытался замазать краской, но молодые Рафаэли вторично дополнили картину. Под стать подъезду оказался и лифт, который последний раз убирали явно ещё при Союзе.
Ивана всегда удивляла способность наших людей во всех бедах обвинять правительство, президента, капиталистов, только не себя. Разве это буржуи специально приехали сюда, бесстыдно написали у мусоропровода, набросали окурков, а потом ещё и прилепили горящие спички к потолку?
Черепанов волновался и поэтому пытался отвлечься.
Лифт причалил со своеобразным подскоком на шестом этаже, и Иван вышел как раз напротив нужной квартиры. Оббитая чёрным дерматином дверь, квадратная кнопка звонка, резиновый коврик у порога. Нажав на кнопку, он услышал громкую, переливчатую трель. Потом медленные шаги.
- Кто там? – через минуту спросил слабый старушечий голос.
- Свои,– ответил, не найдя ничего лучшего,  Иван.
- Какие такие свои, свои все дома, -  парировал голос.
- Я журналист, не бойтесь,– исправился  он. – Ищу женщину, которая прислала письмо, просит помочь с ремонтом, стена протекает. Вот моё удостоверение.
Он поднёс к глазку красную книжечку с золотым тиснением «Пресса».
 -Да ладно, входи, я всё равно ничего не увижу, - ответил голос, и Черепанов услышал звук замка.
Перед ним стояла маленькая аккуратная старушка, лет семидесяти, в пушистых комнатных тапочках, фартуке, с уложенными в небольшой пучок на затылке седыми волосами.
- Входи, раз пришёл, я грешным делом подумала, из выборной комиссии – списки проверяют. Они что-то зачастили. Спрашивали, кто ещё проживает, за кого буду голосовать, не надо ли чего. А я завсегда за коммунистов голосую, при них и порядок был, и пенсия хорошая, и бесстыдств разных не происходило. Проходи. А зовут меня Евдокия Степановна, -  сразу, без перерыва представилась она.
      Видимо, старушка соскучилась по общению и была рада поговорить даже со случайным гостем. В комнате было так же аккуратно: чистые покрывала с выцветшими  от времени узорами симметрично лежали на креслах, на просевшем диване в ряд стояли три атласных подушки. Всё дышало уютом и стариной – и деревянный с вензелями комод, и старенький чёрно-белый телевизор «Электрон», и  причудливые цветы в фигурных горшках, и плетёные подстилки на полу.
- Чаю будешь? Только заварила, – ей явно хотелось пообщаться с Иваном подольше.
- Конечно, буду, зря что ли ехал? – наигранно весело ответил Иван, вглядываясь в квартиру. Она – не она?  Стандартная, как и все. Две комнаты, кухня, лоджия  –  ну похожа на ту, но  ведь других-то не было.
-Так кого ты ищешь? – перешла к расспросам Евдокия Степановна, прихлебывая чай. Тута кроме меня никто уже не живёт. Мужа года три, как схоронила. Детей Бог не дал, молодость тяжёлая была, а потом уж само собой не вышло. Так с покойным тезкой твоим – Иван Григоричем  только вдвоём и доживали. Ему ещё при первом секретаре Мишине квартиру в центре  дать обещали. Он всю жизнь грозом на шахте Калинина проработал. Но когда Мишин помер, квартиру попридержали для начальства, а нам уже опосля дали вот эту. И хорошо, тут свежее, опять же рынок рядом, а город нам  ни к чему. Отгуляли своё и проживали тихо на пенсии. А как Григорич приставился, я сначала даже квартирантку-студентку с техникума  взяла, не для денег, уж больно поначалу  тоскливо было. А когда та съехала, я и сама привыкла. Осталось недолго – все там будем.
- А никогда не жила здесь женщина с двумя детьми – мальчиками. Красивая, лет сорока – Черепанова Мария? – спросил, волнуясь, Иван. – Может,  на  одной площадке или в соседнем  подъезде? У неё еще муж был горным инженером, на заводе работал. Потом уехал.
- Нет, милый, - задумалась, перебирая лица в памяти, Евдокия Степановна, –  никогда. Видно, перепутала почта, не отсюда письмо. Я всех соседей с заселения знаю. Не было таких. У нас больше шахтеры да строители. Мужики вечерами  «козла» в беседке забивают, а мы на лавочках разговоры ведём. Не только в доме, в округе всех знаем. Сюда редко кто новый переезжает. Этим новым сейчас всё больше центр подавай, чтобы всё под боком да с полными удобствами.
- Спасибо, Евдокия Степановна, - Черепанов явно расстроился, - а чай у вас вкусный, хоть рецепт бери. И ещё, вот моя визитная карточка, если будут проблемы с ЖЭКом, с доставкой пенсии, звоните, я хоть и не большой начальник, но помогу, чем смогу. Запомните, Черепанов Иван Сергеевич, тут написано.
- Погоди. Так что ж эта Мария тебе сестра или кто будет?
- Так, однофамилица, бывают совпадения, – Иван уже надевал туфли  в коридоре.
- Погоди, - вдруг что-то припомнила Евдокия Степановна, - Черепанов, говоришь. – Недели две тому, я и запамятовала старая, приходил один мужчина, деликатный, обходительный такой, думала, по выборам – агитировать. Он с адреском в руке, спрашивал, не проживает ли тут, точно, Иван Черепанов, его старый друг,  в Чернобыле на аварии познакомились.
Говорю, мол, нет, а он  - может, переехал куда, на всякий случай адресок оставил. И приговор у него такой,  как у моей племянницы с Тернополя,  когда она  по-нашему говорить начинает:  быстрый,  мягкий. Мы с ним тоже полчаса просудачили.  Говорил, живёт в Хмельницке, а тут в командировке, хотел  друга повидать, старое вспомнить.               
- А имени своего не назвал? – всё больше волнуясь, спросил Иван.
- Как же, сказал, и документ показывал,- имя-то у его среди наших не  шибко ходкое, вот и запомнила – Назар.

***
Встретиться с Николаем Немченко Иван договорился в пятницу. События в стране развивались так стремительно и непредсказуемо, что необходимо было обсудить их лично. Тем более, что служба безопасности  партии рекомендовала им избегать телефонов, когда речь шла о конфиденциальных делах. Инструктируя центральный аппарат партии, начальник службы полковник Гнатенко, старый друг Черепанова ещё со времён Чернобыля, предупредил о вероятном прослушивании противоположной стороной телефонов ключевых лиц Комитета спасения.

Оказывается, в аппаратуре сотовой связи ещё  на этапе разработки закладываются возможности определения местоположения абонента, прослушивания  разговоров,  дистанционного включения микрофона, и многое другое. Из-за того, что  алгоритмы кодирования и защиты в сотовых системах связи намеренно ослаблены, они также могут стать добычей хакеров и проходимцев. О конфиденциальности в сетях аналоговых стандартов говорить вообще не приходится. Их абонентов можно прослушать на обычном радиоприёмнике или телевизоре, если расположиться неподалеку.
      - Прослушать абонента цифрового стандарта GSM сложнее,- отметил Гнатенко, - так как необходима дорогостоящая аппаратура для дешифровки разговора, записанного сложными алгоритмами, которые постоянно меняются. И такая аппаратура у противоположной стороны имеется.
Совсем просто записывать разговоры  с коммутатора, особенно, имея доступ к персоналу в компании оператора. И, как показывает практика,  это не проблема для консультантов наших оппонентов…
Черепанов ещё в среду предупредил  Ирину, что на выходные поедет  к Николаю в Донецк, поэтому запланированный воскресный поход в кинотеатр на «Сумеречный дозор» переносится на следующую неделю. Кино они  очень любили и после своеобразного  «ренессанса» кинотеатров, регулярно посещали премьеры. Жаль, что своих фильмов в Украине производилось крайне мало, а разговоры о возрождении отечественного кино, так и остались разговорами. Слава маститых когда-то Киевской киностудии имени Довженко и Одесской киностудии, увы, оставалась в прошлом.
Несмотря на непогоду, в Донецк Черепанов докатил за полтора часа.  С трудом объехав стоявший  у обочины оранжевый мусоросборочный грузовик и мысленно обложив матом отлучившегося водителя,  Иван припарковался у девятиэтажного кирпичного дома на Университетской, где жил Немченко.
Судя по ароматам на лестничной площадке,  Ивана ждали.  Николай заранее разложил приобретенные в «супермаркете» закуски, но главным блюдом была самостоятельно поджаренная на сале, как в студенческие годы, рассыпчатая сумская картошечка с луком. Томилась в ожидании и бутылка настоящего армянского коньяку из коллекции Николая, которую он собирал более 10 лет. Сам он пил только по «случаям», но из многочисленных командировок всегда старался привозить оригинальный  напиток. Так коллекция то пополнялась, то вновь сокращалась.
Друзья обнялись. Несмотря на общую работу в партии и соседство в областях, в последнее время видеться приходилось не часто.  По первой выпили за встречу. После второй взяли паузу: для обсуждения доклада на политсовет требовалась ясность мышления. Речь шла о  реформировании органов местного самоуправления, отношений между центром и регионами,  Доклад отшлифовали часа за полтора, бегло обсудили положение в столице и на местах, - теперь можно было и расслабиться. Включили телевизор. 
 -Очередной матч, -  бодрым голосом сообщил спортивный обозреватель, -  «Шахтер» проведёт в субботу в Харькове, а «Заря» - дома.
Николай был страстным болельщиком и при всей занятости не пропускал ни одного матча любимой команды.
- И когда твоя «Заря»  заиграет? - при каждой встрече «доставал» он Ивана,  - а ведь когда-то были чемпионами Союза.
- Дайте нам ваше финансирование, тренера,  базу и тогда посмотрим, – по привычке отбивался Иван, – да мы Кубок чемпионов возьмём.
- Через года  три-четыре и мы кубки соберём. Только в каком чемпионате играть будем? В своём, в российском, или в американском?  – смеясь,  добавил Николай. – Представляешь, «Заря» - чемпион Соединенных Штатов Америки по футболу и министр спорта Буш-младший вручает вам медали, как всегда перепутав Лугань с какой-нибудь Луизианой. Даже я приеду по такому случаю. Пригласите?
- Пригласим. А ты сам приедешь или с охраной?  Твоих  амбалов кормить не обязуемся, в Штатах нынче  тоже кризис.
После несчастного случая с Кушнаренко и серии загадочных самоубийств  министра транспорта и  МВД, весь актив партии пребывал в напряжении. Расследования обещали быть долгими и, как показывал опыт, не гарантировали достоверный результат. А пока служба безопасности распорядилась усилить охрану лидера и первых лиц Комитета спасения, среди них и Николая Немченко.
 Несколько бесшабашный в силу молодости, он  не страдал излишней подозрительностью, и  никогда никого не опасался. Единственной его охраной был разве что водитель. Да и от кого защищаться у себя дома? Поэтому и к приставленной охране он отнёсся скептически - надо, так надо, а спустя неделю даже привык к трём специфического вида парням. Теперь в его автомобиле рядом с водителем сидел стриженный, как Брюс Уиллис, подтянутый молодой крепыш в тёмном костюме, с миниатюрным микрофоном и наушником, а по пятам следовал синий «Тойота Лендкрузер» с ещё двумя «секьюрити».
Этот «сарай» на колесах и сейчас стоял у подъезда, а его «обитатели», встретили Ивана напряжёнными, больше для внешнего эффекта, взглядами. Хотя о визите были предупреждены заранее и знали его в лицо.
- А давай-ка рванём в одно кафе неподалёку, – предложил Николай, - там вкуснейший кофе, в джезвах, на мелком песке, с  нежной пенкой - я такой  сам не сварю. И саксофонист исполняет блюзы, заслушаешься. Когда ещё выберемся? По пути позвонишь своей Ирине, отчитаешься, и привет от меня передашь. Кстати, приезжайте вместе, свожу вас в Артёмовск, на завод шампанских вин. Ирину впечатлит: там такие подземелья – город, а температура везде одинаковая для соблюдения техпроцесса. Продегустируем, посмотрим. Там даже термины звучат, как песня: купаж, ремюаж,  дегоржаж. Красиво. Можем рядом ещё в соляную шахту спуститься. Просто хрустальный дворец из сказки о Снежной королеве. И «малую» свою пусть прихватывает, уж ей-то как интересно будет. Там  ещё лечат то ли дыхательные органы, то ли нервы.  Кстати, как твои видения,  по-прежнему летаешь во сне? Может, показать тебя нашим специалистам, они тебе враз фантазии обрежут, ну и  заодно, ещё кое-что по мелочи.
- Сам разберусь, – отмахнулся Иван. – А за приглашение спасибо, нагрянем бригадой,  рад не будешь. Лишь бы вокруг наладилось. Поехали.
На улице моросил мелкий, колючий, то ли  дождь, то ли уже оледеневший снег. Фонари очерчивали на чёрном асфальте под бетонными ногами жёлтые круги,  а вверху, в свете их мутных плафонов, морось казалась ещё сильнее.  Прохожих на улице не было: поздно, да и погода не располагала. Где-то далеко победно залаяла собака, видимо, всё же вынудившая  хозяина надеть плащ и ботинки и вывести её на непременный вечерний моцион. Ведь погода сегодня её, собачья.
Припаркованные машины, как огромные жуки, уткнулись носами в бордюры и остывали после тяжёлой недели.  Натужно гудел приближавшийся к ним  знакомый  Ивану грязно-оранжевый грузовик, втягивавший в себя, как гигантский пылесос, вечный городской мусор.
Иван с Николаем вышли из подъезда, поёжились. Ребята из охраны засуетились,  старший направился к ним.
- Придётся брать эту компанию с собой, - негромко сказал Николай,-  инструкция, мать её так.
Но с приближением грузовика Иван сначала отдалённо,  а потом всё отчетливей ощутил знакомое чувство опасности. Как будто к ним стремительно приближался радиоактивный источник, почувствовать который мог только он. Немченко с охранником уже подходили к машине.
- Николай! – резко крикнул Черепанов, - назад!
Почти в  эту же секунду из  кабины резко набравшего скорость грузовика с  белой трафаретной надписью «Чистый город» сухо прозвучали два выстрела.
Николай, после окрика как бы застывший в воздухе  на полушаге, неловко оперся на уже прикрывшего его охранника и сползал на асфальт, держась за левое плечо. Ещё два коротких выстрела из кабины  вдогонку - и уже охранник грузно рухнул сверху на Николая. Два других телохранителя, выскочив из машины, хоть и с опозданием, но открыли беспорядочный огонь по грузовику, который, казалось, через миг исчезнет за поворотом.  Но одна из пуль, попав в заднее колесо, заставила грузовик вильнуть перед поворотом  и врезаться в опору огромного  биг-борда с  цветастой рекламой «Кока-колы».
- А говорят, «Кока-кола» не полезна, - совершенно идиотская в этой ситуации мысль почему-то мелькнула в голове Черепанова.
В следующую секунду он уже поднимал и ощупывал до конца ещё  не осознавшего, что произошло, Николая.
- Как ты? Куда попала пуля? – Иван нёс бледного Николая к подъезду, откуда-то начали появляться люди.
 –Быстро вызывайте «скорую», там ещё один парень возле дороги раненый лежит.
У Николая  кровоточило плечо. Пуля прошла в нескольких сантиметрах от  сердца. Тех сантиметров, которых Иван своим тревожным окликом не дал пройти  Немченко.
«Скорая» приехала на удивление быстро. За ней прибыла милицейская машина, одна, другая и свои ребята из службы безопасности партии с полковником Гнатенко.  Начались опросы соседей, замеры расстояний, протоколы.
        Уже утром, в больнице, куда Иван поехал на «скорой» вместе с раненым       Николаем, он узнал, что один из охранников, старший наряда, был убит сразу. Остальным удалось задержать стрелявших. Их было двое. Водитель  тоже умер от травм и разрыва внутренних органов.  Его напарник отделался небольшим сотрясением мозга, ссадинами и находился в управлении внутренних дел. Их личности  выяснялись.
Но Черепанова тревожило другое. Откуда возник источник радиации в оранжевом грузовике? Ведь тремя часами раньше, проезжая мимо него, Иван абсолютно ничего не почувствовал.
               
***
На той осенней, последней в году рыбалке ночь выдалась тихая и на удивление тёплая. Звёзды густо усыпали  чёрное небо, изредка подмигивая и срываясь вниз короткими огненными штрихами. Говорят, в этот момент  нужно загадать желание и, если успеть, оно обязательно сбудется. Круглая, как яичный желток луна равномерно освещала пологий берег, куцую рощу, водохранилище и серую палатку рядом с большим внедорожником. И без фонаря можно было разглядеть длинный ряд удочек и даже леску, уходящую от колокольчиков строгими параллелями в середину лунной дорожки на неподвижной воде. Такое чёткое, почти как на астрономической карте небо бывает только за городом, в безветренную, сухую погоду.
Иногда со стороны водоёма слышался  всплеск – то ли «играла» крупная рыба, то ли водяная крыса вышла на ночную охоту, то ли утка в  сухих камышах, встрепенувшись со сна, судорожно пересчитывала своё потомство.
Костёр медленно догорал, напоследок потрескивая углями и внезапно вспыхивая тысячами белых точек, просил новой древесной пищи для своего ненасытного огненного чрева.
Миллионы лет прошли, а люди с завидным постоянством продолжают заворожено смотреть сверху вниз на костёр, и снизу вверх - на звёзды. Пройдёт ещё столько же лет, прогресс сотворит такое, что ныне трудно представить, и люди, возможно, станут другими, но эти две заложенные на генном уровне привычки, наверное, никогда не исчезнут. В такие ночи, когда удавалось вырваться с друзьями на рыбалку, полковник Гнатенко не спал. Разве можно спать при такой красоте? Сидишь на удобном рыбацком стульчике-кресле, подаренном друзьями на очередной день рождения, медленно потягиваешь сигарету и ждёшь, не звякнет ли колокольчик, не дернется ли леска? И кажется – нет вокруг ничего, кроме этого берега с силуэтом водокачки вдали, сонных деревьев, тихой воды, в глубинах которой осторожно посасывает сочную макуху красавец – карп, килограмма этак на три.
Последнее время рыбачить удавалось не часто. То сердечко пошаливало и приходилось глотать лекарства, то обострялась ситуация на политических фронтах и надо было просиживать до темноты в прокуренном кабинете. И на пенсии нет спокойной жизни,  а  сколько её осталось?  «Но время, проведенное на рыбалке, в зачёт жизни не идёт» - гласила старая рыбацкая мудрость.
 Помогала былая закалка. Что  надо заслуженному пенсионеру, почётному чекисту,  бывшему сотруднику КГБ,  впоследствии переименованному в СБУ. Отдыхай. «Бывших чекистов не бывает», – гласила профессиональная аксиома. Совсем недавно он напомнил её молодому сотруднику, старшему лейтенанту  Стасу Скубашевскому, который застал Ивана Алексеевича в выходной за работой. Пришлось  прочитать ему небольшую лекцию.
- Ты, Стас, больше  с техникой работаешь. Под рукой компьютеры, сканеры, мобильники, удобно. А ещё лет 7-8 назад хоть волком вой. И с людьми было туго, и с техникой.
От коллег, с которыми периодически встречался, Гнатенко знал ситуацию в стране. Их структура частично сохранила профессиональный состав, традиции  и понятия о долге. Хотя сказались  и принципиально новый подход к прежним жизненным ориентирам,  и новые реалии.
- Как всё начиналось, - Гнатенко любил провести политинформацию для подчиненных, - В период безвластия и экономического коллапса, гиперинфляции, воспользовавшись  отсутствием и несовершенством законов, потенциал державы нагло разворовали. Продажные судьи, купленные депутаты и крышующие всех и вся стражи порядка. Даже у нас в ведомстве нашлись шустрые ребята.
- И где они сейчас, неужели нет?
Гнатенко как бы не заметил вопроса и продолжал:
- Конечно, и среди новой элиты случались люди с головой и совестью, директора предприятий, председатели колхозов, которые приняли  новые правила, вписались в систему, так как понимали, что без развития, без новых технологий, инвестиций, на одном старом  советском багаже страна не поднимется. Только в кооперации со всеми соседями, на собственных паритетных рынках, можно добиться экономического, да и гуманитарного роста. Не все в Европе заинтересованы в нашем становлении, как конкурента, какие бы сладкие речи оттуда не звучали. Зато использовать выгодно расположенную страну в своих интересах – желающих много! Можно пригрозить размещением натовских баз России. А можно и превратить в отстойник радиоактивных отходов со всего мира…            Скубашевский, не ожидавший такого напора, уже был не рад, что затронул пенсионера, и, придумав повод, рванул за дверь. А Гнатенко ещё долго  «кипел» и вспоминал.
Направления, связанные с ядерными исследованиями, радиационной безопасностью – были его епархией. Когда в  1986 году, Компартия бросила Гнатенко на ликвидацию чернобыльской аварии, волей-неволей пришлось постигнуть азы знаний о радиации. Это был вопрос жизни и смерти, и не только собственной, а и сотен молодых ребят. Очень помог ему молодой учёный из Закарпатья – Назар Гнатюк.  Даже после несчастного случая, когда Назар с двумя ликвидаторами попали под завал в четвёртом блоке и были отправлены на лечение, Гнатюк вернулся на станцию. В этом рвении было что-то настораживающее, непонятное обыкновенному человеку. Его интерес к радиации, к взрыву и всему, что с ним связанно, граничил с фанатизмом и даже вызывал подозрение.
Тогда Гнатюка, как и многих других,  ведомство проверило. Выяснилось, что его дед с семьёй уехали в Канаду, а затем  переехали в США. Отец - Захар Григорьевич,  после второй мировой эмигрировал в Советский Союз по идейным соображениям, стал профессором. Правда, направление его работ со временем приобрело не совсем научный характер, как выражались его коллеги по «цеху», и финансирование тем урезали. То ли действительно увлёкся новыми теориями, то ли это были козни бесталанных завистников, но профессор в дальнейшем продолжал почти в одиночку. Свои знания передавал родившемуся уже в Украине Назару.
Был в деле загадочный  случай пропажи без вести Захара Гнатюка и двух сотрудников шахты «Востокдон» во время экспериментального секретного взрыва на Лугани. Тела погибших тогда не нашли, а научные записи профессора Гнатюка  увидеть не удалось.
Назар  же школу окончил с золотой медалью, потом с красным дипломом - МФТИ им. Баумана в Москве, учился в аспирантуре, часто по научной линии выезжал за рубеж. Такая биография для работы на стратегических объектах тогда не поощрялась, но, во-первых, ситуация была исключительной, и, во-вторых – шёл уже второй год перестройки и некоторые инструкции постепенно ослаблялись.
После двух лет Чернобыля полковник вернулся в Донбасс,- тогда было не до Гнатюка. В стране начался такой беспредел по их части, что хоть увольняйся. Чуть ли не официально раскрывались государственные секреты. Под видом различных фондов  и консалтинговых СП страну наводнили официальные разведчики, которым и маскироваться с придуманными легендами не было нужды. Они официально, с помощью наших же специалистов, собирали информацию о стратегических ресурсах, энергетической безопасности, перспективных проектах, политических разногласиях и потенциальных лидерах.
Снова  Назар Гнатюк столкнулся с полковником Гнатенко в начале девяностых.  Полковника включили в комиссию по ликвидации ядерного оружия,  а Назар представлял общественную организацию, активно ратующую за безъядерный статус Украины  и демонтаж ядерных установок.
В следующий раз он попал в поле зрения Гнатенко, выступая в качестве эксперта международной комиссии по сооружению на ЧАЭС  нового, более прочного саркофага.  Выступал аргументированно, со знанием предмета, уже в звании профессора, доктора наук. Всё это время Гнатюк часто бывал в зоне отчуждения, делал замеры, наблюдал за животными, флорой и людьми.
И забыл бы отставной полковник-пенсионер, который теперь курировал службу безопасности в Комитете спасения, свои прежние подозрения,  да и самого Назара Гнатюка. Но после второго тура выборов, когда страна практически раскололась, и было не до научных изысканий,  ребята из его службы передали странную информацию.
В Луганскую область около месяца назад прибыл якобы в командировку по научной части доктор наук Московского, Йельского и еще каких-то университетов  Назар Захарович Гнатюк. Ничего особенного,  да проявили ребята бдительность. После визита в луганский НИИ по пустяковому, как они выяснили, вопросу, Гнатюк начал активно искать бывшего вместе с ним в 1986 году в Чернобыле Ивана Черепанова. Это можно объяснить: захотел вдруг через 18 лет повидать бывшего сослуживца. Но откуда такое упорство? Черепанов ведь не учёный…  Правда, стал заметной фигурой в Партии развития. Но не ключевой, да и при чём тут Назар, который в политических разборках замечен не был.  Опять не вяжется. И что
любопытно, поехал искать его по какому-то «левому» адресу, в  дальний район, где Черепанов и близко никогда не жил. Потом проехался по Донбассу, заехал на старую шахту «Востокдон», где в советское время проводили экспериментальный ядерный взрыв. Покрутился, какие-то замеры сделал. Вроде понятно, это по его части, да и отец там пропал. Хотя странно. Почему именно сейчас? Вопросы, вопросы.
И вроде бы не до Гнатюка сейчас. Начались теракты  по всей стране. Странно погиб Кушнаренко. Хоть следствие и признало несчастный случай, а дело закрыли, но уж очень вовремя всё произошло. Не верил полковник в такие случайности.
 Покушение на Немченко тоже чуть не закончилось фатально. И Черепанову  надо  быть осторожней, ко всем охрану не приставишь,  и толк от неё тоже не всегда...
А заехать в милицию надо обязательно - отметил для себя Гнатенко -  и «чистильщика» этого порасспросить подробно. Видать, зверь матерый, коль  за три часа до стрельбы настоящего водителя с поливальщиком тихо усыпил,  и их тела только вчера нашли в канализационном отстойнике. До сих пор не оклемались. Значит, готовились основательно, и не исключено, что ещё задания по нашему краю имели. Надо коллегам по областям позвонить, обменяться…  И материальчик по профессиональным исполнителям затребовать, что-то многовато совпадений.
Опять не удастся на рыбалку в выходные  выбраться. Нет ли связи между этими визитами? Что-то зачастили к нам гости. Не готовится ли что-то серьёзное? Данные уж очень настораживающие, идёт глобальная подготовка, «янки» не успевают самолеты людьми и техникой паковать, Россия войска подтягивает. Политики что-то несусветное затеяли…
Очередная  смятая пачка из-под сигарет полетала в урну, врачи сколько раз велели не курить, но разве удержишься в такие дни? Привык Гнатенко при серьёзных размышлениях к сигарете и листу бумаги с карандашом. Эти листы со схемами напоминали  префферансные «пули», частенько расписываемые полковником с друзьями в свободные зимние вечера.
И сейчас полковник Гнатенко приготовился к очередной задаче – расчертил  большой белый лист А3 формата, набросал уже известную информацию, отправил запросы коллегам. Завтра будут первые ответы и заполнятся пустые квадраты. Старые кадры умеют работать, и они частенько выручали друг друга в сложных ситуациях. Ещё пометил в блокноте «жирной галкой»: не забыть позвонить в Лугань  Ване Черепанову, пусть приедет, посмотрит на этого «террориста», у него, помнится,  какие-то свои особые «предчувствия».
 О странностях Ивана полковник знал, но значения им не придавал, объяснял последствиями болезни после  взрыва на ЧАЭС.
Завтра трудный день, последняя сигарета - и спать. Чутьё  опытного служаки подсказывало: что-то должно проявиться, связаться и произойти в ближайшее время.

***
В селах всегда рано ложатся спать. Но зато и поднимаются засветло. Кто рано встаёт – тому бог дает. И на украинском, и на русском - смысл этой поговорки  - одинаковый.  Даже если бы  гортанно, на каком-нибудь мандариновом диалекте произнести её в самом затерянном аграрном районе Китая, и там бы она не потеряла актуальности. Сельские жители похожи везде…
В деревне всегда много работы, и она найдётся для всех.  В небольшом селе Крылос на Ивано-Франковщине, где издавна обитали деды, маленький Василий постигал науку жизни. Пегая  худая корова, куры, утки, пара вислоухих непоседливых свинок – всё это живое хозяйство требовало непрерывного ухода, чистки, выгула, кормёжки. На пару с веселым дворовым псом Жуком,  Вася, вооружившись длиннющей хворостиной, выгонял на выпас корову, чистил свинарник, вместе с братьями и мамой полол  невымирающие при всех режимах сорняки в небольшом огороде за мазаной хатой.
Школа находилась в соседней деревне, за шесть километров. Собравшись ватагой, пацаны  ежедневно отмеряли эти трудные километры к знаниям. Учился Василий хорошо. Немалая заслуга в этом  была их классного руководителя, учителя математики Петра Васильевича Горового, который не только любил детей, но и смог привить им любовь к познанию.
В горный институт Василий поступил с первого раза – помогли и знания, и  обязательные квоты для сельской молодежи. После окончания  распределился во Львов. Сто двадцать рублей инженерской зарплаты, комната в общежитии на окраине, мечты об аспирантуре  и вся жизнь - впереди. Так складывалась всё у Василия Собко до июля 1987 года, до трагического случая при ликвидации аварии на четвертом энергоблоке Чернобыльской атомной, где он был заместителем командира батальона гражданской обороны. Но сам он этого  не помнил.

Человек, устало сидящий на деревянных нарах в одиночной камере предварительного заключения Донецкого ГУВД, дремал. В последние дни  спать ему приходилось лишь урывками. Приезд в Донецк, изучение объекта и подготовка к теракту заняли всего три дня. В центре настаивали: нужна  быстрая организация  терактов в различных точках  Юго-Востока, пока в Комитете спасения не поняли  её масштабов  и не приняли ответных мер безопасности. Для профессионалов, а он уже был именно профессионалом со стажем, как и его погибший напарник, этого срока было достаточно. Да и объект – председатель донецкой городской партийной организации член Комитета спасения Николай Немченко не представлял особой сложности. Охранялся стандартно, даже график поездок, любезно  выложенный  пресс-службой партии на сайте в Интернете, соблюдал чётко. Однако нелепый случай - собственной промашки Василий не чувствовал - свёл на нет операцию. Свёл  на нет–мягко сказано! Когда объект остался жив, напарник  погиб, а сам он арестован и сидит в ожидании допроса – это полный провал. Вот именно это и есть сухой остаток, мысленно повторил Василий  любимое выражение  последней жены, которая при разводе оставила ему только пачку панировочных сухарей. При  воспоминании о ней он поморщился, что вызвало боль в глубокой ссадине на лбу, кое-как замазанной  йодом  местным эскулапом. Неужели итог жизни должен быть таким?
Кадровый военный, патриот, всегда любивший Украину и готовый ради неё на всё – сидит в чужом грязном рабочем жилете, прикованный наручниками к батарее за покушение на вчерашнего соотечественника, сегодня оказавшегося по другую сторону баррикад. Что они не поделили - историю, язык, настоящее, будущее? Да нет, всё правильно, это такие как этот Немченко, Кушнаренко, Янукович,  хотят отнять у его страны прошлое, хотят превратить его соотечественников в космополитов, готовых вновь идти на поклон к «москалям»,  75 лет гнобивших  и унижавших его народ, устроивших  насильственную русификацию и голодомор с миллионами невинных жертв.
После выписки из  киевской больницы для чернобыльцев, он с диагнозом -  облучение и полная амнезия  оказался один на один с новой жизнью и начал карьеру с чистого листа.
Львовское военно-политическое училище,  двенадцать лет  непрерывной службы в действующей армии, включая спецподготовку и выполнение так называемого «интернационального долга» в Афганистане  и впоследствии уже более честно – работу «по контракту». Но главное – ещё в училище он тайно сошёлся с патриотически - национально настроенными правозащитниками. С тех пор жизнь приобрела новый смысл. С одной стороны, это был кадровый советский, а потом и украинский  военный, честно исполнявший долг и сумевший  без блата дослужиться до подполковника. Вечные перемены мест, работа  на износ закалили его, задубили и кожу, и душу. Семья не сложилась - уж очень тяжёл был характер настоящего уставного служаки.
 Но в нём жило ещё одно начало. Сначала тайно, а после обретения независимости, уже во весь голос проповедующее украинскую идею вместе с такими же непримеримыми.  В их движении Собко выполнял роль координатора силового крыла - обеспечивал безопасность ключевых фигур, обучал молодёжь навыкам нестандартных  действий, а, проще говоря, готовил военизированные отряды.. В совершенстве зная сапёрное дело, приёмы самообороны и стрельбы, искусство слежки и организации терактов, он «с душой» подходил к делу, мог и поощрить, и строго наказать подопечных. Как чувствовал, скоро это будет востребовано!
И сейчас, когда в стране возникла почти военная ситуация, понадобился и он, и его воспитанники. Только немного коробило от того, что оперативным штабом, наряду со своими,  руководили иностранцы, которые вели себя, как хозяева. Он понимал – «кто за музыку платит, тот её и  танцует». Пусть кто-то думает, мол, были под «москалями», а теперь под «штатниками». Да, вряд ли они бескорыстно будут вливать миллионы долларов в далёкую и не очень понятную  им страну. Надеются на дивиденды? А мы ещё посмотрим, кто кого использует и перехитрит, втайне надеялся Собко. Ослабим с их помощью имперскую Россию, а потом и свою игру сыграем. Пока интересы его страны и заокеанских спонсоров совпадают – решил для себя Василий – будем сотрудничать, а потом посмотрим. Слишком дорога ему Украина, чтобы отдать её на откуп политикам. Сытые  «америкосы» и  хитрые «европейцы»   по возможности попытаются отводить для нас самую опасную работёнку, пряча своих солдат за спинами  вновь прибывших новичков. Пока он освоих замыслах никому не говорил – время не пришло. Сперва нужно разобраться  со своим  Юго-Востоком…
По коридору прогремели тяжёлые шаги, гулким эхом отражаясь от пустых стен. Со скрипом отодвинулся засов, отворилась решётчатая дверь, и  конвойный привычно-хриплым голосом выкрикнул – «Арестованный  встать. На допрос».
В кабинете следователя все было по-спартански скупо. Старый стол с истёршейся от сотен протоколов поверхностью, два скрипучих стула, забранное фигурной решёткой окно и сиротливо стоящая в углу  маленькая тумбочка, из разряда «больничных». Следователь, молодой худощавый парень лет тридцати, нервно курил, периодически поглядывая на «мобильный». Видимо, ждал нужный звонок.
Как вести на допросах, Василий продумал ещё в камере. Его здесь никто не знает, в милицейских архивах он не проходил, поэтому будет «косить под дурачка» и тянуть время. А при первой возможности - бежать. Как это сделать и когда выбрать момент, он, военный профессионал с громадным опытом, разберётся. Попадал в переделки и похлеще. И ничего, выбирался.
-  Имя, фамилия? -  заучено спросил следователь, комкая окурок в пепельнице.
- Иващенко Григорий Петрович.
- Хорошо, запишем, где проживаете?
- Город Хмельницкий, улица Сосюры, 25, квартира 7, - спокойно назвал Василий координаты спившегося старого знакомого.
- С какой целью и с кем приехали и почему совершили покушение на жизнь известного политика Николая Немченко, а также водителя мусороуборочной машины и его напарника?
- Никакого Немченко, никакого водителя машины не знаю, – недоумённо пожал плечами Василий, - прибыл в Донецк посмотреть город, так как никогда тут не был. Приехал один. Искал подходящую гостиницу. Вдруг подошёл незнакомый мужчина и, угрожая пистолетом, потребовал ему помочь.
- И в чём же заключалась помощь?- делано удивился следователь.
- Он заставил меня сесть вместе с ним в большую оранжевую машину для уборки мусора, надеть рабочий жилет, лежащий в кабине, надел такой же сам и велел ждать. Когда из подъезда дома напротив вышла группа каких-то людей, он быстро подъехал к ним и внезапно начал стрелять. После этого «рванул» к перекрестку, но в перестрелке,  видимо, было пробито заднее колесо, потому что машина внезапно свернула и столкнулась с железной опорой рекламного щита. Больше я ничего не помню, ударился о стекло кабины и потерял сознание. Очнулся уже у вас.
Собко понимал, что его наверняка видели в кабине стрелявшим и его рассказу не поверят, поэтому не особенно изощрялся, придумывая такую нелепую версию. Напарник  определенно погиб, он видел результат удара – грудь всмятку, значит, можно всё и валить на него. Его никто не знает, а при сегодняшней чехарде в стране, и не узнают. Хотят, пусть выясняют. Главное, тянуть время и ждать момент для побега, их бдительность рано или поздно ослабнет. Повезут на следственный эксперимент, переведут в другое место содержания.
- А то, что на оружии ваши отпечатки пальцев и свидетели видели, как вы стреляли из кабины. Это как объяснить? – следовать понял, быстро добиться правды от этого «клиента» будет сложно.
- Так оружие он мне подержать велел, когда за «баранкой» сидел, а насчёт свидетелей, так могли и ошибиться. Темно было, они и видеть не могли, кто стрелял. Он же, подлец, мной прикрывался и палил из-за спины, испугал до смерти. Ненормальный какой-то, наверное, любовника жены подстерегал.
В том же духе Собко отвечал и на другие вопросы. Продолжать допрос смысла не было.
- Хорошо, – устало сказал следователь, – на сегодня хватит. Завтра пригласим свидетелей и встретимся снова. Советую вам хорошо подумать и правдиво рассказать о покушении. Помощь  следствию зачтётся на суде, а личность вашу и подельника мы быстро установим. Уведите!
К вечеру принесли миску жидкого супа, хлеба и тарелку жёсткой, как резина, перловой каши. Василий с отвращением съел, силы ещё понадобятся. С усмешкой вспомнил - когда у них в тренировочном лагере  появились американские «консультанты», на еде не экономили ни для кого. Янки, хоть и жили отдельно, их разместили в уютном корпусе бывшего пионерского лагеря, питались вместе с остальными. Инструкторы, с раннего утра проводили занятия по рукопашному бою, стрельбе, взрывному делу, учили методам работы с «толпой», подготовке уличных беспорядков. Удивило обилие регулярно прибывающей специальной техники связи, палаток, стрелкового оружия. Чувствовались опыт и решительность. Видимо, ставки делались серьёзные. Кроме его диверсионной группы, существовали и другие, но их заданий  даже Собко не знал. Хотя кое о чём догадывался. У них тоже понимали, что как только Россия разберётся со своими проблемами на Кавказе, то не оставит Украинскую Юго-Восточную Республику без поддержки. Поэтому старались как можно быстрее захватить инициативу и серией террористических актов обезглавить реально обладающую властью и влиянием Партию развития, отвлечь внимание и поднять волну недовольства населения серией мелких, якобы техногенных взрывов. Так им обрисовали «консультанты» предстоящую стратегию борьбы.
Самого лидера Партии развития – Виктора Януковича ликвидировать не предполагалось, чтобы не сотворить ему в глазах общественности ореол героя и мученика, погибшего за идею. Это могло бы лишь сплотить его соратников и сторонников. У нас любят  пострадавших героев (история с загадочным и рейтинговым отравлением Ющенко – тому пнример), а ещё больше - погибших. А вот лишить лидера окружения, наиболее преданных, работоспособных и авторитетных помощников, эта задача была поставлено чётко. Недаром говорится – короля делает свита.
Целью его группы на Юго-Востоке были - харьковский лидер, заместитель Януковича по идеологии, Евгений Кушнаренко, в Донецке – молодой и перспективный Николай Немченко, а также организация и проведение небольшого, но резонансного теракта на Запорожской АЭС.
Вначале всё шло по плану. Кушнаренко они «пасли» неделю. Погибший напарник Василия, Степан навёл мосты в лесничестве. Егерем в охотхозяйстве работал их бывший земляк, которому за информацию и помощь подкинули немного валюты.
 В Кушнаренко, отставшего из-за разговора по мобильному от остальных рассредоточившихся по «номерам» охотников, выстрелили  из охотничьего ружья. Ситуация выглядела, как убийство по неосторожности, совершенное одним из помощников Кушнаренко и товарищем по партии – Дмитрием Приваловым. Из того же оружия  «застрелился», от горя конечно, и сам  Дмитрий Привалов. Так потом  и констатировало следствие.
А вот в Донецке в последний момент их как-то «учуяла» охрана. Пришлось тормозить, стрелять повторно, терять темп, и  задание сорвалось. А следующее - поставлено под угрозу.  В Запорожье через неделю им должны подвезти «пластиковую» взрывчатку, а уж куда заложить её для «шумового» эффекта, он поинил. В лагере привлечённый специалист по ядерной энергетике нарисовал для группы Василия подробный план закладки, для причинения минимального урона АЭС при взрыве, который со стороны должен восприниматься как техногенная катастрофа. Правда, самого специалиста Собко не видел, но слышал, как уважительно американцы отзывались о его способностях. Сам Василий неплохо владел английским – это было необходимо при его прежней «работе», но особенно об этом не распространялся. Поэтому, когда инструктора, не подозревавшие об его лингвистических познаниях, общались между собой, Собко тихонько наматывал информацию «на ус». Американцы много чего говорили о Запорожской атомной, Одесском припортовом, Новокаховском водохранилище,  но Василий их разговорам значения не придал, да и кое-что недопонял. Сейчас в камере он больше переживал, что тем, кто должен выйти с ним на связь в Запорожье, встречаться будет не с кем. Если он не сбежит.
30 июня 1987года
        Когда Назар открыл глаза, вокруг было темно. Показалось, что он пролежал на полу цеха четвёртого реактора вечность. Хотел поднять левую руку, посмотреть на светящийся циферблат «командирских» часов, подаренных отцом после окончания школы, но не смог. Рука не поднималась, а попытка пошевелить ею отозвалась острой болью во всей левой половине тела. Попробовал поднять правую руку, она, хоть и с трудом, но подчинилась! Отстегнул и посмотрел на часы, прошло всего две минуты. Медленно себя ощупал, похоже, кости целы, хотя левая нога тоже отзывается болью в колене. Спина ломила, а сердце колоколом «бухало» в груди. Огляделся. Отброшенный ударом фонарь не погас и неподвижно светил мутным лучом в серый потолок. Стоп! А ребята, где они? И где его приборы? Инстинктивно Назар, как военный кинооператор во время боя никогда не бросающий камеру, начал искать аппаратуру. Подтянув фонарь, нащупал футляры приборов, они, к удивлению уцелели. Мечущаяся, как в аномальной зоне стрелка вдруг замерла на  «красной» отметке, а из образовавшегося после взрыва проёма  неожиданно появилось слабое голубое сияние, равномерно осветившее «бокс». В странных ультрамариновых лучах Назар разглядел Ивана и Василия, прижатых потолочной балкой на длинной арматуре, как гигантским маятником. Сияние, вспыхнув, постепенно начало угасать, и что-то подтолкнуло Назара из последних сил подползти к безжизненно раскинувшимся ребятам, высвободить их из-под балки и втащить в проём. И уже там, обессилено упав рядом с ними, он повторно потерял сознание.
Что было потом, ему рассказали после выписки из больницы. Их троих нашли спасатели. В том маленьком «боксе» они пробыли около часа.  Назар «отделался» вывихом руки и многочисленными ушибами. Ивану и Василию досталось больше. Они провалялись в больнице почти три месяца и после выписки на станцию не вернулись. Назар вместе с полковником Гнатенко проведывали их, но ни Черепанов, ни Собко, их не узнавали. Гнатюк тогда был уверен, что их травмы - намного серьёзнее, чем у него. Но кроме несложных переломов, превышения радиоактивной дозы и полной потери памяти, у Ивана и Василия ничего не обнаружили. А ведь Назар был уверен, что тащил уже мёртвые тела товарищей.
Что произошло на самом деле, Назар понял только через пять лет после аварии. Его исследования не прошли даром. Понял и сам испугался.
Они втроём  –  ликвидаторы Назар Гнатюк, Иван Черепанов и Василий Собко, после невероятного совпадения всех необходимых и достаточных условий, возникших после аварии 30 июня 1987 года, в 17 часов 36 минут в четвёртом блоке Чернобыльской АЭС,  перешли в другой,  в очень похожий, параллельный мир. Как бы нереально это не казалось.
Его теория, теория его отца - профессора Захара Григорьевича Гнатюка, вдруг обрела практическое воплощение. Переход в другой мир стал возможен при совпадении ряда факторов, связанных с определенным уровнем радиационного излучения, вызванного ядерным взрывом с заданными параметрами и наличием в  этой зоне трёх человек. Назар понял – такие же условия возникли и в 1968 году на шахте «Востокдон» в Южнокоммунаровске, когда пропал отец. Так как тел тогда не нашли, то они  также перешли  в иной параллельный мир, ведь в этом  мире Назар тщательно искал отца и не нашёл. Последние записи отца  в уже открытых архивах их обнаружить не удалось, а жаль - они помогли бы окончательно определить недостающие параметры перехода,  как и замеры на «Востокдоне».
Для этого Назар побывал в Южнокоммунаровске. Провёл исследования,  расспросил жителей. Так и было – никто из них не нашёлся. Записи отца могли оказаться на квартире, где он останавливался во время эксперимента: в крохотном городке гостиниц не было. О взрыве старожилы хоть и помнили, до сих пор страдают от его последствий различными заболеваниями, но никаких журналов и записей не находили. Или выбросили, не придав им значения.
Очень нужно было теперь  Назару  увидеть  и своих спутников по «переходу» – Ивана Черепанова и Василия Собко.
 Чем обернулся для них «переход», кроме полной потери памяти? Не возникло ли особенностей, которые помогут ему точнее определить  «переходные» условия? То, что ребята не поняли и не осознали случившееся, Назар был уверен. Но почему только он помнил происшедшее с ним сразу в двух параллельных мирах, Назар выяснил не сразу. За секунды до «перехода» Назар был уверен в смерти Ивана и Василия. Скорей всего, так оно и происходит – у перешедших в новый мир мёртвыми, наступает амнезия и они не помнят свою жизнь из старого мира. Всё стирается из памяти начисто, как  случайная двойка мягкой резинкой из дневника школьника. И только перешедший  в другой мир живым, помнит всё.
Отыскать Василия Собко ни по каким справочникам Назару не удалось.
Что касается Ивана Черепанова, то у Назара сохранился адрес, который тот дал ему на станции ещё до «перехода». Гнатюк побывал там: по этому адресу Черепанов в этом мире никогда не жил. Назар встретил в квартире говорливую старушку, что и слыхом не слыхивала про Черепановых. Хотя, теоретически, и такие совпадения, как проживание по прежнему адресу,  Назар допускал.
Но Гнатюк не очень расстроился. По телевизору он видел телепередачи с участием Черепанова, и был уверен, что разыскать того в Лугани будет несложно. Погрузившись с головой в науку, Назар перестал обращать внимание на окружающий мир. А он бурлил событиями. Противостояние Востока и Запада, президентские выборы и их последствия бросили когда-то единую страну в омут ненависти и взаимных обвинений. Дело дошло до малых вооруженных конфликтов и стороны были готовы к более серьёзным действиям. Именно так  и начинаются гражданские войны.
И хотя учёного Назара Гнатюка эта сторона жизни не интересовала, он быстро ощутил её последствия. В последние годы совсем исчезнувший с научной арены и как отшельник занятый только изысканиями, Назар вдруг снова почувствовал к себе повышенный интерес. Иностранные организации стали  активно интересоваться атомными станциями, последствиями Чернобыльской и других аварий, прогнозированием взрывов. Отойдя в последнее время от этих тем, он оставался одним из самых компетентных специалистов в данной области.
 Но сейчас, после открытия возможностей «перехода», Назар был одержим одной целью – во что бы то ни  стало попытаться найти отца. А способов существовало  не так много. Пусть придётся использовать даже не самые «этичные» предложения, которые он начал получать.  Они хотят «использовать» его, его опыт и знания?  Пожалуйста, пусть думают, что он работает на них. А уж он сам подстроит их сценарий под свои задачи.
Что ж, настало время встретиться со старым знакомым по «прежнему» миру – и Назар уверенно набрал номер телефона Ивана Черепанова, полученный накануне в платной городской справочной. В трубке, после небольшой паузы, раздались длинные гудки.
-Алло, - через секунду произнёс далёкий голос, – я вас слушаю.
***
Из Донецка  домой Иван вернулся поздно, усталый и расстроенный. На расспросы Ирины отвечал рассеянно и неохотно. Из его короткого рассказа она поняла, что на его друга Николая совершено покушение, но он к счастью остался жив и находится в больнице. Покушавшихся задержали, и Иван скоро опять уедет на очную ставку и конечно проведает раненого товарища.
           Есть не стал, проверил электронную почту и  сразу завалился спать.Впереди маячили рождественские праздники, и она хотела обсудить с Иваном планы по их проведению. Можно взять недорогие путёвки в Египет и улететь от зимней луганской слякоти в южное солнечное лето и синее-синее море. Или махнуть к друзьям в Израиль. Её подруга, Светка Зеликсон с мужем, лет десять назад уехавшие туда за лучшей жизнью, уже давно прислали вызов и с нетерпением ждали их. На святой земле ни Ирина, ни Иван ещё  не были, а посетить её нужно непременно, как настаивала по телефону чета Зеликсонов. И даже грозила Ивану, в случае немотивированного отказа, лично прибыть в Лугань и сделать прилюдное обрезание. Перманентно продолжающиеся военные действия в расчёт не брались - местные уже  привыкли, а в Украине нынче обстановочка не лучше. Недаром когда-то наш, а теперь израильский люд, понемногу начавший посещать Украину, узнав, что в ней разгорается свой гражданский конфликт, снова зачехлил чемоданы. Одно дело вечная война с арабами там, и другое – разборки тут. Хватит, от своих уже натерпелись, а виноват всегда будет понятно кто!  Друзей в Израиле было много, и этот вариант с Новым годом выглядел не самым плохим. Ну а в самом крайнем случае оставался  новый  местный ресторанчик в пригородном лесу с ёлочками и, если повезет, со снегом, катанием на лыжах и санках.
После вечернего разговора с Иваном она поняла, что ему сейчас не до праздничных забот, приготовила постель и засела за свои медицинские книги. Выспится, отдохнет, тогда и поговорим – решила она.
Воскресенье в Лугани, вопреки вечно попадающей впросак службе прогноза погоды, выдалось ясным. Обещанные с утра мелкие осадки и густая облачность, видимо, подтвердили свое существование в другом месте. Где-нибудь в Челябинке или Амстердаме, что  у синоптиков - «в пределах погрешности».
Иван встал рано, сделал символическую зарядку, принял контрастный душ, и сразу почувствовал себя бодрее. На кухне, как и было заведено по выходным, приехавшая к нему ещё вчера Ирина уже приготовила лёгкий завтрак.
Она знала, что он очень любил яичницу-глазунью с помидорами, болгарским перцем, луком, салом,  колбасой, зеленью и  вообще почти всем съедобным, что бывает на этот момент в доме. Это блюдо, наследие холостяцкой жизни, Черепанов по аналогии с «ирландским рагу» Гарриса из «Троих в лодке …» Джерома, называл «ирландская  яичница», и всё время совершенствовал, добавляя, в зависимости от содержания холодильника, новые ингредиенты. Ирина выдержала яичницу в классическом стиле, освежив только  тёртым сыром и присовокупив стакан густого томатного сока.
Завтракали под «аккомпанемент» телевизионных новостей. В конце выпуска показали небольшой репортаж из Крыма. Там обычно в эту пору готовились к приёму туристов на Рождество и Новый год, но в этом году ожидалось затишье. Ехать в нестабильную республику иностранцы не будут, а своим сейчас не до этого.
- Как твои родители в Севастополе? – Черепанов вспомнил рассказы коллег по партии, недавно вернувшихся из Крыма. Там было очень горячо, и не в смысле погоды.
- Со здоровьем всё в порядке, отца поджелудочная больше не беспокоит, а мама, ты же знаешь, если что и болит, не скажет. Ждут в гости на каникулы внучку, но и волнуются, конечно.
- Когда собираешься отправить к ним Алису, билеты уже заказала?
- На следующей неделе, сейчас с билетами проблем нет. У неё как раз заканчиваются занятия. Поезд вечером до Симферополя, через Запорожье и Джанкой. Утром дедушка встретит. Пусть едет сама, ведь в Запорожье пока всё спокойно, – с этими словами Ирина поднялась и начала убирать со стола. – Собирайся, мы ведь давно хотели пойти в кино, а по пути обсудим планы на предстоящие праздники.
Кино так кино, надо же когда-то уделять внимание любимой женщине  –  и Иван нехотя поплёлся одеваться в соседнюю комнату.
 А в голове почему-то настойчиво засели последние слова Ирины: «В Запорожье пока всё спокойно, всё спокойно, всё спокойно…»


7 декабря 2004 года

То, что Иван услышал от давнего знакомого по Чернобылю, а теперь именитого учёного – Назара Захаровича Гнатюка, не укладывалось в привычные категории мышления. Сначала он отказывался верить собеседнику, принимая того за душевно больного. Однако после  аргументированного рассказа Назара и собственных воспоминаний о странных видениях, Иван был вынужден поверить. 
Сначала Назар подробно расспросил Ивана о самочувствии, особенностях организма и возможности  ощущать радиоактивное излучение.
        Частичные видения Черепановым прошлого, параллельного мира Назар объяснял тем, что во время «перехода» Иван был на грани жизни и смерти, и умер уже по окончании переходного процесса. Поэтому картинки из старого мира иногда приходили к Ивану но, не в виде воспоминаний, а в виде странных ночных видений.
    - Эта сторона процесса нуждается в тщательном изучении, -констатировал Гнатюк. - Есть нюансы, которые определить пока можно только опытным путем.
 - Что значит - опытным?  –  Не понял Иван, - ведь для «перехода», как ты сказал, кроме прочего, нужен ядерный взрыв.
-Ну, не совсем так, – Назар будто уже пожалел, что в пылу поведал что-то лишнее.
- К внешним радиологическим условиям перехода мы ещё вернемся, а вот для биохимической составляющей обязательно нужны три человека, как это и было с нами в Чернобыле, как произошло с моим отцом.  Жаль, я не смог найти Василия, но и без его осмотра мои предварительные  выводы подтверждаются.  Возможно, в ближайшее время я смогу смоделировать  подобную ситуацию, конечно в минимасштабе, с помощью которой мы сможем хотя бы заглянуть в тот первый параллельный мир. Думаю, тебе интересно хоть на мгновение увидеть, что там происходит. Тем более, – добавил Назар после паузы, – у тебя там действительно была и остается семья.
- А что, такой вариант возможен? – разволновался Иван. - Теперь, когда я знаю, что у меня действительно была другая жизнь, я бы очень хотел хоть на секунды увидеть   мою прошлую семью. Посмотреть на жену и детей.
- Да, это вполне возможно, – подтвердил Гнатюк, – они тоже повзрослели, ведь время во всех мирах течёт одинаково, и только события отличаются. Один раз во время эксперимента мне удалось создать нужные условия и  даже увидеть третий  или какой-то там по счету, параллельный мир. - Он вдруг резко замолчал и задумался.
- И что ты увидел?  Ведь получается, что мы попадаем в ту же точку пространства, в которой находимся здесь, то есть  видим  Украину, но только в другом измерении. Интересно, кто же там был у власти и какое государственное устройство? – проснулся в Черепанове журналист и политик. - Что там?
- Ничего, – как-то бесцветно и нехотя произнёс Назар.
- Что значит ничего, ничего хорошего или ничего плохого? – не отставал Иван.
- Просто ничего, без всякого второго смысла.  – Назар, видимо, не очень хотел говорить на эту тему – там ничего нет, просто заброшенный  большой полигон. Видимо, в том мире, тогда в 1986 году Чернобыльскую аварию остановить не удалось. Не хватило возможностей, знаний, да и поздно кинулись. После взрыва на четвертом энергоблоке, начали детонировать остальные, зона разрушений и заражения покрыла почти всю страну и даже соседние территории. Люди, кто успел, эмигрировали. Некоторые остались. Теперь на этих местах тысячелетиями ничего не будет, только хранилище ядерных отходов со всего мира. Зато американцы, да и китайцы  лишились потенциального конкурента, всё же в металлургии и сельском хозяйстве мы отбирали у них приличный сектор рынка. А России  и Европе тоже по-соседски досталось после катастрофы, пришлось отделять приличную полосу отчуждения. Помнишь того безумного Яскевича, которого вы встретили у стен третьего блока и отвезли в киевскую психушку? Он из этого мира.
Назар замолчал. Молчал и Иван, подавленный услышанным. Хорошенькая жизнь в том мире, а ведь возможность повторения такого варианта  существует и сейчас. Слишком много ядерных запасов накопилось на планете и совсем несложно, при желании, с их помощью попытаться решить политические или экономические проблемы.
- А где гарантия, что мы не увидим снова тот же самый разрушенный мир, а не тот, где мы жили  ранее, – Черепанов очень хотел принять предложение Назара и разузнавал всё поподробнее.
Почему Назар предложил ему принять участие в эксперименте, если мог обойтись и сам, раз у него это уже получалось? Хотел сделать приятное старому знакомому? Не похож Назар Гнатюк на альтруиста, специально проделавшего долгий путь для оказания  шикарной любезности бывшему сослуживцу. А может Иван просто плохо думает о нём, слишком уж последнее время все стали подозрительными.
Черепанов и не догадывался, что задал Назару очень непростой вопрос. А нужен Иван только, чтобы минимизировать ошибку попадания в нежелательный для Гнатюка, случайный параллельный мир. Да, именно попадания, а не созерцания. Для перехода он хотел повторить  внешние условия, созданные на Чернобыльской станции. Но чтобы попасть в  мир, где он хотел найти отца, его теория предполагала следующее.
  Для перехода» нужно три любых человека, но если они когда-то уже  переходили в другой мир, то при повторном переходе, они обязательно вернутся обратно, туда, откуда пришли. Наличие же только одного «новичка», гарантирует попадание в другой, но недалеко сдвинутый относительно первого параллельный мир.
Это было предположение, но чтобы наверняка отыскать  мир отца, Назар решил использовать и другое предположение. Поскольку Черепанов был родом из Южнокоммунаровска, где пропал Гнатюк-старший, то Назар допускал, что наличие вместе с ним при переходе Ивана поможет попасть именно в тот мир, куда переместился отец во время эксперимента «Кливаж». Это была лишь гипотеза, но проверить её можно только экспериментально. Другого случая  у  Назара Гнатюка попросту может не быть.
 Поэтому он убедил Черепанова заглянуть в прошлую жизнь, а до этого принял предложение американских консультантов. Они просили помочь рассчитать место закладки небольшого пластикового заряда на Запорожской АЭС. С его помощью определённые силы якобы хотят имитировать техногенную катастрофу, на манер Чернобыльской, чтобы досадить своим политическим противникам. Эти доводы  Назару  были абсолютно «фиолетовы», как сейчас выражается молодёжь. Не интересовали его и большие деньги, и работа в лучших зарубежных лабораториях. Поторговавшись для вида, он согласился, подробно расписав варианты и последствия взрывов, а также заверил «заказчиков» в своей помощи при осуществлении плана.
 Для себя же Гнатюк расписал совсем другой сценарий. Он использует создавшуюся при взрыве ситуацию,  сам заложив куда нужно и какую нужно массу заряда, и  с двумя сопровождающими, одним из которых будет Черепанов, перейдёт в мир, где должен быть его  отец. И вот тогда, вдвоём с отцом, они …
Но пока надо было убедить Ивана, чтобы тот ничего не заподозрил. Ведь он кажется ещё и какой-то политический деятель, какой-то восточной партии, а у них сейчас война. Назар усмехнулся -  какими мелочными кажутся ему их политические разборки, бряцания оружием, заговоры и телевизионные шоу по сравнению с возможностями, которыми он теперь сможет обладать. Как Харон, перевозящий людей из мира живых в царство мертвых, он будет сам, нет, вдвоём с отцом решать, как и кому можно переходить из мира в мир,  или что взять лучшее из каждого их миров. Да мало ли откроется  ещё возможностей, о которых сейчас и не подозреваешь.
Все эти мысли быстро пролетели в голове Назара, пока Черепанов терпеливо ждал ответ.
- Конечно, мы увидим именно тот мир, в моих расчётах  ошибки быть не может, – теперь Назар говорил чётко и уверенно. – Только для этого необходимо будет выехать со мной и моим помощником на место, где  естественные условия для эксперимента наиболее благоприятны по радиологическим параметрам…  Такое место я нашёл, но до эксперимента о нём никто знать не должен, так как он пройдет тайно. Я рассчитываю на твою помощь, поскольку объект контролируется вашими сторонниками. Это недалеко, часах в пяти езды. Тебе надо оформить разрешение на посещение, например, якобы для международной экспертизы - я ведь квалифицированный специалист в этой отрасли, так что подозрений не будет. Тем более, совместно с тобой.
-Да где ж это место? – с нетерпением спросил Иван. – Секретных  объектов почти и не осталось. Куда едем?
- Через три дня, в Энергодар, на Запорожскую атомную станцию, – выдохнул Гнатюк.

9 декабря 2004 года


Когда Василий  повторно вошёл в уже знакомый кабинет, обстановка там несколько изменилась. Добавились ещё два стула, один из которых был пуст, а  на другом - спиной к нему, широко развалившись, сидел седой мужчина в штатском. Что-то далёкое и знакомое промелькнуло в облике этого человека, однако Собко, повидавший на своём веку тысячи людей, пока, как ни силился, не смог его припомнить. Заурядная, не бросающаяся в глаза внешность без особых примет, в преклонных годах, но чувствуется былая военная выправка, сильные жилистые руки  сжимают дымящуюся сигарету, спокойный взгляд.
Василий сел и попросил закурить. «Седой» протянул пачку «Честера», щёлкнул зажигалкой. Дал сделать первые затяжки перед допросом. Судя по тому, что он вёл себя в этом кабинете довольно уверенно, Собко понял, что это «важная птица» и беседовать с ним будет посложнее, чем с сопляком-следователем. Возможно, они уже что-то накопали на него, хотя что? Он же не рецидивист-уголовник. Ну, отследили его «славный» боевой путь или прошлую политическую деятельность, так он не скрывал своих взглядов. И на них, и на их дутых промоскальских вождей, да и на америкашек, с их вшивым гонором, несмотря на то, что сейчас сотрудничает с ними. Всё-таки, что-то знакомое есть в этом старике.
- Не напрягайся, Василий, – как бы прочитал его мысли «седой». - Меня зовут Игорь Алексеевич Гнатенко. Вспомни чернобыльскую больницу, 87-й год, твоё восстановление после аварии, товарища по палате Ваню Черепанова, который скоро присоединится к нашей беседе, и уж не знаю, будет ли рад тебя видеть в таком качестве. Когда я провожал вас после лечения, уж конечно не подозревал, что следующий раз свидимся с тобой в этом кабинете. Жаль, ну да ты давно не тот русоголовый юноша и воспитывать тебя я не буду. Поздно, да и не зачем. Ты свой выбор сделал, и каким бы он ни был, его можно принять. Принять, но не понять и уважать. Я читал протоколы твоего допроса, чтобы зря не тратить время, их обсуждать не будем.
- Это почему же? – Василий уже отошёл от первого шока и  занял привычную позицию отрицания всех обвинений.
- Потому что перед визитом сюда я внимательно изучил досье на кадрового, профессионального военного подполковника Василия  Стефановича Собко и до последних событий не нашёл там ничего предосудительного. Не буду вступать в политические дискуссии, выбор позиции мышления и осознания действительности, вещь индивидуальная и зависит от многих факторов. Я не разделяю твоих взглядов, но готов уважать твоё мнение и свободу его высказывать. Готов, но до того предела, пока оно не начинает уничтожать  другие точки зрения. Причем уничтожать в буквальном  смысле слова – безжалостно убивая  носителей других мыслей и взглядов – людей, которые их высказывают или разделяют. Бороться за идею можно по-разному. То, что выбрал ты, называется уже не борьбой, а убийством, и мера ответственности здесь другая.
- Этого я не боюсь, отбоялся за жизнь. А кто накажет вас, за то, что вы сделали с Украиной? Настоящим украинцам в ней живётся хуже, чем таджикским гастарбайтерам в Москве. Ваша бандитская власть обобрала страну до нитки, а теперь ещё и хочет продать остатки русским, пусть дограбят до конца, что ваши не успели.
- А я разве не украинец, – удивился Гнатенко, – а он, – кивнул полковник на следователя, - а твой бывший друг Черепанов, а миллионы других людей? Ты как их определять собрался, анализ крови брать будешь, или черепа мерить. Так это уже было однажды в одной дисциплинированной стране, где  к власти пришёл один очень нервный художник  - дядя Адольф. И результаты его художеств весь мир забыть не может.
Собко хотел что-то ответить, но в это время в дверь раздался стук и вошёл Черепанов.
Иван сразу узнал бывшего товарища, хоть тот и прилично изменился. Перед ним, ссутулившись, сидел зрелый крупный мужчина, в хорошей физической форме, загорелый, но с какими-то тусклыми глазами и отсутствующим взглядом. Такого взгляда у прежнего Василия не было. И ещё. Как только Иван зашёл, он сразу ощутил тревожное чувство опасности, которое всегда просыпалось при наличии рядом радиоактивного источника. Сейчас эти волны исходили от Василия.
Всё правильно, ведь они получили в Чернобыле повышенные дозы и Собко до сих пор немного «фонил», как и многие ликвидаторы. Так вот почему он тогда в Донецке  «учуял»  опасность и вовремя предупредил Николая. Выходит, за рулём того оранжевого грузовика был Собко и стрелял в Немченко тоже он? Или его убитый напарник? Но как Василий, с которым они рисковали жизнью на станции, смог превратиться в обыкновенного убийцу и террориста? Сколько они не виделись - почти двадцать лет?
Василий тоже сразу узнал Ивана, и первым его порывом  было пожать руку Черепанову или обнять его. Но он сдержал себя и сухо поздоровался.
Иван кивнул в ответ и присел.
- Извините, задержался, на дорогах пробки, – он не мог прийти в себя от неожиданности. И Гнатенко не предупредил, что предстоит встреча со старым знакомым в такой роли. Или сам не знал? Да нет, наверняка знал, он к допросу готовился, материал отовсюду собирал, время оттягивал, пока все запросы не пришли. Может, просто не хотел расстраивать заранее.
- Кури, - Гнатенко снова протянул Собко сигарету и закурил сам.
- Недавно ты, Василий, чуть не убил друга Черепанова – Николая Немченко. Но сейчас давай о другом. Мы знаем, что на базе, где вас готовят, заправляют американцы. Не возражай, тоже ведь не лаптем щи хлебаем, свои источники имеются, ты профессионал, понимать должен.  Вы  с ними решили индивидуальный террор против нас использовать? Но это уже в истории имело место и, кстати,  первыми были ещё русские революционеры - Желябов, Перовская, которых вы не очень жалуете. Но сейчас не об этом. Вчера  сотрудники милиции задержали нескольких иностранных специалистов, пытавшихся провезти взрывчатку в Энергодар на Запорожскую атомную станцию. Есть данные, что там готовится теракт,  с переходом  в глобальную ядерную катастрофу, замаскированную под техногенную. Причём такого масштаба, что Чернобыльская авария  покажется детским пуком. Почему я говорю глобальная – количество взрывчатки и место её закладки на плане, который изъяли у этой группы, позволяют сделать такой вывод. Взрывчатку планировалось заложить в блок механизмов замедления графитовых стержней.  После взрывов стержни вовремя не опустятся в зону охлаждения, и ядерная реакция станет неконтролируемой. А теперь скажи нам с Иваном честно, ты, Василий Собко, патриот своей страны, неужели не понимаешь, что через три дня  в выжженую пустыню должна была превратиться не только восточная, как ты говоришь, бандитская, Украина, но и твоя, родимая матка – ненька вместе с её карпатскими горами,  гуцульскими лесами и полонинами, да и со всем её долготерпеливым народом от Лугани до Мукачево. Такие катастрофы локальными не бывают, они покрывают тысячи километров и отнимают миллионы жизней. О такой стране ты мечтал и за такую державу боролся?
- Это неправда! – с трудом выдохнул Василий, - этого не может быть. И тут же запнулся. Он вдруг ясно вспомнил недопонятый им разговор американских инструкторов о «большом», а не бутафорском взрыве в Запорожье. Понял он  и другое – его группа минирования  была не единственной  и не основной. Место закладки взрывчатки, определенное ему, было не опасным для станции, а, скорее, отвлекающим, шумовым, для прессы. Его просто использовали, поскольку знали, что он никогда не согласится нанести вред своей стране. Он хотел переиграть их, но они оказались хитрее. Этим взрывом они на много лет выключили бы Украину и соседнюю Россию из числа стран, представляющих хоть какую - нибудь экономическую или военную  конкуренцию. Зато будет готовый испытательный  полигон и место для сброса ядерных отходов, чего не получилось в Чернобыле. А может, у них ещё более непредсказуемые цели?
- Но для столь масштабного акта одной группы маловато, - продолжал Гнатенко, - наверняка будут и другие, и ты можешь их участников знать в лицо, если вы готовились в одном лагере, и нам, вернее – стране, помочь.  И ещё новость. Недавно тут объявился ваш третий друг, и, между прочим, большой специалист по радиации и атомным стациям - Назар Гнатюк, он тоже может быть связан с этим взрывом.
«Давно не виделся с ним, Василий?» – хоть этот  вопрос и был адресован Василию Собко, Иван вздрогнул. Теракты, американцы, Василий, Запорожская АЭС, Назар Гнатюк  – всё  вдруг сложилось в одну логическую цепочку. «А ведь Гнатенко ещё не знает про нашу встречу и разговор с Назаром»,– мелькнуло в мозгу.
- Товарищ полковник, Игорь Алексеевич, я недавно встречался с Гнатюком, – быстро заговорил Иван.
- Как, разве он не уехал отсюда? Значит,  проворонили наши шерлокхолмсы,– заинтересовался Гнатенко, – рассказывай подробно.
- Рассказывать особенно нечего, смутился Иван, – молол что-то о грандиозном научном открытии, новых возможностях и главное, просил провести его на Запорожскую станцию через три дня, якобы для  проведения лабораторного эксперимента.
«Вот и нарисовался знаменитый учёный, которого так уважали американцы»,- отметил про себя Собко.
- Я согласен поехать с вами в Запорожье, – Василий, видимо, принял непростое для себя решение, – наверняка я видел на базе людей из других террористических групп и узнаю их. Этот взрыв не нужен ни вам, ни нам, он угрожает стране, поэтому я помогу в их обезвреживании, у меня свои счёты, а потом можете меня судить.
- Детали обсудим после, – подытожил Гнатенко, - а ты, Иван, с Гнатюком пока не встречайся,  будет звонить, говори, что всё идет по плану. Вероятно, поедете в Запорожье вдвоём, под нашим наблюдением, чтобы на месте выяснить роль этого «гениального учёного».
На следующий день решено было обсудить план предстоящего захвата террористов на Запорожской АЭС.
Телефонный звонок раздался в 23 часа 40 минут, когда Гнатенко уже ложился спать.
 - Игорь Алексеевич! – взволнованным голосом откликнулся «мобильник», - областное УВД, дежурный лейтенант Кондратьев. Десять минут назад из камеры предварительного заключения, разоружив конвойного и захватив его табельное оружие, бежал арестованный и подозреваемый в покушении на убийство - Василий Собко.



10 декабря 2004 года

Соединенные Штаты, в сотрудничестве с другими демократическими странами Запада, способны очень многое сделать для Украины. И делать это надо не только по нравственным соображениям; это соответствует нашим собственным интересам.
Журнал "The Wall Street Journal"


О побеге Иван узнал от полковника Гнатенко утром.  Нужно было корректировать планы, теперь последней ниточкой к террористам оставался Назар Гнатюк. Однако его роль в этом деле была неясна, а единственным связующим звеном между Назаром и АЭС был Иван. Поэтому Черепанов не очень удивился, когда Гнатенко пригласил его к себе в офис, предупредив, что на встрече будет ещё один очень интересный человек. Когда ровно в два часа дня Черепанов зашёл к Гнатенко, то увидел старичка в роговых очках с окладистой белой бородой. Присовокупив к этому набору стоящую рядом с креслом резную палочку для ходьбы и видавший виды кожаный портфель,  Иван сразу отнёс старичка  к  представителям классической научной братии. И не ошибся.
- Познакомься, - предложил Гнатенко, – нам оказал честь сам профессор Владимир Иванович Пиколин, член-корреспондент академии наук, лауреат, уж не знаю скольких научных премий, и самое главное для нас, бывший друг и коллега погибшего Захара Гнатюка, отца Назара. Мои ребята с трудом разыскали его в Киеве, вернее под Киевом в Козыне на даче.
Иван вспомнил, что уже встречал эту фамилию среди участников эксперимента «Кливаж», когда читал записку-отчёт, подготовленную его ребятами перед последней поездкой в Южнокоммунаровск. Силён Гнатенко, и до этого смог докопаться.
Старичок, немного помедлив, привычным жестом протёр очки, чуть привстал и кивнул.
- Иван Черепанов, журналист, – представился Иван.
- Владимир Иванович, между прочим,– продолжал полковник, – был на твоей родине в 1968 году и готовил совместно со старшим Гнатюком эксперимент «Кливаж».
- Так вот,- уже громче произнёс Гнатенко. – Владимир Иванович, нас интересует, всё, что связанно с Захаром Гнатюком в части его последних научных исследований. И работы его сына тоже. Вы ведь длительное время служили в одной научной организации, и даже тематика работ с Захаром Григорьевичем у вас была схожей, не так ли?
Старичок выдержал паузу, ещё раз клетчатым платочком  протер и водрузил на переносицу массивные очки, прокашлялся, и не спеша начал говорить, делая многозначительнее паузы между предложениями.
- У Захара была очень непростая судьба и,  уж простите великодушно, Игорь Алексеевич, но при вашей службе-то не знать. Биография не для советского человека.– Его работа на Западе, как бы хорошо потом он не был принят в Союзе, всегда накладывала отпечаток и вызывала определенные  и,  безусловно, необоснованные, подозрения. В научной среде он с самого начала чувствовал себя несколько неуютно и держался особняком, а многим это не нравилось. Особенно тем, кто, простите, печатью таланта обезображен не был, а пробиться в научные гении хотел. У нас хоть и среда-то научная, но уж не обессудьте, террариум друзей ещё тот.
Пиколин опять сделал паузу, как бы вспоминая те времена, и прихлебнул чаю, любезно принесенного секретаршей Гнатенко.
 - Дружен Захар ни с кем особенно не был, и я, пожалуй, почти единственный экземпляр, с кем он поддерживал товарищеские отношения, как в храме науки, так и за его пределами.
Со временем направление его работ начало приобретать, как бы поточнее  выразитья, несколько оккультный, что ли, характер. Во всяком случае, так квалифицировали это наши ведущие учёные мужи. Мы много сотрудничали с ним по базовым направлениям, а что касается его новых разработок, то я имел возможность ознакомиться с их содержанием. Причём практически единолично, так как после опредёленных действий некой научной группы, а, говоря начистоту – травли кучкой завистников, Захар перестал не только публиковать результаты исследований, но и делиться ними с коллегами. Замкнулся в себе и своей теории.
Пауза, чай, полет очков по траектории платок-нос, и Пиколин продолжил:
- Не буду утомлять вас научными терминами, но если говорить совсем упрощённо, то тема его последних исследований звучала примерно так : «влияние радиоактивных полей, возникающих при вторичных явлениях ядерного взрыва, на пространственно-временной континиум, при наличии в нём биохимических соединений, усиленных биополями человека разумного».
Здесь Пиколин поднял указательный палец, видимо ожидая от аудитории соответствующей реакции на произнесенную фразу. Однако видя по выражениям лиц, что смысл сказанного, как минимум  ещё не дошел до собеседников, а вторым взглядом убедившись, что вряд ли и дойдёт в ближайшие две пятилетки, соблаговолил пояснить.
- Проще говоря, он предполагал, кстати, и не только он, - эта теория имеет давние корни, так вот Захар был даже уверен, что наряду с нашим обычным миром, в котором мы находимся, существует множество других, параллельных миров, в которые при определённых условиях можно переместиться. И эти условия связаны с влиянием на человека радиационных полей. То есть радиация может быть не только губительной, но и создавать своеобразные тоннели переходного характера. Но при ряде необходимых и достаточных условий. Над их определением он и работал.
- Нечто подобное я недавно слышал от Назара, – заполнил паузу Иван.
- И не удивительно, ведь своими исследованиями Захар делился только со мной и сыном, который горячо поддержал научные работы отца и принимал в них самое активное участие. Пока Захар был жив, мы частенько встречались втроём и обсуждали его теорию. И надо отметить, Назар очень хорошо понимал суть проблемы, был великолепным экспериментатором, просто фанатиком этой теории и не погибни отец так рано,  их работа была бы завершена успешно. Но произошел этот нелепый случай на шахте. Причём пропали и его последние записи, на которые так рассчитывал Назар. А без них ему пришлось начинать эту почти выстроенную теорию почти с самого начала.
- Но мне Назар говорил, что его отец не погиб, а попал в необходимые условия и перешёл в параллельный мир, – возразил Черепанов.
- Очень возможно, что и так, – сухо ответил старичок. – У меня  были такие предположения, но огласить их публично в те времена… Да это ни к чему бы  и не привело, ведь их бы всё равно не нашли, а меня объявили бы ещё одним сумасшедшим.
- А вы после этого не встречались с Назаром? – теперь уже вопрос задал Гнатенко.
-  Практически нет. Он некоторое время активно искал бумаги отца, потом стал прекрасным специалистом и экспертом в области ядерных исследований, я следил за его публичной карьерой, но был уверен, исследований отца не бросил, и наверняка добился хорошего результата.  Почему наверняка? Он звонил мне около года назад, и с гордостью сообщил, что почти закончил работу и вычислил временную и пространственную переходную формулу,  его теория выстроена и обоснована и более того, при первом же удачном случае он намерен осуществить переход и найти отца.
-Что же тут плохого, если сын ищет отца, тем более такого
    талантливого?
- Не все так просто. Если Назар первый раз, как и отец, перешёл случайно, волею трагического случая, то для планового перехода потребуется соответствующей энергии взрыв. И главное, наличие ещё двоих попутчиков, которые в момент перехода должны быть обязательно мертвы! Иначе переход не состоится. Там возникает  биохимическая энергия, достигающая нужной концентрации для реакции с радиоактивным полем именно в момент смерти.
- Об этом условии Назар мне не говорил, - Черепанов даже ощутил, как по спине пробежал лёгкий холодок.
- Дело в том, молодой человек, вы можете этого и не знать, а Игорь Алексеевич знает наверняка, что до и после Чернобыля периодически проводились ядерные взрывы. На полигонах в Семипалатинске, Челябинске -40, серия «Кама» в Стерлимаке, «Кварц» в Мариинске, под Харьковом, - их можно насчитать более сотни. И присутствовал на многих из них  авторитетный и знающий учёный Назар Гнатюк.
А коль разговор у нас немалой важности, как предупредил меня полковник - иначе, зачем  бы такого старика из нафталина вытрусили, то скажу,были у меня подозрения, что  ездил туда Назар не только с экспертной целью. Некоторые эксперименты, по крайней мере из тех, что я знаю-  «Кратон-3» в Якутии, сопровождался аварией с утечкой продуктов радиоактивного распада.  На этих  же испытаниях загадочно погибли  и подсобные рабочие – именно два человека. А  рядом был Назар Гнатюк. Это ведь при удачном переходе все потом живы в другом мире. А если не получилось,  то остались  просто трупы.
Поскольку всё тогда было засекречено,  тщательное расследование не проводили,  но подозрения то ли на преступную халатность, то ли на умысел существовали, поэтому от дальнейших экспериментов Назара отстранили.
Теорию Гнатюков кроме меня никто не знал, и доказать вину известного ученого никто не мог. А я думаю, он тогда пытался реализовать свою теорию, но, судя по тому, что он здесь - перехода не вышло, ещё не все было просчитано. Возможно, совпали все параметры, кроме неизвестной временной закономерности, которая очень важна. И сейчас он её нашел.
- Выходит, теперь он полностью готов, раз так уверено уговаривал Ивана, – взвешивая каждое слово, проговорил Гнатенко. - И он наверняка помогал готовить взрыв на Запорожской атомной. Значит, Гнатюк связан с террористами, потому что он должен чётко знать время взрыва и взять спутников для перехода. И его цели, в этом полностью совпадают с целями противника. Пока Назар остаётся единственной ниточкой к террористам.
Гнатенко взглянул на часы.
- Вам, Владимир Иванович, огромное спасибо! Вы  хоть и удивили нас мудрёными  теориями, но очень помогли разобраться и даже понять некоторые научные методики. Хотя, честно говоря, осмыслить это с первого раза трудно. Слишком уж фантастично, но это уже не по нашей части. Пусть разбираются учёные. Ещё раз спасибо и до встречи. Наши ребята вас также аккуратно доставят на самолет, там вас встретят - и домой.
Когда Пиколин ушёл, Гнатенко подсел к Черепанову поближе.
- Ну что, Ваня? Наши специалисты сделают всё возможное, чтобы задержать террористов на подходах, но основная надежда на тебя. С этим Назаром надо быть начеку, это уже не тот молодой дозиметрист с умными глазами. Это хладнокровный маньяк, который ради достижения цели пойдет на всё. Мы тебя подробно проинструктируем и оружие дадим на всякий пожарный, но сам в пекло не лезь, там будет кому. Главное - понять, когда запланирован взрыв и где. И ещё – Гнатенко внимательно взглянул на Ивана, как будто пытаясь заглянуть ему в самую середину - то, что этот Назар ненормальный, это понятно, но сам-то ты, в эти рассказы не поверил?
- Не знаю, что и сказать! Но в последнее время я часто вспоминаю того несчастного Яскевича, которого мы нашли  на ЧАЭС перед моим последним выездом,  он говорил  не просто об аварии, а о ядерном взрыве. Неужели подобное  возможно у нас?
Гнатенко встал, прошелся по комнате и жестко проговорил.
- Да, Украина сейчас  у последней черты, но это все и на Западе, и на Востоке. Дальше или окончательный раскол и вооруженный конфликт, или объединение на принципах федеративности, автономности, унитарности. Я верю в объединение и тебе советую жить и действовать с верой в это. А что касается яскевича, ты прав, будем в Киеве – обязательно выведаем.

13 декабря 2004 года

Назар перезвонил Черепанову на следующий день
- Со мной будет еще ассистент, необходимо следить за показаниями приборов и помогать при опыте, – сообщил он после приветствия, – сразу как-то забыл предупредить, так что пропуска оформляй на троих. Запиши - Ковальчук Валентин Петрович. Потом на троих и отметим, - добавил он, смеясь в трубку.- А едем завтра, тебе как удобнее: машиной или поездом?
- Машиной, поедем втроём.
При слове «втроём» Черепанов  вспомнил  рассказ Пиколина, и ему стало жутковато.
 -Этот Ковальчук с аппаратурой присоединится в Запорожье, так что поеду только я. Ну, до встречи, – и Гнатюк отключился.

После большого совещания в «верхах» со спецслужбами и милицией делу было придано особое значение. В  Запорожье  в условиях повышенной конспирации провели ряд спецмероприятий.  Руководитем операции был назначен полковник Игорь Алексеевич Гнатенко. На время он отложили все другие дела, включая и поиск сбежавшего Василия Собко. В штабе считали, что, скорее всего, воспользовавшись всеобщей суматохой последних месяцев, тот  уже выехал либо в Россию, либо в Польшу, а может и дальше.  Теперь ждали сигнала Черепанова, не изменит ли дату выезда  Назар.  Как и предполагал академик, для  Гнатюка дата очень важна. Наверняка, именно этот день он рекомендовал «американцам» для взрыва! – сделали вывод в штабе. Несмотря на беспрецедентные меры безопасности на Запорожской АЭС, в штабе и Комитете спасения волновались. Ситуацию докладывали каждые десять минут, был приведен в готовность весь транспортный парк города, на случай эвакуации населения, развернуты штабы гражданской обороны, в готовности номер один находились внутренние войска. И все это делалось без лишнего шума, в рамках, якобы плановых учений по ГО, чтобы не вызвать панику у населения.

Накануне Черепанов заехал к Ирине, сообщил, что отпраляется в рабочую командировку дня на три-четыре, просил не волноваться и не звонить, так как будет очень занят на съемках фильма о подготовке «бархатных революций».
- Сам наберу, как только освобожусь. Не скучай и не балуйся. А билеты на Крым для Алисы пока не покупай, когда вернусь, отвезем машиной сами, заодно и в горы сходим, подышим, шашлыки соорудим. Да и с твоими родителями, наконец, познакомлюсь, а то все по телефону да по телефону. Должен же я знать в лицо будущих родственников. Всё – всё, потом, – уловил он удивленный взгляд Ирины,- да! Но подробности после возвращения.
Оставил цветы и убежал, опасаясь расспросов.
Решение наконец оформить официально свои отношения с Ириной Иван принял после разговора с Гнатюком. Всё, решил он, нельзя жить только прошлым, своими неясными воспоминаниями и снами. Бог с ним, как-бы оно ни было, так или не так, как рассказывал Гнатюк, но есть сегодняшняя жизнь и от неё не закрыться пеленою видений. Сам себе он вдруг признался, что уже не хочет возвращаться в прошлую жизнь после стольких лет отсутствия. Боится и не хочет. Ведь за это время подросли дети, старший наверняка забыл его, а младший  никогда не видел отца. Вполне могла второй раз выйти замуж Мария, ведь она была такая красавица и умница.
А если он и согласился взглянуть на свою прежнюю семью из этого мира, как обещал Назар, то только как на любимый с детства кинофильм, который давно не видел. После  окончания которого встаёшь и уходишь к себе, в свои дела и заботы, а киномеханик, смотав плёнки в большую бобину, положит её на полку хранилища или отвезет в другой кинотеатр, а потом в третий, где этот фильм будет жить своей, отдельной жизнью.
В эту пору темнеет рано. В четыре вечера город погрузился в сумерки. На свинцовом небе ветер старательно рвал на куски густые тёмные облака и лепил из них причудливые фигуры. Из самой большой, похожей на вздыбленного медведя тучки начал накрапывать дождик, на всё нагнавший уныние. И на голые деревья, и на серые дома с прямоугольниками жёлтых окон, и на грязные автомобили, суетливо спешащие в свои теплые гаражи.
Дорога заняла часов пять. Назар дремал, а Иван, чтобы отвлечься, прокручивал эпизоды отборочных игр чемпионата Европы по футболу да слушал любимый «Битлз».
- Эксперимент начнем  ровно в 17 часов 30 минут, – сказал окончательно проснувшийся от беспрерывного мелькания фонарей Назар. От расслабленности не осталось и следа - теперь он был сосредоточен и подтянут.
«Значит и взрыв назначен на это время», – отметил про себя Черепанов.
- Сейчас давай  подберём Ковальчука,  он сбросил сообщение на телефон,  будет ждать на углу возле ЦУМа, где-то за газетным киоском.
Черепанов свернул на главную дорогу и помчал к центру.  Издалека они заметили одинокую фигуру в тёмном плаще – видимо, уже ожидавшего их Ковальчука.  Из-за капюшона и широкого плаща Иван не разглядел, ни как он выглядит, ни сколько ему лет.
- Валентин, ты? - спросил, через открытое окно Назар, – садись поскорее, а то совсем промокнешь.
 Мужчина энергично кивнул,  открыл дверцу и ловко сел на заднее сиденье.
- Все в сборе, теперь прямо на станцию, – резюмировал Гнатюк, поглядев на часы, – как раз успеем вовремя.
Иван уже хотел  отпустить сцепление, как вдруг два ствола пистолетов одновременно упёрлись в спину Черепанова и Назара.
- Минуточку, – произнёс глухой знакомый голос, - перед совместной прогулкой  попрошу внимательно выслушать меня. Особенно это касается вас, господин великий учёный и мой бывший коллега по несчастью.
Назар   оцепенел от неожиданности.  Не отпуская педаль газа, Иван медленно обернулся. Откинув капюшон и спокойно усмехаясь, перед ними сидел сбежавший Василий Собко.
Большие электронные часы на универмаге напротив попеременно показывали то температуру то время. До взрыва оставался один час двенадцать минут.
            - Извини Иван, что так получилось. – Василий теперь не улыбался и говорил  без интонаций. – Я  слово всегда держал, и от того, данного на допросе, не отказываюсь. Обещал помочь – помогу. Только вот мою часть работы никто другой не выполнит, а закончить её мне очень важно.
 Тебе, Назар, наверное, не понятно, как я узнал про тебя и про твоего помощника, который сейчас, слегка помятый, спокойненько отдыхает на мягком ковре в своей квартире, правда, связанный для удобста. Ждёт, вместе с моей подробной запиской, когда к нему в гости менты приедут, после моего звонка.
Много  интересного  я  узнал от него и  от «своих» с базы,  с ними связался по телефону после побега. Они-то не в курсе, что я раскусил их замыслы, а я ещё и намеренно сгустил ситуацию, сказал, что тут совсем плохо и никого не осталось. Вот они и подкинули новые адреса и места кое-какие назвали. А твой помощник наверняка знает, как эти «машинки» блокировать.
Но про это ты нам тоже подробно расскажешь, Назар. Это ведь ты их консультировал в Закарпатье. Ты учил их, и планы рисовал, и время подбирал. В центре так всполошились после того, что я им наговорил, что просили после взрыва тебя разыскать и помочь назад вывести. Видать очень ты им «глянулся», хотят ещё вместе «поработать», шутка ли, сколько АЭС в стране осталось невзорванными.
- Послушай, Василий, – Назар уже пришёл в себя и лихорадочно соображал, что же предпринять. Если попытка перехода сейчас сорвётся, то следующую придётся ждать 17  лет. Чёрт с этими политиками, в их войне пусть разбираются сами, но пропадут столько лет его беспрерывной работы, изысканий, жертв. И, наконец – утрата главной цели! Что они задумали, его не волнует, для него достаточно одного небольшого взрыва в том месте, где он определил необходимые условия перехода. Только в том месте и в то время, а потом его уже тут не будет!
А ведь то, что их уже сейчас ровно трое, это и ….
- Послушай, – повторил Назар, – ты еще многого не знаешь, как и Иван. Позже я всё подробно  расскажу. Я и сам не понимал, зачем «вашим» нужен подробный план станции и места оптимальной закладки. Я же не террорист, я учёный. Если всё обстоит, как ты говоришь, я  конечно покажу места закладки зарядов. Но для этого нужно поспешить, времени осталось мало и, стоя здесь, мы ничего не исправим. Коль карты открыты, пусть Иван  пока сообщит по телефону предположительные точки  закладки, я их помню. А вот последнюю из них мы должны снять сами. Кроме меня, никто этого не сделает. Валентин закладывал заряд по специальной методике, и разблокировать устройство могу только я. Уж извини. Иван, – криво улыбнулся Гнатюк, – но теперь тебе свою родню не увидеть, эксперимента не будет. Ну что, едем?
- Поехали,– скомандовал Василий, – но контролировать тебя, Назар, я буду  сам. А пока называй места, чтобы Иван по пути передал их на АЭС и там начали работать саперы. И Иван передай, как я понял из разговора с «базой», сегодня на станции никого быть не должно, всё было сделано заранее. Хотя мне могли рассказать тоже не всё, а предатели могут оказаться и среди «надежных» работников станции.

Автомобиль мчался в сторону Энергодара, Черепанов набрал номер Гнатенко. Но там уже слышали весь разговор - в машине был установлен портативный передатчик.
На станции спешно готовились к встрече. После неожиданного появления Собко, предварительный план утратил смысл, и решения принимались на ходу.
Когда они подъехали к станции, там уже шли сапёрные работы. На местах, указанных Назаром и «помощником», были найдены еще две закладки взрывчатки, подрыв которых грозил станции и стране глобальной катастрофой.
В штабе дали команду пропустить машину на территорию  и не трогать ни Василия, ни Назара, так как Собко использовал Ивана и Гнатюка, как заложников, постоянно держа под прицелом. Зная богатое военное прошлое Собко, Гнатенко распорядился ограничиться наблюдением за ними и не прибегать к силовым действиям. Кроме того, с ними был Черепанов, рисковать жизнью которого не имели права. Главным представлялось разблокировать последний заряд – Назар мог не врать и «ключ» к расшифровке кода мог быть известен лишь ему.
Назар уверенно ориентировался на станции, чувствовался многолетний опыт работы на подобных объектах, и быстро шёл по пустым гулким коридорам, изредка скашивая глаза на циферблат часов. Почти вровень с ним шёл Черепанов и чуть сзади, держа под плащом оружие, Собко.
- Судя по маршруту, они направляются во второй энергоблок,  – передали в штаб Гнатенко, - будут через 3 минуты. Там у входа в зал контроля работы турбогенераторов бойцы «Альфы». Может, предпринять захват?
- Ни в коем случае, – принял решение полковник, – будем отслеживать ситуацию и ждать более удобного случая. Наверняка Собко что-то задумал и настороже, а жертв допустить нельзя.
Когда они оказались в помещении труб контура многократной принудительной циркуляции, Назар подошел к большой приборной панели и заглянул вниз, под самый нижний ярус. Достал небольшой металлический ящичек, открыл его и защёлкал, то переключая тумблеры, то вводя цифры на миниатюрной клавиатуре.
- Всё, – вдохнув, медленно произнес он, – отключил, теперь взрыва не будет.
- Ну-ка, дай взглянуть, – Василий пошёл к Гнатюку.
- Всё равно не понимаешь, что смотреть, – Назар с неохотой передал ящичек Василию, - с ним надо быть поосторожнее.
Собко положил пистолет в карман и начал внимательно рассматривать устройство.
- Ты же не выключил таймер отсчёта! - ужаснулся Василий, – я знаю такие механизмы! Через 90 секунд будет взрыв! Иван, беги, а я попробую что-то сделать.
 Собко начал открывать аллюминиевый кожух. В это время Назар, воспользовавшись моментом, выхватил из той же ниши миниатюрный пистолет, отскочил к стене и направил дуло на Василия.
- Не сметь ничего трогать. Одно твоё движение, и я стреляю, – его руки и голос дрожали, а глаза горели сумасшедшим огнем.
- Да пошел ты, – Собко продолжал вскрывать ящик. Назар выстрелил. Потом ещё раз.
Ящик с грохотом упал, а Василий медленно сполз на бетонный пол и захрипел. Иван кинулся к нему, но в это время  почти одновременно прозвучали два выстрела. Стреляли снайпер и опять Назар, но теперь уже в Черепанова.
Гнатюк, с маленьким аккуратным отверстием в голове рухнул почти мгновенно, а пуля, предназначенная Ивану, пробила трубу теплоносителя, и комнату наполнил едкий пар. Последнее, что увидел Черепанов, бегущих к нему бойцов «Альфа» в камуфлированных бронежилетах и масках.
Через пять секунд раздался взрыв, и комнату наполнило бледное голубое сияние.



16 августа 2009 года

В центре внимания остается выступление российского президента Дмитрия Медведева с осуждением украинского руководства. Подчеркивается, среди прочего, что Медведев открыто заявил о желании видеть во главе Украины такого лидера, с которым России будет комфортнее иметь дело. "Рейтер" отмечает, что, вероятно, с концом года и ухудшением погодных условий возможность военных действий на грузинском направлении будет явно спадать, – в то же время, острее обрисовывается конфликтность между Россией и Украиной.
Как отмечает агентство, между Москвой и Киевом следует ожидать дальнейшего обострения отношений по ряду болезненных вопросов. Среди них - судьба российского Черноморского флота, статус русского язика, старые и до сих пор нерешенные энергетические проблемы. Все это будет лишь усугублять напряжение на фоне следующих президентских выборов в Украине 17 января 2010 года.
Агентство «Рейтер»

Это было обычное августовское воскресенье в Донбассе. Жаркое, безветренное, с дневной температурой 32 градуса, переносить которое в самом центре индустриального города, тяжело доже молодым. В такие дни почти все устремляются «на природу» - кто на дачи, кто в лес или на речку, а кто и на море. На два дня город пустеет почти наполовину, оставляя себе только никогда не отдыхающих лоточников, продавцов магазинов, да одиноких пенсионеров, по вечерам, когда немного спадает жара, выползающих из своих однокомнатных скворечников на дежурные посты приподьездных скамеек.
В эти выходные Черепановы тоже пополнили списки верноподданных города. Они остались дома по двум причинам. Отметить в семейном кругу почти круглуюгодовщину свадьбы – 24 года. И как раз сегодня возвращается из Крыма, где отдыхал две недели в институтском спортлагере, их младший, Сашка. А так как старший сын Дмитрий ещё никуда и не уезжал, то намечался полный семейный кворум.
Маша с утра хлопотала на кухне, превращая привезенные Черепановым накануне продукты, в любимые и аппетитные блюда домочадцев. Иван по мере сил помогал ей, что в основном выражалось в невмешательстве в трудовой процесс и активными  советами, между которыми он отвечал на звонки и просматривал прессу. Время от времени он ещё и вытеснял из-за компьютера Дмитрия, проверяя «почту» и отвечая друзьям.
Старый друг Коля Немченко поздравил с самого утра, а потом ещё прислал фотографии из Черногории, где отдыхал с женой, удрав от липкой августовской жары. Иван планировал тоже на недельку вырваться с Машей к морю в первых числах сентября, чтобы успеть к началу выборной кампании (он был руководителем областного штаба Партии Развития).
Ребята у них с Машей выросли разными, совершенно не похожими друг на друга, каждый со своими интересами, вкусами и кругом друзей. Младший больше похож на мать – и внешне и характером – такой же добродушный, отходчивый, но в то же время упрямый и слегка капризный. Дима, старший, вылитый Иван, и фигурой и нравом. Он и профессию выбрал, как отец, с техническим уклоном. И уже потом, после окончания ВУЗа по специальности «шахтное оборудование», поглядев на ситуацию в угольной промышленности, перешёл на экономику и маркетинг. Иван с детства привил им любовь к спорту, особенно к футболу, играть в который они до сих пор ходили вместе, выступая одной семейной командой. И хотя сам Иван играл неплохо, ребята «превзошли учителя» и показывали на поле потрясающую технику. Во всяком случае, признанный футбольный авторитет и бывший игрок дубля родной «Зари» Костя Сухов, глядя на их игру, поднимал большой палец вверх.

- Ваня, – позвала жена из кухни, – хватит сачковать. Иван отложил газету и поспешил за посудой. Сервировку он контролировал лично, так как считал себя знатоком этого дела.
«Я и в Чернобыле столы накрывал, – всегда напоминал он. - А уж тут и подавно справлюсь. Кстати, сервировочке меня ещё в Москве учили, по напиткам я вообще соммелье,  по коллекции  Немченко такую школу прошёл! Да, где наше шампанское, важно, чтоб оно не переохладилось.
Раздался настойчивый звонок и за ним ещё два подряд. Так звонил только Саша, и Мария быстро пошла открывать дверь. Всего две недели, а как соскучилась за сыном!
Они долго не выходили из коридора, возились, шептались, хихикали. И вот на пороге появилась Маша с большим букетом роз, а за ней Александр, который вёл за руку симпатичную загорелую девушку. Немного стесняясь, она с интересом разглядывая незнакомую обстановку.
- Рекомендую, Алиса, - как бы шутя, но с явным волнением выдохнул Сашка. – Мы познакомились в Крыму, Аля  студентка  медицинского института и тоже из Лугани. У неё в Севастополе дедушка с бабушкой живут.
- Алиса, - негромко представилась девушка, – поздравляю, у вас сегодня праздник, а мы прямо с поезда, даже подарок не успели купить, только цветы и морские камешки.  Кстати, моя мама Ира просила Вас поцеловать и поблагодарить за сына.
Что-то знакомое показалось Ивану в её голосе, фигуре, манере вести себя. Так бывает, видишь человека впервые, а, кажется, что уже когда-то встречался с ним.
- Ну и молодцы, что прямо сюда. Вы - лучший подарок.  Моем  руки, и за стол, – прервала паузу Маша и когда ребята удалились в ванную лукаво взглянула на старшего сына.– Смотри, Димка, опередит тебя Сашка по части женитьбы. Ты из-за своего вечного футбола ничего не видишь, а он всё успевает. И в кого бы это?
- Сам не понимаю, - в тон  ответил Иван, – но по восприятию прекрасного, доброго, вечного, что-то общее у нас есть. Даже судя по нашей неувядающей маме.
За столом засиделись до вечера и на радость маме умолотили почти всю еду. Когда Маша «зашумела» тарелками на мойке, Саша пошёл провожать Алису, Дима засел за компьютер, а Иван включил телевизор.
- Сегодня в Тернополе, - сообщила молоденькая ведущая, – состоялась встреча активистов партии «Свобода» с представителями творческой и научной интеллигенции Западной Украины. После встречи лидер партии наградил молодых учёных памятными подарками за пропаганду и развитие украинской идеи, выразил уверенность в будущем господстве Украины в мировой науке, в частности  в нантотехнологиях и ядерной энергетике. А также выразил уверенность в собственной победе на выборах.
 На сопровождавшем текст видеоряде молодой смазливый, с колючими глазами лидер и его заместитель – седой, коренастый с военной выправкой суровый мужчина что-то вручали присутствующим и суетливо тискали ладони. Черепанов  хотел уже переключить на другой канал, где должен был начаться футбол – «Шахтер» после завоевания кубка УЕФА играл первый матч в новом сезоне.
Но тут на заднем плане кадра, в президиуме собрания, несколько раз мелькнуло знакомое лицо человека, пять лет назад которого ему представили, как одного из опытнейших отечественных специалистов по ядерной физике, по фамилии Гнатюк.
И вдруг, и седой заместитель, и суетливый физик, с какой-то непонятной тревогой  внезапно  выплыли из глубин подсознания, как из другого мира.

Черепанов с силой, до боли зажмурил глаза и понял, что в этом мире всё ещё только начинается…

                Эпилог

20 декабря 2014 года

     Раздел IX. ТЕРРИТОРИАЛЬНОЕ УСТРОЙСТВО УКРАИНЫ

     Статья 132.  Территориальное устройство Украины  основывается
 на принципах единства и целостности государственной территории,  государственной  власти,   сбалансированности   социально   -  экономического  развития регионов,  с учетом  их  исторических,  экономических,  экологических,  географических и демографических особенностей, этнических и культурных  традиций.

     Статья 133. Систему административно - территориального устройства
Украины  составляют: Автономная Республика Галичина, Автономная Республика Донбасс, Автономная  Республика  Крым, области,  районы,
города, районы в городах, поселки и села.
     Города Киев, Севастополь, Донецк, Львов, Одесса и Харьков имеют  специальный  статус,  который определяется законами Украины.


 Конституции Украины

За теоретическое и экспериментальное исследование ядерных процессов, имеющих важное значение для образования пространственных переходов, 10 декабря 2012 года  Назар Захарович Гнатюк стал  Нобелевским лауреатом в области физики. В настоящее время проживает в Соединенных Штатах Америки, в городе Нью-Хейвене, штат Коннектикут, что в 120 километрах на северо-восток от Нью-Йорка. Профессор работает преподавателем Йельского университета. Обучению студентов уделяет исключительное внимание. Женат, воспитывает приёмных дочь и сына.  Стоит на учёте в местной клинике с диагнозом частичная амнезия.
Василий Собко с 2011года участвовал в миротворческих операциях ООН в Иране, Афганистане. Вёл замкнутый образ жизни, с родственниками не переписывался, злоупотреблял алкоголем.  Выйдя в отстваку, остался жить в Кабуле.
Три года назад, от обширного инфаркта, прямо за столом, в рабочем кабинете умер полковник Игорь Алексеевич Гнатенко. Похоронен на Рутченковском кладбище города Донецка, с военными почестями. Друзья часто навещают вдову Веронику Сергеевну, и после каждой удачной рыбалки привозят ей в подарок большого карпа – рыбу, в ловле которой полковник был большим мастером.
Иван Черепанов по-прежнему руководит телекомпанией в Лугани, участвует в политической и общественной жизни. Сыновья женились и живут отдельно. Иван и Мария стали дедушкой и бабушкой, но времени на воспитание внука Сергея и внучки Настеньки не хватает. Несмотря на возраст, Иван продолжает заниматься спортом, по выходным «бегает» с друзьями и сыновьями в футбол и его «семейная» команда частенько оказывается в победителях.   С Николаем Немченко, который стал депутатом Верховной Рады от Партии развития, видится редко, в основном перезваниваются. Но когда Черепанов бывает в Киеве, обязательно ночует у Николая. И ещё, в Киеве - он обязательно наведывается в психиатрическую больницу №3 , что на Борщаговке, где уже много лет лечится Вячеслав Яскевич. Пытается что-то спросить, что-то понять.
Коллеги, очевидно завидуя, сплетничают, что шеф - человек прошлого тысячелетия, а наибольший интерес проявляет к интервью о событиях 1987года.  Всякий раз, когда собеседник не может вспомнить известные Черепанову события, ответы тщательно заносятся в особую тетрадь под странным названием: «Мир, где родился - мир, где живу».
Хотя кто из нас без странностей?