3
Рубенс шел рядом с Утесом по поселку и не верил в происходящее. Неужели он здесь? А люди у костров, больше похожие то ли на бомжей, то ли на усталых вечных туристов – это и есть сталкеры? Наметанный глаз художника запоминал позы, взгляды, и в голове складывались образы. Вот этот недавно вернулся из ходки: одна рука жадно тянется к костру, другая подхватывает протянутую кружку с кипятком – видно, как из нее поднимается пар. А тот в поселке давно – равнодушно жует галету и снисходительно смотрит на предыдущего. Трое молодых у соседнего костерка – явно новички. Открыв рот, слушают россказни бывалых и постоянно косятся друг на друга – не струхнул ли кто из товарищей от этих историй…
- Как долго мы здесь пробудем?
- Что, неуютно? – усмехнулся Утес. – Вот когда из первой ходки сюда вернешься – поймешь, что нет места лучше.
- Ну, сказал тоже… Мне бы уйти в ходку хотя бы, сейчас-то что об этом говорить.
- Пару дней мне по любому нужно. Переговорить с кем надо, узнать расклады. Нам сюда, - сталкер махнул на скопище непонятных хибарок, - есть у меня тут угол свой.
«Угол. Вернее и не назвать», - Рубенс снял рюкзак и опустил его на пол чердака там, где лаги крыши опускались на стену. Рядом приземлился рюкзак Утеса:
- Ну, отдыхай пока.
- С удовольствием. День не из простых выдался. – Рубенс раскатал тугой рулон спальника и лег поверх.
- А здесь простых дней не бывает. Привыкай. Пойду я с народом поздороваюсь. Захочешь по поселку пройтись, так иди. Только в бар не суйся. Там новые лица не в почете. Если кто с расспросами полезет, скажешь, что со мной здесь, по делам. И вообще. Лучше побольше слушай и поменьше говори.
- Не учи отца …
- А об этом ни слова, ни звука.
- Понял я уже все, не дурак. Иди уже, Утес. Иди. Спать охота.
С сомнением посмотрев на отца, сталкер вытащил из своего рюкзака пластиковую бутыль, запихнул за пазуху и молча покинул чердак. А Рубенс уснул, едва голова коснулась поверхности спальника.
Проснувшись, сразу взглянул на циферблат наручных часов. Получалось, проспал всего-то час с небольшим, но чувствовал себя вполне отдохнувшим. Сидеть на чердаке в ожидании Утеса совсем не хотелось, к тому же руки замерзли, и Рубенс спустился вниз, в надежде погреть окоченевшие пальцы возле какого-нибудь костра. Выйдя из хибары оглянулся по сторонам, примечая для себя ориентиры, чтобы найти лачугу на обратном пути. Возможно, простому человеку сделать это было бы сложно, но Рубенс привык подмечать мелкие детали, ведь от этого зависело, насколько хорошей получится картина. Вон краска с досок облупилась, и кажется, что волк раскрыл зубастую пасть. А на второй ступеньке топорщится горбом ржавый гвоздь. С угла крыши надорван железный лист, будто крыло птицы цепляет небо… Достаточно. Теперь он без труда отыщет «угол».
У одного из костров сидело трое.
- Позволите руки обогреть?
- А ты кто такой вежливый? – пробурчал один из сталкеров.
- Рубенс.
- Рубенс… Рубенс… Не знаю. Слышь, Крот? – он толкнул локтем сидящего рядом, - Ты Рубенса знаешь?
- Первый раз слышу, - чуть наклонившись вперед, сталкер всмотрелся в лицо незнакомца, - и вижу тоже впервые. Ты кто, человече? Для новичка - староват.
- С Утесом здесь. По делам.
- А-а-а, с Утесом значит… Меня Гуня кличут, это Крот, а это – Лаэрт. Только руку тебе жать никто из нас не будет. Мало для таких нежностей знакомы.
- Я и не настаиваю, - Рубенс сел на землю и протянул замерзшие руки к огню, щурясь от удовольствия.
- Ну и вижу я – прет на меня зверюга, и пульки мои ей до фонаря. Хорошо, гранат пара с собой была, так бы растоптал меня кабанчик…
- Да что ты гонишь, Крот? Если он таких габаритов был, как ты нам сейчас расписывал, то пожевал бы он твою гранату как абрикос и косточку прям в харю твою завирущую сплюнул.
- А я думаю так, - вступил в беседу Лаэрт, - что дело не в габаритах. Под яйцами у секача жахнуло, вот ему и не до Крота стало… Слышь, Рубенс, видал ты какие у кабанов местных яйца?
«Проверяете, значит?» - смекнул Рубенс: «Ну, на здоровье».
- Это которые? Те, что на березке висят возле свалки? Мельком наблюдал. И как сталкер в кусты драпал, тоже видел.
- Ишь ты, наблюдал он мельком! А что ж ты яйца кабаньи с дерева не снял? Это ж такой трофей!
- Руки заняты были…
- Это чем же?
- Да проверял, не мои ли на дереве-то висят.
Взрыв хохота волной прокатился окрест.
- Ну, Лаэрт, плесни-ка гостю, что мы – нелюди что ли?
Лаэрт плеснул из фляги в мятую когда-то эмалированную кружку, вложил в руки Рубенсу.
- Да не оскудеет рука наливающая! – выпил махом, выдохнул, уткнулся носом в рукав.
- Хорошо сказал! - Лаэрт снова налил и передал кружку Кроту. – А что за дела-то у тебя с Утесом? Может, помощь нужна какая?
Жар от выпитого приятно разлился внутри. «Как бы лишнего не ляпнуть», - напрягся Рубенс. Врать он умел плохо, а правду сказать не мог. Помолчав немного, ответил:
- Я художник. Заказ у меня на местные пейзажи. Здесь же фототехника не работает, вот ко мне и обратились. Платят хорошо. Так что отказываться?
- Рисково. Да и что тут рисовать? Дождь? Или ты слово волшебное знаешь, чтоб муты тебе позировали?
- Ну, дохлые с удовольствием попозируют. Утес обещался с этим помочь. Аномалии попробую зарисовать, туманы. Натюрэль, короче.
- А нас слабо нарисовать?
- Ты на слабо-то меня не бери, Гуня. Не каждый здесь желанием горит лицо свое публично запечатлить. Верно?
- Да ладно тебе, художник. Гуня всегда на слабо всех зацепить норовит. Вон того нарисуй, - Крот рукой качнул в сторону спящего у костра сталкера. – Он так набрался, что до утра позировать тебе будет. Ща, только законспирируем его чуток.
Сталкер подошел к спящему, вытянул с шеи бандану, закрыл наполовину лицо.
- Во! Зацени, какая как её… фактура!
- Харизма это называется, Крот. Ха-риз-ма!
- Ну тебя, Лаэрт. Сам ты харизма. Я тут образ, можно сказать, высокохудожественный человеку создаю, а ты… Налей-ка лучше.
- Харизма… фактура… Пойду тогда карандаши с рюкзака достану. А рисунок вам оставлю в качестве платы за теплый прием.
Когда Рубенс вернулся к костру, то заметил, что народу прибавилось. «Прям как Шарапова банда проверяет», - усмехнулся он про себя.
- Ну, что с харизмой? Спит еще? – Рубенс взглянул в сторону спящего и обомлел.
Сталкера перевернули на спину, в правую руку кто-то вложил нож, левая демонстративно сжимала чеку от гранаты.
- Вы бы еще кетчупом его полили, шутники.
- Извиняй, художник. Кетчупа нема.
- Да шучу я. Сам дорисую.
Утес возвращался в хибару поздним утром следующего дня, предвкушая, как сейчас ляжет и выспится. Не тут-то было. Еще издали он заметил странное оживление возле своей лачуги, а, подойдя ближе, просто встал как вкопанный, наблюдая странную картину. На ступеньке сидел Рубенс и рисовал. Справа высилась горка всякой мелочи, в которой Утес разглядел стальные бока банок консервов, россыпь патронов, из которой торчала рукоять охотничего ножа, пачку сигарет, котелок… Остальное было скрыто очередью из сталкеров, желающих получить свой портрет.
продолжение http://www.proza.ru/2016/03/05/1021