ОтражениЯ

Наталия Воропай
ЛИЦАМ НЕ ДОСТИГШИМ СОВЕРШЕННОЛЕТИЯ ЧИТАТЬ НЕ РЕКОМЕНДУЕТСЯ!!!


Мы не видим настоящий мир, а лишь его отражение, отражающегося от мира внутри нас...




« Андрей Петрович, что случилось? Алё, алё, Вас не слышно!» - дрожащие  пальцы медленно  нажали на красную кнопку  «отбой», рот на побледневшем лице превратился в черную яму, глаза влажно заблестели, капельки пота густо усыпали широкий лоб.  Я смотрела на вздувшуюся синюю венку у виска, слышала свистящие звуки вдоха, но не могла остановиться:

-Кровь стекала с ладони  медленно, и глухо капала на вытертый от времени паркет, образуя  темную желеобразную лужицу. Мама оседала плавно, будто устала. Шепот ее слышен и сейчас во снах, или в пустой квартире, отдается эхом в голове : «Беги, Андрейка!».

Доктор резко встал из-за стола, открыл окно, и застонал :

-Боже…

Я ощущала, как кровь перестает пульсировать в моей  голове, боль унимается, тело ослабевает, и тяжелая волна тошноты подступает к горлу. За шесть лет я научилась управлять процессом, но не своим  телом во время ЭТОГО. Мне нужно было пару минут сосредоточенно смотреть в одну точку, концентрируя все свое внимание на дыхании – медленный и глубокий вдох, и такой же медленный выдох. Наконец  я стала ощущать свои конечности, крупная дрожь пробежала по всему телу, заставляя меня поёжиться :

-Так что, психиатр мне не нужен, Андрей Петрович, я не страдаю расстройством психики. Ну, может, и страдаю, только чем? Помогите мне!

Доктор повернулся ко мне  лицом, вытер ладонью лоб :

-Я не могу в это поверить.

Глаза его осматривали кабинет, будто он впервые увидел, что стены окрашены в персиковый цвет, узкая ладонь ,то и дело, вытирала сухие губы.

Я взмолилась:

-Ну, Вы же профессор! Найдите средства! Может, иглоукалывание или гипноз?

Всё началось шесть лет назад. Я стояла на автобусной остановке в ожидании своей маршрутки. Никаких церквей и храмов в  этом микрорайоне  не было, но тяжелый колокольный звон непрерывно звучал, раздражая и нервируя. Резкая вспышка белого света, ужасная головная боль, и темнота.

Инсультники - тяжелые больные. Их , как детей, нужно учить открывать рот, жевать, глотать, сидеть, говорить, стоять. Ходить они смогут после длительного реабилитационного периода.

Мне не было страшно. Мне было любопытно. Смогу ли я заново начать жить? Получится ли вернуться к прежнему ритму? Буду ли я опять той же активной и веселой  женщиной, которой была до инсульта?

 Когда доктор, низко наклонившись, светил маленьким фонариком мне в глаза, я замирала на пару секунд, и ждала темноты, которая поглотит меня снова. Я не боялась. Мне было хорошо там. Там, в темноте, не нужно было пытаться  говорить, есть, чувствовать, сжимать пальцы в кулак, узнавать свое перекошенное лицо в зеркале, ловить растерянный взгляд мужа.

ЭТО произошло через месяц. Улыбчивая медсестра поправляла мою непослушную ногу, пытаясь, хоть как-то, засунуть ее в тапок. Темная липкая волна страха накатила внезапно. Кто-то схватил меня за волосы на затылке. Боль и запах мочи смешались в единое целое. «Сука! Сука! Сука!». Моя голова билась о пластиковую обшивку лифта. Острая боль полоснула по коже лба. Соленая, теплая кровь заполнила рот. Глаза моей лучшей подруги, горящие ненавистью, медленно исчезали в белом свете какой-то сияющей звезды.

Меня вырвало прямо на мои тапочки. Пытаясь удержать равновесие, я ухватилась за руки медсестры, и увидела на ее лбу тонкий  шрам.

Казалось, что кто-то невидимый играет со мной в теннис, посылая самые эмоционально насыщенные моменты чужой жизни  в мое подсознание, как теннисные мячики. Достойно  отбивать подачи я так  и не научилась. Но, уже чувствовала, когда этот «кто-то» намеревался сделать очередной бросок. Появлялся странный, но очень приятный запах. Аромат мирра, и ладана.

Через три месяца я вышла на улицу. Муж, старался поддерживать меня, но только мешал. Левая нога плохо слушалась. Нужно было напрячь мышцы, согнуть ногу в колене, поднять, опустить. Эти обычные действия – сделать шаг, взять рукой яблоко, улыбнуться – мне давались с неимоверным трудом.

Тревожный аромат чужой жизни раздирал ноздри. Проходящий мимо меня молодой человек оглянулся, улыбнулся…Слёзы обиды, и отчаяния раздирали мою душу. За что? Бог! Если ты есть! Ответь, зачем ты забрал ее у меня? Я не смогу жить без нее! Эту боль невозможно терпеть. Острое лезвие ножа по-заговрщицки блеснуло  в руке. Кожа тонкая, лезвие режет ее, как мягкое масло. Капельки крови живо бегут, сливаясь в маленький ручеек облегчениЯ…прошел мимо, унося с собой будоражащий смолянистый запах.

-Что с тобой? Тебе плохо? Что у тебя с глазами? Боже…Милая…

Впервые, спустя пятнадцать лет  после свадьбы, муж нес меня на руках. И, впервые, я полностью ему доверилась.

Теперь мы с ним знаем, если накатывает ЭТО, то зрачки мои расширяются, закрывая всю радужную оболочку, и глаза из зеленых превращаются в черные. Тогда же, когда он  увидел мои глаза после ЭТОГО, его трясло. Мне пришлось рассказать о том, что со мной происходит. Мы решили, что это последствия инсульта, галлюцинации.

Всё стало понятней, когда муж, рассказывая мне о своей работе , чистил картошку. Я наблюдала за ним со спины. Мощные плечи мерно покачивались , голова опущена, футболка немного задралась, открывая полоску загорелой кожи на пояснице, и фрагмент татуировки.
 
Спокойный  голос мужа меня успокаивал: « И, ты представляешь, я сам знаю, что мне не стоит ввязываться в это дело…». Сладковатый  знакомый запах  окатил меня удушливой  волной…Большая мягкая грудь покачивалась перед моим лицом, дразня крупными темными сосками. Вдоль позвоночника горячими пальцами скользит наслаждение. Влажные губы впиваются в мой рот, язык проникает вглубь, играет с моим языком. Возбуждение заставляет меня крепко сжимать мягкие полушария ягодиц, сильнее прижимая влажное от желания  женское тело к своему. С этим телом можно делать все, что я хочу- бить, кусать, мять, трахать так сильно и грубо, как пожелаю. От того, что я хозяин положения, меня захлестывает сильнейшее возбуждение… « я и не думал, что для него это так важно.»

Я облизываю пересохшие губы, и спрашиваю:

-Ты любишь жесткий секс?

Муж  разворачивается ко мне всем корпусом, в глазах недоумение:

-Что, прости?

-Тебе нравится доминировать в сексе?

Он хмурит брови:

-С чего ты взяла?

Наши глаза встречаются, и я шепчу:

-Таня - грудь большая и мягкая, огромные коричневые ареолы, позволяет себя грубо трахать, стонет и матерится.

Лицо мужа бледнеет. В глазах появляется страх:

-Откуда ты это узнала?

-Увидела только что.

-Это не галлюцинации. Это правда происходило со мной. Давно. В армии. Это самое сильное впечатление, которое меня всегда заводит.

Я шла по улице. Мелко моросил дождь. Последствия инсульта почти уже не заметны, если не спешить, а ходить медленно. Уголок рта немного перекошен. Теперь так и останется. В левой руке невозможно  носить даже маленькую сумочку – ладонь не может ничего  удерживать больше двух –трех минут. Ничего, привыкну.

Профессор обещал поискать способы моего излечения. Ему и самому слабо верится в то, что он мне поможет. Мне придется смириться с тем, что я ловлю чужие  скрытые эмоции, воспоминания, чувства и ощущения. Человек ко всему привыкает. Я тоже не исключение. Привыкну.

Не могу привыкнуть только к одному – эмоциональные всплески человеческих душ наполнены негативом. Неужели нет ничего светлого и чистого, что стало бы таким  же ярким  и запоминающимся  событием в жизни определенного человека.  Видимо, мы совершенно разучились получать удовольствие от простых вещей. Землю облюбовало поколение эмоциональных инвалидов.

Запах благовоний медленно окутывал меня, наполняя…Глубокое синее небо, ласково баюкающее маленький белый самолет, запах свежескошенной травы, и чабреца. Я лежу, раскинув руки, трава щекочет мою шею. Поворачиваю голову, чтобы увидеть твои глаза. Так хорошо и легко! Ты улыбаешься. В уголках рта появляются маленькие морщинки. Твоя ладонь ложится на мой живот, и ребенок радостно дает о себе знать – толкается. Я впервые ясно осознаю, что во мне зародилась новая жизнь. И, я счастливаЯ…старуха протягивает мне маленький букет ландышей, крепко перевязанный красной шерстяной нитью, в глазах ее отражается глубокое синее небо, ласково баюкающее маленький белый самолет.