Таджик

I
ОТ АВТОРА.

Дорогие читатели! Роман "Таджик" выдержал два издания и разошелся достаточно быстро.  Мне продолжают писать читатели  с просьбой дать адрес магазина, где можно купить книгу.  К сожалению, тираж закончился и следующий, надеюсь, выйдет в свет в недалеком будущем. Поэтому, идя навстречу читателям, публикую роман полностью на этом сайте.
          
                I

     Поезд медленно шел вдоль перрона, устало замедляя ход. За окном  замелькали лица встречающих, провожающих, отъезжающих и недавно прибывших. Все куда-то спешили, бежали, растерянно смотрели по сторонам. И вся эта многоликость сливалась в одно целое –  беспокойную суетящуюся толпу.
Наконец, состав остановился, издал характерный вздох.  Из вагонов повалили пассажиры, согнувшиеся под тяжестью своего багажа.
 Он появился в дверях последнего вагона одним из последних. Лихо спрыгнул с подножки, огляделся,  сделал несколько шагов вперед. Остановился. Словно морская волна, его обтекал суетящийся народ. Вновь прибывшего пихали из стороны в сторону, «смывали» то влево, то вправо, задевали сумками, чемоданами, мешками и всякими бесформенными тюками. У него закружилась голова, перед глазами замелькали мушки. Он схватился за затылок. Придя в себя, решительно свернул влево.
-Эй, там! Сойди со шпал!
Он продолжал идти вдоль железнодорожного полотна, не реагируя на голос.
-Тебе говорят, сойди со шпал! Оглох, что ли?
Реакция – нулевая. Человек в железнодорожной форме прибавил шагу, нагнал путника и, обогнав, преградил дорогу.
-Я тебе говорю! Сойди со шпал, сейчас состав придет. Или ты решил на моем участке в суицид сыграть?
Пассажир остановился, равнодушно посмотрел на железнодорожника. -Ты что, язык проглотил? Я говорю, сойди со шпал!
-Моя твоя не понимай.
-Вижу, что не из наших. С каких краев?
-Ага.
-Ясно. Смотри сюда, - железнодорожник указал пальцем на шпалы.
-Это шпалы. По ним ездят поезда. Ты сойди, уйди в сторону, понимаешь, вон туда, чтобы поезд тебя кердык не сделал. Понял?
Тот мотнул головой, сошел с железнодорожного пути и пошел прочь.
-Эй! Ты куда? Куда пошел-то? Вокзал в другой стороне!
Человек обернулся.
-Моя пошел домой.
«Вот чудак, честное слово!» - подумал железнодорожник.
Спустя некоторое время «чудак» сидел в кабинете милиционера.
-Ну, говори, к кому приехал, зачем приехал, - допрашивал приезжего страж порядка.
-Работай приехать. Деньга надо. Апа кормить надо, ребенков кормить надо.
-А приглашение у тебя есть на работу? К кому приехал?
-Есть приглашений. Саидмурод приглашай, сказал ехай, там надо много рабочий.
-Давай документы.
Приезжий шмыгнул носом. Нет у него документов, украли, пока спал.
- Та-а-а-к, это уже меняет дело.  Ты кто?
-Я? Я – таджик.
- А, таджик. А нарекли-то как?
-А?
-Я говорю, величают-то как?
Человек явно не понял слов «нарекли» и «величают» и отвернулся к окну. Чего пристают, подумал он. Сказал же, приехал работать. Полкишлака здесь трудится, деньги получают, домой посылают. Саидмурод недавно приезжал, привез кучу денег, сделал сыну обрезание, купил новый холодильник. Посмеялся над соседом, чего, мол, сиднем сидишь, штаны на тахте протираешь? Езжай в Москву, зарабатывай. Вот и решил, взял взаймы деньги и приехал на заработки.
-Мужик, ты, чё молчишь? Еще раз спрашиваю, кто ты?
Приезжий разозлился.
-Таджик! Чего, не понимай, что ли?
-Это что, так зовут? Или кличка? Мне настоящее имя надо. У вас такие имена тоже есть? Таджик. Так и зовут?
-Да, моя таджик.
-Так и запишем. Таджик. Ну а фамилия? Как фамилия-то?
-Э-э-э, ота зовут Карим.
-Ота, это кто?
Приезжий почесал голову. Надо было в свое время учить русский язык. Хотя, какой русский в далеком кишлаке? Учителей русского языка никогда  не было. Приедет, бывало, выпускник, покрутится годок и назад, в город. Кто же знал, что на пятидесятом году жизни судьба забросит к русским?
-Слышь, ты какой-то странный, рассеянный. Как же будешь работать, если от  тебя элементарного не добьешься?
В кабинет вошел младший лейтенант.
-Шеф, пойду-ка я домой! Райка вот-вот родит. На сердце не спокойно. Пойду, а?
-Твоя Райка уже третий месяц вот-вот рожает. Ты предлог-то другой поищи! Работы вон сколько, а ты домой.
-А что работы-то? Этого вон в обезьянник надо, завтра разберемся. Время-то уже сколько! Если с каждым вот так сю-сю-мусю, работа никогда не закончится.- Он недовольно посмотрел на нарушителя порядка.
- Посиди немного, сейчас бумаги заполню. Так, – он повернулся к приезжему. – Так, ота, это что, тоже фамилия?
-Нет, ота мой родился.
-Ну, скажи, лейтенант, чего все в Москву-то прут? Не знает как по-русски имя, отчество и фамилия, а прет в Москву?
Начальник раздражался.
-А что прописано у него в документах? – спросил лейтенант.
-Документов нет. Говорит, в поезде и документы, и деньги сперли.  Словом, тебя зовут Таджик, а фамилия Ота. Отаев, значит.
Приезжий удивленно посмотрел на милиционера и отвернулся. Тупой какой-то, подумал он. Еще начальник. Прав был Саидмурод – в Москве работы много, всем кишлаком можно устроиться. Но как с тупыми-то жить?
-Ну, раз тебя зовут Таджик, значит, ты приехал из Таджикии?
-Да, - ответил приезжий. – Из Чамандара.
-Это что такое, Чамандар?
-Что-то вроде Учкудука, наверное, - ответил  лейтенант, сдвинув фуражку набок. – Может, все врет? Прикидывается? Слышь, ты, таджик, а, может, ты наркотики возишь? Они все, как правило, говорят, что паспорта украли. Слышь, Иван Степаныч, ты здесь всего второй месяц работаешь, а я таких умников за три года столько перевидал, не расскажешь. Возишься с каждым. Сдавай его к едрени-матери и пошли. Время уже вон сколько! Наркотики возит он. Сдавай куда надо! Пусть посидит, подумает, как столицу отравлять. Гады!
Зазвонил телефон.
-Бобров слушает! Так точно! Я? Что я делаю? Работаю. Тут одного таджика задержали. Кажется, наркотики привез. Говорит, документы потерял. Кто, он? Да он ни бельмеса по-русски.  Не знаю, говорит, приехал  искать работу. А? Сейчас спрошу. Слышь, Таджик,  а что ты умеешь делать-то?
-Я? Стройка делать могу.
-Строитель, что ли?  Алло, товарищ майор, говорит, строитель. Да. Да. У них так – или наркотики возят, или строители. Да, да.  Так точно! Слушаюсь, будет сделано!
Бобров положил трубку и посмотрел на Таджика.
-Повезло тебе. Не успел приехать, уже работу нашел. Вернее, работа тебя нашла. Поедешь на стройку загородного дома одного большого начальника.
Таджика посадили в милицейскую машину и повезли  за город.
-Выходи. Отныне здесь твой дом и работа. Повезло тебе, Таджик. – Бобров похлопал иностранца по плечу.
Таджик вошел в огромный строящийся дом. В углу одной из комнат при слабом свете свечи он различил несколько фигур.  Переминаясь с ноги на ногу, постоял немного и направился в противоположный угол. Бросил узелок с вещами и сел верхом.
-Ты кто? – раздалось в темноте.
-Таджик, - ответил голос из кромешной тьмы.
-Тоже без документов?
-Украсть…



Едва солнце показалось из-за гор, как Кумри постучала в дверь соседнего дома.
- Что же ты сама не спишь и другим не даешь?  – Заспанная Мархабо недовольно посмотрела на соседку. - Вчера мы с тобой в девять часов расстались. Какие новости могут быть за это время? Сказала же, если что новое узнаю, сразу скажу.
-Я думала,  может, ночью Саидмурод вернулся, или передал что-нибудь о моем Ере.
-Ты странная какая! Что может измениться за ночь?  Давай, я куплю у тебя спокойствие. Я дам тебе немного денег, а ты хотя бы дня три не будешь меня дергать!
Кумри обиделась. Что она, нищенка, что ли?  До недавнего времени одну лепешку делили поровну. А теперь,  стоило немного разбогатеть,  стала демонстрировать свое превосходство. К кому же ей идти, как не к жене Саидмурода? Ведь его никто за язык не дергал – сам посоветовал Еру ехать на заработки в Москву. Завел, наобещал. И вот уже год, как Ер уехал и  до сих пор никаких вестей. За это время  Саидмурод уже дважды побывал в родном кишлаке. Клянется, что Ер к нему по московскому адресу не приезжал, и никто из земляков его не видел. Тогда куда делся Ер?
Кумри вернулась домой и села на обшарпанную табуретку. Взялась руками за голову и тихо заплакала.
-Ну, что ты опять плачешь? – подошла шестнадцатилетняя  Рахима.- Приедет, он обязательно приедет. Ведь не может же отец бросить нас всех! Ведь семеро!
Рахима присела на корточки и обняла мать. Она понимала, как трудно ей тащить большую семью. В кишлаке работы нет, деньги взять неоткуда. А детишек кормить надо.
-Мама, будем кушать? – послышалось за спиной. Семилетний Гани обхватил руками электрический столб и повис на нем, как обезьянка.
Кумри смахнула слезу и ответила:
-Сейчас, сейчас.
-А что кушать?
Боже, началось! Сейчас еще пятеро встанут, и каждый начнет приставать с вопросом – что на завтрак. А что может быть на завтрак? То, что было вчера и позавчера и поза-позавчера и то, что будет завтра и послезавтра! Чай и лепешка! А на обед-  жаренный лук и лепешка. А на ужин… Кумри разрыдалась.
-Все, хватит!- решительно заявила дочь. – Завтра уезжаю. Давно тебе хотела сказать, да не решалась. Завтра вместе с подружкой уезжаю в Душанбе. Мы поедем искать работу. Это большой город, можно что-нибудь найти. Найду работу, буду вам присылать деньги.
Кумри подняла на дочь заплаканные глаза.
-Стыд-то какой! Девушка, одна, в городе! Что люди скажут? Замуж никто не возьмет.
-А мне плевать на то, что скажут люди. Они кроме, как стыдить, больше ни на что не способны. Помочь не помогут, а языки горазд распускать. Как твоя соседка любимая. Деньжата появились, на небеса вознеслась.  Все, еду, и ты не сможешь меня удержать. Я есть хочу, одеваться, наконец, по-человечески жить!
Кумри развела руками. Что она может сделать? Был бы Ер, сказал бы свое отцовское слово.



I I I



Сурен взял сигарету оледенелыми пальцами и закурил.
-Таджик, я слышал, твои земляки отличные рабочие. В вашем городе, наверное, самые красивые здания,  а город – сказка?
Таджик изо всех сил бросил киркой  раствор на кирпичи. Он не любил, когда ему напоминали о доме, где остались жена дети. Часто не мог заснуть, все думы были только о семье. Несколько раз просил хозяев дать аванс за проработанное время, чтобы смог  съездить домой, проведать родных, оставить денег на жизнь. Но шеф, Борис-ака, и слышать не хотел – достройте дом, потом езжайте на все четыре стороны. Семья подождет.
-Мужик,  он  кто? – любил рассуждать Борис-ака в редкие часы хорошего расположения духа. – Мужик по природе добытчик. Он обязан семью кормить. Вот ты, Сурен, тебя кто в Москву приглашал? Сам приехал.  А ты, Таджик? Ты вообще мужик отчаянный. Ехать к дедушке на деревню без адреса, денег, это героизм! Или вот ты, Алмаз! Кстати, все хочу спросить, Алмаз – это же киргизское имя?
-Ну,- мрачно отозвался Алмаз. 
-Что оно означает? Алмаз - это бриллиант?
-И что? – исподлобья смотрел Алмаз, не желая вступать в полемику.
-А то, что и ты, алмазный наш, тоже сюда приехал. За работой, деньгами. Вот и работайте, зарабатывайте и не приставайте с разговорами об авансе и прочей ерунде. Где это видано, чтобы платили за недоделанную работу? Чего вам не хватает? Спецовка есть, еда есть, где спать есть. Немного на карманные расходы подкидываем? Чего еще надо? Так что предлагаю больше к этому вопросу не возвращаться, а скорее заканчивать дела. Скоро хозяин обещал приехать и посмотреть, как идут дела.
-А что с моим паспортом будем делать? Вы обещали… – робко спросил Сурен.
-Давай об этом потом поговорим. Закончите дела, поговорим. Ваши паспорта никому не нужны. Получите, когда закончите работу.
Через пару дней Борис-ака приехал с незнакомым человеком. По всему было видно, что это или хозяин дома, или его уполномоченный. Незнакомец смотрелся достаточно респектабельно, ходил важно и постоянно прикусывал губу. Из под очков прослеживался недовольный взгляд.
-А здесь будет огромный зал. Как  это сейчас делается в Европе, кухня, гостевая, столовая не отделяются стенами. Одно помещение плавно переходит в другое, создавая иллюзию бесконечного пространства.
Серьезный мужчина молча оглядел помещение и едва заметно кивнул головой. Вдруг взгляд остановился на Сурене, который явно что-то хотел сказать.
-Нам бы немного денег, домой послать, Борис не дает, говорит потом. А когда потом, мы уже больше года работаем, а платят пока копейки. Дома семья, все ждут деньги.
-Помогай надо…- поддержал Таджик.
Хозяин перевел взгляд на Бориса.
-Да, дам я, дам, куда денусь? Я нарочно не даю, потому, что потом или запьют, или еще что. Закончат работу, сразу дам.
-Тебе же выдают их зарплату, с людьми надо рассчитываться. Что же ты, Борис, их обделяешь? Рассчитайся за проработанное время!
Он прошел мимо Сурена, Таджика, давая понять, что разговор окончен.
Проводив хозяина, Борис вернулся к рабочим. Он кипел злобой.
-Ублюдки! Кто позволил разговаривать,  и вообще открывать  свои вонючие рты? Какие деньги? Я говорил, все деньги после сдачи дома? Нет, лезут со своими деньгами. Что, вас не кормят, не одевают? Живете, как короли. Вот, посмотри сколько вашего брата не находят работы и по помойкам шляются. Кому так повезло, как не вам, ублюдкам, сразу с вокзала и на работу?
Утром подъехала машина. Здоровый детина вошел в строящийся дом и крикнул:
-Ну, кто тут Сурен и Таджик? Идите сюда.
Рабочие обрадовано пошли на голос. Наконец-то, деньги привезли. Хорошо, что вчера наехали на Бориса. Испугался, ни свет, ни заря зарплату передал.
Но радоваться было рано. Детина вытащил из кармана черные повязки и почти силой завязал недоуменным строителям глаза. Впихнув их в машину, резко нажал на газ и умчал прытких рабочих в неизвестность.
Алмаз изменился в лице. Он посмотрел на Васька, Сармана и других оторопевших мужиков.
-Куда их? Убивать? – голос дрожал, сам покрылся холодным потом.
Рабочие молча смотрели вслед удаляющейся машине. В голове каждого пронеслась мысль – бежать. Но без документов, денег в чужом огромном и холодном городе их может ждать только небо в клеточку.


                I V



В огромном городе Кумри в своей жизни оказалась второй раз. Сойдя с автобуса, оторопела. Все куда-то спешили, толкались, громко разговаривали. Дитя природы, выросшее среди молчаливых гор, она чуть было не лишилась чувств. Кумри вытащила из узелка, завязанного на широком рукаве платья, записочку и тупо уставилась в каракули. Мимо пробегал мальчишка.
-Сынок, где вот эта улица? – Она протянула листок.
Мальчик почитал написанное и сказал, что тетя не туда забрела. Ей надо сесть на троллейбус, потом пересесть на автобус, потом еще на маршрутку и потом будет эта улица. Кумри где стояла, там и села. Большой шумный город и явно нерадужная перспектива маршрута ударили по психике.
-Ты чего расселась среди дороги? – услышала она голос. – Перед ней стоял милиционер. – Здесь торговать запрещено. Вставай, вставай, иди прочь, а то сейчас заплатишь штраф.
Кумри посмотрела на милиционера и расплакалась. В родном кишлаке никто так не разговаривает. Ни здравствуй, ни до свидания, ни уважения. Разговаривает так, словно перед ним корова, разлегшаяся посреди дороги.
-У тебя мать есть?
-Началось… У всех есть мать. Вставай!
Кумри почувствовала, что ноги стали непослушными.
-Не могу, братишка,  ноги ватные.
Милиционер присел на корточки. Он поинтересовался, не больна ли женщина. Кумри молча протянула адрес.
-А сама откуда?
-Из Чамандара.
Милиционер оживился. А он как раз из соседнего кишлака. Так бы сразу и сказала! Приподняв женщину под руки, он повел ее к машине.
- В Чамандар я выдал замуж свою сестру. Живет хорошо, муж неплохой парень. У них уже двое детей. Но работы нет, и я его привез сюда. Тоже милиционер.  Теперь домой посылает деньги.– Милиционер улыбнулся.
-Сколько тебе самому лет?
-Много. Тридцать два.
-И ты все холост? В наше время у таких, как ты, уже по несколько детей было.
-А что делать? Надо братьев и сестер в жизни определять. Я же самый старший в семье. Отец погиб в гражданскую войну. Нас, братьев и сестер осталось пятеро. Вот и подался в город, на заработки. Почти всех определил. Вот еще братишка, последний, школу закончит, потом и его в город перетащу. Устрою милиционером, сам будет зарабатывать, накопление сделает.   А  у тебя сколько детей? Муж работает?
Кумри потупила взор. У нее не было настроения раскрывать душу. Она вздохнула и сказала:
-У меня все плохо. Разве приехала бы в город? В этот ад и кошмар? как А тебя  как зовут?
-Меня? Самандар.  Самандаром зовут. – Он помолчал, что-то обдумывая. – Апа, давай я тебе встать помогу. Адрес есть? Куда тебя отвезти? У меня есть машина, довезу куда надо.
Долго уговаривать Кумри не пришлось. Она резво поднялась,  протянула клочок бумаги. В следующую минуту женщина уже семенила за милиционером.
Ехали молча. Самандар пытался разговорить случайного пассажира, но Кумри отмалчивалась. Она смотрела в окно и  не могла совладать со страхом. Они ехали вот уже пятнадцать минут, а город все не кончался. Кумри не была здесь лет двадцать, а то и больше. Город казался ей каменным чудовищем, серым, унылым, неприветливым. То ли дело ее родные места – кругом горы, синее небо, яркое солнце, которое  не закрывают жуткие высотки. Оно гуляет по небу вольготно,  радостно. Нет, город – это каменный кафан.  От страшной мысли про кафан по телу побежали мурашки.
  -Вот и приехали. – Самандар остановил машину.
Поднявшись по лестнице на четвертый этаж, Кумри и Самандар позвонили в дверь.
На пороге показалась молодая женщина.
-Кумри-апа, это вы? Глазам не верю! Проходите, проходите!
Гости вошли в дом. Это была маленькая хрущевка, довольно скромно обставленная, но чистенькая и уютная. Солиха, племянница Кумри, давно переехала с мужем и детьми в город. Иногда приезжает в кишлак к родителям и тогда вся родня собирается, как на праздник.
-Я только сегодня из дома приехала. Спасибо Самандару, не дал пропасть. Он из соседнего кишлака. Я приехала, чтобы найти мужа и дочь.
-А что с ними случилось? – испугалась Солиха.
-Ер год, как уехал в Москву на заработки, а дочь тоже где-то здесь, и тоже ни слуха, ни духа. Не знаю что делать. Пошла в сельсовет, они мне адрес дали. Говорят, здесь есть такой же, как у нас, сельсовет, только он для женщин. Они всем помогают. Вот и приехала.
Самандар почесал голову и ухмыльнулся. «Наивная душа», - подумал он. Здесь у каждого второго проблемы, нет такого сельсовета, который  мог  бы решить их вопросы. Но милиционер промолчал, не  желая отнимать у женщины последнюю надежду.
-Ладно, я поехал. У меня работа. Если что, звоните в милицию. Вот мой телефон. Спросите Самандара, меня найдут. Кстати, апа, - он  немного помялся, - мою сестру зовут Шокира. Не знаете такую?
-Ой, конечно, знаю! Стало быть, это твоя сестра? Ты прости, я тебя ни о чем не спросила. Я просто растерялась в этом городе. Я даже лепешек домашних не привезла, угостить нечем, извини.
Самандар замахал руками. Не в гостинцах счастье. Люди должны помогать друг другу.
Утром Кумри с племянницей отправились по указанному адресу. Постовой милиционер долго не мог понять, кто нужен посетителям.
-Вон телефон, звоните.
На том конце провода трубку сняла секретарь.
-Сония Мухтаровна сейчас не принимает. Что вы хотели?
Узнав, что привело женщин в правительственные палаты, она предложила записаться на прием.
-Не могу я долго ждать. В кишлаке остались дети.
-Это ваши проблемы. Знаете, апа, сколько человек записано на прем? И у всех дома дети. Так что, если хотите, запишу. Езжайте домой, потом приедете.
Кумри словно вновь сбили с ног. Как же так? Она приехала издалека со своей кровоточащей раной, а эта холодная девушка даже не хочет узнать о ее беде. Да, она согласна, у многих свои проблемы, но такой беды, как у нее нет ни у кого! Кумри присела на стул. Мимо прошла высокая, красиво одетая женщина с красным шарфом на шее. Обдав женщин ароматом дорогих духов и, что-то бросив постовому, учтиво открывшего перед ней дверь, быстрым шагом направилась к величественному зданию.
Солиха присела перед Кумри на корточки и, заглядывая в полные печали глаза, спросила:
-Ну, что, пойдем?
-Иди, дорогая, иди. Я посижу.
-Но как вы домой доберетесь, вы же не знаете дороги?
-Милиционера попрошу. – Кумри почему-то решила, что все милиционеры из соседнего кишлака.
Часы показывали шесть часов вечера, и постовой милиционер сообщил, что пора освободить помещение.
-Иди домой, что сидеть-то зря?
Открылась дверь и в проходную вошла женщина с ярко-красным шарфом.
-Что вы здесь весь день сидите, кого ждете? - спросила она.
-Не знаю. Ничего не знаю. Просто сижу, - обреченно вздохнула Кумри.
-Но зачем-то вы сюда пришли?
-Да, пришла. Но меня не принимают. Говорят, что очередь. А у меня горя больше, чем у других.
Женщина с красным шарфом взяла Кумри  за руку.
-Пойдем, поговорим,- сказала она и повела в здание, откуда недавно вышла. Женщины вошли в большой просторный кабинет.
-Садись, сестра. Меня зовут Сония. А как твое имя?
Кумри присела на краешек кресла, словно боясь его испачкать. Сония предложила сесть поудобнее, и присела рядом.
-Что за горе у тебя?
Кумри расплакалась. Слезы текли безудержно, словно из неиссякаемого источника. Она всхлипывала, утирала рукавом платья нос и не могла остановиться. Сония подала женщине стакан воды и погладила по спине. Она не пыталась успокоить женщину, давая возможность выплеснуть наружу скопившиеся эмоции.
-Сделайте что-нибудь, я не могу остановиться, не могу успокоиться… - взмолилась Кумри.  Всхлипы чередовались с безудержной икотой, мешавшие  дышать и говорить.
Открыв шкафчик, Сония взяла бутылек с валерианой. Она вылила настойку в стакан и заставила залпом выпить.
Кумри поперхнулась, закашлялась, глубоко вздохнула и безжизненно опустила руки. Она молчала.
Сония вновь открыла шкафчик и извлекла валокордин. Не считая капли, вылила лекарство в стакан и нервно выпила сама, словно водку, до дна.
-Знаешь, Кумри,  у меня тоже беда. Каждый день беда. Каждый день! Потому, что я не могу спокойно жить, когда вижу несчастных женщин. – Она помолчала. Кумри подняла на нее заплаканные глаза. У Сонии был такой вид, что Кумри забыла о своих проблемах. Она встала и обняла Сонию.
-Не надо, не надо, все будет хорошо. Приезжай к нам в кишлак. У нас хорошо. Чистый воздух. Нет шума, нет  суеты. Правда, в последнее время народу мало. Мужчин, сыновей нет.  Все на заработках. Мы, женщины, сами управляемся. Вот мой муж, Ер. Год назад уехал в Москву. Ни слуха, ни духа.  Не знаю, что и думать. Может, убили, закопали. Где искать, к кому идти? Он – единственный кормилец был. И дочь старшая  уехала в город, в ресторан работать. Тоже о ней ничего не знаю. Никто ее не встречал и не слышал о ней. Что с ней? Что я должна думать? Куда делась? В сельсовет пошла. Они сказали, что здесь есть женская организация, всем помогает. Ты, Сония, пойми, я пришла не деньги просить. Деньги перед нашим горем оказались ничто. Вот почему в народе говорят – пусть пол-лепешки, но душа будет спокойной. Народную мудрость постигаешь тогда, когда горе приходит в дом. Ты скажи мне – куда податься, что делать, где искать моих родных?
Сония не прерывала монолог Кумри. Женщина, как на исповеди, сама все выложила, как на духу. Она поймала себя на мысли, что лучше бы  эта несчастная попросила деньги, другую помощь. Где найти пропавших людей в этом большом и жестоком мире? Сония молча дослушала Кумри.
-Вот тебе бумага и ручка. Запиши имена и фамилии своих родных и всю информацию о них. Мы постараемся помочь. А сама езжай к детям. Это не так быстро, найти...
Кумри встала. Она потопталась и спросила:
-Меня записали на прием к какой-то женщине, которая женщинам помогает. А как быть с ней?
Сония рассмеялась, кому-то позвонила. Потом сказала:
-Езжай домой. Ты записывалась ко мне. Видишь, как в жизни бывает? Тебе сам Бог помогает.

                V
   
Машина остановилась возле пруда. Пахло сыростью, угрожающе пищали комары, жужжала прочая мерзостная братья.
-Это куда ви нас привез? – спросил Таджик. – Что мы такое сделали?
-Не разговаривать! – послышалась команда. – Откроете глаза, когда стихнет шум нашей тачки. Поняли?
-Почему? Куда привез? – голос Таджика звучал  обеспокоено.
-Молчать,  я сказал. Еще одно слово…
-Послушай, дорогой,  Аллахом клянусь, ми ничего плохого не делал. Зачем с нами так, а, брат?
Резкая боль пронзила голову, и Таджик упал на землю. Послышался шум мотора удаляющейся машины. Через несколько минут Арсен сорвал повязку. Пред взором открылась картина – лес, пруд, облачное небо. Он посмотрел на  Таджика. Тот лежал ничком, не подавая признаков жизни. Арсен приложил ухо к его груди и удовлетворенно вздохнул. Таджик жив, это уже хорошо. Что может быть дороже жизни? Деньги? Будь они прокляты. Теперь это стало очевидным. Арсен взвалил на плечо худое тело Таджика и медленно побрел между деревьями. Каждый шаг отдавался тупой болью в пояснице. Порой казалось, что он вот-вот потеряет сознание и рухнет со своей ношей на землю. Но откуда-то взялись силы, и Арсен делал шаг за шагом. Возле уха раздался стон. Арсен  бережно положил Таджика на землю. Тот открыл глаза, посмотрел на спасителя.
-Ми живы?
-Таджик, ты вроде не трусливый мужик, а завибрировал. Надо молчать, когда рядом  пистолет.
-У него бил пистолет?
-У них всегда есть пистолеты.
Таджик замолчал. Он закрыл глаза, и в уголках появились слезы. Это, казалось, были первые слезы за всю сознательную жизнь. Он отвернулся и уткнулся носом в землю. Арсен сделал вид, что не заметил слабости товарища. Он отошел поодаль и сел возле дерева, прислонившись к стволу. Ему самому хотелось плакать. В какой-то момент он даже пожалел, что ввязался в эту историю. Целый год жил, не думая о хлебе. Да, он работал, как вол, но знал, что горячая еда и кусок хлеба у него всегда есть. Когда собрался уезжать из дома, родня предупреждала: Москва – не сахарное место. Каждый второй приезжий впоследствии кусает локти. Там нет легкого хлеба, и никто никого не ждет, чтобы им поделиться. Арсен показывал всем натруженные ладони – этими руками он построил не один дом, но платы не получил. А в Москве  другие люди, все же была столицей мощного государства. Заработал – получи! Арсен уверял, что через пару-тройку лет вернется в родной город и откроет свое дело. Он возглавит бригаду, откроет бизнес, и будет жить по-человечески. А пока надо заработать деньги, чтобы осуществить мечты. Но добрые мечты превратись в обманчивые грезы. Откуда Арсен мог знать, что в поездах промышляют люди, нацеленные на кражу документов и денег? Это позже он узнал, что  в вагонах орудует целая шайка. «Безличные» приезжие оказываются в руках милиционеров, которые сдают их поработителям - новым русским, строящим  роскошные виллы вдали от столицы. О заработках говорить не приходится – после завершения строительства гастарбайтера, в лучшем случае, передают знакомым. В худшем – лес, пруд  или прикладом по голове.
Арсен глянул на Таджика. Он лежал, не шелохнувшись и, казалось, заснул. Но Таджик не спал. Мыслями он был в далеком кишлаке, где осталась многодетная семья. Перед взором предстала Кумри. Помнится, когда брал в жены, родня хвастала – Кумри  девочка домашняя, окончила восемь классов и даже в мыслях не держала постыдное желание поехать в город и учиться дальше. Она не распутная и никогда не мечтала о городской жизни. Родня одобрительно качала головой, Кумри – находка. Женщина должна быть женщиной – не ее дело добывать кусок хлеба – на то есть муж, пусть  сам беспокоится. А ее удел – сидеть дома, рожать детей, вести хозяйство. Однажды в гости к соседям приехала  родственница, и пока жила в кишлаке, научила женщин вышивать золотыми нитками. Таджику вдруг стало стыдно, что он учинил жене скандал и запретил заниматься рукоделием. Еще чего, тратить время на ерунду. Однажды узнал, что жена все же вышивает тюбетейки и тайком отдает на базар для продажи. Был скандал.  Кумри не выдержала гнева мужа и вытащила из тайника деньги – у нее оказалось их больше, чем зарабатывал муж за месяц. Глаза Таджика налились кровью, и он бросился на жену с кулаками. Как она, женщина, посмела «делать деньги», чтобы, узнав их вкус, перестала уважать мужа? И, главное, могла получить  независимость! Что скажут мужчины кишлака? Таджик не смог обеспечить семью, и жена стала работать? Этого  нельзя допустить. Он схватил Кумри и силой толкнул. Она упала, вскрикнула. Позже ее видели в травмпункте – Кумри наложили гипс на два пальца.
-Хорошо, что гипс на пальцах, а не на черепушке, – злорадствовали мужчины. – Будет знать, как заниматься не своим делом.
Таджик вздохнул.
-Эй, брат, надо бы выбираться,  скоро стемнеет. Возможно, кругом полно такого же, как и мы, голодного зверья. Может, потихоньку пойдем, на дорогу выйдем?
Таджик молча поднялся. Действительно, надо идти.
-У меня вот здесь болит, – показывая на грудь, сказал он.
-Сердце,- поставил диагноз Сурен.
-Нет, душа.
Он проклинал себя за то, что не дал жене заниматься ремеслом. Кто же знал, что у жизни бывают не только повороты, но и водовороты.


V I


Мишель брела по пустынной улице. Вдали показалась одинокая мужская фигура. Она шарахнулась в сторону – подальше от мужчин, от всех и каждого! Нырнула в арку дома и прислонилась к стене.
«Пусть пройдет», - решила девушка.
Но фигура  тоже свернула в арку. У Мишель забилось сердце,  она сунула руку в карман, нащупала баллончик с газом.  Мужчина,  равнодушно глянув на нее, прошел мимо. Мишель облегченно вздохнула. С тех пор, как ее обманным путем вывезли в чужую страну, она встречала немало  похотливых мужиков.
 Помнится, в родной стороне, в магазин, куда она устроилась на работу, вошел высокий черноволосый мужчина. Он подошел и сказал, что она напоминает его первую любовь по имени Мишель. Девушке было приятно слышать, что схожа с возлюбленной красивого иностранца. То, что он иностранец, сразу видно - с трудом говорил на таджикском языке, извинялся за речевые ошибки. Потом он приходил вновь, и вновь. Через некоторое время пригласил в ресторан. Девушка очень обрадовалась: она никогда прежде не бывала в ресторанах.
Отужинали в дорогом месте. Девушка смущалась, краснела, прятала от всех глаза. Иностранец пригласил погостить на его родине. Девушка даже вскрикнула от счастья.
Вскоре самолет махнул крылом и унес  в неведомые дали. Шокир обнял девушку.
-Ты никогда не летала на самолете? Поэтому испугалась, глупышка?
Она действительно никогда не летала.  Потому-то, когда заложило уши, вскочила с места и побежала к выходу. Шокир пошел за ней.
-Сглотни слюну, все пройдет.
Она прижалась к нему и закрыла глаза. В душе чувствовалась смута – то ли страх перед высотой, то ли перед неизвестностью.
Шокир привез девушку в небольшой дом и сказал, что его настоящий дом в другом городе. А это что-то вроде временного жилья, гостиницы, где он останавливается на ночь- другую перед дорогой домой.
-Сегодня отдохнем, а завтра я должен буду продлить тебе визу. Кстати, давай свой паспорт. И еще. Можно я тебя буду называть Мишель?
Девушка пожала плечами. Вообще-то она  Рахима. Ее назвали в честь бабушки. Она с гордостью носила это имя, так как,  бабушка была очень красивой.  Но раз Шокиру нравится имя Мишель, пусть будет так.   
Шокир постелил девушке в большой комнате, сам скрылся за соседней дверью.
Утром он вошел в комнату, где спала Мишель, и взял какие-то вещи. Помахал девушке рукой и пообещал скоро вернуться.
«Хороший парень, - подумала Мишель. - Когда вернусь домой, все будут завидовать. Кому так везет – побывать за границей, увидеть,
 как живут здесь люди, что едят, что одевают».
Она подтянулась, сложила  руки замком и подложила под затылок. Мишель улыбнулась. Как хорошо нежиться в белоснежной постели и не думать, что надо бежать на работу, считать несчастные крохи и думать, как дотянуть до следующей зарплаты. Мишель углубилась в воспоминания.
Помнится, когда впервые приехала в город, почувствовала себя самой счастливой. Ей казалось, она попала в сказку. Красивые дома, кругом цветы, нарядные люди. А сколько магазинов, какие витрины! Хотелось все примерить, купить. Но на что? Скудных денег даже при полной экономии хватит на пару дней. Она решила зайти в первый попавшийся магазин и узнать насчет работы.
У прилавка стояла разодетая девица. Узнав, что девушка ищет работу, позвонила хозяйке. Работа нашлась сразу. Магазину нужна уборщица. Девушка согласилась и сразу взялась за швабру. Позже ей  доверили продавать мелочевку. Хозяйка магазина  заметила, что все покупатели, особенно мужчины, так и крутятся возле юной красавицы, махающей в зале шваброй. Хозяйка решила, что красота девушки – своеобразная приманка и, научив ее азам торговли, поставила за прилавок.
Как-то хозяйка спросила:
-У тебя родные есть? Ты всегда позже всех уходишь домой.
-Есть, - нехотя ответила девушка.- Они живут далеко, в кишлаке. Я собираю деньги, летом поеду.
-А последний раз когда была дома? – не унималась хозяйка.
-Последний раз и была, когда уезжала. – Она закашлялась, и по лицу было видно, что не желает продолжать разговор.
-До чего молодежь пошла жестокая. Родители, наверное, переживают, где ты, что с тобой?
-Нет, не переживают. Я попросила подружку передать немного денег и сказать, что приеду летом. Она как раз собиралась назад домой. Ей здесь не понравилось. Мы ведь вместе на заработки приехали.
-Тебе бы тоже возвращаться надо. Выйти замуж, завести детей. Ты все же девушка.
Мишель улыбнулась. Хорошо, что  не послушала хозяйку. Хотя столько раз порывалась вернуться в отчий дом.  Трудно было не с работой, а с жильем. Зачастую ночевала, где попало. То у одних знакомых, то у других.  Однажды пришлось пожить на вокзале. А еще жила у знакомой женщины, помогала ей после работы по хозяйству. Как-то  та уехала за товаром в Турцию. Так ее муж в первую же ночь стал приставать. Девушка с трудом вырвалась из цепких рук и босиком выскочила во двор. В этот дом она больше не вернулась. Однажды, встретив на улице свою знакомую, выслушала в свой адрес обидные слова.
«Змею на груди пригрела! Я дала тебе кров, еду, а ты в мое отсутствие стала клинья подбивать под моего мужа! Хорошо, он мужик зрелый, понимающий и выставил тебя за дверь. Таких, как ты, гнать надо отовсюду!»
Женщина орала так, что вокруг собрались зеваки, всецело вставшие на сторону  «благочестивого» мужа.
Но есть на этом свете справедливость. Повстречала таки человека, которому ничего не надо - бескорыстный, милый и добрый. Исключительно потому, что похожа на его первую любовь, решил сделать подарок и показать мир. Шокир рассказывал - влюбленные должны были пожениться и поехать в свадебное путешествие. Но буквально перед свадьбой невеста разбилась в автомобильной катастрофе. Прошло много лет, а он  до сих пор не может ее забыть. Когда увидел в магазине похожую девушку, чуть не лишился чувств. В какой-то момент подумал – она!
-Если я осуществлю свою мечту хотя бы таким образом, я успокоюсь. Ты не обижайся, если буду к тебе суховат. Внешне ты похожа на нее. Но сердце чувствует, что ты это ты, она – это она.
Мишель и не обижалась, что ей за дело до его сухости. Удачное совпадение – он нашел, как успокоить свое сердце, а она осуществила свою мечту – побывать в других странах.
Хлопнула дверь. В прихожей послышались мужские голоса. Мишель вскочила с постели и быстро оделась. Как нехорошо получилось – она не успела умыться, заправить постель. В дверь комнаты постучали.
Мишель вышла навстречу, чтобы преградить дорогу в неубранную комнату. Перед ней стояли Шокир и незнакомый человек  в белом костюме. Он оценивающе посмотрел на девушку, хмыкнул и что-то сказал Шокиру на незнакомом языке. Шокир утвердительно покачал головой,  и обратился к Мишель:
-Собирайся и поезжай с этим господином. Я через час за тобой заеду, и мы поедем в аэропорт. А сейчас я побежал – меня ждут в консульстве.
Мишель вернулась в комнату и побросала вещи в чемоданчик. Через некоторое время она ехала с господином в роскошном лимузине вдоль морского побережья. Девушка смотрела в окно и восхищалась видом. Она никогда прежде не видела море. Оно, оказалось бескрайним, нагонявшим страх. Девушка зажмурила глаза и отвернулась. Господин посмотрел в зеркало  и, увидев Мишель с закрытыми глазами, притормозил машину. Он что-то спросил, показывая на дорогу. Протянул целлофановый пакет и жестами разъяснил, как им пользоваться в случае тошноты. Мишель поблагодарила и улыбнулась. Какие же в этой стране галантные и обходительные мужчины. Столько заботы и нежности по отношению к женщине.
Машина свернула на узкую дорогу, напоминающую змею, уползающую прочь от  опасности. Вскоре  лимузин остановился возле двухэтажного дома. Мужчина  открыл дверцу и подал даме руку. Мишель почему-то представила себя известной артисткой, перед которой восторженно крутятся поклонники.
 Поставив у порога дома чемодан, и позвонив в дверь, мужчина вернулся к машине. На пороге показалась высокая женщина средних лет. Она махнула рукой удаляющемуся мужчине и улыбнулась девушке. Жестом пригласила в дом. Девушке показали комнату и предложили разложить вещи в шкафу.
-Нет, нет, скоро приедет Шокир и мы поедем дальше, - улыбнулась Мишель и присела на стул.
 Женщина откланялась и вышла. Мишель просидела на стуле достаточно долго. Она с беспокойством поглядывала то на дверь, то в окно, ожидая Шокира. Девушка не решалась подняться с места, боясь  увидеть море, грозившее унести в неведомые дали. Она не помнит, сколько часов просидела в полном одиночестве. Глаза слипались от напряжения и Мишель, сидя на стуле, заснула. Проснулась оттого, что кто-то тряс за плечи.
-Вставай, дорогуша, пора ужинать. Позже  познакомлю тебя с другими девушками.
Мишель открыла глаза и уставилась на незнакомку. Это была женщина лет тридцати с короткой стрижкой. Она была одета в просторный полупрозрачный балахон, напоминающий платок, сшитый по краям. Мишель обрадовалась, что услышала хоть и не таджикскую, но хотя бы русскую речь.
-А Шокир еще не приехал?
-Какой Шокир?
-Ну, Шокир! Мы должны лететь дальше, в его город.
Незнакомка полными сочувствия глазами посмотрела на Мишель.
-Бог ты мой, неужели нельзя без обмана! Ты откуда, из какой страны?
-Из Таджикистана. Я в магазине работала, мы с Шокиром познакомились в магазине.
-И он сказал тебе, что ты напоминаешь ему его первую любовь…
По спине пробежал холодок. Мишель стала понимать - в этой истории не все просто.
-Он меня обманул? У него есть жена и  в последний момент он ее испугался? Он меня бросил?
-Да, ты права. Он женат, живет в другом городе, и тебя он бросил. Вернее…
Женщина замолчала, обдумывая, говорить ли правду.
-Лучше пойдем ужинать. Завтра во всем разберемся. Кстати, меня зовут Жанна. Я из Азербайджана. Я единственная, кто говорит здесь по-русски.
Вопреки поговорке, утро не оказалось вечера мудренее. Более того, оно принесло Мишель много огорчений. Дом, куда ее привезли, был школой для девушек, которых  учили правилам хорошего тона. Для каких целей  -Мишель не поняла. Не поняла и другое – зачем Шокиру надо было обманным путем привозить ее в школу для прохождения каких-то курсов, если можно было бы просто сказать об учебе за границей? Она была бы счастлива! Учеба за границей – немыслимое везение.
На первом уроке ее учили красиво ходить. Положили на голову какой-то груз и заставили идти так, чтобы груз не упал. Мишель отлично выполнила задание. Носить на голове ношу было привычным делом. Дома, в кишлаке, она проделывала это  без усилий. Напекут с матерью лепешек, положат в тазик и отправляются в гости. Таз Мишель водружала на голову и шла по горным тропам легко  и непринужденно.
 Учительница, Лейла, красивая мулатка, принесла какие-то кольца и «окольцевала» нежную девичью шею. Заставила вновь водрузить на голову груз. Задание оказалось сложнее. Кольца мешали двигать головой, крепко фиксируя «жертву».
Вошла Жанна. Она сложила руки на груди, и сказала:
-Способная ученица. Если так пойдет дальше, твой выпуск состоится раньше намеченного срока.
Следующий день посвятили умению разговаривать глазами. Мишель не подозревала, что это целая наука. Оказывается, женщина способна выразить глазами даже то, что не скажешь словами. Существуют десятки взглядов,  по которым можно выразить и настроение, и желание, и радость, и горе. Но особый акцент делался на кокетливые взгляды и выражения, полные желаний и любви. Жанну приставили к Мишель переводчицей, и она со скучающим видом переводила рекомендации учительницы.
За ужином Мишель спросила:
-А как ты сюда попала?
-О, это было давно, несколько лет назад. Как и ты, повелась на глупые разговоры о заграничной беззаботной жизни. Поверила обещаниям.
-Шокира?
-Он не Шокир, он  - Комрон. Турок. И не один он вербует таких дур, как мы. Их целая команда.
-Ты меня пугаешь. Что значит вербует?
- Заманивает в сети.  Потом… Ты лучше ешь.
-Что потом-то? Что потом? – Мишеь разнервничалась.
-Слушай, а что это за странное имя у тебя - Мишель? Это таджикское имя?
-Нет, это Шокир назвал в честь своей первой любви. – Мишель осеклась. Какой любви?!– Ну да ладно. Я уже привыкла к имени. Пусть так и остается.
Мишель не могла понять, чего не договаривает Жанна. Но она была твердо убеждена – здесь готовят девушек для работы в магазинах, ресторанах, других местах, где нужны красивые, стройные, привлекательные и с хорошими манерами девушки. Она знает на своем опыте. В магазин, где работала, мужчины чаще приходили на нее поглазеть. Но в ее родном крае умению красиво держаться  не учат. А здесь… молодцы, все просчитано, продуманно.
На последующем занятии отрабатывали улыбку и смех. Мишель никогда не задумывалась над тем, какая у нее улыбка. Оказывается, улыбок  существует тоже великое множество. Улыбка – очарование, улыбка – благодарность,  улыбка – заманчивость, улыбка – отказ, улыбка – таинственность, улыбка – обещание…
Смех… Оказалось, в светском обществе леди не принято смеяться. Радость, восторг и прочие положительные эмоции следует выражать одним из видов улыбки. Смеяться можно в отдельных случаях. Например, наедине с обожателем, желательно слегка закинуть головку, кокетливо предоставив красивую шею для непроизвольного поцелуя. Какой мужчина удержится от соблазна прикоснуться к нежной девичьей коже, когда она так и манит своей трогательной красотой? Можно смеяться в небольшом кругу знакомых людей, издавая тихие  колеблющиеся звуки на выдохе. И не забывать обнажать ровные, белые зубы. Кстати, о зубах. Мишель направили к дантисту, чтобы привести челюсть в порядок. Она никак не могла взять в толк, почему два передних золотых зуба, которые она поставила в районном центре, не нравятся людям этой страны. Тетя по материнской линии подарила ей два обручальных кольца своих родителей. Так как у нее нет дочери, а только три сына, не хотелось бы оставлять семейное добро невесткам. Пусть кольца останутся у женской, родной половины семьи. Мишель рассудила следующим образом – кольца могут потеряться, а в виде зубов сохранятся надолго. Кроме прочего, это красиво и  пусть даже ложно, но свидетельствуют о каком-никаком благосостоянии.  Пусть люди думают, что в семье водятся деньжата. Вдруг клюнет обеспеченный жених! Но у жизни свои повороты…
Через пару месяцев усердных тренировок Мишель вызвали к хозяйке «курсов».
-Ты оказалась прекрасной ученицей, многому научилась и многое постигла. Теперь  тебя можно выпускать.
Мишель обрадовалась:
-Я  могу работать в магазине?
Хозяйка приподняла бровь.
-Нет, детка, ты будешь работать с посетителями. Это очень обеспеченные мужчины.
Мишель широко открыла глаза. Ей не хотелось работать в отделе мужских товаров. Неинтересное и нудное занятие. У мужчин одежда, как правило, без особой изобретательности.
-Ладно, иди. Завтра к пяти часам тебя начнут готовить. Хорошо выспись, предстоит экзамен. Запомни, от того, как умело ты воспользуешься  манерами, которыми тебя здесь научили, будет зависеть будущее. Делай все, что тебе скажут.
Что за люди! Мишель разозлилась – говорят намеками, не договаривают. Игра в кошки-мышки. Что значит «в пять часов начнут готовить». Куда, зачем, к чему? И что за экзамен?
-Вот дура,  вот я дура! – На Мишель сошло озарение. - Меня готовят для работы в ночном клубе. Как же раньше не догадалась!
В пять вечера пришла Жанна и какая-то незнакомая женщина. Она разложила на столике цветные бутылочки и указала на стул перед зеркалом.
-Жанна, я догадалась – сегодня меня «выпускают» в ночной клуб. Так ведь это?
Жанна отвернулась к окну. Ей запрещено разговаривать на подобные темы. Она отвела глаза, чтобы не проболтаться.
Мишель подумала, что ей  начнут накладывать макияж. Но молчаливая женщина распустила пышные и длинные до пояса волосы Мишель и сбрызнула их жидкостью из пузырька. По комнате разнесся аромат жасмина. Затем  она вколола в волосы мелкие белые цветочки. Дала щетку для зубов и выдавила бело-розовый горький на вкус гель. Потом ей дали пожевать ароматную веточку какого-то  кустарника. Оценивающе  взглянув на Мишель со стороны, женщина молча удалилась. Мишель вновь хотела спросить Жанну, что все это значит, но та  отвернулась к окну, давая понять, что не желает разговаривать.
В это время хозяйка заведения беседовала по телефону.
-Казимир, через час встречай птичку.
-Я готов. Это то, что я хочу?
-Обижаешь, столько лет мы выполняем твои заказы. Ты хоть раз оставался недовольным?
-Но на этот раз я просил  эксклюзив… - На том конце провода раздался смешок.
-Все в порядке. Сам убедишься. Кстати, эксклюзив всегда стоит дорого.
-Знаю, знаю, можешь не беспокоиться. Утром перечислю деньги, если все будет, как просил.
Мишель и Жанна сели в машину и поехали по залитым огнями ночным улицам. Вскоре машина свернула  на дорогу, ведущую к морю. Мишель охватил страх. Ночное море показалось еще более грозным. Она зажмурила глаза и прижалась к соседке.
- Мы куда едем?
Жанна, наконец, собралась с духом и сказала, что с этой минуты она не должна задавать вопросы и вести себя естественно, как обычно, где бы ни оказалась.
- Ничего не бойся, мы все через это прошли. Главное ни в чем не отказывай хозяину.
Машина остановилась возле роскошного двухэтажного особняка. Дверь открыла экономка, женщина лет 45. Жанна положила в сумочку Мишель мобильный телефон и,  что-то шепнув на ухо, уехала.
Мишель оказалась в роскошных апартаментах. Осторожно ступая по  черному мраморному полу, боялась поскользнуться. От  плитки веяло прохладой, а каждое движение отражалось четко, как в зеркале. В нишах стен  стояли статуи  полураздетых женщин античных времен. Кругом расставлены огромные вазы с живыми цветами, неповторимый аромат которых кружил голову.
Экономка указала на глубокое кресло возле окна, сама скрылась за тяжелой резной дверью. Через некоторое время она появилась и  повела Мишель на второй этаж. Они шли по широкому длинному коридору, по обе стороны которого располагались комнаты. Остановившись в дальнем углу, экономка, поклонившись, молча указала на дверь.
Это была розовая комната с мебелью, обитой красным гобеленом. Два кресла, диван,  поодаль стол, накрытый всякими яствами. Из соседней комнаты вышел мужчина лет пятидесяти. Это был высокий статный человек с густыми черными волосами и зелеными глазами. Он широко улыбался.
-Мишель?
-Да, - робко ответила девушка.
Мужчина  жестом  предложил девушке сесть на диван. Сел рядом и не без интереса стал разглядывать. От откровенных смотрин по коже побежали мурашки. Она смущенно опустила глаза и стала заламывать пальцы. Вдруг в голове пронеслось:  « …руки должны лежать на коленях свободно и непринужденно, словно два лебединых крыла». Она уложила руки, как ее учили на курсах, выпрямилась, придав осанке стройность, и высоко подняла голову. Мужчина улыбнулся. Он взял девушку за руку и преподнес к губам. Мишель вздрогнула, но продолжала смотреть вперед.
-Я – Казимир, - сказал мужчина.- Я родился в Греции. Хотя мои предки с Кавказа.
Мишель облегченно вздохнула. Это второй человек, который разговаривает с ней на знакомом языке.
-Ты – очаровательная.
-Да.
-Ты красивая, я даже не ожидал. Ты – сказка.
 Он встал и направился к столу. Откупорив бутылку вина, изящным движением рук плеснул в два бокала и один протянул Мишель.
-Ой, я не пью, спасибо, - сказала Мишель.
-И я не пью. Вино не алкоголь. Вино – это кровь богов.
-А кровь я тем более не пью, –  нашлась Мишель.
Казимир преподнес к губам девушки бокал и попросил пригубить напиток. Девушка сделала глоток. Он внимательно наблюдал за ее реакцией. Сморщившись, Мишель отвернулась. Он погладил ее по шелковистым волосам и вдруг резким движением вытащил заколку, скрепляющую волосы. На худенькие девичьи плечи упали тяжелые густые волосы. Казимир прильнул к ним губами и, сладострастно закрыв глаза, прошептал:
-Какой аромат, какие волосы…
От неожиданности Мишель окаменела. Что позволяет себе этот мужчина и почему он ведет себя развязано? Она резко поднялась, но Казимир взял ее за руки и усадил на место.
-Тебе по моей просьбе не сказали, что эту ночь ты проведешь со мной. И это будет твоя первая ночь с мужчиной. Ты ведь до этой минуты целована только матерью, не так ли?
Мишель тихо произнесла «да». Она все поняла. Из окна доносился шум прибоя. Ей стало страшно. Она не знала, что страшнее – ночное море или этот незнакомый мужчина, годящийся ей в отцы.
-Меня продали? – тихо спросила она.
-Да, тебя продали. За большие деньги. Мои деньги. Ты – эксклюзив. Ты непорочна, девственна. А это дорогого стоит. Не бойся, я нежный и совсем не страшный.  Я долго ждал. Я мечтал. Я видел тебя во сне. И сейчас я  словно натянутая струна. Пойдем, дорогая.
Мишель медленно встала. Все встало на свои места.  Она – «заказ» этого богатого господина, который заплатил за ее учебу, за девственность, за природную красоту.
-Ты чудесно пахнешь, - сказал он, ведя девушку в другую комнату. Ты пахнешь естественно – цветами, молодостью и непорочностью. Ты – эксклюзив.
Мишель не нравилось это слово. Оно больше подходило к вещам. Но кто она сейчас? Она - вещь. Её обманули, привезли и продали, как вещь.
Казимир подвел девушку к широкой кровати, убранную в розовые шелка. Мишель развернулась к нему лицом. В этот момент ей захотелось расстроить планы похотливого извращенца и повести себя, как последняя шлюха. Скинуть платье, белье, сделать несколько неприличных  па и самой увлечь в постель. Но подобные мерзкие штучки она видела только в кино. До слуха вновь донесся морской прибой. Мишель подумала, что подобное поведение может разозлить Казимира и от злости он утопит ее в морской пучине.  От этих мыслей она передернулась и  вернулась в реальность. Все, чему учили на курсах, Мишель забыла. Казимир подошел к девушке и медленно, но уверенно, снял с нее одежду. Девушка противилась. Она съежилась, обхватила руками грудь и низко опустила голову. Роскошные волосы, словно струи водопада, бросились вниз. Сердце забилось с такой силой, будто оно выскочит наружу. Казалось, девушку  вот-вот поведут на заклание.
Казимир удовлетворенно отметил, что у девушки красивая фигурка, а кожа напоминает цвет спелого персика. Нагая, хотя и вся скрученная от стыда, она смотрелась еще краше. Казимир отступил назад, чтобы лучше оценить «товар». Однажды по телевизору он смотрел передачу про Таджикистан. Показывали удивительной красоты девушек с томными глазами, манящей улыбкой и дивными, как у лани глазами.  Он заболел идеей поехать в чудную страну и самолично убедиться в красоте ее жительниц. Вскоре он оказался в Душанбе. Казимир ходил по улицам и, словно, утопающий, жадно хватал ртом воздух. Действительно, женщины этого края заслуживали вздохов.  Как-то зашел в магазин. Взгляд выхватил худенькую девушку, моющую пол. Их глаза встретились. Девушка покраснела от пристального взгляда незнакомца и скрылась  за дверью. Казимир ждал. Вскоре она вновь появилась с веником в руках. Наклонилась и пучок волос, вырвавшийся из плена заколки, заструился вниз. Почти, как сейчас… Казимиру-Казанове достаточно было взглянуть на женщину, чтобы узнать об отношении к мужчинам. Незнакомка, отметил он, даже не сидела рядом с мужчиной.
Спустя время одна из  фирм получила заказ на красавицу из горного края. Но к тому времени девушка уже стояла за прилавком. Хозяйка заметила, что простушка, привлекающая красотой покупателей, стоит дороже, чем товар на прилавке.
…Казимир отметил, что девушка его не вспомнила. Да и откуда ей помнить – за день в магазине бывает столько народу, что можно не узнать и собственного отца.
 К сожалению, красивой близости с непорочной девушкой не получится. Он видел немало женщин – и молодых, и не очень. Однообразие надоело, и он решил разработать сценарий фантастической ночи. Фирма, в последние годы поставлявшая ему  женщин, согласилась выполнить странную просьбу. Казимир  хотел держать в объятиях  девушку из Таджикистана. Он думал, что укрощение горного создания будет сказочным и неповторимым. При всей неумелости в любовных утехах, она должна вести себя так, чтобы зашкаливало  желание обладать юным телом. Как это сделать, должна думать фирма. Но девушка не должна знать о его планах. Это  станет своеобразным для нее сюрпризом. Вместе с тем Казимиру хотелось понять, как поведет  она себя при виде богатого немолодого мужчины из далекой страны…
 Хозяйка фирмы пожала плечами – на старости лет богатенький ухажер совсем «сбрендил». Ей даже стало обидно за свою, женскую половину. Почему вот такие, мир держащие, могут купить все, даже заказать девушку из другого государства?  Но бизнес штука сладкая и если Казимир закажет черта из преисподней, она расшибется в лепешку и достанет рогатого из-под земли. Она робко назвала сумму услуг, с которой Казимир сразу согласился. Он не раз представлял желанную, которая войдет с ним в его опочивальню и, слегка смущаясь,  робко протянет руки в ответ на трепет его тела. Нет ни одной женщины, которая при виде роскоши его дома,  с готовностью не отдалась бы его обладателю. В мечтах любой женщины присутствует стремление стать частью жизни человека, имеющего большие деньги. Казимир это знал точно.  Но вместо сладких мечтаний перед ним стоял дикий зверек, дрожащий не то от холода, не то от страха.  Страсть, еще недавно охватившая его, исчезла.  Он смотрел на несчастную, и не знал как вести себя дальше. В области сердца появилась ноющая боль. Казимир глубоко вдохнул. Вдруг глаза его округлились, и он качнулся в сторону. Казимир едва успел ухватиться за спинку кресла. Присев на колени, он ничком упал на пол.
Увидев жуткую картину, Мишель вскрикнула:
-Ота, ота! Отец, что с вами?
Она опустилась на колени и стала  яростно трясти его за плечи. На крики прибежала прислуга. Обнаженная и растерянная девушка развела руками. Пока собравшиеся занимались хозяином, Мишель медленно ретировалась. Едва прикрыв за собой дверь, она выскочила во двор. Вспомнив, что находится в чем мать родила, забежала в дом и схватила покрывало с дивана. Закутавшись в «тогу», она дрожащими руками набрала номер телефона Жанны. 


 

V I I


Через  два месяца после поездки в столицу,  Кумри получила сообщение с пожеланием приехать в Душанбе. Женщина обрадовалась – наверное, нашли мужа и дочь.
Утром следующего дня Кумри села в автобус.
Сония встретила ее, как давнюю знакомую.
-Заходи, дорогая, заходи, подруга. Можно тебя так называть? -Она села возле Кумри и взяла ее руку. - К сожалению, ничего утешительного  про твоего мужа сказать не могу. Как в воду канул. Мы подключили милицию, связались со службами в России. Ничего. Но не надо огорчаться. Пропавшие люди находятся и через несколько лет. Нам  придется немного подождать. Он непременно вернется. Теперь по поводу твоей дочери. Кое-что о ней мы узнали. Она работала в магазине, потом уехала с каким-то человеком  не то в Грецию, не то в Турцию по туристической путевке.
Кумри опустила голову.
-Дома есть нечего, а она деньги на ветер…
-Нет, нет, говорят, этот человек сам все оплатил. Вроде она очень похожа на его погибшую невесту. Он, увидев ее, решил вернуться в прошлое. Пригласил ее погостить к своим родителям.
-А-а-а., - сказала Кумри. Она гордо выпрямила   спину. Кто бы мог подумать! Ее дочь пригласили за границу. Когда в кишлаке всем расскажет,  семью зауважают. А эта соседушка,  что живет напротив, будет набиваться в подруги. Вот как в жизни бывает – сегодня бедный, а завтра, гляди, станешь знаменитостью.
Сония же, глядя на преобразившуюся женщину, знала, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Девушку,  скорее всего, обманули. Это не первый случай вывоза девушек за границу обманным путем. Женские организации пытаются поставить заслоны продаже «живого товара», но усмотреть за всеми невозможно. Помнится, одну из молоденьких женщин службы безопасности сняли прямо с самолета. Она устроила скандал и обратилась в ООН с заявлением о нарушении прав человека. «Моя жизнь, - кричала она на каждом перекрестке, - как хочу, так и живу! Там я буду сыта. А здесь с голода подохну!» Против, с ее точки зрения, «веского аргумента», возразить было нечего. Она оформила визу и укатила в одну из ближайших стран. Никто больше  не знает о ее дальнейшей судьбе.
Сония вздохнула, отгоняя непрошенные воспоминания.
-Так вот, ваша дочь скоро должна приехать. – Сония  помолчала. Хотела сказать, что отъезд девушки с незнакомыми людьми сомнителен, но решила пока не огорчать женщину. - Но я вызвала тебя по другому поводу. Ты что умеешь делать?
Кумри удивилась:
-Как что? Готовить умею, убирать…
-Нет, нет, не по дому. Ты шить, вышивать, умеешь? Может, еще каким-нибудь  ремеслом владеешь?
-Я умею вышивать золотыми нитками.
-Тогда почему нищенствуешь? Почему в доме кроме чая и лепешек ничего нет?
-Не знаю…,  на нитки нужны деньги. Да и  трудно продать вещи. Кто купит-то в нашем кишлаке?
Сония поняла, что женщина нуждается в помощи.
-А чем занимаются другие женщины?
-Ничем. По дому делами занимаются.
-Словом, скоро к вам приедут наши люди, члены нашего женского комитета. Ты будешь моим помощницей. Соберешь всех женщин, мы познакомимся, подумаем, как дальше жить.
Кумри улыбнулась. Она обрадовалась предложению стать старшей среди женщин. Сегодня был ее, Кумри, день. Так много новостей!
-А что с мужем? Будем ждать? Вы женщина образованная. Раз говорите ждать, значит, буду ждать…
Гостей из столицы не пришлось долго ждать. Через неделю в чистеньком и уютном доме Кумри собрались женщины со всего кишлака. Сюда же приехали почетные гости. Это были члены комитета женщин. Беседа была непринужденная, за чашкой чая.
Сабохат, руководитель группы, поинтересовалась о жизни женщин. Какая там жизнь, отмахнулись они. Разве это жизнь? Одно существование.
-Что так? Каждый человек – хозяин своей судьбы. Если хочешь жить счастливо – сам создавай его, - сделав умный вид, сказала Сабохат.
-Женщина – хранительница семейного очага, - поддержала своего руководителя Зульфия.  Она поправила пучок волос, аккуратно уложенный на затылке.  Зульфия отличалась неоправданной отчаянностью, быстро заводилась, так же скоро успокаивалась, и за короткое время могла наломать немало дров. Она относилась к тем женщинам, которые не могли и не хотели мириться с бесправием лучшей половины человечества. У нее был природный нюх на места, где творятся беззакония.  Зульфия взяла слово и попыталась вразумить женщин – каждая обязана знать не только свои обязанности, но и права. Собравшихся заинтересовала тема – ведь до сих пор считалось, что женщина только  «должна»…
Разговор настолько заинтриговал собравшихся, что многие стали строить планы борьбы с несправедливостью, которые учиняют недобросовестные мужчины. Потом беседа плавно переросла на  тему о роли женщины в семье, воспитании детей и жизни в целом.
-Надо и мужей воспитывать, чтобы не сидели без дела в чайханах, а помогали по дому, - предлагали взять мужчин в руки «распоясавшаяся»  Шахло.
- О чем мы говорим? - возмутилась Мастона. Где их взять-то, мужчин? Были бы рядом, мы рады сами все делать!
-А куда они подевались? – наступала Зульфия. Она готова была вытащить на общественный суд всех мужей и «вытрясти» из них душу.
-Вот вы правильные вещи говорите, сестра. Все верно. Но вы живете в городе и не знаете о нашей жизни, - осмелела Кумри. – В кишлаке – тридцать дворов. Это значит, тридцать мужей должно быть. На самом деле их всего двое, мужей. Поэтому наказывать некого.
Сабохат удивленно посмотрела на Кумри.
- Они все в России или в Душанбе. На заработки уехали, - пояснила Кумри.
-Да, это проблема не только нашей страны. На заработки едут многие. Но заработанные деньги они ведь присылают семьям, так ли? И потом, что, все уехали на заработки? – В голосе Сабохат прозвучали сочувственные нотки.
Оказалось, все, всем кишлаком.
-Но уже половины, считай, нет, - вздохнула Мастона. На глазах навернулись слезы.
-Куда делись?
-Мой муж, например, там женился. Первое время деньги присылал, а сейчас совсем забыл. А у Зокиры мужа убили. У Угуль мужа посадили – кто-то наркотики ему подбросил, его и посадили. Какие наркотики он мог перевозить? Он тени своей боится. Что же касается сыновей, так старшие вслед за отцами уехали. Остались старики и маленькие дети. Бабушка говорит, как в  сорок первом, во время войны.
Сабохат забарабанила пальцами. Она устремила взгляд в угол комнаты и  нервно сглотнула слюну. Ей стало стыдно. Отправляясь в кишлак для агитации местных женщин на борьбу с нищетой и ленью, она не знала, что столкнется с далеко не женскими проблемами.
-Вы не обижайтесь, сестра,  что мы обо всем рассказываем. Но у нас  на руках маленькие дети, куда их девать? Их надо кормить, им надо готовить, стирать, убирать. У многих в доме скотина, ухаживать надо. К вечеру так натопчешься, что жить не хочется. Извините за правду.
-Это вы извините, - тихо ответила Сабохат, стыдясь своего назидательного выступления.
-Вот если бы вы помогли нам…- робко сказала Угул.- Многие могут шить, вышивать, вкусно готовить и печь. Если бы вы могли использовать наш труд. Сами-то мы не можем. Кишлак высоко в горах, за продуктами вниз спускаемся. А если кто другой привезет, так такие деньги просит! Лучше уж жареный лук кушать.
Вдруг  распахнулась дверь и в комнату вбежала девочка лет тринадцати.
-Батыр приехал, вещи привез!
Женщин как ветром сдуло. Расталкивая друг друга, и забыв про гостей, они ринулись к выходу. На главной улице, небольшом пятачке под сводом вековой чинары, стояла легковая машина. Рядом – невысокого роста мужчина лет сорока.
-Ну, кто первый? Налетай! – радостно призвал он.
Женщины накинулись на коробки, в которых лежали вещи. Через некоторое время счастливые и довольные, они стали ими обмениваться.
-Это твой размер, Кумри, возьми. А мне давай вот это.
-У меня что-то подобное уже есть. В прошлый раз Батыр привозил.
-Ну, разобрались? Теперь подходи! – Батыр открыл  замызганную тетрадку, вытащил ручку и оглядел женщин.
-Показывай, что набрала. Ага. Это стоит сто сомон.
-Как сто? В прошлый раз такая вещь стоила пятьдесят, - замахала руками Угул.
-Не хочешь, не бери. Сказал сто, значит, сто.
-Ладно, ладно, только не к Рустаму-ака.
-А это уже мое решение, к кому.
-А что у тебя? Так, у тебя на 250 сомон.
-Ну, сделай дешевле, это же дорого!
-Женщины, слушай сюда! Повторяю, кто не хочет, пусть не берет! Возьми вещь попроще и головной боли будет меньше.
Все, как по команде, свернули приобретенное и кротко прижали к груди.
-Вот так-то. Никто же не заставляет вас. Сами одеваться хотите, выглядеть, как модели. Вот и отрабатывайте. Так,  Угуль, ты – к Рустаму. А ты, свою дочку, Шахло, к Муроду. Салиму ждут у Ниеза.
Гости из столицы, ничего не понимая, с любопытством наблюдали за разыгравшейся сценой.
-А вы кто такие? Нарядились, как городские. Подходи, разбирай! – Батыр хитро подмигнул незнакомкам. Сейчас он был хозяином положения и позволял себе беспардонность.
-Я тоже пойду!- выкрикнула Зульфия.
-С ума сошла? Мы же не знаем, что это за спектакль, - отговаривала Сабохат.
-Чует мое сердце, что это драматический спектакль, - сказала Зульфия и смело выступила вперед.
Женщины кишлака, опомнившись, тихо ойкнули.
-Как зовут тебя, новенькая?- спросил Батыр.
-Зульфия.
-Выбирай, Зульфия. Остатки – сладки.
Зульфия поковырялась в барахле и вытащила старенький плащ.
-Вот это,- протягивая вещь, сказала она.
-Ты понимаешь толк в вещах. Это хорошая вещь. Я этот плащ вожу по кишлакам уже полгода, никто не берет. Все кофты, халаты какие-то выбирают. А вещь хорошая и недорогая. Знаешь что? Давай-ка я тебя определю к Рустаму.  Рустаму-ака. Угул капризничает, не хочу к Рустаму.  А он мужик хороший. И дом чистенький, работы не много. А подружки твои не хотят присоединиться?
-Нет, они не нуждаются. Они из города.
-В городе тоже нужда. Там тоже работу ищут. Правда? – и он улыбнулся, выставляя напоказ гнилые с червоточиной зубы.
Вскоре подъехал автобус, и женщины дружно заняли места. Они о чем-то оживленно переговаривались, не обращая внимания на Зульфию, скромно устроившуюся сзади. Гостья из города смотрела на них и изумлялась – еще недавно, во время чаепития и задушевного разговора о горькой женской судьбе, они вызывали искреннее сочувствие. Сейчас же лица преобразились, повеселели и, казалось, что женщины едут на отдых.
Автобус остановился возле двухэтажного дома с высоким забором.
-Зульфия, пошли, - скомандовал Батыр.
Они вошли во двор, от блеска которого у Зульфии закружилась голова.
Земля выложена черным мрамором, посередине – фонтан со статуей девушки, держащий на плече кувшин. Возле фонтана что-то вроде пульта управления из двух кнопок. «Наверное, одна кнопка подсветка, другая – выливает кувшин с водой», - подумала Зульфия. Высокий виноградник заботливо укрывал от палящего солнца. С краю, возле забора, качели, шезлонги, кресла, столик. За углом послышался довольно гнусный птичий крик. Вскоре во всей своей красе появился павлин с роскошным распущенным хвостом-веером. Птица посмотрела на Зульфию бесстрастным взглядом, и вновь проголосив, повернулась к присутствующим задом.
Из дома вышла невысокая полная женщина.
-Это Зульфия. Она новенькая, - представил женщину Батыр.
-А где  Угул? Я к ней привыкла. Что с этой делать буду? Пока научишь… А дел много – сам знаешь,  скоро свадьба.
-Не нервничай, апа. Она работящая. Увидишь.
-Ну, смотри, если что, ни копейки не получишь.
Зульфия вошла в дом, от роскоши которого захотелось плакать. Ей стало обидно – она, юрист по образованию, работник прокуратуры, работает в органах уже пятнадцать лет, и не знала, что ТАК можно жить. У нее тоже есть дом, хороша обстановка, небезбедное существование. Но вот так… Для создания такой роскоши надо знать дорогу в пещеру Али-бабы.
-Ну, если ты работящая, включайся в работу. Через три дня свадьба. Детей пристроила? Чтобы потом не говорила, что тебе домой надо…
Зульфия обомлела – завтра ей надо быть на работе, проводить оперативку, доделывать оставшиеся дела, у которых горят все сроки. А через несколько дней - командировка в Бельгию. Но ее так распирало любопытство, что она решила доиграть начатую партию.
-Начни уборку с верхних этажей. Пылесос, тряпки и прочее в кладовке. Иди туда, все найдешь.
Зульфия поднялась на второй этаж и очутилась в длинном коридоре. «Что за планировка, - подумала она. – Как в общаге». Возле лестницы она увидела дверь поменьше и догадалась – это кладовка. Из соседней двери вышел мужчина в трусах. Он внимательно посмотрел на Зульфию и уточнил, кто она.
-Знчит, ты вместо Угул?  Ясно…Сначала уберешь у меня, - неприветливо бросил он.
Зульфия вошла в комнату. Это было большое светлое помещение с высоким потолком. Неубранная двуспальная кровать словно здесь затерялась. Зульфия отметила, что этот мужчина любит поспать. Солнце клонится к закату, а он еще в постели.
-Почему Угул не приехала? – спросил мужчина, нисколько не смущаясь своей  полунаготы.
-Не знаю. Я одна приехала.
-Это плохо. Она должна была приехать. Ну, да ладно. А где Ширин?
-Кто?
-Ширин, моя сестра.
-Это та полная женщина?
-Ну да.
-Внизу. Она собирается, кажется, куда-то идти. Одевалась.
-А еще кто в доме?
-Не знаю, больше никого не видела.
Внизу хлопнула дверь, заработал мотор машины.
Мужчина удовлетворенно крякнул:
-Ну, теперь иди ко мне. Да побыстрей.
Зульфия широко открыла глаза. До нее стал доходить смысл слов мужчины. Она отпрянула назад и отыскала глазами дверь. Но мужчина лихо подпрыгнул и в один прыжок оказался рядом с Зульфией.
-Куда? Ты что, бежать собралась? С ума сошла что ли?  Тебе что, Батыр не сказал, что сначала со мной, потом все остальное?
Зульфия задрожала мелкой дрожью.  Никогда прежде она не оказывалась в подобной ситуации. Работая в прокуратуре, она расследовала немало дел по изнасилованию. Но никогда, признаться, не пропускала несчастье женщин через себя. Жизнь, казалось, теперь ей мстила.
Зульфия взяла себя в руки и решилась открыть карты.
-Сядьте и ни шагу ближе! – скомандовала она прокурорским тоном.
Мужчина выпучил глаза. Это что за тон? Кто она акая? Что себе позволяет?
Он схватил Зульфию за руку и швырнул на постель, пропахшую несвежестью и потом. Зульфия закричала. Но грузное тело Рустама в момент подмяло хрупкую фигуру женщины.
-Я – Зульфия Самиева, прокурор  города. Я – член комиссии по делам женщин и расследую проблему насилия над женщинами. Если вы немедленно не отпустите меня, будете иметь дело с правосудием!  И тюрьма вам гарантирована!
Мужчина отпустил жертву и уставился на женщину. Зульфия все не могла прийти в себя от шока и продолжала лежать в неприглядной позе.  Наконец, она успокоилась. Женщина ликовала – предупреждение сработало.
Рустам же продолжал смотреть на  прокуроршу, ничего не понимая. До него дошел смысл слов и тот самый грамотный слог, которым владела Зульфия. Этот слог ему знаком, не раз приходилось иметь дело с прокуратурой. Он потянулся за рубашкой, не спеша надел брюки. Протянул руку Зульфие,  которая, казалось, забыла про все на свете и спокойно лежала на постели  несостоявшегося насильника.
-В советские времена это называлось рейдом. Но тогда все делалось честно. Вы тоже нарушили закон, я кое-что в этом понимаю. Вы незаконно вторглись в частные владения.
Зульфия поднялась, поправила прическу. Она не ожидала, что мужчина знаком с законами.
-Сейчас другие времена и другие законы.
-Ну, не скажите… Помните русскую сказку - я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, а от тебя уйду и подавно?
-Я еще помню концовку сказки, когда колобок оказался на носу у хитрой лисицы и плохо кончил, - прищурив глаз, ответила Зульфия.
-Хорошо, хорошо. Садись, сестра, поговорим. Как тебя зовут?
-Не тебя, а вас.
-Хорошо. Как вас зовут?
- Зульфия Камоловна.
-Вышел Указ Президента отметать от всех фамилий славянское «ов». Ты, стало быть, просто Зульфия. Или как у нас принято, муаллима, учитель. Или апа, старшая сестра. Можно и бону. Как вам больше нравится?
-Мне нравится Зульфия Камоловна. Президент не издавал Указа об изменении имен. Читайте внимательнее. Он рекомендовал вернуться к историческим корням.  Никто не может заставить отказаться от данного родителями имени. И меняет человек имя по желанию. В противном случае -это нарушение прав человека.
-Я не спорю, не спорю. Но это же правильное решение? Почему в Грузии, например, написание фамилий сохранились? Многие народы вообще их не меняли. Грузин же не стал Гогошвилиов? Или армянин не стал же Капраянов? Или украинец – Кириенков? Прибалт – Саливяучусов? Все правильно! Когда-то же надо возвращаться туда, откуда начали.
-Как вас зовут, уважаемый?
-Рустам Ганиевич. – Мужчина закашлялся. – Рустамом зовут.
-Так вот, Рустам. Я бы не спешила возвращаться назад. Позади осталась паранджа, сплошная безграмотность, дикость и сопутствующие страсти.
-А сейчас? А что сейчас-то? Та же безграмотность, дикость,  а вместо паранджи – разврат! Что изменилось-то?
Зульфия раскраснелась. Она напомнила Рустаму еще недавнюю сцену на его кровати.
-А это вы как расцениваете? Вы же меня чуть не изнасиловали! Это как называть?
-Э, ты сестра, не путай одно с другим.
-На «вы», пожалуйста!
-Хорошо, хорошо. Я говорю, не надо путать одно с другим.
-В чем же дело?
Рустам помялся. Ему не хотелось иметь дело с правоохранительными органами и он пошел ва-банк.
-Зульфия Камоловна, у меня предложение. Давайте спустимся вниз и за чашкой чая обо всем поговорим.
Предложение понравилось. Зульфие не хотелось быть обнаруженной домочадцами в комнате хозяина. По всему видно, хитрый и ушлый Рустам может пойти в отместку на все. А Зульфие эти проблемы накануне выборов в народные депутат ни к чему. Они спустились в зал. Рустам указал на кресло и сел напротив.
-Я расскажу  тебе, извините, вам о моих отношениях с прислугой. К нам привозят Угул. Это очень бедная женщина с кучей детишек. У нее убили мужа. Но она еще молодая женщина.  Однажды  я похлопал ее, извините, по заду. Она не сопротивлялась. Это нужно понимать. А когда была постель, по обоюдному желанию, я подчеркиваю, по обоюдному, ей понравилось. Так и повелось – сначала она… это… со мной, потом уборка дома.  За работу получает деньги, кормит детей, надо же как-то выживать. А попутно и удовольствие получает. Где вы видите нарушение закона? Что касается работы в качестве уборщицы, так это тоже не запрещено.
-Согласна. Труд в любой форме прекрасен. Но она должна убирать. А вы, как я поняла, пользуюсь ее беззащитностью, используете еще для своих утех? Это как понимать?
-Сестра, разве я похож на насильника? Повторяю, все по обоюдному согласию.
-Недавно, совсем недавно, вы показали, как это, по обоюдному согласию…
-Нет, ты опять ничего не поняла. Угул не единственная, кто у нас убирает. Приходят и другие женщины. Они все знают, что будет постель. Хочешь раскрою секрет? Некоторые за этим и приезжают-то!
Зульфия все больше втягивалась в подробности жизни дворца. Являясь женщиной высокой нравственности, она  подавляла в себе неприязнь к неприятной теме.
-Вы говорите неправду. Угул просила работу не у вас.
-О, это да. Угул не любит сюда приходить. Но это не из-за того, что она благочестивая. Она ходит в другой дом. Там есть человек, который ей нравится. Сестра, хотите правду? Спуститесь с небес. Вы там сидите у себя в городе, в чистеньких квартирках,  при работе, деньгах и прочей городских радостях и даже не догадываетесь, что есть другая жизнь, в нескольких сотнях километров от вас. Что творится кругом? А кругом – нищета и безысходность! В кого превратились наши женщины? В продажных. И не потому, что у них нравственность другая. Им надо выживать. Им надо кормить детей. Мужья разъехались. Большей частью оказались подлецами. Они заимели в кармане рубль, почувствовали городские блага и не хотят возвращаться домой. Зачем ему назад, в кишлак?  Так что все ваши моральные штучки серьезно расходятся с жизнью. Женщины приезжают сюда на уборку. Они знают, что первым делом им скажут начать уборку с верхних этажей. Они начинают с меня. Им это нравится. Потому что природа берет свое. Они женщины, которые хотят мужскую ласку.  А я мужчина, который помогает им. Зато они не идут на панель. Им достаточно одного, двух раз в месяц посетить меня. Горько слышать? Ничего не поделаешь, сестра.  Это жизнь.
-А жена? А ваша жена? Она знает?
Рустам усмехнулся. Если жена захочет оказаться в положении этих женщин – это ее выбор. Жена все отлично знает и молчит. А что она  может сказать? Я - восточный мужик. Я не могу только с одной женщиной! Не могу! – Рустам так разнервничался, словно у него отбирают  конфету.
-А что, любовницы нет?
-Нет. На них уходит много денег, времени и здоровья. Все это было по молодости. Я нагулялся. Сейчас мне нужен покой и чтобы не было претензий. Меня устраивает мой вариант.
Зульфия молчала. Она пропускала через себя полученную информацию и ей стало стыдно за то, что занимаясь проблемами женщин в комитете, она многого не знала. Ей захотелось тотчас уйти, уехать домой, оградиться от людей, всего мира и  забыть обо всем. Ей казалось, что все, чем занималась она все эти годы, небольшая беда. Беда в другом. В том, что никому не приходит в голову сравнять границы между городами и селами, вплотную заняться жизнью в низах и делать все возможное, чтобы нацию с глубокими историческими корнями и бесценной исторической культурой не разъедала гниль сегодняшнего дня. Зульфия передернулась от мысли, что какой-то процент женщин, пусть и не большой, пытаясь выжить, оказался на дне. А это значит, что несколько будущих поколений будут воспринимать жизнь в кривом измерении.
Зульфия встала и, не проронив ни слова, направилась к двери.
-Вы ничего не докажете, - бросил Рустам вслед.
Зульфия не ответила. Она и не пыталась кому-то что-то доказывать. Это тот самый случай, когда, пытаясь сохранить вещь, латаешь дыры в одном месте, а в другом появляются новые. Труха не подлежит ремонту.
-Ответьте на один вопрос. Для меня, для ясности. Сколько зарабатывают эти несчастные?
-Не знаю. Мы платим Батыру. А он бизнесмен. У него свой склад ума.
-Стало быть, он менеджмент?
-Ну, не знаю. Я могу догадываться. Он собирает в городе у богатых людей ненужную одежду за копейки, а когда и бесплатно, и возит по кишлакам. Женщины разбирают одежду, он ее оценивает и велит отрабатывать у богатых. Они рады тому, что обретают не только одежду. Они  в дни работы вкусно и сытно едят, забирают остатки еды домой.  Им на какое-то время хватает. Батыр, правда, дает им деньги, немного. А за их труд у нас берет хорошую сумму. За интимные услуги – другая такса. Батыр не бедный человек. Но я не могу его осуждать – он нашел свою нишу. Пусть по-вашему незаконную. Но если есть спрос - есть предложение.
Зульфия обернулась, пристально  всмотрелась в глаза Рустама.
-Вы кто по образованию?
-Экономист. Советская школа. Я знаю, о чем хотите спросить. Где работаю? Занимаюсь хлопком. У меня свой бизнес. И своя жизнь. И туда не лезут даже самые крутые  законники. И вам не советую.
-Труха, - еле слышно сказала Зульфия – Труха…


V I I I



Ер и Арсен шли по узкой дороге, по которой может  проехать разве что мотоцикл. Вскоре дорога привела к окраине деревни с покореженными домами. Постучали в первый дом. Дверь открыла женщина лет сорока.
-Чего вам? – грубо спросила она.
-Мы заблудились и очень хотим есть.
-Так не ресторан здесь. Вон идите туда, - она махнула рукой.- Если магазин не закрылся, хлеба можете купить, колбаски.
Она захлопнула дверь перед их носом, и до мужчин донеслось обидное ворчание: «Ходят всякие чурки, побираются. Самой бы кто подал…».
Мужчины не пошли в магазин – хлеб стоит денег. Арсен предложил переночевать у кого-нибудь в сарае, а по утру поискать работу в деревне.
-Какую работу? Если бы в кишлаке была работа, я бы уехал?
-Где ти кишлак видеть? Это – деревня!
-Деревня, кишлак, одно и то же. Название разное.
-Таджик, ты стал по-русски лучше разговаривать. Даже выводы делаешь правильные, а?
-Да. Учиться. А выводы, это что такой, выводы? Я эту женщину не сужу. Молодес, что не пустила домой. Может, она без мужа, не можно в один доме с мужчинами бить. Нельзя. У нас за эт можно талок дать.
-Что это, «талок»?
-Это разойтись. Скажет муж жене талок. И она пошел вон.
-Ничего себе! Талок! Иди, гуляй! Ну и законы, скажу я тебе…
-Ну, понимай, надо мужик довести! Если мужик злой, разозлится, он талок говори. Надо три раза талок говори. Первый раз – предупреждение. Второй – тоже. А на третий- все! Ничего не помогай.
Сурен рассмеялся. Чего слово-то стоит? Обнимет, прижмется, все простит.
-Нет, это слово силу иметь. Свыше дали.
-У вас все как-то просто получается. Да ладно, давай думать, где примоститься.
Недалеко нашли заброшенный сарай и устроились на ночлег.
Утром их разбудил козленок. Малыш стоял рядом  и блеял. Арсен открыл глаза и улыбнулся. Разбудил Таджика.
-Вставай, смотри, козлик. Чудесный какой! Только я не вижу его как животного.
Таджик уставился на него. Что он имеет ввиду? Может, с ума сошел?
-Я вижу шашлык. Может?..
-Я покажу вам шашлык, окаянные! – в дверях появилась вчерашняя женщина.
Она взяла в руки вилы и грозно двинулась на непрошенных гостей.
-Ти че, с ума сошел?  В тюрьму хотел? – Таджик вскочил на ноги. – Ти женщина, чего на мужчина лезешь?
-Ты еще учить меня будешь? Забрались в чужой сарай, хотят козленка на шашлык пустить, и еще чего это я на мужика лезу? А ну пошли, пока  ваши бока на шашлык не наколола.
Сурен отряхнулся. Он не спешил покидать сарай. Он смотрел на козленка голодными глазами и не обращал внимания на женщину с холодным орудием
-Что это ви все здесь такой злой? Ехал, думай, найду работу. И вот… Документи украли, бесплатно работай заставить, чуть не убить. Остался жив, так не лучше – не пистолет, так вилы наставить. Что же ви все здесь такой злой?
Женщина опустила вилы. Она обошла мужчин, оценивающе оглядела.
-А откуда вы?
-Я  с Кавказа. Он – с Таджикистана.
-А здесь что делаете?
-Говорю же, на заработки приехали.
Женщина рассмеялась. Где это видано, чтобы  в деревню ездили на заработки.
За дощатым столом сидели трое – женщина, Сурен и Таджик.
-Наливай, за знакомство. История мне шибко твоя понравилась, про заработки, - сказала женщина.
-Тебя как зовут-то? – спросил Сурен.
-Катя. Екатерина.  А вас?
- Сурен. Таджик.
Катя залпом выпила водку. С укоризной посмотрела на Таджика.
-Чего не пьешь? Вера не позволяет? Веры-то какой держишься?
-Мусулман я. Пить вера не разрешай, это да…
-Вот пить вера не позволяет, а наркотики возить и Россию, травить – позволяет. Пить не позволяет, а  теракты делать позволяет. Вот, у Степаниды в прошлом году ни за что ни про что террористы убили мужа. Шальная пуля. Кому мужик мешал-то? Я так думаю, есть претензии – иди к Белому дому. Там хоть всех перестреляй, не жалко. Козлы!
-Это кто козлы? – Таджик приподнялся. – Козлы ви, а не ми! Нас стащил в свой социализм, потом бросил, и еще ми козлы?
-Заткнись! Не «стащил», а втянули! И нас втянули! Знаешь что, Россия до этой гребанной революции какая была? Знаешь? 
-Э.э,э, - Сурен бросился спасать ситуацию. – Все грамотные, блин. Все про всех знают. У этого социализм, словно геморрой в заднице, эта про богатую разбогатую Россию баланду травит. И все по уши в дерьме. Кончай, тут, разговоры болтать.
-А че он? Я что ли к нему в кишлак за хлебом пришла? Он сюда приперся. И еще права качает.
-Не качает он права. Таджик у нас немного  вспыльчивый. Ты, Катерина, лучше к водочке и огурчикам поставь чего-нибудь такого, ну, скажем, картошечки, хвостик селедочки, а? – Сурен вопрошающе посмотрел на Катю.
-Пожрать хочешь? А я не поставлю. Вот!
Обстановка накалялась. Пьяненькая Катя воткнула руки в бока и грозно поднялась.
-Слушай, друг, а уйдем ми отсюда! Чего ти в ноги женщина кланяешься?
Таджик направился к двери. «Дура, пьяница. Россия была богатая. Все были богатые. А гостя принять не можешь. Водка – вот твое богатство. Завтра же пешком пойду в город. Найду земляков, возьму в долг и уеду. Она еще меня гнать будет. Кто ты такая? С утра водку хлещешь! Гостя не можешь принять, как следует!». Таджик был обижен.
-Эй, ты куда пошел-то? Без документов до первого постового. А там  тюряга. Иди сюда и не обижайся. Я это так. Просто с утра не с кем поругаться. Как это сейчас говорят, Андрилин нужно выпустить.
-Чего? Где выпускай? - Таджик обрадовался, что его окликнули.
-Андрилин нужно выпускать. По телеку все про него балякают. Не знаю, правильно произношу или нет. Мне все одно. Иди, Таджик, садись. Не хочешь пить, не пей. Чего уж там. Чай будешь?
Таджик мотнул головой. Горячий чай  для него – это лучше козленка  на вертеле. Давно не пил горячий чай.
Катя принесла чайник, печенье, карамельки и хлеб.
-Не обижайся, чем богата… Раньше у нас и маслице было, и сметанка. А творожок какой! Все сами делали, своими руками. В магазин особо не завозили. А сейчас скотина подохла, корма нет, а если и есть, то дорого стоит. Да, и…- она махнула рукой.
Мужчины набросились на угощение. Тарелки опустели в момент. Одиноко лежавший огурец в качестве закуски отправился в рот Сурена вместе с печеньем.
-Такой бутерброд ел когда-нибудь? – он усмехнулся.
Таджик почесал голову, налил себе еще чаю и огляделся.
-Давай стол ремонт делай, вот – вот развались.
-Ой, почини. Можешь? – обрадовалась Катерина.
Таджик стучал молотком лихо, словно жонглировал инструментами. В дверях дома появился лохматый мужчина в трусах и на босу ногу.
-Это кто сранья пораньше стучит? Кать, эт хто?
-Эт Таджик и Сурен. Они чинят.
-Да гони ты их. Денег нет платить. Давай, давай, идите! Починят одно, а потом вещей не досчитаешься. Как у Светки, в прошлом году. Давай ребята, спасибо, идите своей дорогой.
Таджик из подлобья посмотрел на мужика и продолжил заколачивать гвоздь.
-Ты, как тебя там, сказал же – вали!
-Сейчас, ремонтируй.
-Кать, он что глухой? Он меня не слышит?
Катя молча наблюдала за мужиком. Находясь во власти зеленого змия, ей было все равно – чинит, не чинит, орет ее муж, не орет…
-Ты сам вали в дом. Проспись. А то морда, как у быка, красная! Тебе стол чинят, за которым ты пьешь денно и нощно, а ты еще выпендриваешься. Спать ему мешают. Бери молоток и сам чини тогда. – Она зевнула.
-Ах, так? Ты за них?  - Мужик схватил сапог и запустил в жену.
Напрасно он это сделал. Увидев Арсена и Таджика, Катин муж решил продемонстрировать мужскую власть. Катя медленно поднялась. Мужик, увидев глаза жены, ретировался. В следующую минуту из внутренних комнат донесся рев мужика, визг женщины, грохот падающей мебели и звон разбивающейся посуды. Вскоре на пороге показался хозяин дома, трусцой устремившийся к калитке. За  ним полетела кастрюля, тупо ударившаяся в спину.
-Еще раз увижу тебя здесь, гад, все бока переломаю. Ишь, порисоваться захотел. Крыша все повалилась, порог провалился, сарай развалился, доски в доме гниют. А этот  с утра глаза зальет и все по фигу! Пьянь, тьфу!
Катя села на порог и опустила голову. Подошел Сурен.
-Дренали выпустила? Успокойся. Мужик всегда прав. Ну что ты, женщина, без мужа-то стоишь?
-А что я с ним? Все сама, да сама. От него проку, как от козла молока. Зальет с утра зенки, скандалит, орет. Пока на место не посажу. Это жизнь? Это жизнь, а? Таджик, это жизнь, а?
Таджик молча сел на корточки. Он глянул на крышу. Надо бы ее привести в порядок. Сарай приподнять. Работы на какое-то время хватит. Хозяйку хотелось отблагодарить за хлеб-соль.


I X



На поляне, за  невысоким пнем, служившим столом, сидели деревенские мужики. Это были местные жители – Гришка, Митяй, Степаныч.  Сидели мужики и «закладывали за воротник».  На земле - две пустые бутылки из-под водки, третья - на столе.
-Ты еще молодой, жизни не знаешь, - говорил Степаныч. – А я много пережил, много повидал. От такого, брат, не то, что запить,  заспиртоваться можно. Моего батька в 37 взяли ни за что. Сказали, враг народа. Какой он враг, всю жизнь  работал конюхом? Мал мала меньше деток осталось. Мамка не знала, чем кормить. Лук, капуста, морковь. Наварит похлебки - и в горшке в центр стола. Хошь – ешь, не хошь не ешь. Кажный день – одно и то же. А зимой на картошку перешли. Бабка накопала в своем огороде столько, что за зиму всю было не съесть. Так мамка и выделывала с ней кренделя. Один день пюре, другой – жаренная, потом – пюре вперемешку с морковью, луком. Как вспомню!
-Ну, Степаныч, ты опять вдарился в воспоминания. С тех пор сколь годков – то прошло? А щаса че? Щаса, спрашиваю, че? Тридцать седьмой, сорок первый? Че щаса-то жрать нечего? Удивил. Я вот тоже молодой, руки-ноги есть, башка варит. А где взять работу?
-А че работу-то? Неуж ее мало? Оглянись – везде работа есть. Хотеть надо, работать-то.
-Раскудахтался. Ее-то много. Вон у тебя в доме ее сколько. А вот пойду я к тебе, скажу, Степаныч, давай стенку в туалете замажу, а то страмота, с улицы все ваши зады светятся. Ты мне заплатишь?
-А почему не заплачу? Заплачу.
-А бабки у тебя есть? Деньги, где возьмешь? За стакан горькой ничего не буду делать. А за рубель сам делай.
-Вот видишь, Митяй. Сам себя и раскрыл. Ты работать не хошь, вот и причины находишь. Кажная работа есть работа.
Митяй подтянулся, взял бутылку. Разлил по стаканам горячительную и сказал:
-Это ты, Степаныч, сам так работай. Бесплатно наработались при большевиках. Нам за нашу работу давали хлеб, а сами пирожные жрали. Нет, я лучше не буду работать. Лучше сдохну.
-Ну, понеслась кобыла в лес! Че кажный день одно и то же! Тошно слушать .- Гришка равнодушно зевнул и заложил скрещенные ладони за затылок.  – Я,  лучше, что вам расскажу. Вчерась иду мимо Катькиного дома, а там таджик на крыше надрывается. Катька бегает по двору, веселая такая. А муж сидит  за столом и на Таджика зло смотрит.
Душещипательная тема собутыльникам пришлась по душе. Они живо переключились на Катьку с гастарбайтером.
-Говорят, что этот Таджик не только крышу правит. Он, говорят, еще и Катьку,  ха-ха, поправляет!
Мужики дружно заржали.
-То-то я гляжу, Катька вся расцвела, одеваться стала, сама так и светится изнутри.
-А муж-то че, задницу помощничку не надрал?
-Не, не надрал. Сам-то ниче не делает, ждет когда этот баран все сделает. Потом, думаю, надерет не только задницу. Я ж его знаю.
Вдали показалась фигура. Мужики присмотрелись. К ним, пошатываясь, шел Катькин муж.
-Мишка, давай к нашему шалашу. Легок оказался на помине. Только что про тебя говорили.
Мишка подошел, сел за пень, тяжело вздохнул. Молча опрокинул стакан с зельем.
-Налей еще, - попросил он.
-Вот это по-нашему. На, пей. В твоем положении нет лучшего друга, чем горькая.
-А че положение-то? Вмажу, размажу и нет Катьки. Токо, вот, руки марать неохота. «Положение», скажешь еще…
-Слушай, Мишка, - Степаныч начал издалека.- Ты побыстрее размажь Таджика-то. А то совсем поздно будет.
-Не понял.
-Говорят, он к Катьке, к твоей, под юбку лазит.
Мишка отвернулся.
-Не лазит. Я точно знаю.
Это утверждение было не на пустом месте. Он давно заметил, как Катька преобразилась с тех пор, как предоставила Таджику кров. Сама предложила ему пожить до осени, помочь по хозяйству, а в благодарность – еда и ночлег. Таджик отказывался, ему надо в город, к своим.
-Вот делай тебе дела и пойду. Ты не обижайсь. Нам с Арсеном в город надо.
 Но уйти в город гастарбайтерам не удалось. Как-то Арсен решил прогуляться по округе и напоролся на ментов. Те потребовали документы. Словом, Арсена забрали. Вот уже месяц, как о нем ни слуха, ни духа. Таджик принял решение переждать. А чтобы задаром не есть хлеб, подрядился рабочим в Катькин дом. Таджик спал в том самом сарае, где  состоялось знакомство через козленка.
Однажды Мишка почувствовал, как жена медленно сползает с постели, чтобы его не разбудить. Раньше, если Катьке надо было выйти по нужде, она не больно церемонилась – вставала, грубо откидывала одеяло и, громко шаркая ногами, шла во двор. На этот раз явно чувствовалось, что Катька хотела ускользнуть незамеченной. Мишка притворился, что спит, а сам последовал за нею. Кошачьей поступью Катька пересекла двор и направилась к  сараю. У Мишки закипела кровь! «Вот потаскуха! К Таджику бегает! Вот дрянь! Сейчас зарублю обоих!» Мишка схватил топор и тихо подкрался к двери. Он весь дрожал, и разум не хотел подчиняться здравому смыслу. Законный муж поднял топор и хотел было ворваться в сарай, но до слуха донесся испуганный голос Таджика.
-Нет, нет, сестра, что ти, что ти! Иди домой, иди  к Миша-ака. Я не могу, уходи. Я кушай его хлеб-соль. Как я могу? Нет- нет, не могу, ти извиняй.
 - Таджик, Что ты такое говоришь, мы с ним уже давно… Мы уже давно не муж и жена. Просто спим в одной кровати. Он давно уже…, он пьянь, голь перекатная, он ничего не может. Ни топор в руках держать, ни извини, своим инструментом пользоваться. Пьянь! А тебя Бог послал. Смотри, я - баба в соку! Я еще молодая. В мои годы жизнь только –только начинается. Ну, давай, Таджик, не узнает, он спит мертвецки пьяный, как всегда. От него прет водкой, вчерашним, позавчерашним перегаром. Не могу, не могу больше! А, Таджик?
-Нет, сестра, не могу. Извиняй, сестра.
-Дурак! Идиот! Придумал – хлеб-соль! Вы все мужики одно – что здесь, что там. Все вы были, да вышли. Все - слабаки. Ничего не можете. И ты туда же! И как я раньше не догадалась – ты тоже ничего не можешь! Ха-ха! Вот житуха пошла-то!
Катька пулей вылетела из сарая, чуть не сбив Мишку с ног. Зыркнув на него бешеными глазами, встала, как вкопанная.
-Значит, так. Если не перестанешь пить, не поправишь свое хозяйство, найду другого. И топор тебе не поможет. Сама зарублю гада!
Она влетела в дом и закрыла дверь на засов.
Мишка всю ночь промаялся под дверью. А утром, как побитая собака, подошел к жене.
-Ты прости, обидно стало, что ты от меня к какому-то черножопому пошла. Кровь закипела.
-У тебя бы кровь от желания кипела бы. А то, ишь, как собака на сене – сам не ам и другим не дам. Я тебя, Мишка, предупредила: или ты мужик, или – вот тебе Бог,  а вот порог!
Мишка опустил голову. Он хорошо знал Катьку – раз сказала, так оно и будет. Он любил Катьку, еле ее руки добился. Она все на Харитона поглядывала, но что-то у них не склеилось, и Катька назло выскочила за Мишку. Потом Харитон уехал. А несколько лет назад вернулся, и по деревне поползли слухи, что он развелся с женой и приехал сватать Катьку. В какой-то момент она готова была уехать. Ее ничто не могло удержать – детей не было, муж, лодырь, попивал. Но страх перед будущим останавливал. Лишь однажды, спустя несколько лет после отказа Харитону, она  сказала Мишке:
-Дура, что не поехала. Тебя, дурака, пожалела. Боялась, что совсем сопьешься. Но если бы сейчас он опять приехал, сама бы побежала. Скажи, на хрен ты мне, такой сдался?
-Что, собака что ли? – неосторожно обронил Мишка.
Катька бросила на него негодующий взгляд.
-Если когда-нибудь встречу нормального работящего мужика, непьющего, пусть это будет  даже черт, ты меня не удержишь! Я уже не та Катька. Хватит!
От воспоминаний о былом Мишке стало не по себе. Мужики продолжали глушить водку, не обращая внимания на отрешенный вид собутыльника.
-Не спит она с ним, точно знаю, - заключил Мишка и опрокинул стакан.




В тот год зима наступила рано. В конце октября повалил  снег, заметно похолодало .
Катя крутилась возле плиты, готовя завтрак.
-Слышь, жена, я насчет этого, того хотел бы с тобой поговорить. Что с Таджиком-то делать будем?  Уже зима, дел нет, мож он пойдет, а?
Катька вытерла руки о фартук, присела рядом.
- Ты долго вынашивал таку умную мысль? А я думала, уже совсем разучился соображать. Водка, думала, мозги твои посадила. Ан, нет, еще соображаешь! Снег увидел и обрадовался. Таджика за порог, хватит, мол, помог, иди своей дорогой. Щаса!  Нет, Мишуля, Таджик останется, жить будет здесь, с нами. Мож, я к нему привыкла!
-Вот дура, баба. Че лишний рот всю зиму кормить-то?
Катька грозно поднялась над мужем.
-Эт кто лишний рот? Таджик-то? Ха! Думала, еще остатки соображения остались, а ты, оказывается, в угодную себе сторону умеешь размышлять. Лишний рот! Кто здесь лишний рот, так это ты! С утра глазами рыщешь, как бы бутылку найти. Пьешь, жрешь, никакого  от тебя проку. Таджик батрачит, а ты барин, сидишь, рассуждаешь. Вон, в колодец кошка упала, орала что мочи. Ты полез за ней? Нет, Таджик, кричишь, вытащи кошака. Таджик вытащил. Крысы норы прорыли в чулане, все сожрали. Ты что сделал? Ничего, глаза с горя залил. А Таджик ходы нашел, и внутри, и снаружи. Всех перетравил, все замазал, ни одна тварь  теперь не сунется. А кто туалет выгреб? Ты хоть помнишь, сколько лет выгребная яма не вывозилась? Вонища – на всю деревню. А Таджик  закопал, вырыл другую в другом месте. Обещал унитаз поставить, чтобы твоей заднице удобно было.
-Ну, ну, хвали, хвали, давай. Вот твой Таджик-то только и способен говно разгребать, да с крысами общий язык находить. Нашла мне, кого защищать. Я, мож, тоже все это сам могу. Но… не могу. У меня, Катюнь, душа болит. Нет настроения. Это что же с нами сделали-то? По миру пустили. Такую Россею на задницу посадили! Мы, великий народ, сегодня оказались в такой нищете. А какие-то таджики захватили великую страну!
Катька всегда была далека от политики. Она понимала, что развал Союза – великое бедствие для людей всего мира. Ведь беда имеет способность повсюду отдаваться эхом. Она часто вступала в спор с местными мужиками, когда они, обняв горькую, размышляли о высокой политике и великой жертве русского народа. И на этот раз на заезженную тему, не смогла не отреагировать.
-Господи, Мишань, у тебя совсем высохли мозги. Кто жертва-то? Ты? Я? А Таджик не жертва, значит? Вот он и Арсен - жертвы. Это их твой безграмотный матрос с Варяга во главе с Вовкой Ульяновым заставили хлебать щи из одной миски. Не они, а матрос пошел к ним  с винтовкой. Давай, говорит, таджик, новую жизнь строить! А киргизу,  узбеку, таджику зачем нужна была новая жизнь? Ему итак было хорошо.  А матрос твой сказал – на винтовку, убивай своих баев, землю будем делить.
- А не такой  уж дурак и безграмотный матрос-то был, а, Кать? Я вот слушаю по телеку, как историки их костерят и думаю, не такой уж и босоногий был матрос-то? Он был великий авантюрист! Их же руками  разделывался со своими!
-Коль, ты бы помолчал, а! Не озвучивай мне тут пьяные бредни своих собутыльников. Если ничего путного сказать не можешь, так помолчи хотя бы. Кто авантюрист? Авантюристом был твой Ленин. Всем пряников бесплатных понаобещал. Вот возьмем власть, всем вам награда будет. А через какую кровь пошел этот вождь…
Мишка почесал голову и задумчиво произнес:
-Ты, Катька, у меня прямо профессор. В навозе копаешься, а рассуждаешь, как Познер.
Катя тихо произнесла:
-Так я что, не страдаю от всего этого? Я что, не думаю про себя, почему  оно так?
Мишка вздохнул и перешел на прерванную для него больную тему.
-Так ты мне так и не сказала, что с Таджиком делать-то будем? Зима, все переделано. Чем заниматься-то будет?
На этот раз Катя замахнулась шумовкой. По комнате разлетелись капли от жидкого блинного теста.
-Я сказала – никуда он не пойдет! Он будет жить здесь! У него документов нет, куда бедолага пойдет?
-Так всю жизнь так и будет без документов у нас сидеть?
Катя ничего не ответила. В последнее время она перестала строить планы и думать о будущем. Каждый следующий день, несмотря на мечты, приходит с набором своих радостей и горестей. Сегодня Таджик с ней – и это уже хорошо.
Открылась дверь, и на пороге показался Таджик. Фуфайка, на два размера больше, была вся в снегу.
-Все, чистил дорожка. Снега много. Можно ходит до калитка, и до туалет.
Он сел на стул и вытер рукавицами на лбу пот.
Катя посмотрела на мужа, который, поймав ее злорадный взгляд, поспешил удалиться.
-Ты бы чуток еще поспал, а, Коль.? Ты же  у нас барин. Хорошо, что Таджик есть. А то до туалета как дошел бы?
-А как ходил, так и дошел бы, - буркнул муж.
Таджик снял фуфайку, повесил на спинку стула. Подошел к печке и стал греть руки.
-Я, Катя, должен ходить дальше. К своим. Уже зима. Надо думай.
Катя со злостью выкинула подгоревший блин в мусорное ведро.
-«Ходить дальше», - передразнила она. – Пробираться надо говорить. Кругом сугробы. Партизан, тоже мне!
-Не смейсь, сестра. Я не русский. Может, не так говорил. Я русский выучил, а свой язык стал забывай.
-Да я, что, я не дразню. Просто куда ты пойдешь? Чем тебе в нашей деревне хуже? Ну, найдешь своих, отправят тебя домой. А твой кишлак, чем лучше деревни-то? Что там хлеб другой?
-Э.э,э, сестра, ты не знай, там хлеб вкусно, там воздух сладко. Там мой родина. Голодный, но родина. Понимай, сестра, каждый ночь мне снится мой земля. Там дети, жена, родня. Дела свои есть. Большой дочь уже взрослый, надо ее замуж давать, Потом никто не возьмет.
-А до каких лет можно у вас засидеться?
-Ну, до восемнадцать. Потолок. Потом все – никто не берет.
Катя так и всплеснула руками. Так дитя же еще!
-Это уже не рыбонок. У нас так - вирос дочь, сразу надо хозяин искать. Сейчас вообще   рано выдать дочь надо. В шестнадцать, семнадцать.
Кате не хотелось, чтобы Таджик возвращался домой. Она к нему не просто привыкла как к спокойному и хорошему человеку. Катя впервые в жизни почувствовала себя женщиной. Таджик вел мужские дела по дому, сам находил работу, делал от души рутинную работу. С ним было спокойно. С ним был не страшен завтрашний день. С ним было легче жить. Не раз, поддаваясь женским слабостям, она кидала в его сторону недвусмысленный взгляд. Потом поняла – он настоящий мужик. Не чета проходимцам, которые за услугу тащат на сеновал. Таджик честно отрабатывал свой хлеб, невзирая на ворчание и недобрый взгляд Миши. Он старался работать с утра до вечера - во дворе всегда есть, чем заняться. Но выпал снег и  Таджик понимал, что до весны особых дел не будет.  Зная настроение Кати, он все же вновь поднял вопрос об уходе.
-Нет, Таджик, нет. На зиму глядя, нет. Поживи еще немного. До весны. Ты не знаешь, какие у нас холода. Ты же замерзнешь, пока своих найдешь. Давай сделаем так – ты живи, а мы потихоньку будем наводить справки о твоих земляках.
-Чего наводить? На любой базар можно найти таджик.
-Ты отстал от жизни. Они, бедолаги, сами с трудом свой хлеб зарабатывают. Чем тебе помогут? Надо найти твоих соседей. Так что ты пока до весны поживи, а я за это время что-нибудь придумаю. Кроме того, ты  без документов. А это – тюрьма.
Таджик тяжело вздохнул.
-Ладно, сестра. Давай сделает так. Ты мне пусти  опять в сарай спать.
Катя рассмеялась. Щепетильность Таджика не имела границ. Она знала, что Таджик стесняется Мишу. В одном доме, даже в  смежных комнатах ему, оказывается, не удобно жить.
-Это летом там хорошо. А сейчас зима. Там замерзнуть можно. Ты чо, Таджик, думаешь, что мы – нелюди какие? Садись лучше к столу. Блинчики горяченькие,  пышненькие. Давай, ешь.
-А где Миша-ака?
-Твой Миша-ака себя не обидит. Ему с утра не блинчики, а рассольчик нужен. Видела, как пошел со двора. Наверное, опять за горькой. Принесет бутылку в штанах, потом спрячет, как собака кость, и будет блинчики есть, от отвода глаз. Глаза его бесстыжие. Давай, Таджик, как у людей, вместе позавтракаем, как положено, чайку попьем, поговорим про то, се, а потом и отдыхать можно. Кстати, ты все время Миша – ака говоришь, это что такое, «ака»?
-«Ака» - старший брат. Я уважай его. – Он посмотрел в окно. Надо бы снег с крыши сгрести.  Катя улыбнулась – Таджик найдет работу и в зиму.
Вечером в дверь постучали. Вошел участковый Степан.
-Мир дому твоему, хозяюшка, - сказал Степан и сел без приглашения за стол.
-Степ, ты бы сапожища-то снял. Только недавно пол мела.
-Ой, Кать, так на улице снег. Чисто, никакой грязи. Я, мож, как иностранцы таперча, буду ходить и на улице, и дома в обуви. – Он рассмеялся.
-Все в заграницу смотрите. Иностранцы - засранцы, одно нам название.
-Да, Кать, не зря народ говорит, что ты не патриотична. Народ говорит, что своих не любишь. Особенно мужиков. Говорят, при родном муже другого мужика завела. Говорят, он не только батрачит, но и удовлетворяет твою женскую похоть. Хи-хи.
Катя медленно поднялась с дивана, взяла веник.
-А ну пшел вон! Пшел, гад!
Степан даже не поднялся с места. Он даже не огородился рукой от веника, который угрожающе навис над головой.
-А ну сядь! Размахалась мне тут. Сейчас привлеку не по одной, а сразу по трем статьям. Незаконное укрывательство иностранца без документов, покушение на должностного лица и многомужество.
Катя так и села. Вот ведь  гад-то какой!.
-Степ, а Степ. А ты про другую статью забыл. Про себя забыл. Про то, как каждый месяц я тебе за Таджика взятку даю. Чтобы ты его в упор не видел. Как насчет этой статьи-то? Али мало даю? Недавно ведь в карман денюжку положил. Еще и месяца не прошло. Чего явился? Срок, Степ, еще не подошел.
Степан закинул ногу на ногу, вытащил пачку сигарет и, спокойно закурив, сказал:
-Насчет взятки, ты это имела ввиду? Так не докажешь. Это первое. А насчет всего остального и доказывать не надо. У всех все как на ладони.
Катька поняла – такса выросла не напрасно. Видно, это Стеша, змея подколодная, настучала. Завистливая баба, все пережить не может, что Катин дом на глазах преображается.
-Стешка… Змея… Ясно.
Катя задумалась. Степан, прищурив глаз, внимательно наблюдал за ней. Чутье у баб, как у собак. Сразу вычислила кто накапал.
-Степан, а что,  какую зарплату ты получаешь?
-Тебе-то что?
-А просто, интересуюсь. Хотя твой заработок знают все. Тебе на сигареты еле хватает. А вот деньги за Таджика тебе мешают? Это не приработок тебе? Давай, забери Таджика, сдай его, тебе спасибо ведь не скажут. Наоборот, скажут, сдавай-ка, Степан, полномочия. На твоем участке Таджик вон аж сколько времени живет, а ты только спохватился. Тебе-то надо будет ручку начальничку-то позолотить, чтобы он замял дело. Тебе ведь, Степан, не хочется с погонами расставаться. Правда, ведь? Погонки-то, небось, кормят? Такие дураки, как я, небось, не перевелись?
Степан позеленел.  Он не ожидал, что Катя сможет ухватить за хвост.
-Ну, ты даешь! Тебе в прокуроры бы надо. Стопроцентная раскрываемость была бы. Только ты одно забыла – я при власти, и таких, как ты, найду в любом дворе.
-Так в любом дворе тебе только налить могут. А тут деньги живые.
Степан поднялся. Он не хотел развивать тему.
-Тебе срок до…
-Весны, - закончила фразу Катя. – Весны. Более того, ты и поможешь.
Катя ознакомила милиционера со своим планом легализации Таджика.
-И думать не думай. Поддельные документы! Ты знаешь как это трудно? И знаешь, как рискованно?
Катя рассказала Степану, как использовали труд Таджика и Сурена на строительстве дома нового русского.
-У тебя под носом еще один такой начал стройку. Мож, его туда пристроить? Денег платить не надо, пусть документы отрабатывает. Ты предложи там кому-нибудь.
-Э, мне еще жить не надоело. Не пойдет.
Этот план у Кати родился только что. Она еще не успела его как следует раскрутить. Катя предложила Степану другое решение.
-Ты вот что, Степ. Я сама все улажу. А ты опять сделаешь вид…
-Ладно, черт с тобой. Пошел я. Короче, я у тебя не был, ни о чем не договаривались.
Он направился к двери, остановившись, повернулся и улыбнулся. Вот ведь какая силища - баба! Вспомнились строки из стихотворения про бабу, которая и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет. Сегодня к этим строкам можно добавить еще и изворотливостью ума.
Вечером Катя подсела к Таджику, который латал валенки Миши.
-Какой же, Таджик, мастеровой у нас. Все можешь. А в ваших краях, поди, валенки не носят? Снега нет, небось?
-Почему нет, есть снег. Холодно бывай. Но зима теплый, конечно. Валенка не нужен.
-Таджик, давеча приходил участковый. Вреднючий такой. Говорит, что документов нет, могут проблемы быть. А я вот что подумала. А давай ты на время устройся на стройку, тут неподалеку. Строительное дело ты знаешь, сгодишься. На время, пока документы тебе сделаем. Как думаешь? Но жить будешь у нас.
Таджик отложил валенок в сторону. Призадумался.
- Ладно, подумаем…
Когда все легли спать, Таджик взял небольшой мешок из-под муки и аккуратно уложил в него свой скромный скарб. Он тихо подошел к двери и медленно ее открыл. Старые петли издали характерный скрип.
-Кто там, посмотри, Миш.
Миша лихо спрыгнул с постели и пошел к двери. Он почувствовал, как по ногам пробежал холодный воздух. Подошел к окну и увидел силуэт Таджика, неспешно удалявшегося по дороге. Миша разглядел у него  за спиной мешок. «Ну и молодчина. Ну и правильно. Давно пора. Не порядок жить втроем – одна баба и два мужика…». Он лег на кровать и обнял Катю.
-Ну, руки-то убери! Нечего разжигать-то! Лучше скажи, кто там был?
-Никто. Послышалось тебе.
-А Таджик спит?
-А хто его знает! Свет не горит. Спит, наверное.
Катя шумно зевнула и еле слышно прошептала:
-Завтра пельменей налеплю. Таджик любит…


Х



Утро застало Таджика в дороге. Он прошел несколько километров прежде, чем вдали показались огни  незнакомой деревни. Таджик удовлетворенно вздохнул и сел  передохнуть возле дерева. Снег заскрипел под тяжестью путника, и слабое эхо раздалось в предрассветной округе. Таджик хмыкнул – он и думать не мог, что скрип снега может разговаривать эхом.
-Что, брат, не понравилось, что прижал? Понимаю. Я вот тоже давно зажатый жизнью живу. И не могу никому пожаловаться. Паспорт, брат, сразу требуют. Тебе хорошо, у тебя документов нет.
 Таджик замолчал. Ему показалось, что он сходит с ума.  Никто, наверное, прежде не доходил до того, чтобы вести беседы со снегом. Он мотнул головой, чихнул, глубоко вдохнул свежий воздух. Таджик не знал, куда идти дальше. В деревню? Небезопасно. Вдруг там не окажется такой Кати, которая приютит, отогреет и накормит? Таджик решил дождаться утра и постучаться в ближайший дом, чтобы спросить дорогу, ведущую в город. А там, подумал Таджик, он непременно найдет кого-нибудь из земляков. Подул слабый ветер. На лицо упала снежинка и сразу растаяла. Потом - вторая, третья… Пошел снег. Таджик уселся удобнее и решил переждать время. Но снег щекотал лицо, не давая сосредоточиться на раздумьях. Таджик встал, пересел  под пушистую елку. Тяжелые ветки накрыли его худое и продрогшее тело. Таджик почувствовал такое тепло и уют, словно вернулся в детство, где  ему также было хорошо и спокойно на руках матери. Таджик закрыл глаза и уснул.
Очнулся Таджик в чужой избе.
Возле него стояла пожилая женщина с седыми волосами, собранными в пучок.
-Проснулся, милый? Щас горячим чайком напою. Щаса  попьешь. А потом маленько и водочки. Мы ужо тебя натирали, натирали, чтобы согреть. Еще бы полчасика, с того света ужо не вернули бы. Ты чей будешь?
Словоохотливая бабушка говорила, не переставая. Задавала вопросы, впрочем, не ожидая ответа.
-Я где, бабуля?
-У нас, милок, у нас.
Таджик огляделся. Дом, чем-то похожий на Катин.
-А Катя где? - вырвалось непроизвольное.
-Катя? Так она  с Петром в город уехала. Ей в город надо сегодня. Мальчика в музыкальный интернат пристраивают. Говорит, пусть будет музыкантом. А я говорю, послушай свою мать, я все жо жизнь прожила. Музыкант – это не профессия. Это, как  давеча сказал один
умный профессор по телевизору, музыкант не профессия, это состояние души. А она не понимает. Говорит, вырастит, будет великим музыкантом. Втемяшила в голову, ну никак не могу отговорить. – Она посмотрела на Таджика. – Милок,  а послухай-ка, мож ты с ней поговоришь? Ну, если ты ее знакомый, мож, послушает?
Бабуля подошла к Таджику, протянула сухонькие морщинистые ручонки.
-Давай помогу встать, пойдем к столу, чайком попотчую.
Таджик замахал руками, сам поднимется, не инвалид.
-Ну и ладно, ну и ладно. Сам поднимайся, иди потихонечку. Так вот я и говорю, поговорил бы с ней. Какой музыкант, зачем ей нужен сын-музыкант?  Странная она какая! Музыкант! Можа, тебя послушает?
Все время, пока говорила бабуля, Таджик пытался вставить, что у его Кати нет ребенка. Он, очевидно, ошибся, спутал обстановку, спросил про другую Катю. Но бабуля его не слышала и не слушала. Она хлопотала вокруг стола, наливала Таджику чай, накладывала в тарелку горячие блинчики. Таджик махнул рукой, поняв, что его объяснения никому не нужны.  Он жадно взялся за угощение, и уже сам не слушал  бабулю. Его мысли  находились в другом доме. Он подумал, что  Катина блины вкуснее, а сметана гуще. Что она сейчас делает? Готовит завтрак и выглядывает в окно? Думает, что Таджик пошел расчищать дорожки от снега?  «Может, надо было проститься? Не хорошо отвечать черной неблагодарностью за хлеб, соль». Но Таджик боялся самой этой мысли. Сколько раз он пытался уйти, но Катя уговаривала, убеждала, обещала сделать документы. А месяцы шли, время бежало. Таджик вздохнул. Сердце щемило от предательства. На душе было неспокойно и от сознания полной неинформированности о семье, детях. Что они делают, на что живут?
В комнату вошел мужчина лет пятидесяти. Он подошел к печке, стал растирать руки.
-Снег валит, словно хочет нас с головой засыпать. – Он посмотрел на Таджика.
-Очнулся? Повезло тебе, мужик, еще бы полчасика и тебя завалило бы так, что только по весне  нашли бы.  Ты из каких краев-то?
-Из Таджикистана.
-А-а-а, – многозначительно произнес мужчина.- Из Таджикистана, стало быть. Со славным градом Душанбе. Со славными сынами Душанбе, стало быть. Ну, тогда давай знакомиться, славный таджик.  Меня Иваном зовут. Я сын нашей Дарьи Семеновны. – Он посмотрел в сторону матери.
Дарья Семеновна напряглась. Она поставила возле сына тарелку и придвинула блины.
-Ты по такому случаю нас решила блинами кормить? Нет, блины здесь не помогут. Вытащи-ка, мать, чего-нибудь покрепче. Разговор-то мужской будет.
Дарья Семеновна ойкнула, сверкнула глазами в сторону Тажика и вышла на веранду. Вернулась через минуту, крепко прижимая к груди горячительный напиток. Таджик отказался пить. Иван хмыкнул.
-Так и мы не пьем! Мы только поддерживаем форму. В такую погоду надо сопротивляться. Я не предлагаю бутыль осушить. Ты стопку опрокинь.
Разницу почувствуешь. Потом тебя и уговаривать не надо будет. А за этим делом и поговорим. Ведь нам есть, о чем поговорить, да мать? - Он развернулся в сторону Дарьи Семеновны.- Мать, твою перемать, которая потакает прихотям дочери, а потом та в подоле цыганенка приносит.
Иван налил себе стакан водки и, выпив, крякнул. Поднес блин к носу и шумно вдохнул.
-Значит из Таджикистана, говоришь? Знаю я одного такого, таджикистанца. Ты, наверное, дружок или браток Махмуда?
Таджик удивленно поднял бровь.
- Когда сказал из Таджикистана, сразу понял – ты к Махмуду шел. Если бы знал, закопал бы назад. Только прокол получился - Махмуда твоего давно здесь нет. Негодяем оказался. Настоящим негодяем. Жил здесь, ел, пил, с Катькой Шуры-амуры водил. А потом исчез. А сестра, Катька, ведь она мне сестрой приходится, думала, что семью создаст, детей нарожает. А он сгинул, даже «до свидания» не сказал. Свинья! Увижу, убью! Так и передай ему. Катька знаешь, сколько слез пролила? Сукин сын! – он плюнул на пол и зло выругался.
Следующий стакан водки Иван выпил залпом. Он развернулся всем корпусом в сторону гостя и, показывая кулак, с угрозой сказал:
-А, может, ты пришел к Катьке? По совету своего дружка? Мол, развлекусь, покручусь, отдохну и поеду дальше? Убью! Вот этими руками придушу!
Таджик оторопело смотрел на Ивана. Угроза вновь нависла над несчастным. Он попытался угомонить хозяина, клялся, что никакого Махмуда не знает, и сюда его привела другая беда. Иван ничего не хотел слушать.
-Я тебе не верю. Врешь все. Врешь, потому, как деваться некуда. Лучше кались, выкладывай все начистоту.
Дарья Семеновна, почуяв неладное, медленно направилась к двери.
-Вернись, мать! Куда удираешь? Расскажи, лучше, как твою дочь за нос водили. А потом как с трудом Петьку поднимали! Расскажи и про то, как баба чуть с ума не сошла, все глаза проглядела, думала вот-вот вернется ее Махмуд. Вернется, как же! Он свое дело сделал!
Голос Ивана гремел, как раскаты грома. Когда на дне бутылки осталось несколько «недовыжатых» капель водки, он  опустил голову на стол и захрапел.
Дарья Семеновна пальцем поманила Таджика на веранду.
-Ты вот что, уходи. Уходи прямо сейчас. Если проснется, не миновать беды. Отомстит. Ты беги. Я могу тебе дать адрес Катьки. Найди ее, расскажи новости про Махмуда. Она его любит. Опять же, сынок у них. Я – женщина старая, много чего повидала. Понимаю, что в наши края ты забрел не зря. Умысел какой-то имеешь, с Катькой связанный.
Таджик понял, что его объяснения никому не нужны. Втемяшили себе в голову – раз таджик, значит, обязан знать Махмуда-подлеца.
-Давай адрес, - решительно сказал Таджик.
Женщина скрылась за дверью. Через минуту вышла с клочком бумаги.
-Вот, это адрес, а это телефон.
-А фамилию Махмуда знаете? Как фамилия его?
Дарья Семеновна в недоумении скривила рот. Друг, а фамилии не знает.
-Не знаю, говорил, что он Махмуд - люли.
Таджик усмехнулся. Люли – это цыган. Значит, у Катьки жил кочевник из таджикских цыган. Если еще несколько минут назад он и хотел у кого-нибудь поинтересоваться местонахождением Махмуда, то сейчас отказался от этой мысли. Цыгана, словно ветра в поле, теперь уже не сыщешь. Да и имя, скорее всего, придуманное.
-Люли, Дарья Семеновна, это не фамилий, это цыган.
Женщина всплеснула руками. Значит, Иван был прав. Ему кто-то говорил, что Махмуд - цыган и предупреждал родню – в любое время сбежать может. Но Катька и слушать не хотела! За цыганами укрепилось неверное мнение, что они до сих пор катят свои кибитки по степным просторам. Сегодняшние цыгане совсем другие. Катя это точно знает, Махмуд рассказывал.
Из комнаты донесся звон разбившего стакана.
-Ну, беги же! – Дарья Семеновна вытолкнула Таджика за дверь и следом выкинула пуховик Ивана. Подумав, выбросила за дверь валенки.
-Храни тебя Господь! Не знаешь что лучше, окочуриться под сугробом или сдохнуть от рук пьяного дурака. Еще и посадють…



X I


На этот раз белья собралось много. Кумри  посмотрела на кучу детской одежды и перевела взгляд на перебинтованную руку. Вчера хотела сорвать яблоки, что росли высоко, упала  на руку. Что-то случилось с кистью, болит, не переставая.
-Соседушка!
Во двор вошла соседка Мархабо. Она сообщила, что звонил Саидмурод. Но о Ере никаких известий. Она потопталась на месте.
-Как стирать собираешься? Рука болит?
Кумри пожала  плечами, как-нибудь. Постирать можно, превозмогая физическую боль. А вот что делать с душевной… На глазах появились слезы.
Мархабо предложила помощь. У нее стоит недавно купленная стиральная машинка. Загрузит соседское белье, что за проблемы.
-Я вот что тебе скажу, не надо плакать, слезы  - к беде. Надейся на хорошее.
Кумри расплакалась. Советовать легко! Каждую неделю она ездит убирать дом богатых людей. Терпит унижения и оскорбления от дочерей хозяев, которые обращаются с ней, как с последним человеком. За несчастные старые тряпки и кусок черствого хлеба она гнет спину весь день. Заработанного еле хватает на лепешки и растительное масло. Теперь еще рука болит. Значит, на какое-то время дети останутся без еды.
Мархабо обняла соседку.
-Ну, расплакалась. А мы на что?
На дутую соседскую ласку Кумри никак не отреагировала. Она знала, что соседка не зря предлагает услуги. Как только узнала, что дочь уехала за границу, сразу потеплела. Только ей-то от этого что? Еще недавно еле здоровалась, теперь и стирку предлагает. Что-то здесь не так. Подумала, как в воду глянула. Вдруг Мархабо спросила:
-От дочери нет вестей? Я вот что хочу… Если вдруг позвонит, попроси, чтобы и моего сына пристроила. Ему уже восемнадцать, а все еще не у дел. В Россию, к отцу, не хочет, а здесь работы нет. С дружками болтается, ничего не хочет делать. Ты поговори с дочерью, пусть его устроит.
Кумри мотнула головой. Она скрывала от соседей правду – дочь без вести пропала. А байку, которую она придумала для соседских ушей походила на сказку. Живет, дескать, дочь у знатных людей, которые хотят женить на ней успешного сына. Только дочка отказывается, не хочет оставлять родных. Наивный кишлак поверил. Хотя некоторые соседушки шептались – что-то здесь не так. Если дочь живет у богатых людей и любит свою родню, почему не посылает деньги? Но на всякий случай установили с Кумри более теплые отношения – чем черт не шутит!
Мархабо забрала белье и пошла загружать машинку. Кумри села на табурет. В раздумьях не заметила, как вошла свекровь.
-Чего сидишь?
Кумри поднялась и предложила гостье сесть.
-На твоем месте не сидеть надо, а делом заниматься. От мужа ни слуха, ни духа, а ты сидишь…
Глаза еще не высохли от слез, и вновь удар. «Опять будет доставать старая ведьма», - пронеслось в голове.
-Что я могу поделать? И в город ездила, и людей расспрашивала. Что еще могу поделать?
-Что твой город? В город она ездила. Вон, приехали твои городские, народ собрали, обозвали бездельниками и укатили. А дальше что? Что толку-то? В город она ездила. Им не до нас, они там, наверху, о себе думают. Как ярче губки накрасить, да краше приодеться. В город она ездила. Толку от твоей поездки.
Кумри сама знала, что поездка в город была пустой тратой времени. Прошло немало времени, а помощи никакой. До сих нет вестей о Ере и дочери.
-С рукой что? – недовольно спросила свекровь.
Не дожидаясь ответа, прошла на кухню. Взяла несколько головок лука, лепешку.
-Если какая новость, сразу сообщи.
Кумри смотрела вслед пожилой женщине и думала о том, что последней лепешкой сегодня ужинать не придется.
Вдруг до слуха донесся душераздирающий плач. Кумри высочила на улицу. У соседского дома стоял грузовик. Пятеро мужчин вытаскивали какой-то железный ящик.
-Вой, вой-вое!!! – кричала Мархабо, вырывая на себе волосы.
Кумри похолодела. Она чувствовала, что случилась беда.
Саидмурода похоронили в тот же день. Старики настояли, чтобы до заката солнца труп обрел покой. Грех держать покойника, итак со дня смерти прошло пять дней. Мархабо не могла поверить в беду. Как же так! Ее муж, родной Саидмурод, недавно звонил и сказал, что у него все в порядке и скоро приедет домой на побывку. Почему он умер? Что случилось? Женщина не могла найти ответ на вопрос. Вскоре кишлак узнал страшную весть. Саидмурод возвращался после работы домой. Переходил дорогу, его сбила машина. Но  в официальную версию верили только женщины. Мужики же качали головами и не могли взять в толк, откуда у Саидмурода пулевые ранения.
Старейшина, девяностолетний аксакал, теребя бороду, пытался понять:
-Шестьдесят лет назад, когда шла проклятая война с фашистами, мы получали похоронки. Геройски погиб, без вести пропал… Только  с нашего кишлака домой не вернулось двадцать три человека. Но то было военное время. А сейчас-то что? Люди мирно едут работать, а их убивают внуки  тех, с кем  вместе громили фрица. Это как называется, мирная война?
Всю ночь Кумри не спала. Она прислушивалась к тишине, боясь, что ее нарушит шум мотора грузовика с железным ящиком. Вдруг в нем окажутся Ер или дочь…


X I I


По всем каналам телевидения показывали фоторобот девушки – иностранки, отравившей известного бизнесмена на его вилле. Диктор сообщал, что девушка  приехала из страны бывшего Советского Союза. Местный язык не знает и говорит только на русском языке. Со слов прислуги – это высокая, большеглазая брюнетка с длинными черными волосами и немного раскосыми глазами.
-Рисуют твой портрет, - не отрываясь от экрана, сказала Жанна.
Мишель посмотрела на фоторобот и поморщилась – неужели она такая некрасивая?
-Выключи телевизор, Жанна. Мне страшно.
Но Жанна замотала головой. Надо иметь полную информацию, чтобы знать, как себя вести дальше. Вот уже несколько дней женщина скрывает в своем доме беглянку. Но так долго продолжаться не может. Жанна напряженно думала, как помочь Мишель.
-У меня созрел план. Я знаю одного турка, он неплохо говорит по-русски. Мужик надежный, я его попрошу что-нибудь придумать.
Турок Ахмед пришел вечером. Оценивающе посмотрел на Мишель. Девушка передернулась – таким образом разглядывают товар. В глазах – ни сочувствия, ни участия. Ахмед почесал затылок.
-Жанна, то, что я могила – сама знаешь. Но чем могу помочь? Поддельные документы? Сама понимаешь, в ее положении сейчас это делать очень опасно. Вычислят, поймают, потом и на меня выйдут. Единственно, что могу сделать, это вывезти ее на своей машине подальше от этого города. Ну, скажем, в соседний Бал. Это в 150 километрах отсюда.
Жанна обрадовалась. Да хоть на Луну. Только побыстрей, ни к чему ей светиться.
На следующий день Ахмед вновь пришел к Жанне. Ему открыла Мишель. Гость мельком посмотрел на девушку и спросил, где Жанна и Мишель.
«Не узнал», удовлетворенно отметила девушка, молча закрывая дверь. С раннего утра женщины колдовали над новым имиджем беглянки. Жанна безжалостно отрезала роскошные волосы Мишель и покрыла ее голову париком. Светло-русые волосы подошли девушке. Потом женщины разложили на столике косметику и принялись  изменять внешность.
-Вот так, - сделав последний мазок, сказала Жанна. – Теперь пусть попробуют, найдут.  Главное, выехать из города. А там тебе Бог поможет.
-Так, где Жанна? – вновь задал вопрос Ахмед. Он посмотрел на девушку. На этот раз Ахмед буквально впился глазами в незнакомку. Он ей улыбнулся, слегка поклонился.
-А вы подруга Жанны? Если бы я знал, что у нее такие подруги, отсюда не вылезал бы.
Мишель кивнула головой, мол, да у Жанны именно такие подруги. Ахмед вплотную подошел к девушке, взял ее руку и преподнес к губам.
-Я очарован. Сегодня мне надо уехать, а завтра я непременно вас найду. Непременно. – Ахмед почувствовал сильные удары сердца. Прекрасная незнакомка покорила его сердце.  А еще говорят, не бывает любви с первого взгляда.
В комнату вошла Жанна. Она поставила возле Мишель сумку с едой.
-Ну, давайте, быстрее, быстрее…
Ахмед не мог оторвать глаз от незнакомки. Машинально кивнув головой, он взял сумку и направился к двери.
-Непременно, слышишь? Непременно отыщу тебя завтра.- Ахмед закрыл за собой дверь, сказав, что подождет Мишель в машине.
-Он что, ку-ку? – недоуменно спросила Жанна.- Зачем тебя отыскивать?
-Жанна, я влипла. – Мишель вздохнула. – Ты так меня изменила, что он принял меня за твою подругу. И стал…, он стал…- Мишель не могла подобрать выражение.
Жанна присвистнула. Немного защемило сердце. Помнится, когда  попала  в руки «мамы Розы», первым клиентом был Ахмед. Видный молодой мужчина, любитель плотских похождений, обаял юную девушку. Утром, положив под подушку дополнительную плату за проведенную ночь, равнодушно вышел из комнаты. Но Жанна была сражена. Она  влюбилась в Ахмеда и ждала его прихода. Однажды Ахмед появился. Сделав заказ на Жанну, он вошел в ее роскошные апартаменты.  На это раз Ахмед был особенно нежен. Между молодыми людьми завязался роман. Но счастье длилось недолго – Ахмеда переманила соперница. Жанна не простила обольстительнице нарушения этики поведения между жрицами любви. Они передрались, и чуть было обе не оказались на улице. Ахмед решил помирить враждующие стороны и навещал обеих поочередно. Но соперница затаила зло  и решила отравить изменника. Она всыпала в бокал вина порошок и ждала Ахмеда. Но  в этот он вечер почему-то  решил пойти к Жанне. От злости соперница перепутала бокалы и выпила зелье сама. С тех пор Ахмед перестал посещать злачные места. Жанне иногда звонил, так как считал ее спасительницей  от верной гибели. Каждый раз, когда у нее возникали проблемы, она звонила Ахмеду. Он еще ни разу не оставлял ее просьбу исполненной.
Мишель вышла из дома и направилась к машине. Ахмед смотрел на красавицу с нескрываемым любопытством.
-Красавица, а, может, поедешь с нами? Прокатимся с ветерком до ближайшего городка, а потом махнем куда-нибудь на отдых. Как такое предложение?
Мишель молча открыла заднюю дверцу и тихо сказала:
-Трогай.
Удовлетворенно потерев ладони, он несколько раз посигналил.
-Что они там заснули, что ли? Эй, Жанна! Где она?
Жанна выглянула из окна и покрутила пальцем у виска. Со злостью закрыла окно.
-Трогай, я уже здесь, - холодно произнесла Мишель.
Надо было видеть лицо Ахмеда. Его, прожженного Дон Жуана так ловко обманули!  Мужское самолюбие было задето. Он со злостью завел мотор.
Ехали молча. Ахмед поглядывал в зеркало, не желая мириться с подменой. Девушка действительно была хороша. Он увлекся образом, который искусно создали девушки. Проехав несколько десятков километров, машина притормозила возле ресторана. Ахмед предложил девушке пообедать и передохнуть. После трапезы, он повел Мишель в номер. Девушка не сопротивлялась. Она усвоила науку – за все надо платить. В ее положении  платой может служить только натура. Поздно вечером, зайдя в ванную комнату, Мишель заперла за собой дверь. Она села на край ванны и низко опустила голову. Первый мужчина, случайный мужчина в ее жизни вызывал рвоту.
 Ахмед смотрел на дверь, за которой находилась Мишель. За время близости  не проронил ни слова. Он удовлетворял свою похоть зло, словно это  было любовное последнее свидание на этом свете. Он поймал себя на мысли, что вел себя как прадед, про которого по сей день ходят легенды. На смертном одре, когда собралась родня  проститься с покидающим этот мир стариком, восьмидесятилетний ловелас попросил всех выйти. Он желает проститься с молодой, сорокалетней женой. После смерти старика жена рассказывала, что муж предался сказочной любви, которую прежде она никогда не знала. Потом закрыл глаза и отошел в мир иной. Поговаривали, что жена сошла с ума – такое наговорить на умирающего, который и рукой-то двигать не мог. Рукой-то не мог…, уверяла женщина, но он так любил женщин, что, испуская дух, зло прощался с жизнью.
…Машина остановилась возле  остановки автобуса на окраине города. Ахмед извлек из портмоне несколько крупных купюр, протянул Мишель.
-Теперь сама решай свои проблемы. Напоследок  дам совет. Сними парик, смой краску. Броская внешность притягивает нашего брата. Чтобы выбраться из дерьма, избавься от этого, не бросайся в глаза. И… не грусти, красавица. Жизнь впереди.
Он завел машину, включил музыку. Махнув рукой, оставил Мишель на обочине дороги. В руках девушки остались деньги. Она вспомнила прошедшую ночь. Раскрыв ладонь, посмотрела на несколько купюр. «Фу, мерзость, грязь!». Мишель бросила деньги в арыки и тряхнула рукой, словно к ней прилипла грязь.

                X I I I


На заседание женского актива Зульфия пришла с опозданием. Это было первое совещание после того, как женактив посетил кишлак, где жила Кумри.
-Мы вот отчитываемся о своей поездке в кишлак. Рассказали и о вашем смелом поступке, Зульфия. Рассказали, как вы в роли разведчика поехали в дома поработителей, - улыбаясь, сказала Сония.
Вспоминать прошлое Зульфие не хотелось. В тот день, вернувшись домой, она долго не могла отойти от шока.  О злоключениях никому не рассказала, только почему-то стала мягче при определении  женщинам приговоров.
-Мы вот тут решили перебросить гуманитарную помощь из более благополучных районов в дальние кишлаки. Какая-никакая поддержка.
Зульфия вздохнула. Перебросить гумпомощь из одного бедного кишлака в другой. Разве это решение проблем? Она понимала, что другого выхода нет. Во времена голода, лишений, нищеты никакие государственные программы не способны защитить народ. Выход может быть один – повышение экономики страны. А пока на бедняцком горе наживаются мошенники, воры и прочая нечистоплотная братия. Такие, как  Рустам.  «Кстати, Рустам Ганиевич… Говорил, занимается хлопком. Может, кто-нибудь о нем знает?», - подумала Зульфия.
-Кто-нибудь знает Рустама Ганиевича? Про такого кто-нибудь слышал?
-Рустам Ганиевич? – Сония  улыбнулась. – Ну, да, я знаю. Это  Камолов. Рустам Ганиевич Камолов. Это тот, который держит в руках весь хлопок. Хороший человек. Я его еще по работе в обкоме партии знаю. Порядочный человек.  А что, Зульфия, он может нам чем-то помочь?
Зульфия ухмыльнулась. Он уже помогает, только противными от позитива методами. Но вслух промолчала. Прав был Рустам, она ничего не докажет, только себе проблемы создаст. Спасибо еще с позором из дома не выгнал,  не оклеветал. Советская система приучила к оглядкам. Зульфия глубоко вздохнула. «Героиня! Голыми руками решила задушить властьимущих. Дура!»,  - ругала себя Зульфия.
-Итак, теперь второй вопрос. Нам надо выбрать делегата для поездки за границу на семинар. Это будет представительное мероприятие на солидном международном уровне. Надо, чтобы нашу страну представил грамотный специалист. Я думаю, это под силу Зульфие. – Сония оглядела кабинет. Собравшиеся тупо смотрели перед собой, думая каждый о своем.
-У нас Зульфия нарасхват, - не удержалась от комментария одна из женщин. – Я вот тоже кандидат наук, давно занимаюсь женскими проблемами. И выступить могу, и задачи поставить, и как решать проблемы знаю. Я. конечно, не против Зульфии, она уважаемый человек, грамотный. Но… Недавно ведь была в Бельгии.
Сония оставила реплику без внимания и сказала:
-На сегодня вопросов больше нет. Встретимся через месяц.
После совещания к ней подошла  заместитель.
-Я забыла вам сказать – на конференцию едет Иноят. Вопрос о делегате вообще не стоило поднимать. Это решено в верхах. Она жена кого-то из приближенных Президента.
Сония нахмурила брови. Какая Иноят? На конференции  надо выступить, грамотно ставить задачи. От этого зависит помощь, так нужная стране. Женщины в кишлаках вместе со своими детьми пухнут от голода. Какая еще Иноят?
-Где работает эта Иноят?
-Вроде нигде. Когда-то преподавала в школе. Сейчас домохозяйка. Достала мужа – за границу хочет поехать. Как возразить, люди Президента…
-А сам Президен-то знает, что у него такие люди? Что эти люди прикрываются им, свои дела ворочают?
Сония так нервничала, что раскраснелась донельзя. Она решила во что бы ни стало отвоевать намеченную кандидатуру. После долгих дебатов с кем-то наверху, было принято решение – на конференцию поедут двое – Иноят и Зульфия.



   X I V


Как можно жить в вечно холодном крае? Пасмурнее небо, завалившийся в долгую спячку снег, голые деревья. Таджик, с трудом переставляя ноги в глубоком снегу, мысленно возмущался непорядком в природе. Если бы не нужда, разве поехал бы в дальние края, где холодно, голодно и пасмурно? То ли дело в его стране – солнце светит круглый год. Щедрое, доброе, ласковое. Зимой, бывало, выпадет снежок, а оно, солнышко, его тут же растопит. Подкрадутся тучки, прольются дождем, а солнце тут как тут, разгонит проказников и снова кажет свой оранжевый лик. А какие фрукты и овощи родит земля, обласканная дневным светилом! Помидоры, ярко-красные, пахнут особенно, не передать. А там огурчики поспевают – аромат непередаваемый. «Это надо чувствовать, это надо понимать. Кто-то морщится – ерунда, какой может быть аромат у огурцов? Мне жаль такого человека. Он не «слышит» природы, не понимает ее». Таджик от возмущения даже остановился. Размахался руками, словно доказывал кому-то свою правду. А какой тутовник созревает в конце весны! Особенно тот, черный, королевский! Если набрать полмиски тутовника и ненадолго оставить – он выделит темно-красный сок. Выльешь его в стакан, припадешь к нему губами и пьешь, пьешь, пьешь… Если при этом еще закрыть глаза, можно вообразить себя Богом, утоляющим жажду божественным нектаром. Потом долго не хочется есть. Но как можно воздержаться, если на дереве зреют абрикосы. Они, хитренькие, пытаются спрятаться от голодных глаз, но солнышко зажигает их, словно лампочки и тогда плоды не может сокрыть даже густая листва.
В животе заурчало. Из райского сада Таджик вернулся на землю. Что за чертовщина лезет в голову! Тутовник, урюк. Он уже и вкус-то всего этого забыл. Хотя вот арбузы и дыни – это волшебство! А виноград? Особенно сорт «дамских пальчиков». Что не говори, а в Таджикистане, именно в Таджикистане – все вкуснее. Потому, что там солнце другое, там его родина.  Таджик вздохнул. Вновь просигналил желудок – неприятная резь заставила путника согнуться. Он схватился за живот и слегка присел. Выругал себя за неуместные мысли и решил думать только о дороге, которую никак не мог найти.
Таджик шел долго, несколько раз пытаясь присесть и отдохнуть. Но пережитый опыт отрезвлял – можно сесть и уже никогда не встать. Через какое-то время вдали увидел мерцание огней. Это была деревня. Таджик даже захлопал в ладоши. Наконец-то! Постучится в ближайший дом, узнает, как пройти к остановке автобуса и поедет в город.
Когда подошел к избе – оцепенел. Пока приходил в себя – скрипнула дверь.
-Дурак, иначе тебя не могу назвать. Как можно в такую погоду где-то шляться?
На пороге стояла… Катя. Она бросилась навстречу Таджику и чуть не сшибла его с ног. Женщина прижалась к путнику, как  к самому близкому и родному человеку.
-Поклянись, что никогда, больше никогда меня не оставишь. Слышишь, поклянись!
Таджик безжизненно опустил руки. На глаза навернулись слезы. Он не знал причины расстройства – то ли радость, то ли сожаление, то ли отчаяние от сознания пребывания в бесконечном лабиринте жизни.
Не прошло и получаса, как на столе появились пельмени, соленые огурчики, квашеная капуста и прочие маринады.
Таджик не заставил себя упрашивать. Он набросился на еду, целиком, не разжевывая, глотал пельмени.  Подперев руками подбородок, Катя смотрела на него влюбленными глазами. Она не скрывала радости и счастья.
-Я ждала тебя. Я очень ждала. Соседи сказали, что ты ушел навсегда. Видели тебя далеко от дома. Ты зачем ушел? Я тебя обидела? Или этот… муж тебя обидел? Ты только скажи.
Он ел, мотая головой – то ли «да», то ли «нет», не поймешь… Катя не ждала ответа. Ей важно было выговориться, излить душу, освободиться от тоски, которая раздирала истерзанную душу.
Утром гудела вся деревня – Таджик вернулся. Как бы не отбрыкивалась Катя, любовь налицо.
Михаил, не выдержав насмешек, набросился на Таджика с кулаками.
-Пошел вон! Чего воротился?  Чужая баба приглянулась? Я тебе все кости переломаю! Завтрева же чтобы духу твово здесь не было! – Он орал что есть сил, чтобы слышала вся деревня. Пусть знают, что он тоже может постоять за свою жену.
Вспыльчивый Таджик, сверкнул глазами и так же громко крикнул:
-Мне твой баба на фиг? У меня свой баба есть. А будешь скандал делать – пожалеешь…
Катя стояла поодаль и любовалась ссорящимися мужиками. Ей ни за кого не хотелось заступаться – она испытывала истинное удовольствие от сознания, что из-за нее спорят мужчины.
-Катя, я завтра пошел. Завтра. Ты меня, Катя, не держать. Я шел в другой места, Катя. Я шел в город. Я ошибался. Я завтра пошел. Но сначала я покажу твоя Миша.
Она махнула рукой, свысока посмотрела на ротозеев-односельчан и спокойно сказала:
-Айда-ка, мужики, в дом. Сейчас водочки выпьем, помиримся.
Миша, услышав ласкающее слух слово «водка», заулыбался. Он отматюкал соседей, которые собрались на скандал, как на шоу.
Стол накрывали вместе. Катя стояла у плиты, жарила картошку, Таджик резал хлеб, Миша суетился возле шкафа, доставая по такому случаю  стаканы «для гостей». Дружно сев за стол, разлили горячительное. Чокнулись, попросили друг у друга прощения. Таджик отставил в сторону стакан, пожал плечами – извините, сами знаете, не пью. А Катя вспомнила, что забыла поставить на стол вяленой рыбки.
-Ну, сколько можно ждать? – возмутился Миша. Ему очень хотелось побыстрее выпить.
-Пей, а то крыша съедет. Опять в драку полезешь. Я с тобой штрафную загашу, - раздалось из прихожей.
Миша  взял стакан, посмотрел на него счастливыми глазами, выдохнул воздух, повернув голову направо, и залпом осушил содержимое. Вдруг его глаза закатились, он качнулся и упал на пол. Это произошло так быстро, что никто не успел опомниться. На шум вбежала Катя.
-Миш, ты че? Миш, ты че, спрашиваю? Миш, вставай. Вставай, а, Миш!
Вскоре на местном кладбище вырос свежий холмик.
После похорон Катю, как подменили. Прежде веселая и беспечная, она до глубины души переживала дорогую утрату.  В дом приходили соседи, утешали, сочувствовали, предлагали помощь. Но Катя только мотала головой и плакала. Это она его убила.  Это ее вина. 
Через несколько  дней Таджик робко спросил – не будет ли возражать Катя, если он уедет в город. Она посмотрела на него  с укоризной. Хозяин-барин, хочет, пусть едет, неволить не будет. А если по-человечески, по-душевному, надо бы еще немного здесь пожить, разделить горе. Таджик согласился.
А на следующее утро  в дверь постучался  Степан, милиционер.
-Таджик, собирайся в участок. Подозреваешься в убийстве Михаила. Паленую водку налил и отправил мужика на тот свет. Соседи слышали, как ты угрожал.
Катя стала кричать, что Таджик не пьет и даже не знает, где продается проклятое зелье. При чем здесь Таджик, если сама покупала водку в местном магазине.
-Ты, Кать, мне не рассказывай байки. Разберемся. И не защищай Таджика. Лучше бы о муже думала. За смерть  родного мужика другая баба убила бы. А ты… Не зря говорят, что втюрилась в басурмана. А, мож, вы договорились от него избавиться?
-Ну и сволочь ты, Степан!  Все успокоиться не можешь. Плати, не плати тебе, гаду, а желчь свою изрыгнешь.
-Я тебя могу привлечь за оскорбление должностного лица, имей ввиду, Катька.
Пока милиционер и Катя спорили, Таджик оделся и подошел к двери. Он улыбался, он был счастлив. Его посадят в тюрьму, «докажут», что именно он – отравитель. И кончатся все мытарства. После зоны выдадут справку, с которой Таджик, наконец, поедет домой.
Поздно вечером Катя пришла к Степану.
-Дурная ты, Катька, ей-богу! Чего убиваешься-то?  Радуйся, что тебя не взяли. Ведь вы втроем были. Никто не видел, кто кому наливал. Радуйся, что это Таджик, а не кто другой. Их вона сколько понаехало! Телек смотришь? Наркоту возют, травят народ. А если не наркоту, так по-другому расправляются с нами, бедолагами.
Катя вытаращила на него глаза:
-Степ, ты дурак? Степ,  ты что говоришь? Таджик, русский, еврей, Степ, все же люди!
-Иди домой. Политпросвет мне сейчас не к чему. За день намаялся.
Катя упала на колени. Крепко  обхватила  руками колени милиционера и заплакала. Степан опешил. Он попытался вырваться, но крепкая хватка не по-женски сильных рук, удерживала в плену. Наконец, он смахнул Катьку и сел рядом. Обхватил голову руками.
-Вот что. То, что ты такая дура я только узнал. Но я тоже человек. Пойми и меня – я на службе.
-Я заплачу, выпусти его! – взмолилась Катя.
-Да пошла ты, заплатит она. – Он глубоко вздохнул. – Не могу!  Не могу и все тут.
Он открыл дверь и указал Катьке на порог. Женщина зло на него посмотрела. Внутри все дрожало. Впившись в милиционера недобрым взглядом, продолжала стоять. Ей хотелось схватить что-нибудь поувесистее и запустить в Степана. Желание разделаться с гадом было необузданным, и женщина стала  шарить глазами по сторонам. Вдруг она почувствовала крепкую мужскую руку, которая тащила к выходу. Степан грубо вытолкнул ее за дверь, матерно выругался.
Спустя некоторое время Катя осознала, что оказалась на улице. Она мотнула головой,  будто хотела привести в порядок мысли. «Боже, - ужаснулась она, - я ведь могла его убить». С Мишей они прожили двадцать лет. Всякое бывало. И ругались, и дрались, и расходились. Бывало, придет в стельку пьяный, начинает выяснять отношения – и пошло-поехало. Слово за слово – скандал. Как-то Миша так ударил жену, что рассек бровь. Из раны потекла кровь, а он, злорадно обнажив кривые зубы, ушел к собутыльникам. Но даже тогда у Кати не было желания выскочить вслед и «зарыть» обидчика в землю. Она никогда и никому не желала смерти!
Мерно тикали часы. Катя посмотрела в окно. Полная луна разбрасывала бледный свет по округе. Где-то ухнула сова, близко-близко  заиграл на своей скрипке сверчок. Катя вздохнула, всхлипнула. Какая она одинокая. Раньше, бывало, Мишка уйдет в запой, несколько дней даже калачом не выманишь от такой же, как и сам, пьяни. Махнет рукой, ну и хрен с тобой, подыхай под забором! Сидела дома одна-одинешенька, терпела. А потом придет распрекрасный, учинит скандал – почему опозорила, пришла за мной со скандалом! Или – меня столько дней нет дома, а тебе  наплевать, где муж. Жизнь на вулкане. А что теперь? Нет Мишки – нет проблем! А такая тоска заедает. Катя постелила себе на диване. Она не могла спать на кровати, на которой многие годы делила постель с мужем. Вдруг за окном раздался знакомый кашель. Так противно кашлял только Степан. Она притаилась – неужели он идет к ней? Кашель вновь повторился. Катька подбежала к окну и увидела удаляющуюся фигуру. Это был Степан. Но что он мог делать здесь, на окраине деревни возле ее дома? Фигура удалялась в сторону  милицейского участка. Почуяв недоброе, женщина стала быстро одеваться.
Катя выскочила на улицу, и, крадучись, пошла  за Степаном.
В какое-то время ей показалось, что милиционер остановился и резко оглянулся. Она застыла. Степан ускорил шаг. Он действительно шел в участок. Катя так и обмерла. Что задумал этот гад? Избить, убить? Она похолодела.  Степан скрылся за дверью милицейской конторы. Женщина неслышно подошла к окну и услышала знакомый голос.
-Слышь, ты, Таджик! Одевайся и проваливай! Чтобы глаза мои тебя никогда не видели!
Щелкнул замок. Потом раздался стук по дереву. Катя выглянула из своего укрытия и увидела, как Степан ломает фомкой замок. Потом, тщательно  вытерев орудие, бросил его к ногам арестанта.
-Ну-ка, подай его мне назад.
Таджик, ничего не подозревая, взял фомку и бросил к Степану.
-Молодец. Хороший человек. Другой бы фомкой запустил в меня и сбежал бы. А ты еще и отпечатки оставил.
Таджик ухмыльнулся. В далекую Россию он приехал не убивать. Он надеялся найти работу, честно  трудиться, и  заработанные деньги отсылать семье. И ехал он не отнимать у чужого кусок хлеба – работы много везде! Даже в Богом забытой деревне нужны рабочие руки. Кто-то же должен это делать! Не Таджик, так узбек, не узбек, так армянин, не армянин, так еще кто другой. Если никому не понадобятся рабочие, все дружно разъедутся по домам. Эту тему Таджик  и Арсен обкатывали не раз. Все не могли взять в  толк – почему не радость, а злобу вызывают  в России… «Гасибатрачиры. – Таджик напряг память – или гастрибатеры…  Длинное слово какое-то, не выговоришь. Лучше по-простому – мардикоры, как говорят в наших краях».
-Слышь, Таджик, я пошел. Завтра допрос. Может, и побьют тебя. Ты готовься. Часов в десять за тобой приедут.
Степан удалился, «забыв» фомку. Таджик лег на нары и отвернулся к стенке. «Бить, так бить. Хуже не будет», - решил он и закрыл глаза.
Послышались шаги. Таджик сделал вид, что спит – наверное, милиционер пришел за своей фомкой. Плохой человек. Сломал замок, теперь скажет, что арестант пытался бежать, но схвачен на месте преступления. Чтобы еще больше  влепить. «Пусть, я ко всему готов, - подумал Таджик. -  Вот только как семья, пропадут ведь. Ничего, что-нибудь придумаю. Арсен говорил, что в тюрьмах сидит много нашего брата. Может, из кишлака кто найдется. Сообщим, чтобы хотя бы не волновались». Таджик облегченно вздохнул.  Потом нахмурился. «А что с Катей делать? Она совсем одна осталась. Хорошая женщина. Блины вкусные печет. А как смеется красиво». Он попытался отогнать ненужные мысли.  Но они лезли в голову настойчиво, нагло.  Ну, смеется, ну блины печет. Ну, красивая, большие глаза. Бывало мимо пройдет, так, словно огнем охватит. Иногда, ночами,  Таджик натягивался, как струна. Так бы и обнял ее, прижал к груди. Бедная, бедные… Живут, как  и в таджикских кишлаках, трудно, надеясь на завтрашний, может, лучший день.
-Чего разлегся, вставай скорее! – Это был Катин голос.
Таджик повернулся, неуверенно спустил на пол ноги.
-Шевелись, шевелись, Степан забыл закрыть дверь. Мы можем бежать!
Такого поворота дела Таджик не ожидал. Он замахал руками. Никуда бежать не собирается, он дождется суда, потом отсидит. И уедет к чертовой матери из России. Пойдет батрачить к своим баям. Они тоже крохи платят за работу, но он будет на своей земле, он там хозяин.
-Откуда же ты такой взялся? С голым задом, а нос задран? Вставай, сказала!
От приказного тона женщины Таджик разозлился. Да кто она такая, чтобы кричать на джигита? Где это видано, чтобы женщина решала, что ему делать? Пусть Мишей командует! От дерзкой мысли о Мише Таджику стало не по себе. «Пусть земля будет тебе пухом, извини, дорогой», - ему стало стыдно.  Он, не торопясь, встал, натянул валенки. Молча пошел к двери.
Полная луна скрылась за тучей. Земля утонула в кромешной тьме. Казалось, ночное светило верило, что эти двое и без нее найдут дорогу.
   
 
 
         X V


Оказавшись в городе, Мишель растерялась. Она не знала, куда и к кому идти. Хотелось есть. Она отыскала контейнер для мусора и робко подошла. На нее пахнуло зловонием. Мишель поморщилась. Еще  несколько часов назад она сидела в уютном ресторанчике и ела вкусные блюда. Ахмед оказался щедрым малым и заказал для девушки много еды. Если бы Мишель могла знать, что  очень скоро останется без пропитания, она бы взяла с собой пару кусочков хлеба. Но мир за границей оказался жестоким. Ее  беда, ее жизнь никому не были интересны. Ее предавали, бросали. Разве у нее на родине могли так поступить с человеком? В Душанбе тоже много жестокости, но там тебя хоть выслушают и не дадут умереть. А в родном кишлаке… Последней лепешкой поделятся.
Мишель отошла от помойки и пошла прочь. Рядом пробежала собака. Она обошла помойку, что-то отыскала и стала грызть. Посмотрела на Мишель и, на всякий случай, унесла свой кусок подальше. Видимо, уловила голодный взгляд девушки. Скрипнула дверь и из подъезда близлежащего дома вышла женщина. Она выбросила мусор и положила рядом с контейнером целлофановый пакет. Едва женщина скрылась из глаз, как Мишель прыжком рыси оказалась возле мусорки. Она взяла целлофан и побежала. За ней понеслась собака.
-Пошла, пошла вон! – Мишель топнула ногой.
Собака завиляла хвостом – да пожалуйста. Вообще-то это ее помойка. Но гостей надо уважать. Собака развернулась и отошла подальше.
Мишель уселась под деревом и заглянула в пакет. Чего там только не было – черствый  заплесневелый хлеб, сухари, недоеденные куски пирога, крошки со стола. Она жадно принялась есть, словно нашла роскошное угощение. В пакете оказалась недоеденная куриная ножка. Мишель бережно взяла огрызок и вдохнула, как ей показалось, куриный аромат. Потом лизнула,  стала грызть. Вкус курицы она не помнила с детства. Когда-то родители разводили кур. Дети ели свежие яйца, куриный бульон и просто жареную курицу. Но домочадцы не любили жареную курицу - мама не умела ее вкусно готовить. Бывало, поставит на огонь котел, нальет побольше масла, а потом поочередно две-три курицы бросает целиком внутрь. Отец предостерегал – не передержи!  Но мама не улавливала нужный момент, и из котла на божий свет появлялись обгорелые, как уголь, бедолаги. Но даже тогда это было очень вкусно.
Рядом оказалась собака. Она молча села рядом и отвернулась. Мишель вытащила кусок хлеба. С сожалением посмотрела на не догрызшую кость и бросила хозяйке помойки.  Собака понюхала угощение, посмотрела на Мишель глазами полными сожаления и не стала есть. Недолго думая, девушка схватила остатки с барского стола и положила в целлофан.
Шли понурив головы – она и дворовой пес. Вдруг собака свернула налево и взглядом повелела следовать за ней. Спустилась в подвал старого заброшенного дома. Мишель последовала за собакой. Пес лег на, казалось, давно облюбованное место. Мишель присела рядом. Вскоре она заснула безмятежным сном.
Солнце находилось в зените, когда девушка открыла глаза. Собаки не было, но рядом лежал большой мосол. Она улыбнулась – это угощение?  Кость, конечно же, грызть не хотелось и, мысленно поблагодарив пса за гостеприимство, Мишель выбралась наружу.
Ноги привели на небольшой базар. Мишель решила пройтись по рядам. В одной из лавок услышала русскую речь.
-Ну что ты такой несговорчивый? Давай за десять!
-За десять нет. За двадцать. Я купец, мой товар.
-Ладно, ни твоя, ни моя! Давай за пятнадцать!
-Хорошо! Тогда за пятнадцать с половиной! И забирай!
-Нет, дорогой, не надо. За пятнадцать возьму, а за с половиной – ищи дураков.
Торг явно затянулся. Но Мишель с удовольствием наблюдала за спором, который превратился в торговый спорт. Покупатель махнул рукой и пошел прочь. Действительно, пятьдесят центов сверху – это же грабеж!
Мишель подошла к торговцу.
-А сколько стоит вот это?
Девушке ничего не надо было, да и денег не было. Но ей так хотелось перекинуться с кем-нибудь словцом. Она не надеялась на чью-либо помощь. Но общение, пусть мимолетное, дорогого стоит.
Не надо быть психологом, чтобы понять, что покупатель ничего не купит. Продавец с любопытством разглядывал девушку.
-Это стоит очень дорого. Не каждому по карману. Ты откуда такая?
Мишель смутилась.  Не хотелось вызывать сочувствия, но и правда могла дорого обойтись – кто знает, на что способен незнакомец.
-Не хочешь, не говори.
Продавец нырнул в подсобку. Через минуту вышел и удивился, что девушка еще не ушла.
-Еще что-то надо?
-Да, - решилась, наконец, Мишель. – Мне некуда идти. Я никого здесь не знаю. Может, где-нибудь есть работа? Любая. Полы мыть или сторожить?
Продавец предложил девушке сесть. Он поинтересовался, кто она и что здесь делает. Узнав о ее беде, проникся сочувствием. Продавца звали Димой и он  с семьей живет здесь с середины девяностых. Открыл лавку, потихоньку торгует.  Родился  в Екатеринбурге, прожил там всю сознательную жизнь. Гордился образованием – кандидат медицинских наук. Жена преподавала в музучилище. У супругов два сына.  Саша – студент,  Валера - школьник.
-Сделаем так, - предложил Валера. – Ты пока погуляй, а через пару часиков приходи, пойдем ко мне домой. Там и решим, как тебе помочь.
Это была удача. Мишель заволновалась. Она поблагодарила Диму за приглашение и в приподнятом настроении пошла по торговым рядам. Проходя мимо урны, с презрением выбросила пакет с сухим хлебом. Теперь  она сможет работать и нормально жить.
Вскоре торговые лавки, как по команде, стали закрываться. Мишель посмотрела на большие часы в одной из них и решила вернуться к Диме. Какого же было удивление, когда обнаружила, что ряды, как две капли воды, похожи друг на друга. Она заметалась, бегая то по одному, то по другому ряду. Лавки закрывались, а в открытых стояли незнакомые торговцы. Она  расплакалась.
Идти было некуда, и Мишель решила провести ночь под открытым небом. Нашла укромный уголок и села на землю. Холодный асфальт вытягивал тепло. Мишель поежилась.
Недалеко выросла фигура человека с метлой. Дворник глянул на незнакомку и жестом  потребовал убираться. Мишель пожала плечами – и на улице ей не нашлось места. Она нехотя поднялась и стала искать выход. Вдруг кто-то ее окликнул.  Это был Дима. Он шел на встречу, размахивая руками, и что-то возбужденно говорил.
-Я виноват, извини. Я должен был сказать номер своей лавки. На этом базаре можно как в лесу заблудиться. Ты уже извини.
От счастья Мишель расплакалась. «Я стала много плакать», - подумала она.
Небольшая, уютная квартирка на окраине города. За столом, по-праздничному накрытым, сидели Дима, жена Надежда и сын Валера. Хозяйка дома разливала по тарелкам борщ. Потянуло специфическим ароматом. Мишель как-то раз пробовала борщ. Хозяйка магазина принесла целую кастрюлю и угостила продавцов. Видимо, дома не нашлось столько едоков и, чтобы не выбрасывать, она принесла еду на работу. Это был настоящий  красный борщ.  Предвкушая удовольствие,  Мишель невольно закрыла глаза и повела носом. Вдруг осеклась – вспомнила, чему учили ее в так называемой школе. Она выпрямила осанку, улыбнулась и сделала равнодушный к угощению вид.  Хлеб, свежий и теплый, так и просился в рот целиком. Но Мишель откусила маленький кусочек и неторопливо приступила  к трапезе. Рядом раздалось чавканье.
-Валера, не чавкай! – Надежда осуждающе посмотрела на сына. – Ешь бесшумно.
Парень улыбнулся. Но чавканье заменили слабые удары ложки по тарелке.
Надежда вновь сделала замечание сыну. Но тот махнул рукой и сказал, что условности – признак отсталости и пережиток прошлого. Спорить не стали – в доме находилась гостья.
Поужинав, все пересели на диван. Мишель рассказала о своей нелегкой судьбе. Надежда качала головой и, казалось, иногда мыслями уходила в воспоминания. Еще свежи в памяти голодные годы после развала СССР, когда на зарплату невозможно было выжить, и она вместе с мужем вышла на базар  с огромной сумкой. Разложили на асфальте хрусталь, сервизы и стали торговать. Сначала, при виде знакомых, пряталась, потом опускала глаза, а позже и вовсе стала зазывать прохожих. Голод, действительно, не тетка.
Однажды муж сказал, что едет в соседнюю страну за товаром. Надежда пожала плечами.  Дима и торговля – это вещи взаимоисключающие. Но спорить не стала – она понимала, что муж пытается любыми способами обеспечить семью, не в его правилах сидеть и смотреть, как бедствуют жена и дети. Дима взял долг и поехал за товаром. Вещи не пошли – не нашелся заинтересованный покупатель. Кредиторы требовали возврата долга. Он был в панике. Предложил  всю технику, мебель. Но с него требовали «живые» деньги. К счастью, или несчастью, умерла бабушка Надежды, оставив единственной внучке дом барачного типа. Продали бабушкин подарок. Денег едва хватило на погашение долга. И вновь нищета – квартира без мебели, ковров, хрусталя и посуды. Когда из дома вынесли полотенца и постельное белье, Дима не выдержал. Он уехал за границу, как выразился, «батрачить» и остался на чужбине. «Продержитесь, дорогие мои, продержитесь, Богом прошу. Мне надо еще немного времени, и мы снова будем вместе». Надежда старалась держаться. Несколько раз развешивала объявления с предложениями репетиторства по музыке. Но охотников устраивать пир среди чумы не находилось и она решила работать продавцом. Но и там проштрафилась – торговля не палочка-выручалочка для нуждающихся. Надежда растратилась и какое-то время работала бесплатно, чтобы погасить долг. Пришлось мыть подъезды,  убирать квартиры зажиточных людей. Некогда красивые руки с длинными пальцами, искусно бегавшие по клавишам пианино, извлекая чудесную мелодию, превратились в морщинистые ручонки, познавшие грубую работу. Но судьба сжалилась над семьей. Дима сообщил, что нашел работу и семья может перебираться на новое место жительство. Он купил торговую лавку и с помощью добрых людей научился премудростям  торговли.
-У Мишель есть опыт работы. Она же работала в магазине. Может, возьмешь ее помощницей? – спросила Надежда мужа.
Оказалось, Дима и сам об этом думал. Он искал человека, который иногда бы заменял его в лавке. Сыновья были заняты каждый своим делом, а Надежда давала уроки музыки и занималась хозяйством. Появление Мишель было как раз кстати.
Утром Мишель встала за прилавок рядом с работодателем. Она начала постигать азы торгового дела. И все было бы ничего, если бы не очередное испытание судьбы.


X V I


Крепко взявшись за руки, Таджик и Катя шли по снегу. Через каждые несколько шагов Катя предупреждала своего спутника – осторожно, здесь должна быть яма, а по эту сторону - бугорок. Таджик подумал – Катя хорошо знает каждый клочок своей земли.
Они прошли несколько километров прежде, чем Екатерина предложила передохнуть. Таджик обрадовался – нелегко с непривычки ходить по глубокому снегу. Дабы не показаться слабаком, он мужественно переносил не только холод, но и усталость. Отдых на снегу – опасное дело. Решили бодрствовать, рассказывая друг другу эпизоды из жизни. Катя первой взяла слово.
-Я родилась в деревне. Семья - крестьянская. Окончила школу. Поехала в город поступать в вуз. Провалилась, вернулась. Влюбилась, вышла замуж. Детей так и не родила. Не получилось.
Она замолчала. Впервые в жизни задумалась над сказанным.  Биография оказалась более, чем скромной.
-Слышь, Таджик, а мне и вспомнить-то нечего! Столько лет живу на земле, оглянулась – а рассказать нечего.
От обиды Катя чуть не расплакалась. Шмыгнув носом, она робко спросила:
-А ты, наверное, тоже жил просто так?
Что значит просто так? Нет, Таджик  прежде всего жил для жены и детей. Он тоже учился, не доучился, женился и обзавелся семьей. Мысли типа попусту прожитых лет  его не посещали – некогда было вдаваться в философию о смысле жизни. С утра до вечера зарабатывал на хлеб насущный. Неважно как – он всегда был при деле и приносил домой полные сумки с продуктами.
Катя понимающе покачала головой.
-Может, дальше пойдем?
Он не возражал.
К утру дошли до небольшой дороги. Встали на обочине, не зная, что делать дальше. Только сейчас женщина спохватилась – на ней была домашняя одежда. Пустившись спасать Таджика, забыла, что накинула дранную телогрейку. Ни денег, ни документов. Но женщина не пала духом. Она знала, что дорога выведет к соседнему селу.
 Вдали показался грузовик. Машина резко тормознула возле путников. Рыжий парнишка выглянул из окна:
-Могу подвезти.
Катя бросилась к машине, не веря ушам.
-Ты - ангел-хранитель, сынок! Подвези, конечно подвези!  Но у нас денег нет, но ты подвези, Бога ради! Тебе там воздастся, и она подняла глаза вверх.
Парнишка открыл дверцу и велел путникам забираться в кабину.
-Не боишься возить незнакомых людей?
-Не-а. В такую рань бандиты спят. По этой дороге автобусы два раза в день ходят. А машины – и того реже.
-Добрый у тебя сердце, малчик, – констатировал Таджик. Он повел носом и недобро посмотрел на водителя – от него несло спиртным.
Какое-то время ехали молча. Таджик не мог согреться, хотя и натянул на голову тулуп.  Катя  растирала поясницу, которая болью отреагировала на мороз.  Вдруг паренек крикнул:
-Скажите, разве жизнь справедлива? Где справедливость, я спрашиваю? – он надавил на газ. – Я люблю ее с первого класса. А она все смеялась. Говорит, слабо тебе меня содержать. Я устроился телехом к одному тут, новому русскому. Она вроде бы как потеплела, подарки принимала. Договорились свадьбу сыграть. Потом я ее познакомил со своим хозяином. Он одобрил, сказал, вкус у меня есть. А когда приехал, она уже с ним…
Катя ничего не поняла.
-Откуда приехал? Кто с ним?
-Да она, кто, кто! Она с ним, когда я приехал.
-А куда ты уезжал?
-За шинами для его машины. В город. А она с ним.
Сбивчивый рассказ-возмущение паренька  был криком души.
-Я токо щас узнал. Приехал поздно ночью, прямо к ней пошел, а она оказывается, у этого козла была. Я сел за руль. Я так успокаиваюсь. Понимаешь, я сразу за руль и… на скорости. 120 в час, 140, 160. Благо по этой трассе движения нет. А вот вы как бы поступили?
-Я? – Катя помолчала. – Я сразу кушать начинаю.
Паренек разозлился.
-Я про стресс спрашиваю. Что вы делаете, когда стресс?
Катя не ответила. Ей стало страшно – паренек вновь нажал на газ. В какой-то момент показалось, что машина взлетела ввысь, не выдержав земной скорости. Паренек силой сдавил руль, словно хотел раскрошить руками. Он зажмурил глаза и стал тащить руль на себя, вкладывая всю злость в колесо. Вдруг Катя вскрикнула – машина действительно взлетела и понеслась в пропасть. Несколько раз перевернувшись, она влетела в холмик. Паренька выбросило из кабины, а Катя врезалась лбом в стекло. Таджика спасла фуфайка, которой он накрылся с головой. После шума от скрежета металла наступила зловещая тишина.
 Таджик долго не мог прийти в себя. Наконец,  превозмогая боль в теле, он попытался откинуть Катю к спинке сиденья. Женщина застонала.  Выбравшись из машины, Таджик стал стаскивать Катю на землю. Истошный крик нарушил тишину. Катя кричала от дикой боли в пояснице. Не выдержав страданий, она потеряла сознание. Таджик подполз к пареньку. Он надеялся привести его в чувство, чтобы вместе  помочь Кате. Но паренек лежал неподвижно, устремив безжизненный взор в небо. Из рассеченной головы текла кровь, разбегаясь по лицу мелкими ручейками.
Схватившись за голову, которая болью дала о себе знать, Таджик застонал.
-Аллах! – вырвалось из груди. - Что я сделал тебе плохого, почему ты меня наказываешь каждый день и каждую минуту? Чем я тебя прогневил, что я сделал? – Он сдерживал слезы, словно боясь, что его уличат в  слабости полная Луна, звезды и вся Вселенная. Но горе искало выход. Он никогда прежде так близко не видел смерть. Потянуло тошнотворным запахом крови. Таджика стошнило. Он хватал ртом воздух, словно то был последний глоток. Придя  в себя, Таджик медленно пополз к Кате. Усилием воли он в се же вытащил женщину из машины, снял фуфайку и осторожно подложил ее под безжизненное тело.  Нелегкую ношу Таджик потащил наверх, к дороге.    Его преследовала одна мысль: «Скорее, скорее, иначе найдут, догонят и тогда…» Таджик боялся представить, что будет «тогда».


X V I I


Не думала и не гадала Мишель, что обретенное счастье будет кратковременным. Не прошло и десяти дней, как  в лавку пришел покупатель. Она стал рассматривать жакет, а когда спросил цену, посмотрел на Мишель. Широко открыв от неожиданности глаза, не дождавшись ответа, ушел. Через полчаса незнакомец пришел с человеком в полицейской форме.
-Это она! Я ее сразу узнал!
Полицейский попросил у девушки документы. Мишель развела руками. Пришлось поехать в участок.
Каково же было удивление Мишель, когда она увидела здесь сына Димы – Сашу. Студент подрабатывал в полиции переводчиком. На душе полегчало, и Мишель улыбнулась. Но Саша отвел глаза, давая понять, что не место афишировать знакомство.
Девушка рассказала всю правду. Отпираться, изворачиваться, лгать она не могла. Да и незачем было – она не совершала преступлений. Волею судьбы попала в далекие края, несясь на волне романтики. Откуда ей знать, что жизнь – не пряник, а зазевавшегося ждут  сплошные разочарования. Если бы у нее были документы, не раздумывая, вернулась бы домой. Но с беглянкой долго не церемонились – юношеская романтика, конечно, серьезная отговорка. Но убийство знатного любовника пахнет судом. Мишель пыталась рассказать всю правду, но поняла, что это бесполезное занятие.
-Он – не просто богат. Он был – самый уважаемый в стране человек. У него во многих странах гостиницы и рестораны.
«Извращенец, - подумала Мишель. – От скуки не знал, какие еще развлечения придумать».
-Я не убивала. Меня к нему привезли.  Я даже не знала, зачем привезли. Когда осталась … - Мишель, стыдливо опустила глаза. - Когда разделась, вернее, раздели…, то есть, когда, ну, впрочем, когда была голая, он схватился за сердце.
-Где это происходило? – не унимался полицейский.
-У него, в доме, - возмутилась Мишель.
-Понятное дело. Я говорю. Где это происходило – в постели или еще где? Ну, я не знаю, как он любит… - и полицай, забывшись, хмыкнул.
Саша повернул голову к окну. Ему была неприятна тема допроса. Мишель, мельком на него взглянув, тихо произнесла:
-Это было возле кровати, он даже не успел ко мне прикоснуться.
Но полицейский допрашивал с пристрастием. Казалось, не для выяснения истины, а исключительно из мужского любопытства, он пытался услышать от Мишель самые желаемые для него признания. Девушка твердила одно и то же, но страж правопорядка пытался запутать обвиняемую, чтобы вытащить-таки из нее чистосердечное признание. Он засыпал девушку такими вопросам, словно перед ним стояла закоренелая проститутка, владеющая мысленными и немыслимыми  приемами в любовном ремесле.
Не выдержав словесного натиска, Мишель расплакалась. Полицейский протянул ей бумажную салфетку. Побарабанив пальцами по столу, он тяжело вздохнул. Ладно, пусть пока идет в камеру и отдохнет.
- Хорошенько подумай! Для своей же пользы. Если бы это был обычный грешник, как мы с тобой, - он рассмеялся, - никто с ней так бы не возился. Но это был сам бог! – Он поднял палец вверх. – От правосудия никто еще не уходил. Тот, кто тебя застукал, был его слуга. Ты не только убила человека, ты лишила заработка и его обслугу. На улице знаешь, сколько человек осталось? Не хочу даже цифру называть.
Мишель увели. Саша смотрел вслед и искренне жалел несчастную девушку.
Об инциденте на рынке Дима и его семья узнала из первых рук. Надежда расстроилась – она прикипела сердцем к девушке, которая стала почти  родным человеком в доме.
-Надо  следить за ее судьбой. Я уверена, Мишель получит срок. А пока будет идти следствие, мы не должны светиться, а то привлекут еще, как соучастников. А потом, потом надо носить ей передачи. – Она вздохнула.- это все, чем мы сможем помочь.
Вздохнул и Саша. За время пребывания Мишель в их доме, он проявлял к ней повышенный интерес. Как раз днями, он собирался пригласить девушку в ресторан и рассказать о своих чувствах.
Мишель дали пятнадцать лет лишения свободы. Несчастную повезли в тюрьму, расположенную в двадцати километрах от города.


X V I I I


Сначала белый потолок показался снежным покровом. Перед глазами все расплывалось, и Катя похолодела –  неужели ее засыпало снегом? Потом она повела глазами и увидела небольшую комнату, начиненную всевозможной медицинской аппаратурой.
-Я в больнице? – еле слышно спросила она. Перед глазами появилось знакомое лицо. – Таджик, боже, мой Таджик! – Она слабо улыбнулась. – Мы где?
-Слава Аллаху, живи и в больница. – Таджик взял Катю за руку. – Аллах велик. Когда я тащить тебя по дорога, проезжать скорый помош.
Он рассказал о событиях, развернувшихся после аварии. Катя пролежала в коме почти неделю. За это время Таджика таскала  милиция. Вышли на подружку  паренька, открыли дело. Но потом почему-то все спустили на тормоза. Говорят, ухажер изменницы дал кому-то «на лапу». Дело закрыли. Даже Таджика, которого хотели упечь из-за неимения документов, оставили в покое.
-Ты воровать умеешь? – вдруг спросила Катя.
Таджик не понял.
-Я говорю, своровать немного денег можешь? Надо срочно делать ноги. – Катя еле слышно говорила. Таджик взялся за голову. Он стал раскачиваться из стороны в сторону и причитать. О чем говорит эта женщина? Воровать деньги! А потом бежать… Куда бежать, к кому бежать, как бежать? Катя даже не знает, что у нее травмирован позвоночник, и она никогда не сможет встать на ноги.
-Я, Катя, не вор. Я, Катенка, не вор. Не вор. – Его голос звучал грозно.
-Хорошо, хорошо. – Она передохнула. Чувствовалось, что с трудом выдавливала из себя слова. – Я сама найду деньги. В этом мире – если не ты, то тебя… Мы потом вернем. Обязательно вернем. Если в долг попросить, никто не даст. А взять, не спросив…  Я сама попробую. А  потом мы вернем.– Она вновь замолчала. Набрав в рот воздух, добавила. – Ты только узнай адрес больницы.
Таджик не знал, как сказать Кате о беде. Он долго молчал. Но ждать подходящего времени неразумно, и он, наклонившись, прошептал, словно его кто-то мог подслушать:
-Катенка! Я должен сказат. Ты ничего не бойся. Мы будешь жит вместе. Всегда вместе.
Катя медленно повернула голову к стенке. Милый Таджик, наконец-то! Он ее тоже любит. Какую же волю надо иметь, чтобы молчать, сдерживая чувства. В уголках глаз появились  слезы:
-И ты любишь…
Таджик оторопело посмотрел на Катю. При чем сейчас любовь? Да, она ему нравится. Он ее даже… Таджик испугался своих мыслей.
-Катенка! Мы всегда будешь вместе, не бойся. – Он обдумывал, как сообщить о беде. – Ты будеш лежат, а я хлеб искат.
Она вновь улыбнулась. Глупенький! Она не привыкла полеживать, Миша особо не давал отдыхать. Даже на  его бутылку зарабатывала Катя.
Женщина хотела приподняться и крепко обнять Таджика, но резкая боль в спине чуть не лишила чувств.
-Катенка, нелзя. У тебя позвоночник сломалас.
Это был удар. Мысленно готовясь к тому, чтобы как можно мягче сообщить о травме, Таджик,  плохо владея  русским языком, а тем более его тонкостями, сообщил о болезни, как о самом страшном приговоре. Катя вскрикнула (и  откуда только нашлись силы!),   посмотрела на Таджика глазами, полными страха, гнева и злобы. Не может быть, откуда взял этот невежа такой диагноз?  В этот момент ей хотелось убить Таджика, вытолкать за дверь, чтобы больше никогда не видеть! Но боль в пояснице подтверждала сказанное. Брызнули слезы отчаяния, горя, безысходности. Таджик молчал, боясь брякнуть очередную глупость.


X I X


В доме Мархабо   собралось много народу. Вдова  Саидмурода  давала  сорок дней со дня смерти мужа.
Дастархан не отличался обилием угощения. 
-Такие деньги посылал покойный, а она все зажала. Смотри, даже поесть нечего, - соседка Марзия была недовольна.
-Действительно, и антенна у них есть - смотрят и Иран, и Индию, – вторила другая, Солиха. - А холодильник, стиральная машина! Моей машинке, например, уже 30 лет. Еще от мамы осталась. Еле дышит, вот-вот развалится. У этой…  разве трудно было  сделать дастархан поприличней?
Собравшиеся осуждающе покачали головами.
-Женщины, а, женщины, почему вы такие злые? – В разговор вступила бихалфа. – Хозяин умер. Остатки денег она должна экономить. У нее дети, чем завтра кормить будет?
Соседушки замолчали. Но чувствовалось, что им очень хочется посудачить на эту тему. Солиха все же не выдержала:
-Апа*,  а как мы живем? Ходим к баям, работаем. Она не ходила, сидела дома. Только и демонстрировала новые халаты. То велюровый, то  кашемировый. А недавно вообще вырядилась в «Любовь принца»!
Женщины оживились. Это же очень дорогая ткань, не каждый может  себе позволить.  Все дружно перешли на обсуждение материалов, которые
появились в последнее время. Марзия похвасталась, что положила в
приданное дочери ткани, которые на заказ привез местный торговец из
Бишкека. И еще она отложила золотые украшения. В дом жениха невеста должна войти достойно.  А Манижа  просто отложила деньги – незачем собирать вещи, мода меняется каждый день. Женщины стали спорить – одни утверждали, что Манижа поступает мудро, другие отстаивали точку зрения Марзии.
-Успокойтесь, милые женщины, - вступила в разговор бихалфа. – Не надо забывать, зачем мы здесь. Погиб наш земляк. Я лучше прочитаю молитву.- Помолчав, кажется, передумала.- Вот вы про приданное говорите, экономию денег. А про новый Указ Президента слышали?
Все недоуменно подняли глаза.
-А Указ такой. Все мероприятия – похороны, свадьбы, дни рождения и прочие дела проводить очень скромно. И чтобы народу было мало.
Женщины загалдели. Как это так? Какое они имеют там, наверху, право указывать, сколько людей приглашать на свадьбу? Одних родственников в каждой семье насчитывается больше ста. А соседи, друзья?  Или вот, к примеру, сегодня – поминки. Как скажешь людям, не приходи, ты уже сто первый, нельзя, запрещено? Не прав, Президент, не прав. Это законы предков. Как же можно рубить на корню вековые традиции?
-Наговорились, повозмущались? – бескомпромиссная бихалва  подняла палец вверх. – Традиции, говорите? В традициях, на похоронах, не накрывали праздничные столы. Это сейчас каждый выпендривается, как может. Зачем тебе, Марзия, сегодня сытый  стол? Ты осуждаешь, мол, кушать нечего! Кушай дома, сюда ты пришла не на праздник. Ты пришла разделить горе с соседкой. Разве мало чего на дастархане – вон, сухофрукты,   конфеты, лепешки. Еще что надо? А на свадьбах что вытворяете? Ткань «Любовь принца» сегодня самая дорогая. А завтра появится другая, моднее, цена на вашего принца упадет. Твоей дочери еще двенадцать лет. Ей замуж выходить через четыре-пять лет. Это первое. Второе, чего набивать сундук тканями? Ненужные традиции надо изменять. Время другое. А что касается Указа, я полностью согласна.
В кишлаке билхафу уважают. Образованную умную женщину приглашают на все семейные мероприятия. У нее прекрасный голос, она грамотно читает молитвы и умело ведет беседы на любые темы. Но  то, что сейчас сказала бихалфа, не всем понравилось. Но спорить не решались.
-Если так подумать, наверное, правильное решение, – сказала Манижа.- Вот, смотрите, что получается. Мой муж послал мне деньги. Я не могу их тронуть. Отложила на обрезание сына. Знаете, ведь, сколько надо на угощение. А сама… Сама езжу отрабатывать вещи у богатых. И ем  вместе с детьми объедки. А после обрезания надо копить на женитьбу старшего сына. Дальше – среднего, младшего. Надо еще троих девочек замуж выдавать. На все  это надо копить деньги. Значит, получается, муж надрывается, чтобы проводить свадьбы?
-Или его убивают, как Саидмурода, - констатировала бихалфа.
 Женщины оживились. Разбившись на группы, стали рассказывать свои   истории. Если посмотреть со стороны, казалось, что разрушен пчелиный улей и невообразимый гул разгневанных насекомых гудел, как заводская труба.
Шум нарушило монотонное чтение молитвы. Бихалфа закрыла глаза и, раскачиваясь из стороны в сторону, монотонно произносила священные слова. Женщины замолчали. Они не слушали бихалфу, продолжая ругать себя за то, что  тратили деньги на дедовские традиции.
-Значит, что получается? На следующей неделе я должна играть свадьбу сыну. Соседей, стало быть, не приглашать? Сколько человек можно приглашать?
Все перевели глаза на Суман, молодую женщину, которая  женит старшего сына. Бихалфа замолчала. Животрепещущая тема «забила» даже молитву.
-Как ты без соседей свадьбу сыграешь? – возмутилась Марзия.- Тогда и ко мне не приходи. А то каждый раз первее всех садишься за дастархан. Не надо, я больше с тобой и знаться не буду.
Марзия была так расстроена, словно ее лишили самого дорогого на свете. Другие соседки тоже отвернулись от Суман. Они уже объявили ей бойкот. Сидящая рядом Манижа, на всякий случай отодвинулась. Отныне она презирает неблагодарную.
В комнату вошла Кумри. Она занесла поднос с горячими пирожками.
-Угощайтесь, соседушки, только что новые гости принесли.
Она разложила угощение по тарелкам и пошла на кухню. Кумри с вечера пришла помогать соседке. Чистила овощи, рис, накрывала дастархан.
Мархабо, убитая горем, все не могла успокоиться – муж был не только кормильцем, но и самым дорогим и любимым человеком. Когда ей сообщили о его гибели, она ополчилась на весь мир, словно виноваты все вокруг. Она стала резкой, злобной. Вот и сейчас, когда Кумри вернулась с пустым подносом, Мархабо набросилась на соседку.
-Какого черта, ты, не спрашивая меня, отнесла пирожки гостям? Сейчас все съедят, что я буду делать потом? – В голосе звучала тревога, будто этими пирожками она будет кормиться всю жизнь.
Кумри покраснела. Она не подумала, в обычае относить на дастархан все, что приносят гости.
-И, кстати, - распылялась Мархабо, - тебе тоже надо подумать о поминках.
Кумри обомлела. Неужели что-то случилось с Рахимой, дочерью, или с Ером? Мархабо знает и не говорит?
-Они, они… они тоже? – Слова застряли в горле. Кумри опустилась на пол.
Мархабо поправила косынку и сказала:
-Что значит, тоже! Вон уже сколько времени от них ни слуха, ни духа. Души, наверное, маются, покой не обретут.
Кумри спросила, что известно соседке о судьбе ее родных. Та отмахнулась – не надо  быть дураком, итак ясно.
Бедная женщина залилась слезами. Плач перешел в рев, на который собрались приглашенные. Бихалфа, раздвинув окруживших Кумри гостей, осторожно спросила, что произошло. Узнав о причине расстройства,  решительно взяла Кумри за руку и повела в гостиную. Пригласила всех сесть на свои места.
-Мне 78 лет. Слава Аллаху, дал мне долгую жизнь. За это время многое повидала. Когда была война с фашистами, я была маленькой. Но как сейчас помню, как пришла с фронта бумага. Писали, что мой отец без вести пропал. Бабушка и мать долго горевали. Но никто и не думал произносить слово «погиб». Они верили, что это ошибка. А когда закончилась война, отец вернулся. А у родственников сын попал в плен. Через десять лет после войны родня справила поминки. А он возьми и объявись! В Германии жил. Боялся возвращаться. Через кого-то передал письмо, мол, жив, здоров. Но в то время переписка с иностранцами запрещалась. Потом нам сообщили, что он умер.
-И что, еще раз поминки справили? – спросила Манижа.
Вопрос остался без ответа.
- Кумри, ты жди. Вернутся. Нам, женщинам, на роду написано быть терпеливыми. Жди, дочка, Бог даст, вернутся.
Мархабо стояла за дверью и слышала о чем шла речь.
«Как же, жди! Вспомнила про войну. После этой войны еще и другая была. Поубивали друг друга, как бойцовские петухи. До сих  пор многие не знают, живы их мужики или нет. – Она вздохнула, - О чем только не говорят! Поминки, похороны, шмотки – все свалили в одну кучу. И при чем здесь Указ Президента? Лучше бы издали другой указ – чтобы наши мужья не уезжали».

X X


Через некоторое время Катю из реанимации перевели в шестиместную палату. На соседней кровати лежала старушка. Она все время спала. А в часы бодрствования вспоминала свою молодость. Часто ее навещал сын Алексей Петрович, мужчина пенсионного возраста, но для своих лет достаточно подвижный.  Приносил гостинцы, нежно целовал мать в лоб и убегал «по срочным» делам.
Однажды Таджик гулял по двору больницы. Мимо проходил Алексей Петрович.
- Это твоя жена лежит рядом с моей матерью? – полюбопытствовал он.
Таджик пожал плечами.
-Понятно. Но я не про это. Если попрошу об услуге, сделаешь? На вот тебе денег, купи ей чего-нибудь молочного, сока. Я завтра не могу приехать.  Сделаешь, мужик?
Помочь больному – святое дело и Таджик согласился присмотреть за бабулей. Он купил творог, молоко, йогурт, два пакета сока. Когда принес продукты, бабушка бодрствовала. Она рассказывала очередную историю из своей жизни.
-А офицер этот был из белогвардейцев. Так я до того испугалась, что спряталась за  ширму. Сижу, как мышь, и слышу, как он хозяйку допрашивает – не видела ли она женщину в белом одеянии, в коричневых ботинках и шляпкой на голове. А та вся побледнела и покосилась в сторону ширмы. Офицер еще пару вопросиков задал и ушел. А когда я вышла из своего укрытия, та сунула мне в руки корзинку. Там  были хлеб, картошка, яички. А потом сказала, чтобы я шла куда шла. Мол, революционерки ей в доме не нужны. Я  попросила у нее одежду. Шляпку оставила, попросила выбросить. Потом добралась до своих, красногвардейцев…
Таджик положил продукты на тумбочку  .
-Ваш сын просить купит вам ето. Он сегодня не  приехать. А это сдача, - и Таджик положил под подушку бабушки деньги.
Катя при виде молочных продуктов, сглотнула слюну. Больничный паек часто не ели даже бездомные собаки. Бабуля попила сок и заснула. Таджик сказал, что пойдет по  делам, и вышел. Он  отыскал кабинет главврача и предложил свои услуги в качестве дворника. Моисей  Яковлевич обрадовался, территория больницы большая,  и дворничиха не в   состоянии все охватить.
-Оформляйся в отделе кадров, - сказал главврач.
Таджик честно признался, что у него нет документов. Моисей Яковлевич призадумался. Потом нашел решение – оформит на эту должность свою сестру, пенсионерку, которая в конце каждого месяца будет отдавать ему деньги. А за услуги будет забирать чаевые. Таджик обрадовался и этому – ему много не надо – на хлеб, молоко, макароны. Потоптавшись на месте, робко спросил, не может ли главврач сейчас выдать авансом хотя бы немного денег.
Моисей Яковлевич смерил его взглядом. Он не Христос. Пусть Таджик хотя бы пару дней поработает, потом  он что-нибудь придумает. Через два дня Таджик пришел за деньгами. Моисей Яковлевич вздохнул и вытащил из кармана немного денег.
В магазин Таджик летел на крыльях. Он купил молока, хлеба, баночку йогурта, маленький пакетик сока. Радостно отворил дверь палаты. При виде Таджика с пакетом, Катя отвернулась к стенке, опять гостинцы для бабули! Она не хотела выдавать голодные глаза.
-Катенка, смотри, я тебе принес.
Надо было видеть состояние женщины! На радостях она непроизвольно потянулась, желая подняться. Но резкая боль вернула ее в действительность. Катя застонала. Рука все же упрямо потянулась к пакету  с молоком. Она разодрала  упаковку и стала жадно пить. Таджик смотрел на нее счастливыми глазами и, казалось, не она, а он пьет чудесный напиток.
В палату вошел Алексей Петрович. Бабушка спала. Он положил на  тумбочку продукты,  старые отправил в сетку и попросил Таджика выбросить.
-Ни черта не ест.  Все испортилось.
Он не стал будить мать и ушел, сославшись на дела.
-Ты украл? – Катя  выжидающе посмотрела на Таджика.
Он улыбнулся. Нет, заработал за два дня. Она помрачнела – Таджик ничего ей не рассказывал о работе.
- Зачем скрыл от меня?
Он снова улыбнулся. Хотел сделать сюрприз. Натянутые отношения выровнялись.
-Я должна была знать, - сказала Катя.
-Я не должен тебя спросит, - огрызнулся Таджик. – Ты женщина. Ты кушай, я буду носит.
Он взял пакет с бабушкиными продуктами и вышел. Поведение Таджика озадачило Катю. Она не привыкла к подобной заботе.
Подойдя к мусорному контейнеру, Таджик постоял, не зная, что делать с продуктами. Обычно, он ничего не оставлял недоеденным. А выбрасывать продукты – грех! Рядом пробежала кошка. Он выложил содержимое на землю и посмотрел на бездомную тварь. Существо делало вид, что ему нет дела до человека, хотя боковым зрением кошка за ним все же наблюдала.
-Кушай,  я бы и сам кушай. Но я лучше заработай.  – Он решительно зашагал прочь.
На следующий день Таджик вновь подметал двор больницы.
-Эй, мужик, поди сюда. – Это был Алексей Петрович. – Я спросить хотел. Ты где живешь?
Вопрос застал врасплох. Таджику не хотелось вводить случайного знакомого в бытовые проблемы. Он помялся, не зная, как уйти от ответа.
-Я спрашиваю, ты далеко отсюда живешь, в каком микрорайоне? Я к чему это. Скоро должны выписать мать,  я живу далеко, каждый раз не могу возить продукты. Мог бы ты  ей из молочного магазина носить кефир там, молоко? Я буду платить за услуги.
Видя, что Таджик не может въехать в ситуацию, Алексей Петрович сказал, что живет со своей женой отдельно от матери и что обе дорогие ему женщины не разговаривают друг с другом около тридцати лет. Приработку Таджик обрадовался и, коли,  нанимается на работу, то считает необходимым сказать правду.
-Я жить в котельня больница, - признался он. – Моя нет дома.
Алексей Петрович вскинул бровь. А жена? Тоже живет там?
-Нет, мы еще не знать куда пойдешь жить, - обреченно вздохнул Таджик.
Обстоятельства была не на стороне Таджика. Бездомный помощник не устраивал.  Но устраивала его честность, Алексей Петрович в этом убедился. До того, как его мама попала в больницу, за ней ухаживала знакомая. Но Алексей Петрович  заметил, что из дома стали исчезать сначала безделушки, а потом и ценные вещи. Пришлось отказаться от услуг работницы. Не находя выхода, Алексей Петрович неожиданно для себя выпалил:
-А вы живите пока у мамы. У нее две комнаты. Там придумаем что-нибудь.
Это было везение. С прекрасным известием Таджик пришел к Кате. Та замахала руками – ни за что! Бабуля на ладан дышит. Вдруг умрет, потом на них свалят, дескать, отравили, убили или еще что. Таджик призадумался – Катя была права.
Узнав о причине отказа, Алексей Петрович решил поговорить с Катей.
-А куда вы пойдете?
Катя усмехнулась. Не пойдет, а, в лучшем случае, поедет в инвалидной коляске. Женщина призналась, что и сама не знает, как будет жить дальше. О своем горе написала двоюродной сестре. Думает, что она что-нибудь предпримет.
-Вот и прекрасно! Пока объявится ваша сестра, вы поживете у нас. –Алексей Петрович произнес это тоном, не допускающим возражения.
 Молчание означало согласие.
Через десять Катю выписали. Алексей Петрович позаботился о том, чтобы Марию Степановну, мать,  выписали в один день с Катей. Так беженцы обрели новый дом.


X X I


Мишель сообщили о предстоящем свидании с родственником. Она удивилась, откуда  здесь родня?  Когда вошла в комнату, где заключенные встречаются  с родными, обрадовалась – ее ждал Саша. Мишель бросилась ему на шею. Она плакала и роняла на его шею слезу за слезой. Влага щекотала, но Саша, обняв девушку, стоял неподвижно, словно боялся спугнуть райскую птичку.
-Саша, хорошо, что ты пришел. Они все злые, грубые. Меня посадили с преступниками. Что они там делают! Саша, забери меня, забери меня, Саша! - Она еще крепче обхватила его шею, давая понять, что если он и уйдет отсюда, то только с ней, как с сиамским близнецом.
Саша успокаивал, говорил утешительные и нужные слова. Наконец, Мишель отпустила юношу и села на узкую обшарпанную кровать.
-Я хочу тебе многое рассказать. Я должна тебе все рассказать, - взахлеб произносила она.
-Расскажешь, у нас есть время. А пока поешь, мама прислала всякие вкусности…
Он вытащил из сумки пакеты со съестным. Мишель открывала пакет за пакетом и забрасывала в рот все подряд. Саша смотрел на исхудавшую девушку и нервно «сглатывал» комок в горле.
-Я должна рассказать. А то сейчас ты уйдешь. Я должна рассказать, - говорила она с набитым ртом, впрочем, не желая прекращать трапезу.
-Успеешь,- спокойно ответил Саша. У нас впереди целые сутки.
Мишель замерла. Она сразу посмотрела на кровать и целиком проглотила содержимое во рту.
-Ты останешься ночевать? А где ты будешь спать?
Саша понял, о чем беспокоится девушки. Он показал на пол. Чтобы получить длительное свидание, ему пришлось дать взятку. Его оформили, как мужа.
Мишель повела рукой из стороны в сторону.
-И ты туда же! Я тебе верила.
-Я не туда же, - нервно ответил Саша. – Я хочу тебе помочь. Но прежде ты поешь, потом расскажешь о своей здесь жизни. Сама же хотела! А потом я тебе предложу свой план.
Мишель выпила сок, вытерла тыльной стороной ладони губы и всем корпусом развернулась к Саше.
-Мне здесь плохо. Одни убийцы. Они такое про себя рассказывают. А что делают друг с другом… - Мишель покраснела. Ко мне одна там приставала. Я отказалась, меня избили.
Мишель рассказала подробности. Она говорила с такой легкостью, словно речь шла о благовидных делах. Саша слушал и отметил, что  женский деспотизм, вероятно, несоизмерим с мужским. Он где-то читал, что в гневе женщина может быть подобна мужчине, но при этом присоединяются коварство и месть – гремучая смесь, которая может сразить противника наповал.
Когда пар был выпущен, Мишель пересела со стула на кровать и призналась, что очень хочет спать. В планы Саши не входил такой поворот дела. Он рассчитывал, что ночью они проведут в разработке намеченного плана.
-Нет, Мишель, спать будешь потом. А пока послушай.
-Тогда можно я лягу? – спросила Мишель.
Саша пожал плечами. Если Мишель ляжет, она заснет. Надо было взбодрить девушку.
-Если ты заснешь, я лягу рядом.
Мишель сразу пересела на стул. Улыбнувшись, Саша взял ее за руку.
-Милая Мишель, я давно хотел тебе сказать, что ты мне нравишься. Но тебя упекли! Я остался наедине со своими чувствами. Это хорошо, что ты запала мне в душу. Только любящее сердце может идти на невероятные поступки, понимаешь?
Мишель смотрела на Сашу недоверчивыми глазами.
-Милая, нежная, Мишель. Я вынужден сказать тебе о своих чувствах, так как иначе ты не примешь мой план всерьез.
Он  придвинулся к Мишель еще ближе. Посмотрел на дверь, оглядел потолок – хорошо, что нет камер слежения.
-Я все продумал. От тебя требуется четко выполнить мои инструкции. – Саша улыбнулся. Он  сам стал говорить «по инструкции».
-А если поймают? – Мишель недоверчиво посмотрела на спасителя
-Не поймают.  Ты не такая важная птица.
-Важная, - обиженно ответила Мишель. Несмотря на сексуальные домогательства женщин, что ее особенно оскорбляло, она чувствовала свое превосходство над другими. Она не какая-то там убийца. Она убила известного, уважаемого и богатейшего человека. А это в преступном мире – авторитет.
-Не поймают. Твою жертву, прежде чем похоронить, вскрывали. Он умер от обширного инфаркта. А до этого у него был микроинфаркт, который перенес на ногах. В смерти такого человека лучше признать, что его убили, нежели, что он скончался от прелюбодеяния. Это все я узнал из достоверных источников. Поэтому ты особо не гордись своим авторитетом.
Мишель обрадовалась – значит, ее реабилитируют и выпустят?
-Сейчас! Какой суд признается в ошибке? В лучшем случае, тебя выпустят на свободу раньше срока.  И еще одна деталь. Оказывается, из вашей страны в тюрьмах сидит чуть ли целая армия проституток. И вроде бы на дипломатическом уровне идут переговоры об их амнистии. Вроде их собираются вывезти домой.
У Мишель загорелись глаза. Ее интересовал вопрос – отправят бесплатно? А можно ее действия переквалифицировать под проституцию? Она покраснела. Саша засмеялся, откинувшись на стул. Девушки не знают, как избавиться от этого ярма, а она добровольно хочет записаться в жрицу любви.
-Ты вообще знаешь, что такое «мужчина»? Судя по твоему поведению, ты еще нераскрывшаяся роза.
Мишель не понравилась фамильярность Саши.  Если бы он мог знать, что она лишилась невинности самым скотским образом.
Для разработки плана не понадобилась вся ночь. Обговорив детали,  заговорщики стали укладываться. Саша бросил на пол подушку и прямо в одежде растянулся на полу. Мишель долго не решалась лечь, помня об угрозе пристроиться рядом, если она заснет. Саша отвернулся к стенке и проворчал:
-Ложись, спи спокойно. Я шутник, люблю над девчонками прикалываться. И не насильник. Еще закричишь…  Кто потом нас отсюда вытащит? Спи уже. – Он  протяжно зевнул.
Утром сокамерники встретили Мишель злобно. Душила жаба – убила богатого чморика, а ей свидания с ночевками дают!
-Ну, расскажи, как ночка свистела! – Усевшись поудобнее на кровати, Джулия приготовилась слушать. Мишель не ответила.
-Они после бурной, кхе-кхе, ночки с нами разговаривать не хочут, - не унималась Джулия. – Смотри, какой кайф – за мокруху еще и поощрения дают. А я-то, дура, за убийство мухи отсиживаю и ни-ни, даже на полчаса не пускают родню.
-Заткнись ты, эмигрантка! Твою родню из Венгрии кто сюда пустит? Шенген надо делать, а кто сделает преступнице? -  Морна расхохоталась.
-Гнида!- заорала Джулия.- Гнида ты! Если бы не подстава, сидела бы я здесь с вами! Меня, между прочим, замуж звал один богатый…
Морна рассмеялась. Здесь всех подставили, сказала она. Нет ни одного заключенного, который сидел бы не по ошибке. И всех замуж звали алигархи.
-Вообще я тебе вот что скажу. Вы, цыгане, всех достали! Говорят, в Венеции все женские тюрьмы вами забиты.
Прыжок пантеры и возле Морны оказалась разъяренная Джулия. Женщины схватились в жестокой схватке. Катаясь по полу и визжа, как поросята, они оказались возле ног Мишель. В жестокой схватке Морна ухватилась за ноги Мишель и стащила ее вниз. Перепутав предмет своей мести, она выпустила Джулию и стала бить Мишель. Открылась камера, и два надзирателя уволокли дерущихся из камеры.
-Эй, Джулия, скажи, что Мишель не виновата, - заорала Назрин.
-Еще чего! Этой суке и свидания, и благодарности. Пусть докажут. – Она поправила на голове волосы. – Мразь! Пусть только вернется. Выдеру! Недотрога!
Сокамерницы отвернулись. Никому не хотелось вступать в спор. Знали, у Джулии взрывной характер, учинит драку и чудесным образом выйдет из воды сухой.
Морна и Мишель стояли лицом к стенке.
-Эту в сорок шестую, а ту в сорок пятую, - раздался голос надзирателя.
-Посиди пока здесь, – громко сказала надзиратель.  Войдя вслед за Мишель в камеру, плотно закрыла за собой дверь. – Ты в рубашке родилась. Тебе Бог помогает. Я должна была этой ночью устроить тебе побег. Первая часть плана разрешилась сама. Теперь вторая, основная.
Мишель смотрела на надзирателя ничего не понимающими глазами. С Сашей разрабатывали другой план: надзиратель должна появиться в другой ситуации.  Она немного стала понимать чужой язык, но говорить не всегда решалась.
-Чего моргаешь, словно в глазах песок? Радуйся, что сегодня праздник и все в стельку пьяные. Ночью мало кто окажется на месте.
-Как это? Тюрьма же!
-Ну и что! Тюрьма. А кто будет работать за «спасибо»? Пусть зарплату увеличивают. Вот, даже сигнализация не везде работает. – Вдруг опомнившись, надзиратель строго посмотрела на Мишель – ладно, разболталась мне. Не твоего ума дело. Лучше слушай внимательно. Я принесу тебе униформу, как у меня. Будь готова в восемь часов. Я зайду, и мы пойдем.
-Куда? – похолодела Мишель.
-Туда! – разнервничалась  надзиратель. – Твое дело молчать. И вот еще что. Если кто-нибудь с тобой заговорит по дороге, не отвечай. У тебя сильный акцент, сразу себя выдашь. Помалкивай, я сама улажу.

   
В назначенное время Мишель надела форму надзирателя. Они тихо вышли из комнаты и направились к выходу. В это время в коридоре действительно никого не было – наступало время ужина, и каждый больше думал о желудке и предстоящем веселье по случаю праздника, чем о  бдительности на рабочем месте.
Выйдя на улицу, заговорщицы встали на углу здания. Подъехала грузовая машина.
-Друг, подвези нас. Ты все равно едешь в город?
Водитель недовольно посмотрел на женщин.
-Не положено. Пропуск нужен.
-Мне-то, какой пропуск? Я же здесь работаю.
Водитель не желал продолжать разговор. Насвистывая, он пошел своей дорогой.
-Эй, я заплачу. Как за такси, слышь? Надо домой скорее, праздник ведь.
Водитель замедлил шаг. Спросил, сколько даст. Торговаться не стали. Женщины влезли в машину.
-Возле проходной пригнись,- сказала Мишель надзиратель.
Машина остановилась возле ворот, водитель предъявил охране пропуск. Постовой взглянул на улыбающееся лицо надсмотрщицы.
-Опять без пропуска? Последний раз, слышишь? Больше пропускать не буду.
-И не надо. А я не дам тебе заработать. Передачки заключенным сам носить будешь. А если в общак не  поступит чай, водка и наркота, она с тобой сам знаешь что сделают.
-Ты меня не пугай! Ты не одна в этой связке. Здесь такая система –правительство так супер работать не может.
Водитель занервничал. Он выразил недовольство разборками на выезде.
-Короче, философ, ты меня понял, да? Передачки – это одно. А вот поставлять всем вам девок-заключенных, моя обязанность. Ты, кажется, нет-нет, да пользуешься моими услугами? А, хмырь? – Надзиратель, чувствовалось, лезла в бутылку.
-Ладно, развела базар. – Постовой не хотел усугублять отношения с поставщицей женского товара. - Ладно, езжай.  Шуток не понимаешь. Хотя по блату могла бы телок не после начальничков водить, а свеженьких… - Он сладострастно улыбнулся, словно перед ним выстроили на выбор десяток стройных жриц любви.
Водитель резко надавил на газ. «Идиоты!» - выругался он мысленно. Одна под сиденьем сидит. Другая без пропуска едет. Третий  нашел место свои плотские желания обсуждать. Сейчас по закону подлости  появится четвертый и  начнет шмон. А ему этого не надо. У него  в укромном местечке кузова лежат передачки из зоны на волю. И списки нужного товара -  чая, спиртного, наркоты, ножичков. Водителю под шмон попадаться не в кайф.
В условленном месте беглянку ждал Саша. Он поблагодарил надзирателя за услугу.
-Как договаривались, вот остаток суммы, - сказал он, протягивая пакет. Женщина сунула деньги в карман и сказала:
-Пересчитывать не буду. Надеюсь, ты не шутник.
Саша развел руки и сделал недоуменную мину. Он не дурак.
-А теперь побыстрее сваливайте. Скоро очухаются и начнутся поиски.
Мишель задрожала.
-А если найдут, мне впарят срок?
-Если хорошо спрячешься, не впарят. Скоро ваших амнистируют. Тебя под шумок к ним припишут. Не ты первая сбегаешь, просто особо не афишируют. Ладно, разболталась я с вами. И еще. Если и поймают, советую про меня рот не открывать. Предательство сами заключенные не прощают. Посадят второй раз, вряд ли живой выйдешь.  – Она искусственно улыбнулась. Кривые зубы еще больше подчеркнули  некрасивость лица.- Шмотки принес?
Заговорщики зашли в подъезд близлежащего дома, и Мишель переоделась в принесенную Сашей одежду. Получив свое обмундирование назад, надзиратель, не попрощавшись, ушла. За углом стояла машина. Саша посадил девушку на заднее сидение:
-Надень парик, накрась глаза посильнее и одень очки.
Он бросил на сидение еще один пакет и сел за руль. Мишель сделала, все, что просил Саша. Вскоре у нее закружилась голова. Диоптрические очки сказались на здоровье.
-Терпи, других не было. Хотя…, можешь сейчас и не надевать, а вот когда въедем в город или будем проезжать мимо поста, надень.
Машин на трассе было мало. В основном, встречались фуры. Вдали показалась полицейская будка.
-Очки! – скомандовал Саша. – Полиция.
Мишель надела очки, опустила голову. Постовой остановил машину, заглянул внутрь. Он долго рассматривал Мишель, а потом попросил ее выйти. Саша напрягся. Мишель неуклюже вышла, и чуть было не упала –подкосились ноги.
-Мадам, не могли бы вы повернуться? – попросил полицейский.
Мишель неуклюже потопталась на месте.
-Похожа, - сказал представитель правопорядка и попросил девушку следовать за собой.
-Можно вашу спутницу на минутку?
В маленькой комнатке на стуле лежал сверток. Полицейский вытащил из него новые женские брюки и сказал:
-Примерь, пожалуйста. Ты комплекцией похожа на мою женщину. У нее день рождения и я хочу сделать ей сюрприз. Если подойдет, я завтра, после дежурства, сразу поеду к ней. А если нет, в магазин, поменяю.
Мишель залихорадило. Казалось, ее обдали ледниковой водой. За эти несколько минут, которые шла к  полицейской будке, девушка чуть не сошла с ума. Казалось, она проживает последние мгновения жизни смертника, ведущего на казнь. Несколько минут! Оказывается, нет ничего страшнее предсмертных мгновений. Этот миг показался целой жизнью, в которой словно на сцену после спектакля вышли все действующие лица. Она встретилась со всеми родными, близкими, друзьями и врагами. Она прожила  детство, отрочество, юность. Мишель показалось, что душа вырывается из груди и ее невозможно остановить. Она посмотрела на небо, пытаясь в бескрайней глубине увидеть хотя бы тени близких людей и  воззвать к помощи. Но кроме звезд, посылавших холодный расплывчатый свет сквозь ее  очки, она ничего не увидела. Кружилась голова, закрылся нос, по макушке поползли мурашки. Она рьяно стала расчесывать парик, который чуть было не остался в руках.
К счастью, полицейский был занят подарком и не обращал внимания на Мишель.
-Надень, я отвернусь, - сказал он.
Брюки оказались впору.
-Еще раз извини и спасибо, - удовлетворенно отметил страж, рассматривая ягодицы девушки.
-А говорят двух похожих фигур не бывает. Ты сама-то, где живешь, красавица?
Девушка промолчала. Полицейский вывел Мишель и подвел к машине. Он держал ее под руку так галантно, словно пригласил вальсировать на балу.
-Спасибо, подошло.
Пока Мишель была в комнатке полицая, Саша передумал многое. Он приготовил отвертку, маленький ножичек на случай самообороны. Мысли путались,  в голове созревали план за планом. Он не знал что делать!
Мишель плюхнулась на сидение. Саша завел мотор. Машина не тронулась. Казалось, и у этого механизма была душа, которая не могла прийти в себя от происходящего. Полицейский подтолкнул машину, и та завелась.
-Ну, скорее, - шептала Мишель.- Ну же! Скорее!
Машина мчалась с огромной скоростью. Саша  ни о чем не расспрашивал. Страх присущ женщинам, но на этот раз  это чувств приобрело мужское лицо. Саша трусил не за себя. Втянув девушку в чудовищно рискованное дело,  он боялся провалить операцию  на подступах к воле.


X X I I


Двухкомнатная квартира Марии Степановны была просторной. Катя  заняла комнату поменьше, в зале расположилась Мария Степановна, а Таджик спал на диванчике в прихожей.
Будни жильцов квартиры шли монотонно. Таджик смастерил Кате инвалидное кресло – к стулу приделал колеса от старых велосипедов и, таким образом, она могла передвигаться.
Рано утром Таджик уходил на работу. Кроме  должности дворника, он устроился грузчиком в  магазине. Домой приходил поздно, еле передвигая ноги. Но Таджик не расслаблялся – у него много работы по дому. Катя чувствовала себя неуютно. Однажды сказала:
-Собери немного денег, отправь меня к сестре. Я с ней буду жить. – На глазах появились слезы.
Таджик нежно ее обнял.
-Катенка,  сколко раз ти писал  сестре? Четире раз. Ответ пришел? Не нужен ти сестре. Твоя со мной плохо?
Она уткнулась носом в его грудь. Конечно, же ей хорошо с Таджиком! Но чувствовать себя беспомощной и быть обузой на шее чужого мужчины не в ее правилах.
-У тебя своя жизнь. Ты должен найти своих, вернуться домой. Так и будешь всю жизнь со мной маяться?
Таджик ответил, что Аллах велик и им обязательно улыбнется счастье.
Больше Катя не затрагивала больную тему.
Однажды Мария Степановна сказала Кате:
-Я борщок сварила. Без свеклы, конечно, где ж ее взять, Таджик забыл купить. Но борщок вкусный. Поехали.
Она поковыляла на кухню.
Борщ был действительно вкусным.
-А, что, мой сынок не приходил? – хитро сощурив глаз, спросила старушка.
Катя пожала плечами. Ей хотелось соврать, что, мол, приходил, но в это время Мария Степановна спала.
-Ладно, не мучайся, чтобы соврать. Не приходил, знаю. Старые люди детям обуза. Так и ждут, когда их родители на тот свет уйдут. Да я и не  в претензиях. Он сам уже пенсионер. Устает ездить туда-сюда. Я ведь, Катюша, еще несколько лет назад сама себя обслуживала. А сейчас вот маята-то, ничего не могу. Даже  еду сготовить не могу. Не знаю что за болезнь такая – вдруг слабею и  надолго засыпаю. А потом  наступает слабость.
Катя молча ела борщ и слушала. Действительно, Мария Степановна больше спала, чем бодрствовала.
-Ну,  сын-то  неплохой. Он меня любит, заботится. Хотел из больницы к себе домой повезти. Я – наотрез! К снохе, этой гадюке? Нет, лучше повешусь. Она мне столько крови за жисть попортила, что вспоминать не хочется.
Мария Степановна шумно отхлебнула с ложки.
-Она, эта змея, сына на меня натравливала. И он со мной скандалил! Я их выгнала из своего дома. С тех пор она даже  на пороге не появляется. Дрянь! Потом я сама себе сказала: Мария Степановна, ну она дура, это понятно. Но ты-то взрослая, умудренная опытом женщина. Ты-то почему этот барьер не ломаешь? И я решила наладить отношения. Пришла к ним как раз на день ее рождения. Купила с пенсии духи, торт и пошла. Она сначала хорошо приняла, ничего не могу сказать. Но все же выпустила яд, тост произнесла, сказала, хорошо, что Мария Степановна пришла в гости, старость близится, надо, мол, мосты налаживать. Раньше она меня мамой называла, а тут – Марией Степановной я стала. Ну, меня ее слова, как ножом по сердцу. Я, когда уходила, сказала – у меня-то есть сын, есть кому старость поддержать, а у тебя детей нет. Ты вот до моих годков доживи, а я тебе с того света ручкой помашу. Сказала и хлопнула дверью. Слышу, она Алеше кричит – сам к своей старой ходи, пусть она больше в нашем доме не появляется.
От услышанной истории, Катя перестала есть.
-Ты ешь, ешь. Злая она, гадюка. Вот знает ведь, что  болею, что вот-вот бог приберет. Нет, не приходит. Даже один телефонный звоночек не сделает. Вот помру с обидой в сердце, она же всю жизнь маяться будет! Жизнь за меня отомстит.
-Да, невеселая история, - вздохнула Катя. – Зато сын у вас хороший.
-Ну, хороший, да. А вот за мать постоять не может. – Мария Степановна помолчала. – Вот у тебя тоже детей нет, это плохо. Таджик поживет, поживет и уедет. Он мужик молодой, здоровый, что он всю жизнь будет здесь батрачить? Тем более у него, говоришь, большая семья. Надоест. Он даже не муж тебе.
Катя отложила ложку. Обидные слова сильно кольнули. Она сама это знает, и каждый раз старается отогнать невеселые мысли.
-Знаю. Я уже думала об этом. Я, Мария Степановна, письмо батюшке в приход написала. Чтобы  помог в монастырь пристроить.
Мария Степановна так и всплеснула руками.
-Монастырь? – Она растерянно огляделась. Казалось, ее волновала не столько судьба квартирантов, сколько предстоящее одиночество.
- А как я? Нет, ты, Катерина, живи со мной. Как же ты меня бросишь? И он, Таджик твой, пусть тоже живет. А если и уедет, так мы с тобой, две половинчатые бабы, неужто не проживем?
Раздался дружны смех. Двум полубабам понравился только что начертанный план.
-Ты живи, какой-такой монастырь-то? Я, если хошь, могу перейти в твою комнатку, а ты на мое место, здесь просторней.
Катя замахала руками, зачем ей лишняя площадь? У нее маршрут не длинный – от кровати до окна и обратно.
Мария Степановна вдруг закрыла глаза, и сразу раздался храп. Проснувшись от собственного «хрюканья», она сказала:
-Пойду маленько вздремну.
Это «маленько» длилось три часа.
Таджик пришел поздно вечером. Он улыбался, пританцовывал. Подойдя к Кате, присел на корточки.
-Катенка, я нашел! Я нашел своих! Здесь, рядом, земляк строить болшой дом. Он бизнесмен. Мне главврач болница сказал. Завтра пойду.
Катя улыбнулась, хотя внутри почувствовала некий дискомфорт. Конечно, она рада, что Таджик нашел своих. Но она не думала, что их совместная жизнь так быстро закончится. Это означало, что очень скоро он ее покинет. Вернуться в родную деревню боялась, сестра не отвечала на письма, а жить со старушкой в таком состоянии, по крайней мере, несерьезно. Хорошо, что написала батюшке. Монастырь – вот ее место. Она вздохнула. Если бы раньше ей сказали, что ее жизнь круто измениться, она бы рассмеялась. Но пути господни неисповедимы.
-Ты не рада, Катенка?
-Почему же, рада. Тебе хорошо, ты теперь будешь среди своих. Твое одиночество закончилось. Тебе-то хорошо.
Таджик заглянул в ее влажные глаза.
-И тебе хорошо. Ти тоже будешь с нами.
Она махнула рукой и отвернулась.
Катя долго не выключала свет. Сон не шел, в голову лезли невеселые мысли. Таджик тоже не спал.  Он сидел в глубоком раздумье. Из соседней комнаты послышался кашель. Таджик выключил свет и вошел в Катину комнату. Он подошел к кровати. Указательным пальцем правой руки бережно стер слезу на Катином лице.
-Потерпи, дорогой. Немного терпи. Я обещать, будет хорошо.
…Мирзо, высокий крупный мужчина лет сорока встретил Таджика без особой радости. На стройке таджиков много – половина – его родня. Остальных, наемных, нанял на базаре.
-На втором этаже найдешь Хамрокула, он за старшего. Скажешь, я прислал.
Хамрокул поинтересовался, что умеет делать Таджик. Подвел к двум другим ребятам и представил нового рабочего.
-Питание наше, зарплата раз в квартал.
На радостях Таджик даже не поинтересовался, какая у него зарплата Он смело взялся за кирку.
Работать приходилось допоздна. Поначалу Таджик приезжал домой в два часа ночи. В шесть утра вновь отправлялся на стройку. Такой темп сказался на производительности труда и Хамрокул выразил недовольство. Теперь Таджик стал ездить домой раз в неделю.
Катя держалась молодцом. Она старалась привыкнуть к мысли, что это начало конца. Сейчас Таджик приходит раз в неделю, потом будет появляться раз в месяц, а потом и вовсе исчезнет.
Но как-то в один из выходных дней, Таджик пришел с незнакомым мужчиной в тюбетейке.
-Катенка, иди умойся, ноги помой, одевать чистый платье. Женится будем.
Катя заморгала глазами.
-Катенка, - продолжил Таджик – он – мулла. Это как ваш поп. Женится сделает.
Она рассмеялась. Таджик делает ей предложение? Он даже не спросил ее согласия, привел муллу и собирается жениться?
-А ты меня спросил? Хочу ли я за тебя замуж? Ты же женат! Я, что, вторая жена?
Смех перешел в нервный хохот. Таджик виновато посмотрел на муллу и тот учтиво прошел на кухню. Закрыв за ним дверь, Таджик сказал:
-Катенка, ты одна. Ты больной. Из-за меня больной. Ты не можешь жить одна. Ты должен жить со мной.
К подобному обращению эмансипированная Катя не привыкла. Она любит Таджика,  не представляет своей жизни без него, но не может понять его поведения – Таджик все решения принимает самостоятельно.
-Я не знаю как там у вас, но у нас с женщинами советуются, считаются. Привел попа, жениться буду! – Она раскраснелась. – Двоеженец проклятый!
Это было слишком. Таджик подошел к Кате вплотную и приказным тоном сказал:
-Поехали в ванную. Моешься будешь. Перед Аллахом чистой будешь.
Она посмотрела на него с удивлением, сникла, съежилась.
-Жениться, так жениться. Вези в ванную.
Они сидели вдвоем напротив муллы, который читал молитву. В конце обряда протянул им чашку с водой и предложил  выпить.
-Живите счастливо, теперь вы муж и жена.
Мулла раскланялся и ушел. Таджик пошел его провожать. После обряда Катя почувствовала какую-то легкость. Хотелось взлететь ввысь и парить в воздухе, как птица. Она была счастлива.
Пришел Таджик и впервые нежно поцеловал в лоб.
-Ти рад?
Она обняла новоиспеченного мужа.
-Я очень «рад», – дрожащим голосом передразнила она.
-У меня пока нет подарка, нет колцо. Подождешь?
Она еще крепче обняла мужа.
-В кольце теперь ты. Попробуй, выберись!
На шум вышла Марья Степановна. Удивилась, глядя, как Таджик тащит диван в Катину комнату.
-А, надоело одному спать-то? Давно пора, – сказала старушка и хихикнула. – Сколько раз говорила, спите уже вместе.
-Сейчас настал пора, - сказал Таджик.
Перед сном Таджик придвинул стул к Кате.
-Ти теперь мой жена. Но у тебя траур. Я буду спат на диван. Когда скажешь, буду спать с тобой. Можно?
Она потянулась к нему и чуть не упала со своего кресла.
-Таджик, он умер. Я его любила, и тебя любила. Ты ведь можешь любить двоих? И я могла. Но он умер. Я его не верну. Моя боль душевная, понимаешь, Таджик? Я всю жизнь буду его оплакивать. Но его не вернешь.
Таджик взял чистое постельное белье, застелил койку, бережно перенес на нее Катю. Выключил свет и разделся сам.
Если бы существовал прибор, замеряющий энергию  этих влюбленных во время близости, Солнце в эти минуты  могло бы отдыхать.

Спустя три месяца Таджик решился узнать насчет зарплаты. Хамрокул обещал выдать вечером и сдержал слово. Он отсчитал новенькие зеленые купюры, от вида которых в глазах Таджика зарябило. Никогда прежде он не держал в руках доллары. Глаза заблестели, и он почему-то поднес их к носу, желая понюхать и вдохнуть несуществующий запах. Дрожащими руками он положил их во внешний карман, потом  переложил во внутренний.   Подумав, снял туфли и засунул их под стельку.
-Ты еще в задницу засунь, - сказал наблюдавший за ним Олим.
Таджик не обижался – пусть кто что хочет, то и говорит. Зато теперь он, наконец, почувствовал себя настоящим мужчиной, способным зарабатывать деньги.
Рядом раздался голос Олима:
- Эй, кто там хочет домой деньги отправить? Сдавай!
Трое рабочих протянули деньги.
-А ты, так и будешь нюхать деньги? Семье не отправишь?
Таджик был на седьмом небе – неужели есть возможность отправить деньги в кишлак? Он отсчитал половину заработка и отдал Олиму.
-Двадцать процентов мои, - буркнул «почтальон».
Таджик не предал словам значения. Он мало что понимал в вопросах бизнеса,  тем более такого дикого, незаконного заработка и сказанное пропустил мимо ушей.
Вечером Таджик положил Кате на колени  оставшуюся часть заработанных денег.
-Представлай, Катенка, мне дали доллары. Половина я отправить домой. Половина оставить нам.
Катя прослезилась. Она тоже зелененькие видела только по телевизору в дипломатах преступников. Женщина робко взяла деньги в руки, стала рассматривать знаки. Потом поднесла к носу. Таджик рассмеялся. Наверное, подумал он, доллары все нюхают. Катя подняла на него грустные глаза.
-Что мне-то с ними делать? В магазины не хожу…
Она положила деньги на тумбочку. Таджик вновь протянул купюры Кате. Ему очень хотелось, чтобы Катя, видя их, радовалась.
-Я пойти в магазин. Купить тебе шоколад, сок, торт, сережки.
Катя рассмеялась – представила себя уплетающей торт в новых сережках. Таджик уже был в дверях,  когда Катя окликнула:
-Мяса бы поесть, колбасы. Не надо сережек.
Таджик вернулся с пустыми руками.
-Доллар в магазин не взяли. Меняй, сказать. Завтра поеду район.
 Ни завтра, ни послезавтра Таджик не смог разменять деньги – заканчивал работу  поздно. Наконец, решил отпроситься у Хамрокула. Тот недовольно бросил, что деньги можно поменять и у Олима. «Почтальон» взял деньги,  посмотрел их на свет и сказал, что купюра старая и вряд ли ее примут в банке.
-Как же так, мне ее дал Хамрокул?
Олим сделал равнодушный вид и посоветовал не устраивать разборки с шефом. Но если Таджик хочет, он может взять их на свой страх и риск, но по другому курсу. Плюс свои проценты. Таким образом, Таджик получил на руки половину денег. Однако, и эта сумма показалась Таджику целым состоянием. Он купил мяса, колбасы, сосисок, заварку зеленого чая, который давно не пил. Набрав несколько пакетов со съестным, пошел в  сувенирный магазин. Он долго рассматривал бижутерию и, наконец, ткнул пальцем в переливающиеся разноцветьем сережки. Они оказались недешевыми, и Таджику пришлось отдать оставшиеся деньги.
Вечером он накрыл праздничный стол. Поджарил мясо, отварил сосиски и выложил на стол все, что купил. Постучал в комнату Марии Степановны. Старушка спала. Таджик потрепал ее за плечи. Женщина медленно открыла глаза.
-Что, милок? Алеша приехал? 
 -Нет, он приезжай завтра, точно приезжай. А сейчас кушай идемте.
Все трое уселись за стол. Ели быстро и молча, словно боялись, что кто-нибудь отберет последний кусок. Когда с ужином было покончено, Таджик, улыбаясь, вытащил из кармана две миниатюрные коробочки.
-Это вам, Мария Степановна. А это тебе, Катенка.
От блеска украшений на потолок брызнули цветные зайчики. Мария Степановна так и ахнула. Катя взяла сережки, молча стала  разглядывать. Глаза застлали слезы.  Она всхлипнула и отвернулась. Таджик оторопел. Неужели ей не понравились?
-Я не ожидала, что это так приятно.
Мария Степановна нацепила брошь на ночную рубашку и улыбнулась.
-Кстати, у меня есть шкатулка, не помню уже где, там много всяких украшений. Ты, Катюша, можешь взять. Носи на здоровье. А эту, эту, Таджик, когда меня в гроб положат, заколи на платье. Хорошо?
Таджик обнял старушку и сказал, что ей жить еще 100 лет и к тому времени они купят еще много таких украшений.


      X X I I I


-Кто-нибудь дома есть? Эй!
В дверях показалась Кумри. Это был Садык, сосед. Он прошел в дом, сел за дастархан. Кумри налила чай, протянула пиалу гостю. Она боялась посмотреть ему в глаза – приход соседа не случаен. Она отгоняла тревожные мысли, боялась услышать недобрую весть о Ере.
Неспешно попивая чай, Саид, напротив, хотел растянуть удовольствие. Ему казалось, что чем больше он будет тянуть с радостным известием, тем приятнее будет услышать новость. Наконец, Саид полез в карман, вытащил деньги.
-Вот, это Ер послал. Жив и здоров твой муж.
Кумри затрясло. Она уставилась на Саида, не обращая внимания на деньги. Женщина вскочила с места и  выбежала. Она бегала по двору босая, крепко ухватившись за бедра. Оказалась у водопровода, где стояло ведро с водой, и обдала себя ею с головы до ног. Саид наблюдал за происходящим в окно.
-Эй, тебе деньги  не нужны?
Кумри вошла в комнату мокрая, словно только что вылезла из хауса. Она молча взяла деньги, тихо спросила:
-Адрес есть?
В дальнюю дорогу Кумри провожали всем кишлаком. Приносили на дорогу еду, кто мог – дал немного денег. Женщины совали адреса своих мужей – может, Кумри съездит, повидается.
-Только не задерживайся, я  уже немолода, за твоими детьми присматривать трудно, - напутствовала родная тетя Кумри.
До небольшого российского городка Кумри добралась без трудностей. Она неплохо знала русский язык. Когда ей было семь лет, в их доме снимала комнату молодая врач, приехавшая в кишлак по направлению после окончания мединститута. Девочка все время крутилась возле Лены, ходила за ней по пятам. Так и выучила русский язык. А когда врач уехала, она оставила в подарок  Кумри небольшую библиотечку. Книги русских классиков девочка  прочитала залпом. Потом продолжила чтение книг из школьной библиотеки.
Небольшой двухэтажный дом. Кумри вошла в подъезд и столкнулась в дверях с немолодым мужчиной.
-Скажите, пожалуйста, где квартира номер шесть?
-Ну, наша эта квартира, – ответил он. – Вам кого?
-Мне Ера. Он вот здесь живет, - и Кумри протянула адрес.
Мужчина потер ладонью лоб и сказал:
-Нет, ошибка какая-то. Это квартира моей матери. И Ер здесь не живет. Извините.
Кумри не знала что делать. Она села на ступеньку лестницы и стала обдумывать дальнейший план поиска. Открылась дверь и из квартиры вышла женщина.
-Опять сидят! Да сколько уже можно побираться-то? Вот вызову милицию, будешь знать. И ходят, и ходят. Нет у нас хлеба, и одежды нет! Так что давай отсюда подобру, поздорову!
Кумри словно кипятком ошпарило:
-Зачем мне твой хлеб? Я сама пеку, я сама свой хлеб ем. И тряпки твои не нужны. Я ищу мужа.
-А что твой муж в нашем подъезде делает? Нашла отговорку. – Женщина была недовольна поведением «нищенки».
-А. может, вы знаете? Его зовут Ер. Он приехал в Россию на заработки.
-Откуда приехал?
-Из Таджикистана.
-А, ну их здесь много. Вон, на втором этаже живет такой таджик с женой.
Кумри улыбнулась. Ей помогает Бог! Она взлетела на второй этаж и позвонила в дверь. Внутри послышался шорок и вскоре раздалось обычное «Кто там?».
-Это я, Кумри.
Дверь открылась и Кумри увидела женщину в самодельной коляске.
-Мне сказали, что здесь живет мужчина из Таджикистана с женой. Я хотела у него узнать, может, он знает моего Ера?
Катя пригласила гостью в дом. К сожалению, ее муж приедет только завтра. А пока Кумри может погостить в их доме. Катя сообщила  гостье, что на стройке, где работает ее муж, много таджиков. Возможно, ее Ер работает там. Женщины разговорились.
-Ой, - спохватилась Катя, - а чайку я и не предложила. Давай вместе пойдем на кухню.
За чаем Катя рассказала свою невеселую историю. О том, как жила до появления Таджика, как познала любовь при живом муже, как сложилась судьба после смерти Миши.
-У моего мужа в Таджикистане осталась семья. Это очень серьезно. Мне до сих пор стыдно перед той женщиной за то, что он на мне женился.
-Не переживайте, Катя. У нас половина мужиков, работающих в России, женились. Восточные мужчины без женщин не могут.
-И вы смотрите на это спокойно? – удивилась Катя.
Кумри вздохнула. А что им остается делать? Устроить скандал? Развестись? Кому будет хуже? В кишлаках, районах, да и в городе женщины экономически зависимы от мужчин. Большинство мужчин посылают деньги, на которые живет семья. Кумри рассказала, как обрадовалась, когда узнала, что ее муж жив. Чего только она не передумала за это время! И что его убили, и что он заболел и умер. Или сидит в рабском плену.
-В соседнем кишлаке одного человека пять лет держали  после работы на цепях. Он был настоящим рабом. Ему помогла бежать дочь хозяина. Он с трудом добрался до Казахстана, там наши таджики собрали деньги и отправили его домой.
Прежде Катя никогда не слышала  о  подобных страстях. Ей хотелось узнать подробнее и ее судьбе, как жила, чем кормилась.
-Тоже батрачила, - нехотя ответила Кумри,  Но все же рассказала о работе в домах богатых людей. - Приносила домой еду. У хозяев всегда что-нибудь тухнет в холодильниках.  Вот и отдавали мне. Некоторые продукты я сразу выбрасывала. Всю неделю держат, выбрасывать – грех. А тут Кумри пришла, пусть заберет, семья большая, есть нечего, съедят. Знаешь, Катя, однажды принесла кислое молоко. Младший сын съел и отравился. Еле выходили. Ну что поделаешь, как-то жить надо!
Послышался голос из соседней комнаты.
-Катерина, голубушка, поставь чайку!
Еле передвигая ноги, в кухню вошла Мария Степановна.
-Это жена Ера. Он тоже таджик и работает на стройке. Завтра муж придет, и они пойдут его искать. Вы не возражаете, если Кумри у нас переночует?
Мария Степановна улыбнулась. Она очень рада гостье. Хоть поболтать можно, а то у женщин никакого общения.
-А Алеша ушел?
-Да, ушел.
-И не попрощался. Я, наверное, заснула? - Не дожидаясь ответа, обратилась к Кумри.
-А почему он тебя не встретил?
Кумри пожала плечами. Он не знает, что она едет. Что-то вроде сюрприза.
Мария Степановна покачала головой.
-Сюрпризы мужикам  делать не надо, поверь моему опыту. А если он женился? А тут явишься ты, собственной персоной?
Надо было видеть лицо Кумри. Оно вытянулось, нос заострился, глаза впали, словно она не спала несколько дней. Об этом она никогда не думала. Ер не может так поступить, она уверенна. Да, он исчез, о нем не было известий. Скорее всего, он попал в беду. Когда она увидит своего мужа, он непременно все расскажет. И она  увезет его домой. Пусть они будут иметь пол-лепешки, но у себя на родине, вместе с детьми.
-Ладно, я это просто так сказала. Вот, наш Таджик, тоже семейный. Недавно с нашей Катюшей обручился. Жизнь так повернулась. Жена, поди, не знает.  Но он человек порядочный. Представляешь, пока не обручился, в койку к ней не полез.
-Да, - гордо заявила Кумри, - наши мужчины такие. Обязательно сделают никох, по-вашему, как вы говорите, обручение, а потом все дела.
Катя заерзала на стуле-кресле. Ей не нравились разговоры на интимные темы.
-Да ладно, все мы бабы. Говорю, что вижу. А о чем еще говорить-то? «Болдино» Пушкина декларировать? –  подлив масла в огонь, стала успокаивать Мария Степановна.
Спать пошли, когда часы показывали далеко за полночь. Кумри легла на диван, долго ворочалась. Не могла заснуть и Катя. Она мыслями унеслась в далекий Таджикистан, думая о жене Таджика, которая, может, вот так же, подбирает объедки барского стола, чтобы прокормить детей. Надо бы сказать Таджику, чтобы он посылал семье побольше денег. Они не  должны голодать. Может, тем самым, Катя оправдает свою любовь к Таджику?
-А твой муж из каких краев? – раздалось с дивана.
-Не знаю, я не знаю ваших мест. Он говорил мне, но разве я упомню?  Вообще, он не разговорчивый. О своих тоже не особо распространяется.
-Он здесь остался навсегда?
Катя вздохнула.
-Не знаю. Ничего не говорил. Не знаю. Но я его люблю. Но если скажет, что надо домой, пусть едет. – Катя приподнялась на локте и шепотом произнесла. – Но, знаешь, Кумри, я каждую ночь перед сном обращаюсь к Богу и прошу его, чтобы он сделал так, чтобы мой Таджик меня не бросал. Он настоящий мужик, я люблю его больше жизни.  Пусть меня простит та, другая…
Кумри прослезилась. Хорошо, что в темноте не видны слезы слабости. Если бы Катя только могла знать, как  она любит своего Ера!
-Я тоже очень люблю своего мужа. Очень. Когда узнала, что он жив, поклялась, что пойду за ним на край света, как декабристки. Вы, Катя, читали про декабристок? У меня есть книга про них. Я маленькой была, про них читала. Вот это настоящие женщины.
Катя тоже читала про декабристок. И если бы Таджик поехал работать на северный полюс к белым медведям, она бы тоже поехала за ним.



X X I V


Сидеть безвылазно несколько месяцев дома, Мишель надоело. Однажды она сказала Саше, что домашний арест тоже не сахар. Саша успокаивал девушку, неоднократно повторял, что делать ей фиктивные документы, но нужно время. И тогда они непременно уедут из этой страны. Мишель готова была бежать хоть сейчас, но одна. Она не любила Сашу. Видела, с какой нежностью и любовью относится к ней парень, но ничего не могла с собой поделать. Ради собственной выгоды она не смогла даже играть роль влюбленной девушки.
Однажды Мишель сказала Саше:
-Когда я получу документы, должна ехать к себе на родину. Чем я могу тебя отблагодарить за заботу?
Саша нахмурился. Он знал, что не мил девушке. Но устанавливать цену любви по крайней мере смешно. Он пожал плечами и сказал, что его любовь не продается. Она вольна делать все, что хочет.
После этого разговора Саша ночью не вернулся домой. Его родители долго не ложились спать, ожидая сына. В два часа ночи в комнату Мишель постучала мать Саши.
-Ты не знаешь, почему Саши нет дома? Может, он говорил тебе, что пойдет с друзьями на вечеринку или еще куда?
Заспанная Мишель не сразу поняла, в чем дело. Она покачала головой и плюхнулась на подушку. Через минуту протрезвела ото сна и вышла в гостиную. За столом сидела вся семья. Надежда  держала в руках телефон. Дима успокаивал жену:
-Он – не ребенок, придет.
Ясное дело – не ребенок. Но почему его мобильный не отвечает, и никто из друзей не знает, где находится Саша. Мишель присела на стул. Непонятная доселе волна беспокойства охватила девушку. Ее обдало жаром, стало трудно дышать. А вдруг он попал в автомобильную катастрофу, или подрался с хулиганами? А, может, его вычислила полиция, и он сидит  в участке и дает показания, каким образом устроил побег Мишель? Девушка резко встала. Она набросила на плечи платок и направилась к двери.
-Ты куда? – спросила Надежда.
-В полицию. Наверное, его забрали из-за меня.
Надежда преградила дорогу.
-Что ты делаешь, остынь. Если бы это было так, за тобой давно бы пришли. И потом, тебе ни в коем случае нельзя светиться!
Но Мишель была настроена решительно - невинный человек не должен страдать.
-Знаете, что я вам скажу. Я рождена на свет, наверное, для того, чтобы собирать все невзгоды. И кто находится рядом со мной – тоже  всегда попадает в беду. Если его там нет, будем искать в другом месте. А если меня опять посадят в тюрьму, так значит так на роду написано.
Дима решительно взял Мишель за руку и насильно усадил на стул.
-Сиди, собиратель невзгод. Философию какую развела, посмотрите на нее!  Сиди! Спасибо, что сопереживаешь. Этого достаточно.
Мишель сидела,  нервно заламывая пальцы. Она то краснела, то бледнела. Во рту выделялась неприятная слюна, которая вязала нёбо, словно недозревшая хурма. Громко забилось сердце. Неужели с Сашей случилось непоправимое? О, только не это! Он ведь такой добрый, хороший. Когда смотрит на нее своими голубыми глазами, так и хочется  окунуться в них, как в прозрачное горное озеро. А какие у него чудесные русые волосы! Вьются на концах, придавая лицу неповторимый шарм. Мишель не раз отмечала его губы. Они такие же красивые, как у Надежды – по-женски пухлые и бантиком. Он знал этот, для мужчины, недостаток и искусственно закусывал нижнюю губу. Саша всегда выделялся среди толпы – его трудно не заметить – высокий, статный,  подтянутый. Одевается с иголочки, модно. А сколько девчонок ему звонят. Он со всеми разговаривает учтиво, вежливо, но без заинтересованности. Однажды признался Мишель, что не нашел ту, которая могла бы завоевать его сердце. Хотя… есть одна, но она  неподступна, как гора. Мишель сделала вид, что не поняла намека. Как же она благодарна ему за все, что для нее делает. Но сердце молчит.
«Тук-тук», - сердце продолжало колотиться. Мишель похолодела – оно, оказывается, взволнованно. Ей показалось, что если Саша найдется, она бросится ему на шею и признается – она, оказывается, к нему неравнодушна!
Спать не ложились. Утром, в шесть часов, послышался скрип двери.  Надежда выскочила в коридор и расплакалась. Слезы катились по раскрасневшемуся лицу, нервный тик неприятно трепал левый глаз.
-Саша, Сашенька, где ты был? Мы чуть с ума не сошли!
Саша слегка покачнулся, и Надежда почуяла перегар. Она помахала рукой возле носа, отгоняя неприятный запах, и заплакала еще сильнее. Сын напился, он сделал то, чего никогда не делал! Саша прошел в свою комнату и прямо в одежде лег на постель. Надежда пыталась снять с него одежду, но он попросил его не трогать. Дима молча наблюдал за разыгравшейся картиной.
-Что же ты молчишь, ну скажи ему что-нибудь! – умоляла Надежда. Дима вывел жену из комнаты.
-Он нас разбаловал. Это состояние для его возраста – нормальное состояние. Не трогай, навредишь.
Надежда не верила ушам. Ее, благополучный Дима оправдывает недостойное поведение сына! Он ему потакает! Она закрыла лицо  и ушла  в спальную.
Мишель дождалась, когда все улягутся, и тихо вошла в комнату Саши.  Селя на постель, посмотрела на пьяного Сашу. Он спал беспробудным сном. На лице отпечаталась удовлетворение от проведенного времени. Мишель наклонилась к парню, чтобы расстегнуть воротник рубашки. Ее обдало ароматом сладких духов. На шее красовалось  багровое пятно. Девушка отпрянула. Он был с женщиной! В висках застучало, ревность охватила душу. Ей хотелось разбудить его, схватить за грудки и потребовать объяснений. Она хотела ударить по его лицу, вцепиться зубами в помеченную шею и все, что попалось бы под когти разъяренной тигрицы. А еще она хотела найти ту, которая посмела обнять, страстно припасть к трепетной части мужского тела и оставить след своего распутства. Как бы она хотела повалить ее на землю, забраться верхом и больно бить, бить кулаками, чтобы из груди вырывался стон, подобный тому, который у нее сейчас вырывается наружу.
Мишель села на пол. Аромат ненавистных духов преследовал и душил. Рука невольно потянулась к подолу платья. Резким движением она сбросила одежду, оставшись в нижнем белье.
-Саша, – прошептала она. – Саша, я здесь. Я рядом. Обними меня.
Она хотела отдаться человеку, которого, оказывается, тоже, любила. Если бы он ее обнял, прильнул пухлыми губами к ее губам, ей стало бы легче. Но Саша отвернулся к стене,  не ответив на порыв. Мишель обняла его, попыталась развернуть к себе. Но Саша спал крепко, обдавая Мишель ароматом дорогих духов смешанного с противным запахом водочного перегара.
Утро застало молодых в кровати. Мишель спала под одним одеялом с парнем. Первым открыл глаза Саша. Он посмотрел на лежащую рядом девушку и ужаснулся. Неужели он привел свою подругу домой! Он ойкнул  и развернул к себе спящую Мишель. В следующую минуту Саша рьяно тер глаза. Саша осторожно перелез через девушку и в ужасе уставился на Мишель. Что произошло этой ночью? Неужели он заставил Мишель лечь с ним в постель? Может, он ей угрожал, грозил выдать, если она ему не отдастся? Он схватился за голову.   «Вот дурак! Какой же я дурак! Что же я наделал?». Саша оглядел себя – помятый костюм, расстегнутый ворот рубахи, болтающийся ремень. Он непроизвольно отрыгнул тошнотворную отрыжку. Поморщился от жуткого состояния.  «Какая же я свинья!» - выругался Саша. Посмотрел на Мишель – надо что-то предпринять. Разбудить или сбежать на какое-то время из дома? Ни то, ни другое не подходило. Саша осторожно подошел к спящей девушке.
-Мишель. – робко позвал он.
Девушка открыла глаза. Не понимая, что произошло, и что она делает в комнате Саши, испугалась. Но память расставила все по местам.
Мишель встала,  надела платье. С укором посмотрела на Сашу.
-Нагулялся? – зло спросила она. – Красавчик! А все говорил, никто мне не нравится, только одна есть девушка, завладевшая сердцем. Ну, вот она, эта девушка! Вот она я! Что, слабо?
Такого Саша никак не ожидал. Он заключил в крепкие объятия Мишель. Девушка не сопротивлялась.
-Я тебя вчера обидел?
-Да! - крикнула Мишель. – Ты провел ночь со шлюхой! Ты пришел пьяный, как, как…
-Свинья, - улыбаясь, добавил Саша.
-Ты, ты…
-Я…, я…, затащил тебя в постель, а сам заснул?
Мишель густо покраснела. Она не решалась рассказать правду – в постель нырнула сама. Откинув голову, сказала:
-Если я только почувствую, только заподозрю, только унюхаю, тебе придет конец!
Их губы слились. Несмотря на запах жуткого перегара, Мишель и Саша упивались сладостью страстного поцелуя.


Как-то Саша пришел домой понурый. Он рассказал  Мишель, что с паспортом возникли проблемы.
-Но есть выход, но я не уверен, что он нам подойдет.
Оказывается, из Таджикистана приехала делегация, которая уполномочена увезти на родину амнистированных девушек. Об этом Саша узнал в посольстве, где переводил переговоры между членами делегации и представителями местной власти. Если попытаться, Мишель можно каким-нибудь образом вывезти из страны.
-Но возникает другая проблема, - сказал Саша. – Нам придется расстаться.
Мишель бросилась на колени, обвила руками колени парня. Саша отпрянул, растерялся. В жилах закипела кровь – он не думал, что Мишель пожелает вернуться домой. Значит, любовь, которую они переживали вдвоем, была вовсе не любовью?
Мишель умоляла Сашу устроить свидание с земляками. Она обещала непременно вернуться, чтобы связать судьбу только с милым сердцу человеком. Саша стоял в раздумье. Он не предпринимал усилий, чтобы поднять Мишель. Его заклинило. Он хотел вырваться и сказать категоричное «нет!». Но уже в следующую минуту сердце сжалилось, и он присел на корточки возле Мишель.
-Ты вольна в своих поступках.
Спустя время  Мишель встретилась с членами делегации. Это были члены женактива  - Зульфия и Иноят.
Мишель рассказала о своих злоключениях, умоляла увезти домой. Но женщины не могли нарушать законы страны и приняли решение с помощью адвоката что-нибудь предпринять. Юрист не рискнул раскручивать скандальное дело. Единственное, что он мог сделать, молчать. Зульфия была в растерянности.
-Чего ты надрываешься? – недовольно спросила Иноят. – Если по каждой такой штучке убиваться, сердца не хватит.
Зульфия промолчала. Она старалась вообще не вступать в споры с женщиной, приехавшей в командировку на прогулку. Что умного может подсказать такая ограниченная женщина, которая без стыда и совести  влезла в заграничную командировку только потому, что муж работает в верхах?
-Я такую дочь убила бы, - продолжала ворчать Иноят. - А мы тут вытаскиваем этих проституток из тюрем. Пусть гниют там, гадины! В былые времена падших женщин забрасывали камнями. А мы оправдываем их, за государственный счет везем домой. Была бы я на месте нашего правительства, честное слово, выгнала бы всех из страны. Воздух стал бы чище.
-А что делать с бедными, нищими? Все эти люди попали в беду не от хорошей жизни, - не удержалась Зульфия. – Если выгнать всех, с кем останемся?
-Чем меньше, тем лучше. Муж говорит, кому не нравится, пусть уезжает!
Зульфия чуть не взорвалась. «С ней надо быть осторожней, - подумала она». Вслух же сказала:
-Да, наверное, твой муж прав.  Пусть эта падшая женщина сама думает, как выбраться из плена.
Иноят осталась довольна тем, что провела свою линию. «Надо же! работают в правительстве, а такие тупые. Я, домохозяйка, подсказываю, что надо делать. Приеду, скажу мужу, чтобы в райОНО устроил, ведь работала же я когда-то учительницей!  Нет, почему в районо? В горОНО пусть устроит. Замом. Нет, почему замом? Начальником!».
Зульфия по секрету от Иноят вновь встретилась с Мишель.
-Я не знаю что делать. Но то, что мы не оставим тебя в беде – это точно. Я что-нибудь придумаю.
-Но можно же меня с женщинами из тюрьмы под шумок вытащить!
-Это ты так думаешь. Эти женщины сидят за проституцию в чужом государстве. На них не распространяется суровая мера наказания. Потом о их судьбе давно идут переговоры на дипломатическом уровне.  У тебя нет документов, ты сидишь за убийство. Более того, ты – беглянка. Но не переживай, я что-нибудь придумаю. У нас завтра заканчивается конференция. Послезавтра мы улетаем. Но ты жди.  Мы обязательно тебя вытащим.


X X V


«Кирпич на кирпич, кирпич на кирпич, получится «чик»!», - Таджик сочинил строчку стихотворения, концовка которого так и не складывалась. Он посмеялся над своим поэтическим «талантом».
-Чего хохочешь, вспомнил чего? -  спросил Сами. Он проходил мимо Таджика с мешком цемента. Сами работает на стройке больше года. Маленький, щупленький, но достаточно жилистый парнишка. Когда взваливает на плечи мешок с песком или цементом, кажется, что ноги вот-вот подкосятся, и он рухнет на землю вместе со своим грузом. Но Сами, покачавшись, как богомол, продолжает идти, уже как Геракл.
Таджик обернулся и рассмеялся еще громче. Сами нес мешок, словно он был набит пухом.
-Смешно! Стих сочинил. «Кирпич на кирпич, кирпич на кирпич, получится «чик»!
-Талантливые строки! – ухмыльнулся Сами и, положив мешок на землю, уселся верхом.
-Знаешь, Ер, «чик» может получиться, когда настанет день зарплаты. Ты хороший человек, смотрю на тебя, напоминаешь мне старшего брата. Спокойный, уравновешенный. Поэтому я и хочу тебе про «чик» сказать. Они, - он оглянулся и шепотом продолжил - Они – выдают первую зарплату и все! Потом больше не платят.
-Как это! – Таджик отложил кирку. – Они мне выдали все, как положено. Не может быть. Они – свои люди, не должны обидеть. В конце концов, они же мусульмане!
Раздался смешок. Сами сплюнул.
-Я получаю деньги исправно. Но знаешь за что? Я у них осведомитель. За такими, как ты, присматриваю.
Таджик почесал голову. Осведомитель, называется, а хозяйскую тайну выдал.
-Стало быть. ты разведчиком работаешь? – Он прищурил глаз. – А не врешь?
Сами усмехнулся. Малый все время усмехался, что Таджику не совсем нравилось.
-Да, я работаю разведчиком. Но ты напоминаешь мне брата, говорю же. Он такой же доверчивый. Не могу объяснить почему, но тебя хочется предупредить – сваливай, пока жив и здоров.
Таджик разозлился. Сопляк, пацан! Что ему нужно? Зачем он хает людей, которые дали ему работу, не просят документы и вообще не представляют опасности. Все же свои! Он взял кирку и повернулся к Сами спиной, показывая тем самым, что разговор окончен. Парень посидел немного, потом встал и пошел дальше. Таджик, глядя ему вслед, заволновался. Он нашел Хамрокула и попросил заплатить за месяц. Тот  недобро посмотрел на него и сказал, что заплатит через два месяца. А к тому времени Таджик должен подготовить  паспорт и рабочую визу. Запахло жаренным… Таджик пожалел, что нагрубил пареньку.
Вечером Ер зашел в магазин и накупил сладостей. Катя любит печенюшечки и леденцы.  Понакупив всего и вся, он старался не думать о неприятном. Зачем торопить события? Таджик таджика не обидит. Это он точно знает. Поэтому волноваться нечего, надо думать о том, что настанет день, когда он вновь попросит своих отправить деньги семье. А потом Ер немного накопит денег и обязательно поедет в отпуск навестить своих родных. А пока, пока надо думать о хорошем.
Ер долго искал в кармане ключ. Он находился вроде бы под пальцами, но руки дрожали, и он не мог его нащупать. Странное дело – его лихорадит,  виски стучат и такое чувство, что что-то должно произойти. Наконец, дверь отворилась, и Таджик вошел в квартиру.
-Это ты? – Катя направила свое кресло в коридор. – Сюрприз хочешь? У нас гостья!
-Что ти говорить, Катенка! Я рад! Сейчас обув снимай.
-Я соскучилась, дорогой, тебя не было несколько дней!
Катя въехала в коридор и протянула руки к Таджику. Ер обнял Катю и поцеловал в губы.
-Когда тебя видеть, все на свете забывать, - сказал он, отгоняя мысли о деньгах.
Таджик вошел в комнату, но там никого не было. Он оглянулся, а где гостья?
Катя въехала в комнату. Пожала плечами. Из комнаты только один выход – в коридор. Дернулась штора. Катя улыбнулась – сюрприз! Сейчас откроется занавес, и… она дернула за занавеску. Низко наклонив голову  и перебирая пальцы, стояла Кумри. Она боялась поднять глаза на хозяев дома, ей не хотелось верить, что перед ней стоит ее родной Ер.
-Вот это и есть декабристка. Она знаешь, как тяжело добиралась, чтобы отыскать своего мужа. Таджик, ты должен ей помочь!
Ер подошел к Кумри, приподнял подрагивающийся подбородок и сказал:
-Ты - прекрасная жена! Ты самая лучшая жена! Я  всегда гордился тобой. Я всегда знал, что ты… - голос задрожал, и он повернулся к Кате.
-Катенка, это мой жена, Кумри. Она меня найти.
Катя заморгала глазами. Она была в шоке…
Воцарилась тишина. Обстановку разрядила  Мария Степановна. Шаркающими шагами она вошла в комнату.
-Примите и меня к своему шалашу, – сказала, улыбаясь.
Раздался истерический хохот. Катя, наконец, пришла в себя  и, схватившись за живот, чуть не повалилась на пол.
-Мария Степановна, в шалаше тесно даже троим, а вам, дорогая, места даже на пороге нет! – Она хохотала в полный голос и не могла остановиться.
Мария Степановна смотрела на женщину и ничего не могла понять. Что же она такого  сказала, что вызвала истерику у постоялицы? Приличия ради Катюша могла бы пригласить в тесный шалашик и хозяйку настоящего гнездышка, где она приютила бездомных незнакомых людей. Возраст взрослой женщины давал право на резкое высказывание:
-Постыдилась бы насчет порога-то говорить. Это за все хорошее, даже на порог не пригласить? Если бы не я, скиталась бы ты своим Таджиком незнамо где!
Катя, казалось, не слушала бабулю. Она смеялась так, что из глаз полились слезы. Вдруг она резко замолчала и, посмотрев на Кумри, сказала:
-Стало быть, ты первая жена. А я - вторая. А муж у нас один. Вот этот бай. Т-а-а-к… А теперь вот что – пошли отсюда вон, вы вдвоем! Ишь, устроились,  гарем открыли мне тут. Я вам не Гульчетай! Пошли, говорю, вон!
Мария Степановна так и присвистнула.
-Неужто, жена приехала? В эту Тьму-Таракань добралась! Ну и характер! Не побоялась, приехала. А если что случись?  Да, дочка, бедовая  ты!
Она присела на диван.
-Ты, Катька, не горячись. Злоба – плохой советчик. Поверь мне, старой. Лучше сядьте-ко и поговорите. Ты, Катюша, когда шла за него, знала, что  у него семья? Знала! А теперь-то что? Все честно. Никто тебя не обманывал, все чин-чинарем. Вам просто надо подумать, как дальше жить.
Молчавшая все время Кумри, вдруг заговорила:
-Можно я поеду домой? Мне домой надо. Там дети со старой тетей.
Таджик посмотрел на Кумри и покачал головой. Никуда она не поедет.
-Ну, тогда, я здесь третья лишняя, - решительно сказала Катя и покатила к входной двери. Таджик преградил ей дорогу.
-И ты никуда не поехай!
Катя надменно взглянула на грозно надвигавшегося Таджика:
-Слушай, ты! А кто ты мне, собственно говоря?  Какое ты имеешь право распоряжаться мной? Что ты, собственно, о себе возомнил? Привел какого- то муллу, дал испить водички и назвался мужем? Да я плевать хотела на это все! Я это, кстати, сделала  потому, что тебя стало жаль, дурака такого!
Оскорблений Таджик вынести не мог. Он подошел к Кате и больно сжал ее  руку.
- Никогда, Катенка, не говори «дурак» на мужчина! Никогда! Я – муж!  Я перед Аллахом – муж! И ти будешь делай все, что я сказать! А я сказать, пошли в комната и  разговаривать.
Катя расплакалась – да где же это видано, чтобы русская женщина была второй женой? Что же за судьба у нее проклятущая! Сплошное терпение. Столько лет жила с мужем-бездельником и пьяницей, терпела, теперь судьба выкинула очередной фортель -  подбросила Таджика со своим уставом жизни. Если бы она могла встать на ноги, непременно бросилась бы, без оглядки, куда глаза глядят!
Когда все выпустили пар, Мария Степановна сказала:
-Я прожила длинную жизнь. Чего только не видала на этом свете. Ваша история перед тем, что повидала я – цветочки! Вот что я вам скажу, мои дорогие. Ложитесь спать, утро вечера мудренее. Вы -  артисты на сцене жизни. Кто-то сверху над вами потешается. Проснетесь утром, и живите, как жили. Жизнь сама приведет к решению. А теперь – спать! – приказным тоном сказала она и пошаркала к себе в комнату.
Таджик молча взял куртку, бросил на пол в коридоре и, свернувшись калачиком, лег спать. Катя и Кумри молча заняли свои места. Воцарилась тишина. Но никто так и не заснул. Хотя Мария Степановна и хвасталась своим богатым жизненным опытом, но и она, вопреки сонной болезни, так и не сомкнула до утра глаз.


X X V I


Возле посольства остановилась машина. Из нее вышли двое, прошли в здание. Это были Мишель и Саша. Дежурный указал гостям на кресла в вестибюле и набрал номер телефона. С верхнего этажа спустился консул и пригласил прибывших в представительскую комнату. Там их уже ждал мужчина лет пятидесяти с коротко постриженными усиками. Он приподнялся, ответив на приветствие гостей.
-Вы поговорите, а я зайду позже, – сказал дипломат и скрылся за дверью.
-Меня зовут Тахир Мирович. Я - руководитель проекта по высвобождения наших соотечественниц из тюрьмы, - начал он официально. Немного помолчав, вдруг изменил тон. – Ну, ладно, к черту формальности. В общем, говоря проще, я должен вывезти на родину девиц, которые приехали сюда за красивой жизнью. Каждая добиралась своей дорогой – кто в гости, кто  по турпутевке, кто с женихом или мужем. Единицы устроились, как хотели. Остальные – вот так, как ты, милая девочка. Тебя зовут Мишель? Почему Мишель? Это не наше имя.
Девушка опустила глаза. На данном этапе неважно как ее зовут и чье это имя. Она приехала для того, чтобы ей помогли вернуться домой.
-Меня Рахимой  зовут. Мне сказали, что вы хотите меня видеть. Вот я и пришла.
Тахир Мирович внимательно посмотрел на девушку. Он понял, что Рахима не желает говорить на отвлеченные темы. Он же, следуя правилам психологии, сначала пытался наладить контакт с незнакомым человеком.
-Да, я хотел тебя видеть. Мы действительно хотим тебе помочь. Ты единственная из девушек, которой так не повезло. Если бы тебя посадили за воровство, бродяжничество, не знаю еще за что, другое дело. Но убийство…
Рахима еле сдержалась, чтобы не наброситься с кулаками на спасителя. Ее нервы сдавали. Сколько можно всем говорить, что она никого не убивала и если сердце этого старого хрена не выдержало, в чем ее вина?
-Так можете помочь? – сквозь зубы процедила она.
Тахир Мирович увидел, как она сжала кулаки. Возможно, будь они вдвоем на своей земле, он сказал бы ей пару ласковых слов, но ситуация накалялась с каждой минутой и он решил обойтись с девушкой  корректно.
-Ну, ну, не горячись. Извини меня, если я что-то не так сказал.  Давай приступим к делу. Ты выедешь по чужим документам. Я их привез с собой. А что и как, это уже наши вопросы. Просто объясняю – у нас везде есть свои люди. Мы им помогаем, они – нам. Так что это внутренние дела. Я тебе обо всем рассказываю потому, чтобы ты не задавала лишних вопросов. И еще один совет. Нигде и никому не рассказывай о том, что с тобой произошло. Договорились?
Рахима почувствовала, как по телу разлилось тепло. Ей стало так хорошо, что она готова была броситься на шею незнакомому человеку и крепко его поцеловать. Она впервые от души улыбнулась.
-С этой минуты ты уже находишься на территории Таджикистана. И выходить, уходить отсюда ты не должна. Самолет завтра. А пока сотрудники посольства предоставят тебе место отдыха, - вновь перешел на официоз представитель. Он вопросительно посмотрел на Сашу.
Парень завибрировал на месте. Он не знал, как себя вести дальше. Когда ему позвонили и сказали, чтобы он привез Мишель в посольство, не полагал, что жизнь изменится так круто и быстро.  И сейчас Саша находился в растерянности. Им овладел страх потери любимого человека. Но, видя, как горят глаза его возлюбленной, он понял, что ответная любовь Мишель была наигранной, минутным порывом души. Любящий человек вел бы в данной ситуации себя иначе.
-Я, пожалуй, пойду, - сказал он, стыдясь вдруг севшего голоса. Саша отвел глаза, чтобы не выдавать своего расстройства и разочарования.
-Я тебе обязательно напишу, - сказала Рахима и крепко пожала его руку. Это было дружеское рукопожатие.
…Самолет взлетел точно по расписанию. На борту находилось больше трех десятков юных девушек. Они оживленно разговаривали друг с другом, ходили по салону, задирали стюардов.
-Молодой, а, молодой, принеси мне сока! – игриво попросила красавица Чера.
Бортпроводник улыбнулся и вскоре появился со стаканом напитка. Чера взяла емкость, прихватив при этом и руку парня. Она заглянула ему в глаза обещающим взглядом и пропела:
-Я встретила парня, полумесяцем бровь, на щечке родинка, а в глазах любовь… Помнишь песенку? Про любовь я еще поверю, а вот родинку кто тебе поставил?
Бортпроводник улыбнулся:
- Мама…
-А расскажи-ка, милый, мне про себя, - не унималась девушка.
-Так! – раздался голос  Тахира Мировича. – Так! Слушайте меня внимательно! Не для того я сюда ехал, чтобы оказаться в поднебесном доме терпимости. Сели все на места и за… замолчали! Ты что вообще с ума сошла? Еще не отошла от запаха тюрьмы, а уже ищешь новые приключения. Была бы моя воля, я бы всех вас оставил там гнить!
Тахир Мирович был взбешен. Его глаза излучали молнии, которые могли поразить и превратить в пепел любую. Девушки затихли. Помолчав, Тахир Мирович на правах старшего и, чувствуя власть, сказал:
-Для того, чтобы вас вытащить отсюда пришлось вести большую работу. Нашим людям есть нечего, а мы деньги тратим на то, чтобы вас, беспутных, домой притащить. И никакой гарантии, что завтра вы снова не начнете искать легкий хлеб.
-А вы не катите на нас! Если бы нам дома давали заработать на хлеб, никто бы не сбежал за границу! – дерзкая Чера не смогла проглотить обиды.
Тахир Мирович повернулся к строптивой девушке.
-Тебе дать возможность зарабатывать на хлеб? А разве этой возможности нет? Вон, швейные фабрики простаивают.
Самолет вздрогнул от громкого смеха. Комментировать это предложение никто не стал.
-А у вас есть дочь? – не унималась Чера.
Тахир Мирович качнул головой. У него три дочери и все благовоспитанные. Одна замужем, примерная жена.
-Она работает?
-Нет, домохозяйка.
-Значит, повезло с мужем?
Тахир Мирович промолчал. Не мог же он признаться, что искал достойного жениха несколько лет  и выдал дочь без любви.
-Я бы тоже хотела выйти за богатого. Думала, что найду здесь богатого жениха, но не получилось – разоткровенничалась Чера. – Вот, говорят, какая-то и наших краев, одного прибила. Или укол кольнула, или подсыпала яд в вино. Не знаю, что еще сделала. Говорят, он хрипел, умирал, а она заставила подписать его какие-то банковские бумаги. На миллионы долларов. Ее посадили. Отсидит, выйдет и всю жизнь будет жить припеваючи. Везет же!
Видно было, что Черу огорчала  мысль, что это была не она. Тахир Мирович невольно обернулся в сторону Рахимы. Та сидела, широко открыв рот. Она глубоко дышала и, казалось, что вот-вот задохнется от нехватки воздуха.
-Я? – непроизвольно вырвалось у нее. Она хотела вскочить с места и крикнуть на весь салон, что это неправда, случай, происшедший с ней, оброс всевозможными домыслами и все на самом деле было иначе! Но грозный вид Тахира Мировича усадил на место разгневанную девушку.
Чера равнодушно обернулась на выкрик «Я?». Она хмыкнула.
-Чтобы такое сотворить, надо долго готовиться. Она, наверное, работала  с шайкой. Сейчас ее вытащат, а потом деньги поделят.
Тахир Мирович, чуть не захлебнулся слюной. Неужели в словах Черы есть правда? Может, поэтому  Зульфия так рьяно обивала все пороги, правдами и неправдами доказывая невиновность преступницы? Может, поэтому Рахима вела себя в посольстве дерзко, чувствуя за собой чью-то могучую спину? Он посмотрел в сторону «миллионерши». Но девушка сидела, закрыв глаза. Улучшив момент, Тахир Мирович подсел к Рахиме.
-Ты спишь или претворяешься? – спросил он.
-Претворяюсь, - ответила она.
-То, что сказала сейчас Чера, правда?
-Правда, - не стала отрицать девушка.
-А не боишься, что тобой могут заняться службы?
-Не боюсь, - равнодушно и монотонно отвечала девушка.
-Да, крутая… А, я, дурак… - он встал и пошел на свое место.
Весь полет Тахир Мирович молчал. Он переваривал полученную информацию. В какой-то момент ему показалось, что он находится в чудовищном мире кривых зеркал, где все и вся делается в точности наоборот общепринятым нормам поведениям  в обществе. Человек старой формации, он оказался задвинутым вот такого рода молодежью, с которой ему, волею судьбы, приходится говорить на разных языках.
Что же касается Рахимы, ею овладело тревожное чувство и сомнение в собственной безопасности.


X X V I I


Три хозяйки в одном доме – случай тяжелый. Катя и Кумри оказались в равно невыгодных условиях. Одна в инвалидном кресле, другая – в чужом краю. Обе хотели изменить образ жизни, и обе не знали, как это сделать.  Мария Степановна на удивление стала меньше спать. Казалось, она  боялась пропустить  очередной интересный сериал. Но жены вели себя достойно. Кумри не выходила из кухни, готовя всевозможные блюда.  Она  была рада, что хлопоты на кухне избавляют ее от общения с Катей. Вторая же жена принялась вязать носки, которыми одела весь женский коллектив и общего мужа.
Однажды Мария Степановна спросила:
-Катюша,  а какие отношения у Таджика с Кумри? Они, небось, при тебе милуются? Ты не ревнуешь?
Катя насупилась. Ей не по нраву подобные разговоры. Она, конечно же, ревнует Таджика к его законной жене, но Таджик особого повода не дает. Он приезжает домой  в конце недели, привозит продукты, выполняет кое-какие дела по дому, и с женщинами держится строго. Спит Таджик упорно на полу в коридоре.
-И сколько она собирается здесь сидеть? – не унималась Мария Степановна. - Говорила, дети там остались со старой теткой. Ты бы у нее спросила.
Но Катя отказывалась затрагивать больную тему.
-Вы же сами сказали, что жизнь все сама расставит по местам.
Действительно, Мария Степановна что-то подобное говорила. Но когда в жизни, а не в кино, перед тобой две жены при одном муже, так и хочется быть свидетелем каких-нибудь сцен. Накручивая Катю, старушка жаждала ссоры между женщинами, чтобы выступить в роли судьи и почувствовать свою значимость.  Кроме прочего, Кумри ей была несимпатична – забитая, молчаливая, покорная.
Как-то Катя сказала Кумри:
-Мне жаль ваших женщин. Вы только рожаете и не выходите из кухни.
Кумри промолчала.
- И мужья ваши имеют по несколько жен, потому, что ищут кого-то лучше.
Ответа не последовало. Катя разнервничалась – права Мария Степановна, Кумри  не просто покорная, забитая, молчаливая, она еще и тупая. Тогда Катя выпалила:
-И Таджик прилип ко мне, потому, что я могу ему что-то дать в жизни.
Кумри многозначительно посмотрела на инвалидное кресло и отвернулась. Это был вызов сопернице. Катя подкатила свое кресло ближе и сказала:
-Ты почему молчишь? Почему не ответишь, не выругаешься, не ударишь? Ты почему позволяешь мне, разлучнице, разговаривать с тобой, как с последним человеком?
Кумри присела на корточки перед Катей.
-Ты не разлучница. Ты хороший человек. Ты добрая и умная. Мы обе женщины, и очень несчастные. Когда от Ера не было вестей, и я думала, что он умер, я рвала на себе волосы. Я думала, пусть вернется – живым или мертвым. Но он нашелся – не калека, не больной, живой. И его спасла ты. Значит, ты спасла меня и его детей. За что мне тебя ненавидеть? Я его приму с его новой жизнью. Если, конечно, вы примете меня. – Она прослезилась.
Как неловко стало Кате за свое поведение. Она вскинула на Кумри свои большие красивые глаза и сказала:
-Подойди ко мне. Подойди ко мне, чтобы я обняла крепко тебя!
Они молча обнялись и, казалось, в этом единении было нечто большее, чем уважение друг к другу.
Как-то Таджик предложил жене поехать в гости к таджикской семье. Кумри с радостью согласилась. Ер оставил Кумри  у знакомых на неделю и вернулся за ней, когда взял очередной выходной. Когда же супруги приехали домой, то обнаружили, что Кати нет. Мария Степановна со слезами на глазах сказала, что приезжал батюшка из церкви, и Катя уехала с ним в монастырь. Таджик  был в шоке. Он поехал по указанному адресу.
В небольшой келье Таджик обнаружил Катю в настоящем инвалидном кресле  с молитвенником в руках. Она  обращалась к Богу  с простыми, но добрыми словами: «Дай Бог им здоровья и обретения родины…» Таджик молча подошел и положил руку не ее плечо. Катя замерла. Она не повернула головы в его сторону. Она покрыла его руку своей ладонью и прошептала: «Неужели ты пришел, милый Таджик?».
Он нежно обнял ее за плечи:
-Ну скажи, Катенка, скажи, где мне найти силы, чтобы сделать счастье тебя и Кумри?
Он встал на колени перед образом и воздал руки к небу.
-Дай нам сила не быть злым, дай нам сила любить всех!


    X X V I I I


Рахима вернулась в кишлак и обнаружила дом без родителей. Ее приезд для односельчан оказался шоком. Ее и Ера считали погибшими. Тетя Кумри, присматривавшая за детьми, расплакалась – Бог милостив, недавно нашелся Ер, теперь живой и невредимой вернулась Рахима.
-Что же ты не давала о себе знать? У твоей матери оказалось сердце  из стали. Когда знаешь, что человека нет в живых, душа обретает какой-никакой покой. А когда душа терзается в сомнениях…  Врагу такого не пожелаешь.
Кумри придумала историю о том, что долгое время работала  служанкой в доме богатых людей. Писала, но не получала ответа. Теперь вернулась, так как поняла, что лучше родного кишлака ничего на свете нет.
Прошло время. Как-то в дом пришел  милиционер. Он попросил Рахиму показать паспорт. Девушка испугалась. Неужели он подослан теми службами, о которых говорил Тахир Мирович?  Она сделала вид, что ищет документ.
-Можно я завтра сама вам принесу? – спросила она милиционера.
Страж порядка согласился. А наутро Рахима взяла свой скромный скарб и уехала в город. Она прибыла на вокзал, откуда отправилась в Москву.
Резиновая столица приняла гостью нерадушно. Но девушка, на долю которой пришлась постоянное преодоление препятствий, не растерялась. Она пришла на рынок, отыскала своих земляков и стала продавать сухофрукты. Шли дни. Рахима все чаще стала видеть во сне Сашу. Однажды он явился к ней на белом коне. Утром Рахима отправилась в Интернет-кафе. Ей помогли отправить письмо в далекую страну. «Я очень скучаю»,  такими словами она завершила свое послание.
Ответа не было долго, и Рахима решила, что роман в чужой стране оказался просто красивой сказкой.
Как-то ее окликнул знакомый голос. Девушка стояла спиной к прилавку. Узнав его, боялась обернуться.
-Мишель, - вновь послышалось сзади.
Она повернулась. Перед ней стоял Саша. Он подошел к Кумри, взял ее за руку и сказал:
-А как я скучал по тебе!
Через неделю они уехали на Украину. Здесь они начали совместную жизнь. Но Рахима думала о родителях. У нее был адрес, по которому можно было бы найти родных. Настал день, когда супруги поехали в далекий российский городок.
Мария Степановна открыла дверь.
-Вам кого?
-Я – Рахима, дочь Ера и Кумри. Мне сказали, что они проживают по этому адресу.
Старушка пригласила приезжих в дом.
-Я вас чайком попотчую. Садитесь, гости дорогие.
От чая гости не отказались. За столом узнали, что Таджик устроился на работу в магазин. Ему дали общежитие, куда он перевез свою большую семью.
-А я вот опять одна. Зараза даже не навестит, - сокрушалась Мария Степановна. – ну, ничего, и к ней придет старость. Вы посидите маленько, я что-то сильно спать захотела. Она пошаркала в комнату, и  вскоре гости услышали старческий храп. Гости просидели еще около часа, а потом закрыли за собой дверь.
Было уже темно, когда Саша и Рахима, наконец, нашли общежитие. Это было девятиэтажное здание, похожее на муравейник. Таджика знали все.
-А, Таджик? Он живет на седьмом этаже. Мастеровой мужик – и сантехник, и плотник, и вообще клевый мужик!
Рахима долго стояла перед дверью, не решаясь позвонить. Вдруг дверь отворилась, и на пороге показался ее младший братишка. Он вытянулся, пополнел, и его почти было не узнать. Он вскрикнул от неожиданности. На крик выехала Катя. Она вопросительно посмотрела на Рахиму.
-Здесь живет Ер и Кумри? – спросила Рахима. – Я их дочь.
Катя растерялась. Она знала, что девушка без вести пропала за границей, и это было большой болью родителей. Она схватила Рахиму за руку и прижалась щекой.
-Ты нашлась? Где ты была все время? Родители извелись, думали, что случилось страшное. – Катя взглянула на Сашу. – Это вы ее привели? Вы живете в нашем общежитии?
Ничего не понимающая Рахима, вошла в дом.
-Это мой муж, Саша. А вы кто?
Катя растерялась. Она не знала, как представиться. Собравшись с духом, сказала:
-Я – тоже ваша семья.
Зазвонил дверной замок. Это вернулись остальные домочадцы. Увидев Рахиму,  Кумри еле удержалась на ногах. Она не верила глазам. В следующую минуту мать и дочь крепко обняли друг друга. Ер незаметно смахнул слезу. С тех пор, когда жена рассказала об исчезновении дочери, он  внутренне переживал горе. Но Ер не показывал вида и старался не затрагивать больную тему. Каждую ночь, перед сном, он мысленно обращался к Богу и взывал о милосердии. Он верил, что настанет день и он снова обнимет дочь.
На кухне Рахима спросила мать:
-Кто эта женщина? Почему она в инвалидной коляске?
Кумри не сразу ответила. Она заваривала чай, нарезала хлеб, переливала в розетку варенье.
-Это…, это… Это вторая жена твоего отца. Катя. Она хорошая женщина.
Глаза Рахимы округлились. Она недобро посмотрела в сторону комнаты и тихо сказала:
-Он с ума сошел? Вы что, все с ума посходили? У всех на виду, две жены? А если засудят? Знаешь, что такое тюрьма? Здесь же другие законы!
-Кто узнает? Мы говорим, что это наша родственница.
-И у нее нет своего дома, у вашей родственницы? – чувствовалось, что Рахима приревновала отца к чужой женщине.
Но Кумри отмахнулась от шквала вопросов и велела накрывать на стол. Ей стало обидно за Катю, на которую несправедливо набросилась дочь.
-У нас будет еще время обо всем поговорить. Лучше расскажи, где ты нашла Сашу?
Рахима придумала красивую историю любви. Она умолчала о всех прегрешениях, сопутствовавших  все это время. Девушка решила для себя – она покинула отчий дом в поисках куска хлеба. А то, что он оказался горьким, виновата она сама. Кроме прочего, Рахима хотела перечеркнуть прошлое и никогда больше о нем не вспоминать.
За столом уселась большая семья. Счастливые и довольные, говорили одновременно, не слушая друг друга - так хотелось все и сразу рассказать друг другу. И о том, как отважная жена отыскала мужа, как Ер ушел со стройки, где его обманул земляк, не выплативший не одну зарплату, как он уехал в кишлак и вскоре вернулся с детьми, как устроился на другую работу и сейчас гордо носит звание отца семейства.
Катя молчала и слушала. Она была благодарна за то, что семья говорила на русском языке,  чтобы Катя и Саша не чувствовали себя чужими. Многое хотелось рассказать и Кате. О том, например, как Таджик насильно увез ее из монастыря, и о том, как у входа в обитель ее встречала Кумри. И о том, как красиво  ведет себя муж с женами. А еще о том, что у нее по-своему болит душа и гордыня не позволяет  смириться с настоящим положением. Эта гордыня точит ее изнутри и иногда, когда дом погружается в сон, ей хочется что есть мочи кричать и выть…


Погостив какое-то время у родителей, Рахима и Саша уехали домой. А вскоре пришло письмо, где говорилось, что травма позвоночника Кати оперируема. Деньги на дорогу собирали всем общежитием. Катя светилась от счастья. Мелькнула мысль: «Если встану на ноги, меня бросят?». Она отругала себя за пришедшие в голову бредни. Но чувство обретаемой свободы преследовало неотступно. Таджик взялся сопровождать Катю.
 Перед операцией  Таджик обнял любимую женщину.
-Ты, Катенка, выздоравливай. Ми будем гулят по улицам, ходит в кино.
-Втроем? – не удержалась Катя.
Таджик опустил голову.
-Ви же не ругался никогда. Ви же живете хорошо. Есть хлеб, криша, еще что надо?
Она потрепала его по волосам. Сытый желудок- это хорошо. Но в жизни есть и другие понятия.
-Я, Таджик, не могу жить втроем. Это ненормально, понимаешь? Мне было бы легче, если бы ты приходл ко мне тайно, чтобы я ненавидела Кумри, старалась ей насолить и увести тебя из семьи.
-Это нормально? – удивился Таджик.
Катя схватилась за голову. Боже, о чем она говорит?  Война лучше мира?  Вдруг ее охватила обида. Ей показалось, что в нее вселился дьявол.
-А знаешь, почему мы не ссорились? Потому, что твоя Кумри забитая, как все ваши мусульманки! Сколько раз назревал скандал! Она отмалчивалась или уходила в другую комнату. Вместо того, чтобы не разговаривать за обиды, она приносила мне горячий чай. А, может, она боялась, что ты предпочтешь ей меня, и все глотала? Иногда мне хотелось дать ей по морде, чтобы она вышла из себя и сказала хотя бы «сволочь»! Вот тогда бы все встало на свои места. И ты хорош! Спишь на полу,  с детьми. Ты что, нам брат?
Таджик поднял голову. Он заключил между ладоней ее раскрасневшееся лицо и слабо подул. На глаза навернулись слезы. Если бы Катя могла знать, как ему тяжело! Он спокоен внешне – а в душе столько переживаний,  что может хватить на несколько жизней.
-Тебе нельзя нервничат, Катенка. Нельзя. Ти спи. Завтра операсия.
Он вышел из палаты.
Таджик уехал, когда врачи разрешили Кате вставать на костыли. Катя послушно следовала советам врачей и надеялась на скорейшее выздоровление. Настал день, когда она сделал несколько самостоятельных шагов.
Рахима и Саша,  все это время ухаживавшие за Катей, захлопали, как дети, в ладоши. Все трое плакали от счастья.
Когда же Катю забрали домой, она попросила у Рахимы ручку и бумагу.
«Дорогой, любимый, Таджик! Я благодарю судьбу за то, что повстречала тебя. Всю жизнь прожила в деревне и не знала, что за ее пределами, есть другая жизнь. Она в черно-белую полоску, но все равно это жизнь. Я много думала, пока лежала в больнице. Ты прости меня за то, что наговорила тебе перед операцией. Кумри – прекрасная женщина. Я благодарна ей за все. Но, милый Таджик, пойми меня правильно - жить втроем для  меня невозможно. Может, в ваших краях это нормально, но в моей культуре это невозможно. Ты, наверное, думаешь, вот, встала на ноги, теперь плюнула в мою сторону. Нет, я сопротивлялась, я ушла в монастырь, но ты не дал мне остаться наедине с Богом и своим горем. В то время и я не была готова к такому решению. Но Бог меня услышал. Он сделала так, чтобы ко мне вернулось здоровье, и я смогла обслуживать себя сама. Я хочу, чтобы все встало на свои места – чтобы ты жил в своей семье, а я начала новую жизнь. Я никого ни в чем не виню. Я не знала, что жизнь может бурлить. Прости и отпусти, милый Таджик. Твоя Катя».
Она свернула лист и позвала Рахиму.
-Скажи, Рахима,  ты могла бы быть второй женой?
Девушка пожала плечами. Трудно сказать – в их кишлаке есть вторые и третьи жены. Но могла бы она… Рахима улыбнулась – нет, теперь уже нет.
-Вот и я тоже. Я бы хотела быть его женой. Но… не могу. Это самая большая жертва в моей жизни. Он поймет? – Она протянула Рахиме письмо. – Отправь, пожалуйста.
Рахима взяла лист бумаги и долго теребила его в руках. Она хотела что-то предложить, но не решалась. Собравшись с духом, решилась:
-Если я  вас, мы с Сашей, вас попросим, вы останетесь с нами жить?
Катя не ответила. Она молча повернулась в сторону окна. Там, за небольшим проемом в стене, кипела жизнь. Кате, как никогда прежде, захотелось кинуться в этот дивный  водоворот, чтобы нестись по его непредсказуемым волнам.  И может, на пути своем она вновь встретит милого Таджика.  И они помашут друг другу руками.


Катя осталась жить на Украине. Она встретила  человека, с которым связала свою жизнь. Они взяли из детдома на воспитание мальчика Сережу. Ер вместе с семьей вернулся в родной кишлак. Он организовал бригаду строителей, которая занималась строительством домов в разных районах и городе. Сыновья помогали отцу, Кумри вела хозяйство.  Часто, когда семья собиралась вместе,  вспоминали Катю, милую русскую женщину, которая стала неотъемлемой частью их жизни. На стене, напротив двери, висела  большая фотография, заточенная в красивую раму. На ней изображены Катя, Ер, Кумри.  На небольшом листе бумаги Ер вывел фломастером услышанное где-то «Вера, Надежда, Любовь».

2007г.