Ферганская река горечи и забвения. Финал

 
  "Спроси у жизни строгой, какой идти дорогой?
Куда по свету белому отправиться с утра?
Иди за солнцем следом, хоть этот путь неведом,
Иди, мой друг, всегда иди дорогою добра.
Иди за солнцем следом, хоть этот путь неведом,
Иди, мой друг, всегда иди дорогою добра. "

( Песня "Дорога добра" Ю. Энтин)

 .."Who will take your dreams away
Takes your soul another day.
What can never be lost is gone,
It’s stolen in a way."...

(Саундтрек к фильму "Девушка на мосту")

 Жизнь, насыщенная эмоциями, людьми, знакомствами, впечатлениями, цветами, запахами, ощущениями, продолжалась. Наша жизнь, подобно бурной реке, смывала вниз по течению события в историю, вместе с умершими и погибающими, со всеми их маленькими и большими трагедиями. Так насыщенно старались жить уцелевшие, так стремительно, чтобы только не оглянуться, не застыть подобно соляному столпу, и не обрушиться в бездну случайной скорби от осознания неизбежности рассыпания на части  мира прежнего, такого понятного и предсказуемого, и страха перед этим самым духом перемен, которые пока ещё были зыбью, и вязью, начертанной в воздухе пугающим почерком периферических войн.
 Чтобы не потеряться в этом всё более новом, меняющемся мире, жители цветущей долины стали отчаянно цепляться за самые различные увлечения и модные веяния времени. Хотя, чаще всего, большинство подобных попыток были равносильны желанию ухватиться за облако во время торнадо, в надежде уцелеть. Очень многие ухватились за моду на Бога. Именно, не за сакральные и глубинные вопросы веры или философии, а за моду на некую "причастность" к религии. Многих не мусульманских детей во дворе и школе родители начали повально крестить. Крестик стал крайне модным аксессуаром, его носили поверх одежды, дабы продемонстрировать свою исключительную просвещённость в вопросах духовности, и следования новым тенденциям. Народ массово скупал Библии, приобщался к всякого рода околохристианским движениям, не умея отличить баптиста от пятидесятника, а всех вместе от адвентистов и приверженцев традиционного православия. На всей этой волне тотальной теософской безграмотности советского человека, на гребень всплывали  разного рода маги и чародеи, экстрасенсы и ясновидцы, а попросту новомодные шарлатаны и Гудвины. Мода неизбежно зацепила и мою матушку, надумавшую  покрестить меня в местной православной церкви. Решение было столь спонтанным и стихийным, что в нём внезапным стало всё - и панический выбор крестильного имени, и моя новая крёстная.
 Где, как, и при каких обстоятельствах матушка познакомилась с тётей Валей, я вспомнить не могу, совсем. И тут есть два варианта, либо матушка сначала познакомилась с корейцем дядей Витей, а уж потом с тётей Валей, поскольку тётя Валя жила в гражданском, не зарегистрированном, браке с другом дяди Вити, опять же корейцем. Либо - наоборот. В общем, каким-то образом, в нашей жизни появилась сразу целая группа совершенно новых людей - красивая русская женщина тётя Валя, этакая Мерилин Монро ферганских провинций, вместе с корейским сожителем, чьё имя я не помню, их общий друг дядя Витя, который стал встречаться с мамой, и сестра тёти Вали, сдобная русская женщина, тётя Ира, находившаяся всё время, сколько я помню, в сложных отношениях с узбекским отцом своего новорожденного ребёнка. Мы часто стали бывать у них в гостях, в красивом зелёном районе на берегу небольшого озера, где местная детвора ловила головастиков. Самым примечательным в квартире тёти Вали была огромная веранда, объединяющая две комнаты, где мы чаёвничали подолгу под любимые песни моей матушки, в её же исполнении под гитару: "Джеврия", "Девушка из Нагасаки", "На седьмом этаже", "Ты у меня одна", итд. Гражданский муж тёти Вали был очень в духе времени - стильный молодой кореец, предприниматель новой волны, когда пошли все эти кооперативы, одетый всегда с иголочки, при костюме, туфлях и непременных тёмных очках удлинённой формы. И что-то вроде мужской версии каре на чёрных блестящих волосах, зачёсанных на один бок. Одним словом, красавец-мужчина, полная противоположность дяди Вити. Мамин же поклонник был пузат, увесист, седовлас, и имел обыкновение ночью с грохотом скатываться с кровати из-за удивительно-круглой формы крепкого, в общем-то, живота. Благодаря чему, пришлось на пол матрас положить. Занимались они, совместно с другими корейцами, какими-то колхозными кооперативами во выращиванию целых плантаций лука и винограда. Вообще, всё корейское, от способа приготовления морковки до самих корейцев, в первую очередь, тогда было немыслимо популярно. Этому способствовал, во-первых, безвременно ушедший Виктор Цой (заверениями о том, что он-таки жив, был исписан едва не каждый забор), во-вторых, новые фильмы о восточных единоборствах, где хрупкий кореец раскидывал толпу квадратных янки, аки стог сухой соломы по крестьянскому двору. Одинокие соседки стали поглядывать на мою мамулю с плохо скрываемой завистью, как только дядя Витя начал захаживать к нам в гости. О чём говорить, если даже сменная учительница из продлёнки как-то доверительно поинтересовалась у меня, что это за корейский мужчинка к маме ходит, уж не новый ли наш папа? Эх, мода, мода... За тренд "надёжности" корейских мужчин наши женщины уцепились так же крепко, как иные за "божественное спасение".
 В торжественный день моих крестин, церковь, кстати не такая уж и маленькая, была переполнена. Желающих приобщиться к святому таинству оказалось слишком много. Люди брали церковь приступом, они тащили свои семьи, самых разных детей - и совсем маленьких грудничков, и уже студентов. Крещение было массовым. Проще было бы, пожалуй, загнать всех страждущих в какой-нибудь водоём, и торжественно осенить знамением. Но, увы, никакого Иордана в Фергане не было, разве что оросительный канал в бетонном рукаве, пересекающий город. В зале было душно, просто невыносимо, люди потели, к запаху ладана присоединялся прелый запах человеческих испарений. Дышать постепенно становилось нечем. Груднички плакали, дети постарше хныкали и канючили, кто-то уже голосил во всю глотку... В конце концов, в почти бессознательном состоянии, мои крестины увенчались успехом. Тётя Валя подарила мне маленькие крестильные серьги из золота с крохотным круглым камушком красного цвета. Под это дело, мне, уже по возвращении, цыганской иглой пробила уши тётя Рая.
 Но самые удивительные открытия о людях были связаны для меня не с корейцами и не с церковными ритуалами, а с новой маминой работой.
 
                Дети из палисадника.

 "Про уродов и людей"
(фильм А. Балабанова)

"Ты слышишь миллионы ненужных звуков. Если бы я всё это слышал, я бы сошёл с ума" (фильм "Страна Глухих" В. Тодоровского)

 Если Оксана, дочка тёти Раи, в мамины смены не могла остаться со мной дома ночевать, то она отвозила меня к маме на работу после школы. На территории интерната было несколько корпусов. Корпус, в котором работала мама, был выстроен четырьмя соединёнными плотно зданиями по квадрату. В центре квадрата находился очень красивый цветущий дворик с не работающим круглым фонтаном. Также по периметру был прокопан небольшой арык, чтобы снабжать влагой сортовые розы, ирисы и другие цветы палисадника. За палисадником ухаживал старенький узбек-садовник, который действительно вкладывал душу в каждый куст, в каждое деревце. По утрам он стабильно раскатывал по территории в своём полосатом стёганном халате, всегда улыбающийся, с телегой, уставленной садовыми принадлежностями. Палисадник украшали розы в очень большом количестве, и возле каждого куста я ходила подолгу, наслаждаясь благороднейшими ароматами, которые помню и сейчас, стоит закрыть глаза. Сладкий, густой, пряный от куста с пурпурными крупными бутонами, чьи бархатные лепестки осыпались так скоро от своей тяжести, что даже было жаль. Но скоро на смену осыпавшимся появлялись новые бутоны, и снова, снова распускались царским пурпуром с золотой серединой. А рядом - белые, почти прозрачные розовые кусты, чьи бутоны не распускались полностью, надолго сохраняя в тонких шёлковых лепестках прохладный и томный аромат с лёгкой горчинкой. На углу, в окружении  темно-фиолетовых ирисов, полыхали розы алые, чьи стебли не росли ввысь, раскидываясь плетьми по сторонам, рождая много огненных бутонов, подобных летнему закату. Были там и высокие кусты  роз насыщенно-розового цвета, с жесткими, хрустящими лепестками в белых прожилках. Пышными плетущимися соцветиями цвели розы жёлтые, с весёлыми кудрявыми лепестками, и очень сладким ароматом. В глубине за ними не всегда удавалось разглядеть благородные белые ирисы, источающие совершенно дурманящий запах. К моему огорчению, их также весьма любили слизняки, которых я побаивалась. Были розы и ярко-красные, чайные, лепестки которых некоторые нянечки собирали для "настоев красоты". Светло-розовые кусты, жёлто-алые, бело-жёлтые, высокие, низкие, средние... И в пору цветения, всё это великолепие походило на маленькую душистую сказку. На самом деле, этот сказочный дворик был единственной возможностью как-то порадовать глаз и насладиться природой для большинства обитателей приюта. Многие из них были тяжёлыми лежачими инвалидами, и среди столь тяжело-больных деток, далеко не все доживали до совершеннолетия. Все краски, все звуки, вся красота целого огромного мира для девочек из корпуса были заключены в одном маленьком саду. Что вы знаете о новостях, люди, населяющие шумные города? Здесь новостью была птица, залетевшая по случаю на летнюю веранду, чтобы разделить дневную трапезу с лежачими больными, греющимися на тёплом солнышке. Или садовая улитка, лениво ползущая по колючему стеблю. Или разноцветные облака в ветреную погоду на синем квадрате неба... И с недавних пор новостью  стала маленькая девочка из большого мира, из "здоровых". То есть, я.
 Помню, как я впервые оказалась там... По длинному коридору, устеленному скрипучими деревянными досками, меня вели к комнате-кабинету, в котором собирались сами нянечки для посиделок с перекусами. В коридоре пахло хлорным раствором, необходимым для дезинфекции во время мытья полов. И сквозь хлорный дух, всё-равно к ноздрям пробивался устойчивый, въевшийся в каждую трещину за долгие годы, запах мочи. Сначала мне стало как-то нехорошо от этого дурмана, но со временем я уже и привыкла к нему, перестав замечать вовсе. "Кабинет" нянечек оказался обычной квадратной комнатой-кухней, стены его до середины были покрашены тёмно-синей краской, а выше - побелены, возле большого окна стоял стол, накрытый старенькой клеёнкой, вдоль стен же располагались холодильник "Маяк" с припасами, старенькая электрическая плита, с облезлым эмалированным чайником, и тумба с посудой. Я забралась на широкую табуретку возле стола, матушка покормила меня интернатовским обедом, и оставила делать уроки. Кормили, кстати, в приюте очень и очень хорошо, сытно и обильно. В кашах было достаточно и сахара, и масла, не маргарина какого-нибудь, а самого настоящего, деревенского сливочного. Супы были наваристыми и отличались разнообразием, а к полднику всегда давали печенье или пряники с тёплым сладким чаем. Дети же были худы или страдали от недоедания только в тех группах, где нянечки ленились их кормить как следует, особенно тяжёлых лежачих. Каждого такого ребёнка необходимо было кормить с особенной осторожностью, проявляя особую ловкость и терпение. Дети приюта, помимо умственной неполноценности, часто страдали сложными формами ДЦП, различными неврологическими расстройствами, вроде эпилепсии, и проглотить даже одну ложку еды им было очень непросто. Беда в том, что комиссии приезжали до крайности редко, и проверять состояние детей и условия их содержания было многим недосуг. Да и кроме того, если в кои то веки кто-то приезжал с проверками, то их водили в "хорошие" корпуса, такие как тот, где работала мама. А там, где дети умирали от истощения и халатности горе-сотрудников, комиссий не было никогда. Директриса приюта смотрела на все эти вещи весьма вскользь, какое кому дело, действительно, до детей палисадника, если от них отказались родители, как от досадной случайности, от недоразумения, которое лучше забыть как можно скорее, а сторонним усыновителям нужны здоровенькие, румяные малыши, у которых есть будущее, с которыми можно пойти в кино, кататься на карусели, показать море... Дети палисадника не видели море, и горы, и мороженое в рожках, и карусели в парке... Но им принадлежал целый маленький сад, квадрат синего неба над ним, и облака, и солнце, и чинара, такая большая и старая, что широко раскинула ветви над крышей средней ходячей группы, и в этих ветвях высоко поселились воробьи.
 Порой, дети умирали и в "хороших" группах. Дети, чей хрупкий организм не мог уже справиться с тяжёлой болезнью, так называемые, "паллиативные". И суровые нянечки, часто, всё равно принимали эти уходы близко к сердцу. Ведь те, кто умел говорить, называли их "мамой". Им тоже очень нужна была мама, а кого они могли ещё так назвать?
 Итак, сытно покушав, я сделала часть уроков и заскучала. Няни из разных групп приходили, читали газеты, грызли бутерброды, сменяя друг друга, уходили, а мне хотелось играть. Было же не с кем и не во что. Наконец, мама разрешила мне выйти в палисадник, и там поглазеть на цветы. Цветы обдирать было нельзя, кроме, разве что, полевых вдоль тропинок. Но зато можно было хотя бы побегать. Я с радостью вышла, и, первым делом, нарезала пару кругов по широкой веранде. Потом понеслась вприпрыжку к цветам и фонтану. К моему разочарованию, в белом круге фонтана воды не было совсем. Тогда я стала расхаживать по фонтанному бордюру, изображая канатоходца. В это время, в окне средней группы ходячих появилась конопатая и коротко стриженная мордашка. Она с любопытством смотрела на меня, и, как только я её заметила, спряталась под подоконник. Потом выглянула снова. Я помахала девочке в окне. Она подумала немного, и помахала в ответ. Девочка улыбнулась широко, и немного по-хулигански. Спустя пару минут, она уже выбежала во дворик, смешная, худенькая, в цветастом коротком платье.
- Ты кто? - спросила девочка, разглядывая меня как диковину.
- Роза. У меня мама здесь работает.
- Меня зовут Марина. У меня тоже есть мама. Она живёт в городе и приносит мне подарки на праздник!
 Марина была едва ли не самым смышлёным ребёнком из нашего корпуса. Она страдала относительно лёгкой степенью умственной отсталости, вроде той, что была у соседской Юли. Однако был у неё один дефект, который привёл в ужас семью её папы, вынудившего жену оставить ребёнка в приюте. Марина была гермафродитом, родившись с двойным набором половых признаков. И мама иногда навещала её, принося недорогие подарки, вещи, и разные вкусности. Впрочем, в столь, пока ещё, юном возрасте (семь лет), эта проблема Марину не беспокоила вовсе. Она была общительной и активной девочкой, помогала няне с организацией детей, поскольку считалась "умной".
- У нас прогулка. Будешь с нами играть? - спросила Маринка - Я познакомлю тебя с моими подругами. Это Эля!
 Во двор вышла высокая и тоже худенькая девочка в длинном светлом халатике. Она была очень тихой, спокойной, единственным видимым недостатком у неё была форма черепа, словно приплюснутого с боков. Отчего её также коротко остриженная голова выглядела неестественно маленькой. Она почти не говорила, и очень смущалась. Я поздоровалась с ней.
- Пыиивеет... - с усилием ответила Эля и чуть-чуть улыбнулась.
- Роза! Роза! Её зовут Роза! - весело прыгала вокруг меня Маринка. - А посмотри сколько у нас есть роз! Какие тебе больше нравятся? - Маринка стала наклонять колючие ветки, чтобы лучше показать мне их достояние. На что строгая няня Валя погрозила ей пальцем, и потребовала к цветам не лезть.
 Во двор медленно вышли и другие девочки группы. Тяжело прихрамывая, навстречу нам пошла высокая и худая узбечка с частичным ДЦП и также плохо говорящая. Она от всей души улыбалась, и показала даже, как делать башню из розовых колючек, которые втихаря поотламывала от стебля юркая Марина. И вот, мы сидели посреди лужайки из мелких белых полевых цветов, и я что-то рассказывала девочкам, когда к нам подошла Майя. Поняв глаза, я неприлично взвизгнула и побежала к веранде, где меня и поймала широкая няня Валя. Она обняла меня за плечи, и посадила рядом на стул.
- Ну, чего ты? Чего? Что случилось?
 Я жестом показала дыру в щеке у Майи. И всхлипнула.
- А, так это наша Майка! Не бойся её, она хорошая, очень добрая девочка. Честное слово! Я хорошо её знаю. Просто Майя родилась с "волчьей пастью" и "заячьей губой" одновременно. Есть такой, хммм, дефект, когда вот это место над губой не соединяется. И остаётся отверстие. А у Майи не соединилось ещё и нёбо внутри рта. Бывает так, понимаешь? Но бояться не надо, я ей скажу, чтобы она слишком близко не подходила, хорошо?
- Нет, не надо, тётя Валя. Я пойду поиграю с ней. - Страх мой прошёл, и мне стало немного стыдно за свою первую реакцию. Возможно, будь вы детьми, дорогие читатели, вы бы тоже испугались. У Майи был столь осложнённый дефект лица и челюсти, что левая сторона была открыта разверзнутой щекой между верхним и нижним рядом коренных зубов почти до уха. Отчего лицо её слева  напоминало оскал собаки. Посредине над верхней губой, разделённой также, было отверстие к носу. И говорить от этого, Майе было весьма не просто. Но она говорила, старалась общаться, и вообще оказалось доброй и отзывчивой девчонкой, почти моей ровесницей.
 Выбежав снова во двор, я сделала вид, что визжала от укуса придуманной пчелы. И сразу же поздоровалась с Майей. Майка была коренастой, и бегала немного неуклюже, отчего в "догоняшках" частенько проигрывала. Зато у неё лучше всех получалось плести венок из полевой травы, после того, как я надумала обучить девчонок этому нехитрому делу. Она сплела небольшой кусочек и подарила мне, когда их с прогулки позвали в группу. Девочки очень не хотели со мной прощаться, но пришлось. Впереди у них был ужин, а у меня остатки уроков. Спать меня отправили в корпус к младшим детям. В группе маленьких были хорошие кровати, и лучше условия. К тому моменту, когда меня приводили, дети уже вовсю спали, и я тихонько в темноте переодевалась в пижаму, после чего ныряла под одеяло. Жаль только, читать там под одеялом не было ни какой возможности.
 Чуть позднее, мама меня привела "на экскурсию" в свою лежачую среднюю группу. К лежачим группам администрация выделяла помощницу из старших ходячих девочек. Девчата с умственной отсталостью, но без видимых физических дефектов очень подходили для такой незамысловатой работы. Ввиду того, что они вырастали крупными и довольно сильными, девушки без особого труда помогали приподнимать худощавых лежачих подростков, чтобы поменять постельное бельё или пелёнки, помогали переносить их на веранду в тёплую погоду, чтобы "прогулять" лежачих. Кроме того, этих несчастных детей нужно было постоянно переворачивать, чтобы не образовывались пролежни. Во время кормления помощницы придерживали головы совсем "растительным" деткам. У мамы в группе помощницей была рослая лысая Оксана, которую матушка время от времени гоняла полотенцем за лень и нерасторопность. В соседней группе таких же лежачих, у мудрой и неизменно спокойной узбечки тёти Лолы помогала дородная мясистая Гуля, с совершенно контрастным, строптивым, норовом. Совладать с которым под силу было только тёте Лоле.
 Как-то, когда мамина смена выпала на субботу или воскресенье, я присутствовала на утренней прогулке её группы. На улице было тепло, поэтому покрывала стелили прямо на доски веранды, сверху выносили тонкие матрасы, укрытые пожелтевшими от времени и стирок, простынями, и после выносили маминых подопечных. Лысые, худенькие, в пелёнках и майках, они весело щурились на утреннее солнышко, радуясь возможности увидеть что-то, кроме казённых стен. Говорить могли совсем немногие. Часть просто издавала некие звуки, которые невозможно было объединить в слова. А кто-то мог озвучивать целые предложения. В маминой группе была одна такая "паллиативная" девочка, лет четырнадцати, которая могла вполне разумно общаться. В интернат она попала из-за целого комплекса физических проблем, но разум её был почти ясен. Эту лежачую больную любили няни, но жизнь в ней медленно угасала.
 Мама бережно уложила девочку на матрас, укрыла ей ноги простынкой, поправила голову. Девочка медленно повернула свою бледную, лысую в синих прожилках, голову ко мне. Она смотрела на меня светлыми глазами и едва заметно улыбалась.
- Это твоя дочка, мама Тамара. - тихо сказала девочка.
- Да, моя хорошая. Это Роза.
- Такая красивая... Расскажи что-нибудь - обратилась она ко мне.
- Кхх..хыаи..ув..уыая - радостно повторяла за ней, лежащая рядом узбекская девочка Гуля, изо всех сил пытаясь худенькой своей скрученной ручкой показать на лицо. Пальцы на руке у неё двигались, но кисть почти не разгибалась.
 Я растерялась было, потом стала рассказывать первое, что помнила наизусть - "Лукоморье" Пушкина. И пока я декламировала стихи, мама пыталась накормить завтраком своих девчонок. Молочная каша шла, как обычно, медленно. Приходилось подтирать подбородки, и давать снова по маленькой ложечке в уголок рта лежачим едокам, чтобы непослушный язык мог протолкнуть кашу дальше. Маша, моя новая лежачая знакомая, которая только что слушала Пушкина в моём исполнении, болезненно сморщилась и срыгнула. Мама бросила чашку в руки Оксанке и тут же подскочила к девочке, уже чуть закатившей глаза под бледно-синие веки. Она привычным движением повернула машину голову вбок, и полотенцем очистила рот от остатков непереваренной каши.
- Что же ты, Машка... Опять у нас кормёжка не заладилась. На вот тебе тёплого чая немножко - мама поднесла Маше поилку. - Подожди, сейчас я тебе печеньку размочу, вкусную. Печеньки же у нас хорошо идут?
 Маша слабо кивнула, прикрыв уставшие глаза.
- Ну воот... Давай, совсем понемножечку...
 Маша ела размоченное в чае печенье и бульон. В последнее время её организм отвергал остальное. Постепенно девочка пришла в нормальное состояние, и мама вытерла остатки еды возле её рта уголком полотенца. 
 Бывало, лежачей маминой группе я делала небольшие "подарки", например, импровизированные "колокольчики" из полевых белых цветочков. Немая Оксанка от всей души радовалась, что цветок издаёт какие-то звуки, и, размахивая подарком, радостно мычала:
- Ыыыы! Ыыыыы!
 Тем девочкам, у которых оставалась чувствительность в верхней части тела, я давала цветочки в руки, совсем расслабленным иногда подносила маленький букетик к лицу - понюхать.
 После прогулки, девочек заносили в группы, и там им оставалось дремать, или смотреть в потолок и на стены.
 Между собой, когда собирались после ужина или в тихий час, няни обсуждали свою работу и разные новости. Из этих разговоров, я узнала, что чаще всего дети с тяжёлыми отклонениями в развитии рождаются в близкородственных узбекских семьях. И в силу того, что женщины там рожают постоянно, такие семьи приносят инвалидов по нескольку раз в эти самые интернаты. Даже няня Лола, при том, что сама была набожной мусульманкой, и придерживалась традиций, считала такие браки ошибкой природы и хмурилась при упоминании горе-мамаш, регулярно приносящих в дома инвалидов своих ущербных младенцев. В смешанных  интернациональных браках же инвалиды часто становились следствием всё более распространяющейся среди молодёжи, наркомании. И точно также, как на каких-нибудь чукчей убийственно действовал спирт, так и на непривычный даже к местной "траве" славянский организм все эти дурманящие вещества оказывали самое разрушительное воздействие. Отчего и появлялось часто  нежизнеспособное потомство. Мракобесие и наркомания, проще говоря, давали наполнение подобным приютам.
 Тётя Лола, всегда серьёзная, с какой-нибудь умной книжкой в руках, всё время побуждала меня что-нибудь у неё спросить.
- Скажите, тётя Лола, а имя Лейла и имя Лола - это одно и то же имя?
 Тётя Лола улыбнулась.
- Не совсем. Лола - переводится, как тюльпан. А Лейла - как ночь.
- Значит мы с Вами, тётя Лола - цветы. Вы тюльпан, а я роза.
- Да-да, конечно цветы - смеялась она.
 На долгие "чайные" беседы после ужина, когда группы ложились спать, в "кабинет" подтягивались няни со всего корпуса. Строгая рыхлая тётя Валя из ходячей средней, тётя Лола, тётя Таня также из ходячей группы, замечательная, весёлая блондинка с "чёртиками" в глазах, соблазнительной хрипотцой в голосе, и бесконечным запасом смешных историй. Иногда заходила и тихая, необычайно красивая и самая молодая няня - тётя Марина. Она наблюдала младшую группу, была очень доброй и отзывчивой женщиной. Странно было видеть её, такую выразительную, яркую и молодую, среди крепких женщин с непростым жизненным опытом. Один только визуальный недостаток бросался в глаза при виде этой рыжеволосой, голубоглазой красавицы с точёной фигурой - довольно крупная красная сыпь на коже, которую приходилось частенько припудривать. Женщины судачили о том, что, скорей всего, эти высыпания кожные от крайне беспорядочной личной жизни. До сих пор для меня загадка, что могло заставить тётю Марину продавать себя за самые даже небольшие деньги. Что даже бедный садовник-узбек смог накопить на данное половое удовольствие. Загадочны и тяжелы были судьбы одиноких славянских женщин в райских садах. Мужчины покидали цветущую долину легко и безвозвратно, в поисках лучшей и спокойной жизни, а женщины оставались и опадали, медленно, обречённо, с рук на руки, с рук на руки, подобно лепесткам отцветающих спелых роз палисадника. Кто бросил бы камень в их сторону? Кто осудил бы их?
 Зимой, когда дети палисадника почти не выходили на прогулку, няни часто собирались в "кабинете" чаи погонять, да почесать языки. 
 Порой, это дамское общество вечерних нянь дополняла своим присутствием  крупная, широкая в кости женщина, её имени я, почему-то не запомнила, но назовём эту няню Нелей. Неля работала в младшей группе, где меня иногда оставляли ночевать. Не смотря на грозный вид, красные от стабильно-повышенного давления щёки и белки глаз, она была доброй, отзывчивой, и очень любила детей. К своим воспитанницам она прониклась такой заботой, что даже надумала удочерить одну из малышек. Но особо не афишировала, опасаясь, как бы не сорвалось в последний момент. Её истории всегда были какими-то героическими, о том, как ей, тёте Неле, приходилось с трудом преодолевать неожиданные препятствия. Но победа всегда оказывалась за ней. Однажды она даже поделилась почти криминальной историей, когда поехала с какими-то малознакомыми попутчиками на вещевой рынок Кизил-Кия в их автомобиле. Это были таджики, которые на таджикском стали обсуждать по дороге, не завезти ли им тётю Нелю куда-нибудь на пустырь, не ограбить ли и чего-нибудь ещё нехорошее сотворить. Но тётя Неля не растерялась, поскольку, как выяснилось, знала таджикский, ибо была у неё родня из тех краёв, и стала их совестить на этом самом наречии. Таджики немало удивились, сказали, мол, прости сестра, обознались, не обессудь. И всё закончилось хорошо.
 Мама моя рассказывала про свои взаимоотношения с корейцем дядей Витей, жаловалась, что он требует готовить какую-то жутко несъедобную корейскую еду, и может нагрубить, когда что-то не по его. Дядя Витя и в самом деле имел особые гурманские пристрастия, которые в нашем доме разделить с ним никто не мог. К примеру, мочёный в слабо-уксусном растворе фарш из сырого хека, перчёный до слёз горючих. Или полусырая картошка по-корейски, которую мама так и не научилась готовить. А также острые салаты, омерзительное на вид, да и на вкус, рыбное желе, и прочее в таком духе. Возможно, и наверняка, будь этот мужчина мамой любим, то полюбили бы мы все и хека сырого, и огромный живот на диване, и зычный его командирский голос... Но для мамы дядя Витя был кем угодно - опорой, спонсором, сожителем, гостем, грелкой,... Но полюбить она его не могла.
 Тётя Таня всегда живо и талантливо травила весёлые байки из жизни, и была просто "душой компании". У неё точно также когда-то был сожитель-узбек, зажиточный по тем меркам, большой какой-то начальник. И жили они душа в душу, пока не выяснилось, что "большой человек" начал в её отсутствие не то чтобы водить любовниц, уж лучше бы это, а стал приставать к её родному сыну-школьнику. Мальчик сразу же ей обо всём рассказал, и тётя Таня покинула своего бывшего благодетеля. С тех пор она панически боялась постоянных отношений, и встречалась с кавалерами от случая к случаю. Вот что удивляет, и одновременно служит примером двойных стандартов восточных представителей - внутри своей, мусульманской среды, мужеложество считают тяжким грехом, который карается смертью, но проделывать непристойности в отношении детей иных вероисповеданий вроде как последствий не несёт. Логика, конечно, просто потрясающая!
 После посиделок в тёплое время года мне нравилось ночевать на раскладушке, поставленной на веранде, и засыпать, глядя на звёздное небо. Разумеется, ночевали мы так в пору, предваряющую появление комаров и москитов.  Однажды ночью к нам на веранду свалился крохотный воробьишка. Он был таким маленьким, что сквозь прозрачные пёрышки на грудке и животе, можно было разглядеть внутренности. И мы, помнится, проносились с ним всю ночь, пытаясь сообразить, где то гнездо, из которого он выпал, а воробьишко отчаянно пищал, и, видимо, хотел кушать. Мама дала ему склевать какую-то варёную перловку, что, скорее всего, было зря. И воробьишку утром мы торжественно похоронили под розовым кустом. Потом, я, со слезами, рассказывала эту историю маминым лежачим девочкам. А Маша, худенькая, серьёзная, слушала меня очень внимательно, прикрывая от солнца и от слабости свои светлые глаза, обрамлённые тёмной сине-жёлтой паутинкой... Воробьишка, воробейчик...
  Умерла Машенька, тихонько, ночью, не в мамину смену. Утром маме передала напарница. Сильные, крепкие, видавшие виды, няньки плакали навзрыд, когда увозили совсем исхудавшую Машу за пределы приюта. Увозили в большой мир, в первый и последний раз за её маленькую жизнь. И проросла наша Машенька прекрасными цветами среди райских садов.
 Моим же детям палисадника, во время прогулок, я часто рассказывала разные истории. Сначала я пыталась было поделиться с девочками сплагиаченными сказками Волкова про малышку Элли и Волшебника изумрудного города, которые тогда как-раз читала дома "запоем". Но столкнулась с тем, что слушательницы мои не имеют понятия о большинстве явлений, описанных в сказке. И по ходу действия, приходилось останавливаться постоянно, напрасно объясняя, что такое "фургончик" или "ураган", или даже "солома". Об окружающем мире представления этих деток оказались минимальны. Тогда я придумала рассказывать истории о том, что им знакомо, и что они каждый день видят перед собой. Я сочиняла коротенькие сказки про цветы, и про улиток, а ещё про муравьёв, бегающих по узеньким тропинкам со всякой своей добычей - палочками, крошками и прочими дохлыми насекомыми. Помню, как на ходу сочинила историю про камушек, который на самом деле на камень - а волшебная карта, на горчичных и белых прожилках которого нарисована тайная дорога. И если пойти по этой дороге, то можно попасть в волшебный город, где живут очень маленькие люди, собирающие сверкающие камни, из которых они строят красивый дворец... Устраивали мы как-то и "бал принцесс", за который потом влетело всем от няни Вали. Потому что для бальных платьев девочки притащили из группы несколько простыней. Я думаю, читателям и так понятно, кто их надоумил).
 Не обошлось в закрытом мирке интерната и без скандальной Love Story, обсуждением которой долго гудел наш корпус. Работал тогда при интернате штатный доктор, видный высокий мужчина-узбек. И угораздило его полюбить девушку-уборщицу из бывших воспитанниц интерната, которая прибирала помещения администрации. Девушка, надо сказать, была, хоть и немой, и с лёгкой степенью умственной отсталости, но внешне выглядела на удивление хорошо, даже привлекательно. Алие, на момент начала всей этой романтики, уже исполнилось восемнадцать. При том, что сложена девица была очень и очень ладно, она обладала симпатичным светлым лицом с небольшими конопушками под большими зелёными глазами, и вьющимися светло-коричневыми волосами с рыжинкой, которые няня красиво закалывала ей высоко, на "римский" манер. Типаж у Алии соответствовал горным узбечкам, представители которых до сих пор уверяют, что ведут свою родословную от "Искандера" завоевателя, к равнинным узбекам относятся, как к плебеям, и дочерей своих выдают замуж внутри "племени". Угадайте, к чему приводит замкнутый круг генетики.
 И вот, значит, совершенно внезапно, у Алии вырастает живот. "Как?" "Кто?" - возмущается администрация. И только доктор загадочно помалкивает. Первый ребёнок родился с наследственными отклонениями, и был отправлен в специализированный дом малютки. Но через год история повторилась. Опять живот, опять "ветром надуло". В конце концов, как-то выяснили, кто этот "отец-героин", пообещали торжественно уволить в случае повторения. Второй же ребёнок родился без видимых нарушений, и, насколько я помню, сам доктор, всё-таки надумал оформить над ним опеку. Ещё, наш перезрелый "Ромео", как бы там ни было, заботился о своей необычной подруге, дарил ей цветы, в больницу сладости возил. Вот такая вот история).
 Тем временем, наша с матушкой жизнь за пределами приюта, всё также бросала нас по волнам неопределённости, и размашисто двигалась неровной походкой в неизвестность, становясь всё более пёстрой и утомительной.

  Опадающие лепестки судеб русских женщин в цветущей долине.

 "Миленький ты мой, возьми меня с собой,
Там в краю далёком буду тебе женой"...
 (Русская народная песня)

 В Фергане временами случались сильные ветра, вроде ураганов. Прилетали вихри какие-нибудь с памирских гор, и целые сутки "гуляли" ферганскими улицами, поднимали столбы пыли и песка до крыш, до неба, обрывали листву с деревьев, сорвали как-то даже крышу с лепёшечной, куда мы бегали на большой перемене за вкусным горячим хлебом. Потом также внезапно всё успокаивалось, оставляя на память лишь оборванные кровли, обломанные ветки, и сорванные лепестки цветов.
 Вот так и судьбы оставшихся русских женщин завертело вихрями, закрутило... И вроде бы, прибьёт женщину эту, бедную, к какому-нибудь крепкому плечу на время затишья, а после снова ветер, и буря, и носит её, носит от пристани к пристани. Обрывает восточным горячим ветром лепестки с неё судьба нелёгкая, сгибает зелёный стебель долу, выдушивает и жизнь, и счастье, и радость... Не своя земля, не своя... Всё чужое, и мужчины чужие, и уходят, один за одним, в новые гавани, к свежим ещё, не обтрёпанным.
 Как страшно и безнадёжно дал трещину семейный корабль наших соседей!..И вот уж две недели как бывшая жена бравого красавца-офицера, плачет по-бабьи, отбросив эстетство и прежнюю напыщенность за ненадобностью, ревёт белугой над рюмкой припрятанного до праздника коньяка в компании с моей матушкой.
- Когда успел?! Как проглядела?! - сокрушалась заплаканная мама Женьки - Нет, ну ты видела эту ссыкуху малолетнюю? Видела? Она ведь школу только-только закончила! Покатал её на машине, значит, на нашей! На новой НАШЕЙ машине, и всё, закрутила его вертихвостка! Захомутала! Эх, Тамара, ты прости, что я с тобой так раньше... Глупая была... Зато теперь знаю. Всё теперь знаю.
 Тётя Ира долго и эмоционально рассказывала маме о том, как сложно и долго они получали машину - новенькую, на зависть всем, вишнёвую девятку. Тогда эта модель только с конвейеров сошла. И мы с детворой обступали её со всех сторон, норовя заглянуть внутрь. Увы, красивое авто очень скоро укатило вместе с жениным папой в гости к новой студентке-подруге. И там и осталось. И папа, и авто, и половина совместного имущества.
 Тогда, помню, по чьему-то очередному жестокому наущению, некоторые дети во дворе стали избегать игр с Женей. Мы тогда бегали во дворе, а маленький Женя сидел на лавочке с большой энциклопедией про жуков, и делал вид, что усердно читает, хотя глаза были на мокром месте. Я подощла к Женьке:
- Привет, ты чего тут один?
- Ты тоже теперь не будешь со мной играть, потому что нас папа бросил. - обречённо ответил Женя, и заморгал быстро-быстро, потирая нос, чтобы не всхлипнуть.
- Женька, ты же ещё не видел мою новую черепаху? Идём, мама разрешила с ней погулять, ты не представляешь, как черепахи смешно гребут в траве!
 Так Женин бойкот и закончился.
 "Великий комбинатор" от организации свиданий, соседка тётя Галя однажды всё-таки потерпела фиаско.  Увы, даже столь изворотливому уму не удалось учесть влияния случайностей на нашу жизнь, и как-то, в один торжественный день, все три её любовника встретились под дверями. Я уж не помню, почему у тёти Гали не получилось предупредить об отмене свидания одного из кавалеров, но её узбекский поклонник пришёл первым, довольно рано, и тётю Галю дома не застал. Русский мужчина наведался следом с букетом и тортом, и, обнаружив сидящего также с подарками постороннего мужика, взялся за непростой процесс выяснения отношений. В общем, задолго до касьяновской истории, тортом был избит узбек у нас на втором этаже. Сама же драка завершилась ничьёй, поскольку к моменту разгара сражения, к дверям тёти Гали поднялся её импозантный армянский кавалер с огромной головой дефицитного голландского сыра. Оказавшись прирождённым джентльменом, этот гражданин ввязываться в драку не стал, а пригрозил, что вызовет милицию, если те не разойдутся. Поднялся к нам в квартиру (он раньше забирал от нас тётю Галю), оставил нам сыр на хранение до вечера и ушёл. Вечером кавказский "жених" действительно вернулся за сыром, откромсал нам за хранение приличный кусочек, и, как ни в чём не бывало, пошёл к перепуганной тёте Гале на запланированное рандеву. Одним словом, из всей её обширной колоды, в руках у тёти Гали задержался один валет, зато козырный. Пусть и ненадолго...
 Корейское счастье тоже не складывалось, ни у тёти Вали, ни у мамы. Тётя Валя так и не смогла удержать возле себя модного красавца, даже рождением очаровательной дочки-метиски. Исчез, исчез кореец в неведомую даль, вместе со всем их стихийным благополучием.
 Мамин же дядя Витя уходил неохотно, и в несколько заходов. Первый раз, поскандалив с матушкой, он ушёл, но без вещей, в надежде, что мамуля "одумается". За время его отсутствия выяснилось, что у дяди Вити есть весьма ревнивая, пусть и бывшая, жена. Эта маленькая юркая дама с плоским лицом прискакала к нам в поисках бывшего благоверного, и стала требовать, чтобы матушка пустила её в квартиру, дабы убедиться в его отсутствии. Напрасно мама поддалась на эту истерику. Хитрющая бабёнка резво пробежалась по комнатам, цепляясь взглядом за дяди Витины подарки, раскиданные тут и там. Вот джинсы новые, фирменные, каких в Советах днём с огнём не сыщешь, вот сапожки из Чехии, нарядные, беленькие, на телевизоре ещё стоял видеомагнитофон, который дядя Витя не успел забрать после дня рождения.
- Эту кофту он должен был подарить нашему сыну! - вцепившись в красно-белый полосатый свитер, подаренный мне недавно, верещала женщина.
 Мама оторопела:
- Кофта ж девчачья, о чём ВЫ? Если так нужно, я обязательно ему передам, когда увижу, что Вы его искали. Но хватать вещи в моём доме я не позволю! Уходите сейчас же.
- Тебе не стыдно? Не стыдно тебе, а? Витя к сыну уже месяц не приходит! Шалава ты! Русская шалава! - плоская кореянка пыталась бросаться на маму, и очень напрасно. С совершенно неожиданной для кореянки мощью, матушка прихватила её за плечо и за шиворот, и буквально оттащила к дверям. Там мамуля резво вытолкала незваную гостью взашей вниз по лестнице, громко сопроводив её уход вдогонку:
- Пошла ты !... Дура узкоглазая.
 Дядя Витя потом ещё пару раз пытался вернуться, с подарками и заверениями в самых надёжных намерениях, но матушка устала быть "куколкой" и "зайкой". С людьми, которых она не любила, мама физически не могла долго находиться на одной территории, какими бы замечательными эти люди не были. Такой уж у неё был характер. "Не мой ты пассажир!"- сказала бы героиня фильма "Глянец", так и мама моя. Рассталась с дядей Витей окончательно и без поворотно.
 Можно считать совпадением, но, спустя недолгое время спустя, воры обнесли нашу квартиру. В тот день я возвращалась из продлёнки, и дворовые подружки уже бежали мне навстречу с дурными новостями.
- Ты только не плачь сразу, ладно? - тревожно попросила Вика
- С мясом! С мясом вырвали! - подбегая, крикнула Каля.
 Я от растерянности уже не знала, что и думать, ноги мои подкашивались.
- С каким мясом? Кого вырвали?... - тихо спросила я.
- Да не кого, а что! Дверь вырвали! Всю дверь разворотили вместе с замком! - прояснила Иринка.
- Ой, ну слава БОгу! - с облегчением выдохнула я, - Мама в порядке?
- Она плачет там сильно, у вас столько вещей украли!
- Да! И милиция ещё там сидит, пишут, спрашивают, кто что видел! - рассказывали девчонки с горящими глазами, это ж ведь целое приключение! Опасные грабители, погоня, все дела...
 Дверь действительно была сильно разворочена, что уж говорить. Но кто-то из соседей уже помогал с её ремонтом, сидя на табуреточке напротив, и делая необходимые замеры. Милиция, в количестве трёх бездельников и оболтусов в кепках и  погонах уже собиралась уходить. Жирная круглая харя с жёлтыми глазами маме уже была хорошо знакома по истории с кошельком. Когда граждане милицейские ушли, оставив после себя чашки из-под чая и обёртки от конфет, матушка снова заревела в голос. Она рассказывала тёте Рае и тёте Гале о том, что было украдено, и проклинала собственную глупость, под влиянием которой пустила в дом корейскую экс-супружницу.
- И ведь украли именно то, на что эта коза облезлая смотрела тогда больше всего! Джинсы мои спёрли новые, сапоги! Вот ты скажи, Галка, зачем двум мужикам женские джинсы и сапоги, а? Или платки мои магаданские, которые из Японии в подарок привозили? А бижутерию чешскую сгребли, сволочи! Ладно золото, но это ж побрякушки блестящие!
- Ой, Тамар, и не говори. Тут явно по наводке сработано! - ответила тётя Галя.
- Галь, ты лучше расскажи, как ты визжала тут, когда воров увидела, хххх..- тётя Рая покраснела от сдерживаемого смеха и кашлянула в кулак.
- Томкааа, тут такое было! - тётя Галя плеснула руками, широко раскрыв глаза. - я, значит, пришла с работы. Дай, думаю, зайду к тебе в гости, как обычно. Поднялась, смотрю - дверь нараспашку, разворочена. Я ж, понимаешь, ещё не сразу сообразила, дубина, что к чему (тут она выразительно хлопнула себя по лбу)! И ору в комнату, мол "Томка, привет! У тебя что, ремонт что ли?" И тут выходят две таких "Томки" (тётя Галя даже привстала, чтобы продемонстрировать размеры грабителей), видят меня, один с твоей сумкой здоровенной выбегает, а второй, высокий такой, страшный, кидает мне на голову простыню и тоже бежит. А я ору! Понимаешь? Как резаная, на весь подъезд ору, и остановиться не могу! Потом снизу соседи поднялись, помогли мне успокоиться. Ну и мы милицию сразу вызвали, это ты знаешь.
 Мама улыбалась сквозь слёзы во время этого рассказа. При всём при том, что лица грабителей тётя Галя отлично запомнила, никто их не только не нашёл, но и не начинал искать. Как-то в городе на посторонней узбечке мама увидела свой японский шёлковый платок и серьги из набора украденной бижутерии. Захотелось ей тогда от души накостылять хотя бы этой даме, да, к счастью, мамуля передумала. Тут уж была бы совсем другая история - на титульных, разъети их маковицу, нападают злые русские!
 С конца 1991 года нам, как и многим другим, незнакомые узбеки начали названивать на городской телефон с угрозами. И стало понятно, что уезжать придётся. Потому как угрозы были очень предметные, касающиеся и самой моей мамы, и меня лично.
 На работе маму поставили перед требованием - выучить в ближайшие полгода узбекский язык, и общаться только на узбекском. Учитывая мамину способность к скоростному обучению, проще было уволиться.
 К 1992 году мы пришли с тем, что защитников у нас особо нет, из квартиры, скорее всего, выживут, с работы уволят, да и продукты начали выдавать по каким-то дурацким купонам, за которыми нужно было носиться по всему городу.
 Иногда мама приходила поплакать и поговорить к узбечке из второго подъезда, тёте Оле. Тётя Оля всегда умела найти нужные и добрые слова, она по-матерински жалела "непутёвую" маму, и всегда старалась обнадёжить.
- Вы не расстраивайтесь, Тамара-хон. Всё будет хорошо, может, и детей поженим когда-нибудь. Хотите, мы Вам жениха подыщем, Тамара-хон? Вас обижают, потому что Вы одна, если бы у Вас был старший сын, или брат... Вы не обижайтесь на узбеков, не все плохие. Мы вот Вас очень уважаем, и Розочку любим. Если нужно будет, обращайтесь к нам всегда...
 И может быть, породнились бы мы с тётей Олей, как знать? Но от бабушки (маминой мамы) из Барнаула пришло письмо, в котором она писала, что очень болеет, и будет рада, если мы приедем и будем жить с ней. Так мама ухватилась за этот шанс.
 
  По ту сторону туманной реки.

 "Now our mission is complete
And our friends are hid.
Evil things brought down by the light,
Life goes on until the end."

(саундтрек к кинофильму "Девушка на мосту")


 Как я уже говорила, уехали мы не без помощи Матлюбы. В последний день в Фергане было так тепло, так радостно! И как же не хотелось покидать эти места! Мои друзья прощались со мной, как будто не всерьёз, как будто ненадолго. Словно я уезжаю на каникулы, и скоро, очень скоро вернусь в цветущие сады, где папа Сашки из дома напротив бросал нам спелые черешни через калитку, а мы бегали, чумазые и счастливые, и ловили ягоды наперегонки. Вернусь туда, где сосед дядя Слава, похожий на доброго снеговичка, вместе с женой кормят меня мороженым, пока мама не вернулась с работы, и разрешают собирать клубнику в своём самом красивом палисаднике, потому что они так любят детей, а своих деток у них не было. Вернусь к милым сердцу друзьям и разноцветным дворовым кошкам, к тому заветному окну в ателье возле дома, где всегда удавалось выпросить цветные обрезки тканей для кукол, за которые мы так часто дрались с девчонками...
 Нет...нет...нет... Река забвения пролегла между нами. Город мой, красивый, цветущий город, я уже не могу вернуться. Как жаль, что мы так сильно разделены болью.
 Последнее утро на работе у мамы оказалось поистине волшебным. Весь палисадник, словно в знак последнего привета, расцвёл, полностью, повсюду! Расцвёл так, что полевыми цветами покрылись даже натоптанные тропинки, а из под розовых кустов пробились сладкие белые ирисы в невиданном доселе количестве. Моя земля прощалась со мной. Моя! Родная! Земля...
 А ещё этим утром весь коридор нашего корпуса был в радостных детках и воздушных шариках. Дети провожали глазастую чернявую малышку домой, к новой маме. Тётя Неля всё-таки смогла удочерить девочку. Дети попрощались и со мной.
- Ты хорошая! Ты хорошая! - сказала мне Майя со своей непередаваемой артикуляцией, и от души обняла меня, крепко хлопнув по спине неуклюжими руками.
 Уходила от моих глаз цветущая долина, таяла в весенней дымке нового времени, в тёплом, переменчивом апрельском воздухе, в самую пору цветения.
 Мы попрощаемся с Ферганской долиной, дорогие мои читатели, и пусть в ваших сердцах останется аромат её прекрасных цветов. Тем же, кто изгнал нас, тем, кто очертил границу Леты пред нами, я скажу. Это моя земля, и она будет всегда в моём сердце. Это и ваша земля, и вы непременно окажетесь в ней рано или поздно. И из праха вашего пусть вырастут новые цветы в сказочной долине. Дарующие жизнь, дающие надежду, цветущие для ВСЕХ!

 "Мир — какое небо надо мной!
Мир — какой простор, какой покой!
А день рождается день новый, молодой,
И радость входит в каждый дом и в твой, и в мой.
Мы связаны с тобой навек одной судьбой,
Земля моя, земля моя, моя земля!
Припев:
Бушует сад над головой,
Бушует свадебной красой,
Цвети всегда, моя земля,
Моя любовь, моя весна!
Мир — какие трели соловьев,
Мир — какие россыпи цветов!
Раскрыты настежь для любви сердца людей,
Земля моя, ты с каждым годом все добрей!
Мы связаны с тобой навек одной судьбой,
Земля моя, земля моя, моя земля!
Припев.
Мир — какие зори впереди!
Мир — какие светлые пути!
Вокруг меня земля друзей, земля друзей,
Прекрасно солнце над планетою моей.
Мы связаны с тобой навек одной судьбой,
Земля моя, земля моя, моя земля!"

("Цвети Земля моя!" , песня в исполнении Розы Рымбаевой)